Там, где ты Ахерн Сесилия

Глава семнадцатая

Джек прошелся вдоль красного «форда-фиесты», испытывая смесь нетерпения, разочарования и волнения. В какой-то момент ему остро захотелось остановиться и сверлить взглядом окно у пассажирского сиденья до тех пор, пока дверь сама не откроется, чтобы тут же схватить папку и жадно проглотить ее всю до последней страницы. Потом он успокоился и снова стал расхаживать взад-вперед, не удаляясь от машины. Он поглядывал по сторонам: вдруг Сэнди Шорт вернется. Как бы она не уехала без него.

Джек никак не мог поверить в то, что Сэнди Шорт и есть та женщина с автозаправки. Они прошли друг мимо друга, словно чужие, хотя, как и во время телефонных разговоров, он что-то такое почувствовал, увидев ее. Нечто, что связывало их. В тот момент он объяснил это тем, что они оказались вдвоем на абсолютно пустой бензоколонке в столь ранний час, но теперь знал, что эта связь гораздо прочнее. Кстати, и сейчас он наткнулся на нее в спрятанном от чужих глаз и пустынном месте. Что-то притягивало его к Сэнди. Что-то подсказывало, что с ней он сможет поговорить о Донале. Итак, она все же прибыла в Глайн. Он ведь знал, что Сэнди его не бросит, и она действительно ехала сквозь ночь, как обещала. Найденный автомобиль только добавил новых вопросов. Если она побывала в Глайне, то куда подевалась в субботу, когда они договаривались встретиться?

Джек посмотрел на часы. Прошло три часа с тех пор, как он обнаружил машину, а она так и не появилась. В его измученной голове возник еще один, гораздо более важный вопрос: где Сэнди сейчас?

Он присел на разбитый бордюр неподалеку от машины и занялся тем, к чему за прошедший год привык. Стал ждать. И не собирался сдвинуться ни на дюйм, пока Сэнди Шорт не вернется к своему автомобилю.

Я следовала за группой между деревьями, и мое сердце стучало так громко, что я с трудом различала слова Бернарда, который без умолку рассказывал о своем многолетнем актерском опыте. Время от времени, ощутив на себе его взгляд, я кивала. К моему разочарованию, никакой реакции на имя Донала не последовало: все просто пожали плечами и пробормотали: «Нет, не знаю». Однако сама я реагировала весьма бурно: стоило мне услышать, как Хелена произносит его имя, как все события начали обретать реальность. Возможно, скоро я увижу людей, поисками которых занималась долго-долго, годами.

Мне вдруг показалось, что вся моя жизнь представляла собой дорогу к этому мгновению. Бессонные ночи, нежелание сближаться с потенциальными друзьями, холодок в отношениях с родителями, которые меня любили, — все это сделало мою жизнь одинокой, но мне это даже нравилось. Одновременно она была наполнена дружбой и отношениями с людьми, которых я никогда не встречала, но знала о них все: любимые цвета, имена лучших друзей, любимую музыку. И вот теперь я чувствовала, как с каждым шагом приближаюсь к давно утраченным приятелям, родителям, которых мне так не хватало, дядям, тетям и вообще всем членам семьи. Анализ нахлынувших эмоций привел меня к выводу, что я постепенно превратилась в полностью изолированный остров. Ни один из этих пропавших без вести, к которым я относилась с такой нежностью, даже не слышал обо мне. Когда их взгляд упадет на меня, они увидят абсолютно чужую женщину, тогда как моему взору откроется совсем иное. Несмотря на то что мы никогда не встречались, семейные фото с рождественских вечеринок, дней рождения и свадеб, первых школьных дней и первых балов прочно отпечатались в моей памяти. Я сидела с плачущими родственниками и изучала фотографии, которые они мне показывали, перелистывая альбом за альбомом. Но при этом не могла припомнить дня, когда бы делала то же самое с собственными родителями. Люди, ради которых я жила, даже не подозревали о моем существовании, а я не знала ничего о тех, кто жил ради меня.

В какой-то момент я догадалась, что деревья скоро закончатся. Лес становился все реже, а шум, движение и краски — интенсивнее. Как много людей. Я застыла на месте, хотя группа продолжала двигаться вперед, и ухватилась трясущейся рукой за ствол сосны.

— С вами все в порядке, Сэнди? — спросил Бернард, направляясь ко мне.

Они остановились и оглянулись на меня. Я была не в состоянии даже улыбнуться. Как тут скажешь, что все в порядке?! Спец по вранью сам запутался в собственноручно сплетенной паутине лжи. Хелена отделилась от группы и бросилась ко мне.

— Идите дальше, — махнула она рукой, отпуская их, — встретимся позже.

Никто не двинулся с места.

— Идите, идите, — повторила она.

Тогда они медленно повернулись и нехотя вышли из тени на свет.

— Сэнди, — мягко положила руку мне на плечо Хелена, — вы дрожите. — Она обняла меня и притянула к себе. — Все в порядке, бояться нечего. Здесь абсолютно безопасно.

Меня волновала вовсе не опасность, и не из-за нее я дрожала. Дело в том, что я никогда не считала, будто где-то существует мое собственное место. Я жила, старательно отстраняясь от любого, кто хотел стать мне ближе, уходя от друзей и любовников, потому что они никогда не отвечали на мои вопросы, то ли не желая мириться с моей вечной погруженностью в поиски, то ли не понимая их смысла. Из-за них я все время чувствовала, что не права и даже немножко безумна, хоть они и не подозревают об этом. И все равно моей главной страстью было искать и находить. То, что я нашла это место, стало одним большим ответом на вопрос длиною в жизнь, который заставил меня пожертвовать абсолютно всем. Ради того, чтобы помочь тем, кого я могла никогда не увидеть, я больно ранила тех, кто меня любил, и вот теперь, когда мне предстояла встреча с пропавшими, я опять боялась подпустить их к себе. Я привыкла думать, что я святая — совсем как Дженни-Мэй Батлер в девятичасовых выпусках новостей. Мне казалось, будто я — мать Тереза с досье пропавших без вести в руках, которая жертвует всем, чтобы помогать людям. В действительности я не пожертвовала ничем. Просто вела себя так, как мне нравилось и как было удобно. Мне и только мне.

Здесь собрались люди, за которых я цеплялась. Когда я подхватывала свою дорожную сумку в дверях родительского дома в Литриме, то делала это ради них. И ради них разрывала отношения или отказывалась от приглашений на вечеринки.

И вот теперь, когда я их наконец-то нашла, у меня не было ни малейшей идеи, что мне дальше делать.

Глава восемнадцатая

Из темноты тенистого леса мы с Хеленой вышли в разноцветный мир, и у меня перехватило дыхание. Как будто поднялся большой красный занавес, открыв передо мной такую грандиозную сцену, что я была не в состоянии сконцентрироваться на отдельных деталях. Передо мной раскинулось шумное поселение, собравшее представителей самых разных наций. Кто-то шел по улице один, некоторые собирались по двое и по трое, группами, толпой. Вид разнообразных национальных костюмов, звуки разноязыкой речи, ароматы кухни всего мира затопили меня. Зрелище было пестрым и многоликим, взрывающимся красками и звуками, как если бы мы проследовали по маршруту, отмечаемому ударами пульса, чтобы в конце концов добраться до сердца того леса, откуда вышли. А оно горячо билось, качая кровь, и люди все прибывали, подходя с разных сторон.

Улицу обрамляли замысловатые постройки из дерева с украшенными резьбой дверями и окнами. Каждое здание было сделано из другой породы древесины, своего цвета, своей текстуры. Дома начинались прямо от опушки и в своем разнообразии как бы продолжали лес — в результате он казался почти единым целым с поселком. Солнечные батареи окаймляли крыши — сотни крыш. Повсюду вокруг торчали ветряные двигатели высотой до сотни футов, их лопасти безостановочно вращались в голубом небе, а темные тени от них ложились на коньки крыш и на мостовую. Поселение уютно угнездилось среди деревьев, холмов и ветряков. Передо мной предстали сотни людей в национальных костюмах со всех уголков планеты: они жили в этом затерянном месте, которое выглядело как настоящее и пахло тоже как настоящее, а когда я протянула руку, чтобы потрогать одежду одного из прохожих, обнаружилось, что и ткань настоящая. Чтобы поверить во все это, мне пришлось выдержать серьезную внутреннюю битву.

Все на этой сцене казалось одновременно и знакомым, и незнакомым, так как состояло из известных вещей, которые использовались совсем по-другому. Не то чтобы мы продвинулись вперед или отступили назад, нет, мы просто вдруг очутились в совершенно ином измерении. В огромном плавильном котле смешались нации, культуры, рисунки и звуки, чтобы образовать новый мир. Дети играли, вдоль улиц стояли рыночные прилавки, и между ними бродили покупатели. В этом месте собралось столько красок, столько новых звуков, что оно совсем не походило ни на что виденное мною раньше. Надпись рядом с нами гласила: «Здесь».

Хелена взяла меня под руку. Я не сделала попытки высвободиться, так как просто физически нуждалась в поддержке. Я была ошеломлена. Ощущала себя Али-Бабой; наткнувшимся на пещеру с сокровищами, или Галилеем, узревшим в свой телескоп новую истину. Больше того: я ощущала себя десятилетней девочкой, которая нашла все свои носки.

— Рынок у нас работает каждый день, — спокойно объясняла Хелена. — Некоторым нравится выменивать найденное на другие ценные вещи. Порой такой обмен лишен всякого коммерческого смысла, но у нас торговля на рынке стала своего рода спортом. Деньги не имеют здесь ценности: все, что нужно, мы находим в готовом виде прямо на улице, поэтому нам ни к чему зарабатывать. Правда, мы обязаны работать на нужды самого поселения, если позволяют возраст, здоровье и другие личные обстоятельства. У нас тут скорее общественные работы, чем труд для заработка.

Потрясенная, я рассматривала то, что меня окружало. Хелена продолжала тихонько объяснять, склонившись к уху и держа меня за руку, потому что дрожь никак не оставляла в покое мое тело.

— Энергию нам поставляют ветряки, которые вы видите там, вдали, в полях. У нас много ветряных электростанций, большинство из которых находится в горах. Они производят электроэнергию. Один двигатель за год дает столько электричества, что его хватает на четыре сотни домов. Солнечные батареи на крышах домов тоже вырабатывают энергию.

Я слушала ее, но едва ли понимала хоть слово. Мои уши ловили обрывки разговоров, доносящихся со всех сторон, и шум огромного ветряка, чьи лопасти месили воздух. Нос привыкал к хрустящей свежести воздуха, который мощно врывался в легкие с каждым самым маленьким вдохом. Вдруг мое внимание привлек прилавок рядом с нами.

— Это сотовый телефон, — объяснял британский джентльмен пожилому владельцу прилавка.

— А зачем мне сотовый телефон? — Выходец с Карибских островов улыбнулся и снисходительно покачал головой. — Знаю я эти штуки — они здесь не работают.

— Да, он не работает, но…

— И никаких но. Я пробыл здесь сорок пять лет, три месяца и десять дней, — он гордо вскинул голову, — и с какой стати я буду менять эту музыкальную шкатулку на неработающий телефон.

Покупатель успокоился и посмотрел на него с уважением.

— Ну да, я здесь всего четыре года, — вежливо согласился он, — так что разрешите мне показать вам, на что сегодня способны телефоны.

Он держал мобильник на весу, направив его на продавца, и щелчками нажимал на кнопки. Потом продемонстрировал ему экран.

— Ага, — засмеялся тот. — Это же камера! Почему вы сразу не сказали?

— Ну да, это телефон с фотокамерой, но не только. Человек, которому он принадлежал, сделал уйму снимков — себя самого, своих близких и разных стран, где он жил. — Он прокрутил фото.

Владелец прилавка осторожно взвесил телефон на руке.

— Кто-нибудь из здешних, возможно, знает этих людей, — тихо произнес он.

— Да, конечно, — спокойно подтвердил продавец, кивая. — И впрямь очень ценная вещь.

— Пошли, нам пора, — прошептала Хелена и потянула меня за руку.

Я двигалась, словно на автопилоте, уставившись с разинутым ртом на людей, которые нас окружали. Мы прошли мимо владельца прилавка и его клиента, они оба кивнули нам и улыбнулись:

— Добро пожаловать!

Я снова уставилась на них.

Две девочки, игравшие в «классы», остановились, услышав приветствие.

— Добро пожаловать, — хором пропели они, растянув губы в беззубой улыбке.

Хелена вела меня сквозь толпу, которая сопровождала нас словами приветствия и дружелюбными кивками. Она вежливо благодарила всех от моего имени. Мы прошли по улице к большому трехэтажному деревянному зданию с навесом над крыльцом. Дверь была украшена замысловатой резьбой, в завитках которой угадывались гусиные перья. Хелена распахнула дверь, и резные завитки разошлись в стороны, словно приглашая нас войти.

— Это бюро регистрации. Все приходят сюда, как только появляются у нас, — терпеливо объяснила Хелена. — Имена и другие сведения о каждом содержатся в этих книгах, так что мы всегда можем узнать, кто есть кто и сколько нас всего.

— На случай, если кто-то пропадет, — пошутила я.

— Надеюсь, вы сами убедитесь в том, что здесь ничего не пропадает, Сэнди, — серьезно ответила Хелена. — Вещам больше некуда идти, поэтому они остаются здесь.

Намеренно не замечая прохладности тона и неприятного подтекста, я еще раз безуспешно призвала на помощь чувство юмора:

— Чем же мне здесь заняться, если никого не надо искать?

— Будете делать то, о чем всегда мечтали: встретитесь с теми, кого разыскивали. Закончите начатую вами работу.

— А потом?

Она молчала.

— А потом вы поможете мне вернуться домой? — спросила я довольно напряженным голосом.

Она ничего не ответила.

— Хелена, — позвал ее симпатичный дядька, сидевший за столом. Перед ним лежали какие-то папки с цифрами.

Рядом с входной дверью висела доска со списком всех стран мира и их языков. О некоторых из них я никогда даже не слышала. Напротив каждой страны стояла цифра. Я увидела на столе папку с номером, соответствующим строчке из списка: «Страна — Ирландия. Языки — гаэльский, английский».

— Привет, Теренс. — Хелена, похоже, обрадовалась, что наш разговор прервали.

В этот момент я впервые по-настоящему рассмотрела огромную комнату. В ней стояли десятки столов с такими же папками, и за каждым сидел человек другой национальности. Перед столами толпились люди. В комнате стояла напряженная тишина. Сотни только что прибывших растерянных людей нервно озирались и отчаянно старались сохранять хоть какое-то внешнее спокойствие.

Хелена прошла вперед и подсела к столу Теренса.

Пока я шла к столу, он не сводил с меня глаз.

— Добро пожаловать, — мягко произнес он.

Я различила в голосе симпатию, а акцент выдал его ирландские корни.

— Сэнди, это Теренс О'Мэйли. Теренс, это Сэнди. Теренс здесь уже… черт, сколько лет, Теренс? — спросила Хелена.

«Одиннадцать», — вспомнила я.

— Уже почти одиннадцать, — с улыбкой ответил он.

— Теренс работал…

— Библиотекарем в Баллине, — закончила я, не подумав.

Даже через столько времени в нем легко было узнать одинокого 55-летнего библиотекаря, который одиннадцать лет назад исчез, возвращаясь с работы домой.

Хелена нахмурилась, а на лице Теренса появилось смущение.

— Ах да, я же рассказала вам о нем, когда мы шли сюда, — решительно вмешалась Хелена. — Совсем забыла. Старею, наверное, все у меня вылетает из головы. — Она пожала плечами.

— Знаю я это чувство, — улыбнулся Теренс, поправляя сползающие очки.

Мне всегда казалось, что у него точно такой же нос, как у его сестры. Я пригляделась повнимательнее.

— Ну ладно. — Похоже, Теренсу стало неуютно под моим пристальным взглядом, и он обернулся за поддержкой к Хелене. — Давайте займемся делом, хорошо? Присаживайтесь, Сэнди, а я помогу вам заполнить этот бланк. На самом деле все очень просто.

Я уселась на стул. От моего внимания не ускользнуло, что возле соседних столов выстроились очереди. Справа от меня женщина занималась маленьким мальчиком.

— Permettimi di aiutarti a sederti e mi puoi raccontare tutto su come sei arrivato fin qui. Avresti voglia di un podi latte con biscotti?[6]

Он поднял на нее большие, как у потерявшегося щенка, карие глаза и кивнул. Она сделала кому-то находившемуся за ней знак, человек исчез за дверью в глубине комнаты и через минуту вернулся со стаканом молока и тарелкой печенья.

Слева от меня подошла очередь смущенного мужчины. Сотрудник за столом, где стояла табличка с именем «Мартин», ободряюще подмигнул ему:

— Nehmen Sie Doch Platz, bitte, dann helfe ich Ihnem mit den Formularen.[7]

— Сэнди, Сэнди, — позвали Теренс и Хелена.

— Да? Что? Извините! — Я вышла из транса.

— Теренс спрашивает, откуда вы родом.

— Из Литрима.

— Вы там жили?

— Нет, в Дублине. — Я увидела, как в комнату с растерянным видом входят все новые люди.

— То есть вы пропали в Дублине, — уточнил Теренс.

— Нет, в Лимерике. — Я старалась говорить спокойно, хотя мысли в голове гремели все громче и настойчивей.

— Вы знаете Джима Гэннона… из Литрима?…

— Да, — ответила я, рассматривая молодую африканку.

Поплотнее запахнув свое ярко-желтое одеяние, та со страхом изучала странные декорации, в которых оказалась. Ее руки украшали широкие браслеты из меди, плетеной травы и бусин. Наши глаза на мгновение встретились, и она тут же отвела взгляд. Я продолжала разговаривать с Теренсом, витая мыслями где-то далеко.

— Джиму принадлежит скобяная лавка. Его сын учил меня географии.

Теренс тихо засмеялся:

— Как тесен мир.

— Он гораздо больше, чем я думала, — возразила я, и мне померещилось, будто кто-то другой произнес это моим голосом.

Слова Теренса звучали в голове, пока я рассматривала окружающие меня лица, всех этих людей, которые еще минуту назад шли на работу или в магазин и вдруг очутились здесь.

— …работаете?

— Она связана с театром, Теренс. У нее актерское агентство.

Я слышала какие-то обрывки фраз и пыталась понять их смысл.

— …верно, Сэнди? Вы руководите собственным агентством?

— Да, — рассеянно ответила я, уставившись на мальчонку, которого кто-то из взрослых вел за руку к двери, расположенной за столом регистрации итальянцев.

Он все время смотрел на меня своими огромными грустными глазищами. Я улыбнулась ему, и его нахмуренное лицо разгладилось. Дверь за ним захлопнулась.

— Куда ведет эта дверь? — неожиданно оборвала я очередной вопрос Теренса.

Он остановился:

— Которая?

Я оглядела комнату и только сейчас заметила, что за каждым столом располагалось по двери.

— Все. Куда они ведут? — едва слышно спросила я.

— Там консультанты кратко рассказывают новичкам о том, что нам всем известно, то есть где мы находимся и как здесь живем. Им предлагают вакансии и вообще любую помощь, какая может понадобиться.

Я мазнула взглядом по массивной дубовой двери и ничего не сказала.

— Поскольку вы уже встретили Хелену, она будет вашим гидом, — ласково произнес Теренс. — Нам осталось ответить на последние вопросы, и вы сможете уйти отсюда, о чем, уверен, мечтаете.

Входная дверь открылась, и солнце снова залило комнату. Все увидели вошедшую — маленькую, не старше десяти лет, голубоглазую девочку с мягкими золотыми кудряшками. Она шмыгала носом и вытирала слезы, следуя за провожатым.

— Дженни-Мэй, — прошептала я, и у меня снова закружилась голова.

— А брата вашего как зовут? — спросил Теренс, успевший заполнить почти весь формуляр.

— Эй, подожди минутку: у нее нет сестры, — остановила его Хелена. — Она говорила, что единственный ребенок в семье.

— Да нет же, — возбужденно возразил Теренс. — Я спросил, есть ли у нее сестра, и она ответила: Дженни-Мэй.

— Наверное, она тебя неправильно поняла, Теренс, — спокойно произнесла Хелена. Все, что они говорили потом, слилось для меня в невнятное бормотание.

Мой взгляд продолжал следовать за девочкой, которую вели по комнате, сердце билось все сильнее, как это случалось всякий раз, когда Дженни-Мэй оказывалась в паре метров от меня.

— Может, вы проясните ситуацию, — попросил Теренс.

Его лицо неожиданно выплыло прямо передо мной, а затем снова ушло в нерезкость.

— Похоже, она себя плохо чувствует, Теренс. Смотри, совсем бледная. — Теперь ее голос раздавался возле самого моего уха. — Сэнди, хотите…

А потом все исчезло.

Глава девятнадцатая

— Сэнди…

Я услышала свое имя и ощутила на лице тепло дыхания. Его запах показался мне знакомым: сладкий кофе, от которого мое сердце привычно затрепетало, тело ощутило прилив сил, а по коже прокатились волны приятной дрожи.

Рука Грегори ласково убрала с моего лица упавшие пряди волос, словно бережно, слой за слоем снимая наслоения почвы в надежде раскопать под ней нечто более ценное, чем я. По сути, он и был археологом, сумевшим разгрести все, под чем давно погребены мои самые сокровенные мысли. Одна рука осторожно поддерживала меня сзади за шею, словно самую хрупкую вещь на свете, а другая что-то мягко чертила по моему подбородку, временами забредая на щеку или в волосы.

— Сэнди, милая, открой глаза, — прошептал голос у самого моего уха.

— Отойдите все, отодвиньтесь, — более громко и агрессивно прозвучало где-то рядом. — С ней все в порядке? — Агрессивный голос стал громче и приблизился.

Успокаивающая рука перебралась от волос к моей кисти и крепко сжала ее, а большой палец продолжал поглаживать ладонь. Его владелец спокойно произнес:

— Она не отвечает. Вызовите «скорую помощь». — Слова звучали искаженно и отдавались эхом у меня в голове.

А она болела.

— О Матерь Божья, — пробормотал голос.

— Шон, уведи детей обратно в школу. Не нужно им этого видеть, — спокойно произнес мой спаситель.

«Шон, Шон, Шон…» Я знала это имя.

— Откуда столько крови? — запаниковал тот.

— Из головы. Уведи детей. — Мою руку сжали сильнее.

— Он ее сильно покалечил, мерзавец.

— Знаю, я все видел. Я смотрел в окно. Вызови «скорую».

Шон закричал на детей, приказывая им уйти, йотом его голос затих вдали, и я снова осталась в наполненной эхом тишине, вместе со своим ангелом-хранителем. Я ощутила на руке мягкое прикосновение губ.

— Открой глаза, Сэнди, — прошептал он. — Пожалуйста.

Я сделала усилие, но мои веки оставались склеенными, словно цветок лотоса, угнездившегося в тине и пытающегося развернуть лепестки раньше положенного срока. Голова отяжелела, мысли ворочались в ней медленно и неуклюже, а кровь иод защищающей мою голову надежной рукой билась сильными толчками. Я лежала на чем-то холодном и шершавом. Бетон. Почему я на бетоне? Попыталась встать, но тело сопротивлялось, не желая двигаться, а глаза по-прежнему не открывались. Потом я услышала вдалеке сирену «скорой» и снова принялась отчаянно сражаться с непослушными веками. Они чуть-чуть приоткрылись. Ага, мистер Бартон. Мой спаситель. Он обнимал меня и смотрел на меня так, будто только что углядел в литримском асфальте золото. На его сорочке была кровь. Он ранен? Мистер Бартон всматривался в мое лицо и казался озабоченным. Я вдруг вспомнила о прыще, который сегодня утром обнаружила на щеке. Хотела поднять руку, чтобы прикрыть его, но рука казалась погруженной в мокрый бетон и не желала двигаться.

— Слава богу, — прошептал он, покрепче сжимая меня. — А теперь не шевелись. «Скорая» сейчас будет.

Мне обязательно нужно спрятать прыщ. Надо же: после четырех лет ожидания наконец-то очутиться так близко к мистеру Бартону, и при этом выглядеть пугалом. Мои семнадцатилетние гормоны уничтожили момент, о котором я столько мечтала. Держись, сказал он, «скорая» вот-вот подъедет. Что же случилось? Я попыталась заговорить, но из горла вырвалось только хриплое карканье.

— Все будет хорошо, — ободряюще прошептал он, приблизив свое лицо к моему.

Я поверила ему, на минуту забыла о боли, и тут же вполне осмысленно ощутила торчащий на щеке прыщ.

— Знаю, что ты пытаешься сделать, Сэнди, так что прекрати. — Грегори попробовал слегка улыбнуться, осторожно отводя мою руку от лица.

Я что-то прохрипела — со словами у меня пока не получалось.

— Он не такой уж страшный, знаешь ли. Его зовут Генри, и он все время оставался со мной, когда ты вдруг собралась умирать. Генри, представляю тебе Сэнди. Сэнди, познакомься с Генри. Впрочем, не думаю, что он слишком желанный гость.

Грегори провел пальцем по моей щеке, слегка погладив прыщ, как если бы он был самой красивой деталью моего лица.

Итак, из головы у меня текла кровь, на щеке красовался прыщ по имени Генри, а лицо пылало так, что я могла бы сжечь весь город. Глаза снова начали закрываться. Ослепительная небесная голубизна ввинчивалась в зрачки и пронзала меня насквозь, от пальцев ног до макушки, в которой угнездилась и не желала уходить жгучая боль.

— Не закрывай глаза, Сэнди, — повысил голос Грегори.

Я приоткрыла их и поймала на его лице выражение беспокойства, которое он напрасно пытался скрыть.

— Устала, — прошептала я еле слышно.

— Знаю, знаю. — Он обнял меня крепче. — Но, пожалуйста, не спи, побудь немного со мной. Поддержи компанию, пока «скорая» не подъедет, — попросил он. — Пообещай мне.

— Обещаю, — прошептала я, перед тем как снова захлопнуть веки.

Снова загудела сирена. Возле нас остановилась машина. Я почувствовала, как вибрирует бетон возле моей головы, и испугалась, что на меня наедут колеса. Двери открылись и со стуком захлопнулись.

— Полиция! Он здесь! — Это кричал вернувшийся Шон. — Он сбил ее и даже не взглянул. — В его голосе звучала истерика. — Вот этот человек все видел.

Когда Шон замолчал, я услышала, как кто-то плачет. Потом до меня донеслись успокаивающие голоса полицейских, треск и попискивание раций. Потом Шона увели. Ко мне приблизились чьи-то шаги, и кто-то озабоченно бормотал что-то насчет моей головы. Все это время Грегори нашептывал мне на ухо прекрасные слова, которые легко преодолевали звон в ушах. Эти слова перекрывали вой сирены, крики страха, возгласы паники и злости, ощущение холодного бетона и холодной влаги, стекающей вдоль уха.

Когда завывание «скорой» раздалось совсем близко, голос Грегори зазвучал еще настойчивее, и я обмякла в его руках.

— С возвращением!

Я пришла в себя и увидела озабоченное лицо Хелены, которая поднесла к моему лицу вентилятор.

Я застонала, и рука потянулась к голове.

— У вас там жуткая шишка, так что трогать не рекомендую, — спокойно предостерегла она.

Моя рука продолжила движение.

— Я же сказала, не на…

— Ай!

— Делайте как знаете, — надменно произнесла она и отошла.

Я изучала незнакомую комнату, ощупывая выросшую возле виска шишку размером с куриное яйцо. Я лежала на диване, а Хелена стояла возле раковины напротив окна. Яркий свет заливал ее с ног до головы, образуя вокруг сияние, похожее на нимб.

— Где мы?

— У меня дома. — Она не повернула головы, продолжая споласкивать тряпку.

Я осмотрелась по сторонам.

— Зачем у вас на кухне диван?

Хелена усмехнулась.

— Из всех вопросов, которые можно было задать, именно этот вы выбрали в качестве первого.

Я промолчала.

— Это не кухня, а общая комната, — ответила она. — Я здесь не готовлю.

— Не думала, что у вас есть электричество.

— Когда вы снова сможете выйти на улицу и уделить внимание пейзажу, — проворчала она, — то, вероятно, заметите, что мы пользуемся системой, которую называем солнечными батареями. — Она тянула каждое слово, словно разговаривала с тупицей. — Они похожи на те, что мы нашли в карманных калькуляторах, и генерируют электричество из солнечного света. В каждом доме есть собственная система электропитания. — В ее голосе слышалось возбуждение.

Я почувствовала головокружение и снова улеглась, прикрыв веки.

— Мне известно, как работают солнечные батареи.

— Они и там есть? — удивленно спросила она.

Я проигнорировала вопрос.

— Как я сюда попала?

— Вас перенес мой муж.

Мои глаза открылись, и я постаралась справиться с болью. Хелена все еще стояла спиной ко мне, и вода продолжала течь.

— Муж? Вы здесь можете вступать в брак?

— Вступить в брак можно где угодно.

— Формально нет, — слабо запротестовала я. — Господи, электричество и брак. Слишком много для меня, — прошептала я, и потолок надо мной начал вращаться.

Хелена присела рядом на диван и положила мне на лоб и глаза холодную влажную салфетку. Холод успокаивал пульсирующую, горящую голову.

— Мне приснился ужасный кошмар. Будто я попала в очень странное место, где собираются потерявшиеся люди и вещи со всего света, — пробормотала я. — Пожалуйста, скажите, что это был сон или хотя бы нервный срыв. Нервный срыв я как-нибудь вынесу.

— Что ж, если можете справиться с ним, то стерпите и правду.

— Так это правда?

Она молча посмотрела на меня, а потом вздохнула:

— Правда вам известна.

Я отвернулась, изо всех сил стараясь не заплакать.

Хелена схватила мою руку, сжала ее, наклонилась ко мне, и в ее голосе зазвучала настойчивость: