Прокурор идет ва-банк Звягинцев Александр

Неожиданно напротив него остановились ехавшие по набережной две машины. Из одной выскочила знакомая ему певица из варьете — Наталья. Она подбежала к самому берегу, шаря в сумочке.

Увидев Оболенцева, она его сразу узнала. Он дважды допрашивал ее по делу Юрпалова. Будучи в хорошем подпитии, Наталья, не церемонясь, подскочила к нему.

— Эй вы, Мегрэ! Послушайте, у вас есть мелочь? Ну что вы смотрите? Любые монетки… разменяйте! С меня все, хватит!.. Все к черту!.. Вперед, в Париж!..

Оболенцев молча протянул ей несколько монет. Она схватила их и бросила в море. Затем, достав бумажные купюры, небрежно скомкала их и тоже бросила в море.

— Все… Через неделю вы меня уже здесь не увидите. Так что если надо, можете еще разок меня допросить… Пока не поздно!.. А вы вообще-то своими допросами чего-нибудь добились? Только расшевелили осиное гнездо!.. Одних «шестерок» и пересажали!.. Паяц вы, жалкий паяц!

Не прощаясь, певица так же стремительно покинула берег, как и появилась.

Яркий луч прожектора, гуляя по морю, скользнул по прибрежной полосе и на какое-то мгновение задержался на фигуре Оболенцева, одиноко застывшей на пустынном берегу. Ослепленный ярким светом, он отвернулся и увидел, как волны прибивали к камням брошенные певицей деньги: рубли, пятерки, десятки…

Осенний город жил обычной жизнью — кто-то работал, кто-то отдыхал, кто-то стоял в очередях. Оболенцев с Ярыгиным собрались идти на обед, когда нарочный доставил конверт, адресованный лично Оболенцеву. Он вскрыл его и, достав депешу, стал читать вслух:

— «Вам спецсвязью отправлены санкционированные постановления об аресте: Борзова Петра Григорьевича, Багирова Аркадия Константиновича, Борзовой Тамары Романовны…»

— Ура-а! — завопил Ярыгин. — Победа!

— Чего ты орешь! — пытался унять его Оболенцев. Но тот крепко сжал друга в объятиях и закружил по кабинету. Однако, зацепившись ногой за стул, он вместе с Кириллом рухнул на пол.

…Настороженный Цвях шел по улице, где на каждом доме висели траурные флаги. Цвяха заботило только одно: следят за ним или нет. О том, что санкция на его арест получена, он уже знал и теперь думал, как бы упаковаться получше и лечь на дно.

В последнее время он жил с постоянным дурным предчувствием: что-то должно произойти. И когда Цвях услышал о смерти Брежнева, он поначалу обрадовался.

«Наконец-то старого маразматика решили не возвращать! — подумал он сгоряча. — Если Липатов сумеет прорваться наверх, то заживем, как у Христа за пазухой!»

Но, увидев на трибуне Андропова, сразу все понял.

«Рвать когти и линять в быстром темпе! — подумал он. — Теперь точно будут брать».

Где спрятаться, у него давно было подготовлено — многие теневые структуры были обязаны ему по гроб жизни.

Но слухами земля полнится. Все знали о предстоящем неминуемом аресте Цвяха и впутываться в это дело не хотели. Под разными предлогами но все давали капитану от ворот поворот.

От людей Ярыгина Цвях сумел улизнуть вовремя. Он этих штатских каратистов определял с первого взгляда. Сам был такой. Затаившись у своей любовницы, одной из великого множества, Цвях стал обдумывать свою дальнейшую жизнь.

Он был настолько уверен в собственной безопасности, что держал основные сбережения, и немалые, в сберегательных кассах. Хоть в этом он был образцово-показательным гражданином и хранил деньги там, где надо.

Он попытался снять их с книжек, но заметил «хвост» и сразу же отказался от этой мысли.

Но без денег Цвях выжить не мог. Любовница хоть и несла терпеливо свой крест — за ночные ласки кормила любовника и поила, — но зарплата у нее была такая, что едва хватало одной тянуть. Тем более что запросы капитана требовали огромных сумм, а всех соцнакоплений несчастной женщины едва бы хватило более чем на неделю.

В день похорон Брежнева капитан чуть было не нарвался на оперативников. Это произошло возле телевизионного магазина, когда он остановился, чтобы посмотреть на похороны бывшего вождя. Все телевизоры в витрине были включены и показывали проводы в последний путь усопшего генсека. Лафет с телом покойного сопровождали не только его родственники, но и все члены Политбюро партии и члены правительства, на бархатных подушечках несли его ордена и медали…

В стеклянной витрине можно было увидеть не только похороны Брежнева. В ней еще отражалась вся улица, и взгляд опытного Цвяха очень быстро натолкнулся на силуэты двух московских оперативников, стоявших на противоположной стороне тротуара недалеко от остановки троллейбуса. Они осторожно следили за ним, тихонько переговариваясь, видно, решали — брать капитана самим или вызывать подмогу. Они знали, что Цвях вооружен, а затевать перестрелку в центре города, в самом оживленном и заполненном людьми месте, опера не решались — ведь могли пострадать посторонние безвинные люди.

Пока они совещались, Цвях распахнул дверь магазина и скрылся за ней. Миновав зал, он через служебный ход прошел в подсобку, а оттуда — на задний двор. Пробравшись между контейнерами с товарами, он ловко залез на крышу склада, перепрыгнул через глухую стену и оказался на параллельной улице. Воровато озираясь, перебежал дорогу, свернул за угол и зашел в будку телефона-автомата.

Торопливо набрав номер, он соединился с Валерой, который в это время находился в спортпрофилактории.

— Валера? — сказал он, услышав знакомый голос. — Мне нужны бабки! Я ухожу в бега! Меня ищут.

— А где я тебе их возьму?

— Передай Борзовым. Снять свои в сберкассе я не могу — сразу повяжут.

— Сколько тебе?

— Подсчитай сам, — злобно ответил Цвях. — Несколько лет нужно перекантоваться.

— Хорошо. Где встречаемся? — спросил Валера.

— Как стемнеет, на том месте, где и всегда.

Выйдя из будки, он огляделся и смешался с толпой.

Узнав о предстоящем аресте, полковник Багиров открыл сейф. Увидев пачки денег, тут же закрыл его снова. Сев за стол, позвонил жене и коротко сказал:

— Мила… Милочка!.. Не жди меня… Сегодня я не приду… Не могу! Я дам о себе знать.

Услышав за окном скрип тормозов, Багиров выглянул в окно. По его лицу пробежала судорога. Он увидел, как группа оперативников во главе с Ярыгиным вышла из двух автомобилей.

Багиров несколько раз провел рукой по лицу и с сожалением совсем тихо сказал:

— Не побрился. Не успел!

Ярыгин с группой шли по коридору, когда за стеной, где-то совсем рядом сухо треснул выстрел.

Багиров лежал под портретом Дзержинского. С первого взгляда можно было определить, что он мертв: из простреленной головы текла, все расширяясь, струйка крови, а от пистолета, лежащего рядом, еще сильно пахло порохом…

Сержант Битюгов, по кличке Битюг, жил в однокомнатной квартире на втором этаже обычной блочной пятиэтажки. Он никогда не был женат. Несмотря на это был большим любителем слабого пола. Отношение к людям у него всегда было скотское, а к женщинам и подавно. Выросший в детдоме, он, не знавший родительской ласки и заботы, признавал только силу.

Когда ему позвонил Цвях и предупредил об опасности, Битюг сразу же решил: ноги в руки и линять. И хотя бросать сладкую жизнь было нелегко, сержант быстро сгреб все ценное, что удалось «нажить» за время работы в милиции, и уже собрался покинуть жилище, как раздался звонок.

Крадучись по-кошачьи, он подошел к двери и посмотрел в дверной глазок.

Женщину из домоуправления он узнал сразу, но также заметил, что она была растерянна и взволнованна. Звериным чутьем он ощутил опасность.

Вернувшись в комнату, быстро схватил небольшой чемоданчик с ценностями, осторожно открыл окно и ловко выпрыгнул со второго этажа. Но тут его уже ждали оперативники и Ярыгин.

Битюг понял — ему не уйти. Тем не менее как загнанный в угол зверь, решил бороться до конца. Заметив женщину, выносящую мусор к контейнерам, Битюг резво бросился к ней. Схватив испуганную соседку, он выхватил пистолет и приставил дуло к ее виску. Женщина в шоке выронила из рук ведро с мусором, но не издала ни единого звука, лишь глаза ее расширились от животного ужаса.

— Не подходите, застрелю! — закричал Битюг обложившим его оперативникам.

Ярыгин дал знак всем остановиться, однако сам продолжал двигаться параллельно уходящему от них Битюгу, который, прикрываясь женщиной как живым щитом, отступал со двора к выходу на улицу.

Неожиданно Битюг споткнулся и на секунду взмахнул рукой с пистолетом, чтобы сохранить равновесие.

Ярыгин мгновенно использовал это положение. Он вскинул свой проверенный «стечкин», и в тишине двора прозвучал выстрел.

Битюг упал, увлекая за собой соседку. Его пистолет отлетел в сторону.

Ни Битюг, ни женщина не двигались.

Двое оперативников подбежали к ним. Один поспешно схватил лежащий на асфальте пистолет Битюга, а другой попытался поднять женщину.

— Эй! — крикнул он. — Мне одному не справиться, она в обмороке…

Но его крик потонул в звучавших протяжных гудках — страна прощалась с бывшим вождем…

Те же гудки рвались в окна квартиры Борзовых, но тут уже явно было не до них. На двуспальной кровати валялись норковое манто и жакет из чернобурок, соболиные шкурки. Супруги спешно паковались. Готовились в последний рейс. Валера должен был уехать на свою квартиру, которую им с Ритой приобрели Борзовы, и увезти все движимое состояние — деньги, валюту, драгоценности, золото и столовое серебро, антиквариат. Мать запретила дочери появляться в их доме, пока не улягутся страсти.

Ожидаемая пышная свадьба не состоялась. Борзов не захотел. «Нечего дразнить гусей!» — сказал он твердо и непререкаемо.

Рита огорчилась, но скоро успокоилась, после первой же брачной ночи поняв, что главное в Валере действительно его мужские достоинства. И тут он фору мог дать любому дипломату.

Заполняя вещами последние три внушительных размеров чемодана и даже барабан, Борзов не переставал стенать:

— Как они там не поймут, нас нельзя сажать!

— Бог даст, все обойдется, — нервно протараторила Борзова, успокаивая то ли мужа, то ли себя. — Липатов нас не отдаст! Видишь, предупредил!

— Болтай! — огрызнулся супруг. — Я-то из-за него погорел!

— Петя, да захоти Егор Сергеевич отступиться, он бы тебя сдал и глазом не моргнул. А он тебя на трест поставил. И как велел написать в Москву: «В ответ на запрос заместителя Генерального прокурора сообщаем, что горисполком не нашел оснований лишать П. Г. Борзова депутатской неприкосновенности». Нет, Липатов — умница!

— Не береди душу! Дура ты, дальше своего носа не видишь. Уж если нашего брата сажают, добра не жди… Эх, недооценил я Оболенцева…

— Да успокойся ты! Если с Липатовым все будет в порядке, не отдаст он нас!

— Тебя твой Липатов, — сорвавшись, вдруг заорал Борзов, — может, и не отдаст!

— Дурак, нашел время для сцен!

Тамара Романовна с трудом закрыла вздувшуюся от драгоценностей сумку и позвала зятя, который тут же явился с бутылкой пепси-колы в руках.

Борзов, придавив коленом крышку барабана, защелкнул замки и задержал взгляд на фотографии, где он, будучи мальчиком, шел во главе пионерского отряда с этим же барабаном. Ему захотелось было отбить марш, но он отказался от своего намерения — пожелтевшая от времени кожа вспучилась от денег…

— Бери! — сказал он Валере, направляясь к бару.

— Валерочка, все это нужно надежно пристроить! Вот что сейчас главное, — наставляла Борзова, укладывая сумку с драгоценностями на барабан. — Бедная Риточка! — запричитала неожиданно Тамара Романовна. — Такая карьера рухнет!

— Ничего! — успокоил Валера. — Все еще образуется! Вернется на круги своя!

— Ого! — усмехнулся Борзов, услышав любимую фразу дочери. — Быстро она тебя образовала!

Петр Григорьевич достал из почти пустого бара бутылку марочного коньяка и два оставшихся хрустальных недорогих бокала. Один из них выскользнул из его непослушных рук и, упав, разбился вдребезги. Но Борзов только усмехнулся и налил себе коньяк в другой.

— За вас с Риткой! — сказал он Валере и выпил залпом. — Пошли!.. — Взяв бутылку коньяка, он увел зятя на кухню. Усадив Валеру напротив себя, он налил полный бокал коньяка и мрачно заметил: — Багиров молодец — показал характер!.. А Цвях?.. Еде он?

— Ночью я ему все отвезу… Собирался в бега.

— Попадется! — вслух подумал Борзов и, внимательно глядя на зятя, произнес: — Имей в виду, эта сволота всех нас заложит! Всех погубит!

Валера ответил тестю столь же прямым взглядом и понимающе кивнул головой.

Петр Григорьевич выпил коньяк и с такой силой поставил бокал, что у него откололась ножка.

— Слушай сюда! — заговорщически тихо обратился он к Валере, впиваясь в него цепким взглядом. — Запомни цифры. — Борзов взял карандаш и написал на салфетке: 8071948. — Хорошо запомни! Позвонят, назовут их — свои. Будет надо — помогут… Все, что тебя попросят, — сделай… Доверяй им как мне, и тебе доверят. Все понял?

— Все! — отчеканил Валера.

Борзов смял салфетку и бросил ее в пепельницу. Затем налил себе еще бокал коньяка и залпом выпил.

— Пора! — сказал он, поднимаясь.

— Надеемся на тебя! — шепнула на ухо Валере Тамара Романовна, бросая взгляд на пьяного мужа. — Риточку крепко поцелуй.

Захмелевший Борзов потной ладонью крепко пожал Валере руку.

— Не беспокойтесь, Петр Григорьевич! Место надежное. И… с Цвяхом все будет в порядке!

Валера скрылся за дверью. Борзов подошел к окну и смотрел, как зять садится в автомобиль. Как только машина уехала, он опять подошел к бару и снова налил себе полный бокал коньяка.

— Ты хоть бы закусывал! — раздраженно заметила супруга. — Не можешь как настоящий мужик беду встретить лицом к лицу.

Борзов воспринял совет жены буквально, достал из бара шоколад «Гвардейский» и, вскрыв плитку, разломил ее на пластинки.

Выцедив коньяк, он с удовольствием съел две пластинки шоколада и, криво улыбаясь, заметил жене:

— Я встречу беду лицом к лицу!

— Такой пьяный ты ее просто не узнаешь! — злобно сказала Тамара Романовна. — Ты помнишь, что велел Липатов?

— Не боись! — пьяно ухмыльнулся Борзов. — Буду молчать, как партизан на допросе. Я себе не враг!

Тамара Романовна хотела еще что-то сказать мужу, но в это время раздался звонок. Борзовы поняли, кто это звонит.

Открыв дверь, Борзов лицом к лицу столкнулся с Оболенцевым.

Выполнив все положенные в таких случаях формальности, Оболенцев в присутствии понятых, робко жавшихся к дверям, предложил Борзовым добровольно выдать деньги и ценности.

Борзов, судя по выражению лица, хотел ответить дерзостью, но передумал и, шагнув к серванту, повернул ключ в дверце бара. Дверца бесшумно опустилась, после чего он с издевкой промолвил:

— Берите, все ваше!

На стеклянной полочке лежали восемь юбилейных рублей…

Лейтенанта Караулова по кличке Амбал брали местные оперативники, приданные в усиление группы Ярыгина. Это были честные милиционеры, которые не могли согласиться с тем, что в их ряды внедрялись такие оборотни. А уж Амбала ненавидели дружно все. Большего мерзавца трудно было себе представить.

Лейтенант тоже их не любил. Понимая ситуацию, он, как только увидел своих коллег, схватился за пистолет и стал отстреливаться.

Загнанный выстрелами со всех сторон на старый корабль, где совсем недавно Цвях с подручными убил Раковую Шейку, Амбал надеялся продержаться до темноты, а там, прыгнув в воду, уйти морем.

Но оперативники уже обложили его со всех сторон, и шансов уйти у Амбала не оставалось никаких.

Отстреливаясь, он бежал по кораблю. Пули рвали под его ногами деревянную обшивку. Пробегая мимо рубки, он выстрелил навскидку и попал в старуху, которая в это время пыталась пригнуть голову истошно кричавшему павлину. Пуля попала ей прямо в сердце. Она выпустила из рук птицу и камнем упала на палубу.

Один из оперативников, забравшись на крышу рубки, спрыгнул прямо на Амбала и выбил пистолет из его рук.

Но Амбал решил драться до последнего и, выхватив острый нож, бросился на своего сослуживца.

Оперативник даже обрадовался возможности не брать Амбала живьем и влепил ему пулю между глаз.

Ярыгин сидел в «Волге» и слушал по рации донесения групп захвата:

— …задержан Хмара…

— …преследуем Смирнова…

— …Круглов вышел из подъезда…

Ярыгин тут же дал команду по рации:

— Берите на улице!

Из рации вырвался отчаянный вопль оперативника:

— Цвях!.. Товарищ майор, Цвях уходит на самосвале по северному шоссе…

— Гони!.. — приказал Ярыгин. Патрульная машина резко сорвалась с места.

Цвях, потеряв время на звонок Валере, попал в окружение. Вызванная оперативниками, обнаружившими его, подмога стала прочесывать двор за двором, дом за домом, улицу за улицей.

«Абзац! — подумал Цвях. — Обложили, гады!» Но тут возле строящегося дома он заметил самосвал, на который грузили обрезки досок и другой строительный мусор.

Цвях подбежал к машине и громовым голосом заорал:

— А ну вылазь!

Водители знали капитана, и редко кто не боялся его.

Испуганный шофер, невесть что подумавший, поспешно выскочил из машины и протянул водительские права, в которые была вложена денежная купюра.

Но Цвях не обратил на них никакого внимания. Увидев, что ключ зажигания в замке, он оттолкнул водителя. Вскочив в кабину, Цвях завел двигатель и помчался к северному шоссе.

Стрелять по колесам машины оперативники не стали, потому что из кинотеатра, расположенного на этой же улице, после окончания сеанса повалил народ. Им оставалось лишь сообщить по рации Ярыгину о движении Цвяха.

В этот час на освещенной заходящим солнцем серой ленте шоссе, ведущей из города, машин почти не было, и тяжелый, груженный досками и мусором «МАЗ» с Цвяхом за рулем мчался с ревом прямо по осевой линии со скоростью, на которую был только способен мотор грузовика.

Водитель патрульной милицейской машины знал город как свои пять пальцев, поэтому он сократил путь к северному шоссе, но выскочил на него на несколько секунд позднее, чем здесь промчался «МАЗ» с Цвяхом.

На повороте дороги Цвях заметил за собой погоню и прибавил газу.

Но патрульная милицейская машина постепенно сокращала разрыв. Ярыгин даже приготовил пистолет, чтобы открыть огонь по колесам «МАЗа», ведь Оболенцев очень просил его взять Цвяха только живым.

Однако Цвях резко свернул с шоссе вправо на отходящую грунтовую дорогу. Грузовик подбросило на съезде, и он исчез в клубах взметнувшейся серой пыли.

Не притормаживая, едва не перевернувшись на крутом вираже, патрульная машина на двух колесах, как на показательном выступлении гонщиков, развернулась и устремилась вслед самосвалу. Разрыв сократился, и лишь густые тучи пыли мешали ясно видеть преследуемый грузовик.

Дорога пошла вниз, а затем резко взметнулась на холм, и машины одна за другой, словно выброшенные катапультой, взлетели в воздух и грузно шлепнулись обратно в клубы пыли на дороге.

Цвях, готовый к любым неожиданностям, лишь крепче вцепился в баранку руля, а перекошенное его лицо еще больше побелело.

Ярыгину повезло меньше. При приземлении его швырнуло так резко вперед и вправо, что он, не успев собраться, сильно ударился лицом о боковую стойку. Из рассеченной брови тут же обильно хлынула кровь. Но он, не обращая на это внимания, закричал водителю:

— Обходи его справа!

Водитель патрульной милицейской машины то справа, то слева пытался обойти машину Цвяха, но тот бросал грузовик из стороны в сторону, так что из-под колес, словно шрапнель, летел гравий, который градом обрушивался на ветровое стекло и на капот патрульной машины.

В одном месте дорога стала значительно шире, и преследователям удалось поравняться с самосвалом.

— Стреляй, майор! — закричал водитель. — Чего ждешь?

— Он мне живой нужен!.. — закричал в ответ Ярыгин. — Живой, понял?

Цвях, обнаружив милицейскую машину рядом, круто вывернул руль, намереваясь протаранить ее. Уходя от неминуемого удара, водитель резко развернулся и машина, вылетев с грунтовки, помчалась рядом с дорогой, по целине. Увидев вырастающую перед ним изгородь, водитель патрульной машины попытался вернуться на грунтовую дорогу, но не смог преодолеть находящийся впереди глубокий кювет и колеса «Волги», бешено вращаясь, зарылись в песок. Ярыгин закричал в микрофон рации:

— Внимание! Всем постам ГАИ: перекрыть шоссе! Цвях уходит на самосвале. Моя машина застряла в песке…

Цвях, обнаружив, что патрульная машина его не преследует, издал победный клич и взметнул вверх кулак.

Оторвавшись от погони, грузовик снова вылетел на шоссе. Встречная легковушка, избегая столкновения, резко затормозила. В воздухе запахло гарью от жженой резины. Легковушку занесло на асфальте, и она, несколько раз крутанувшись вокруг своей оси, полетела в песчаный кювет.

Патрульная машина Ярыгина наконец вырвалась из песчаного плена, вылетела на шоссе и снова устремилась в погоню.

А «МАЗ», ведомый Цвяхом, продолжал уходить все дальше и дальше от города, с ревом пожирая километры.

Вдали на очередном подъеме Цвях увидел стеклянную будку поста ГАИ. Но не на ней заострилось его внимание. Возле стеклянной будки стояли развернутый поперек дороги автобус и канареечного цвета «Жигули» с синим фонарем на крыше. А у поста суетились вооруженные люди в милицейской форме.

Увидев стремительно приближающийся «МАЗ», милиционер, вскинув жезл и тщетно попытался остановить его.

«МАЗ» устремился в просвет между «Жигулями» и автобусом. Раздался скрежет сминаемого железа, звон битого стекла. Автобус ударом был отброшен в сторону и загорелся, а милицейская машина волчком закрутилась по шоссе, несколько раз перевернулась и взорвалась. От ударной волны вылетели стекла окон поста ГАИ, усеивая все вокруг осколками. На дороге горел растекающийся бензин.

Вооруженные милиционеры открыли огонь вслед уходящему «МАЗу». Сбитый ударной волной с ног милиционер, пытавшийся остановить жезлом грузовик, выхватив пистолет и выпустил всю обойму по колесам «МАЗа».

Кто-то из стрелявших попал, и самосвал вдруг сбавив скорость, начал заметно вихлять из стороны в сторону.

Неподалеку от поста ГАИ стоял бензовоз с распахнутой дверцей. Водитель бензовоза нервно курил и с опаской глядел в сторону поста ГАИ, откуда вырвался вихляющий самосвал, оставлявший за собой густой черный дым от горевшего разлитого по шоссе бензина.

Вихляющий грузовик вдруг резко затормозил возле бензовоза. Цвях, выпрыгнув из него, навел на водителя пистолет и заорал:

— Отойди от машины! Застрелю!

От ужаса водитель застыл возле раскрытой двери кабины, не в силах сделать ни шага в сторону.

Цвях подскочил к нему и ударил его пистолетом по голове. Тот упал, а Цвях торопливо стал залезать в кабину бензовоза.

Через охваченный огнем асфальт, прорывая завесу черного жирного дыма, выскочила милицейская машина. Сворачивать было некуда. Столкновения с брошенным «МАЗом» невозможно было избежать.

Ярыгин крикнул водителю:

— Выбрасывайся!

И, открыв дверцу за секунду до столкновения, сам выбросился из машины.

Срывая в кровь кожу на руках, он покатился вниз по крутому, поросшему кустарником склону. Шофер не успел выпрыгнуть из патрульной машины и врезался в грузовик.

А внизу, на вьющемся серпантине дороги в это время уже мчался угнанный Цвяхом бензовоз. Ярыгин, скатившись вниз, побежал к уступу, нависшему над дорогой, наперерез бензовозу. Когда автомобиль поравнялся с уступом, Ярыгин, сильно оттолкнувшись, прыгнул на цистерну сверху. Схватившись за скобу, он едва удержался на ней. Услышав шум, Цвях обернулся и через заднее мутное оконце кабины увидел Ярыгина, пробирающегося по бензовозу к нему. Начав резко крутить баранку из стороны в сторону, Цвях попытался сбросить его, но ничего этим не добился. Тогда он достал из-за пояса пистолет и, рукояткой выбив заднее окно кабины, несколько раз выстрелил по Ярыгину. Однако тот успел укрыться за люком бензовоза. Пуля пробила цистерну, и из отверстия вырвалась струйка бензина.

Увидев у края дороги деревья, Цвях направил бензовоз под них. Грубые ветви с шумом обрушились на металлическую поверхность бензовоза.

Промчавшись под деревьями, Цвях оглянулся и не увидел на цистерне Ярыгина. Улыбнувшись, Цвях прибавил газа. Но в это время с ним поравнялся оперативник на мотоцикле из группы захвата.

— Приказываю остановиться! — закричал он. — Буду стрелять!

— Пошел ты!.. — отмахнулся Цвях и первый выстрелил в опера.

Однако тот обошел бензовоз и, двигаясь параллельным курсом, произвел несколько неудачных выстрелов по колесам.

На повороте Цвях все же поймал оперативника и, перерезав ему путь, похоронил его под колесами бензовоза.

Ярыгин, сбиваемый ветвями деревьев с цистерны, все же удержался на ней. Он едва не попал под заднее колесо, но успел схватиться за приваренные сбоку к цистерне скобы. Какое-то время его ноги волочились почти под самыми колесами бензовоза. А сверху из пробитого Цвяхом отверстия на него лился бензин.

Собравшись с силами, Ярыгин забрался на цистерну и опять стал пробираться к кабине.

Заметив его, Цвях выстрелил и вновь попал в люк. Пуля выбила искры. Мгновенно вспыхнувший бензин охватил цистерну пламенем. На Ярыгине сразу загорелась одежда. Цвях, увидев огонь, выпрыгнул из бензовоза и покатился вниз по склону.

Потерявший управление горящий бензовоз вместе с Ярыгиным взлетел над обрывом и, перевернувшись, рухнул вниз. Громовой удар потряс окрестности. Из пропасти вылетел огромный пузырь огня и дыма…

Цвях недаром рвался уйти по северному шоссе. В нескольких километрах от города у самого края крутого, уходящего вниз обрыва стояла полуразрушенная церковь, где они с Валерой, будучи еще пацанами, хранили наркотики для продажи. Этот тайник милиция не нашла.

Туда и направлял теперь Цвях свои стопы.

Затаившись в развалинах, он ждал Валеру с деньгами и одеждой. Тогда можно будет вылезти на белый свет и потребовать свою долю за молчание.

У южной ночи всегда крупные звезды.

Когда Валера увидел на фоне чистого звездного неба черный силуэт полуразрушенной церкви, он два раза мигнул фарами, выхватив из темноты когда-то беленые стены и черный проем сорванной двери.

Машина, освещая путь подфарниками, осторожно объехала церковь и остановилась. Валера вышел из машины и свистнул три раза.

От полуразрушенной стены отделилась тень. Это был Цвях. Он направил пистолет на Валеру и крикнул:

— Стой там, где стоишь! Руки на голову!

Валера быстро подчинился, зная бешеный нрав своего бывшего дружка.

— Серега, ты что? Это же я!

Цвях, хромая, подошел к стоявшему возле машины Валере.

— Руки можешь опустить! — нашел он силы пошутить. — Арестовывать тебя сейчас не буду!

В изодранной одежде, грязный, он представлял жалкое зрелище, но еще хорохорился.

Валера достал из кармана толстую пачку самых крупных по достоинству купюр и вручил ее Цвяху. Кивнув на багажник, спокойно сказал:

— Шмотки там!

Успокоившись, Цвях положил пистолет в карман и, открыв багажник, полез в него за вещами.

В то же мгновение Валера подскочил сзади и с силой опустил крышку багажника на шею Цвяха.

Захрипев, тот, тем не менее, пытался вырваться из капкана багажника, но не смог…

Подхватив бесчувственное тело бывшего друга, Валера потащил его к обрыву. Вспомнив о деньгах, он опустил тело на краю обрыва и стал лихорадочно шарить по карманам.

Выдернув пачку купюр и пистолет, Валера ногой столкнул тело Цвяха в пропасть.

Переводя дыхание, сказал напоследок:

— Иди, Цвях! Они тебе там все равно не понадобятся. Там — коммунизм!..

Оболенцев сидел за столом в номере гостиницы цирка и, подперев голову руками, напряженно всматривался в экран телевизора, где в очередной раз показывали похороны Брежнева. Припухшие от усталости веки его слегка подрагивали.

Наступил кульминационный момент: люди в черных куртках опускали на веревках гроб в могилу у Кремлевской стены. Одна из веревок, видимо, оборвалась и гроб, как ему показалось, перекосившись, соскользнул вниз.

— И ад забрал его! — тихо сказал Оболенцев.

Могилу засыпали так быстро, как будто боялись, что покойник оживет и вылезет из нее. Тут же ее завалили венками, а экран телевизора уже показывал крупным планом лица убитых горем родственников и соратников.

У Оболенцева было почему-то очень тревожно на душе.

«Не от скорби же по усопшему?» — подумал он, пытаясь прогнать тревожное предчувствие.

Он ждал телефонного звонка от Ярыгина или прихода его самого.