То, что сильнее (сборник) Метлицкая Мария

– Ну, девка, ты даешь, у меня столько муж за ужином не съедает. А он медведь будь здоров, сто двадцать кэгэ. А ты при таком питании еще ничего, счастливица. – Потом вдруг поставила стакан с компотом на стол и всплеснула руками: – А ты часом не беременная, а, девица?

Аннушка мгновенно залилась краской, выскочила из-за стола и выбежала из столовой.

На следующий день ее вызвала директриса. Посмотрела на нее внимательно, тяжело вздохнула и спросила:

– Ничего сказать мне не хотите, Анна Брониславовна?

Аннушка затравленно молчала.

– Ну, все ясно, – опять тяжело вздохнула директриса. И жестко добавила: – Негоже жизнь свою с вранья начинать.

В апреле Лара родила близнецов – двух мальчиков, довольно крепких для двойни, по два с половиной килограмма. Рожала долго и тяжело, но мальчишки оказались крепкими и здоровыми, слава богу. Левушка был на седьмом небе от счастья.

А в начале августа родилась девочка у Аннушки – слабенькая, маленькая, болезненная. Из роддома их встречала Елизавета Осиповна – одна. Гера приехать не смог – в феврале у них с Ниночкой тоже родилась дочка – назвали Лизонькой, в честь бабушки. Дома Елизавета Осиповна все подготовила к приезду дочери – кроватку, коляску, приданое. Девочку назвали Милочкой.

В квартире шушукались по углам про Анюту. Кто ждал от такой тихони подобного? Вот от Лары – пожалуйста, сколько угодно. Но от скромницы Анюты? Чудеса, ей-богу. Но поговорили и забыли. Людей больше увлекала другая важная новость: поговаривали, что коммуналку будут расселять и всем дадут отдельные квартиры. Правда, черт-те где, на выселках, в новостройках, в Бабушкине. Но зато это будет своя, отдельная квартира, с чистой ванной, туалетом и только своей, личной кухней. Радовалась в основном молодежь. Старики недовольно скрипели, не хотели уезжать из центра, где прожита вся жизнь, где все близко, понятно и знакомо и все под рукой. А там, говорят, хлеб бывает в магазине два раза в неделю.

Как-то забежала Лара на минутку – посмотреть на Анютину дочку (своих мальчишек она оставила на старенькую бабушку). Поохала-поахала:

– Ах, Анька, счастливая! У тебя девка, не то что у меня два пацана – намаюсь с ними, ох, намаюсь!

Говорила, что сидеть дома не собирается, а собирается идти служить в театр. Левушка, конечно, психует, ревнует к каждому столбу, беснуется. Но кто же его будет слушать! Не выйдет у него ни черта – не запрет в четырех стенах.

– А мальчишек? – спросила Анта.

– В ясли, в ясли, куда же еще, – бодро ответила Лара.

– А не жалко? Болеть ведь начнут, – удивилась Аннушка.

– Ну, знаешь ли, – почти возмутилась Лара, – хорошо тебе говорить, у тебя мать на подхвате. А у меня два спиногрыза, бабка восьмидесятилетняя и вечно хандрящий Левушка. Нет уж, хоронить я себя не собираюсь. Не дождетесь! – привычно легко рассмеялась Лара.

Елизавета Осиповна была счастлива, что они переезжают в отдельную квартиру.

– Меньше глаз, – приговаривала она, пакуя вещи.

К Новому году все стали разъезжаться. Не суждено было пожить в отдельном жилье старухе Капустиной – она тихо умерла ночью. От чего? От старости.

Не доехал до Бабушкина и майор Горлов. Его молодая жена Раиса уехала на три дня в деревню к родне, оставив беспомощного мужа одного. Сутки был Горлов за закрытой дверью. Выл страшно, волком. Соседи пытались открыть дверь – не получалось. А когда вскрыли, было уже поздно. Майор Горлов сидел, вцепившись побелевшими пальцами в ручки своей коляски с открытым ртом, застывшим в крике о помощи.

В новую квартиру Райка въехала с участковым. Не дожила до новой квартиры и старенькая Глаша.

Ларин отец, инженер Стрекалов, въехал в новую «трешку» с женой Маргаритой и удочеренной девочкой Дашенькой.

Лара и Левушка с детьми поселились в соседнем доме. Лара служила в театре оперетты. Увы, на вторых ролях. Примы из нее не вышло. Она похудела, осунулась и была очень недовольна жизнью. Хозяйство, старуха-бабушка, рефлексирующий муж с крошечной зарплатой, двое вечно орущих и дерущихся детей, обеды, стирка, уборка… Разве о такой жизни мечтала красавица Лара? Ну разве это все по справедливости? Дети и муж ее раздражали, хозяйство она не выносила. На работе не клеилось: интриги, зависть – словом, помойка.

Анюта с Милочкой и Елизаветой Осиповной с удовольствием обживали новую квартиру. Конечно, они скучали по центру. Но здесь, на окраине, они пытались найти положительное – воздух, например. Что уж говорить об отдельной, сверкающей белоснежным кафелем ванной? А кухня? Своя, только своя – новый гарнитур, современный светлый пластик, новый холодильник. Своя плита – не нужно ждать, пока кто-то освободит конфорку. Красный уютный абажур над столом. Светлые шторы на окне. На подоконнике – фиалки в горшках фиолетовые, бледно-розовые и белые. У Елизаветы Осиповны – своя комната, у Анюты с Милочкой – своя.

Когда Милочке исполнилось год, Анюта вышла на работу – новая школа была в пятнадцати минутах ходьбы от дома. Однажды встретила в магазине Лару – та была возбуждена, болтала без умолку. Вышли на улицу – Лара начала рассказывать ей, что у нее сумасшедший роман с режиссером. Ну просто безумство какое-то. Конечно, она бы ушла от Левушки не раздумывая, но режиссер прочно женат. Жена – пьющая истеричка, он не решится никогда, нет. Ну, и бог с ним, главное – африканская страсть, любовь. Да и роли тоже. Теперь у нее появились роли. Лара была опять очень хороша – волосы по плечам, горящие глаза.

Анюта морщилась и порывалась уйти. Слушать все это ей было невыносимо. Бедный, бедный Левушка! Замученный, затурканный, и дети на нем, и бабуля, и щи сварить, и постирать, и погладить, и денег в дом принести… А дома вечно недовольная и раздраженная Лара, сопливые малыши и почти беспомощная старуха. Интеллигентный, тонко чувствующий романтик Левушка!

Аннушка сослалась на дела и быстро свернула этот невыносимый для нее разговор.

Доходили слухи и о Вадиме Горлове. Карьера сложилась – спасибо влиятельному тестю. А вот покоя и счастья нет, да и детей тоже бог не дал. Жена строит из себя светскую даму – гости, тряпки, посиделки с подружками. А в доме пустота и холод.