Мистические истории доктора Краузе Давыдова Инесса
– Удалось что-нибудь узнать? – спросил доктор, пристегиваясь ремнем безопасности.
– Рихтер – серийный маньяк, – деловито начал докладывать детектив, – на его счету четыре жертвы. Ваша супруга была третьей. Откройте бардачок, там фото предыдущих жертв.
Эрих открыл бардачок и вынул фотографии. На них были изображены красивые блондинки, похожие по типажу на Елену.
– Только после нашего вмешательства полиция Европола объединила все убийства в одно дело. Но я думаю, что жертв гораздо больше.
– Почему?
– Он пробыл больше трех месяцев в Штатах и несколько месяцев в Латинской Америке.
Услышав о Латинской Америке, Эрих вспомнил, что его жена посетила латиноамериканский бар в Париже.
– Думаете, он там тоже наследил?
– Я уверен, – ответил детектив.
– Следов Рихтера нигде нет? – с надеждой в голосе спросил Эрих.
– Нет. Как сквозь землю провалился. Но он в Италии, это точно. Его паспорт и бумажник в гостинице, машину в аренду он не брал. Он где-то рядом, я в этом уверен.
– Где можно скрываться без документов и денег?
– Не знаю, все предположения, какие у меня были, я озвучил полиции, все без толку. С итальянцами очень тяжело договориться. А самому проверять не хватит ни сил, ни полномочий.
– Что известно о последней жертве?
– Ее зовут Аста Янсен, в прошлом эстонская певица. Она забросила карьеру, как только встретила Рихтера. Один ребенок в семье, жила раньше в Таллине, потом переехала с матерью в Германию. Пела в девичьей группе. Видимо, там и заметил ее Рихтер. Красивая девушка, впрочем, как и все его жертвы.
– Убиты все одинаково?
– Да. Привязаны руки и ноги к кровати. Кляп во рту. Жестоко избивает, в основном по лицу, потом душит.
– Такой способ говорит о неукротимой ярости. Убийство дает ему разрядку, но ненадолго. Лица девушек для него важны: они олицетворяют их красоту, независимость. Возможно, он считает, что не может ими обладать, как ему хочется, и он готов расправиться с возлюбленной, но не уступить другому. Одна мысль, что после него она может принадлежать другому мужчине, приводит его в ярость.
– Но почему он их ревнует, они все бросают и едут за ним куда угодно?
– Возможно, пока они с ним рядом, он спокоен, а как только женщина начинает требовать пространства, он ревнует. Сначала он говорит об этом, потом закатывает скандал, затем применяет физическую силу и уже в конце идет на крайние меры. Но это только мое предположение, истинные мотивы мы узнаем, когда его поймает полиция.
– Сегодня должна приехать мать Асты, – сказал Крюков, – она отдыхала где-то в восточной стране, и с ней не сразу смогли связаться.
Свернув в сторону Корруббио, в пригород Вероны, Крюков сказал:
– До отеля рукой подать.
– Уж не в Biblos ли мы едем?
– Так точно, в Biblos, как вы догадались?
– Этот отель мы посетили с женой в последний приезд в Верону. Мы были на оперном фестивале, и она предложила в нем остановиться.
– Я не знал, – растерянно ответил Крюков, понимая, как сложно сейчас Эриху.
– Она выбрала его потому, что отель получил престижную премию за лучшее графическое оформление и ландшафт. Этот отель спроектировал знаменитый миланский архитектор Алессандро Мендини. Елена ехала с таким предвкушением, но в итоге была разочарована.
– Почему? Лично мне отель понравился.
– На третий день пребывания в отеле ее настроение резко ухудшилось, и она сказала, что больше не может жить в этом пестром и навязчивом китче. После фестиваля она больше не слушала классику. Вернулась к любимому джазу. Елена жила музыкой, это было ее дыханием и смыслом жизни, она была профессиональной пианисткой. Часто повторяла слова Сервантеса: «Где музыка – плохого быть не может». Похоже, что в этом отеле что-то произошло. После ее смерти все кажется подозрительным.
– Возможно, здесь действительно что-то произошло, поэтому Рихтер и выбрал этот отель для расправы над следующей жертвой, – с грустью произнес детектив.
Крюков повернул направо и подъехал к отелю. Трехэтажное здание отеля было в стиле классической венецианской виллы XV века. Каждый элемент фасада здания перекликался с известнейшими архитектурными шедеврами Вероны и Венеции, делая исторический посыл к эпохе Ренессанса.
Эрих прошел по гладкой дорожке, по обе стороны которой в ритмичном порядке стояли декоративные вазоны с пышными белыми цветами, и зашел в холл отеля. Ничего с их прошлого приезда с Еленой не изменилось. Та же дизайнерская мебель, большая люстра из муранского стекла и фриз стены, украшенный фотографиями обнаженных рыжеволосых женщин.
В холле к ним подошла молодая девушка и на русском языке спросила Эриха:
– Вы сеньор Крюков?
– Это я, – отозвался детектив, нагоняя Эриха широкими шагами.
Девушка поздоровалась и сказала, что она переводчик.
– Я нанял переводчика, потому что нужно будет переводить профессиональные слова, вашего знания итальянского может быть недостаточно, – пояснил Крюков Эриху.
– Надо было нанять мужчину, – недовольно проворчал Эрих, – мы же идем на место преступления.
– Ее мне рекомендовали в полиции. Она работает с ними уже три года и никаких нареканий.
Втроем они поднялись на третий этаж и подошли к номеру. Девушка постучала, открыла дверь и заглянула в номер.
– Вы будете стоять и молчать. Я представил вас как своего напарника. Если они узнают, что вы муж предыдущей жертвы, то сразу выгонят нас.
– Я понял, – кивнул Эрих.
– Я предупреждаю вас: зрелище кровавое.
Эрих зашел за детективом в номер отеля, но, увидев место преступления, сделал шаг назад и прислонился спиной к двери. Он думал, что готов к чему угодно, но увидев бесчинства убийцы, растерялся и с минуту не мог пошевелиться.
На стенах была разбрызгана кровь. Простынь на кровати так же была пропитана кровью. Кровать сломана, и даже срез треснувшего дерева тоже был испачкан кровью. На ковре валялись многочисленные окурки. Зеркало было разбито, а оставшиеся осколки в раме были покрыты мелкими брызгами крови. Стойкий запах мочевины пропитал матрас и распространился по всему номеру. Изорванная женская одежда была разбросана по полу. Среди тряпья Эрих разглядел окровавленное женское белье.
В номер мотеля, в котором убили Елену полгода назад, Эриха не впустили. Он увидел его уже после того, как группа экспертов забрала улики, и не мог тогда проникнуться всей жуткой атмосферой, царящей во время расправы над любимой женщиной. Сейчас же он понял, как это было на самом деле. Все внутри сжалось от сострадания и боли.
Переводчица представила гостей инспектору полиции, молодому итальянцу с оттопыренными ушами и крючковатым носом. Он недружелюбно оглядел русских детективов, но после того, как Крюков протянул ему письмо на итальянском языке, он изменился в лице и стал более раскованным. Он подвел Крюкова к кровати и начал быстро рассказывать о месте преступления, переводчица еле поспевала за ним.
– Он говорит, что труп обнаружили в восемь утра. Сначала в номер позвонили с рецепции и хотели разбудить постояльцев, о чем они попросили с вечера, но трубку никто не брал. Тогда попросили горничную подняться в номер. Она постучала несколько раз, но в номере была тишина. Она открыла дверь, вошла в номер, увидела девушку и побежала за помощью…
– Она не проверила номер? – прервал Крюков рассказ инспектора.
Переводчица задала вопрос инспектору на итальянском языке и после его ответа озвучила:
– Нет, она испугалась, решила сначала позвать на помощь.
Из дальнейшего разговора Эрих понял, что Рихтер и Янсен въехали в отель три дня назад. Вели себя тихо и не привлекали к себе внимания. На третий день в отеле остановились участники европейского пробега на ретро автомобилях. Была шумная вечеринка, затем дискотека, но даже это не заглушило крики этой странной парочки. К ним в номер два раза стучался администратор отеля и просил вести себя тише, но как только он уходил, любовные стоны и крики возобновлялись. Причем администратор явно слышал их разговор и уверяет, что девушка была в порядке.
– Во сколько Рихтера видели в последний раз? – спросил Крюков.
После перевода девушка ответила:
– В четыре утра. Он сам лично открыл дверь администратору.
– Как он выглядел?
– Был весь потный и возбужденный.
– Следов крови на нем не было?
– Нет.
Крюков многозначительно посмотрел на Эриха. И тот понял, что это по меньшей мере странно. Пытки жертвы продолжались несколько часов, как при этом он мог остаться чистым, непонятно.
– А когда видели в последний раз Асту?
– На ужине, – тут же перевела переводчица.
– Значит, ее не видели больше двенадцати часов? – уточнил Крюков и, получив утвердительный ответ, выразительно посмотрел на Эриха.
В этот момент у Эриха зазвонил мобильный телефон. Он вышел в коридор и ответил на звонок.
– Краузе.
– Звоню вам сообщить, что папа вернулся с переговоров в хорошем настроении и просит вас приехать к восьми часам в оперу. За вами уже отправили машину. Билет я отправила с посыльным к вам в номер, – услышал он голос Зои.
– В какой номер? Я еще нигде не остановился.
– Петр Семенович отправил ваши вещи в отель Four Seasons. Это рядом с нашей квартирой. Мы часто ходим в ресторан отеля на ужин. Надеюсь, у вас есть смокинг?
– О чем вы? Какой смокинг? Я же не знал, что мы пойдем в оперу.
В трубке послышался ее звонкий смех.
– Об этом я уже позаботилась. Смокинг там же, где и билет. Надеюсь, что угадала с размером, – быстро протараторила она и бросила трубку.
Эрих ухмыльнулся и хотел зайти в номер, но из него уже выходил Крюков в сопровождении переводчицы.
– Результатов экспертизы еще нет, – сказал Крюков, – надо бы опросить персонал и свидетелей. К счастью, еще не уехала пара из Франции, жившая в соседнем номере.
– Вы опросите, а мне нужно возвращаться назад в Милан. Клиент вызывает.
– Вас отвезти?
– Нет, за мной выслали машину. Думаю, она уже у отеля.
– Как же они узнали, где вы? Вы ведь сами не знали, куда мы едем? – из любопытства спросил детектив.
– Я уже привык не задавать таких вопросов, – ответил Эрих и добавил: – У моего клиента мощные ресурсы.
Спустившись на рецепцию, Эрих встал у стойки и стал дожидаться своей очереди. Он хотел оповестить администратора о том, что ждет машину. Перед ним стояла высокая рыжеволосая женщина и на ломанном английском пыталась объяснить менеджеру отеля цель ее визита. Это оказалась мать убитой Асты, и Эрих стал внимательно прислушиваться к их разговору. Она сказала, что была в полиции, и ее направили в этот отель. Затем просила доложить инспектору, что она мать убитой здесь девушки, и ей нужно с ним поговорить. На ее глаза тут же навернулись слезы, и она, достав из сумочки носовой платок, начала прикладывать его к глазам. Женщина была элегантно одета и по красоте ничуть не уступала дочери.
В этот момент в отель вошел высокий красивый мужчина лет пятидесяти и нежно приобнял ее. Все женщины, находившиеся в холле отеля, обратили на него внимание. Несмотря на теплую погоду, он был в кожаных перчатках. На шее виднелось несколько порезов от неудачного бритья. Он хотел что-то сказать своей спутнице, но заметив Эриха, вздрогнул, как будто увидел привидение.
К матери убитой спустился инспектор и через администратора объяснил, что тело ее дочери сейчас на вскрытии, и сегодня она увидеть ее не сможет. Спутник матери то и дело бросал украдкой взгляды на Эриха и, когда тот обратился к нему на немецком языке, еще больше смутился.
– Я могу вам помочь? – спросил Эрих.
– У вас очень знакомое лицо, но я не могу вспомнить, где я вас видел, – любезно отозвался мужчина.
Эрих был уверен, что никогда его раньше не видел. Мужчина говорил на немецком языке с баварским акцентом. Голос был у него очень певучим, с бархатным отливом. Эрих сразу подметил его манеры и понял, что он дамский угодник.
– Эрих Краузе, – произнес доктор и протянул ему руку.
– Гантер Берг, – ответил мужчина и крепко пожал руку доктора.
– Вы здесь на отдыхе? – спросил Берг, но, увидев, что его спутница снова плачет, поспешил ее успокоить.
Эрих решил, что нужно самому поискать припаркованный автомобиль. Воспользовавшись моментом, он покинул холл отеля и пересек дорожку, обрамленную вазонами с цветами. Как он и предполагал, машина ждала его у въезда в отель.
Глава пятая
Опустошенный и уставший, Эрих вернулся в Милан и поселился в гостинице Four Seasons на Via Gesu. Зоя сообщила ему по телефону, что семейное примирение состоялось, и напомнила об опере. Сегодня в La Scala давали «Тоску».
Перед оперой Эрих решил посетить парикмахера и для этого воспользовался услугами близлежащего салона. Борода и усы были уже так ненавистны, что, выйдя из салона, он с облегчением вздохнул и почувствовал, как кожа на лице непривычно задышала под весенним порывом ветра. Со сбритой растительностью на лице ушло и дурное настроение, а надев черный смокинг, Эрих окончательно приободрился.
Внешне здание театра мало чем отличалось от других зданий. Туристы могли его узнать только по ярким полотнищам афиши сегодняшнего спектакля. На площади царило шумное оживление, то тут, то там раздавалась речь на разных языках. Перед парадным подъездом, увенчанным скромным портиком, стояла вереница дорогих машин, и гости в салонах автомобилей терпеливо ждали своей очереди. Швейцары открывали двери машин и приветствовали важных гостей. Зрители поскромнее спешили в переулок, откуда можно было попасть прямо на балконы. Мимо толпы с важным видом прохаживались «багарини», в надежде заинтересовать любопытствующую публику лишним билетиком.
Наконец-то машина, предоставленная гостиницей, остановилась перед парадным входом, и швейцар открыл перед Эрихом дверь. Он быстро прошел через холл и увидел Зою, которая поджидала его у одной из мраморных колон. На минуту он остановился и стал ее рассматривать. На ней было облегающее платье цвета лаванды, которое подчеркивало ее великолепную девичью фигуру. В руках она теребила серебристый клатч и обеспокоенно посматривала на часы в фойе. Волосы были убраны в замысловатую прическу, которая делала ее лицо строже и старше.
Раздался первый звонок.
Когда Эрих подошел к Зое, она даже не узнала его.
– Боже мой! – воскликнула она. – Я вас не узнала! Что вы с собой сделали?
– Всего лишь сбрил бороду и усы, – ответил Эрих и улыбнулся.
Она минуту с восторгом разглядывала его, а затем произнесла:
– Вы сегодня необычайно привлекательны. Этот смокинг, прическа, да и ваши глаза…
– Позвольте мне проводить вас в зал? – не дал ей договорить Эрих.
Ему, несомненно, нравилось общество девушки, но он относился к ней только как к дочери пациента и не более. Зоя же, напротив, всем своим видом показывала, что между ними нечто большее, чем просто знакомство.
Они вошли в зал и заняли места в партере. Эдуард Филиппович поздоровался кивком головы. Рядом с ним сидела его супруга, изящная красивая женщина восточного типа. Теперь Эриху стало понятно, от кого Зоя унаследовала раскосые глаза. Во взгляде женщины одновременно читалось любопытство и одобрение.
В зале медленно погас свет, послышались одобрительные аплодисменты, и оркестр заиграл увертюру. Эрих чувствовал на себе пристальный взгляд Зои, и это начинало его беспокоить. Но через несколько минут она увлеклась происходящим на сцене, и он с облегчением выдохнул.
На протяжении всего спектакля он думал только об убийстве рыжеволосой певицы. Ему не давала покоя мысль, почему на Рихтере к четырем часам утра не было ни единого пятнышка крови. Ведь за два часа он не мог так расправиться с жертвой. И как можно заниматься любовью и тут же жестоко избивать жертву? Он представил вместо эстонки на кровати свою жену, и его прошиб пот. Эрих вдруг осознал, насколько сейчас тяжело матери убитой девушки. Ведь совсем недавно он был на ее месте и так же растерянно смотрел на представителей французской полиции. А еще он вспомнил сопровождающего ее мужчину. Он странно себя вел, был излишне любопытен, и ему показалось, что тот намеренно хотел завязать с ним разговор.
Его мысленный поток прервала душераздирающая, полная отчаяния ария под названием «Сияли звезды», которую пел возлюбленный Тоски, Марио Каварадосси. Он вспоминает о возлюбленной за несколько минут до казни и пишет ей последнее письмо. Каварадосси почти неподвижен, но как выразителен его голос: в нем мольба, страх, горе и слезы, отчаяние и прерванная любовь. Печальная мелодия пронзила все тело Эриха тоской и болью от потери любимой. Он вдруг почувствовал, что вакуум, образовавшийся после ее смерти, остается до сих пор незаполненным, как огромная дыра в его душе.
Ария потрясла его до глубины души, и по щекам Эриха потекли слезы. Зоя сочувственно сжала его руку. Нахлынувшие эмоции не дали ему досмотреть спектакль до конца, и он, резко сорвавшись с места, выскочил в фойе оперного театра. Ему в спину зашикали зрители, которым он помешал наслаждаться драматическим моментом. Прислонившись к колонне, он долго не мог отдышаться. Слезы душили и сдавливали горло. Когда он пришел в себя, зал уже взревел от оваций и криков «браво». Это был финал оперы.
В дверь номера постучали и Эрих отозвался:
– Si, entrare (итал. да, входите)!
Дверь открылась, и на пороге показался Петр Семенович.
– Не помешал? – спросил он и закрыл за собой дверь.
– Нет, проходите.
– Мне сказали, что вы в опере почувствовали себя плохо, – деликатно намекнул на его внезапный уход Петр Семенович.
– Извинитесь за меня перед семьей Эдуарда Филипповича. Неудобно получилось.
– Вам не за что извиняться, – спокойно ответил Петр Семенович и сел в предложенное кресло. – Все прекрасно понимают, в каком вы состоянии. Я год отходил после смерти жены, а она промучилась, бедняжка, почти два года, умирая от рака. А у вас совсем другая ситуация. Жена была молодой, красивой, талантливой. Но я пришел с вами не об этом поговорить.
– А о чем? – спросил Эрих и сел на диван напротив собеседника.
– Эдуарда Филипповича беспокоят ваши отношения с Зоей.
От удивления у Эриха поползли брови вверх.
– Отношения? – переспросил он и спокойно добавил: – Да нет у нас никаких отношений. Я сейчас не в том состоянии, чтобы заводить отношения.
– Я так и сказал ему. Я также добавил, что Зоя девушка романтичная, неискушенная в любви, и может сама себе нафантазировать черт знает что.
Эрих промолчал, и Петр Семенович продолжил:
– Хотя правды ради надо заметить, что для нее вы партия совсем не плохая. Вы состоявшийся человек, утонченный, способный понять тонкую девичью натуру.
И тут до Эриха дошло, Петр Семенович прощупывает почву и не по своей инициативе, а по просьбе родителей Зои.
– Я повторюсь, я не в состоянии сейчас заводить с кем бы то ни было отношения.
– Ну, на этом и порешим, – заключил Петр Семенович и встал с кресла. – Шеф придет завтра утром после завтрака. Он хочет, чтобы сеанс провели в вашем номере. В их доме сейчас много гостей.
Как только он вышел, зазвонил мобильный телефон.
– Краузе, – ответил Эрих.
– Это я, – послышался голос детектива.
– Что удалось узнать?
– Много чего, вы можете сейчас говорить?
– Да, конечно.
– Итак, по порядку. Я поговорил с французской парой, проживающей в соседнем номере. Их показания были противоречивыми, но я склонен верить жене. Она сказала, что в соседнем номере была не одна, а две женщины.
– Почему она так решила? – удивился Эрих.
– Ночью она слышала, как женщина выкрикивала по-французски несколько слов. Что-то типа: что ты делаешь, перестань, я так не хочу. Днем ранее она по привычке обратилась по-французски к соседнему столику, за которым сидела Аста, девушка не поняла, что ей сказали, из этого француженка сделала вывод, что женщин в номере в ночь убийства было две. И голоса ей тоже показались разными. Но они не слышали, чтобы кто-то за ночь выходил или входил в номер кроме администратора.
– Путаница какая-то, – разочарованно произнес Эрих.
– Не думаю, как раз наоборот. У меня есть версия. А что, если он включает запись с предыдущего убийства?
– То есть это был голос Елены? – отозвался доктор и по его коже пробежали мурашки.
– Да. Он мог включить ее голос, чтобы администратор его услышал.
– А что с пятнами крови, почему к четырем утра он все еще был чист как лист бумаги?
– Это тоже для меня загадка. Мне кажется, вся эта его прелюдия имеет одну цель – добиться унижения жертвы. Он стирает их настоящую личность и создает другую – образ легкомысленной и доступной женщины. Помните, как прислуга персонала в Ницце была удивлена, что Елена была замужем?
– Да, – отозвался Эрих.
– Он мог там использовать тот же трюк. Включить запись с предыдущего убийства. Горничная, которая нашла труп вашей жены, сказала, что она подумала, что Елена женщина легкого поведения. Мне все не давала покоя эта фраза. А когда я получил документы из Европола, то понял, почему она так сказала. Предыдущая жертва, убитая в Испании, была проституткой.
– Вам удалось поговорить с матерью Асты, я с ней столкнулся на рецепции?
– Да. Я спросил, не знала ли Аста Елену, и она сказала, что нет. Я ей сказал, что их видели в ресторане в Москве, но мать даже не знала, что Аста была в России. Она рассказала, что Рихтер сделал ее дочери предложение в прошлом месяце. Они обсуждали свадьбу, поэтому приехали в отель.
– Вы видели ее спутника? – поинтересовался Эрих.
– Нет, она была одна, – ответил удивленно Крюков.
– Когда она приехала в отель, с ней был немец, высокий, смазливый. Он пытался со мной заговорить, но я спешил, да и мне не хотелось, чтобы мое имя связали с этим местом преступления.
– Вы хотите, чтобы я за ними проследил?
– Нет, не надо. Им сейчас и без этого тяжело.
– Хорошо. Я хотел бы остаться в отеле, завтра утром заступает смена, которая дежурила в день убийства, я хотел бы их опросить, да и инспектор здесь постоянно крутится, новости из первых рук, так сказать. Полиция еще не закончила с осмотром мусора и прилегающей территории.
– Хорошо. Оставайтесь. До завтра, – ответил Эрих.
На следующий день, после завтрака в ресторане отеля, Эрих поднялся в номер и расположился за письменным столом. Он тщательно записал все новые факты по делу Рихтера и стал анализировать полученную информацию за последние шесть месяцев.
Потом отложил записи и задумался над тем, что будет после того, как он закончит сеансы с Эдуардом Филипповичем. Куда ему двигаться дальше? Возвращаться назад в лесной домик отца ему уже не хотелось. А его суперсовременный большой дом напоминал ему о жене. Офис закрыт, его единственная помощница уже устроилась на другую работу, и вообще продолжать ли ему практику, вот в чем вопрос.
В дверь постучали, и в номер заглянул Петр Семенович. Он бегло осмотрел номер и спросил:
– Вы один?
– Конечно один, – огрызнулся Эрих, его стали раздражать недвусмысленные намеки.
В номер вошел Эдуард Филиппович, вид у него был уставший. Под глазами темнели круги.
– Доброе утро, – поздоровался Эрих и протянул ему руку.
– Доброе, – буркнул пациент и обессиленно опустился на диван.
– Как у вас прошли переговоры?
– Нормально, но результата пока нет.
– Вы выглядите очень уставшим, вы не спали?
– Нет, не спал.
Эрих специально замолчал, давая Эдуарду Филипповичу самому решать, что говорить, а что нет. Но сегодня пациент охотно пошел на контакт.
– Мне кажется, что земля уходит из-под ног. Все, что я строил, во что верил, – все рушится.
– Вы же вчера помирились с женой, откуда такой пессимизм, все наладится.
– Ничего не наладится. Она позволила себя сводить в оперу ради дочери и ради друзей, которые приехали из Америки. Все очень просто, она пока не готова афишировать наш разрыв. В итоге я сплю всю ночь на жестком диване. Делать мне больше нечего.
В этот момент Эрих подумал, что он как раз сегодня спал крепко и даже не помнил, что ему снилось. Неужели кошмары отступили? А главное, его больше не беспокоили головные боли!
После паузы Эдуард Филиппович продолжил:
– Были друзья – предали. Была любимая работа – уволили. А мне уже шестьдесят два года. Поздно что-то менять. Теперь я понимаю, почему люди кончают жизнь самоубийством. Им просто некуда дальше двигаться.
– Человеку всегда есть куда двигаться. Работа в министерстве не единственная работа, если жена с вами разведется, вы можете встретить другую женщину и снова влюбиться. В конце концов, всегда можно все бросить и уйти в духовный поиск.
– Я не вы. Духовность не по мне, – отрезал Эдуард Филиппович и поспешил перевести разговор на другую тему: – Давайте приступим к сеансу.
– Вы почувствовали хоть какое-то облегчение после двух сеансов?
Пациент на минуту задумался, потом резко ответил:
– Нет.
– Хорошо. Давайте приступим. Ложитесь на диван.
Доктор Краузе закрыл окна, задернул шторы и установил на треноге цифровую камеру перед диваном. Включив запись, Эрих ввел пациента в гипноз и провел его через две предыдущие жизни. Затем он погрузил Эдуарда Филипповича в туннель и монотонным голосом произнес заученный текст:
– Я буду считать от десяти до одного, и, когда скажу один, вы окажетесь в своей предыдущей инкарнации. При этом вы сохраните свою личность и будете понимать, что это ваша прошлая жизнь. Вы не будете себя отождествлять с прошлой личностью.
Находясь в гипнотическом состоянии, Эдуард Филиппович пребывал в жуткой темноте. Она пугала его. После слов доктора он увидел очертания туннеля и пошел к входу.
– Десять… девять… Вы входите в туннель и набираете скорость. Восемь… семь… Двигаетесь все быстрее и быстрее. Шесть… пять… Стены начинают светлеть, вы двигаетесь все быстрее и быстрее.
Эдуард Филиппович ускорил шаг и почти побежал.
– Четыре… три… Стены почти белые, вы видите выход. Яркий ослепительный свет застилает вам глаза. Два… Вы видите перед собой выход. Один… Вы снаружи. Вам комфортно, и вы в безопасности. Вы слышите мой голос?
– Да, – еле прохрипел пациент.
– Что вы видите перед собой?
– Я вижу яркий голубой свет, – сказал пациент и облизал губы. – Это небо.
– Хорошо, вы видите небо. Что вы делаете?
Пациент посмотрел вокруг себя и ответил:
– Я лежу на высохшей земле. Хочу пить.
– Оглянитесь вокруг, что это за земля?
– Равнина, – тихо ответил пациент.
– Что вы там делаете?
– Умираю.
– Умираете от жажды?
Пациент не ответил. Эрих удивился, и в третий раз пациент попал в свой последний день жизни. Как будто именно в этих днях, когда подводится итог прожитых дней, и кроется ответ на мучающий пациента вопрос.
– Где находится эта равнина?
– Я вижу отсюда северный склон горы Сьерра-Бланки.
– Опишите местность.
Пациент повернул голову вправо, затем влево и увидел бесконечную равнину, сплошь покрытую солончаковой пылью. Он поднял флягу и попытался напиться, но она оказалась пуста. Последняя капля упала на сухие потрескавшиеся губы. В бессилии он откинул голову и снова уставился в небо.
– Кругом пыль, никаких признаков жизни. Рядом со мной кусты чапараля. Если приглядеться, вдалеке можно увидеть горы, на них снег. Где-то там Небраска.
Доктор понял, что пациент жил в Северной Америке и находился где-то на территории современного штата Вайоминг в США.
