Там, где ты Ахерн Сесилия

Бобби повел меня по узкой винтовой лестнице в свою квартиру над магазином. Я расположилась на кожаном диване впечатляющих размеров и представила, как покупатель нетерпеливо дожидается его доставки — значительно дольше положенных четырех-шести недель. Бобби принес стакан апельсинового сока с круассаном, и мой изголодавшийся желудок благодарно заурчал.

— Мне казалось, все должны питаться в столовой. — Я впилась зубами в свежий круассан, промявшийся под пальцами.

— Повариха питает ко мне небольшую, скажем так, слабость. У нее в Токио остался сын — мой ровесник. Она постоянно потихоньку подсовывает мне еду, а я регулярно ее поддразниваю, действую ей на нервы и совершаю прочие поступки, которых ожидают от сыновей.

— Прелестно, — промычала я с полным ртом.

Бобби пристально смотрел на меня, не прикасаясь к завтраку.

— Фто? — Круассан мешал мне говорить.

Бобби продолжал всматриваться в меня, заставив быстро проглотить булку.

— У меня на лице что-то написано? — поинтересовалась я.

— Я хочу узнать больше, — мрачно ответил он.

Окинув грустным взором остатки завтрака на тарелке — ужасно хотелось его доесть, — я заглянула в лицо Бобби и поняла, что ради его матери обязана немедленно перейти к рассказу.

— Хочешь узнать о маме? — Я запила круассан апельсиновым соком.

— Нет, о тебе. — Он уселся поудобнее на диване, а я удивленно уставилась на него и вдруг почувствовала себя неуютно.

— Мне сказали, что ты руководишь актерским агентством. Это там ты познакомилась с мамой?

— Нет, не совсем.

— Я так и думал.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты ведь не руководишь актерским агентством, правда? Не тот тип.

Я разинула рот и почувствовала себя глубоко оскорбленной.

— Почему? Какой такой тип людей обычно руководит актерским агентством?

— Люди, не похожие на тебя, — улыбнулся он. — Так чем ты занимаешься на самом деле?

— Ищу, — улыбнулась я в ответ. — Охочусь.

— На таланты?

— На людей.

— На талантливых людей?

— Полагаю, все, кого я ищу, обладают каким-то талантом. Вот только в твоем случае не уверена. — Бобби смутился, и я решила прекратить дурацкие шутки и открыть ему правду. — Я руковожу агентством по розыску пропавших без вести, Бобби.

Сначала он выглядел шокированным. Потом, когда осознал смысл сказанного, заулыбался, улыбка переросла в ухмылку, которая, в свою очередь, превратилась в хохот — тот самый звонкий и заразительный смех, который был мне так хорошо знаком. Я тоже не сумела сдержаться и засмеялась.

Неожиданно он замолчал.

— Ты здесь, чтобы вернуть всех домой, или просто решила нас посетить?

Я увидела надежду, засветившуюся у него на лице, и мое веселье сразу улетучилось.

— Ни то ни другое. К несчастью, я просто завязла здесь, как и вы все.

В моменты, когда неблагоприятные жизненные обстоятельства достигают пика, можно сделать всего две вещи: 1) сломаться, утратить надежду, отказаться от любых попыток что-либо предпринять, улечься на землю лицом вниз и в отчаянии молотить кулаками; 2) расхохотаться. Мы с Бобби выбрали второе.

— Ладно. Теперь запомни, как ты должна себя вести: никому об этом не рассказывай, — предостерег Бобби.

— А я и не рассказываю. Никто, кроме Хелены и Иосифа, ничего не знает.

— Отлично. Им можно доверять. Идея насчет спектакля принадлежит Хелене?

Я кивнула.

— Умный ход. — Его глаза хитро блеснули. — Сэнди, ты и впрямь должна быть осторожной. Сегодня утром в столовой были разговоры.

— А обычно в столовой молчат? — пошутила я, нацелившись на остатки круассана.

— Зря ты так, все очень серьезно. Они говорили о тебе. Те, кто был на прослушивании, вероятно, обсудили с друзьями то, что ты им сообщила. Друзья и близкие, в свою очередь, поделились новостью с еще несколькими знакомыми, и теперь все только об этом и говорят.

— А что плохого в том, что они узнали? Я хочу сказать, какой вред от того, что они узнают о моем обычном занятии — разыскивать пропавших людей?

Бобби изумился:

— Ты с ума сошла? Подавляющее большинство местных прочно здесь обосновались и не захотят вернуться ни за какие деньги. И вовсе не потому, что им не нужны деньги. Но есть довольно много и других — таких, каким был я, когда попал сюда. Эти люди еще не нашли своего места: они только и заняты поисками выхода. Вот эти-то прилипнут к тебе как не знаю кто, и ты будешь проклинать тот день и час, когда открыла рот.

— То же самое говорила и Хелена. А что, такое уже случалось?

— Господи, еще как случалось!.. Ладно, пусть не совсем так. — Он уклончиво помахал рукой и выдержал театральную паузу для пущего эффекта. — Много-много лет назад, еще до того, как я сюда прибыл, один дедуля стал утверждать, что у него пропадают вещи. Мое мнение, у него пропадали не вещи, а остатки мозгов. Тем не менее, когда люди прознали об этом, ему не удавалось даже туалет посетить в одиночку. Его сопровождали абсолютно повсюду. Он приходил в столовую — и страждущие облепляли его стол, они таскались за ним в магазин и толпились под окнами его дома. Какое-то безумие. Ему, естественно, пришлось бросить работу, потому что ему шагу не давали ступить.

— А кем он работал?

— Почтальоном.

— Почтальоном? Здесь? — изумилась я.

— А что такого? Нам тут почтальоны нужнее, чем где бы то ни было. Как без них переправлять письма, сообщения, посылки в другие поселки?! У нас, правда, есть телефоны, телевизоры и компьютеры, но сетей-то нет, так что они не работают и стоят просто так, для прикола. В общем, он больше не мог ездить из поселка в поселок на велосипеде, потому что за ним тянулся целый хвост преследователей. Большинство понимали, что все это ерунда, но те, кто не оставлял его в покое, верили, что он чудом отыщет дорогу отсюда.

— И чем все кончилось? — спросила я, съехав к этому моменту на самый кончик дивана.

— Они свели его с ума, лишили последних остатков разума. Не существовало такого места, куда бы он мог пойти один.

— А где он сейчас?

— Не знаю. — Мне показалось, что история вдруг расстроила Бобби. — Исчез. Может, перебрался в какой-то другой город, подальше. Иосиф должен знать, они дружили. Спроси у него.

По телу пробежала дрожь, я сжалась.

— Тебе холодно? — недоверчиво спросил Бобби. — По мне, так наверху всегда жарко, я весь вспотел. — Он подхватил наши тарелки и стаканы.

Возможно, он отличный актер, но я все заметила. Поймала тот долгий-долгий взгляд, который он бросил на меня, перед тем как выйти из комнаты. Хотел убедиться, что брошенное им зерно легло куда нужно. Ему не о чем было беспокоиться. Зерно упало на предельно благодатную почву.

Глава тридцать шестая

— Пошли, поговорим по дороге. — Бобби потянул меня за руку, заставляя встать.

— Куда мы идем?

— На репетицию, естественно. Теперь тебе придется еще старательнее поддерживать вашу версию насчет постановки. За тобой станут следить, будешь ты это замечать или нет.

Я снова похолодела, и меня передернуло.

Когда мы спустились вниз, Бобби стал швырять мне одежду.

— Что ты делаешь?

— К тебе будут относиться чуть серьезнее, если ты откажешься от нарядов а-ля Синдбад-мореход. — Он протянул мне серые брюки в полоску и голубую блузку.

— Мой размер, — с удивлением констатировала я, взглянув на этикетки.

— Да, но я не учел длину ног. — Он рассматривал меня, закусив губу.

— Проклятие всей моей жизни. — Я повесила брюки на вешалку.

— Ничего страшного, у меня есть то, что тебе нужно. — Он кинулся в конец магазина. — Этот кронштейн — весь для длинноногих. — Бобби рылся на вешалках, пока я зачарованно, словно ребенок витрину кондитерского магазина, рассматривала одежду.

Никогда в жизни у меня не было такого роскошного выбора.

— Господи, возможно, именно здесь я обрету счастье, — сказала я, поглаживая развешанные вещи.

— Вот то, что надо. — Бобби протянул точную копию предыдущих брюк, только подлиннее. — Быстро переодевайся, и пошли, опаздывать не стоит.

Мы вышли из дома на яркое солнце, и у меня заболели глаза, успевшие привыкнуть к сырой полутьме дома из ореховой древесины. На площади кипела шумная торговля. Люди кричали, торговались, смеялись и на разных языках, включая никогда мною не слышанные, зазывали к своим прилавкам. Четыре женщины, державшиеся группкой, замолчали и уставились на нас с Бобби, пока он запирал дверь. Я в своем новом наряде стояла на ступеньках, словно на сцене, пока они тихонько переговаривались, разглядывая меня.

— Это она, — послышался громкий шепот.

Интересно, подумала я, она что, думает, что я глухая?

Подруги подтолкнули ее, и она двинулась к нам, когда мы спустились со ступенек и пошли через площадь.

— Привет, — остановила нас женщина.

Бобби хотел обойти ее, но она шагнула влево, снова перекрывая дорогу.

— Привет, — повторила она, таращась на меня и игнорируя Бобби.

— Привет, — ответила я, понимая, что группа, от которой она отошла, наблюдает за нами.

— Меня зовут Кристина Тейлор?

Кажется, это был вопрос.

— Привет, Кристина.

Молчание.

— Меня зовут Сэнди.

Прищурившись, она изучала мое лицо, словно пыталась поймать меня на том, что я ее знаю.

— Могу я вам чем-то помочь? — вежливо спросила я.

— Я провела здесь два с половиной года? — снова спросила она.

— Понимаю. — Я покосилась на Бобби, который вместо ответа закатил глаза. — Это довольно долго, да?

Она снова всмотрелась в меня.

— Я жила в Дублине?

— Правда? Очень красивый город!

— У меня три брата и сестра? — Она пыталась освежить мою память. — Эндрю Тейлор? — Ее зрачки шныряли по моему лицу. — Мартин Тейлор? — Молчание. — Гейвин Тейлор? — Молчание. — Моя сестра — Ройзин Тейлор? Работает медсестрой в больнице Бомонт?

— Понимаю…

— Вы кого-нибудь из них знаете? — с надеждой спросила она.

— Нет, к сожалению, не знаю. — Это была правда. — Все равно, приятно познакомиться!

Мы собрались продолжить путь, но она схватила меня за руку.

— Эй! — закричала я, пытаясь высвободиться, но она еще сильнее вцепилась в меня.

— Эй, послушайте, отпустите ее, — вступился Бобби.

— Но вы же знаете их, знаете, правда же, знаете? — закричала она, подходя ко мне вплотную.

— Нет. — Я отступила на шаг, но ее пальцы продолжали сжимать мою руку.

— Мои мама и папа — Чарльз и Сандра Тейлор. — Она заговорила быстрее. — Может, вы их тоже знаете. Просто скажите мне, как…

— Да отпустите вы меня! — Я резко вырвала руку, а толпа вокруг продолжала следить за нами.

Она замолчала и повернулась к подругам, которые изучающе глядели на меня.

— Извините, но мы опаздываем на репетицию. Нам пора. — Бобби взял меня за руку, которая успела заболеть, и потянул.

В каком-то шоке я позволила ему тащить себя, и наполовину бегом, наполовину шагом мы продрались сквозь толпу, под взглядами, которые буквально ввинчивались в меня.

В конце концов мы добрались до Дома коммуны и увидели у дверей небольшую очередь.

— Сэнди! — окликнули меня из очереди. — Это она! Сэнди!

Остальные тоже загалдели и обступили меня. Я почувствовала, что Бобби снова тянет мою руку, и, пятясь, неловко втиснулась вслед за ним в дверь дома, которая тут же захлопнулась. Участники спектакля сидели кружком и смотрели на меня и на Бобби. У нас подгибались ноги, и мы подпирали спинами входную дверь.

— Ладно, — сказала я, переведя дух, и мой голос эхом отозвался в зале, — вы тут все заснули, или как?

— Сказала Дороти, приземлившись в стране Оз, — подхватила Хелена. — Спасибо, Сэнди, что подали нам первую реплику, — быстро добавила она, и недоумение на лицах присутствующих сменилось кивками понимания.

— Это будет современная интерпретация старой сказки, — пояснила Хелена. — Спасибо, Сэнди. Вы так артистично сообщили нам об этом!

Мэри наконец-то нажала на «Стоп», потому что матч первоклассников с участием Бобби закончился. Она вынула из видеомагнитофона кассету: все последние два часа Джек втайне мечтал сжечь ее. Он допил остаток остывшего кофе, надеясь, что не уснет.

— Мэри, мне обязательно нужно вернуться в Лимерик сегодня вечером. — Он выразительно взглянул на часы.

За все время, что они провели вместе, имя Сэнди не прозвучало ни разу. Он сразу понял, что бесполезно перебивать Мэри или пытаться сменить тему, пока она не расскажет все о своей жизни. Стены гостиной были плотно увешаны фотографиями в рамках. Бобби-младенец, Бобби учится ходить, Бобби на своем первом велосипеде, он же впервые идет в школу, его первое причастие, его конфирмация. Бобби украшает рождественскую елку, Бобби на бортике бассейна солнечным летним днем. От лысого младенца к мальчишке с выгоревшими добела волосами, а потом к пепельному шатену. Беззубая улыбка, первые зубы, металлические брекеты во рту. Часов в комнате не было, и только фотографии показывали движение времени, которое на последнем снимке вдруг резко застопорилось, словно ему запретили идти дальше: Мэри и Бобби в его шестнадцатый день рождения.

Тридцативосьмилетняя Мэри жила в квартире над благотворительным магазином, где лежали вперемешку платья, туфли, книги, безделушки, посуда и еще всякая всячина. В помещении веяло затхлостью. Этот запах исходил от вещей, сменивших по два, три, а то и больше владельцев, от пыльных, много раз перелистанных книг и от игрушек, с которыми успело наиграться не одно поколение выросших владельцев. А наверху располагалась квартира — ее Мэри делила с Бобби на протяжении всех его шестнадцати лет.

Мэри встала.

— Еще кофе?

— Спасибо. — Джек направился вслед за ней на кухню, где обнаружил новые фото, развешанные по стенам и по периметру оконной рамы.

— Никто так и не пришел? — спросил Джек, который рассчитывал встретить здесь целую небольшую компанию.

— Они не смогли так быстро собраться. Питер живет в Донеголе с двумя маленькими детьми, а Клара и Джим в Корке. Правда, они недавно развелись, так что шансов увидеть их вместе не много. Печально, правда? Их дочка Орла пропала шесть лет назад. Полагаю, из-за этого они и расстались. — Она разлила кофе по кружкам. — Такие драматические перемены в жизни действуют, словно магнит. Они либо сближают людей, либо резко отталкивают друг от друга. К сожалению, в их случае сработал второй вариант.

Джим сразу подумал о Глории и о том, что тот же самый эффект магнита растаскивает их в разные стороны.

— Но они, несомненно, подключатся, если от них потребуется что-то конкретное.

— Сэнди помогала всем этим людям?

— Сэнди помогает, Джек. Она пока никуда не ушла. Она очень энергичная и храбрая. Я знаю, вам не повезло, и вы не успели увидеть ее в деле, но Сэнди связывается с каждым из нас еженедельно. Уже прошло столько лет, а она по-прежнему звонит нам раз в неделю, чтобы держать в курсе расследования. Часто, особенно в последнее время, просто справляется, как у нас дела.

— Кто-нибудь слышал о ней за прошедшие семь дней?

— Никто.

— Это необычно?

— Не совсем необычно.

— Несколько человек сказали мне, что для нее в порядке вещей оборвать все контакты и ненадолго исчезнуть.

— Она постоянно исчезает, но все же обычно звонит нам оттуда, где прячется. Если Сэнди к чему-то и привязана, так это к своей работе.

— Звучит так, будто больше ее ничто не интересует.

— Не удивлюсь, если это правда. — Мэри кивнула. — Сэнди почти ничего о себе не рассказывала, — она спохватилась, — не рассказывает. У нее настоящий талант — ничего не говорить о себе. Никогда не упоминает ни родных, ни друзей. Ни разу. А мы ведь знакомы уже три года.

— Не думаю, чтобы у нее были друзья, — засомневался Джек; он сидел за кухонным столом и пил кофе из вновь наполненной кружки.

— Зато у нее есть мы. — Мэри подсела к нему. — Вы больше не встречались с полицейским Тернером?

Джек покачал головой.

— Я звонил ему сегодня. На самом деле он практически ничего не может сделать, если родственники и знакомые утверждают, будто все нормально. Сэнди не представляет опасности ни для себя самой, ни для окружающих, и в ее исчезновении нет ничего подозрительного.

— Ничего подозрительного в брошенной машине с оставленными в ней личными вещами? — удивленно спросила Мэри.

— Ничего, если она регулярно так поступает.

— А как насчет часов, которые вы нашли?

— У них замок сломан. Похоже, она их часто роняет.

Мэри зацокала языком:

— Бедную девушку наказывают за плохое поведение.

— Хотелось бы поговорить с ее родителями, узнать, что они по этому поводу думают. Никак не могу смириться с тем, что ничего не знать о близком человеке в течение пяти дней считается нормальным и не вызывает беспокойства.

В глубине души Джек все-таки понимал, что такое вполне возможно. Он и сам не был достаточно близок с Доналом, да и с другими членами семьи, чтобы волноваться в подобной ситуации. Если не считать Джудит, все они могли по нескольку недель не видеться и ничего не знать друг о друге. И только мать поднимала тревогу по прошествии трех дней.

— У меня есть их координаты, если хотите. — Мэри встала из-за стола и начала рыться в кухонном шкафчике. — Однажды Сэнди удивила меня, попросив отправить ей что-то на их адрес. — Голос глухо доносился из-за створки дверцы. — В тот год она, кажется, застряла на Рождество в родительском доме и отчаянно искала какой-нибудь предлог, чтобы вырваться. — Она улыбнулась. — Но разве не так всегда бывает на Рождество? Вот, нашла. — Ее голова наконец вынырнула из шкафа.

— Я не могу свалиться на них без предупреждения, — заколебался Джек.

— А почему бы и нет? В крайнем случае, они откажутся разговаривать с вами, но попробовать все равно стоит. — Мэри протянула ему адрес в Литриме. — Если хотите, можете переночевать здесь. Уже слишком поздно ехать в Литрим, а оттуда возвращаться в Лимерик.

— Спасибо, я мог бы даже завтра задержаться подольше в Дублине, чтобы проверить, не придет ли Сэнди на еще одну назначенную встречу. — Джек улыбнулся и посмотрел на фотографию маленького Бобби в костюме динозавра на празднике Хеллоуина. — Со временем становится легче?

Мэри вздохнула.

— Нет, не легче, но чуть менее тяжело, может быть. Эти мысли все время со мной, всякий раз, когда я засыпаю или просыпаюсь. Но боль потихоньку начинает, как бы вам сказать… нет, не исчезать… Она вроде распыляется и висит в воздухе, окружая меня, всегда готовая пролиться в тот момент, когда я этого меньше всего жду. А еще, когда боль отступает, ее место занимает злость, а когда злость утихает, воцаряется одиночество. Такой круговорот чувств: стоит одному из них ослабеть, и следующее тут же принимает эстафету. У сыновей все, к сожалению, по-другому. — Она криво усмехнулась. — Я когда-то любила все неизведанное, загадочное. Мне казалось, такие вещи необходимы, чтобы жизнь наполнилась смыслом. — Она печально вздохнула. — Теперь у меня появились сомнения на этот счет.

Джек согласно кивнул, и оба на какое-то время погрузились в свои мысли.

— В общем-то все не так чтоб уж совсем беспросветно, — встрепенулась Мэри. — Будем надеяться, что Сэнди поступит как обычно и утром вернется домой.

— Вместе с Бобби и Доналом, — добавил Джек.

— Что ж, не теряем надежды. — Мэри подняла кружку и чокнулась с Джеком.

Глава тридцать седьмая

Джек провел эту ночь в крохотной спальне Бобби в окружении постеров со спортивными автомобилями и полуголыми блондинками. Потолок был усеян миниатюрными звездами и космическими кораблями, которые когда-то ярко сияли в темноте, но теперь только слабо светились — словно напоминая об отсутствии хозяина. У плакатов, наклеенных на двери и выцветшие обои, завернулись углы, лишив Хи-Мена его меча, Бобби Дьюка — ковбойской шляпы, а Дарта Вейдера — шлема. На темно-синем пуховом одеяле была изображена Солнечная система со всеми известными планетами и звездами. Кроме той, где сейчас находился Бобби.

На заваленном всякой всячиной письменном столе лежали компакт-диски, CD-плеер, наушники и журналы, тоже с фотографиями женщин и автомобилей. Несколько учебников, задвинутых в угол, явно занимали нижнюю ступеньку в иерархии ценностей Бобби. Полки над столом ломились иод грудами CD и DVD-дисков, журналов, футбольных медалей и кубков. Джек подозревал, что здесь ни к чему не прикасались с того момента, как Бобби покинул эту комнату, чтобы больше в нее не вернуться. Он старался ни до чего не дотрагиваться и перемещался по ковру на цыпочках, чтобы не оставлять своих следов. Все в этой комнате существовало лишь в качестве бесценных музейных экспонатов.

Между постерами с автомобилями и обнаженными женщинами проглядывали обои с рисунками по мотивам «Паровозика Томаса».[11] Ребенка от подростка отделяла почти незаметная граница. Джек оказался в жилище человека, который уже не был мальчиком, но еще не стал юношей, человека, застрявшего между невинностью и самореализацией, в самом начале пути к открытиям.

Ему снова почудилось, что он уже бывал в этом доме. Будто угодил в ловушку времени и не мог пошевельнуться. Приказ на листе бумаги, пришпиленном к двери, — «Комната Бобби: НЕ ВХОДИТЬ!» — строго выполнялся: плотно прикрытая, она хранила все сокровища не хуже настоящего сейфа. Джек погрузился в мысли о Бобби: жив ли он, где может сейчас находиться, следуя прихотям своей судьбы, и насколько изменился по сравнению с тем образом, за сохранение которого Мэри так отчаянно сражалась. А может, его земной путь уже закончен. Обречен ли он отныне на существование в облике уже не мальчика, но еще не юноши, в каком-то промежуточном месте в качестве промежуточного создания, у которого ничего не завершилось, ничего до конца не осуществилось?

Джек размышлял о собственном нежелании окончательно отпустить Донала и вспоминал слова доктора Бартона о подмене одного поиска, зашедшего в тупик, другим. Он соглашался, что в теории все так и есть, однако хранил твердую уверенность, что в его случае не было ни нежелания, ни неспособности двигаться вперед. Он отогнал от себя мысль о том, что, возможно, похож на Мэри в своем стремлении вечно цепляться за прошлое, которого давно нет. Джек натянул одеяло на голову и спрятался от звезд на потолке и от раскинувшейся над ним галактики. Если подходить к вопросу реалистично, погоня за Сэнди никак не могла помочь найти Донала, однако нечто, затаившееся в глубине сердца и разума, продолжало подталкивать его вперед.

Завтра пятница, и если Сэнди не надумает объявиться, будет уже шесть дней, как она отсутствует. Именно сейчас ему нужно принять решение: не пора ли повернуть назад, открыть дверь в собственную жизнь и выпустить на волю пойманное в ловушку время вместе с воспоминаниями, чтобы двигаться вперед и пытаться наверстать упущенное. Или же вести дальше поиски, какими бы эксцентричными и нелепыми они ни казались. Он поразмышлял об оставшейся дома Глории, о том, что никаких чувств к ней не испытывает, о своей жизни и их общем будущем и принял решение: подобно Бобби, который по-прежнему оставался в этой комнате, где Джек лежал на кровати, он продолжит путешествие за новыми открытиями. Джек услышал, как Мэри выключила телевизор и кухонные приборы. Сквозь занавески неожиданно пробился свет и заглянул в комнату, направив сияющий желтый луч на постер с красным «феррари». Джек догадался, что это фонарь над крыльцом, и на него снизошло странное спокойствие. Он продолжал вглядываться в световое пятно на стене, пока веки не сделались тяжелыми.

На следующее утро без четверти девять Джека разбудил зазвонивший телефон.

— Алло? — прохрипел он, озираясь и на мгновение вообразив, будто совершил путешествие во времени и снова стал подростком, проснувшимся в своей комнате в материнском доме.

Мать… Он ощутил внезапную острую тоску по ней.

— Чем ты, черт возьми, занимаешься? — в голосе сестры Джудит явственно слышалась злость.

Вдалеке раздавался детский плач и лай собак.

— Просыпаюсь, — ворчливо ответил он.

— Да что ты? — саркастично переспросила она. — И с кем рядом?

Джек повернул голову вправо и посмотрел на блондинку, на которой из всей одежды имелись только ковбойская шляпа и сапоги.

— С Кэнди из Хьюстона, штат Техас. Она обожает скакать на лошадях, пить домашний лимонад и выгуливать своего пса Чарли.

— Что-о-о? — прорычала Джудит, и ребенок заплакал громче.

Джек рассмеялся:

— Расслабься, Джуд. Я в крохотной спальне шестнадцатилетнего мальчика. Тебе не о чем беспокоиться.

— Ты где?

Он услышал выстрелы или ему показалось?

— Джеймс, да выключи ты этот телевизор!

— Ого! — Джек отодвинул телефон от уха.

— Извини, если этот шум на расстоянии в сотни миль тебе помешал, — гневно сказала она.

— Джудит, да что с тобой сегодня? Чего ты злишься?

Она вздохнула:

— Я думала, ты поехал в Дублин только на встречу с доктором.

— Я был у него, но потом решил еще кое-кого порасспросить.

— Это все из-за той женщины из агентства по розыску?

— Да, Сэнди Шорт.

— Чем ты все-таки занимаешься, Джек? — мягко спросила она.

Его голова по-прежнему покоилась на подушке, украшенной детскими картинками.

— Заново собираю свою жизнь.

— И для начала ломаешь ее на мелкие кусочки?

— Помнишь, как мы каждое Рождество складывали пазл с Шалтаем-Болтаем?

— Господи помилуй, он свихнулся! — певучим голосом произнесла она.

— Ну, доставь мне удовольствие, вспомни!

— Как же я могу забыть?! В первый год мы складывали его до марта, и все потому, что мама в панике убрала нашу работу с большого стола, когда к нам неожиданно заявился отец Киф.

Они засмеялись.

— А когда отец Киф ушел, папа решил нам помочь и стал делать все сначала, помнишь? Он научил нас, что нужно сперва разъединить все детали, а уж потом постараться собрать их.

— Там было написано: «И вся королевская конница, и вся королевская рать…» — вздохнула она. — Значит, ты собираешь свой пазл.

— Вот именно.

— Милый мой братишка-философ. А где же былые походы по пабам и ребяческие шутки?

Он усмехнулся:

— Сидят до поры до времени где-то у меня внутри.

Она снова стала серьезной:

— Я понимаю, через что ты прошел и что делаешь. Но разве обязательно действовать в одиночку, никому не говоря ни слова? По крайней мере, на выходные, к фестивалю, вернешься? Мы едем туда сегодня вечером, с Билли и ребятами. Там на улице будет играть ансамбль, и какие-то детские игры организуют, и традиционный фейерверк в воскресенье вечером. Раньше ты его никогда не пропускал.

— Постараюсь приехать, — солгал Джек.

Страницы: «« ... 910111213141516 »»

Читать бесплатно другие книги:

Удивительная книга Джо Витале открывает вам чудодейственные тексты двух редких рукописей Женевьев Бе...
Руководство предназначено для людей, которые уже имеют некоторый опыт съемки, освоились с цифровой к...
В книге в доступной форме изложена вся необходимая информация о том, как правильно организовать пита...
Из глубин Индийского океана поднимается ужасная чума, грозящая уничтожить человечество. Природа этой...
Этот мир давненько не переживал всех прелестей цивилизованной войны. Но южане это положение исправят...
Им просто не повезло — их самолет оказался в неудачном месте в неудачное время. Их было много, но дв...