Пятьдесят оттенков свободы Джеймс Э.
Все хорошо. Просто занята. Увидимся в шесть.
Анастейша Грей,редактор SIPКогда я скажу ему? Сегодня вечером? Может, после секса? Или во время секса? Нет, это может быть опасно для нас обоих. Когда он будет спать? Я обхватываю голову руками. Что же, черт возьми, мне делать?
— Привет, — осторожно говорит Кристиан, когда я забираюсь в машину.
— Привет, — бормочу я.
— Что случилось? — Он хмурится. Я качаю головой. Тейлор трогается с места и направляется в сторону больницы.
— Ничего. — Может, сейчас? Я могла бы сказать ему сейчас, когда мы в ограниченном пространстве и с нами Тейлор.
— На работе все нормально? — продолжает допытываться Кристиан.
— Да. Отлично. Спасибо.
— Ана, что случилось? — Тон его чуть более настойчивый, и я трушу.
— Просто соскучилась по тебе. И беспокоилась о Рэе.
Кристиан заметно расслабляется.
— У Рэя все хорошо. Я сегодня разговаривал с мамой, и она поражена его успехами. — Кристиан находит мою руку. — Бог мой, какая холодная рука! Ты сегодня ела?
Я краснею.
— Ана, — раздраженно выговаривает он.
Что ж, я не ела, потому что знаю, что ты будешь метать громы и молнии, когда я скажу, что беременна.
— Поем вечером. У меня толком не было времени.
Он в расстройстве качает головой.
— Хочешь, чтоб я добавил «кормить мою жену» к списку обязанностей службы охраны?
— Прости. Я поем. Просто сегодня день такой сумбурный. Транспортировка папы и все прочее.
Его губы сжимаются в жесткую линию, но он ничего не говорит. Я смотрю в окно. «Скажи ему!» — шипит мое подсознание. Нет, я трусиха.
Кристиан прерывает мои размышления:
— Возможно, мне придется полететь на Тайвань.
— Когда?
— В конце этой недели. Или, может, на следующей.
— Хорошо.
— Я хочу, чтоб ты поехала со мной.
Я сглатываю.
— Кристиан. Прошу тебя. У меня работа. Давай не будем возвращаться к этому спору.
Он вздыхает и надувает губы, как капризный подросток.
— Я просто спросил, — недовольно ворчит он.
— На сколько ты едешь?
— Не больше чем на пару дней. Я бы хотел, чтобы ты рассказала мне, что тебя беспокоит.
Как он догадался?
— Ну как же, ведь мой любимый муж уезжает…
Кристиан целует мои костяшки пальцев.
— Я ненадолго.
— Это хорошо. — Я слабо улыбаюсь.
Мы приходим к Рэю. Он уже намного бодрее и гораздо менее ворчлив. Я тронута его спокойной признательностью Кристиану и на мгновение забываю о том, что предстоит, пока сижу и слушаю, как они говорят о рыбалке и бейсболе. Но Рэй быстро утомляется.
— Папа, мы пойдем, а ты поспи.
— Спасибо, Ана, детка. Я рад, что вы заглянули. Видел сегодня и вашу маму, Кристиан. Она меня здорово ободрила. И она болеет за «Маринеров».
— Она и рыбалку обожает, — улыбается Кристиан, поднимаясь.
— Да, таких женщин еще поискать, а? — усмехается Рэй.
— Увидимся завтра, хорошо? — Я целую его. Подсознание поджимает губы. «Это в том случае, если Кристиан не посадит тебя под замок… или чего похуже». Настроение резко падает.
— Идем. — Кристиан протягивает руку, хмуря брови. Я беру ее, и мы покидаем больницу.
Я ковыряю вилкой в тарелке. Миссис Джонс приготовила куриное фрикасе, но мне кусок в горло не лезет. Желудок скручен в тугой узел тревоги.
— Проклятье, Ана, ты скажешь мне, в чем дело? — Кристиан раздраженно отодвигает пустую тарелку. Я поднимаю на него глаза. — Пожалуйста. Ты сводишь меня с ума.
Я сглатываю и пытаюсь утихомирить панику, хватающую за горло. Делаю успокаивающий вдох. Сейчас или никогда.
— Я беременна.
Он застывает, и очень медленно краска сползает с его лица.
— Что? — шепчет он, мертвенно-бледный.
— Я беременна.
Кристиан непонимающе сдвигает брови.
— Как?
Как… как… Что за нелепый вопрос? Я краснею и взглядом спрашиваю: «А ты как думаешь?»
Его поведение тут же меняется, глаза становятся каменными.
— А укол? — рычит он.
О черт!
— Ты забыла про укол?
Я просто смотрю на него, не в состоянии говорить. Господи, он зол, ужасно зол.
— Господи, Ана! — Он с грохотом опускает кулак на стол, отчего я подпрыгиваю, и встает так резко, что чуть не опрокидывает обеденный стул. — Тебе надо было помнить только одну, одну-единственную вещь. Проклятье! Не могу в это поверить. Как ты могла быть такой дурой?
Дурой! Я открываю рот, как рыба, выброшенная из воды. Черт. Хочу сказать, что укол оказался неэффективным, но не могу вымолвить ни слова. Смотрю на свои пальцы.
— Извини, — шепчу я.
— «Извини»? Проклятье! — снова рявкает он.
— Знаю, что время не очень удачное.
— Не очень удачное! — кричит он. — Да мы знаем друг друга всего каких-то пять минут, черт бы побрал все на свете! Я хотел показать тебе мир, а теперь… проклятье. Подгузники, отрыжка и дерьмо!
Он закрывает глаза. Думаю, пытается справиться со своим гневом и проигрывает битву.
— Ты забыла? Скажи мне. Или ты сделала это нарочно? — Глаза сверкают, и гнев так и брызжет из них, словно огненные искры.
— Нет, — шепчу я. Я не могу сказать про Ханну, он ее уволит. Я знаю.
— Я думал, мы договорились! — кричит он.
— Знаю. Мы договорились. Прости.
Он не слушает меня.
— Вот почему. Вот почему я люблю все держать под контролем. Чтоб дерьмо вроде этого не вплывало и не портило все на свете.
Нет… маленький Комочек.
— Кристиан, пожалуйста, не кричи на меня. — У меня по лицу текут слезы.
— Не начинай разводить тут сырость! — рявкает он. — Проклятье. — Он проводит рукой по волосам и дергает их. — Ты думаешь, я готов стать отцом? — Голос его срывается, в нем — смесь ярости и паники.
И все сразу становится ясно — эти страх и отвращение в его глазах. Его ярость — ярость бессильного подростка. Ох, Пятьдесят Оттенков, мне так жаль! Для меня это тоже шок.
— Знаю, никто из нас не готов к этому, но, думаю, из тебя получится чудесный отец, — выдавливаю я. — Мы справимся.
— Откуда ты, черт побери, знаешь! — орет он еще громче. — Скажи мне, откуда! — Серые глаза горят, и так много эмоций мелькают на лице. Но самая заметная из них — страх. — Да пошло все к дьяволу! — рявкает Кристиан и вскидывает руки в жесте поражения.
Разворачивается на пятках и, схватив на ходу пиджак, выскакивает в холл. Его шаги гулко стучат по паркету, и он исчезает через двойные двери в фойе, с силой захлопнув их за собой, отчего я снова подпрыгиваю.
Я одна в тишине — в неподвижной, безмолвной, пустой огромной гостиной. Непроизвольно вздрагиваю, немо глядя на закрытые двери. Он ушел от меня. Проклятье! Его реакция даже хуже, чем я могла представить. Отодвигаю тарелку и, сложив руки на столе, опускаю на них голову и даю волю слезам.
— Ана, дорогая. — Рядом со мной возникает миссис Джонс.
Быстро выпрямляюсь, смахнув слезы с лица.
— Я слышала. Мне очень жаль, — мягко говорит она. — Хотите травяного чаю или еще чего-нибудь?
— Я бы хотела бокал белого вина.
Миссис Джонс долю секунды медлит, и я вспоминаю про Комочка. Теперь мне нельзя алкоголь. Или можно? Надо изучить список предписаний и запретов, который дала мне доктор Грин.
— Я принесу.
— Вообще-то, пожалуй, лучше выпью чаю. — Я вытираю нос. Миссис Джонс по-доброму мне улыбается.
— Чашка чая — это прекрасно.
Она собирает тарелки и идет в кухонную зону. Я плетусь следом и усаживаюсь на табурет, наблюдая, как она готовит мне чай.
Миссис Джонс ставит передо мной исходящую паром кружку.
— Может, вам дать что-нибудь еще, Ана?
— Нет, больше ничего, спасибо.
— Вы уверены? Вы почти ничего не ели.
Я смотрю на нее.
— Как-то не хочется.
— Ана, вы должны есть. Вы теперь не одна. Пожалуйста, позвольте мне соорудить для вас что-нибудь. Чего бы вы хотели? — Она взирает на меня с надеждой. Но я правда не могу ни на что смотреть.
Мой муж только что ушел от меня, потому что я беременна. Мой отец попал в серьезную аварию, и еще этот подонок Джек Хайд пытается обвинить меня в сексуальных домогательствах. Вдруг возникает неконтролируемая смешливость. Видишь, что ты сделал со мной, Маленький Комочек? Я глажу себя по животу.
Миссис Джонс снисходительно улыбается мне.
— Вы знаете, какой у вас срок? — мягко спрашивает она.
— Совсем небольшой. Четыре или пять недель, врач не уверена.
— Если не будете есть, то, по крайней мере, вам следует отдохнуть.
Я киваю и, взяв чай, направляюсь в библиотеку. Это мое убежище. Вытаскиваю из сумочки «блэкберри» и раздумываю, не позвонить ли Кристиану. Знаю, для него это шок, но его реакция уж слишком резкая. А когда она не бывает такой? Мое подсознание выгибает идеально выщипанную бровь. Я вздыхаю. Пятьдесят Оттенков переменчивости.
— Да, это твой папочка, Маленький Комочек. Будем надеяться, он остынет и скоро вернется.
Вытаскиваю листок со списком предписаний и запретов и сажусь читать.
Не могу сосредоточиться. Кристиан никогда не уходил от меня вот так. Последние дни он был таким внимательным и добрым. Таким любящим, а теперь… А вдруг он никогда не вернется? Черт! Может, следует позвонить Флинну? Я не знаю, что делать. Я в растерянности. Он такой ранимый во многих отношениях, и я знала, что он плохо воспримет эту новость. В выходные он был таким милым. Многие обстоятельства он был не в состоянии контролировать, но все же он прекрасно справился. Однако эта новость выбила почву у него из-под ног.
С тех пор как я познакомилась с ним, моя жизнь была сложной. В нем ли дело? Или в нас обоих? Предположим, он не справится с этим? Предположим, потребует развода? Желчь подкатывает к горлу. Нет. Я не должна так думать. Он вернется. Вернется. Я знаю, что вернется. Знаю, что, несмотря на весь его гнев и резкие слова, он любит меня… да. И Маленького Комочка тоже будет любить.
Откинувшись на спинку кресла, я засыпаю.
Просыпаюсь от того, что мне холодно, и не сразу соображаю, где я. Ежась, смотрю на часы: одиннадцать вечера. Ах да… ты. Я глажу себя по животу. Где же Кристиан? Вернулся ли? Поднимаю из кресла затекшие члены и иду на поиски мужа.
Пять минут спустя сознаю, что его нет дома. Надеюсь, с ним ничего не случилось. Наваливаются воспоминания о долгом ожидании, когда пропал «Чарли Танго».
Нет, нет, нет. Прекрати так думать. Возможно, он пошел… куда? К кому он мог пойти? К Элиоту? Или, может, к Флинну? Надеюсь, что так. Я отыскиваю в библиотеке свой «блэкберри» и пишу ему: «Где ты?»
Я наполняю себе ванну — меня знобит.
Его все еще нет, когда я, переодевшись в атласную ночную рубашку в стиле тридцатых годов и халат, иду в гостиную. По дороге заглядываю в свободную спальню. Быть может, это будет комната Маленького Комочка. Я потрясена этой мыслью и останавливаюсь в дверях, размышляя над новой реальностью. Интересно, мы покрасим ее в голубой или розовый? Эта приятная мысль омрачена тем, что мой блудный муж так ужасно зол на меня. Схватив с кровати стеганое одеяло, я направляюсь в гостиную ждать его.
Что-то меня будит. Какой-то звук.
— Черт!
Это Кристиан в фойе. Я снова слышу, как скрежещет стол по полу.
— Черт! — повторяет он, глуше на этот раз.
Выпрямляюсь и вижу, как он, пошатываясь, входит через двойные двери. Он пьян. Мне делается не по себе. О боже, пьяный Кристиан? Я знаю, как он ненавидит пьяниц. Вскакиваю и бегу к нему.
— Кристиан, ты в порядке?
Он прислоняется к дверному косяку.
— Миссис Грей, — невнятно бормочет он.
Черт. Он сильно пьян. Я не знаю, что делать.
— Ох… ты просто классно выглядишь, Анастейша.
— Где ты был?
Он прикладывает пальцы к губам и криво улыбается мне.
— Ш-ш!
— Мне кажется, тебе лучше лечь в постель.
— С тобой… — Он сдавленно хихикает.
Хихикает! Хмурясь, я мягко обхватываю его за талию, потому что он с трудом держится на ногах, не говоря уж о том, чтобы идти. Где же он был? И как попал домой?
— Давай я помогу тебе лечь. Обопрись на меня.
— Ты очень красивая, Ана. — Он опирается на меня и нюхает мои волосы, чуть не свалив нас обоих.
— Кристиан, пошли. Я уложу тебя в постель.
— Ладно, — говорит он, словно пытаясь сосредоточиться.
Мы, пошатываясь, идем по коридору и наконец добираемся до спальни.
— Кровать, — говорит он, ухмыляясь.
— Да, кровать. — Я подвожу его к краю, но он держит меня.
— Присоединяйся ко мне, — говорит он.
— Кристиан, думаю, тебе надо поспать.
— Вот так это и начинается. Я об этом слышал.
Я хмурюсь.
— О чем?
— Дети означают конец сексу.
— Уверена, что это не так. Иначе во всех семьях было бы только по одному ребенку.
Он с нежностью смотрит на меня.
— Ты смешная.
— А ты пьяный.
— Да. — Он улыбается, но улыбка его меняется, когда он думает об этом, и затравленное выражение мелькает на лице. Взгляд, от которого меня до костей пробирает озноб.
— Ну же, Кристиан, — мягко говорю я. Ненавижу это его выражение. Оно говорит об ужасных, кошмарных воспоминаниях, которых не должно быть ни у одного ребенка. — Давай уложим тебя в постель. — Я мягко подталкиваю его, и он плюхается на кровать, раскидывает руки и ноги и ухмыляется мне. Затравленный взгляд исчезает.
— Иди ко мне, — невнятно бормочет он.
— Сначала давай тебя разденем.
Он широко пьяно ухмыляется.
— Вот это другой разговор.
Ну и ну. Пьяный Кристиан милый и игривый. Таким он мне нравится куда больше, чем злой.
— Сядь. Дай мне снять с тебя пиджак.
— Комната кружится.
Черт… его что, стошнит?
— Кристиан, сядь!
Он глупо ухмыляется мне.
— Миссис Грей, а вы, оказывается, командирша…
— Да. Сядь, тебе говорят. — Я упираю руки в бока. Он опять ухмыляется, с трудом приподнимается на локтях, затем садится так неуклюже, так несвойственно Кристиану. Прежде чем он снова плюхается на спину, я хватаю его за галстук и стаскиваю серый пиджак.
— От тебя хорошо пахнет.
— А от тебя — крепким спиртным.
— Ага… бур… бон. — Он произносит слово так старательно, что я с трудом удерживаюсь от смеха. Бросив пиджак на пол рядом, берусь за галстук. Он кладет руки мне на бедра.
— Мне нравится, как эта ткань облегает тебя, Ана… стейша, — бормочет он. — Ты всегда должна быть в атласе или шелке. — Проводит вверх-вниз по моим бедрам, затем дергает меня на себя и прижимается ртом к животу. — А здесь у нас незваный гость.
Я перестаю дышать. О господи. Он разговаривает с Комочком.
— Ты не будешь давать мне спать, так ведь? — говорит он моему животу.
Да-а. Кристиан смотрит на меня сквозь длинные черные ресницы, серые глаза мутные и тусклые. Мое сердце сжимается.
— Ты предпочтешь мне его, — печально говорит он.
— Кристиан, ты сам не понимаешь, что говоришь. Не глупи, я никого никому не предпочту. И это может быть она.
Он хмурится.
— Она… боже. — Он плюхается спиной на кровать и прикрывает глаза рукой.
Мне удалось расслабить ему галстук. Я развязываю шнурки и стаскиваю туфлю и носок вначале с одной ноги, потом — с другой. Когда встаю, то вижу, почему не встретила сопротивления — Кристиан полностью отключился. Он крепко спит и тихо похрапывает.
Я смотрю на него. Он непозволительно красив, даже пьяный и храпящий. Его скульптурные губы приоткрыты, одна рука над головой, волосы взъерошены, лицо расслаблено. Он выглядит молодым — да он и есть молодой; мой молодой, пьяный, несчастный муж. Эта мысль камнем ложится мне на сердце.
Что ж, по крайней мере, он дома. Интересно, где был. Не уверена, что у меня еще есть энергия и силы передвигать его или раздевать дальше. К тому же он поверх покрывала. Вернувшись в гостиную, беру стеганое одеяло, которым укутывалась, и приношу его в спальню.
Он по-прежнему спит, все еще в галстуке и ремне. Я забираюсь на кровать с ним рядом, снимаю с него галстук и мягко расстегиваю верхнюю пуговицу рубашки. Он бормочет что-то нечленораздельное, но не просыпается. Я осторожно расстегиваю ремень и тащу его сквозь петли на поясе. С некоторыми трудностями, но мне все же удается его вытащить. Рубашка вылезла из брюк, открывая дорожку волос на животе. Я не могу устоять. Наклоняюсь и целую его туда. Он шевелится, приподнимается, но не просыпается.
Я выпрямляюсь и снова смотрю на него. Ох, мои Пятьдесят Оттенков… что мне с тобой делать? Я пропускаю его волосы сквозь пальцы, они такие мягкие. Потом целую в висок.
— Я люблю тебя, Кристиан. Даже если ты пьяный и шлялся бог знает где, я все равно люблю тебя. Всегда буду любить.
— М-м-м-м, — бормочет он. Я еще раз целую мужа в висок, затем слезаю с кровати и накрываю его стеганым одеялом. Я могу спать рядом с ним поперек кровати. Да, так и сделаю.
Но сначала надо привести в порядок его одежду. Я качаю головой и подбираю носки и галстук, потом вешаю пиджак на руку. При этом его «блэкберри» падает на пол. Я подбираю и нечаянно разблокирую. Он открывается на списке эсэмэс. Я вижу свою эсэмэску, а над ней — еще одну.
Черт. Все у меня внутри холодеет.
Приятно было повидаться. Теперь я понимаю. Не бойся, ты будешь прекрасным отцом.
Это от нее. От миссис Элены Педофилки Робинсон.
Проклятье. Так вот где он был. Встречался с ней.
Глава 21
Я ошеломленно смотрю на эсэмэс, затем поднимаю глаза на своего спящего мужа. Он болтался где-то до полвторого ночи, пил — с ней! А теперь тихо похрапывает, как ни в чем не бывало, в пьяном забытьи. И выглядит таким невинным и безмятежным.
О нет, нет, нет! Ноги подкашиваются, и я медленно опускаюсь на стул рядом с кроватью, не в силах поверить в то, что только что узнала. Предательство, горькое и унизительное, пронзает меня. Как он мог? Как мог пойти к ней? Обжигающие злые слезы текут по моим щекам. Его ярость и страх, его потребность накричать на меня, выместить на мне свою злость я могу понять и простить. Но это… это предательство — это уж слишком. Я подтягиваю колени к груди и обнимаю их руками, защищая себя и защищая своего Комочка. Покачиваюсь взад-вперед и тихо плачу.
А чего я ждала? Слишком быстро выскочила за него замуж. Я знала… знала, что до этого дойдет. Почему? Почему? Почему? Как он мог так со мной поступить? Он же знает мои чувства к этой женщине. Как он мог побежать к ней? Как? В моем сердце медленно и болезненно глубоко поворачивается нож, разрезая меня на части. Неужели так будет всегда?
Сквозь слезы его распростертая фигура расплывается и мерцает. Ох, Кристиан. Я вышла за него замуж, потому что люблю его и в глубине души знаю, что и он любит меня. Знаю, что любит. Мне вспоминается его невозможно милый подарок на день рождения. «За все наши „впервые“ в твой первый день рождения в качестве моей возлюбленной жены. Я люблю тебя. К.».
Нет, нет, нет, я не могу поверить, что вот так вот будет всегда, два шага вперед, три назад! Но с ним так всегда и было. После каждого отступления, после каждой неудачи мы продвигаемся вперед дюйм за дюймом. Он придет в себя… непременно. А я? Оправлюсь ли я от этого… этого предательства? Я думаю о том, каким он был в этот последний, ужасный и чудесный уикенд. Его тихая сила и поддержка, пока мой отец лежал в коме в отделении интенсивной терапии… его сюрприз на мой день рождения, когда он собрал всех родных и друзей вместе… как он опрокинул меня перед «Хитманом» и поцеловал на виду у всех. Ох, Кристиан, ты злоупотребляешь всем моим доверием, всей моей верой… а я люблю тебя.
Но теперь я не одна. Я кладу ладонь на живот. Нет, я не позволю поступать так со мной и нашим Комочком. Доктор Флинн сказал, я должна верить ему — что ж, не в этот раз. Я смахиваю слезы с глаз и вытираю нос тыльной стороной ладони.
Кристиан шевелится и переворачивается, подтягивает ноги с края кровати и сворачивается под одеялом. Он вытягивает руку, словно ища чего-то, потом ворчит и хмурится, но снова засыпает с вытянутой рукой.
Ох, Пятьдесят Оттенков. Что же мне с тобой делать? И что, скажите на милость, ты делал с этой педофилкой миссис Робинсон? Я должна знать.
Я снова смотрю на проклятый текст и быстро придумываю план. Сделав глубокий вдох, я пересылаю сообщение на свой «блэкберри». Дело сделано. Быстро просматриваю другие недавние сообщения, но там лишь послания от Элиота, Андреа, Рос и меня. Ничего от Элены. Что ж, это хорошо. Выхожу из программы, испытывая облегчение, что он не писал ей, и мое сердце подскакивает к горлу. О боже. Фоновые картинки на его телефоне — сплошь мои фотографии, калейдоскоп крошечных Анастейш в различных позах — наш медовый месяц, недавний уикенд на яхте, в Аспене, и несколько снимков, сделанных Хосе. Когда он это сделал? Должно быть, недавно.
Я замечаю иконку электронной почты, и у меня возникает сильный соблазн… Я могу прочитать переписку Кристиана. Посмотреть, разговаривал ли он с ней. Но стоит ли? Затянутая в нефритово-зеленый шелк, моя внутренняя богиня настойчиво кивает, угрюмо сжав рот. Не успев остановить себя, я вторгаюсь в его личную жизнь.
Сотни и сотни мейлов. Я быстро просматриваю их, все они кажутся смертельно скучными… по большей части от Рос, Андреа, от меня и различных сотрудников его компании. От педофилки — ничего. И, к моему облегчению, от Лейлы — тоже.
Один мейл привлекает мое внимание. Он от Барни Салливана, сотрудника службы безопасности Кристиана, и тема послания — «Джек Хайд». Я бросаю виноватый взгляд на Кристиана, но он по-прежнему тихо похрапывает. Никогда не слышала, чтобы он храпел. Я открываю письмо.
От кого: Барни Салливан
Тема: Джек Хайд
Дата: 13 сентября 2011 г., 14:09
Кому: Кристиан Грей
Нами установлено, что белый вэн приехал с Саус-Ирвинг-стрит. Никаких других следов обнаружить не удалось, следовательно, Хайд, вероятно, обосновался в том районе.