Клоун Горький Максим
— Кто-то стащил из морга труп, — сказал он. — Потом ты ответил на анонимный звонок и тебе сообщили, где искать труп. Там он и оказался.
— В телестудии, — уточнил я. — Но не думаю, чтобы труп имел тут особое значение.
— Важно то, кому он принадлежит.
— Что ж! Это здравая мысль. Обычно неопознанным трупам придают большое значение. Особенно те, кому они принадлежат.
— Кроме того, хозяина похоронного бюро оглушили ударом по голове, не забывай об этом! — резко сказал Лейверс.
— Кто-то хорошенько огрел Чарли, — терпеливо согласился я. — Но ведь он у каждого вызывает именно такое желание. Каждый раз, когда я оказываюсь с ним рядом, мне и самому охота его треснуть.
— Ты его не любишь?
— Как-то над этим не задумывался, — честно признался я. — Но когда я оказываюсь от него на расстоянии вытянутой руки, у меня просто начинают зудеть ладони. Это безусловный рефлекс. Нет, честно, шериф, Чарли — порядочная мразь.
— Однако он у нас на службе, и потому мы за него отвечаем, — хрюкнул Лейверс. — Я думаю, что этот первый труп все же играет определенную роль.
— Но ведь женщина погибла по естественной причине, — сказал я. — Копам тут нечем поживиться. Вот второй погиб от пули 38-го калибра, выпущенной ему в грудь, — и это сулит нам всяческое беспокойство.
— Кто-нибудь уже опознал труп, я имею в виду — второй?
Я покачал головой:
— Никто. Все, что нам о нем известно, так это то, что он мужского пола, лет ему примерно тридцать пять. И его застрелили. Я очень рад, что не мне придется давать объявление об опознании.
— Сегодня утром за нас это уже сделали репортеры, — кисло сообщил Лейверс. — На первых страницах газет. Тебе ничего не удалось выяснить ночью?
— Утром, вы хотите сказать? — поправил я его. — Ведь тело было обнаружено в час десять. А сейчас только девять тридцать того же самого утра. Нет, я ничего не успел выяснить сегодня утром.
Лейверс вынул трубку изо рта, с минуту изучал ее с глубоким отвращением, потом швырнул на стол. Зная, что последует дальше, я успел раскурить сигарету на десять секунд раньше, чем он запыхтел своей сигарой. Это был единственный способ самозащиты.
— Труп ведь не мог сам залезть в этот гроб, — резонно заметил он.
— Кто-то ухитрился сделать подмену. Примерно за полчаса до представления гроб находился в реквизитной, и в нем покоилось этакое маленькое симпатичное чудище, сделанное из папье-маше. Когда же откинули крышку, там уже был труп. Муляж из папье-маше нашли потом в реквизитной, в каком-то старом сундуке.
— Ладно, — сказал Лейверс отрешенно. — Кто же все-таки сумел подменить муляж трупом? У кого была такая возможность?
— Любой из находившихся в студии, да и вообще всякий, кто попал внутрь помещения, — сказал я. — Дальше этого мое воображение не простирается. В это время суток на телестудии занято минимальное количество сотрудников, потому что приходится платить им сверхурочно. Поэтому у парадного дежурит только один швейцар. Задние двери отперты, а реквизитная как раз и находится поблизости от задних дверей. Труп туда мог затащить кто угодно.
— Тебе не удалось установить мотив преступления?
— Мотив? Но ведь никто даже не знает, кто такой этот парень! — Я пожал плечами.
Лейверс хмыкнул и выпустил в мою сторону клуб дыма.
— Похоже, что пока ты не добился никакого успеха, Уилер?
— Похоже на то…
— В таком случае нечего тут рассиживаться. Неужели у тебя нет до сих пор никаких идей?
— Есть, сэр, — сказал я. — Я как раз собираюсь выйти на улицу и завопить: «На помощь!»
— Это ведь дело, которое придется расследовать нашему округу.
— Но нам все равно придется обратиться за помощью в отдел по расследованию убийств, сэр. Именно это нам более всего необходимо теперь сделать.
— Неужели это тот самый Уилер, которого я знавал когда-то? — воздел он руки.
— Это тот самый Уилер, которого вы знаете теперь, — сказал я. — Мы вовсе не теряем своего престижа, обратившись в отдел. Даже им может потребоваться целая неделя, чтобы установить личность убитого. А нам на это придется потратить года три, не меньше…
— Я могу дать тебе в помощь сержанта Полника.
— В таком случае нам потребуется пять лет! — сказал я с горечью. — Нет, сэр. Давайте обратимся в отдел.
Шериф вздохнул и поерзал в кресле, потом скрестил руки на животе и уставился на меня немигающим взглядом. Отблески глубокого раздумья появились в его глазах, и это мне очень не понравилось.
— Ну-ну! — наконец радостно произнес он. — А ведь я еще не забыл того случая, когда мне самому отчаянно хотелось обратиться в отдел убийств, а ты меня отговорил. «Сами разберемся», — повторял ты, и мне приходилось торчать здесь целыми днями, обливаясь потом, и улаживать неприятности с муниципалитетом и управлением и даже с именитыми горожанами — пока ты занимался своим привычным делом.
— Да, сэр, — сказал я осторожно.
Отвратительная ухмылка появилась на его лице.
— Ты кое-что забыл, Уилер! Насколько я помню, ты ведь был лейтенантом отдела убийств, прежде чем перешел ко мне?
— Да, сэр!
— И для чего же я взял тебя к себе? Как раз для того, чтобы расследовать те убийства, которые произойдут в моем округе, верно? В чем дело, Уилер? Может быть, ты просто не желаешь отрабатывать свою зарплату?
— Конечно, я предпочел бы получать ее за что-нибудь другое, — сказал я. — Но я понял ваш намек, сэр.
Его ухмылка стала по-настоящему злобной, просто дьявольской.
— Это — твое убийство, Уилер, — сказал он щедро. — Я дарю его тебе. Отправляйся и трудись в поте лица, а я буду сидеть здесь и покуривать сигару. Просто ради разнообразия. — Лицо его внезапно выразило надежду. — И кто знает, может, мне еще удастся подцепить парочку-другую блондинок, даже не выходя отсюда?
— Только в том случае, если сядете на диету, — сказал я. — Мне присылать вам все время рапорты, не так ли?
— Предоставляю тебе полную свободу действий!
Он уже совсем развеселился.
— Смотрите только, чтобы я на радостях не начал кусаться, — взорвался я и поднялся со стула.
— И можешь не забивать свою головку мыслями о рапортах, Уилер, — прохрипел он. — Я вполне могу подождать, пока ты притащишь сюда убийцу, сделаешь мне сюрприз. Обожаю сюрпризы!
— Шериф! На вас что-то сегодня накатило, и, честно говоря, мне это совершенно не нравится.
— Наконец-то, — он чуть ли не мурлыкал от удовольствия, — наконец-то у нас есть убийство, к которому сам я не имею никакого отношения. Тут нет никакой моей личной заинтересованности, никто не обвиняет меня в заговоре или в коррупции, которая привела к убийству, никто, даже газеты, не возлагает на меня ответственность и не требует, чтобы я немедленно нашел убийцу. А почему? Да потому, что никто пока не знает, кого именно убили. Если же я через несколько дней передам дело в отдел убийств только потому, что ровным счетом ничего не раскопал… догадайся, кто тут будет выглядеть кретином?
— Я, — предположил я. — Но ведь это будет со мной впервые, шериф.
Лейверс все еще широко ухмылялся.
— Если уж ты и в самом деле окажешься в безвыходном положении, лейтенант, можешь обратиться за помощью к Дику Трэйси. — Мысль показалась ему очень удачной, и он оживленно хихикнул.
— Благодарю, — кивнул я. — Он действительно понадобится. И не для того, чтобы расследовать убийство, а для того, чтобы помочь нам с сестрицами Калтерн.
— Что ты имеешь в виду?
— Я просто никогда не забываю о коронном ходе Пруденс, — сказал я рассудительно. — Это было на одном из курортов в Майами. Кто-то нанял зал для вечеринки на крыше одного отеля, но ее почему-то не пригласили. Примерно около полуночи она швырнула на пол в коридоре десяток своих излюбленных дымовых шашек, подожгла парик, который нацепила специально для этого случая, и ворвалась в зал с воплем «Пожар!».
— И с вечеринкой было покончено? — заинтересованно спросил Лейверс.
— В первую очередь навсегда было покончено с несколькими гостями, — сказал я. — Потому что они выбросились в окно.
Лейверс несколько слинял.
— Пожалуй, я не подумал о сестрах, — протянул он. — А ты думаешь, что они замешаны в этом убийстве?
Я внимательно посмотрел на него:
— Я вот думаю: а может, вы вовсе не шериф Лейверс, а Пруденс Калтерн, переодетая под шерифа Лейверса? — Я пожал плечами. — Вообще-то, конечно, есть способ доказать, что вы на самом деле шериф.
— Вон отсюда! — яростно проревел он.
Я вышел из кабинета, оставив дверь распахнутой настежь, чтобы ему пришлось встать и закрыть ее самому. За столом в приемной сидело какое-то чудовище женского пола, которое вполне сгодилось бы в ассистентки Бруно без всякого грима. Я остановился около нее и спросил:
— А где цветок Юга?
Голос мой прозвучал весьма сурово.
— Если вы имеете в виду желтую розу Техаса, лейтенант, — сказала эта морда грубым мужским голосом, — то она в отпуске.
— Аннабел Джексон в отпуске? — спросил я. — А почему же никто не потрудился сообщить мне об этом?
— Полагаю, исключительно потому, что это вовсе не ваше дело, лейтенант, — сказала она, поглаживая пальцами густые усики на верхней губе. — Но чтобы вы впредь знали, ближайшие три недели я замещаю ее в качестве секретаря шерифа.
— Для того чтобы вы могли замещать Аннабел Джексон, вам необходимо добавить к вашему бюсту, как минимум, шесть дюймов, милочка, — холодно заметил я.
Ее машинка затрещала с ужасающей скоростью.
— Меня предупреждали относительно вас в управлении, лейтенант, — ответила она ледяным тоном. — Вам могла бы помочь холодная ванна.
Я прошел к своему столу и уселся. Жизнь без Аннабел рисовалась мне мрачной. И вообще все представлялось чернее ночи, если вспомнить про неопознанный труп и перспективу работать в паре с сержантом Полником. В довершение ко всему прочему страстная блондинка бесследно исчезла из моей квартиры, когда я вернулся туда на рассвете. Правда, она оставила мне записку: всего два слова. И знаете, в письменном виде они выглядели еще отвратительнее, чем когда их произносят вслух.
— Эй! — обратился я к чудовищу. — Ведь сегодня воскресенье. Как ты тут очутилась?
— Срочная работа для шерифа, — ответила она, — я на сверхурочной работе. И пожалуйста, больше не прерывайте меня, лейтенант, это слишком дорого обходится вашему отделу.
Зазвонил телефон, и я лениво поднял трубку.
— Я хотел бы поговорить с лейтенантом Уилером, — послышался интеллигентный мужской голос.
— Уилер слушает.
— У меня есть сообщение для вас, лейтенант, — вежливо произнес голос. — Я обеспокоен.
— Я тоже, — ответил я. — Кто это говорит, черт возьми?
— Человек, который предпочитает оставаться в тени, но любит, чтобы все было тихо-мирно, — последовал лаконичный ответ. — Я в недоумении, лейтенант. Не могу понять, как это женщина может так быстро забыть своего мужа. Пусть это даже и бывший муж, все равно женщина не может забыть его так быстро. Правда, он был порядочной задницей, — невозмутимо добавил говоривший. — Если быть точным, задницей, которая играла в теннис. Но все же она должна бы помнить его лицо, его имя, хоть что-то о нем!
— Продолжайте, — сказал я.
— Я не зря отнимаю у вас время, лейтенант. Вероятно, вы сейчас здорово заняты, если верно то, о чем я прочитал в газетах. Этот ваш труп, который так уютно лежал в гробу, — ведь это Говард Дэвис. Бывший теннисист, правда, не слишком известный. Знаете, из тех, которые всегда готовы развлечь и утешить дамочек из теннисного клуба.
— Как вас зовут? — без всякой надежды, на всякий случай спросил я.
— Не важно, лейтенант, просто считайте меня своим другом. Разрешите дать вам совет: почему бы вам не поинтересоваться у Пенелопы Калтерн, отчего это она не признала своего бывшего мужа?
В трубке сухо щелкнуло, и связь прервалась.
Я положил трубку на рычаг и мрачно разглядывал ее не меньше минуты. Никакого результата. Я изо всех сил пытался придумать что-нибудь более действенное, чем то, что предложил мне этот человек, но совершенно напрасно. Если моему незнакомому другу вздумается еще раз мне позвонить и сделать новое сообщение, мне, пожалуй, лучше будет называть его «сэр». Он это вполне заслужил. Ибо, насколько я понимаю, пока что он единственный занимался расследованием.
Глава 3
Пенелопа Калтерн жила в «Старлайт-отеле». Я справился у портье, в каком она номере. Разумеется, у нее были апартаменты, а не обыкновенный номер.
— Вряд ли вам удастся повидать ее, лейтенант, — твердо сказал портье. — Она строго-настрого распорядилась, чтобы ее не беспокоили. Не звонили и не извещали. Мисс Калтерн отдыхает.
— У каждого в жизни хоть раз бывает встреча с копом. — Я сочувственно покачал головой. — Как у вас обстоят дела насчет спокойной совести?
— Боюсь, — сказал портье еще тверже, — что мне придется настаивать!
Я облокотился на конторку и заинтересованно посмотрел на него.
— Ну, валяй, — сказал я. — Давай настаивай!
Он разозлился и стал что-то бормотать, когда вдруг раздался спасительный звонок телефона. На его лице появилась улыбка. С явным вздохом облегчения он поднял трубку, а я спокойно повернулся, подошел к лифтам и поднялся на десятый этаж.
Три вежливых стука в дверь не принесли никакого результата, тогда я принялся выбивать на филенке двери «Я люблю ритм», орудуя обеими руками и правой ногой.
Дверь распахнулась как раз в тот момент, когда я собирался исполнить симпатичный оглушительный раскат грома. На пороге, широко открыв рот, стояла Пенелопа Калтерн.
— О Боже! — с горечью сказала она. — Я думала, что где-то горит.
— Вы помните меня? — спросил я с надеждой. — Лейтенант Уилер из отдела шерифа.
— Уж теперь-то я вас наверняка никогда не забуду, — сказала она. — Я ведь спала.
— Я вижу, — благодарно произнес я.
Волосы у нее были причесаны на восточный манер и закреплены большой заколкой, глаза она подвела так, чтобы они казались чуть раскосыми. Правда, пламенный оттенок рыжих волос не слишком вязался с восточным стилем, но согласитесь: даже если вы одна из сестренок Калтерн, нельзя же иметь решительно все на свете!
На ней была отлично сшитая белая шелковая пижама, подчеркивающая фигуру с намеренной небрежностью. Курточка пижамы была отделана необычной аппликацией: наискосок от правого плеча к левой груди шагали крохотные японцы синего цвета. Раньше мне не приходилось видеть ничего подобного.
— Что вам нужно? — нетерпеливо спросила Пенелопа.
— Неужели все, что произошло вчера, не оставило следа в вашей памяти? — спросил я умиротворенным тоном. — Быть может, вы забываете, куда положили свои вещи? И не случалось ли с вами, что посередине Мэйн-стрит легкий бриз вдруг напоминал вам, что вы забыли надеть штанишки? Если с вами бывало такое, освежитель памяти системы Уилера гарантирует, что за десять несложных уроков вы сумеете вспомнить решительно все, что с вами происходило, начиная с момента вашего появления на свет.
— Вы, должно быть, спятили, — сказала она, — а с памятью у меня все в полном порядке.
— В таком случае как получилось, что вы не узнали своего собственного бывшего мужа, когда этот труп уставился вам прямо в глаза своим невидящим взглядом? — спросил я грустно.
Глаза ее на секунду затуманились.
— Может, вам лучше войти? — предложила она.
Я прошел вслед за ней в гостиную и вежливо подождал, пока она раскурит сигарету. Вам приходилось видеть, как кувыркаются и пляшут маленькие японцы? Знаете… в этом что-то есть… что-то волнующее.
— Простите, лейтенант, — сказала наконец Пенелопа напряженным голосом. — Видите ли, это был такой внезапный удар. Я ведь не видела его целых шесть месяцев, с самого развода. И когда я открыла гроб, увидела, что внутри Говард, мертвый! Понимаете, я…
— Вы знали, что он мертв?
— Я сразу увидела пулевую рану, — быстро ответила она. — Удар был таким страшным для меня, что, понимаете, я просто…
— Утратили память? — спросил я все таким же соболезнующим тоном, словно близкий друг дома на похоронах, который хотел рассмеяться, но вынужден был подавить смешок. — И надолго вы ее потеряли?
Она напряженно выпрямилась:
— Я вовсе ничего не говорила по поводу своей памяти. Это целиком ваша идея. Я была так ошарашена, что просто лишилась способности связно мыслить… от потрясения…
Я грустно покачал головой:
— Вам придется придумать что-нибудь более удачное, Пенелопа.
— Что вы хотите сказать?
— Вам придется подыскать более удачное объяснение своей лжи касательно того, что вы не узнали своего бывшего мужа, Пенелопа.
Она нервно докурила сигарету, потом поднялась с кресла и подошла к окну.
— Ладно, — сказала она наконец, — я просто боялась газетной шумихи.
— Да, шумиха и в самом деле будет не маленькая!
— Вы ничего не понимаете! — Она снова повернулась ко мне, глаза ее сверкали, рыжие волосы переливались огнями. — Ведь газетчики всегда кричат одно и то же: я — одна из ненормальных сестер-близнецов Калтерн, без излишних предрассудков и с кучей денег! И если только они разнюхают, что труп моего бывшего мужа каким-то образом очутился на моей первой передаче, с моей карьерой на телевидении будет покончено.
— Почему же? — спросил я, недоумевая.
— Потому что — хотите верьте, хотите нет — администрация телевидения невиданно консервативна и всегда поддается давлению моралистов. Труп Говарда — это, пожалуй, чересчур для их весьма умеренных в еде желудков!
— А я слышал, что вы одна из десяти самых богатых женщин в стране. И то, что вы можете заработать на телевидении в этой передаче, для вас сущие гроши. Почему же вы так обеспокоены?
— Да потому, что это мой последний шанс! — яростно выкрикнула она. — Если мы с Бруно будем иметь успех на этой местной станции, нас может заметить какая-нибудь крупная корпорация, и тогда наша карьера будет сделана!
— А почему для вас это так важно?
— Потому что я собиралась доказать всем, что я в состоянии добиться успеха в жизни сама по себе, — сказала она резко. — Добиться чего-то, что никакого отношения к моим деньгам не имеет.
— Доказать всем или кому-то особенно?
— Кое-кому особенно, — призналась она. — Теперь-то вы понимаете, почему мне так не хотелось говорить, что в гробу лежит Говард?
— Нет. — Я развел руками. — У вас нет никаких предположений о том, кому понадобилось его убивать? Кто бы мог убить его?
Пенелопа покачала головой:
— Ни малейших.
— А причина, по которой это могли сделать?
— Да нет, пожалуй. Разве только это дело рук Пруденс. Она вполне могла убить Говарда только для того, чтобы подсунуть труп в гроб и погубить мою карьеру на телевидении!
— Пруденс!..
— Это моя сестра-близнец. Мы во всем противоположны и терпеть друг друга не можем.
— Вы говорите, что не видели Говарда после развода, который состоялся шесть месяцев назад?
— Это так.
— Вы выплачиваете ему большое содержание? Так, кажется, теперь это делается?
— Ни единого цента! — Она торжествовала. — Ни одного цента!
— Вот так, одним махом, и уничтожен прекрасный повод для убийства! — сказал я горестно. — Где я могу видеть вашу сестру?
— Она живет в пентхаусе, — с досадой ответила Пенелопа. — Опередила меня на какие-то три минуты, сука!
— Может, мне стоит поговорить с ней?
— Отлично придумано, лейтенант, а я попробую снова уснуть.
— Почему бы и нет? — вздохнул я. — Япончики выглядят весьма утомленно.
Я поднялся и пошел к двери.
— Какие у вас отношения с Бруно? — уже на пороге, оглянувшись на нее, спросил я.
— Чисто деловые. Его хобби — икебана, лейтенант! Но для меня у него чересчур горячая кровь!
— Охотно верю! — вежливо ответил я. — Так вы говорите, что апартаменты на крыше?
— Верно, — кивнула она. — И смотрите берегитесь. Пруденс ведь легко может добавить и вас к своей коллекции, лейтенант.
— Коллекции чего?
— Увидите сами!
У самой двери сидел, скрестив ноги, массивный бронзовый Будда. Я на минуту остановился перед пьедесталом и потрогал его огромный живот.
— Вы уже посадили его на диету? — спросил я ее на прощанье.
Я вышел в коридор, направился к лифтам и спустя полминуты уже стоял у двери пентхауса. Дверь была массивная, и дверной молоток оказался весьма кстати. Я постучал, и дверь распахнулась почти тотчас же. На дороге стояла роскошная брюнетка. С минуту мы смотрели друг на друга с неподдельным интересом.
— Я где-то вас видел, — сказал я.
Полные губы медленно изогнулись в улыбке.
— Ну, после такого оригинального начала мне осталось только угадать, чем именно вы торгуете, — шнурками для ботинок? — сухо произнесла она.
Она сразила меня в самое сердце. И я тут же вспомнил!
— Вы и были той самой экзотической брюнеткой, которую я видел сегодня в студии. Вы тоже наблюдали за представлением Бруно и Брунгильды. И по всей видимости, вы — Пруденс Калтерн.
— Возможно, — сказала она, — и все же я ничего не покупаю.
— Я лейтенант Уилер, — сказал я. — Из отдела шерифа.
— Очень приятно, — проговорила она. — Не стойте так долго на дожде, лейтенант. У вас такой анемичный вид. Вы наверняка из тех, кто легко простужается.
Она собралась было захлопнуть дверь, но тут уж я с обычной своей расторопностью всунул ногу между филенкой и рамой.
Она пожала плечами:
— Что ж, уговорили.
Я прошел вслед за ней в апартаменты. Она подвела меня к отлично оборудованному бару.
— Могу я предложить вам выпить, лейтенант?
— Двойной шотландский, немного содовой, — ответил я.
Пока она готовила питье, я наблюдал за ней. Ее темные волосы были разделены аккуратным пробором точно посередине, они мягкими волнами опускались чуть ниже ушей. Лицо было умное и даже красивое. Вот только холодные зеленые глаза слишком контрастировали с чересчур полными губами. Черная шелковая рубашка, узкие белые брюки, пурпурная лента вокруг талии. Фигура у нее была такая же великолепная, как и у сестры, пожалуй, даже чуть получше. Было что-то почти языческое в высокой полной груди, выпукло обозначившейся под тонким шелком, и тут я ничуть не преувеличивал.
— Я только что разговаривал с вашей сестрой, — сказал я.
— И малышка Пенни не сообщила вам обо мне ничего хорошего, — небрежно отозвалась она. — Почему бы нам не подкрепиться, лейтенант? Вон там, на кушетке. Я прихвачу питье, а вы уж добирайтесь сами.
Мы уселись, и она протянула мне бокал.
— Теперь позвольте высказать свою догадку. Вы пришли, лейтенант, чтобы задать мне несколько вопросов. Вы собираетесь ошеломить меня, не так ли? Мол, знали ли вы покойного? — Она ухмыльнулась. — Конечно, знала, это бывший муж Пенни, подонок по имени Говард Дэвис, у которого было два хобби. Одно — теннис, а другое — денежные девицы вроде моей драгоценной сестрички. Почему я вам не сказала этого сегодня ночью? Очень просто, лейтенант. Только потому, что вы меня об этом не спрашивали.
— А почему вы решили, что я сейчас собираюсь вас об этом спрашивать?
— Женская интуиция. Кроме того, это все равно появится в утренних газетах.
— Но ведь пока они еще не поступили в продажу, поэтому как вы можете быть в этом уверены? — спросил я.
— Опять-таки женская интуиция. — Она лениво усмехнулась. — Не говоря уже о том, что я сама позвонила в газеты и дала информацию.
Я отхлебнул из своего стакана и чуть не поперхнулся.
— Мне не хотелось бы быть назойливым. Но ведь Говард мертв, а я коп. И поскольку его убили, то вы можете навлечь на себя серьезные неприятности, действуя таким образом.
— А теперь вы начали запугивать меня, — сказала она. — Что вы предпримете дальше? Закуете меня в наручники, отвезете в полицейский участок и изобьете ременной плетью?
— Это вовсе не смешно.
— А может быть, это даже приятно… — Она лениво растягивала слова. — Если, конечно, синяки не будут видны.
Я еще раз отхлебнул свой скотч и задумчиво посмотрел на нее:
— Я много слышал о сестрах Калтерн, но до сегодняшней ночи мне не приходилось их встречать. Может быть, вы расскажете мне о них?
— Вы ведь уже говорили с Пенни, — сказала она. — Она для вас не разделась, случайно?
— Во всяком случае, я этого не заметил, — ответил я.
— Значит, вы там были очень недолго, — уверенно подытожила она. — Пенни пьет слишком много, водит машину слишком быстро и раздевается, как только завидит мужчину. И как раз сейчас она свихнулась на почве восточного стиля. Может, вы просто не вписываетесь в такую картину, лейтенант?
— Мы, кажется, говорили о деньгах сестер Калтерн, если я не ошибаюсь?
— Наш отец умер с год тому назад, и мы разделили все наследство пополам, без всяких обязательств. Пенни — сумасбродная дурочка с ненормальной амбицией, хотя у нее нет ни капли таланта. И вообще, единственный ее разумный поступок — это то, что она приняла совет развестись с Говардом Дэвисом таким образом, чтобы он не получил ни гроша.
— Значит, так обстоят дела с Пенни, — кивнул я. — А как насчет Пруденс?
— Боюсь, вам лучше справиться у Пенни, — сказала она с улыбкой. — Потому что я могу оказаться необъективной.
— Пенни говорит, что после развода не встречалась с Говардом. А вы его видели с тех пор?
— Нет. — Она энергично замотала головой. — Он меня совершенно не интересовал. Пенни говорила, что он в теннисе не так уж плох, но только в будуаре никуда не годился. Провести больше одной игры был не в состоянии ни при каких обстоятельствах. Тут тебе и гейм, и сет — все сразу.
— Вы не знаете, у кого могли быть мотивы для убийства?
— Может, у Пенни и могли быть мотивы для его убийства. Она настолько глупа, что вполне способна на такое. Кроме Пенни, я не знаю никого, кто мог бы это сделать. Такие говарды вовсе не стоят того, чтобы их убивали, куда лучше просто выкидывать их вместе с мусором.
— Не возражаете, если я запишу эту фразу? — спросил я серьезно. — Философия всегда меня интересовала.
Читать бесплатно другие книги:
