Время одиночек Каменистый Артем

Глава 4

Накхи жили в степи испокон веков. Разумеется, они в этом краю были не первыми – до них здесь обитали другие народы. Но не осталось от тех народов ничего, кроме курганов и черепков на месте стоянок. Племенная память пронесла сквозь века рассказы о походе в эти края и войнах с хозяевами этих земель. И, по рассказам, хозяева эти ничем не отличались от накхов – такие же кочевники.

Жизнь кочевника проста: вся его жизнь – движение. Не может кочевье оставаться на одном месте слишком долго – скотина быстро выбьет всю траву в округе, и придется перегонять стада дальше, на новые пастбища. Степь велика, но хороших пастбищ не так уж и много. Животным нужна вода, нужна сочная, высокая трава, и местность нужна поровнее, без крутых оврагов или каменных россыпей.

Перегоны между пастбищами ведут по кратчайшему пути, если он, разумеется, удобен, – своеобразные степные дороги. На таких дорогах кочевья не задерживаются – нельзя здесь долго стоять, иначе не останется травы для тех, кто может пройти этим же путем завтра. Дефицит пастбищ и этика переходов между ними поневоле обособляет одно племя от другого – все кочевники постоянно находятся в состоянии войны со своими соседями. Иначе нельзя: пустишь чужака на свои угодья – тот выбьет траву на перегоне или займет пастбище вне оговоренной очереди, и те, кто туда заявятся, не найдут корма для стада.

В районах, где плотность удобных пастбищ максимальна, на пересечении перегонов между ними неизбежно возникали постоянные становища. Это еще не города – это нечто среднее между кочевьем и стационарным поселением. Часть народа живет здесь постоянно, но большая часть так и кочует, наведываясь сюда время от времени. Здесь обязательно есть хоть маленькая, но крепость – защищать перекресток. Здесь оседают самые искусные мастера: кузнецу для работы нужна нормальная кузница, а не войлочная юрта, которую туда-сюда таскают. Здесь есть земледелие. Здесь есть зачаток рынка – проходящие кочевья выторговывают изделия ремесленников, овощи и зерно. Отсюда нити торговли протягиваются и к побережью, к товарам, недоступным в степи: соли, копченой и сушеной морской рыбе, красному вину, тканям, лекарствам, украшениям и многому другому.

Если в кочевьях нетерпимо относятся к чужакам, то в становищах зачастую все иначе – с чужаками привыкли торговать, так почему бы не позволить и жить таким рядом, если это полезно накхам? Вот и оседали в становище странные люди: авантюристы всех мастей, беглецы, что-то натворившие на побережье, или просто безобидные искатели нового, явившиеся непонятно откуда.

Пусть ты даже с неба упал – если ты полезен накхам, ты сможешь жить с ними в становище.

Отец Тима упал с неба, и всю свою жизнь Тим провел здесь, в становище. Ну если совсем быть честным, то не всю – все же с дедом пришлось покочевать немало. С ним Тим много где побывал, во многих передрягах. Дед суров и опытен – и внука таким же хотел сделать. Первого сумчатого медведя Тим убил в двенадцать лет. Сам убил, без посторонней помощи – палкой с петлей и коротким копьем. Первого человека Тим убил в пятнадцать. Правда, убил не сам, но его стрелу дед торжествующе вырезал из пробитого сердца конокрада. Хотя стрел таких в трупе было несколько, но все же стрела Тима угодила удачнее всех других.

Сегодня дед Тима Ришак вел суд. Суд над черным человеком. И то, что черный человек был уже мертв, от судебного разбирательства его не освобождало – порядок есть порядок. Жив ты или мертв – за деяния свои ответить обязан. Убийство «не воинов» – тяжкий грех, а то, что молодежь сама нашла себе приключения, никого не волновало – черный человек пришел без приглашения на землю накхов и убил детей, не будучи врагом накхов. Дети были на своей земле, а значит, сделав его дичью, были в своем праве – ведь пришелец не гость. Если дичь стала охотником – дичь виновна. Будь он простым оламекским головорезом – обошлись бы без суда: с оламеками война, судить оламека – это все равно что судить дикую собаку за скушанного зайчонка.

Собралось все становище – народ принес войлочные коврики, расселся на них полукольцом, как бы окружая дом Сергея-безродного. На высоком пороге дома, на стопке ковриков, сидел Ришак. Для этого случая дед оделся в лучшую одежду, из заморских тканей, лишь кожаной шапочке накхов не изменил. Голос его сегодня звучал еще важнее, чем одежда:

– Я – Ришак из рода Ликадов, сын Ароша, что из рода Ликадов, умершего от людей с побережья соленого озера, жена моя Ниарра, ее я украл из рода оламеков, выносила тринадцать детей, вырастила пятерых, умерла она сама, прямо на перегоне, на спине своего коня. Дочь моя Энеяна, жена Сергея-безродного, умерла, рожая шестого ребенка. Муж ее теперь стал Ликадом, и он сын мне приемный. А сын его – Тимур, который убил черного человека. Я старше Тимура. Я старше Сергея-безродного. Мой род взял жизнь черного человека. Но черный человек взял жизни Шулаков. Но Шулаки сказали, что вручают слово свое мне. Значит, и судить черного человека буду я. Кто-то хочет сказать что-нибудь против меня?

Накхи промолчали.

– Значит, быть по-моему. Тимур, скажи мне, как все было?

– Я взял кунака Шарка на охоту. Я убил антилопу и встретил Норга из рода Шулаков, с ним было три его кунака. Норг просил показать урочище с железной птицей, и мы поехали туда. По пути нашли след черного человека. Норг захотел взять его жизнь, Норгу это было очень нужно. Мне это не нужно было, и я не захотел брать жизнь. Черный человек убил Норга и его кунаков. Он сжег их своей магией. Он страшный колдун, он и меня хотел сжечь. Но я сумел его победить, разбил его голову об идола на древнем кургане. Каменные идолы неподвластны магии, и колдун защититься от него не смог. Вот так все было.

Ришак кивнул, показывая, что принял слова внука, важно произнес:

– Кто-то хочет что-то сказать против Тимура или узнать у него то, о чем он промолчал?

В первом ряду поднялся шаман Тейко. Это был главный и, по сути, единственный шаман становища – остальная мелочовка не в счет. Данный факт приятно грел душу старика – важно сознавать свою незаменимость. Тим, еще до того как Тейко раскрыл рот, уже знал, что он скажет.

– Ришак! Тимур твой соврал! Никто, в ком есть хоть кроха магии, не смог бы пройти рядом со становищем и остаться незамеченным! Я бы на месте Шулаков хорошо подумал, прежде чем верить явной лжи!

Ришак и ухом не повел:

– Сядь на свое место. Может, в молодости ты и был шаманом, а сейчас ты просто никчемный старик. Сейчас я докажу это Шулакам. Гонир, встань и ответь мне, что ты видел.

Седой воин поднялся не спеша, медленно, цедя каждое слово, заговорил:

– Тимур, сын Сергея-безродного, вернулся в становище и рассказал, что черный человек убил Шулаков. Я взял пятерых Ликадов и двоих Шулаков и отправился к урочищу. И там, в урочище, вокруг железной птицы Тимур показал нам тела всех убитых Шулаков. Тела были обожжены, будто раскаленным углем. А наверху он показал нам черного человека. Человек был странный – таких мы еще не видели. Я бывал на побережье и даже там таких не помню. Странный он: странная одежда, странные вещи и странное тело. Мы прошли по следам колдуна, чтобы узнать, откуда он появился в нашей земле. И мы нашли это место – следы его начинались посреди степи. Он не порожден степью – первые его следы смяли нашу траву. Значит, он упал с неба или был рожден воздухом. Он – сгусток злой магии. Он чужой колдун.

Народ загудел, переваривая страшную информацию. Ришак, не давая Тейко шанса реабилитироваться, вытащил блестящую угловатую загогулину:

– Вот смертельный жезл черного человека! Источник его магии! И ты, Тейко-никчемный, не заметил ни этого жезла, ни чужой магии! Даже когда убивали Шулаков, ты этого не видел! Ты плохой шаман! Горе Ликадам: мы остались без хорошего шамана! Придется растить новых или кланяться другим родам!

Тейко завыл, припал к земле, задергался в конвульсиях. На его потуги никто не обратил внимания – все взирали на Ришака. Тот решил заканчивать суд:

– Черный человек – злой колдун. Черный человек убил Шулаков. А Шулаки – это накхи. Накхи – один народ, и суд у нас один. Мы отрежем черному человеку голову, и голову получат Шулаки. Они будут возить ее на шесте, пока на ней не сгниет мясо, а потом оставят ее возле Грохочущих Скал. А тело его мы разрубим на много кусков, и пусть все сожрут собаки Ликадов и Шулаков. Вещи черного человека заберет Сергей-безродный, отец Тимура, потому что Тимур – победитель черного человека. Есть кто-нибудь, кто против этого?

Возражений не было.

Тим уже второй раз рассказывал отцу обо всем, что сегодня произошло. Правда, первый раз он говорил лишь ему, а теперь пришлось повторять всем. Под словом «все» подразумевались все, кто остался в становище из тех, кто упал с неба вместе с отцом. Свой мелкий род они называли «экипаж установки», и после ухода Мокедо их осталось совсем немного. Сам Сергей-безродный, или «старший техник», Лемешко Егор – «бортмеханик», Джон Хиггинс – «оператор» и искалеченный Поль Бомон – сразу и «физик», и «координатор». Во всем, что не касалось имен, Тим не был уверен полностью – при нем о своих старых небесных делах экипаж установки говорил на английском языке. Отец его этому языку тоже учил, но, подслушивая разговоры старших, понимаешь далеко не все – уж больно непонятны эти разговоры. Нет, Тим в небесных науках разбирался не столь уж плохо, но вот овладеть профессиональным сленгом ученых и астронавтов, да еще и понимать их скороговорку… нет, не дано это ему.

Мужчины выслушали Тима молча, без эмоций, лишь Поль вскинулся, когда слушал описание начала боя с черным человеком. Но промолчал.

Едва Тим закончил рассказывать, как они нашли место, где черный человек явился в степь, отец вытащил из-за спины плоский оранжевый цилиндр, положил перед собой:

– Вот, господа, полюбуйтесь.

Хиггинс поправил на носу свои чиненые-перечиненые очки, поинтересовался:

– Что это?

Егор, склонившись над цилиндром, грустно улыбнулся:

– Это аварийный контейнер. Мы его сбросили перед посадкой. В нем комплект всех бортовых записей, в том числе и о ходе эксперимента. Это вроде дубля «черного ящика». Мы были не уверены, что «черный ящик» уцелеет, – ведь рвануть могло очень сильно.

– Выглядит этот контейнер как новенький, – заметил Поль.

– Он и есть новенький, – сказал отец.

Что-то надавил, за что-то потянул, снял крышку цилиндра. Тим завороженно уставился в нутро оранжевой коробки – там сверкали зеленые и красные огоньки, на плоском стеклышке мелькали цифры и буквы.

Егор присвистнул:

– Процессор работает! Как это может быть? Да за эти годы батарея должна разрядиться раз пятьсот! Ее хватает на несколько дней, не больше!

– Тим говорит, что под контейнером трава была побита и подсохла. Как будто он придавил ее дня три назад. И вон, в углу, парашют посмотрите – чистенький совсем. Белоснежный. Нет, ребята, этот контейнер упал на днях – он не лежал все эти годы.

– Все может быть, – кивнул Поль. – Мы отключили установку еще до начала схода с орбиты, но полной остановки контура не добились, нас тогда кидало здорово, и импульсы продолжались до самой посадки. Возможно, этот контейнер вынырнул просто позже нас.

– Это не самое главное, – продолжил отец. – Раз процессор работает, значит, наверняка работают и остальные функции, в том числе и радиомаяк. Егор, так?

– Да, Сергей, радиомаяк посылает сигнал на аварийной частоте, по нему и должны отыскать контейнер.

– Вот и дождались мы – отыскали.

– Что ты хочешь этим сказать? – не понял Хиггинс.

– А ты не понял? Этот тип, что мальчишек сегодня сжег, приперся сюда на сигнал маяка. Его следы вели от аварийного контейнера – именно там его высадили. А может, и не высадили, не знаю. Но появился он именно там. Потоптался вокруг контейнера, затем пошел к установке – и там наткнулся на мальчишек. Он планомерно изучал следы посадки и обломки челнока.

Егор покачал головой:

– Не очень-то он похож на спасательную команду.

Отец положил на крышку цилиндра угловатую штуковину:

– Что это, по-вашему?

– На пистолет похоже, – ответил Хиггинс.

– Верно. Только стреляет не пулями, а огнем. Из этой штуки он и убивал.

– Бред какой-то… дай-ка сюда, – попросил Егор. – Да не бойся, я жать не буду ни на что.

– А это бесполезно – глянь там, на спусковом крючке. Похоже на дактилоскопический идентификатор. Тебе просто не удастся выстрелить.

– Отрежем трупу палец и выстрелим, если надо будет. Черт! Смотри, тут серийный номер, арабскими цифрами. И буквы латинские. Это наше изделие!

– Вот видишь, а ты говоришь, что это не спасательная команда.

На несколько минут мужчины склонились над жезлом черного человека и обменивались уж вовсе не понятными фразами. Тимура все эти люди обучали с детства разным премудростям, что необходимо было знать на небе, и он прекрасно ориентировался во многих отраслях науки. Но этот поток хаотичных фраз был для него чем-то вроде шаманских заклинаний:

– Хиггинс! Ты что за бред несешь – у тебя же три диплома! Это ведь просто концентратор, а сама камера на сходе лучей!..

– Ребята, разве реально боевой плазмомет такого размера сделать? Даже в теории проблемно…

– Это не ствол двойной, это катушка двойная, ствола, по сути, нет. Непонятно, как витки от перегрева не горят…

– Хиггинс, ты идиот, что ли? Свинец бы экранировал, если свинца повесить на реактор пару тонн! Это тебе не книжки Азимова с ядерным реактором в свинцовых бусах – это реально действующее оружие! Да, плотность высокая, но свинцом здесь и не пахнет…

– Стоп! Смотрите, это же обойма! А в ней патроны! И обойма НЕПОЛНАЯ! Каждый патрон – это одноразовый источник энергии! Знать бы, что там внутри…

– Если работает плазма, то катушки просто для разгона. Интересно, с какой скоростью выходил заряд?..

Отец, оторвавшись от жезла, спросил:

– Тим, когда этот убийца пускал огонь, как быстро этот огонь летел?

– Быстрее стрелы, отец.

– Ну ни фига себе! – охнул Егор. – Сергей, да твой сын просто головорез, раз сумел выжить и прикончить этого «спасателя».

– Так! Тихо все! – Отец поднял руку. – Давайте подытожим! Итак, девятнадцать лет назад наш корабль в ходе опытов с экспериментальной энергетической установкой потерпел аварию. Мы вынуждены были покинуть орбиту и сесть где-то на севере Австралии. При этом установка продолжала работать в нештатном режиме, и посадку мы осуществляли при постоянных электромагнитных импульсах от нее. Импульсы повредили аппаратуру и предположительно вызвали незапланированный эффект – скорее всего, нас перенесло во времени. Тихо! Не спорить! Рабочая гипотеза у нас «перенос во времени», и о теории сейчас не будем: уже почти двадцать лет спорим! Предположительно мы в далеком будущем – даже фауна серьезно изменилась, хотя все равно преобладают сумчатые. Человечество деградировало до уровня раннего Средневековья. Генотип человечества или микроорганизмов также изменился – наши дети от браков с местными женщинами нежизнеспособны, если и рождались, то быстро умирали от болезней, за единственным исключением… Это мой сын. Мы были уверены, что потеряны навсегда. Своеобразные робинзоны космического века. А сегодня… сегодня мы узнали, что не одни здесь. Не знаю, кто был этот человек, но у него высокотехнологичное оружие с нашей символикой – у местных нет арабских цифр и латинских букв. И этот человек интересовался обломками нашего челнока. Думаю, никто не будет спорить: он пришел сюда, привлеченный сигналами аварийного радиомаяка.

– С этим спорить, конечно, не будем, – буркнул Егор. – А вот насчет «единственного исключения» – Тимур на тебя не сильно-то и похож, а вот на меня – очень даже.

– Не смешно. Ты как был клоуном, так и остался.

– Уж и пошутить нельзя.

– Не до шуток сейчас. Этот пришелец со своим огнеметом хладнокровно сжег четверых мальчишек. Не думаю, что он здесь один, и не думаю, что остальные от него отличаются. Если на становище нападет группа таких ребят, здесь не выживет никто.

Хиггинс нервно икнул, поспешно произнес:

– Эти мальчишки сами хотели его убить – он просто защищался. Не будем паниковать раньше времени: мы на его месте поступили бы так же.

– Может, и так, – согласился Поль. – Скажи, Сергей, еще что-нибудь интересное при нем нашли?

– Тим сказал, что при нем было много странных вещей, но все их заграбастал Ришак… мать его… Этот старик, пока все не пересмотрит, даже мне не покажет. Сам не понимаю, почему он отдал этот… плазмомет. С точки зрения степняка, самая ценная вещица – оружие все же.

– Он магии боится, – хмыкнул Егор.

– А ты ее не боишься?

– Да все ее боятся. Я, честно говоря, до сих пор не в себе от этих шаманских штучек. Знаешь ли, трудновато принимать эту иррациональщину человеку, четырнадцать раз побывавшему в космосе.

– Не говори ерунды. Всему есть рациональное объяснение.

– Вот-вот! Но у нас пока что объяснения нет.

– Чем вас не устраивают объяснения Тейко? – усмехнулся Поль.

– Хорошие объяснения, – буркнул отец. – Духи, демоны, силы земли и воды, элементали высшие и низшие, души проклятых и невидимый свет высших миров. Как-то это все не совсем научно.

– Сергей, если бы ты попробовал объяснить Тейко принципы, на которых проектировалась энергетическая установка в нашем разбившемся челноке, он, думаю, сказал бы тоже что-то в твоем духе.

– Или бы просто послал подальше, – улыбнулся Егор. – Попробуй-ка объяснить ему, что такое СВЧ-излучение.

Отец нахмурился, поднял руки:

– Тихо все! Мы отклонились от темы! Итак, что мы…

Договорить он не успел. На улице обиженно взвизгнула собака, явно получившая неслабого пинка, занавеска распахнулась, впустив в домик Ришака. Старик, злобно осмотрев присутствующих, констатировал:

– Опять вы чешете языки подобно старым бабам! И ты, сын мой, первый это делаешь! Ты за жизнь свою лишь одну радость мне доставил – Тимура. Тимур – продолжатель нашего рода. Ты говорил, что это имя великого небесного завоевателя? Так вот, небо захватил он, а землю завоюет мой внук. И прекратите мне его портить своими разговорами – Тимур должен вырасти воином, а не стать подобным вам. Завтра с рассветом юноши отгоняют лошадей на верхние пастбища. Если повезет, там же возьмут пару диких быков – достойная забава для молодых. Тимур пойдет с ними, я окажу честь тебе, Сергей-безродный, поставлю его главным в этом кочевье. Через неделю придут купцы с побережья, и тогда Тимур пригонит лошадей назад. На травах верхнего пастбища у них залоснятся округлевшие бока, и заблестят глаза, и нрав игривым станет. Мы хорошо продадим лошадей. И это будет заслуга Тимура. А ты, Сергей-безродный, за эти дни вволю начешешь свой язык и не будешь забивать уши моего внука бабской болтовней.

Старик упруго, будто молодой, развернулся на одной ноге, выскользнул из дома, через плечо добавил:

– Тимур, иди спать, тебе вставать придется раньше, чем обычно.

– Да, дед Ришак, я пойду спать.

Егор тихо буркнул вслед:

– Страшный старикан. Из него бы неплохой местный Чингисхан получился.

– Нет… Чингисхана он из моего сына мечтает сделать, – вздохнул Сергей.

– А что? Тим твой – чертенок еще тот. Голую бабу разве что издалека видал, но зато успел на тот свет отправить нескольких человек. Звереныш…

– Егор, будь все иначе, он бы не выжил сегодня. Признай честно: от всей той белиберды, которой мы его пичкали все эти годы, толку здесь меньше, чем от умения стрельбы из лука.

– Ну не всегда… Знаешь ли, все зависит от ситуации. В некоторых ситуациях знания все же поважнее. Тим владеет языком кочевников, но и выучил несколько языков, на которых общаются здешние люди с побережья. Такой полиглот нигде не пропадет: не сможет саблей на жизнь заработать – станет переводчиком.

– Ты еще скажи, что ему квантовая физика пригодится здесь.

– Почему бы и нет? Парень не по годам смышлен – кто знает, что даст смешение в его голове наших знаний и местной обстановки. Он на удивление здоров, как бык здоров, любознателен, умен, с отменной реакцией и себе на уме. Посмотри на этого дикаренка: он не упускает ни единого нашего слова.

Сергей, встрепенувшись, сурово произнес:

– Тим, иди спать. Ты слышал, что дед Ришак сказал.

– Да, отец, все, я ухожу спать.

Выйдя из дома, Тим, не скрывая шагов, пошел к юрте, где ночевали такие же, как он, юноши, еще не посвященные в воины. Но, отойдя недалеко, тихо вернулся, прислушался к разговору взрослых. Успел вовремя – Егор как раз говорил о нем:

– Сергей, думаю, ты понимаешь, почему Ришак отправил Тима на пастбище?

– Конечно, понимаю… Ришак боится за него. Боится, что сюда нагрянут те, кто прислал этого амбала с плазмометом, и отомстят мальчишке за своего. Степная логика. И в чем-то я его понимаю: Тиму повезло родиться с иммунитетом матери – он единственный из наших детей, кто сумел справиться с местными микробами. Тим – везунчик… Но вот от плазмы у него иммунитета точно нет…

Глава 5

Сеул не сомневался, что с Иллицием не все так просто обстоит. Не верилось, что эта тварь Эльалиен отпустит свою законную добычу просто так, не учинив напоследок какой-нибудь омерзительнейшей пакости. Но Сеул до последнего не верил, что пакость окажется настолько пакостной.

Иллиций оказался зайцем.

Зайцем стопроцентным.

Настолько стопроцентным, что можно капюшон не опускать – это все равно что пытаться обезьяну за человека выдать, маскируя ее красный зад бархатными штанами.

Представился заяц коротко:

– Я – Иллиций и пойду с вами.

Сеул переглянулся с Дербитто – возразить не посмели. Да и толку от возражений…

Едва отряд отъехал от ворот, Дербитто поравнялся с Сеулом и уточнил:

– Я правильно понял: этот… гм… уважаемый господин собрался с нами разделить все тяготы погони?

– Боюсь, что да.

– Интересно… Господин Сеул, у меня девять стражников, у вас лоботряс Пулио, нюхач Бигль и писарь Гумби. Не хочу говорить плохого о ваших людях, но из них лишь Пулио способен в драке испортить чью-то морду, а не свои штаны. Итого нас двенадцать боеспособных мужчин. Отряд неплохой, но почему мы не взяли всех? Я же приготовил тридцать своих лучших людей.

– Иллиций сказал, что нам надо держаться как можно незаметнее, и такой толпой это не выйдет.

– Так что получается – этот Иллиций здесь теперь главный?

– В некотором роде да… Дербитто, ты сам должен сознавать…

– Господин Сеул, я прекрасно все осознаю, но поймите меня правильно: мы не сможем такими силами обеспечить безопасность этому короткоухому зайцу. Если его прирежут, боюсь, нам тогда уже точно не отделаться от крупных неприятностей. В трактире Пуго этот парнишка прихлопнул пару его сородичей, сжег того громилу и вырубил вышибалу – и при этом даже не чихнул. Кто знает, на что он еще способен? Мы еще недалеко отъехали, может, удастся уговорить его усилить отряд?

– Попробую. Сомневаюсь, но все равно попробую.

Сеул пришпорил лошадь, поравнявшись с Иллицием, осадил, вежливо поинтересовался:

– Извините за беспокойство, но откуда вам известно, что убийца покинул город?

Заяц и ухом не повел – так и сидел в седле истуканом, неподвижно уставившись куда-то вдаль. На губах полуулыбка, глаза чуть прищурены, встречный ветерок колышет золотистые пряди длинных волос. На вид парню лет восемнадцать, хотя с этими тварями разве можно быть в чем-то уверенными…

Сеул уже было решил, что его игнорируют, но тут Иллиций соизволил ответить. Цедя слова сквозь зубы, будто с собакой общается, произнес:

– Сейчас вы сами все увидите.

Заяц развернул лошадь, направил ее к проему в живой изгороди, тянувшейся по левой стороне дороги. Подковы перестали цокать по брусчатке – копыта зашлепали по все еще мокрой земле. Преодолев заросли, Сеул увидел тела.

Три трупа лежали на краю кукурузного поля, четвертый скорчился за придорожной изгородью. Наметанным глазом Сеул с ходу определил, что этот, по-видимому, погиб первым. Остальные, похоже, побежали подальше от дороги, но уйти не смогли.

Иллиций, указав на трупы, с легкой насмешкой произнес: