Бриджит Бардо. Икона стиля Фомина Маргарита
Проблема пересмотра законодательства, как не раз на собственном опыте убеждалась Бриджит, упиралась в тот факт, что охота во Франции традиционно считается спортом. Более того, охотничий сезон продолжается семь месяцев в году, в то время как в большинстве других стран он ограничен примерно половиной этого времени.
Бриджит вскоре поняла, что в одиночку, и даже при поддержке такого преданного друга, как Бугрен-Дюбур, она просто не в состоянии пробить лбом стену, не имея за спиной авторитета общественной организации. И вот, спустя десять лет после неудачного опыта с первым фондом Бриджит Бардо, она вновь, засучив рукава, взялась за дело. Бриджит отдавала себе отчет в том, что найдется немало желающих посудачить по этому поводу, но теперь она была на десять лет старше и, как ей хотелось думать, на 10 лет мудрее. Для сбора средств в пользу нового фонда Бриджит Бардо актриса устроила самую шикарную в мире домашнюю барахолку.
Войдя в 1986 году в долю с ассоциацией в Сен-Тропе, она поставила себе целью собрать как минимум три миллиона франков — эта сумма, была оговорена французским законодательством для получения статуса бесприбыльной благотворительной организации. Бриджит в буквальном смысле опустошила подчистую все свои шкафы, собрав в одну кучу все, что, по ее мнению, могло найти своего покупателя, и устроила грандиозную распродажу.
Парижский аукцион «Адер-Пикар-Тажан» запланировал торги на 17 июня 1987 года. Первоначально они планировали использовать для этого два зала в «Нуво-Друо», где обычно проводятся подобные распродажи. Однако эта не имело себе равных. Интерес к ней был столь велик, что торги пришлось перенести в просторный зал Центра международных конгрессов. По иронии судьбы он располагался лишь в десяти минутах ходьбы от дома на площади Вьоле, где родилась Бриджит.
Стоило ей только в тот вечер переступить порог конференц-зала, как более тысячи человек, до отказа заполнившие помещение, словно по команде поднялись со своих мест и встретили ее аплодисментами.
На аукцион было выставлено 116 лотов. Они включали: книги, фотографии, литографии работ Корзу, Сезара, Шагала, Клаве, Дали, Финн и Фолона; акварели Клаве и Лорансено; гуаши, рисунки, картины, скульптура Армана и Аслана, а именно ее бюст в образе Марианны; ее костюмы из «Шалако», «Женщины и паяца» и «Ромового бульвара», а также ее свадебный наряд, в котором она венчалась с Вадимом; различные личные вещи, такие, как, например, хрустальные бокалы для шампанского, набор косметики, гитара, игральный автомат, ювелирные изделия, в том числе, трехцветные браслеты от Картье, которые Гюнтер Закс заказал для нее в качестве свадебного подарка, и кольцо с бриллиантом в 8,7 карат, которое он подарил ей на десятую годовщину их развода.
Кольцо было продано за один миллион триста тысяч франков, то есть за чуть меньшую сумму, чем та, которую Вадим затратил на съемки картины «И Бог создал женщину».
Глава 24
Благодетельница
Бриджит перевела свою защиту животных в Париж, ведь к этому времени ее детище выросло настолько, что им уже нельзя было управлять из-за кухонного стола. Сегодня ее фонд может похвастаться, что насчитывает 27 тысяч членов в 42 странах мира, включая США, Англию и Германию.
Философия Бардо проста — облегчить страдания животных, где в том есть необходимость. А когда Бриджит берется за дело, то для нее не существует разницы, идет ли речь о тысячах животных или считанных единицах. Главное для нее — животные как таковые.
Когда в Южной Африке избиение грозило 30 тысячам котиков, Бриджит написала лично президенту ЮАР Ф. В. де Клерку с просьбой позволить ей выкупить всех их сразу. Именно ее личное вмешательство заставило южноафриканское правительство призадуматься, насколько оправданно грядущее избиение, и в конечном итоге власти запретили этот жестокий промысел.
Узнав, что власти Тулузы дали разрешение на проведение в их городе родео, Бриджит тотчас обратилась к мэру с петицией, призывая его не допустить подобного зрелища.
«Родео, — писала она, — для Соединенных Штатов то же самое, что коррида для Европы. Это смехотворная и постыдная эксплуатация несчастных животных, которая не делает чести ни тем, кто ее смотрит, ни тем, кто в этой клоунаде участвует».
Когда две беременных самки дельфина погибли в неволе из-за инфекции печени, Бриджит тотчас воспользовалась этой информацией, чтобы гневно заклеймить содержание дельфинов в неволе ради устройства разного рода представлений на потребу публики.
«Отлов дельфинов, страдания животных, которые обычно влечет за собой содержание их в неволе, — всему этому раз и навсегда следует положить конец. Заточение в неволю невинных чувствительных животных с тем, чтобы на них затем глазела горстка зрителей, есть не что иное, как вопиющее безобразие, которое мы не в праве терпеть дальше».
Когда Бриджит стало известно, что отель «Бич-комбер» в Нумее, Новая Каледония, решил устроить гигантский аквариум с десятком дельфинов, она тотчас обрушилась на его администрацию, подчеркивая, что считает варварской саму идею запустить этих животных в аквариум.
Надеясь на поддержку и понимание министра окружающей среды Мишеля Барнье, фонд тотчас ринулся в бой, добиваясь, чтобы были задействованы соответствующие французские законы, которые поставили бы крест на планах администрации. Правда, Барнье поначалу было заартачился, заявив, что французские законы по охране животных не распространяются на заморские владения метрополии, однако он явно недооценил ее решимость.
Бриджит напомнила ему, что согласно подписанным Францией международным договорам — а это касается и ее заморских владений — отлов дельфинов разрешен только в научных целях.
Благодаря вмешательству фонда власти Новой Каледонии смогли на основании этих договоров отозвать разрешение на деятельность фирмы под названием «В поисках дельфина», которая намеревалась вести отлов дельфинов для гостиничного аквариума.
Французское правительство записало эту победу целиком и полностью на свой счет.
Однако в глазах Бриджит то был не более чем первый шаг, и она надеялась заручиться поддержкой общественности, чтобы прекратить сооружение самого аквариума.
Когда Бардо стало известно, что какие-то ловкие дельцы сумели провезти во Францию пантеру, и теперь животное сидит в клетке в каком-то ресторане, фонд встал на ее защиту. Однако оказалось, что пантере уже вырвали когти, а, значит, ей уже никогда не выжить на свободе, и поэтому фонд взял заботу о бедном животном на себя и опекал пантеру до конца ее дней.
Когда какой-то человек на юге Франции запер собаку в чулане, а затем загнал ей в морду гвоздь, чтобы она не лаяла, Бардо не только пришла на спасение несчастному животному, но и добилась вынесения судебного приговора на основании статьи о жестоком обращении с животными — впервые, кстати, примененной при подобных обстоятельствах.
Когда ей стало известно о том, что аргентинский приморский курорт Мар дель Плата планирует прогнать по улицам быков в подражание знаменитой фиесте в испанской Памплоне, Бардо обратилась лично к президенту Карлосу Менему, призывая его не допустить проведения «архаичного и жестокого шоу».
Когда французские фермеры прошли маршем по Елисейским полям в знак протеста против маастрихтских соглашений, ведя на поводке кур, представители фонда тоже вышли на улицы, чтобы избавить кур от жестокого обращения фермеров.
Когда в одном из магазинов Бриджит наткнулась на корову — исполнительницу представления в рождественском вертепе, — она тотчас ее выкупила и на машине отвезла в «Гарриг».
Когда один французский журнал опубликовал материал о том, что-де треть всех кошек в стране заражены вирусом СПИДа — легко представить себе, какая после этого поднялась паника. Владельцы котов сотнями выбрасывали на улицу бывших своих любимцев. Недолго думая, Бриджит, объединив свои силы с другими организациями по защите животных, подала на журнал в суд. Однако судьи не нашли в действиях редактора состава преступления. И тогда группа активистов обратилась непосредственно к издателям с просьбой предоставить им такую же полосу для ответной статьи. Те отказались это сделать. И тогда Бриджит, взяв это дело в свои руки, обратилась в журнал «Жур де Франс», предложив следующую сделку — сеанс фотопозирования в обмен на статью. Бриджит появилась на обложке этого издания с кошкой в руках, а в середине журнала была напечатана статья о том, что кошки не являются переносчиками СПИДа.
Когда учащиеся одной католической школы в Париже, что по соседству со старым представительством фонда на улице Франклина, отмечали то, что они называли своей ежегодной традицией, кидаясь в лицо друг дружке живыми птицами, сотрудники фонда тотчас поспешили положить конец этому безобразию. Как ни странно, их замечания приняли в штыки не только учащиеся, но и учителя. Правда, достаточно только было появиться прессе, желавшей рассказать миру, какие, однако, «шалости» позволяют святые отцы своим подопечным, как этот нелепый разгул прекратился. И ежегодная традиция навсегда была запрещена.
Когда в штате Нью-Джерси к смертной казни был приговорен огромный пес, покусавший ребенка, Бриджит направила прошение на имя губернатора Джима Флорио с просьбой о помиловании животного. Она была готова даже лично приехать и забрать животное, если ему будет сохранена жизнь. Участие, проявленное ею к судьбе пса, сыграло на руку американским активистам движения по защите животных, и в 1993 году «собачий вопрос» стал стержнем избирательной компании. Кристи Уитман нанес поражение Флорио, и виновника преступления пощадили.
Когда же во Франции закрылся один знаменитый зоопарк, Бриджит на средства фонда выкупила животных и разместила их в парках, где они могли вести жизнь, максимально приближенную к, естественной.
Только в мае 1989 года во Франции вышло в эфир около десяти специальных телепрограмм, сделанных Бардо для и от имени фонда. Бриджит открыла эту серию передачей «Спасем слонов!», в которой вскрывались нелицеприятные факты, связанные с добычей слоновой кости. Бриджит даже решилась предстать перед камерой — она бы ни за что не стала этого делать при других обстоятельствах, — чтобы подготовить серию телепередач, в которых бы не было расшаркивания перед большой политикой. В программе «Спасем слонов!» она заставила французов взглянуть на леденящие душу кадры, снятые во время кровавой охоты на серых гигантов в Африке. Благодаря, в первую очередь, ее усилиям Франция стала первой страной в Европе, запретившей ввоз слоновой кости.
За передачей о слонах вскоре последовала серия других под общим заголовком «Спасем!», в которых шла речь об опытах над животными, охоте, бойнях, незаконной торговле животными, о печальной участи морских млекопитающих, о корриде и собачьих боях, лошадях и человекообразных обезьянах. Бриджит никогда не смягчала краски. Большинство показанных ею кадров просто шокируют. Бардо заставила своих соотечественников осознать, каким мучениям подвергаются животные.
В одной из своих программ Бриджит даже выступила с поистине сенсационным заявлением, обратив внимание французов на тот факт, что ежегодно в стране пропадает около 60 тысяч собак, причем половина из них бывает украдена у хозяев для дальнейшего использования в медицинских опытах.
Частично благодаря ее настойчивости 20 человек были арестованы и предстали перед судом по обвинению в краже нескольких тысяч собак, которых они затем перепродавали в медицинские лаборатории для вивисекции. На скамье подсудимых, помимо всех прочих, оказался один университетский профессор, два ветеринара и шайка бандитов. Один из посредников, осуществлявших контакты с бандитами, признался, что одной только лаборатории на юго-западе Франция продал 5 тысяч собак.
От собак Бриджит перешла к медведям, обратившись с петицией к правительству КНР положить конец выращиванию в неволе черных азиатских медведей ради их желчи, которая является основой китайской медицины. Прибегнув, в который раз, к своему излюбленному приему «открытого письма», Бриджит напомнила китайскому лидеру Цзянь Цзэминю, что эти медведи, кстати, занесены в Красную книгу как исчезающий вид, выращиваются в Китае на 36 фермах в ужасающих условиях. Бриджит подчеркивала, что животные содержатся в тесных клетках, а в желчный пузырь им введен катетер, при помощи которого из их организма откачивается желчь.
Позднее Бриджит повела атаку на мэров французских городов, добиваясь от них принятия налога на содержание собак и кошек. По ее мнению, подобная мера могла бы сократить число «избыточных» четвероногих любимцев, а затем взялась за корриду и петушиные бои, требуя полного их запрета. Следующим пунктом ее программы стало создание специальных зон для животных в парках, стерилизация бездомных кошек и раздача специальных гранул городским голубям — смешанное с кормом, это средство вызывало у птиц бесплодие и вело к резкому сокращению их числа.
Бриджит отдает себе отчет в том, что она и ее фонд ввязались в настоящую битву и что шансы на победу не столь велики, гораздо чаще им приходится познавать горечь поражения. Но это ей не помеха. Она знает, что всякий раз, когда протестует против корриды в Испании. Она убеждена, что просто обязана сделать первый шаг. Бриджит твердо уверена в том, что, как, например, в случае с корридой, и в Испании найдется не один десяток людей, разделяющих ее мнение, но лишенных возможности во всеуслышание заявить о своем несогласии с устаревшими обычаями. Когда же они видят, что у нее хватает смелости заговорить, это вселяет мужество и в них самих, хотя до этого они не осмеливались подать голос.
Порой же ей случается одерживать победу там, где она того менее всего ожидала.
К ее собственному удивлению, ей совсем недавно удалось положить конец одному древнему обычаю в Испании, когда священники во время праздника влезают на верхушки колоколен и затем оттуда на землю сбрасывают живых коз. Пусть это всего лишь незначительная уступка, но теперь животных ловят в сети, не давая им разбиться о землю.
Когда ее собственный пес по кличке Дус заболел, и ветеринар сказал, что животное не протянет до утра, Бриджит просидела возле любимца всю ночь и даже заключила нечто вроде сделки с Богом — кстати, Бриджит нередко прибегает к подобной практике, — пообещав, что если собака выживет, она не выкурит ни единой сигареты и не возьмет в рот ни капли алкоголя. «Дус» протянул еще пять недель, и все это время Бриджит оставалась верна данному слову.
Одна очень странная женщина по имени Франсуаза Капбланк-Бег содержала неподалеку от Парижа в деревне Муро приют для животных. Это было весьма необычное заведение, основанное на довольно сомнительной философии: животные в нем не знали никаких клеток и им позволяли свободно размножаться. В приюте не было ни водопровода, ни электричества. Животные питались остатками пищи, которые их владелица собирала по ресторанам, школам и столовым. Все животные до единого были грязны, не получали никакой медицинской помощи и, тем не менее, окружены теплом и заботой.
Эту женщину вечно ругали все общества защиты животных вместе взятые, однако ее преданность четвероногим нашим братьям — кошкам и собакам, — то, что она позволила им жить, не навязывая им никаких выдуманных людьми правил, — заставляло других прислушаться к ее мнению. Один из французских телеканалов решил сделать о ней небольшую передачу, чтобы дать ей возможность открыто высказать свои убеждения. Кто-то заранее оповестил ее об этом, и Капбланк-Бег пришла в такой восторг и так растрогалась, что с ней случился сердечный приступ, и она тут же скончалась. Всего в каких-то сорок шесть лет, положив все физические и душевные силы на создание приюта для животных, она была уже ходячей развалиной.
Для деревни этот приют всегда оставался бельмом на глазу, и теперь, когда его хозяйки не стало, односельчане тотчас прибрали к рукам небольшой участок земли и объявили, что если у животных не объявится новый хозяин, всех их усыпят. Это был тот классический образец стопроцентной жестокости и бессердечия, узнав о котором, Бриджит никак не могла остаться в стороне.
Вместе с сотрудниками фонда, а это более десятка человек из тех, кто работал в Париже, она тотчас, засучив рукава, взялась за дело. Во-первых, фонд вступил в переговоры с местными властями, добиваясь передачи всех животных в свои руки. Как только цель была достигнута — то есть, добившись гарантии, что ни одно животное не погибнет, — Бриджит и ее помощники принялись решать, что с ними делать.
Фонд с самого начала замысливался отнюдь не как придаток «Общества по предотвращению жестокости по отношению к животным». В большинстве стран, в том числе и Франции, существует давно устоявшаяся инфраструктура для подобных начинаний и организаций, в равной мере способных взять на себя заботу о животных.
Бриджит же представляла для себя фонд в качестве этакого зонтика, в качестве ассоциации, способной, в частности, влиять на законодательство и оказывать поддержку тем организациям, что располагают всеми необходимыми условиями для гуманного содержания животных. Однако история Капбланк-Бег ее так растрогала — хотя они ни разу не встречались, — что Бриджит никак не могла взять на себя грех и позволить властям умертвить животных. Поскольку их так и не удалось никуда пристроить, фонд, по распоряжению Бриджит, приобрел в Нормандии старый дом с просторным участком, где этим животным был бы обеспечен неплохой присмотр и где бы они могли счастливо прожить остаток своих дней.
Спасение нескольких сотен кошек и собак прошло довольно гладко. Спасти 80 волков, незаконно вывезенных в Венгрию, оказалось гораздо сложнее.
Бриджит дала интервью для венгерского телевидения, в котором рассказала о своей работе с животными, и это навело мэра Будапешта на мысль обратиться к ней. Мэр рассказал, что в его страну из Монголии было незаконно вывезено 80 волков, которым уготована печальная участь стать жертвами торговцев мехами. Полиция конфисковала животных, но город не знал, куда их теперь девать. По его словам, мэр уповал теперь на помощь Бриджит, а иначе животных придется уничтожить. И снова Бриджит ринулась в бой.
Разумеется, она согласилась помочь. Но сказать «да» и оказать реальную помощь — это две совершенно разные вещи, ведь последнее требует времени, усилий и огромных денег. Фонду понадобилось около трех месяцев только на то, чтобы преодолеть всяческие бюрократические препоны, не позволявшие переправить 80 волков через несколько европейских границ. Бардо и ее помощникам пришлось иметь дело с пятью различными законодательствами, заполнить пять папок разного рода документов. Сегодня эти 80 волков и их потомство живут на свободе в парке-заповеднике Жеводан, что возле Лозера во Франции.
Решив в один прекрасный день избавиться от ненужного барахла в чуланах, Бриджит в одно воскресное утро заняла место за прилавком на местном рынке. Стоя босиком, она бойко распродавала платья, шали, халаты, велосипед, а также подписывала открытки. Вырученные деньги поступили прямиком на счет ее фонда. Опыт оказался настолько удачным, что Бриджит открыла магазин. Она подыскала магазинчик на приморском бульваре, сняла его на пару сезонов, набила его товаром и продавала туристам сувениры своего фонда. Как в свое время она говаривала Вадиму, маленькой выгоды просто не существует.
Глава 25
Война с мехом
Не секрет, что Бардо когда-то носила меха. Правда, это было так давно, что неудобно даже вспоминать об этом. Она отказалась от шуб, как только поняла, на какие страдания и муки обрекает животных меховой промысел, и с тех пор ни разу не надела ничего из натурального меха.
Пример Бриджит Бардо оказался заразительным — нашлись французские подростки, которые сумели убедить своих матерей отказаться носить меха. Бриджит удалось, одной только силой своих убеждений, превратить меховое манто из символа общественного положения в политическую категорию.
«Любой, кто носит меха, — категорично заявляет Бардо, — таскает на плечах целое кладбище».
Бриджит также не осталась в стороне и попыталась прекратить так называемый «палио» — древний обычай, согласно которому вот уже более восьмисот лет по мощеным булыжником улицам Сиены гонят лошадей. Эти бега неизменно заканчиваются серьезными травмами животных, а частенько и их гибелью.
Точно так же Бриджит не осталась в стороне и сочла «своим прямым долгом вмешаться и любым способом сорвать так называемую традиционную охоту на голубей во французской провинции Медок.
Каждый год в течение трех недель птицы возвращаются из Северной Африки на родные гнездовья выводить потомство, и, невзирая на то, что охотничий сезон официально давно окончен, на холмах Медока выстраиваются, словно пехотный полк, до тысячи людей с ружьями. Они с азартом палят по пролетающим у них над головами птицам, в результате чего ежегодно погибает около тридцати тысяч голубей.
Бриджит при первой же возможности спешит в Медок и всеми правдами и неправдами пытается остановить стрелков. И хотя для ее безопасности, как правило, присылают жандармов — ведь каждый год ей приходится слышать в свой адрес угрозы, — однако правительство не решается применить против охотников силу.
Сила ее имени такова, что к Бриджит не раз поступали просьбы со всего мира оказать поддержку тому или иному начинанию. Однажды к ней обратились из Уругвая с просьбой принять участие в акции в поддержку прав меньших наших братьев, направленной против истязания подопытных животных в лабораториях Медицинской школы при Национальном университете. Бриджит тотчас откликнулась на этот зов.
В другой раз ей написали активисты из России, рассказав о массовом истреблении котиков на севере страны. Бриджит обратилась с посланием лично к президенту (тогда это был Борис Ельцин). Она писала о котиковых фермах в Койде, к северу от Архангельска, на побережье Белого моря, где молодняк содержался на привязи, пока не наступала пора их убивать.
Как ни странно, но это послание каким-то чудом преодолело железный занавес — после падения коммунистического блока в Восточной Европе на Бриджит обрушилась целая лавина писем, в которых, среди всего прочего, рассказывалось об ужасающих условиях содержания животных, например, в московском и белградском зоопарках. По мнению Бриджит, одна она была бессильна что-либо изменить, однако сочла своим долгом написать и, по крайней мере, попытаться расшевелить группы активистов на местах, а также тамошних политиков.
С другой стороны, Бриджит не побоялась встать на защиту красного тунца. Ей сообщили, что ежегодно в Средиземное море захотят японские и южно-корейские суда и длинными сетями, которые тянутся буквально на несколько морских миль, по-браконьерски загребают морские богатства. А поскольку подобные действия есть не что иное, как грубейшее нарушение принятых Европейским Сообществом законов, Бриджит привлекла к ним внимание брюссельских законодателей и потребовала принятия срочных мер.
Бриджит уже не впервой вступать в поединок с японцами.
Бриджит не боится обращаться к власти со своими требованиями. Если ей что-то нужно, она не отступится, пока не доконает вас. Она, как бульдозер, идет напролом. Диву даешься, откуда у нее столько упорства. Она будет капать вам на мозги, пока не добьется своего. А политики этого не любят. Одно дело, когда правительство расточает хвалебные речи в адрес какого-нибудь фонда, что носит знаменитое имя, и совсем другое — реальная помощь. Однако Бриджит равнодушна к этим славословиям. Она всегда говорит то, что думает, и не робеет ни перед кем. Она разговаривает с политиками и министрами точно так же, как она говорит с любым другим человеком, а им это не по вкусу. Как мне кажется, это объясняется тем, что в глубине души она ранимая натура и принимает все слишком близко к сердцу. Она настолько серьезно относится к любимому делу, что не желает, чтобы кто-то другой ей мешал. Однако не забывайте, что все это она делает не для себя, а исключительно ради животных.
Мижану согласна, что решительность ее сестры, стоит той только взяться за дело, порой не знает границ. Она готова с кулаками отстаивать свои убеждения. Когда она видит жестокость по отношению к животным, она очертя голову бросается в бой и готова вести за собой целый мир. Она знает обо всем не понаслышке, каждый день сталкиваясь с теми или иными проявлениями жестокости к животным, и не боится взглянуть правде в глаза. Я знаю, какие чувства она при этом испытывает, потому что иногда по ночам, когда она одна, она звонит мне, чтобы излить душу. Так что кому, как не мне, знать, как глубоко она переживает.
Ради избранного дела Бриджит готова бесстрашно столкнуться с кем угодно — с медицинскими лабораториями, политиками, правительствами, ей все равно, что станет у нее на пути. Она не боится, если ей самой при этом расквасят нос. Ведь она берется за то, во что свято верит.
Изменить общественное мнение не так-то легко. Бриджит делает также много такого, что не сразу бросается в глаза. Была у нее одна знакомая старушка, которая держала полный дом собак и кошек, так вот несколько лет назад она умерла незадолго до Рождества, и Бриджит взяла всех ее питомцев себе и отвезла в Базош. Она не любит говорить об этом, но когда у фонда не хватает средств, а тут как раз наклевывается очередной проект, тогда Бриджит платит за все из своего кармана. Она делает вид, будто ей все по плечу. Но это лишь для того, чтобы никто не заподозрил ее в слабости.
Для Бриджит в наши дни каждый новый день приносит все новые печальные известия. «Порой это невыносимо, — признается она. — Я только и делаю, что сражаюсь, а сдвигов почти не видно. Наоборот, кажется, будто все вокруг становится все хуже и хуже. Может, если я буду сражаться и дальше, насколько хватит сил, кто-то затем придет мне на смену, тот, кому удастся чего-то достигнуть. Мне бы хотелось оставить в наследство людям мой фонд. И если завтра я попаду под автобус, то, смею надеяться, что моя работа на благо животных и на благо фонда не будет забыта».
Некоторые люди полагают, что пройдет какое-то время, и именно этим она увековечит свое имя — не как кинозвезда, чье имя прогремело на весь мир в ее первой жизни, а благодаря той деятельности, которой она посвятила свою вторую жизнь.
Глава 26
Еще раз замуж
16 августа 1992 года после скромной церковной церемонии, когда они обменялись брачным обетом, Бриджит Бардо превратилась в мадам Д’Ормаль.
Новый супруг, который был по счету уже четвертым, родился в городе Марсель в 1941 году. Полное имя супруга Бардо, ныне мадам Д’Ормаль, Бернар ди Кьяра Д’Ормаль. Все свои детские годы он провел, переезжая с места на место, сначала он жил в Париже, а затем его на какое-то время занесло аж в Южную Америку.
В начале шестидесятых — жизнь тогда забросила его во французскую часть Африки — он пытался сделать деньги на экспортно-импортных сделках и как-то раз застрял в либерийской столице Монровии, где в течение восьми дней никак не мог попасть на самолет.
То было кошмарное место, где он не знал, чем ему заняться — разве что ошиваться без дела в баре отеля, и тут однажды вечером ему подвернулся один ливанец, который также пытался вырваться из Монровии. Они разговорились, и этот тип — кстати, какое-то время он жил в Бразилии, — рассказал Бернару, что у него вроде бы как есть интерес в кинобизнесе. Бернар поинтересовался подробностями и тогда ливанец объяснил ему, что владеет правами на черно-белый фильм о бразильской футбольной знаменитости Пеле.
Поскольку Бразилия уже за несколько лет до этого выиграла кубок мира по футболу, Пеле, вполне возможно, был самым прославленным из спортсменов. Однако изюминка этой ленты заключалась в том, продолжал ливанец, что в ней рассказывалось о Пеле, когда будущей звезде футбола было лет 13–14.
Д’Ормаль немного поразмыслил и решил про себя, что вполне бы мог крутить этот фильм по всей Африке. И вот в баре отеля в центральной части Монровии, застряв там, пока, наконец, не возобновятся рейсы в Европу, Д’Ормаль купил у ливанца права на картину.
На протяжении года или что-то около этого Д’Ормаль разъезжал по Африке, продавая ленту прокатчикам, и сумел положить себе на этом в карман вполне приличный по тем временам доход в 21 с половиной тысячу фунтов.
Вернувшись в начале семидесятых годов в Африку, Д’Ормаль получил от одного своего приятеля приглашение испытать счастья в Южных Морях, выращивая на продажу черный жемчуг. Однако, взвесив все за и против, Д’Ормаль решил, что неплохо устроился в кинопрокате — а этот бизнес, надо сказать, позволял делать неплохой навар — и, вообще, Тихий океан далеко, а вот одна знакомая в Париже — гораздо ближе. Так что еще раз, все хорошенько взвесив, Д’Ормаль решил, что нечего искушать судьбу, и остался в Африке.
Разумеется, это в некотором роде история о том, что близок локоть, да не укусишь. Приятель Д’Ормалья отправился за тридевять земель, имея в кармане всего 5 франков, и уже через несколько лет продал свое дело за 5 миллионов.
Десять лет спустя он решил приобрести одну из французских киностудий. Д’Ормалю удалось собрать 25 миллионов долларов, причем половину этой суммы он сколотил в странах Персидского залива, главным образом, Саудовской Аравии и Эмиратах, а вторую наскреб в Штатах. Кроме того, ему удалось разжиться заемными обязательствами администрации города Ниццы и всеми необходимыми для начала строительства бумагами, которые давали ему право модернизировать студию, и таким образом, сделать ее конкурентоспособной. Все, казалось бы, шло на лад — по крайней мере, до мая 1981 года. В этом году французы избрали своим президентом социалиста Франсуа Миттерана, а Миттеран, в свою очередь, сдержал предвыборные обещания и ввел в состав кабинета четырех коммунистов.
Это был конец всему. Как только американцам стало известно, что коммунисты получили четыре министерских портфеля, они тотчас пошли на попятную и изъяли свои капиталы, а вскоре их примеру последовали и другие инвесторы.
7 июля 1992 года один его приятель, адвокат из Сен-Тропе Жан-Луи Бугюро, пригласил его к себе на обед. Дело было дождливым воскресным вечером, и, по крайней мере, одна из гостей чуть было не пришла. Это была знакомая и одновременно клиентка Бугюро, а значит, местная жительница, которая сначала сказала нет, не хочется ей ни в какие гости, а затем передумала и сказала, что придет. Но в последний момент ей вновь расхотелось. Но в итоге Бриджит все-таки пришла, и в тот вечер Бернар Д’Ормаль, — который всю жизнь проходил в холостяках — понял, что в его жизни назревают какие-то важные перемены.
В конце вечера он подошел к Бриджит и вежливо поинтересовался, можно ли ему ее поцеловать. Они начали встречаться, и через два месяца в один прекрасный день им на глаза попалась маленькая церквушка в конце фиорда, затерянная среди угрюмого норвежского пейзажа, но уже в то дождливое воскресенье они точно знали, чего им хочется.
После церемонии жених с невестой пригласили священника и обоих свидетелей отпраздновать вместе с ними это событие в небольшом деревенском ресторанчике. Они не сочли нужным делать какие-либо официальные заявления, поскольку этот брак не имел ровным счетом никакого отношения к официальным заявлениям. Это было их сугубо личное дело — полное романтики и никого не касавшееся.
Пресса оставалась в неведении относительно происшедшего до 20 сентября, когда Бардо под руку с Д’Ормалем появилась в Сен-Тропе на избирательном участке, чтобы принять участие в референдуме по мастрихтскому соглашению. Бардо вскользь обмолвилась друзьям, что они с Д’Ормалем недавно поженились. На следующий день эта новость перекочевала на первые полосы газет.
Глава 27
Еще немного о Бриджит…
Она больше не путешествует. Но, с другой стороны, она и раньше не была особой любительницей и всякий раз, уезжая куда-то, с радостью возвращалась домой. На протяжении семи лет ее уединения от мира, те немногие из людей, с кем Бардо продолжала общаться, поняли, что она, наконец, взрослеет и, среди всего прочего, постепенно открывает для себя одну из важнейших человеческих добродетелей — терпение.
Среди тех, кто так считает, — Мижану. Она уверена, что Бриджит что в душе — сельская жительница. Ей нравятся незамысловатые вещи. Она обожает все в крестьянском стиле. И не любит пускать пыль в глаза. Если Бриджит что-то делает, то лишь потому, что ей это нравится. Она поступала так всю свою жизнь, но люди отказывались ей верить. Им казалось, что когда она начала носить платья в клеточку, то лишь для того, чтобы создать на них моду. Нет, такое не в ее привычках. Бриджит нарядилась в платья в клеточку лишь потому, что сельские женщины носили их и сто лет назад. После той жизни, которую ей приходилось вести, и которая была ей ненавистна, она вернулась к природе, потому что именно к ней лежит ее душа. Это то, что ей по-настоящему дорого. Это то, в чем сама она.
Во время французских региональных выборов в марте 1992 года Д’Ормаль помогал в организации личного офиса Жан-Мари Ле Пена в Ницце. Ле Пен — противоречивая фигура, лидер крайних правых в лице так называемого «Национального Фронта».
Бриджит же никогда не интересовалась политикой. Ей безразличны политические деятели, а их взгляды — и подавно. Бернар — большой любитель пускаться в политические дискуссии, но только не Бриджит. Однажды, будучи приглашенной на небольшой скромный обед к соседям, Бриджит не выдержала и заранее позвонила, чтобы предупредить их: «Только прошу вас, никаких разговоров о политике». Пока беседа не касалась политических тем, рассказывают ее соседи, она просидела за столом, словно девчонка-подросток, держа мужа за руку, и буквально смотрела ему в рот.
По правде говоря, случались и исключения из правил, когда Бриджит оказывалась куда менее аполитична, нежели на словах. В 1974 году она поддержала избирательную кампанию Валери Жискар Д’Эстена и даже расхаживала по Сен-Тропе в футболке с надписью «Жискара в президенты». В целом она была о нем высокого мнения, хотя неизменно критиковала за пристрастие к охоте. При каждой встрече она заводила старый разговор о том, что-де пора прекратить эту бесчеловечную забаву. При первом же удобном случае она считала своим долгом напомнить ему, что это не только низменное занятие само по себе, но и дурной пример для подрастающего поколения. Бриджит не стеснялась высказывать все, что думает.
Тем не менее, все политики в любые годы оказывали ей знаки внимания — собственно говоря, то была цена за право быть сфотографированным с нею рядом, — поскольку многие из них, в особенности пришедшее к власти поколение, выросшее на фильмах с ее участием, все еще воспринимало ее как Б. Б. Стоит ли говорить, что она не упускала случая, чтобы высказать им все, что думает. Им тотчас давалось понять, — причем прямым текстом, — что она — Бриджит Бардо и поэтому здесь хозяйка, и единственное, о чем она намерена вести с ними разговор, — это о благоденствии животных.
Не секрет, что политики от этого не в восторге, ведь Бардо порой ставит их в щекотливое положение. Она срывает с них маски, причем, ей совершенно безразлично, какая партия находится сейчас у власти. Она донимает их. Сначала она заманивает их в сети Б. Б., а затем, обнажив шпагу, бросается в поединок уже как Бриджит Бардо.
Как и другие выдающиеся личности во Франции, Бриджит удостоилась ордена Почетного Легиона. Выдвинула ее на эту награду Кристина Гуз-Реналь. И даже если это событие и имело какую-то политическую окраску, Бриджит, казалось, была несказанно рада оказанной ей чести. Ведь, в конце концов, Бриджит до мозга костей француженка, а орден Почетного Легиона — это типично французская награда, квинтэссенция французского духа.
Полученное ею воспитание можно скорее отнести к правому крылу политического спектра. Консервативному или республиканскому. Это было частью ее буржуазного окружения в семье. Именно в такой обстановке она выросла. Но сама она чужда политики. Когда Франсуа Миттеран помогает ей в деятельности ее фонда, она сторонница Франсуа Миттерана. Когда то же самое делает Жак Ширак или Валери Жискар Д’Эстен, она сторонница их обоих. Но истина заключается в том, что у нее отсутствуют твердые политические убеждения.
Заключение
Сегодня Бриджит признается, что подавлена своей известностью, что считает себя «страшной», что и в разгаре карьеры ей было сложно выходить из дома, так как она боялась не оправдать ожиданий людей и показаться не такой красивой, как они думали. Но ее талант и красота принесли ей всемирную популярность и сделали настоящим секс-символом Европы 50-х годов. Она ввела в моду бикини, клетчатую одежду и прическу «Бабетта».
Образ красавицы Бриджит Бардо и сейчас еще вдохновляет дизайнеров на создание коллекций. Весенняя коллекция — 2013 от Erin Fetherston появилась благодаря фотографии актрисы, на которой она одета в желтое платье из страусовых перьев. Наряды Erin Fetherston смогли показать дух Бриджит Бардо: легкий гламур, женственность и романтичность.
А модный дом Lancel посвятил Бриджит Бардо линию сумочек, которые «отражают женственность, элегантность, чувственность и фигуру великой актрисы». Бренд отмечает, что «главное в сумках Lancel BB — это серьезные экологические убеждения, которых придерживается и сама Бриджит».
По ней сходил с ума весь мир: мужчины ее хотели, добропорядочные женщины ненавидели. На экране она была такой же, как в жизни — порывистой, непредсказуемой, нежной и вздорной, с огромными лучистыми глазами, сияющей улыбкой и золотой головой, делающей ее похожей на львенка.
Даже после того, как ББ ушла из кино, она оставалась желанной, на кинофестивалях ее все еще осаждали поклонники, толпа, встречавшая Бардо у трапа самолета, бросала ей под ноги цветы, ей присуждали премии.
С годами девочка с сияющей улыбкой, когда-то покорившая весь мир, не превратилась в усталую, разочарованную женщину. Хотя ей и пришлось испытать несколько профессиональных провалов, она достигла много! Благодаря Бриджит Бардо в мире стало меньше боли — раньше на французских скотобойнях животные умирали медленной мучительной смертью. Она боролась с мясниками пять лет и сумела положить этому конец. Благодаря ее усилиям перестали убивать детенышей котиков. Она спасла обезьян, которых авиафирмы, испытывая ремни безопасности, живыми катапультировали в бетонную стену. Бардо строит приюты для животных, лечит, выхаживает, собирает вокруг себя таких же энтузиастов — ее вилла превратилась в настоящий зоопарк.
И главное — Бриджит Бардо не меняется — теперь это можно сказать совершенно точно. Ее стиль — это стиль Бриджит. Стиль девчонки, которая делает все, что ей захочется, потому что она красива, и поэтому ей все прощают. Ей уже 79 лет, и она до сих пор носит цветы в волосах, которые укладывает так, как будто ей 18.