Прокурор идет ва-банк Звягинцев Александр
Валера, тоже обернутый в простыню, чувствовал себя не в своей тарелке. Но, тем не менее, ловко разрезал арбуз в форме цветка.
Неподалеку от веранды на специально оборудованном месте, выложенном темным кирпичом, посреди темно-зеленой лужайки горел костер, на котором двое из обслуги жарили тушу косули.
Липатов сел за стол. Возле него сразу же засуетился Валера.
— Что будете пить, Егор Сергеевич? — услужливо спросил Борзов.
— Пока при власти, пьем только коньяк, — многозначительно ответил Липатов.
Выпив, не закусывая, рюмку коньяка, он брезгливо сказал:
— Что это она за глупость себе в башку вбила? У нас тоже жить можно, если ум есть. Передай от меня, чтобы дурь из головы выбросила. Знаю я этих дипломатов!.. Все Западу в рот глядят! Доглядятся!.. Тамару подтяни! Одни цацки и тряпки на уме. Ответственным работникам надо жить с оглядкой на народ… Учу вас, учу… Как об стенку горох!
К ним подошла официантка.
— Когда прикажите подавать горячее? — неожиданно прервала их разговор, подошедшая официантка. И обжигая жарким взглядом Липатова, добавила: — Косуля готова!
— Пусть еще поджарят, до корочки, как я люблю! — велел ей Липатов, не обращая никакого внимания на ее призывы.
Официантка, покачивая бедрами, пошла к поварам, жарившим косулю, чтобы довести до их сведения приказание патрона.
Липатов вместе с Борзовым проводили ее долгим взглядом, один с предвкушением послеобеденного «отдыха фавна», другой с легким сожалением, что молодость больше не привлекает, потому что не возбуждает. Прав был поэт, когда говорил, что крепчает нравственность, когда дряхлеет плоть.
— Значит, о чем мы договорились? — подняв кверху брови, спросил Липатов.
— Обо всем! — угодливо произнес Борзов, напуганный сухим тоном Липатова.
Довольный Липатов продиктовал условия договора Борзову:
— Ритку выдадим за борца! Борцы надежнее!.. А Тамару, пожалуй, пришли ко мне. Я сам ее проинструктирую.
— Как скажете, Егор Сергеевич! — покорно согнул шею Борзов.
И налил себе полную рюмку коньяка. Липатов посмотрел на Валеру и, словно вспомнив что-то, спросил:
— А на медведя — один на один — слабо будет?
Борзов замер и покосился на Липатова.
Но Валера остался невозмутим, ни один мускул на его лице не дрогнул. И спокойно ответил:
— Можно попробовать.
— Я слышал, — переменил тему Липатов, — что тебе очень нравится дочь Петра Григорьевича?
От такой прямолинейности Валера вздрогнул, как боевой конь при звуке полковой трубы.
— Петр Григорьевич прекрасно знает о моем отношении к его дочери… О ней можно только мечтать.
— В нашей стране, Валера, — назидательно проговорил Липатов, — все мечты сбываются, все дороги открыты перед молодыми.
Борзов решил подсуетиться:
— Без опытной руки великого поводыря, Егор Сергеевич, можно заблудиться! — заявил он, глядя по-собачьи в глаза Липатову. — А ваша рука нами не только мудро управляет, но и ведет в нужном направлении.
— Общался я на днях с Леонидом Ильичом. Говорит, засиделся ты, Егор, в своем обкоме. Пора тебе груз потяжелей на плечи брать. — Липатов прямо посмотрел на Борзова и продолжил: — Готовь, говорит, себе замену — молодого и перспективного, а мы тебе кабинет на Старой площади присмотрим.
— Да стоит ли, Егор Сергеевич, — как-то двусмысленно произнес Борзов. — Жизнь человеку дается один раз, и прожить ее надо у Черного моря.
— Говоришь, у Черного моря… — рассмеявшись, начал Липатов, но, услышав из чащи голос кукушки, стал считать: — Два… семь… двенадцать…
Борзов и Валера молча наблюдали за Липатовым. Когда птица закончила куковать, Липатов взглянул на Борзова и сказал:
— Да… всего пятнадцать… А может, ты и прав… Но я занимаюсь государственными делами, надеюсь на вашу поддержку. Налей, Валера, себе рюмаху…
Валера поспешил выполнить такое приятное приказание.
Тут подоспело и жаркое из косули, настолько мастерски приготовленное, что под него можно было выпить и ведро коньяка. Но пить больше, чем Егор Сергеевич, никто не рискнул.
После «охотничьего привала» Липатов, любовно поддерживаемый Валерой, удалился на покой. Борзов тут же позвонил официантке и вызвал ее к себе. Алевтина, знавшая его уже несколько лет, явилась мгновенно. Однако Борзов перетрудился на охоте. Поэтому, когда он прибыл на конечную станцию, Алевтина еще только отправлялась в путь. Обиженно вздохнув, она недовольно посмотрела на партнера и потянулась. Увидев, что Борзов никак не реагирует, она молча стала одеваться. Надев блузку, девушка еще раз бросила обнадеживающий взгляд на хозяина, но тот, разбросав руки и мирно похрапывая, уже спал сном богатыря.
Разбудил его Валера.
— Петр Григорьевич, Егор Сергеевич вас кличет! — почтительно доложил он.
Борзов, чертыхаясь в душе, все же поспешил побыстрее одеться и отправиться на зов патрона.
Липатов отлично выспался и пребывал в прекрасном расположении духа.
— Петр, хватит прохлаждаться! Отправляйся за Тамарой да проведи с ней работу насчет Валеры. Поговори о свадьбе. И вообще подтяни ее — до меня доходят сигналы, что модничает она, ослабила борьбу с безобразиями в общественном питании.
Борзов молча поклонился и отправился домой.
Когда он вошел в квартиру, супруга вместе с дочерью наряжалась, стоя перед зеркалом.
— Куда это вы, красавицы, намылились? — ехидно спросил Борзов.
— На концерт, дорогой! — совершенно спокойно ответила жена.
Дочь лишь хмуро взглянула на отца, но ответом не удостоила.
— Придется мне с Риткой сходить на твой концерт! — усмехнулся Борзов.
— Случилось что… с головкой? — подозрительно спросила Борзова. — Ты же заснешь через минуту, а Ритке опять краснеть.
— Постараюсь не заснуть! — улыбнулся Борзов. — Я хорошо выспался после обеда.
Тамара Романовна нахмурилась.
— А ну выкладывай!
— Патрон зовет! Прочищать… мозги будет! Мы с ним Ритку пропили. Ясно? Готовь свадьбу!
Тамара Романовна так и застыла с удивленным лицом, а Рита от неожиданности выронила расческу.
— С ума сойти! — воскликнула она радостно. — Без меня меня женили! А он кто? Надеюсь, дипломат?
Но мать мигом уяснила себе, откуда ветер дует, и сказала чуть раздраженно:
— Сдался тебе, Риточка, дипломат! Они через одного импотенты, а в любую заграницу ты сможешь и так поехать, за деньги. И надо, чтоб не ты его, а он тебя любил.
— Хочу дипломата! — заершилась Рита. — Это считается шиком: выйти замуж за дипломата. И почему это они импотенты?
— Работа нервная! — пояснила мать. — Все время в напряге, это какую же память надо иметь, чтобы врать и помнить, что ты соврал в прошлый раз. И зашибают они крепко, а для разных виски и джинов наши русские желудки не приспособлены.
— Врут они не больше, чем партийные работники, — с презрением проговорила дочь. — И к тому же, — более игриво заметила Рита, — меня уже любит один — Валера, вот его я и возьму в любовники.
— Ты возьмешь его в мужья! — твердо сказал Борзов. Наступившая тишина длилась так долго, что Борзов засмеялся и сказал: — Милиционер родился!
— Это твоя идея? — с гневом обрушилась на супруга Тамара Романовна.
— Я в ваши бабьи дела не встреваю! — отрезал Борзов.
— Значит, Липатова? — поинтересовалась Борзова.
— Вот пусть ваш Липатов и женится на Валере, а я его возьму в любовники! — со слезами в голосе завопила вдруг Рита.
— У нас однополые браки запрещены! — пошутил Борзов.
— Замолчите все! — приказала Тамара Романовна.
Она заходила по спальне, лихорадочно размышляя над сложившейся ситуацией, но, видно, так и не нашла из нее выхода.
— Так ты говоришь, Липатов меня вызывает? — спросила она мужа. — Мог бы и сам позвонить.
— Дополнительное удовольствие! — усмехнулся Борзов и со значением посмотрел на жену.
Тамара Романовна отмахнулась от него как от назойливой мухи и, быстро переодевшись, не прощаясь с мужем и дочерью, уехала на своей машине.
— А где Валера? — покраснела неожиданно Рита. — В машине?
— Нет, остался в охотничьем домике! — пояснил Борзов. — При Липатове. Не финти, Ритка! Парень он проверенный. Липатов поставил на Валеру. А значит, он придет первым.
— Куда придет? — не поняла Рита.
— К финишу, дура! — рявкнул отец. — Далеко может пойти, если не остановят.
— Может, и за границу пошлют? — мечтательно проговорила Рита.
— В Москве жить тоже можно! — назидательно и важно сказал отец. — Здесь мать права! А Липатов потянет Валеру выше, если надо — то и по партийной линии, а с этой линии в дипломаты ссылают, как списанный материал.
— Надеюсь, Валера хоть не импотент? — еще пуще покраснела Рита.
— Можешь считать, что здесь тебе повезло! — засмеялся отец.
— Это еще проверить надо! — огрызнулась дочь.
Но Борзов, спохватившись, бросился к телефону.
— Слушаю! — Борзов услышал в трубке голос будущего зятя. — Валера, у Риты есть лишний билет на концерт. Как только приедет Тамара Романовна, ты можешь линять. Рита будет ждать тебя у театра. Запомнил?
— Будет сделано, Петр Григорьевич! — обрадовался Валера. — Я так благодарен вам. Всю жизнь мечтал о таком отце.
Борзов вдруг почувствовал к Валере отцовскую нежность. Он тоже всегда мечтал иметь сына, опору в старости.
— Только сначала на концерт, а не в постель! — сказал он Валере с грубоватой нежностью.
Рита, с вниманием слушавшая разговор, неожиданно заметила:
— Да если следовать вашей логике, то, прежде чем выйти замуж, надо без загса пожить. А то импотенты, любовники… Как узнаешь?
Борзов положил трубку и нравоучительно сказал дочери:
— Замуж надо выходить девственницей!
Рита весело рассмеялась.
— Тоже мне пуритане! — заявила она. — Запомни: в общежитиях девственницы не живут. — Она ввела отца почти в шоковое состояние, но, поцеловав, добавила: — Ты же сам хотел, чтобы я не выделялась, жила, как все!
После чего выпорхнула, оставив потерявшего дар речи отца в одиночестве.
Морская прогулка
Вечером в пятницу позвонила Ольга и просто сказала Оболенцеву:
— Кирилл, я соскучилась! Приезжай!
— Еду! — ответил он коротко.
— Хорошо некоторые устроились! — завистливо протянул Ярыгин, чувствуя, как он соскучился по своей жене Маше.
— Проводи меня до остановки автобуса! — попросил неожиданно Оболенцев. — Перед сном прогулка не повредит!
Когда они покинули гостиницу, Оболенцев признался Ярыгину:
— Я, кажется, влюбился, Ваня!
— Можно было догадаться! — шутливо ответил тот, скрывая радость за друга. — На свадьбу, надеюсь, пригласишь?
— Будешь свидетелем! — засмеялся Кирилл.
— Свидетелем преступления! — продолжал шутить Ярыгин.
— Если люди будут совершать лишь такие преступления, — серьезно ответил Оболенцев, — на Земле наступит рай.
— Если рай, то змей-искуситель опять все напортит! — напомнил Ярыгин.
— Через сутки мы улетаем в Москву! — неожиданно изменил тему разговора Оболенцев. — Материала вполне достаточно для разговора с начальством.
Они не торопясь дошли до автобусной остановки.
— Когда тебя ждать? Утром?
— Может, на катере по морю покатаемся? — вопросом на вопрос ответил Оболенцев. — Все отдыхающие стремятся прокатиться в первую очередь на катере.
— Давай. Я закажу катер! — охотно отозвался Ярыгин.
— Ну и отлично. Значит, встречаемся на пристани, — улыбнулся Оболенцев.
— Хорошо! — сразу согласился Ярыгин. — Слушай, а тебе не кажется, что и Багиров замешан здесь каким-то боком?
— Если бы только боком! — усмехнулся Оболенцев. — Приятель Борзова еще с пионерских времен, тот его и двигает. Но еще хуже будет, когда такие, как Цвях, придут к власти. Все разграбят и разворуют.
— Значит, надо постараться, чтобы цвяхи не пришли ни к власти, ни куда-нибудь еще, — уточнил Ярыгин.
Подошел нужный автобус, и Оболенцев уехал к своей любимой.
Ярыгин пошел назад к гостинице, заметив, что следовавший за ними от гостиницы «наблюдатель» оживился и тоже повернул назад.
«Хорошо, что за Кириллом не поехал! — подумал Ярыгин. — Конспираторы драные! Все время следят, значит, боятся чего-то. Честный человек бояться не будет, у него голова другим занята. А эти живут с оглядкой, рыльце-то в пуху!»
Приняв душ, Ярыгин лег спать и заснул сразу же, едва щека коснулась подушки.
Рано утром Ярыгин уже был на ногах. В это время где-нибудь перекусить было еще практически невозможно — ни в гостинице, ни по дороге к морвокзалу. Но в самом морвокзале он обнаружил небольшое кафе для работников вокзала.
Кроме кефира и булочек, здесь ничего не оказалось. Ярыгин, решив, что легкий завтрак даже полезен, взял бутылку кефира и три булочки с изюмом.
«Действительно легко и вкусно! И вообще прекрасное утро», — радовался он, направляясь к пристани, возле которой легко покачивались на приколе катера.
Зафрахтовать катер оказалось не так-то просто. Все они уже заранее были расписаны по группам отдыхающих на несколько дней вперед.
— Поздно спохватились! — весело подтрунивал над ним старый седоусый моряк. — Сразу по приезде надо беспокоиться. Небось девушку прокатить?
— От вашего глаза ничего не скроется! — польстил Ярыгин.
Это помогло.
— Видишь вон того черноусого молодого парня? — спросил старый моряк. — Не поверишь, но и я сам такой когда-то был…
— Да вы и теперь красавец! — заметил Ярыгин.
— Ладно тебе! — довольно улыбнулся седоусый. — Ты дослушай!.. Официально он на ремонте, понятно?
— Понятно! — сразу сообразил Ярыгин. — У него клиентов нет!
— Молоток! Сечешь! — одобрил старик. — Можешь от меня передать привет. Поможет.
— Сердечное спасибо, друг! — искренне поблагодарил Ярыгин и пошел к черноусому.
Штиль на море обещал приятную морскую прогулку.
Ярыгин подошел к катеру, поглядел на часы и обернулся, словно его что-то толкнуло.
Предчувствие не обмануло его. Оболенцева он узнал сразу. Тот шел рядом с девушкой в светлом платье и очень оживленно что-то рассказывал ей.
Ярыгин помахал им рукой, но безрезультатно. Они, не замечая его, медленно шли к пирсу.
Тогда Ярыгин решил, что они все равно разыщут его, и вступил в дипломатические переговоры с черноусым:
— Тебе привет от седоусого!
— Спасибо! — улыбнулся тот. — Уже заметил тебя с ним. Как дед чувствует себя?
— Прекрасно! Дай нам Бог так хорошо себя чувствовать в его возрасте.
— Дед у меня чудо! Раз он тебя направил ко мне, значит, ты ему понравился. Он абы кого не пошлет, а если пошлет, то подальше…
И черноусый весело рассмеялся — так ему понравилась собственная шутка.
— Это точно! — поддержал Ярыгин.
Он и не заметил, когда Кирилл и Ольга подошли к нему. Оболенцев шлепнул Ярыгина по спине и представил Ольге:
— А вот это мой лучший друг Ваня! Прошу знакомиться!
Мгновенно повернувшийся к ним Ярыгин только и смог выговорить от изумления:
— Э-э-э…
— Сочетание приятного с полезным? — иронично спросила вдруг Ольга. — Не прогулка по морю, а допрос на пленэре?
Она развернулась и быстро пошла по пирсу в сторону морвокзала.
— Не понял! — растерялся Оболенцев.
— Вот так-так! — тоже не сразу пришел в себя и Ярыгин. — Ну ты даешь! Это же Северина… та, что взбрыкнула… Беги, догоняй!
Оболенцев бросился догонять Ольгу. Он взял ее за руку и остановил.
— Давай поговорим! В таком темпе, какой предложила ты, невозможно беседовать.
Ольга попыталась вырвать руку, но железную хватку Оболенцева не так-то легко было сломить.
— Отстань! — злилась она. — Скоро ты меня и в постели будешь допрашивать!
— Прекрати! — уговаривал ее Оболенцев. — Ты только представь себе, как мы выглядим со стороны, и тебе сразу же станет смешно…
Ольга испуганно оглянулась и рассмеялась. Оболенцев разжал наручники своих пальцев, и Ольга потерла запястье.
— Железная лапа!.. Помнишь «Маугли»?
— Помнишь, помнишь! — улыбнулся Оболенцев. — Лучше скажи, чего ты в бега пустилась? Иван — наш друг! Друг, на которого можно во всем положиться…
— Даже нашему другу, — перебила его Ольга, — я не обязана рассказывать о своей личной жизни…
— Извини! — спохватился Оболенцев, вдруг осознав, что не имеет права спрашивать любимую женщину, что у нее было до встречи с ним.
— Мне не за что извинять тебя, Кирилл! — повернулась к нему Ольга и сразу же расцвела. — Как и тебе меня!
Оболенцев привлек Ольгу к себе, и они так жарко поцеловались, что, казалось, прилипли друг к другу навсегда.
Из рубки катера, стоявшего на приколе рядом с судном седоусого, влюбленных фотографировал Цвях.
Появление Оболенцева с Ольгой Севериной привело его в изумление.
«Черт подери! — сказал он себе. — Шустрые мужики эти москвичи! За лучшими кадрами охотятся… А Северина-то, Северина! Во тихоня! В тихом омуте черти водятся! Кого отшила, а кого взяла. И мужик он так себе, и вообще… Багирову надо сообщить. Обрадуется. Из-за нее ему хорошую клизму тогда сделали. Вот умора. Дуры бабы! Эта красотка могла начать новую жизнь, переехать в Москву, квартирку ей сразу же предоставили бы. Заведи себе тайного воздыхателя и заполняй свободное время в свое удовольствие. Что эти стервы с мужиками делают! Любого охмурят».
Разговаривая сам с собой, Цвях не забывал о деле, продолжая фотографировать.
Кирилл с Ольгой, оторвавшись наконец друг от друга, взялись за руки и вернулись к Ярыгину, который вместе с усачом ожидал дальнейшего развития событий. Когда они подошли, моряк завел мотор, и через минуту, взревев, катер уже мчался в открытое море.
— Куда держим курс? — спросил черноусый, обе руки которого были покрыты затейливыми татуировками. — Направо?
— В отпуске — только налево, в сторону «Белой дачи», — плоско пошутил Ярыгин. Обернувшись назад, добавил: — Конечно, если дама не возражает?
Ольга надела темные очки и промолчала. Она все еще сомневалась. Реплики Ярыгина немного коробили ее. Исподволь наблюдая за друзьями и сопоставляя их, она пыталась понять, что же у них общего, кроме работы, и склонялась к мысли, что ее подозрения напрасны — не таков Кирилл, чтобы затеять низкую игру.
Поравнявшись с бухтой, в глубине которой за зеленью деревьев виднелись контуры особняка из светлого камня, водитель бросил с насмешкой:
— А тут отдыхают слуги народа!
— Интересно! — воскликнул Ярыгин. — Подрули-ка ближе.
Снизив скорость, водитель объяснил:
— Могу к буйкам, а дальше нет — у «Белой дачи» запрещено подходить к берегу.
— Я бы не прочь побывать в особнячке, — всматриваясь в строения на берегу, Ярыгин засмеялся. — Как там живут?
— Живут как надо, — проронил водитель.
— Оля, жаль, что вы не любопытная, — пошутил Ярыгин.
Оболенцев укоризненно посмотрел на друга. Ольга, заметив это и отбросив остатки сомнений, звонко отозвалась:
— Знай я, как вы мучаетесь, я бы тогда не отказалась.
Катер неожиданно зачихал и задергался. Немного поскользив по водной глади, он остановился.
— Палубной команде, аврал! — скомандовал Ярыгин. — Всем стоять согласно швартового расписания! Всем стоять!
Все рассмеялись. Черноусый молодец предложил причалить к берегу, поскольку его попытки развить скорость оканчивались неудачей. Мотор каждый раз захлебывался и глох. Отыскав подходящее для швартовки место, моряк высадил друзей на берег, а сам стал возиться с мотором. Подростки на костре жарили рыбу, а между ними и катером дочерна загорелые мальчишки в масках с трубками и в ластах ныряли с острогами в руках.
На берегу Оболенцев, присев на корточки, подобрал гальку.
— Смотри, Оля, похожа на ежика.
Ольга, отжав мокрые волосы, взяла у него гальку и, повертев в пальцах, сказала:
— Здесь и «куриный бог» попадается. Говорят, к счастью.
Подойдя к посиневшему мальчугану, которого от холода бил колотун, Ярыгин полюбопытствовал:
— Ну что, Нептун, удачно охотился?
Мальчуган трезубцем показал вниз. Там, привязанные веревкой, болтались в воде две камбалы и еще какие-то рыбешки.
Ярыгин поглядел на них и с уважением произнес:
— Орел!
Похвала оказала неожиданное воздействие — мальчуган сплюнул и, клацая зубами, хрипло вымолвил:
— Дай закурить.
— А сто грамм не хочешь? Для растирания!
А в это время, продолжая вертеть пальцами гальку-ежика, Ольга откровенничала с Оболенцевым:
— …Поразительное холуйство. Главное — они думают, что оказывают благодеяние, уверены, что все на свете продается и покупается. А тех, для кого собственное достоинство — не пустой звук, считают ненормальными. Они готовы на все, лишь бы угодить хозяевам «Белой дачи»… — Она помолчала. — Значит, завтра?
— Да, — вяло подтвердил Оболенцев. — Утренним рейсом, в девять пятнадцать… Но, судя по всему, я скоро вернусь, — негромко добавил он. — Не скучай…
В прокуратуре Союза
По приезде в Москву Оболенцев сразу же записался на прием к заместителю Генерального прокурора СССР Надеинову, а Ярыгин занялся ремонтом квартиры, махнув рукой на обещавшего ему помочь Оболенцева.
— Пока ты соберешься, я уже все закончу. Ты давай готовься к докладу. От него многое зависит.