Танец с драконами. Книга 1. Грёзы и пыль Мартин Джордж

Тирион

Ему снились Лорд-Покойник и собственный лорд-отец. Во сне они были единым целым; когда отец обхватил его каменными руками и собрался подарить ему серый поцелуй, Тирион очнулся с ржавым привкусом крови во рту и колотящимся сердцем.

— Наш мертвый карлик вернулся к нам, — сказал Хелдон.

Тирион потряс головой, сбрасывая остатки сна. Горести. Он заблудился в Горестях.

— Я не мертвый.

— Это мы еще поглядим. Утка, будь хорошей птичкой, подогрей нашему дружку суп. Он, должно быть, изголодался.

Тирион лежал на палубе «Робкой девы» под колючим, пахнущим уксусом одеялом. Горести позади. Он тонул, и ему привиделся сон.

— Почему я весь провонял уксусом?

— Лемора тебя натерла — говорят, будто это помогает от серой хвори. Сомнительно, конечно, но и вреда никакого. Лемора и откачала тебя, а Грифф вытащил. Ты был холодный как лед, губы синие. Яндри хотел бросить тебя обратно, но парень ему не дал.

Принц… Память вернулась разом: каменный человек с серыми потрескавшимися руками, проступившая из костяшек кровь. Тяжелый, как валун, он тянул Тириона вниз.

— Грифф вытащил? — Сильна, должно быть, его ненависть — иначе он дал бы карлику утонуть. — Сколько я так провалялся? Где мы?

— В Селхорисе. — Хелдон достал из рукава ножик и бросил Тириону. — Держи.

Нож воткнулся между ногами карлика в палубу.

— Зачем это? — спросил Тирион, вытаскивая лезвие.

— Сними сапоги и уколи каждый палец по очереди.

— Больно же!

— Надеюсь, что так. Давай.

Тирион стащил сапоги, снял чулки. Пальцы вроде бы выглядели не хуже и не лучше обычного. Он осторожно кольнул большой.

— Сильнее, — велел Полумейстер.

— До крови, что ли?

— Если понадобится.

— Струпья будут, как заживет.

— По-твоему, ты разулся, чтобы их сосчитать? Если больно, значит, все хорошо. Бойся, если ничего не почувствуешь.

Серая хворь. Тирион, кривясь, уколол другой палец и выругался при виде капельки крови.

— Больно. Доволен?

— Впору плясать от радости.

— Ноги у тебя, Йолло, пахнут похуже моих. — К ним подошел Утка с чашкой бульона. — Говорил же Грифф: каменных трогать не надо.

— Он забыл сказать им, чтоб меня не трогали.

— Смотри, не посерела ли кожа на пальцах, не чернеют ли ногти, — наставлял Полумейстер. — Если заметишь что-то такое, не медли. Лучше потерять палец, чем всю ступню, и руку потерять лучше, чем выть всю жизнь на Мосту Мечты. Попробуй другую ногу, а потом займешься пальцами на руках.

Карлик, переложив ноги, стал колоть пальцы другой.

— Может, и хрен кольнуть?

— Это боли не причинит.

— Тебе разве что. Его я согласен отрезать, он все равно мне без надобности.

— Валяй. Сделаем из него чучелко и продадим как амулет. Член карлика имеет волшебную силу.

— Это самое я говорил своим женщинам. — Тирион, кольнув большой палец руки, слизнул выступившую кровь. — Долго мне еще мучиться? Когда мы удостоверимся, что я чист?

— А никогда. Ты полреки выхлебал — может, твои сердце и легкие уже каменеют, и уксус в таком разе тебя не спасет. Иди супу поешь, как закончишь.

Суп был хорош, но Полумейстер все время держался на той стороне стола. «Дева» стояла у пристани на восточном берегу Ройна. С волантинской речной галеи через два причала от них сходили солдаты. Под стеной из песчаника ютились лавки, ларьки, склады, над ней виднелись башни и купола города, красные на закате.

Впрочем, какой это город — так, городишко. И управляют им из Волантиса.

Лемора, выйдя с принцем на палубу, тут же кинулась к Тириону и крепко его обняла.

— Хвала милосердной Матери! Мы молились за тебя, Хугор.

«Разве что ты одна».

— Так и быть, злиться на вас не стану.

Молодой Грифф приветствовал его не столь бурно, дуясь из-за того, что его не пустили на берег с Изиллой и Яндри.

— Мы просто бережем тебя в это неспокойное время, — сказала ему Лемора.

— По пути из Горестей мы трижды видели на восточном берегу едущих на юг всадников, — объяснил Полумейстер. — Дотракийцев. Однажды слышали даже, как в их косах звенят колокольчики, а ночью за восточными холмами видны их костры. И корабли встречали, волантинские речные галеи с рабами-солдатами на борту. Триархи явно опасаются нападения на Селхорис.

Правильно опасаются. Из крупных речных портов один только Селхорис стоит не на западном берегу, и набеги кочевников грозят ему больше, чем городам за рекой. Да только какая с него пожива? Будь Тирион кхалом, он притворился бы, что идет на Селхорис, заставил волантинцев выступить на защиту этого городка, а сам повернул бы на юг и двинулся на Волантис.

— Я умею пользоваться мечом, — твердил молодой Грифф.

— Даже храбрейшие из твоих предков шагу не ступали без своих гвардейцев в опасные времена. — Тирион пристально наблюдал за Леморой, сменившей наряд септы на платье, приличное скорее жене или дочери состоятельного купца. Он сразу учуял правду под крашеными синими волосами обоих Гриффов, Изилла и Яндри тоже были не так просты, как хотели казаться, Утка загадки не представлял, но Лемора… Кто она и зачем здесь? Не ради золота, это точно. Что для нее этот принц и септа ли она в самом деле?

Хелдон тоже заметил, что она переоделась.

— Чему мы должны приписать столь внезапную утрату веры? Ты мне больше нравилась в одеянии септы, Лемора.

— Мне она больше нравилась голой, — сказал Тирион.

— Оттого что ты порочен насквозь, — упрекнула его Лемора. — Одежда септы кричит о Вестеросе и привлекает к нам нежелательное внимание. Ты здесь не единственный, кто должен скрываться, принц.

Парень продолжал дуться. Принц до мозга костей, но наполовину еще ребенок, ничего не ведающий о пороках и скорби этого мира.

— Принц Эйегон, — сказал Тирион, — раз уж мы оба коротаем часы на лодке, не угодно ли вам будет сыграть в кайвассу?

— Кайвасса мне надоела, — буркнул тот.

— Надоело проигрывать карлику?

Это задело его гордость, на что и рассчитывал Тирион.

— Тащи доску. На этот раз я тебя побью.

Играли они на палубе, сидя поджав ноги за надстройкой. Впереди своего войска молодой Грифф поставил драконов, слонов, тяжелых коней. Стратегия юноши, смелая, но безрассудная. Он рискует всем ради быстрого результата. Первый ход был за ним, Хелдон наблюдал за игрой.

Когда принц потянулся к дракону, Тирион кашлянул.

— Я не стал бы на вашем месте. Не стоит слишком скоро вводить драконов в игру. Ваш отец знал, как опасна может быть излишняя смелость.

— Ты знал моего родного отца?

— Видел пару раз, но мне было всего десять, когда Роберт его убил. Мой собственный родитель держал меня под скалой. Нет, не могу сказать, что знал принца Рейегара, зато ваш приемный отец лорд Коннингтон очень хорошо его знал. Был ему близким другом.

Молодой Грифф откинул с глаз синий локон.

— Они вместе служили оруженосцами в Королевской Гавани.

— Надо быть настоящим другом, чтобы хранить нерушимую верность внуку короля, который отнял у тебя все земли и титулы и отправил тебя в изгнание. Жаль, что его не было в Королевской Гавани, когда мой отец грабил город, — глядишь, и не дал бы размозжить головку маленького принца о стену.

— Это был не я! — вспыхнул мальчик. — Я ведь тебе рассказывал. Дубильщик с Вонючей Канавы, чья жена умерла в родах, продал своего сына лорду Варису за кувшин борского золотого. У него были другие дети, а такого вина он в жизни не пробовал. Варис отдал сына дубильщика моей матери, а меня унес прочь.

— Да-да. — Тирион двинул вперед слонов. — А когда младенца с Канавы благополучно убили, евнух отправил вас за Узкое море к своему другу, торговцу сырами, который укрыл вас на плоскодонке и попросил опального лорда стать вашим приемным отцом. Замечательная история. Певцы будут петь об этом, когда вы займете Железный Трон… если, конечно, прекрасная Дейенерис возьмет вас в мужья.

— Возьмет. Ей придется.

— Придется? Королевам не по вкусу такие слова. Вы у нас настоящий принц, я согласен — умный, смелый и собой хороши, любая девушка заглядится, но Дейенерис Таргариен больше не девушка. Она вдова дотракийского кхала и мать драконов, Эйегон Завоеватель с женскими грудками. Еще неизвестно, захочет ли она вас.

— Конечно, захочет. — Раньше принцу явно не приходило в голову, что невеста может ему отказать. — Ты ее просто не знаешь. — Он стукнул по доске тяжелым конем.

— Я знаю, что детство она провела в изгнании, — пожал плечами карлик. — В бедности. Жила мечтами и планами, бегала из города в город, в вечном страхе, не зная покоя, не имея друзей, кроме старшего брата, полубезумного, кого ни спроси… Брат и продал ее невинность дотракийскому кхалу в обмен на войско, которое тот ему обещал. Потом, неведомо откуда, вылупились ее драконы… и она вместе с ними. Знаю еще, что она горда, как же иначе? Что осталось у нее, кроме гордости? Знаю, что она сильная — к слабости дотракийцы испытывают презрение; будь Дейенерис слабой, она погибла бы заодно с Визерисом. Знаю, что она может быть свирепой, — Астапор, Юнкай и Миэрин служат тому доказательством. Она пересекла травяное море и красную пустыню, спаслась от наемных убийц, заговорщиков, колдунов, лишилась брата, мужа и сына, подмяла рабовладельческие города под свои маленькие сандалии. Как, по-вашему, поступит такая королева, когда вы явитесь к ней с чашкой для подаяния и скажете: «Доброе утро, тетушка, я ваш племянник Эйегон, восставший из мертвых. Всю свою жизнь я прожил на плоскодонке, но теперь смыл синюю краску с волос и стал похож на дракона… И Железный Трон я, кстати, наследую прежде вас»?

Эйегон в бешенстве скривил рот.

— Я приду к своей тетке не нищим. Я приду как родич, во главе войска.

— Весьма небольшого. — Это должно разозлить мальчика еще больше. «У меня прямо-таки талант злить принцев», — подумал Тирион, невольно вспомнив о Джоффри. — Своим собственным большим войском Дейенерис не вам обязана. — Тирион сделал ход арбалетами.

— Говори что хочешь, она все равно будет моей женой. Лорд Коннингтон за этим присмотрит — я верю ему, как родному.

— Это вам следовало бы пойти в дураки, а не мне. Доверять, мой принц, нельзя никому. Ни вашему мейстеру без цепи, ни вашему лжеотцу, ни бравому Утке, ни прелестной Леморе — никому из близких людей, растивших вас с малолетства. В первую же голову не верьте торговцу сырами, Пауку и маленькой королеве, на которой хотите жениться. Это недоверие проест вам желудок и не даст спать по ночам, но лучше уж это, чем вечный сон. — Карлик перевел черного дракона через горный хребет. — Впрочем, откуда мне знать? Ваш приемный отец — знатный лорд, а я так, обезьянка… Хотя на вашем месте все же действовал бы иначе.

— Как? — встрепенулся принц.

— Я бы направился не на восток, а на запад. Высадился бы в Дорне и поднял свои знамена. Семь Королевств созрели для завоевания как никогда прежде. На Железном Троне сидит мальчуган, на севере царит хаос, в речных землях разруха, Штормовой Предел и Драконий Камень в руках мятежника. Когда придет зима, будет голод. И кто же решает все эти вопросы, кто управляет маленьким королем, правящим Семью Королевствами? Моя дражайшая сестрица, и никто более. Джейме не правитель, он боец и чурается всякой власти. Мой дядя Киван был бы неплохим регентом, но его никто не поставит на этот пост, а сам он добиваться не станет: боги создали его подчиненным, не вожаком. — «Боги и мой лорд-отец», — мысленно поправился Тирион. — Мейс Тирелл охотно принял бы скипетр, но мои родичи этого опять-таки не допустят. Станниса ненавидят все как один — кто же нам остается? Одна Серсея. В это самое время она, без сомнения, врачует раны своего государства… посыпая их солью. Она добра, как король Мейегор, любит ближних, как Эйегон Недостойный, и мудра как Безумный Эйерис. Никогда не забывает обид, подлинных или воображаемых. Осторожность она принимает за трусость, несогласие за вызов. Главная ее черта — это жадность: до власти, до почестей, до любви. Томмен держится благодаря союзам, которые с таким тщанием заключал наш отец, но Серсея вскоре разрушит их все до единого. Высадитесь в Дорне, поднимите знамена, и простолюдины, лорды и рыцари к вам валом повалят. И не ждите слишком долго, мой принц. Благоприятный для вас прилив может смениться отливом. Идите на Вестерос, пока не свергли мою сестру и ее место не занял кто-нибудь поумнее.

— Но как нам победить без Дейенерис с ее драконами?

— Побеждать нет нужды. Все, что вам нужно, — это созвать под свои знамена сторонников и держаться, пока Дейенерис не придет на подмогу.

— А вдруг она меня не захочет, как ты сказал?

— Я могу ошибаться. Возможно, она сжалится, когда вы попросите ее руки с надлежащим смирением… поставите свой трон против женских капризов. Поход на Вестерос — дело иное. Тут вы уже мятежник, а не проситель. Смелый, безрассудный, истый отпрыск дома Таргариенов, идущий по стопам Эйегона Завоевателя, одним словом — дракон. Нашу королеву я, повторяю, хорошо изучил. Услышав, что сын Рейегара жив и что сей храбрый юноша снова поднял драконье знамя и ведет неравный бой, чтобы отомстить за отца и вернуть Железный Трон дому Таргариенов, она ринется к вам на помощь со всей скоростью волн и ветра. Вы последний в ее роду, а наша Матерь Драконов и Разбивающая Оковы — спасительница по сути своей. Женщина, потопившая в крови несколько городов ради освобождения совершенно чужих ей невольников, едва ли бросит в беде сына родного брата. И когда она прибудет в Вестерос, вы встретитесь на равных, как мужчина и женщина — не как королева с просителем. Как же ей будет не полюбить вас? — Тирион с улыбкой пронес над доской своего дракона. — Прошу прощения, ваше высочество, но ваш король заперт. Еще четыре хода, и ему смерть.

— Но мой дракон… — уставился на доску молодой Грифф.

— …слишком далеко, чтобы спасти вас. Надо было бросить его в самую гущу боя.

— Но ты сам сказал…

— Я солгал. Не верьте никому и держите дракона близко.

Принц, вскочив, перевернул доску. Фигуры запрыгали по всей палубе.

— Собери их, — приказал Эйегон.

Может, он и вправду Таргариен.

— Слушаюсь, ваше высочество. — Тирион опустился на четвереньки и принялся собирать.

Изилла и Яндри вернулись на борт ближе к сумеркам. Носильщик катил за ними тачку с мукой, солью, только что сбитым маслом, глыбами завернутого в полотно сала, яблоками, апельсинами и грушами. Яндри нес на плече винный бочонок, Изилла — щуку величиной с Тириона.

Увидев на верхнем конце сходней карлика, она остановилась как вкопанная и чуть не упустила щуку обратно в реку, когда Яндри налетел на нее, — рыбу спас Утка. Женщина ткнула в сторону Тириона тремя пальцами, чтобы отвести зло, и с гневом встретила его предложение помочь Утке:

— Нет уж! Не смей прикасаться к еде, кроме той, которую сам ешь!

— Как скажешь, — воздел руки карлик.

Яндри, свалив бочонок на палубу, спросил Хелдона:

— А где Грифф?

— Спит.

— Буди его. Есть новости, которые он должен услышать. В Селхорисе только и разговору, что о королеве. Говорят, ее накрепко зажали в Миэрине, и Волантис будто бы скоро пойдет на нее войной.

— Не стоит верить торговцам, — поджал губы Хелдон, — но Грифф все равно захочет послушать — ты же знаешь, какой он.

Стало быть, на запад она так и не двинулась… Тому есть много причин. Между Миэрином и Волантисом пятьсот лиг: горы, пустыни, болота, руины и недоброй славы Мантарис, город чудовищ. Где ей еще пополнить запасы воды и провизии, если она пойдет сушей? Морем, конечно, быстрее, но при отсутствии кораблей…

Когда на палубу вышел Грифф, щука, на которую Изилла выжимала лимон, уже шипела над углями. Наемник был, как всегда, в кольчуге, волчьем плаще, кожаных перчатках и темных панталонах. При виде пришедшего в себя Тириона он не изменил своей обычной хмурой гримасы. Они с Яндри ушли на корму и повели разговор так тихо, что карлик не слышал.

Потом Грифф поманил к себе Хелдона.

— Надо разобраться, насколько эти слухи правдивы. Ступай на берег и разузнай все, что сможешь. Постарайся найти Каво, он должен знать. В «Речной», в «Расписной черепахе»… ну, ты помнишь.

— Карлика тоже возьму: четыре уха лучше, чем два. Опять же Каво на кайвассе помешан.

— Бери, если хочешь. Вернуться вы должны до восхода; идите к Золотым Мечам, если почему-то задержитесь.

«Приказывает, как лорд», — подумал Тирион, но смолчал.

Хелдон надел плащ с капюшоном, Тирион сменил шутовской наряд на серый и незаметный. Грифф вручил каждому кошель с серебром из сундуков Иллирио, чтобы развязывать языки.

Сумерки переходили в ночь. На одних судах подняли сходни и затаились, с других вооруженные люди подозрительно провожали взглядами идущих по набережной мужчин. В торговых палатках зажигали разноцветные пергаментные фонарики, при свете которых Хелдон то зеленел, то лиловел, то краснел. Над какофонией множества языков слышалась непривычная уху музыка, флейта и барабаны. Где-то позади лаял пес.

Шлюхи уже вышли на промысел. Порт остается портом, морской он или речной, а где корабельщики, там и шлюхи. Может, они все отправляются к морю?

Продажные девки Ланниспорта и Королевской Гавани — свободные женщины, но их селхорисские сестры были рабынями: на это указывала татуировка в виде слезы под правым глазом у каждой. Все до единой страшны как грех и такие же старые; так вот и отучишься по девкам ходить. Они хихикали и перешептывались, глядя на Тириона, — карликов не видали, дуры?

У речных ворот несли караул волантинцы с копьями, в когтистых перчатках. Вся эта сталь сверкала при свете факелов. Их шлемы изображали тигриные морды, татуированные щеки были расписаны зелеными полосами. Тирион знал, что рабы-солдаты Волантиса своими тигриными полосками очень гордятся. Мечтают ли они о свободе? Что станут делать, получив ее из рук молодой королевы? Они тигры, и больше никто — ну, а он лев.

Один из них сказал что-то про Тириона, насмешив остальных. Потом снял с руки перчатку с когтем и потрепал Тириона по голове. Карлик так опешил, что даже сопротивляться не стал.

— Это еще зачем? — спросил он у Хелдона.

— Говорит, это к счастью — потрогать голову карлика, — объяснил тот, поговорив со стражником на его родном языке.

Тирион заставил себя улыбнуться.

— Скажи ему, что отсосать у карлика будет еще надежнее.

— Лучше не надо: у тигров острые зубы.

Другой стражник, махнув факелом, дал им знак проходить. Тирион с опаской ковылял по пятам за Хелдоном.

Перед ними открылась большая площадь, шумная и ярко освещенная даже в столь поздний час. Фонари здесь — уже не из пергамента, а из цветного стекла — висели на железных цепях у гостиниц и веселых домов. Справа, у краснокаменного храма, пылал костер, и жрец в алых одеждах проповедовал с балкона немногочисленным прихожанам.

Перед гостиницей играли в кайвассу, пьяные солдаты гурьбой входили в бордель, женщина у конюшни дубасила мула. Мимо прошел карликовый белый слон, запряженный в тележку на двух колесах. Новый мир, не слишком отличающийся от старого, знакомого Тириону.

Над площадью высилась белая мраморная статуя человека без головы в затейливо изукрашенных латах, верхом на боевом коне в таких же доспехах.

— Кто такой? — спросил Тирион.

— Триарх Хоронно, волантинский герой Кровавого Века. Его выбирали ежегодно на протяжении сорока лет; потом ему надоели выборы, и он провозгласил себя триархом пожизненно. Волантинцы остались недовольны и в скором времени разорвали триарха двумя слонами.

— Я думал, что обезглавили.

— Он был тигр. Слоны, придя к власти, начали сшибать головы статуям тех, кого винили в войнах и гибели своих соотечественников. Но это было давно — послушаем лучше, что говорит жрец. Могу поклясться, что он сказал «Дейенерис».

Народу у храма прибавилось, а маленькому человеку в толпе видны разве что задницы.

— Ты понимаешь его? — спросил Тирион на общем.

— Пойму, если карлик не будет тявкать мне в ухо.

— Я не тявкаю. — Тирион оглянулся на задних: сплошь татуировки, четверо рабов на одного свободного.

— Жрец призывает волантинцев выступить на войну, — стал переводить Полумейстер, — но не просто так, а на стороне Рглора, Владыки Света, создателя солнца и звезд, вечного борца с тьмой. Ниэссос и Малакуо отвернулись от света, дав тени желтых гарпий Востока упасть на них…

— Он сказал «драконы». Я понял.

— Да. Драконы вознесут ее к славе.

— Кого, Дейенерис?

Хелдон кивнул.

— Бенерро шлет из Волантиса весть, что с ее приходом исполнилось древнее пророчество. Она родилась из дыма и соли, чтобы создать заново этот мир. Она — возрожденный Азор Ахаи… после ее победы над тьмой настанет лето, которому не будет конца… сама смерть склонит колено… и все, кто сражался на ее стороне, возродятся.

— В тех же телах? — полюбопытствовал Тирион. Толпа сжималась вокруг него все теснее. — А этот Бенерро, он кто?

— Верховный жрец волантинского красного храма. Пламя Истины, Светоч Мудрости, смиренный раб Рглора.

Единственным знакомым Тириону красным жрецом был Торос из Мира, тучный выпивоха, душа нараспашку. Он ошивался при дворе Роберта, пил королевские вина и зажигал огненный меч на турнирах.

— Предпочитаю испорченных толстых жрецов, — сказал карлик. — Пусть себе сидят на мягких подушках, вкушают сласти и пялят мальчиков. От истинно верующих одни неприятности.

— Эти неприятности нам, может, и на руку. Я знаю, где надо искать ответ. — Хелдон направился мимо обезглавленного героя к большой гостинице. Над ее дверью висел громадный черепаший панцирь, расписанный яркими красками, внутри пылали, как далекие звезды, около сотни красных свечей. Пахло жареным мясом с приправами; девушка-рабыня с татуировкой черепахи на щеке разливала бледно-зеленый напиток.

— Вон они, — показал Хелдон с порога.

Двое мужчин, сидя в нише за каменным столиком для кайвассы, щурились на фигуры при красной свечке. Один тощий, желтый, с редкими черными волосами и острым носом, другой плечистый, пузатый и кудри штопором. Ни один не поднимал глаз, пока Хелдон не придвинул к ним стул со словами:

— Мой карлик играет в кайвассу лучше вас двоих вместе взятых.