Клоун Куприн Александр

Глава 6

Она остановила свой «кадиллак» в четверти мили от дома Гроссмана. Я вышел и, обойдя машину, встал позади. Грета открыла багажник, подняла крышку, и я с сомнением глянул внутрь.

— Давай, малыш, — с нетерпением проговорила она, — лезь обратно в материнскую утробу!

— Как бы она не оказалась могилой, — ответил я. — А ты точно не забудешь открыть замок, когда мы доберемся туда, а?

— Если я забуду, то пошлю тебе почтовую открытку, — сказала она. — Ну, в чем дело? Ты трусишь?

— Конечно трушу.

Я залез в багажник, который и правда оказался достаточно просторным. Здесь вполне можно было разыгрывать массовые сцены эпического театра. Грета с шумом захлопнула крышку, погрузив меня в зловещую темноту. Машина опять двинулась вперед и через минуту остановилась. Я неясно слышал голоса, различая мужской, спрашивающий, и грудное контральто Греты в ответ. Следующий переезд был совсем коротким, по подъездной аллее, как я понял. Потом машина остановилась, мотор затих. Через десять секунд лязгнул ключ, и крышка багажника, открывшись, поднялась на несколько дюймов.

— Все в порядке? — прошептала Грета.

— Похоже, я должен заново родиться, — тоже шепотом ответил я. — У тебя есть диплом акушерки?

— Достаточно будет штампа «Брак», — огрызнулась она, — мне лучше уйти, вдруг кто-нибудь смотрит из окна. Ни пуха, Эл!

Стук ее каблуков, пока она шла по мощеному двору, становился все слабее, затем приобрел иной оттенок, когда она стала подниматься по мраморным ступеням. Я с трудом разобрал голос дворецкого, а затем щелчок закрывшейся двери.

Медленно сосчитав до тридцати, я поднял крышку багажника, уперевшись в нее руками. Она откинулась, обнажив нутро до самого основания, и я почувствовал себя таким же голым и беззащитным, какой была леди Годива[2], когда порыв ветра откинул ее длинные волосы. Я выбрался и закрыл крышку. Мгновение я прислушивался, но не уловил ни звука. И слава Богу: если бы кто-нибудь крикнул в этот момент, Уилер рухнул бы на месте и умер от разрыва сердца.

Сбоку от мраморных ступенек рос большой куст. За три секунды я добрался до него и спрятался. Затем, перебегая от куста к кусту, будто насекомое, спасающееся от инсектицидной обработки, я стал огибать дом. Это отняло довольно много времени; я ведь не шутил, когда называл дом Гроссмана дворцом. Его хватило бы и на два дворца — для «него» и для «нее», короля и королевы, уже переживших первый царственный расцвет своего брака. Все окна, мимо которых я пробирался, имели одну общую деталь — на них были массивные металлические решетки.

Удача сопутствовала мне: когда я завернул за последний угол, то увидел охранника, но он направлялся в другую сторону и шел спиной ко мне. Я бросился на землю возле ближайшего куста и замер. Кровь застыла в моих жилах, готовая к предстоящему переливанию. Охранник дошел до дальнего конца дома, повернул и двинулся обратно.

Все громче и отчетливее слышались его шаги по мере того, как он приближался к кусту. За четыре шага до меня он остановился. Мои нервы трепетали, словно струны на гитаре Пресли, пока я наблюдал, как этот человек достает из кармана сигареты и засовывает одну себе в рот. Когда он стал шарить в поисках спичек, я прыгнул на него сзади, молотя кулаками, как заводной кролик, бьющий по барабану. Он рухнул на землю, и я забеспокоился, уж не сломал ли я ему шею., но он дышал, и я решил, что ничего страшного не произошло.

Связка ключей из его кармана перекочевала в мой. Я достал оружие из его кобуры, а затем мне пришла в голову мысль получше: я снял с него форму и ремень, к которому пристегивалась кобура.

Форма пришлась мне как раз впору, разве что была немного широковата в талии, но все это легко убиралось под ремень. Фуражку я натянул на голову так низко, что козырек нависал над самыми глазами. Теперь осталась одна задачка: что, черт возьми, делать с этим охранником?

Трудность заключалась в том, что для ее решения требовался мой костюм, а он был почти совсем новый. Но, как сказал один грабитель, стоит ли плакать по снятой одежде?

Брюки пошли на то, чтобы крепко связать ноги охранника; а пиджаком я замотал его руки, заведя их за спину. Из носового платка получился превосходный кляп. После этого я оттащил охранника в кусты.

Медленно шагая вдоль задней стены дома, я добрался до противоположного угла, повернул назад и двинулся в обратном направлении. Рядом была дверь, наполовину открытая, и я гадал, повезет ли мне еще раз, как вдруг внутри зажегся свет.

До двери мне оставалось пройти еще футов десять, когда голос из комнаты позвал неожиданно:

— Эй, Джо!

Если бы не ремень, то я, пожалуй, выпрыгнул бы из формы.

— Да? — осторожно отозвался я.

— Кофе на плите, — сказал женский голос. Он был густым, повелительным, привыкшим отдавать распоряжения. — Выпьешь его, когда захочешь, а я пошла спать.

— О’кей, — прорычал я.

Женский голос принадлежал, наверное, кухарке, и поскольку это была лишь информация, а не приглашение выпить с ней кофе, то все сошло гладко.

Какое-то время, показавшееся мне очень долгим, я стоял не двигаясь. Но все было спокойно, поэтому я набрался храбрости и открыл дверь. За ней находилась кухня, по размерам не уступающая всей моей квартире. Она была пуста. На плите стоял кофейник — молчаливый знак солидарности кухарки и охранника, но у меня не было времени на кофе.

Из кухни дверь вела в коридор, и здесь пришлось выбирать — повернуть направо или налево. Я пошел налево и в конце коридора наткнулся на еще одну дверь — запертую. Но к этому я был готов: достав из кармана связку ключей, я опробовал их по очереди, четвертый подошел. Дверь медленно открылась, и я с дьявольской отчетливостью почувствовал, просто физически ощутил, как вылезают из орбит мои глаза. Мне показалось, что я открыл дверь в прошлое и ступил прямо в Историю.

Комната была обставлена пышно, стены обиты и затянуты роскошной шелковой парчой, которая тускло поблескивала в приглушенном свете. Потолок заменял огромный прямоугольник отполированного зеркала, которое добросовестно отражало картины «Тысячи и одной ночи» внизу.

Центр комнаты занимала гигантская кровать. Прекрасно исполненные деревянные змеи, свернувшиеся кольцом, украшали изголовье, глаза их были из настоящих изумрудов, светящихся глубоким чистым светом. Черное атласное покрывало ниспадало по обе стороны до самой поверхности белоснежного шерстяного ковра с очень густым и толстым ворсом. А в углу восседала сама Клеопатра, великолепно выделявшаяся на этом фоне.

Ее светлые, отливающие медью волосы свободно рассыпались по спине, спускаясь почти до талии. Весь ее наряд ограничивался драгоценностями, начиная с усыпанной бриллиантами диадемы на голове и кончая литым золотым браслетом на лодыжке.

Крошечные золотые шишечки отмечали кончики маленьких торчащих грудей. Один-единственный бриллиант блистал на месте пупка, узкие полоски золоченой парчи обвивали ее округлые бедра, на ногах плотно сидели тонкие золотые обручи с изящными серебряными колокольчиками. И только мрачные и печальные глаза на почти детском, кукольном личике никак не вписывались в общую фантастическую картину.

Я поморгал, все еще не веря в реальность увиденного. Быстрым движением она спустила ноги с постели и встала, сделав мне навстречу пару шагов, сопровождавшихся мелодичным звоном.

— Кто вы? — спросила она испуганно. — Что вам нужно?

Цвет волос и черты лица говорили сами за себя, так что не требовалось для опознания разыскивать старый шрам на внутренней стороне правого бедра.

— Попробуйте только дотронуться до меня! — взвизгнула она почти в истерике.

— Успокойтесь, — проговорил я. — Вы Лили Тил?

— Ну так что?

— Меня зовут Уилер. Лейтенант Уилер. — Я решил, что сейчас не время вдаваться в подробности и рассказывать ей, что я уже разжалован из лейтенантов за попытку изнасиловать ее сестру. Пусть даже меня поймали в ловушку, девушке потребовалось бы время, чтобы все это понять, а его-то у нас и не было.

— Вы пришли, чтобы помочь мне выбраться из этого ужасного места? — выдохнула она. — Вы поможете мне бежать?

— Бедный рыцарь в потускневших доспехах — вот он я. Но если бежать, то прямо сейчас и быстрее.

— Хорошо, — возбужденно проговорила она и сделала еще два мелодичных шага ко мне.

— А вы не могли бы отцепить эти штучки? — взмолился я.

— Простите, — беспомощно сказала она. — Они защелкнуты вокруг ног, а ключ у него. Я даже не знаю, что он сделал с моей одеждой.

Она тихо заплакала, слезы медленно потекли по ее лицу, и она еще больше стала похожа на куклу-девочку. Я поборол в себе желание надавить на бриллиант в центре живота и посмотреть, не пропищит ли она «мама».

— Ну что ж, придется, видимо, идти с колокольчиками, ничего не поделаешь, — мрачно констатировал я. — Гроссман, наверное, погружается в романтические грезы, когда он слышит их перезвон, и представляет, что его овечка возвращается с лужка домой.

Я схватил ее за руку и потащил за собой по коридору, потом через кухню и, наконец, на улицу, в ночь. За кустом неистово корчился и извивался охранник, но мы, не задерживаясь, свернули за угол и прошли вдоль боковой стены дворца, рассыпая тихий звон вокруг.

Когда мы очутились перед домом, я понял, что мои жаркие молитвы были услышаны: «кадиллак» Греты все еще стоял на месте. Я пихнул Лили Тил на переднее сиденье рядом с собой, весь ее оркестр загремел при этом, словно в кульминации фламенко. Мотор взревел, автомобиль круто развернулся и рванулся к воротам. В последний момент я резко нажал на тормоза, и машина мгновенно встала.

Пока охранник вальяжно шел к нам, я достал револьвер из кобуры и опустил его чуть ниже уровня окна — так, чтобы не было видно.

— Одну минуточку, мисс Уэринг, — вежливо сказал охранник. — Мне нужно получить разрешение, прежде чем я…

Тут он понял, что если я и мисс Уэринг, то за такое короткое время хирургу пришлось изрядно потрудиться над моей внешностью. Но к этому моменту я уже выскочил из машины и довольно чувствительно ткнул его револьвером под ребра.

— Открывай ворота, приятель, — приказал я. — У тебя будет очень глупый вид с дыркой в том месте, где всегда был только пуп.

Он издал несколько невразумительных звуков, отпер ворота и широко распахнул их. Когда он закончил свое дело, я двинул его рукояткой револьвера по голове, чтобы ему было чем заняться в ближайшее время, и вернулся в машину. Лили Тил дрожала.

— Почему вы приехали сюда один? — спросила она. — Вы могли бы взять с собой отряд полицейских…

— Это долгая история, солнышко, — ответил я, выезжая на улицу. — Но если говорить коротко, я — единственный, кто догадался, что тебя прячут в этом сумасшедшем доме.

Минут через сорок мы добрались до моей квартиры. Я дал ей свое пальто, чтобы она не простудилась, и отправился налить нам по стакану виски. По пути к источнику энергии я снял тяжелый ремень с оружием, положил его на стол и чуть не потерял брюки. Виски я готовил одной рукой, но я мог бы сделать это и ногами, если бы потребовалось. Один стакан я отдал ей, а с другим отправился в спальню, где сменил чужую форму на собственную привычную одежду.

Когда я вернулся в гостиную, Лили потягивала виски, свернувшись в кресле и плотно закутавшись в мое пальто.

— Я хочу домой, лейтенант, — грустно проговорила она. — Мне нужно сообщить сестре, что со мной все в порядке. Она там, должно быть, места себе не находит.

— Конечно, — согласился я. — Но вначале мне надо поговорить с одним человеком. Сейчас я позвоню ему и попрошу приехать сюда. Это не займет много времени.

— Только, пожалуйста, побыстрей, — безжизненно произнесла она.

Я полистал телефонную книгу и нашел домашний номер помощника окружного прокурора. На звонок долго никто не откликался, потом ответил женский голос. Это была его жена, и она сказала, что Брайена нет дома.

— Но я жду его с минуты на минуту, — сообщила она. — А кто его спрашивает?

— Это лейтенант Уилер из полицейского управления, — представился я, решив и в этот раз не вдаваться в подробности. — Не могли бы вы передать ему, что я звонил по срочному делу? Скажите, что я только что вернулся от Гроссмана и привез с собой Лили Тил. Нужно, чтобы он тотчас же приехал ко мне, как только появится. — Я продиктовал свой адрес. — Так вы говорите, он вот-вот будет дома?

— Да, — уверенно сказала она, и я, поблагодарив ее, повесил трубку.

— Его нет? — сообщила Лили.

— Он сейчас должен прийти и сразу же отправиться сюда. И как только ты с ним поговоришь, можно будет ехать к сестре.

— Она так волнуется! — грустно повторила девушка.

— А что случилось тогда, в субботу ночью, когда ты вышла из аптеки?

Лили поежилась, плотнее закутываясь в пальто.

— Я успела пройти только полквартала, когда у края тротуара остановилась машина, из нее выскочили двое мужчин. Они схватили меня и запихнули на заднее сиденье. Один зажал мне рот рукой так, что я не могла кричать. Следующее, что я помню, — это что мы очутились в этом сумасшедшем доме и они заперли меня в комнате одну.

Прошел, наверное, целый час, прежде чем ко мне пришли. Это был Уолкер. Я требовала, чтобы он выпустил меня, а он только улыбался. Он говорил, что мне невероятно повезло, потому что мною заинтересовался Мартин Гроссман, и, если я останусь в доме на некоторое время, я получу от него кучу денег и подарков.

Я сказала ему, что он сошел с ума, что, если он не отпустит меня сию же минуту, я, как только выйду, первым делом отправлюсь в полицию и все им выложу. Но он все смеялся и говорил, что я никогда не выйду из этого дома, если этого не захочет мистер Гроссман. Потом он ушел, и через пару минут появилась эта ужасная женщина.

— Ужасная женщина? — заинтересовался я. — Я и не знал, что Гроссман содержит сразу нескольких девушек!

— Никакая она не девушка! — воскликнула Лили. — Ей лет сорок пять и она настоящая ведьма! Одета во все черное. Я увидела ее в первый раз тогда, когда она принесла все эти ужасные штучки, которые сейчас на мне, и велела надеть их, перед тем как Гроссман придет навестить меня. Я сказала, что она, видимо, выжила из ума, если воображает, что я надену бриллианты на голое тело. Тогда она схватила меня и просто сорвала с меня одежду. Сильная, как ломовая лошадь, и выглядит так же, как корова!

— Итак, она сорвала с тебя одежду, — мечтательно проговорил я, — и что же дальше?

— Она била меня, — ответила Лили. — И заявила, я должна быть ласковой с Гроссманом, иначе будет еще хуже! — Она с подозрением взглянула на меня. — Вас мой рассказ забавляет?

— Солнышко, да мое сердце кровью обливается, — поспешно заверил я ее. — Потом пришел Гроссман с визитом?

— А как же! — бросила она.

Нас прервал телефонный звонок, и я заколебался, брать ли трубку. Но в конце концов, это мог быть Брайен.

— Эл? — спросил низкий, грудной голос. — Когда я получу назад свою машину?

— Грета! — обрадованно воскликнул я. — Как здорово, что ты позвонила!

— Эл, какую бурю ты поднял! — Она засмеялась от удовольствия. — Когда Гроссман и Уолкер узнали, что случилось, им захотелось поскорее избавиться от меня. Они отправили меня домой на гроссмановском «роллс-ройсе». Шикарная поездка, я тебе скажу: водитель заявил мне, что если я услышу звук мотора, то машину можно отправить обратно на завод. Ну а у тебя как?

— Я сорвал банк, — скромно сообщил я.

— Замечательно! Она в порядке? Лили, я имею в виду?

— В порядке.

— Я за нее рада, но ты, наверное, занят сейчас, не буду больше отнимать у тебя время. Позвони, когда освободишься, Эл. И не беспокойся насчет машины, это не к спеху. К тому же я всегда могу воспользоваться твоим лилипутом, он ведь остался здесь.

Я вернулся к Лили Тил.

— Ты рассказывала мне о Мартине Гроссмане…

— Остальное похоже на кошмар. — Она равнодушно пожала плечами. — Этот Гроссман — просто какой-то сумасшедший. Он воображает, что он римский император или что-то вроде того. Будто в какую-то дурную фантастику попадаешь!

— Из тех, что запрещена детям до шестнадцати лет, — согласился я. — Но это все же лучше, чем детские стишки с душеспасительной моралью в конце. Знаешь, типа того, как фермерская жена сделала хирургическую операцию близорукой мыши и та прозрела. Читала?

— Ты что, чокнутый? — напрямую спросила она. Затем в устремленном на меня взгляде появилось враждебное выражение. — Ты, случайно, не из битников, или как их там?

От ответа меня спас звонок — не телефонный, а в дверь.

— Это, должно быть, заместитель окружного прокурора, — сказал я. — Пойду открою ему.

Я вышел в прихожую, распахнул входную дверь, но там никого не было, просто пустой коридор.

— Мистер Брайен? — на всякий случай спросил я и высунулся за дверь — как раз вовремя для того, чтобы схлопотать удар такой силы, что казалось, само небо обрушилось на меня.

Глава 7

По звуку похоже было, что идет съезд диск-жокеев, а по ощущению — что они крутят мою голову вместо пластинки. Я с опаской открыл глаза и зажмурился от хлынувшего в них света. Настоящий джазовый оркестр различных болевых ощущений — острых, тупых, колющих, ноющих — заиграл в моем затылке, словно они облюбовали эту территорию и расположились на ней лагерем на всю ночь. Я медленно сел и обнаружил, что моя комната полна полицейских.

Ближе всех стоял Паркер, взирая на меня сверху вниз с особенно смущенным выражением лица.

— Что случилось, Уилер? — спросил он. — Ты ударился обо что-то головой?

— Обо что-то, — согласился я. — Но это «что-то» было в умелой руке! — Я схватился за стул и с трудом поднялся на ноги. — Каким образом вы здесь оказались так быстро? — поинтересовался я.

— Пойдем-ка лучше в гостиную, — хмыкнул Паркер.

— Да, конечно.

Я заковылял вслед за ним, а все остальные последовали за мной, пожалуй слишком вплотную, чтобы я мог чувствовать себя уютно.

Гостиная выглядела так же, как и тогда, когда я видел ее в последний раз, наверное пять — десять минут назад. Лили Тил, откинувшись, сидела в кресле, и в первое мгновение я подумал, что она просто спит. Но потом я рассмотрел.

Мое пальто распахнулось на ней, и под ним видна была белая грудь с крошечной золотой шишечкой, залитая кровью. Глаза девушки остались широко открытыми и устремленными в никуда. Губы раскрылись, обнажив зубы, как будто она готовилась издать вопль ужаса.

— Кто это сделал? — еле выговорил я заплетающимся языком.

— Уилер, — устало ответил Паркер. — Не собираешься ли ты сослаться на потерю памяти? — Он взглянул на Хэммонда. — Покажи ему, лейтенант, — резко произнес Паркер.

Хэммонд аккуратно развернул чистый носовой платок — явно не свой — и показал мне револьвер.

— Видел этот револьвер раньше? — спросил Паркер.

Я огляделся, увидел пустую кобуру на столе.

— Конечно, — кивнул я. — Этот револьвер я отобрал у одного из сторожей гроссмановского дома.

— Ну что ж, оригинальный ответ, — вздохнул Паркер. — Хорошо, лейтенант, уберите.

Я наблюдал, как Хэммонд с большим старанием заворачивал револьвер в носовой платок. Злорадное торжество проступало на его лице, несмотря на все усилия скрыть его.

— Да что же это такое, черт подери? — возмутился я, но сосущее чувство пустоты внутри говорило, что я правильно понимаю смысл происходящего.

Паркер медленно покачал головой, демонстрируя изумление:

— Она была у вас — здесь, в вашей квартире, — все это время!

— Давно ли вы посещали психиатра? — зарычал я. — Именно я освободил ее из дома Гроссмана сегодня вечером!

— Когда ты перестанешь пороть эту чушь про Гроссмана? — нетерпеливо сказал Паркер. — Хотя бы ради разнообразия начни говорить правду. Учитывая, как все это выглядит, ты вполне можешь рассчитывать на оправдание со ссылкой на невменяемость, и никто не посмеет усомниться в этом, особенно когда узнают, как ты разодел эту девушку Тил.

— Да, — вставил Хэммонд и тяжело задышал. — Мы нашли в спальне эту черную форму, Уилер. Сколько же хлопот ты себе доставляешь, чтобы получать удовольствие именно тем способом, каким тебе нравится! А где ты прячешь хлыст и сапоги? Они должны придать костюму законченность.

— Капитан, — я с мольбой посмотрел на Паркера, — вы не будете возражать, если кто-нибудь выведет отсюда лейтенанта, а то он весь мой ковер обслюнявит?

— Ладно, не меня повезут в приют умалишенных в смирительной рубашке, Уилер! — злобно бросил Хэммонд. — Ты из кожи вон лезешь, чтобы навесить это дело на Гроссмана! Тебе мало было одной девушки, этой вот Тил, да? Тебе еще и ее сестренку изнасиловать захотелось?

— Она вывела меня из себя, — произнес я, изображая на лице смущение.

— Поэтому ты бросился ее насиловать? — осипшим голосом спросил Хэммонд.

— Вот именно. Она не хотела надевать эти бриллианты и все прочее для меня. Я думал, Лили надела, а почему Луис не хочет? В конце концов, эти камешки не так-то легко достаются — не на лейтенантское жалованье! Мне пришлось бросить курить, чтобы купить эту диадему.

— Почему бы тебе не заткнуться, Хэммонд? — вмешался Паркер. — Вернись-ка на землю, Уилер, и расскажи, как все случилось. И говори только правду об этом убийстве.

— Ладно, — пожал я плечами. — Конечно, я убил ее. Застрелил, когда она сидела здесь в кресле. Затем я саданул себя по голове, чтобы, когда придет полиция, все еще лежать без сознания на полу.

— Ты поскользнулся в прихожей, упал и ударился головой, — терпеливо объяснил Паркер. — Такое довольно часто случается с людьми.

— По-видимому, память меня подводит, — сказал я. — Ну-ка, напомните — это я вызвал вас или вы просто решили заглянуть ко мне, проезжая мимо?

— Кто-то позвонил в полицию, — коротко ответил он. — Имя не назвали — побоялись, скорее всего. Может быть, соседи видели в окно.

— Или с вами говорил настоящий убийца, тот самый, который оглушил меня, — высказал я предположение. — Может, это был тот же парень, который помог Луис Тил организовать фальшивую попытку изнасилования в ее квартире?

— Оставь свои домыслы суду! — огрызнулся Паркер. — Я предъявляю тебе обвинение в преднамеренном убийстве. Одних только показаний сестры будет достаточно, чтобы отправить тебя в газовую камеру.

— Но я…

— Уведите его, — бросил Паркер.

Меня увели с такой поспешностью, что ноги мои касались земли лишь каждые десять шагов. Через тридцать секунд я уже был на улице, в одной из патрульных машин, припаркованных у края тротуара. Не нужно было много времени, чтобы доставить меня в камеру предварительного заключения.

Я опустился на жесткую койку, зажег сигарету и задумался. А чем еще я мог заняться теперь? Я перебирал в уме разные мысли, например: кто ударил меня, кто убил Лили Тил; что случилось с заместителем окружного прокурора, раз он так и не появился; и если я сошлюсь на Грету Уэринг, скажет ли она им правду, или до нее уже добрались и припугнули, чтобы она держала рот на замке? Вся ночь могла пройти в таких раздумьях.

Но когда я выкурил еще три сигареты, в камеру вошли Паркер и шериф Лейверс. Они остановились, разглядывая меня так, будто я был мышью, которую притащил в зубах их любимый кот.

— Я бы хотел, чтобы меня вновь перевели в ваш отдел, шериф, — с надеждой сказал я. — И чтоб это было еще до попытки изнасилования и совершенного убийства, если вы не возражаете.

Лейверс устало взглянул на Паркера:

— Ты знаешь, если бы мы были действительно умными людьми, мы не стали бы связываться с Уилером.

— Да, — угрюмо кивнул Паркер. — Будто мы не знали, с кем имеем дело! А мы его еще накручивали.

— Но когда газовая камера заполнится цианидом, — Лейверс задумался, склонив голову, — мы будем по нему скучать.

— Как по дырке в голове, — почти радостно согласился Паркер.

— Все это ужасно смешно, — холодно сказал я, — и, если бы речь шла не обо мне, я бы просто лопнул от смеха. Вы втравили меня в это дело, вам и выручать.

— Я предупреждал тебя, — проворчал Лейверс, — что это дело для одинокого волка. Ты действовал на свой страх и риск, и сейчас все осталось по-прежнему.

— Ну так мне не нужна ваша помощь, чтобы сочинить собственный некролог, — сердито бросил я. — Да вы все равно упустите самые лучшие детали!

— Не психуй, — сказал Лейверс.

— Повторите это еще раз, и я заверещу прямо вам в ухо, — пригрозил я.

— Оставь его в покое, — сказал вдруг Паркер. — Уилер, на револьвере вообще нет отпечатков. Это означает, что убийца позаботился их стереть. И это, конечно, мог быть ты. Но твой рассказ начинает подтверждаться. Прежде всего, разрешение на этот револьвер принадлежит человеку по имени Роусон, Джон Роусон, который работает у Гроссмана ночным сторожем…

— Надо же! — вставил Лейверс. — Уилера однажды все же уличили в том, что он говорит правду!

— …во-вторых, — продолжал Паркер, — ты попал в самую точку насчет этих бриллиантов, которые были на девушке. Они стоят целое состояние. — Он повернулся к Лейверсу: — Так что нам, видимо, придется поверить его рассказу о спасении девушки из гроссмановского дворца. — Он ухмыльнулся. — Может быть, окружной прокурор и сочтет, что этого мало, но, поскольку сейчас его нет в городе, мне не придется его об этом спрашивать.

— Значит, убийство на меня теперь не навешивают? — обрадовался я.

— Не вижу оснований задерживать тебя, — согласился Паркер. — Что скажешь, шериф?

— Думаю, это правильно, — сказал Лейверс. — Но мы не будем возбуждать дело и против Гроссмана, так как в нашем распоряжении только слова Уилера о том, что девушку он обнаружил в его доме.

Взгляд Паркера был хмурым.

— Так что же, мы опять пришли к тому, с чего начинали?

— Возможно, — задумчиво произнес Лейверс. — Почему бы тебе не повидаться с Брайеном, Уилер? — Он ехидно улыбнулся. — Зная, что мы не можем обратиться к самому окружному прокурору?

— Я это сделаю непременно, — ответил я. — Но сначала я должен повидать еще кое-кого.

Патрульная машина домчала меня до дому. Была почти что полночь. Я выпил виски, чтобы немного прийти в себя, и вновь вышел на улицу. Машина Греты все еще стояла возле дома, и я подумал, что она не стала бы возражать и разрешила бы мне воспользоваться своим «кадиллаком». Разве сама она не собиралась пользоваться моим «хили»?

Я отправился в Гленшир и в двенадцать тридцать уже подъехал к дому Луис Тил. Мне пришлось позвонить раз семь, прежде чем дверь приоткрылась на несколько дюймов, насколько позволяла цепочка.

— Кто там? — с беспокойством спросила Луис.

— Эл Уилер, — назвался я.

— Что вам надо?

— Я хотел сказать вам пару слов, Луис.

— Уходите, — испуганно произнесла она. — Если вы не оставите меня в покое, я позвоню в полицию.

— Успокойтесь, — терпеливо сказал я. — Я знаю, что вас вынудили участвовать в этом представлении с мнимым изнасилованием. Вам, наверное, пригрозили, что Лили не поздоровится, если вы не согласитесь на этот трюк? Я не виню вас за это, Луис, но выслушайте меня теперь — речь идет о вашей сестре.