Стихотворения. Проза Мандельштам Осип
- Чуть мерцает призрачная сцена,
- Хоры слабые теней,
- Захлестнула шелком Мельпомена
- Окна храмины своей.
- Черным табором стоят кареты,
- На дворе мороз трещит,
- Всё космато: люди и предметы,
- И горячий снег хрустит.
- Понемногу челядь разбирает
- Шуб медвежьих вороха.
- В суматохе бабочка летает.
- Розу кутают в меха.
- Модной пестряди кружки и мошки.
- Театральный легкий жар,
- А на улице мигают плошки
- И тяжелый валит пар.
- Кучера измаялись от крика,
- И храпит и дышит тьма.
- Ничего, голубка Эвридика,
- Что у нас студеная зима.
- Слаще пенья итальянской речи
- Для меня родной язык,
- Ибо в нем таинственно лепечет
- Чужеземных арф родник.
- Пахнет дымом бедная овчина.
- От сугроба улица черна.
- Из блаженного, певучего притина
- К нам летит бессмертная весна;
- Чтобы вечно ария звучала:
- «Ты вернешься на зеленые луга», —
- И живая ласточка упала
- На горячие снега.
* * *
- Мне Тифлис горбатый снится,
- Сазандарей стон звенит,
- На мосту народ толпится,
- Вся ковровая столица,
- А внизу Кура шумит.
- Над Курою есть духаны,
- Где вино и милый плов,
- И духанщик там румяный
- Подает гостям стаканы
- И служить тебе готов!
- Кахетинское густое
- Хорошо в подвале пить, —
- Там в прохладе, там в покое
- Пейте вдоволь, пейте двое:
- Одному не надо пить!
- В самом маленьком духане
- Ты обманщика найдешь,
- Если спросишь «Телиани» —
- Поплывет Тифлис в тумане,
- Ты в бутылке поплывешь.
- Человек бывает старым,
- А барашек молодым,
- И под месяцем поджарым
- С розоватым винным паром
- Полетит шашлычный дым…
* * *
- Мне жалко, что теперь зима
- И комаров не слышно в доме,
- Но ты напомнила сама
- О легкомысленной соломе.
- Стрекозы вьются в синеве,
- И ласточкой кружится мода,
- Корзиночка на голове —
- Или напыщенная ода?
- Советовать я не берусь,
- И бесполезны отговорки,
- Но взбитых сливок вечен вкус
- И запах апельсинной корки.
- Ты всё толкуешь наобум,
- От этого ничуть не хуже,
- Что делать, самый нежный ум
- Весь помещается снаружи.
- И ты пытаешься желток
- Взбивать рассерженною ложкой,
- Он побелел, он изнемог —
- И все-таки еще немножко.
- И право, не твоя вина —
- Зачем оценки и изнанки, —
- Ты как нарочно создана
- Для комедийной перебранки.
- В тебе всё дразнит, всё поет,
- Как итальянская рулада,
- И маленький вишневый рот
- Сухого просит винограда.
- Так не старайся быть умней,
- В тебе всё прихоть, всё минута.
- И тень от шапочки твоей —
- Венецианская баута.
* * *
- Возьми на радость из моих ладоней
- Немного солнца и немного меда,
- Как нам велели пчелы Персефоны.
- Не отвязать неприкрепленной лодки.
- Не услыхать в меха обутой тени.
- Не превозмочь в дремучей жизни страха.
- Нам остаются только поцелуи,
- Мохнатые, как маленькие пчелы,
- Что умирают, вылетев из улья.
- Они шуршат в прозрачных дебрях ночи,
- Их родина – дремучий лес Тайгета,
- Их пища – время, медуница, мята…
- Возьми ж на радость дикий мой подарок —
- Невзрачное сухое ожерелье
- Из мертвых пчел, мед превративших
- в солнце!
* * *
- За то, что я руки твои не сумел удержать,
- За то, что я предал соленые нежные губы,
- Я должен рассвета в дремучем акрополе ждать —
- Как я ненавижу пахучие, древние срубы!
- Ахейские мужи во тьме снаряжают коня,
- Зубчатыми пилами в стены вгрызаются крепко.
- Никак не уляжется крови сухая возня,
- И нет для тебя ни названья, ни звука, ни слепка.
- Как мог я подумать, что ты возвратишься,
- как смел?
- Зачем преждевременно я от тебя оторвался?
- Еще не рассеялся мрак и петух не пропел,
- Еще в древесину горячий топор не врезался.
- Прозрачной слезой на стенах проступила смола,
- И чувствует город свои деревянные ребра,
- Но хлынула к лестницам кровь и на приступ
- пошла,
- И трижды приснился мужам соблазнительный
- образ.
- Где милая Троя? Где царский, где девичий дом?
- Он будет разрушен, высокий Приамов
- скворешник.
- И падают стрелы сухим деревянным дождем,
- И стрелы другие растут на земле, как орешник.
- Последней звезды безболезненно гаснет укол,
- И серою ласточкой утро в окно постучится,
- И медленный день, как в соломе проснувшийся
- вол,
- На стогнах, шершавых от долгого сна, шевелится.
* * *
- Когда городская выходит на стогны луна,
- И медленно ей озаряется город дремучий,
- И ночь нарастает, унынья и меди полна,
- И грубому времени воск уступает певучий,
- И плачет кукушка на каменной башне своей,
- И бледная жница, сходящая в мир
- бездыханный,
- Тихонько шевелит огромные спицы теней
- И желтой соломой бросает на пол
- деревянный…
* * *
- Я наравне с другими
- Хочу тебе служить,
- От ревности сухими
- Губами ворожить.
- Не утоляет слово
- Мне пересохших уст,
- И без тебя мне снова
- Дремучий воздух пуст.
- Я больше не ревную,
- Но я тебя хочу,
- И сам себя несу я,
- Как жертву палачу.
- Тебя не назову я
- Ни радость, ни любовь,
- На дикую, чужую
- Мне подменили кровь.
- Еще одно мгновенье,
- И я скажу тебе:
- Не радость, а мученье
- Я нахожу в тебе.
- И, словно преступленье,
- Меня к тебе влечет
- Искусанный в смятеньи
- Вишневый нежный рот.
- Вернись ко мне скорее,
- Мне страшно без тебя,
- Я никогда сильнее
- Не чувствовал тебя,
- И всё, чего хочу я,
- Я вижу наяву.
- Я больше не ревную,
- Но я тебя зову.
* * *
- Я в хоровод теней, топтавших нежный луг,
- С певучим именем вмешался…
- Но всё растаяло – и только слабый звук
- В туманной памяти остался.
- Сначала думал я, что имя – серафим,
- И тела легкого дичился,
- Немного дней прошло, и я смешался с ним
- И в милой тени растворился.
- И снова яблоня теряет дикий плод,
- И тайный образ мне мелькает,
- И богохульствует, и сам себя клянет,
- И угли ревности глотает.
- А счастье катится, как обруч золотой,
- Чужую волю исполняя,
- И ты гоняешься за легкою весной,
- Ладонью воздух рассекая.
- И так устроено, что не выходим мы
- Из заколдованного круга;
- Земли девической упругие холмы
- Лежат спеленатые туго.
Из других редакций «Tristia»
* * *
- От легкой жизни мы сошли с ума:
- С утра вино, а вечером похмелье.
- Как удержать напрасное веселье,
- Румянец твой, о пьяная чума?
- В пожатьи рук мучительный обряд,
- На улицах ночные поцелуи —
- Когда речные тяжелеют струи
- И фонари, как факелы, горят.
- Мы смерти ждем, как сказочного волка,
- Но я боюсь, что раньше всех умрет
- Тот, у кого тревожно-красный рот
- И на глаза спадающая челка.
* * *
- Вот дароносица, как солнце золотое,
- Повисла в воздухе – великолепный миг.
- Здесь должен прозвучать лишь греческий язык:
- Взят в руки целый мир, как яблоко простое.
- Богослужения торжественный зенит,
- Свет в круглой храмине под куполом в июле,
- Чтоб полной грудью мы вне времени вздохнули
- О луговине той, где время не бежит.
- И Евхаристия, как вечный полдень, длится —
- Все причащаются, играют и поют,
- И на виду у всех божественный сосуд
- Неисчерпаемым веселием струится.
* * *
- В разноголосице девического хора
- Все церкви нежные поют на голос свой,
- И в дугах каменных Успенского собора
- Мне брови чудятся, высокие, дугой.
- И с укрепленного архангелами вала
- Я город озирал на чудной высоте.
- В стенах акрополя печаль меня снедала
- По русском имени и русской красоте.
- Не диво ль дивное, что вертоград нам снится,
- Где реют голуби в горячей синеве,
- Что православные крюки поет черница:
- Успенье нежное – Флоренция в Москве.
- И пятиглавые московские соборы
- С их итальянскою и русскою душой
- Напоминают мне – явление Авроры,
- Но с русским именем и в шубке меховой.
* * *
- О, этот воздух, смутой пьяный,
- На черной площади Кремля!
- Качают шаткий мир смутьяны,
- Тревожно пахнут тополя.
- Соборов восковые лики,
- Колоколов дремучий лес,
- Как бы разбойник безъязыкий
- В стропилах каменных исчез,
- А в запечатанных соборах,
- Где и прохладно, и темно,
- Как в нежных глиняных амфорах,
- Играет русское вино.
- Успенский, дивно округленный,
- Весь удивленье райских дуг,
- И Благовещенский, зеленый,
- И, мнится, заворкует вдруг.
- Архангельский и Воскресенья
- Просвечивают, как ладонь, —
- Повсюду скрытое горенье,
- В кувшинах спрятанный огонь…
* * *
- Люблю под сводами седыя тишины
- Молебнов, панихид блужданье
- И трогательный чин – ему же все должны —
- У Исаака отпеванье.
- Люблю священника неторопливый шаг,
- Широкий вынос плащаницы
- И в ветхом неводе генисаретский мрак
- Великопостныя седмицы.
- Ветхозаветный дым на теплых алтарях
- И иерея возглас сирый,
- Смиренник царственный – снег чистый
- на плечах
- И одичалые порфиры.
- Соборы вечные Софии и Петра,
- Амбары воздуха и света,
- Зернохранилища вселенского добра
- И риги Нового завета.
- Не к вам влечется дух в годины тяжких бед,
- Сюда влачится по ступеням
- Широкопасмурным несчастья волчий след,
- Ему ж вовеки не изменим.
- Зане свободен раб, преодолевший страх,
- И сохранилось свыше меры
- В прохладных житницах, в глубоких закромах
- Зерно глубокой, полной веры.
Стихи 1921 – 1925 годов
Концерт на вокзале
- Нельзя дышать, и твердь кишит червями,
- И ни одна звезда не говорит,
- Но, видит Бог, есть музыка над нами, —
- Дрожит вокзал от пенья аонид,
- И снова, паровозными свистками
- Разорванный, скрипичный воздух слит.
- Огромный парк. Вокзала шар стеклянный.
- Железный мир опять заворожен.
- На звучный пир в элизиум туманный
- Торжественно уносится вагон.
- Павлиний крик и рокот фортепьянный.
- Я опоздал. Мне страшно. Это сон.
- И я вхожу в стеклянный лес вокзала,
- Скрипичный строй в смятеньи и слезах.
- Ночного хора дикое начало
- И запах роз в гниющих парниках,
- Где под стеклянным небом ночевала
- Родная тень в кочующих толпах.
- И мнится мне: весь в музыке и пене
- Железный мир так нищенски дрожит.
- В стеклянные я упираюсь сени.
- Куда же ты? На тризне милой тени
- В последний раз нам музыка звучит.
* * *
- Умывался ночью на дворе —
- Твердь сияла грубыми звездами.
- Звездный луч – как соль на топоре,
- Стынет бочка с полными краями.
- На замок закрыты ворота,
- И земля по совести сурова, —
- Чище правды свежего холста
- Вряд ли где отыщется основа.
- Тает в бочке, словно соль, звезда,
- И вода студеная чернее,
- Чище смерть, соленее беда,
- И земля правдивей и страшнее.
* * *
- Кому зима – арак и пунш голубоглазый,
- Кому – душистое с корицею вино,
- Кому – жестоких звезд соленые приказы
- В избушку дымную перенести дано.
- Немного теплого куриного помета
- И бестолкового овечьего тепла;
- Я всё отдам за жизнь – мне так нужна забота, —
- И спичка серная меня б согреть могла.
- Взгляни: в моей руке лишь глиняная крынка,
- И верещанье звезд щекочет слабый слух,
- Но желтизну травы и теплоту суглинка
- Нельзя не полюбить сквозь этот жалкий пух.
- Тихонько гладить шерсть и ворошить солому,
- Как яблоня зимой, в рогоже голодать,
- Тянуться с нежностью бессмысленно к чужому,
- И шарить в пустоте, и терпеливо ждать.
- Пусть заговорщики торопятся по снегу
- Отарою овец и хрупкий наст скрипит,
- Кому зима – полынь и горький дым к ночлегу,
- Кому – крутая соль торжественных обид.
- О, если бы поднять фонарь на длинной палке,
- С собакой впереди идти под солью звезд,
- И с петухом в горшке прийти на двор
- к гадалке.
- А белый, белый снег до боли очи ест.
* * *
- С розовой пеной усталости у мягких губ
- Яростно волны зеленые роет бык,
- Фыркает, гребли не любит – женолюб,
- Ноша хребту непривычна, и труд велик.
- Изредка выскочит дельфина колесо
- Да повстречается морской колючий еж.
- Нежные руки Европы, берите всё!
- Где ты для выи желанней ярмо найдешь?
- Горько внимает Европа могучий плеск,
- Тучное море кругом закипает в ключ,
- Видно, страшит ее вод маслянистый блеск
- И соскользнуть бы хотелось с шершавых круч.
- О, сколько раз ей милее уключин скрип,
- Лоном широкая палуба, гурт овец
- И за высокой кормою мельканье рыб!
- С нею безвёсельный дальше плывет гребец.
* * *
- Холодок щекочет темя,
- И нельзя признаться вдруг —
- И меня срезает время,
- Как скосило твой каблук.
- Жизнь себя перемогает;
- Понемногу тает звук;
- Всё чего-то не хватает,
- Что-то вспомнить недосуг.
- А ведь раньше лучше было,
- И, пожалуй, не сравнишь,
- Как ты прежде шелестила,
- Кровь, как нынче шелестишь.
- Видно, даром не проходит
- Шевеленье этих губ,
- И вершина колобродит,
- Обреченная на сруб.
* * *
- Как растет хлебов опара,
- Поначалу хороша,
- И беснуется от жару
- Домовитая душа.
- Словно хлебные Софии
- С херувимского стола
- Круглым жаром налитые
- Подымают купола.
- Чтобы силой или лаской
- Чудный выманить припек,
- Время – царственный подпасок —
- Ловит слово-колобок.
- И свое находит место
- Черствый пасынок веков —
- Усыхающий довесок
- Прежде вынутых хлебов.
* * *
- Я не знаю, с каких пор
- Эта песенка началась —
- Не по ней ли шуршит вор,
- Комариный звенит князь?
- Я хотел бы ни о чем
- Еще раз поговорить,
- Прошуршать спичкой, плечом
- Растолкать ночь – разбудить.
- Раскидать бы за стогом стог —
- Шапку воздуха, что томит;
- Распороть, разорвать мешок,
- В котором тмин зашит.
- Чтобы розовой крови связь,
- Этих сухоньких трав звон,
- Уворованная, нашлась
- Через век, сеновал, сон.
* * *
- Я по лесенке приставной
- Лез на всклоченный сеновал, —
- Я дышал звезд млечных трухой,
- Колтуном пространства дышал.
- И подумал: зачем будить
- Удлиненных звучаний рой,
- В этой вечной склоке ловить
- Эолийский чудесный строй?
- Звезд в ковше Медведицы семь.
- Добрых чувств на земле пять.
- Набухает, звенит темь,
- И растет, и звенит опять.
- Распряженный огромный воз
- Поперек вселенной торчит.
- Сеновала древний хаос
- Защекочет, запорошит…
- Не своей чешуей шуршим,
- Против шерсти мира поем,
- Лиру строим, словно спешим
- Обрасти косматым руном.
- Из гнезда упавших щеглов
- Косари приносят назад —
- Из горящих вырвусь рядов
- И вернусь в родной звукоряд.
- Чтобы розовой крови связь
- И травы сухорукий звон
- Распростились: одна – скрепясь,
- А другая – в заумный сон.
* * *
- Ветер нам утешенье принес,
- И в лазури почуяли мы
- Ассирийские крылья стрекоз,
- Переборы коленчатой тьмы.
- И военной грозой потемнел
- Нижний слой помраченных небес,
- Шестируких летающих тел
- Слюдяной перепончатый лес.
- Есть в лазури слепой уголок,
- И в блаженные полдни всегда,
- Как сгустившейся ночи намек,
- Роковая трепещет звезда.
- И, с трудом пробиваясь вперед,
- В чешуе искалеченных крыл,
- Под высокую руку берет
- Побежденную твердь Азраил.
Московский дождик
- Он подает куда как скупо
- Свой воробьиный холодок —
- Немного нам, немного купам,
- Немного вишням на лоток.
- И в темноте растет кипенье —
- Чаинок легкая возня, —
- Как бы воздушный муравейник
- Пирует в темных зеленях;
- И свежих капель виноградник
- Зашевелился в мураве, —
- Как будто холода рассадник
- Открылся в лапчатой Москве!
Век
- Век мой, зверь мой, кто сумеет
- Заглянуть в твои зрачки
- И своею кровью склеит
- Двух столетий позвонки?
- Кровь-строительница хлещет
- Горлом из земных вещей,
- Захребетник лишь трепещет
- На пороге новых дней.
- Тварь, покуда жизнь хватает,
- Донести хребет должна,
- И невидимым играет
- Позвоночником волна.
- Словно нежный хрящ ребенка
- Век младенческий земли.
- Снова в жертву, как ягненка,
- Темя жизни принесли.
- Чтобы вырвать век из плена,
- Чтобы новый мир начать,
- Узловатых дней колена
- Нужно флейтою связать.
- Это век волну колышет
- Человеческой тоской,
- И в траве гадюка дышит
- Мерой века золотой.
- И еще набухнут почки,
- Брызнет зелени побег,
- Но разбит твой позвоночник,
- Мой прекрасный жалкий век!
- И с бессмысленной улыбкой
- Вспять глядишь, жесток и слаб,
- Словно зверь, когда-то гибкий,
- На следы своих же лап.
- Кровь-строительница хлещет
- Горлом из земных вещей
- И горящей рыбой мещет
- В берег теплый хрящ морей.
- И с высокой сетки птичьей,
- От лазурных влажных глыб
- Льется, льется безразличье
- На смертельный твой ушиб.
Нашедший подкову
Читать бесплатно другие книги:
Проза Лидии Чуковской – зеркало ее жизни. Зеркало эпохи, преломленной сквозь призму взгляда русского...
«Рита и Полина Ивановна были приятельницами. Рита работала в школе преподавателем русского языка и л...
«На заросшие бурьяном межи, неровный бруствер окопа и одинокую пушку из затуманенной выси сыпался сн...
Я лежу в окопе на разостланной шинели и долго гляжу вверх, в синюю бездну летнего неба. Вокруг тихо ...
Они уезжали, а он оставался. Потом они улетят в Москву, всякие там свои диссертации писать, а он опя...
Книги, созданные белорусским прозаиком Василем Быковым, принесли ему мировую известность и признание...
