Клоун Куприн Александр
— Как по-твоему, хорошая вещь? — с волнением спросила Грета.
— Думаю, хорошая, не уступит по качеству автомобилю фирмы «Роллс-Ройс», — подтвердил я. — И во сколько обошелся тебе этот маленький волшебник?
— Тысяч пять, пожалуй, — небрежно бросила она. — Не помню точно.
— Вот из-за чего мне хотелось бы быть богатым — никогда не нужно беспокоиться о таких мелочах, как количество нулей в стоимости покупки. Ты знаешь, иметь так много денег все-таки аморально!
— Я практична во всех отношениях, включая и мораль, — спокойно ответила она.
Пластинка закончилась, и Дуглас встал.
— Благодарю вас, мисс Уэринг, — сказал он. — Это большое счастье — слушать музыку в таком звучании.
Действительно, счастье. Если вы позволите, я покину вас…
— Очень приятно позволить вам это, Дуглас, — ответил я ему, — и, действительно, большое счастье.
Он не обратил на меня никакого внимания, продолжая глядеть на Грету.
— Я покину вас для более прозаических занятий. — Теперь он снизошел до того, что повернулся ко мне: — Конечно же для пошлых прозаических занятий!
Он выплыл из комнаты, бесшумно притворив дверь. Грета хихикнула.
— Утрись, Эл! — сказала она. — Ну и вид у тебя! Чего ты там стоишь?
— А ты чего тут стоишь? Лучше бы налила мне виски, — ответил я.
Она послушно нажала кнопку, которая разворачивала бар в стене, затем принялась готовить коктейли.
— Этот Дуглас! — кисло ругнулся я.
— Не очень-то ты с ним приветлив. Сам ведь знаешь. — Она протянула мне наполненный бокал.
— Это не имеет никакого отношения к его образам матери и прочей дребедени — я просто его не выношу!
— Ты, кажется, ревнуешь? — Она плутовато улыбнулась.
— Ревную? К нему?
— Да, с тех пор, как узнал, что он здесь живет. Ты опасаешься, что за обманчивой педерастической внешностью скрывается эдакий суперсамец.
— Ты рехнулась!
— Я хитрая как лиса, — самодовольно произнесла она. — Я читаю тебя, Эл Уилер, как книжку комиксов. Мне даже не нужны подписи к ним.
— Спасибо, — сказал я. — Я тоже тебя читаю — как женский журнал. — Я тяжело опустился на диван, отметив, что он действительно немного осел в середине. — Когда мы будем ужинать?
— Уилер, последний из романтических любовников! — мелодраматично воскликнула она. — Мы поужинаем, когда мне будет хорошо и когда я буду готова. И не раньше.
Я думаю, мы могли бы устроить завтра пикник — так, разнообразия ради.
— Прости, но завтра я не могу.
— Ну вот, теперь ты надулся!
— Да нет же, я обещал Брайену навестить Луис Тил. Он сказал, что у нее депрессия.
— Ну ладно. — Она пожала плечами. — Я, видимо, должна принять это в качестве удобного извинения.
— Я вернусь часов в восемь вечера, — сказал я. — И если тебе захочется пригласить меня еще раз сюда, то я согласен прийти даже без ужина.
— Мне пришла в голову блестящая идея! — внезапно проговорила она с воодушевлением. — Почему бы нам не собрать корзину всякой еды и не отправиться на машине вдвоем повидать Луис?
— Прости, милая, но вряд ли я смогу взять тебя с собой.
— Почему же? — холодно спросила она. — Ты думаешь, что я тайно работаю на Гроссмана, или что?
— Конечно нет! Но весь успех этой затеи с Большим жюри зависит от ее показаний. У нас просто нет других свидетелей, вот и все.
Грета села на диван и прижалась ко мне.
— Но, милый! Ведь Луис работает у меня — или, во всяком случае, работала. Мне бы хотелось ее повидать, попытаться что-то сделать для нее. Нам есть о чем с ней поговорить.
— Да, конечно, — согласился я, — но…
— Не надо никаких «но»! Ну, хочешь, завяжи мне глаза! Или надень кувшин мне на голову!
— Ладно, — сдался я наконец, — пожалуй, ты скорее развеселишь Луис, чем я.
— Замечательно! — радостно воскликнула она. — И еще вот что, Эл. Мы поедем на моей машине, а не на твоей.
— Почему?
— Потому что нам обязательно попадется плохая дорога, будет трясти, и я вся буду в синяках, если поеду в твоей машине. Синяки на моей коже появляются очень легко, и, даже если их не видно, это все равно больно.
— Ладно, возьмем твой «кадиллак», — уступил я. — Ну-ка, покажи, где у тебя появляются синяки?
— После ужина, — пообещала она. — Хотя ты и так прекрасно знаешь, где они у меня появляются.
День для пикника выдался прекрасный: на безоблачном синем небе сияло жаркое солнце. Такой замечательный, ленивый день! Как раз для того, чтобы провести его за городом.
Мы сидели кругом на траве рядом с «кадиллаком», а перед нами лежали остатки омаров, цыплят и всякой всячины. Две пустые бутылки из-под шампанского одиноко валялись в траве. Я открыл последнюю с эффектным хлопком, и обе женщины автоматически помотали головами.
— Только не мне, — сонно проговорила Луис. — Я сейчас воспарю к небесам, несмотря на полный желудок. Я полечу над травой, как легкое перышко, и ветер унесет меня далеко-далеко…
— Поэзия, — торжественно произнесла Грета, — почти что настоящая поэзия. Но проза лучше. Мне, во всяком случае, она нравится больше, не нужно подбирать и все время рифмовать слова.
Я наполнил стаканы парней из агентства, которые несли свою службу неподалеку, охраняя Луис, и они осушили их мгновенно, раньше, чем я успел налить себе. Последняя бутылка тут же опустела.
— Чудесный пикник! — счастливо вздохнул я и растянулся на траве…
Очнулся я от того, что кто-то неистово тряс меня за плечо.
— Не теперь, солнышко, — пробормотал я. — Бывает время, когда и Уилеру надо немного поспать.
— Просыпайся.
Я открыл один глаз и увидел, что Грета стоит рядом на коленях и заглядывает мне в лицо.
— Зачем? Приведи хоть один вразумительный довод.
— Потому что ты храпишь, — ответила она. — Вставай!
Она схватила меня за руку, потянула и заставила сесть. Я простился со всеми надеждами поспать и закурил сигарету.
— Это просто отвратительно, — сказала Грета. — Такой замечательный день, а ты посмотри на них! — Она развела руками, и я, только из вежливости, огляделся.
Луис спала, положив щеку на ладошку, дыхание ее было легким, на губах — полуулыбка. Один из охранников растянулся на траве неподалеку от нее и внушительно храпел. Другой сидел, прислонившись к дверце машины и обняв свою винтовку, и сна у него не было ни в одном глазу. Поймав мой взгляд, он ухмыльнулся и подмигнул.
Я тоже подмигнул в ответ и вновь посмотрел на Грету:
— Не вижу ничего плохого. В общем-то мне это даже нравится. Почему бы не соснуть часок?
— В такой замечательный день? — возмущенно спросила она. — Ну нет, мы не будем так бездарно терять время, Эл. Мы отправимся гулять и посмотрим, куда течет тот ручей с другой стороны холма.
— У него свои дела, а у нас свои, — кисло проговорил я.
Грета встала, и я тут же опять улегся на траву.
— Нет-нет, вставай! — быстро возразила она и больно ткнула меня острым каблучком в солнечное сплетение.
Омары и шампанское так бурно запротестовали против подобного обращения, что мне пришлось быстро сесть.
— Мы пойдем гулять, милый, — решительно сказала Грета, — даже если мне придется тащить тебя на себе!
Был ли смысл спорить? Жалобно бурча и шатаясь, я поднялся на ноги.
— Ты жестока и безжалостна, как плантатор! И зачем я только связался с тобой!
— Ты совсем обленился, — холодно проговорила она. — Это очень плохо, ведь одновременно ты стареешь. Становишься жирным, лысым и ленивым — бр-р!
— Я не жирный и не лысый, — возразил я с достоинством. — Ленивый — может быть, но это фамильная черта. Мой отец любил посиживать перед камином и вскрикивал, когда у него загоралась борода.
Она с сожалением посмотрела на меня:
— Помню, первый раз я смеялась над этой историей, когда ходила в первый класс!
— А что, во времена Гражданской войны[5] были школы? — поинтересовался я.
Она пнула меня каблуком в голень, поэтому первые двадцать метров нашей пешей прогулки я прошел хромая.
— Разве Не чудесно? — Грета сделала такой глубокий вдох, что ее блузка чуть не лопнула от напряжения. — Мы должны наслаждаться красотой природы, Эл.
— Это как раз то, что я говорил прошлой ночью, когда…
— Эл! — В глазах ее появился мрачный блеск.
— Хорошо, — поспешно согласился я. — А то ты подкуешь мне другую ногу, и тогда мне потребуются костыли.
Мы прошли еще немного и добрались до вершины холма. Теперь я понял, почему Грета хотела забраться сюда. В двухстах футах от нас, журча по каменистому дну, струился ручей, сбегая в долину. До нее с того места, где мы стояли, было мили две.
— Вот! — торжествующе выкрикнула Грета. — Тебе нравится?
— Мило, — сказал я. — Совсем как картинка в воскресном приложении, спасибо. Теперь давай вернемся и поспим.
— Не будь дураком, — сердито фыркнула она. — Ты думаешь, я тащилась сюда только для того, чтобы бросить взгляд с вершины холма? Я собираюсь спуститься вниз и хотя бы ноги омыть в этом горном ручье.
— Ну что ж, желаю хорошо провести время, — ответил я.
— Ты идешь со мной или… или ужинаешь сегодня в одиночестве? — ласково поинтересовалась она.
— Ненавижу есть в одиночестве, когда посмотреть не на что, кроме жратвы, — неохотно сознался я.
Она взяла меня за руку и так стремительно ринулась вперед, что чуть не выдернула ее из плечевого сустава. В следующий момент мы уже неслись вниз по крутому склону к ручью. Я скакал как сумасшедший, перепрыгивая через большие глыбы и делая такие гигантские шаги, будто двигался почти в невесомости. Позади я слышал беспомощный смех Греты, но обернуться и посмотреть на нее не было никакой возможности.
Я откинулся назад, стараясь вдавить каблуки в землю, и в конце концов мне удалось немного притормозить. Грета промчалась мимо меня, словно ракета, выводимая на орбиту, потеряла равновесие и упала головой вперед прямо в ручей.
Еще мгновение, и я был вознагражден зрелищем двух длинных, стройных, восхитительно загорелых ног, легко взметнувшихся вверх и болтающихся с немым призывом на фоне ясного неба. Ножки, открывшиеся до самого начала нежных кружевных трусиков, — вот все, что осталось от Греты доступного человеческому глазу. Остальное скрылось под водой.
Когда мои полные достоинства широкие шаги поднесли меня ближе, я увидел, что и ноги, неистово побившись минуту, скрылись под водой. Я остановился на берегу ручья как раз вовремя, чтобы успеть полюбоваться появившейся из воды русалкой с дикими выпученными глазами, заляпанной грязью.
Изнемогая от хохота, я опустился на землю, затем перевернулся на живот и стал от бессилия колотить по траве кулаками. Грета неуклюже выкарабкалась на берег и теперь стояла, глядя на меня. Тонкое шерстяное платье льнуло к ней, словно отвергаемый любовник, волосы прилипли к голове, вода текла с нее как из прохудившейся дождевой бочки.
— Очень смешно! — придушенным голосом проговорила она.
— Солнышко, — выдавил я, — когда ты моешь ноги в ручье, это действительно зрелище!
Я уже стонал от смеха, но в следующее мгновение меня окатил ливень. Я взглянул и увидел, что Грета стоит надо мной, собрав руками подол и выжимая его на мое лицо.
— Как тебе это нравится? — удовлетворенно спросила она.
— Просто замечательно, — сказал я. — А твои трусики не сядут от такой стирки?
Лицо ее переменилось, покраснело, она отступила на несколько шагов, стараясь придумать, что мне ответить. Потом вдруг раздался смешок, и она начала хохотать. Она хохотала и в тот момент, когда это случилось.
Звук был такой, будто земля раскололась надвое. Так, наверное, разрывались бомбы большого калибра на улицах Берлина во время Второй мировой войны. Сначала мне показалось, что мои барабанные перепонки лопнули, но потом я услышал другие шумы, помельче. Тонкие свистящие звуки становились громче и громче и переходили в удары и хлопки, словно раскаленные добела стальные осколки падали вокруг нас.
Я толкнул Грету на землю и упал на нее, обхватил голову руками, уповая на лучшее. Она неистово извивалась, стараясь сбросить меня, освободиться от тяжести, и я вспомнил, как видел однажды в Лондоне пару любовников, убитых взрывной волной, навеки слившихся в бесконечном мгновении экстаза. Они были на вид целы и невредимы, но оба мертвы.
Когда хлопки и удары затихли, я поднялся на ноги и помог Грете встать. Лицо ее было белым как мел, дрожь сотрясала тело.
— Что это такое?
— Не знаю, — ответил я. — Нужно пойти посмотреть.
— Похоже, будто бомба взорвалась!
— Может быть, началась третья мировая война, — сказал я. — Но чтобы узнать, нужно опять подняться на холм.
Скользя ногами по траве, я стал взбираться вверх. Грета шла за мной. Если спуск составил пару сотен футов, то путь вверх равнялся пяти милям: через каждые два ярда я сползал вниз.
Когда мы наконец добрались до вершины, я был весь в поту и сипло, тяжело дышал. Грета отстала от меня футов на двадцать; она еле двигалась, и на лице ее застыло выражение муки. Я посмотрел в ту сторону, где стояла машина, чтобы убедиться, что с Луис Тил и ее охраной все в порядке, — и замер в тупом недоумении, не решаясь поверить своим глазам.
Склон холма был абсолютно ровным и пустым, только трава мягко колыхалась под дуновением полуденного ветерка. В пятидесяти ярдах от того места, где я стоял, виднелось большое пятно обнажившейся черной земли. Дымок еще вился над горящей по его краям травой.
Грета вцепилась мне в руку, ее ногти больно впились в живую плоть.
— Эл… — голос ее звенел на грани истерики, — что случилось, где машина?
— Машина, — бестолково повторил я. — Какая машина?
Глава 10
Ее ногти еще глубже вонзились в мою руку.
— Нет! — прошептала она. — Нет, Эл… пожалуйста, нет!
— Ты сказала, было похоже на бомбу?
Я резко выдернул свою руку, освобождаясь от ее пальцев, и она чуть не упала, потеряв равновесие. Нетвердыми шагами я направился к чернеющему пятну, рассматривая землю под ногами. Мне встретилась потемневшая пробка от шампанского и искореженная хромовая планка, украшавшая раньше капот «кадиллака».
Через несколько ярдов вещей стало попадаться больше: разодранная и изломанная туфля, несомненно принадлежавшая женщине, трубка из верескового корня с ясно видными следами зубов у основания и — самое ужасное — палец с ненакрашенным ногтем, на котором все еще плотно держалось кольцо с печаткой.
Я стоял в центре выжженного пространства, неподвижно уставившись в одну точку. Небольшие костерки догорали вокруг сами собой. Казалось, ни машины, ни троих людей возле нее никогда не существовало.
— Эл, — произнесла Грета совсем рядом со мной. — Скажи, что этого не было, что это какая-то дикая шутка! Они отогнали куда-то машину и устроили фейерверк…
Я обернулся, посмотрел на нее, и тут до меня дошло.
— Это ты, — медленно выговорил я, — ты хотела поехать, уговаривала взять тебя с собой. Ты настояла на том, чтобы устроить пикник. Заставила меня взять твою машину. Когда мы приехали сюда, именно ты уговорила меня встать и пойти гулять… спуститься к ручью. Ты знала, что там мы будем в безопасности и нас не накроет взрывная волна! — Я схватил ее за горло и стал душить. — Это все ты! Ты! Черт тебя побери!
— Нет! — задыхалась она. — Не я, ради Бога… не я…
Мои пальцы все сильнее сдавливали ей горло, и говорить она уже не могла, только неумело вывертывалась, брыкалась, кулачки ее неистово колотили меня в грудь. Еще мгновение, и мои пальцы сомкнулись. И тут я вдруг понял, что делаю. Я отпустил ее, и она рухнула на землю.
Дрожащими руками я зажег сигарету и глубоко затянулся. Грета медленно поднялась на колени, потом на ноги.
— Ты был готов убить меня, — хрипло, с трудом произнесла она. — Почему ты вдруг передумал?
— Я пришел в себя, — сказал я.
— Кто-то заложил бомбу в мою машину, — прошептала она осипшим голосом. — Это, должно быть, была бомба с часовым механизмом.
— Несомненно. Ее не так уж трудно сделать, если у тебя есть руки и какое-то взрывное устройство. Грубо, но эффективно.
— Ты все еще думаешь, что это я?
— Нет, — покачал я головой. — Теперь я остыл и уже так не думаю. Все, что я перечислил, было простым совпадением. Никто, будучи в здравом уме, не станет так испытывать судьбу — ехать сюда два часа в начиненной смертью машине, весело есть и пить возле нее, все время помня, что может случиться непредвиденное — часовой механизм сработает раньше, внезапный толчок окажется детонатором, да мало ли что. Такое напряжение нельзя выдержать, все равно человек теряет голову, бросается бежать, начинает кричать… Ты не делала этого, Грета.
— Я рада, что ты вовремя передумал, милый! — Она провела пальцами по покрытому синяками горлу. — Еще двадцать секунд — и было бы слишком поздно!
— Прости меня!
— Я понимаю, что ты чувствовал тогда. — Она дотронулась до моей руки. — Я сама до сих пор не могу поверить, что это правда.
— Нам нет смысла оставаться здесь, — сказал я. — Нужно вернуться в домик судьи. Но придется идти пешком. Здесь, должно быть, мили четыре, поэтому надо торопиться.
Когда мы добрались до места, было почти темно. Грета к тому времени еле стояла на ногах, поэтому я помог ей дойти до спальни, и там она в изнеможении рухнула на кровать лицом вниз.
Я рассказал двум другим телохранителям, что произошло. Потребовалось время, чтобы они поверили в это. Затем я сгреб телефон и стал звонить Брайену.
— Тогда это конец, — потрясенно проговорил он, выслушав мой рассказ. — Эти трое мертвы. Суд присяжных будет чистым фарсом. Без свидетельства Луис Тил я и вас не могу вызвать для дачи показаний. Есть еще несколько человек, которые изъявили желание выступить в качестве свидетелей, но их и след простынет, когда они узнают, что случилось с Тил.
— Мы должны до завтра что-то придумать, — сказал я. — Пока у нас еще есть шанс.
— Я не хотел бы богохульствовать, Уилер, — мягко произнес Брайен, — но разве вы умеете воскрешать мертвых? — Раздался слабый щелчок, он повесил трубку.
Я позвонил Лейверсу и пересказал ему все еще раз. Пока он ругался непечатными словами, я попросил его поставить в известность Паркера и сказал, что прямо сейчас поеду в город.
— Тебе бы лучше двинуть куда-нибудь в другую сторону, и подальше, — проворчал шериф.
— Я думаю через пару часов быть у Брайена, — сказал я. — Вы приедете туда?
— Хочешь справить поминки?
— Если вы захватите бутылку, — ответил я и повесил трубку прежде, чем он задаст мне массу дополнительных вопросов.
Один из парней Симпсона согласился довезти нас до города на своей машине, тогда как другой остался ждать прибытия ребят из отдела убийств. Когда я вернулся в спальню, Грета видела десятый сон, поэтому я просто взял ее на руки и отнес в машину. Она проспала весь путь до города, и я еле добудился ее, когда машина остановилась возле моего дома.
Пока я готовил нам виски, она бросила на себя взгляд в ближайшее зеркало и вскрикнула от ужаса. Что больше испугало ее — черные пятна на шее, или грязные потеки на лице, или, может, шерстяное платье, которое еще больше село, когда высохло? На ногах, словно второй слой кожи, присохла грязь.
— Эл! — жалобно простонала она. — Я же никуда не смогу выйти в таком виде!
Я взглянул на свои часы:
— У нас через час назначена встреча с помощником окружного прокурора и с шерифом. И я хочу, чтобы ты была тоже.
— Но не такой же красавицей! — решительно заявила она и направилась к двери.
— Куда ты?
— Домой! Сменю одежду, приму душ и все такое.
— Ладно, — согласился я, зная, что есть вещи, о которых с женщинами спорить бесполезно. — Но в твоем распоряжении полчаса. Потом ты должна ехать к Брайену. — Я хотел дать ей адрес, но передумал. — Нет, моя машина все еще у твоего дома. Поэтому лучше я возьму такси и заеду за тобой. А как ты доберешься?
— На такси, как и ты, — сказала она. — Надеюсь, ты опоздаешь.
Она открыла дверь и шагнула в коридор.
— Эй! — крикнул я ей вслед. — Что мне делать с твоим виски?
Она дала мне пару ядовитых советов, но я им не последовал и просто выпил ее порцию вместе со своей. Затем я быстро принял душ и сменил одежду, присовокупив к ней на этот раз спецоружие полицейского — кольт 38-го калибра.
Я подъехал на такси к дому Греты, и мне пришлось ждать всего двадцать минут, пока она соберется. Затем уже на «хили» мы направились к Брайену. И Брайен, и Лейверс ждали нас, и оба с любопытством посмотрели на мою спутницу.
— Это мисс Уэринг, — представил я ее. — Она знает всю историю. Она была вместе со мной на пикнике, и только мы двое остались живы. Вы можете положиться на ее рассудительность.
— Не знаю, зачем нам теперь быть рассудительными, Уилер, — сказал Брайен. — Как я уже говорил вам по телефону, раз Луис Тил мертва, дело проиграно.
— Разве что мы найдем убийцу, — буркнул Лейверс. — Паркер бросил на это дело практически всех своих людей.
— Сколько времени ему на это потребуется, даже если преступника все-таки найдут? — покачал головой Брайен. — Вы понимаете, что я уже вызвал повесткой окружного прокурора? Если я завтра отменю заседание и распущу присяжных, сколько времени, по-вашему, я еще останусь в должности помощника?
— Минуты две, — ответил Лейверс. — Я чуть счастливее вас — я пробуду шерифом до следующих выборов. А что будет с Паркером, сказать трудно.
— А со мной? — бодро спросил я.
— С тобой уже все случилось, — холодно бросил Лейверс. — Тебя выгнали из полицейского управления, и окружной прокурор велел тебе уехать из города. На твоем месте я бы давно так и сделал.
— Стареете вы, шериф, и становитесь пораженцем, — назидательно произнес я. — Я не уеду из Пайн-Сити — мне финансовые обязательства не позволяют.
— Конечно, эта остроумная беседа доставляет мне массу удовольствия, — устало сказал Брайен, — но рано или поздно нам придется посмотреть в лицо фактам. Наше дело проиграно. Мы попытались прижать Гроссмана и потерпели неудачу. Теперь его ход. И я убежден, что он добьется большего успеха, чем мы.
— Ты хотел устроить поминки, Уилер, — сердито бросил Лейверс. — Ты захватил бутылку?
— Я принес кое-что получше, — ответил я довольно. — Я принес идею.
— Он хочет сказать, — Лейверс повернулся к Брайену, — что пить ваши напитки будет дешевле.
— Я сейчас приготовлю, — бледно улыбнулся Брайен. — Кому чего?
Когда все разобрали свои бокалы, я поднял тост:
— За успех Большого жюри!
— О, перестань, Уилер! — зарычал Лейверс. — Иначе мне придется совершить убийство!
— Я серьезно, — сказал я. — Кому известно о том, что Луис Тил убита?
— На данный момент только нам, — хмуро ответил он. — А завтра утром узнает весь город.
— Вы пока ничего не сообщали газетам? — спросил я Брайена с беспокойством.
— Нет еще.
— Прекрасно, — продолжил я. — А то вы заставили меня минуту поволноваться. Я кое-что поясню вам, шериф. Вы и мистер Брайен лишь с моих слов знаете, что Луис Тил убита. Только мы с Гретой сами видели это, поскольку мы там были.
— Не дури мне голову! — рявкнул Лейверс.
— Мы знаем, что она не могла остаться в живых при такой силе взрыва, — продолжал я. — Но никто больше не знает этого, даже тот, кто подложил бомбу в машину. Его или их не было там в этот момент. Они полагались на случай, надеялись, что механизм сработает в нужный момент — когда Луис Тил будет либо сидеть в машине, либо находиться где-то поблизости от нее. Поэтому знать наверняка, что она погибла, они не могут.
Брайен раздраженно пожал плечами:
— Все верно, но я не вижу в этом никакого проку.
— А прок в том, что все остается по-прежнему, — пояснил я. — И Гроссман предстанет перед Большим жюри без всякой, надежды на победу.
— Как?! — заорал Лейверс.
— Моя идея, — скромно сказал я, — как всякое творение гения, проста. Как колесо, как электричество, как расщепление атома… — Я увидел выражение лица Лейверса и быстро закончил: — Луис Тил не умерла.
— Ты совсем свихнулся? — грубо бросил шериф. — Умом тронулся? Ты только что утверждал, что она погибла!
— И да и нет, — объяснил я. — Просто, не правда ли?
Брайен удивленно-вопросительно смотрел на Лейверса.
— Это, наверное, результат нервного напряжения, — сказал он. — Может быть, отправить его в больницу?
— Лучше в санаторий, — буркнул Лейверс.
— Луис Тил не погибла, — втолковывал я им. — Газетам вы расскажете о бомбе в машине и гибели двух хороших парней. Вы также сообщите, что двое не пострадали, — это мы с Гретой. И еще один человек — Луис Тил — ранен, но не убит. У нее серьезно задета голова и лицо, но она осталась жива — жива, чтобы давать свидетельские показания перед присяжными.
В глазах Лейверса забрезжило понимание.
— Да, именно так, — кивнул я. — Место свидетельницы Луис Тил займет кто-то с забинтованной головой и лицом. Пара медсестер немного постарается, и кто решится утверждать, что это не Луис Тил?
Брайен с ужасом смотрел на меня.
— Но это же не что иное, как преступный сговор с целью обмана! — забухтел он. — Обман Большого жюри — вот что это!
— Не усложняйте, мистер Брайен, — весело сказал я.
— Я никогда на это не пойду, — упрямо проговорил он.
— Конечно, вам легче, вас там не было, — холодно бросил я. — Вы не видели Луис Тил, оживившуюся впервые с тех пор, как была убита ее сестра. Вы не смотрели на нее, спокойно спящую на траве, не слышали потом этого взрыва. Вам даже не нужно было рассматривать своими глазами то, что осталось там от них, — искореженный ботинок, палец с кольцом… — Я слегка подтолкнул к нему Грету. — Когда я все это увидел, у меня просто крыша поехала. Я вообразил, что Грета подложила бомбу в машину. — Я взял ее за подбородок и приподнял ее голову, чтобы видны были свежие синяки на горле. — Я ее чуть не убил, чуть не задушил до смерти, решив, что это она виновата в смерти Луис и двух телохранителей. Настолько это меня потрясло. И до сих пор не отпускает. Но вас, может быть, это мало волнует, мистер Брайен. Вас больше заботит, как бы не запачкать свои ручки, участвуя в «преступном сговоре» ради восстановления справедливости. Вам лучше спасать свою карьеру, которую вы делаете при таком начальнике, как Лидерсон. И пусть Гроссман гуляет, совершив три убийства! Пусть будет все, что угодно, вы умываете руки!
Лейверс просто пытался испепелить меня взглядом и качал головой, давая мне понять, что я неправильно веду себя с Брайеном. «Да в гробу я видел это правильное поведение! — с отвращением подумал я. — Разве с Луис Тил и теми двоими ребятами из агентства поступили правильно?»
Читать бесплатно другие книги:
