Муза киберпанка Бояндин Константин
— Думаю, как Нине объяснить, кто ты такая, — честно признался Василий. Муза хмыкнула.
— Я же сказала: в чужую жизнь не лезу. Сам думай, что сказать. Или ты думаешь, что я подсматриваю?! — глаза Музы неожиданно наполнились слезами. — Скотина! — и убежала на кухню.
Василий пошёл следом. Муза стояла, с полотенцем в руках, и мрачно смотрела в окно.
— Будешь ещё гадости думать, сама уйду! Понял?
Не уйдёт, подумал Василий, сам не зная, почему. Не уйдёт. Может грозиться, но не уйдёт.
— Ещё как уйду, — возразила Муза. — Меня надо почитать, ясно? Беречь надо! Я на кухне буду, — неожиданно сообщила она, усевшись на стул. Глаза уже были сухими. — Тебе не жалко кухни?
— Н-н-не понял, — растерялся Василий. И снова получил по шее, не успел даже заметить, как Муза вскочила на ноги.
— Слушай, не зли меня! Я на кухне буду жить. Уступишь Музе кухню?
— Уступлю. — Василий ошарашенно потёр шею. — Живи, сколько хочешь.
— Вот умница! — Муза бросилась и обняла его. — Без рук! Вот и буду здесь жить. Если не хочешь, чтобы я ваши с ней мысли слушала, не заходи на кухню, и всё. Давай-давай, заваривай чай! Уже второй вечер тут, а ты ещё и строчки не написал!
— Я сошёл с ума, — пробормотал Василий, протискиваясь к столу. Нет, ну это же надо быть такой толстой!
Муза так и сидела, глядя в окно. То ли не услышала, о чём он подумал, то ли предпочла притвориться, что не слышит.
Он сидел перед листами бумаги, она сидела рядом. Оба пили чай — за окном уже стемнело, а дождь продолжал свой перестук.
— Как же с тобой быть, — подумала Муза вслух. — Надо же тебе сначала руку набить… голова на месте, просто мусора полно. Ладно, — вздохнула она. — Начнём с диссертации. Ну, то есть, вначале со статей.
Василий чуть не подавился чаем.
— Бумагу не пачкать! — строго приказала Муза. — Ты ведь хочешь учёным стать? Ну ладно мне притворяться! Хочешь — станешь. Ты работай, а уж с языком я тебе помогу. Статьи будут — не оторваться! Мигом кандидатскую напишешь!
— А потом?
— А потом писать будем, — удивилась Муза. — Ну, ты будешь писать. А я вдохновлять. Халтурить не дам!
— Слушай, так ты настоящая? — в который раз спросил Василий. Странно, но Муза улыбнулась.
— Сам решай. Всё, сядь и думай. Просто посиди и подумай, как будешь готовить статью. Меня нет, — и исчезла.
Василий вскочил на ноги. И Муза снова проявилась, во плоти.
— Я не уйду, — пообещала она почти что ласково. — И не подглядываю. Пойду с дождём поговорю пока.
И тут в дверь позвонили. Муза кивнула — иди, мол — и удалилась на кухню.
В дверях стояла Нина. Мокрая, но довольная!
— Какой дождь! — Она чмокнула Василия в щёку. — Так и думала, что не спишь. Впустишь?
— Конечно! — Василий не успел даже придумать, что же он скажет.
— Умничка! — Нина сбросила промокшую куртку, туфли, носки и убежала в ванную.
— Принеси мой халат! — попросила сквозь шум воды. — Я замёрзла, ужас!
Василий пошёл за халатом, замер на дороге. Муза так и сидела на кухне — спиной к нему. Глядела в окно, в полумраке — свет выключен. Чёрт…
— Ты там не уснул? — окликнула Нина. — Ой, как классно, горячий душ! Прелесть!
Он протянул халат — Нина забрала его, и уже через десять секунд вышла сама.
— Как вкусно пахнет! — поразилась, и побежала на кухню. Василий обомлел. Нина включила чайник, уселась на стул. Рядом с тем, на котором сидела Муза — так и сидит, так и смотрит в окно. И похоже, Нина её не замечает. — Это ты приготовил? Для меня? Умница!
— Н-н-ну…
— Есть хочу! — сообщила Нина, поцеловав его. — А у меня дома мама сидит, злая-презлая, и воды горячей нет. Ужас!
Суровая проза жизни, подумал Василий, но обидеться не получилось. Муза повернулась, повертела пальцем у виска, явно по поводу Василия, и… исчезла.
— Я к тебе пришла, — пояснила Нина, и Василий в который уже раз поразился, какая она красивая… особенно после душа. Стройная, глаз не отвести, а какой взгляд… — А ты что подумал? Прибрался, молодец! Сам есть будешь?
— Я уже поужинал. — Василий мельком посмотрел на часы. Ого. Опять уже за полночь. — Так что у тебя дома случилось?
— Лесопилка, — махнула рукой Нина. — Она ж у меня учительница. Приличной девушке нужна приличная работа, и вообще мужчина должен работать, а не женщина…
— Нина. — Василий встал, ощущая, что смелости вот-вот не хватит. — Я как раз хотел сказать.
— Слушаю? — Она отложила вилку и посмотрела ему в лицо.
— Выходи за меня замуж.
Она поморгала. Явно не верит тому, что услышала.
— Я взялся за научную работу. — Василий чувствовал, что молчать нельзя. — Защищу кандидатскую. И напишу книгу. И она станет бестселлером.
Нина поднялась, не отводя взгляда. На какой-то миг Василию показалось — сейчас уйдёт, насовсем.
— Ты серьёзно? — она подошла вплотную. — Серьёзно… — удивилась, и обняла Василия. И долго так стояла.
— Выйдешь? — переспросил тот, когда она отпустила его. Нина поморгала и кивнула.
— Выйду, — подтвердила на словах. — Ужас, на кого я похожа! Я сейчас!
И снова убежала в ванную. Василий стоял, и сам не верил в то, что только что случилось. Чтобы он сам, да осмелился сказать…
Муза? Ты где? Я не подслушиваю, припомнил он. Уйти с кухни. Вдруг ей не по душе то, что она увидела. А вдруг уйдёт?
Близкая молния. И снова удар грома. Зевс-Громовержец, вспомнил Василий, и устыдился. Забрал чашки и пошёл с ними в комнату.
6. Решение
— Ну-ка, подъём, — услышал он от Музы. Музы??
Василий уселся. Один. Ой, что было вчера… сказочный вечер. Во всех смыслах! И никогда они ещё столько не говорили, но когда ушла Нина?
— Работать пора, — напомнила Муза строго. — И есть пора! Я у тебя тут отощаю!
Василий рассмеялся, злость сразу куда-то пропала. Записка лежит на столе, почерк Нины. «Убежала на работу, позвони мне как проснёшься!» Он положил записку на стол, и понял, что, простите, не вполне одет. Точнее, совсем не одет.
— Неплохо сохранился, — заметила Муза. — Кому-то очень повезло! Ой, да не смотрю я. Прямо я мужчин не видела!
Так-так-так… Василий мысленно плюнул и, одеваясь при помощи одной руки, другой поднял телефон.
Трубку не берут. Да что за…
— Завтрак! — позвала Муза. Ладно. Ну мало ли почему не берёт! Не все же носят с собой телефон в, простите, туалет. Или ещё куда.
— Это ты устроила? — поинтересовался Василий, и было отчего-то весело. Хотя мысли, пара мыслей, вертелись в голове, и немного беспокоили.
— Я? — Муза поправила очки. — По-моему, ты сам всё устроил. А что было-то?
— А ты не знаешь?
— Я же сказала, что не лезу в чужую жизнь!
Они оба смотрели друг другу в глаза, и Муза рассмеялась. Чуть чаем не поперхнулась.
— Ну совсем немного услышала!
Василий смотрел в её глаза, улыбаясь.
— Не я, не я, — добавила Муза. — Сестрицы мои, Мойры. Слышал про таких?
— Чёрт-те что. — Василий потряс головой. — Ты что, специально голову морочишь?
Он думал, Муза обидится. Но она только вздохнула и чашку на стол поставила.
— Вот так вы всегда. Вам добро делаешь, а в ответ что?
— Извини, — смутился Василий. — Она тебя не заметила?
— А зачем ей? Ко мне сразу ревновать начинают, устала уже. Не видит она меня, и не надо пока. Так, мы от графика отстаём! Тебя сегодня в лаборатории ждут, на серьёзный разговор! А вечером сядем работать уже!
— Над чем? — Мысли упорно текли в одну сторону.
— Над статьёй. Всё? Наелся? Быстро одевайся — и на работу!
Скажешь кому, что Муза тобой командует как хочет — ведь засмеют!
— А ты?
— А у меня тоже дела есть. Или думаешь, тебе одному Муза помогает?
Василий даже опешил. И, по совести, нахлынуло что-то. Не то ревность, не то что ещё.
— Ох, намучаюсь с тобой! — признала Муза, подходя и поправляя ему галстук. — Ты что думаешь, я за всеми так присматриваю? Гордиться нужно!
Василий пришёл в себя.
— Горжусь! — признал он. Муза покивала.
— Ну, иди уже, — распорядилась она. — Время не ждёт.
Телефон по-прежнему не отвечал, но Василий не огорчался. Ощущал: не берёт, значит — есть причины. Уже у самого пешеходного перехода заметил давешнюю старуху, Афанасьевну.
— Как штык! — похвалила она его звучным басом. И опять курит «Беломор». Вот это здоровье! — Вот это я понимаю, дисциплина.
От этой похвалы стало ещё лучше на душе. В лабораторию Василий вошёл и понял — все женщины ошеломлены. И почти сразу же явился шеф.
— Василий Кондратьевич? — При посторонних всегда по имени-отчеству. Шеф рано облысел, а в сочетании с высоким ростом и белым халатом выглядит жутковато. — Зайдите в мой кабинет, пожалуйста.
Женщины переглянулись, но промолчали.
— Но помните, что заказы никто не отменял, — предупредил шеф. — Это наш основной источник доходов. Я заглянул в бухгалтерию, там вам отчего-то не начислили две последних премии, кое-что ещё. Я всё уладил.
У Василия чуть челюсть не отвисла.
— Не буду задерживать. — Шеф поднялся и Василий понял, что, по сути, шеф вовсе не зануда. Просто работа такая.
— …Ой, Вася, ты молодец! — Вера, Вера Ивановна, то есть, обняла его. И было жуть как приятно. — Правильно, тема перспективная, а ты так и сидишь под тягой, здоровье гробишь.
— А вы? — сам не зная, почему поинтересовался Василий. Раньше сидел, как пришибленный, как немой и глухой.
— А мне до пенсии четыре года, — охотно сообщила Вера. — А потом займусь, чем хочется. Деньги-то сами в колбе не заводятся! — Старая шутка, но в этот раз все посмеялись. Василий чувствовал: им гордятся. Единственный мужчина в лаборатории, а до вчерашнего вечера и не понять было — мужчина, или так, одно название.
Работалось на удивление споро. Всё прямо-таки летало, и день прошёл незаметно. Василий шёл домой, весело насвистывая, и вздрогнул, когда его поймали за руку на противоположной от института стороне улицы.
Нина.
— Привет! — чмокнула его в щёку. — Ой, я тоже такая счастливая! У меня папа послезавтра из Москвы прилетает. Самое время!
Василий на миг оробел. Папа у Нины бизнесмен. Не то чтобы сильно «крутой», но семья живёт не в нищете. И брат Нины, Василий припомнил, у её отца в конторе работает.
— Согласен, — кивнул он. — Мои всегда дома, но к ним ехать далеко.
— Слушай, что с тобой случилось? — Нина взяла его за руки. — Ты так изменился вчера. Такой решительный стал. Ты про книгу мне сказал, а я даже ни минутки не сомневалась! Ты правда хочешь написать?
— Да. Кальяненко сказал, обращаться за консультациями к нему.
— Кальяненко?! — Нина отступила на шаг. И захлопала в ладоши. — Я знала, я знала! Ты ведь отправил тот рассказ, да? И он его заметил! Умница ты моя!
И Василий смутился.
— Я сегодня занята, — сообщила Нина. — У нас гости, прости. Завтра приду. Ты когда писать успеваешь?
— Сам не знаю, — признался Василий. А что ещё сказать?
— Слушай, расскажи хоть что-нибудь! — не выдержал Василий, исполняя обязанности повара. — Нам же с тобой ещё долго работать.
— Не расскажу, — тут же ответила Муза. Она тихонько напевала что-то, очень мелодично и приятно, а с той стороны окна прыгали три синички и пели в ответ. И ведь вечер уже на носу! — Не мешай, они обидятся.
Ладно. Василий закончил готовить второе из трёх блюд, которое умел готовить, макароны по-флотски, и заварил чай. Муза чистюля, чашки должны быть сверкающе белыми, на столе — чтобы ни крошки, и всё такое.
— Спасибо! — Муза помахала птицам, и те, весело щебеча, унеслись прочь. — Ты же умный, да? Вот сам и пойми, почему не скажу.
— Ну… что есть любишь есть, что пить, какую музыку. Или у нас только рабочие отношения?
— Вот зануда! — возмутилась Муза, но тут же улыбнулась. — Прости, это я по привычке. Что я есть люблю, лучше не узнавай. Ты такого не купишь и не приготовишь. А слушать… — она соскочила со стула и убежала в комнату. — Иди сюда! — позвала Муза.
— Вот это, — она ловкими движениями снимала с полки коробки с дисками, — или выброси, или при мне не слушай, а то убью. — А ну, дай руку. Нет, только ладонь. Закрой глаза и помолчи.
…Василий едва устоял на ногах. Чёрт возьми, классная музыка! Звучала прямо в голове, и что-то смутно напоминала.
— Понял? Будешь покупать что-то ещё, сначала послушай. Сам поймёшь, люблю или нет.
Из сотни с лишним дисков на стеллаже она оставила только дюжину. Придирчивая!
— Конечно, — покивала Муза. — Или забыл, кто я? Этот мусор пусть другие слушают. Хочешь — слушай, но чтобы я не слышала. Ну что, готов работать?
И они сели работать. Как только Василий окончил с посудой и навёл на кухне порядок. Вот ведь, подумал, чуть не помянув снова чёрта, она тут живёт, а убираться должен я! И вновь устыдился. Стоило выйти из квартиры, и Муза казалась приятной, или не очень, выдумкой. А сейчас — ну ни капли не сомневался!
7. Рубикон
Дни понеслись один за другим. «Я не дам тебе лентяйничать», пообещала Муза и да, не позволяла. Василий не сразу привык к тому, что Муза исчезает, как только Нина переступает порог, и возвращается, как только он остаётся один. И никаких намёков, вопросов. Ничего такого. Действительно, не лезет в чужую жизнь.
Несколько раз, сидя по вечерам за столом, в компании с Музой, Василий незаметно щипал себя, побольнее. Не помогало. Муза никуда не пропадала. Сидела или ходила вокруг, иногда что-то напевала. Приятный голос, а слов не понять. Может, именно так звучит греческий? Ну, древнегреческий?
Визит к родителям состоялся. Собственно, не первый. Они с Ниной познакомились в ботаническом саду. Сад для ботаников, съязвила Вера Ивановна как-то раз, но Василия это не задела, даром что понимал — за спиной и его тут зовут «ботаником». Хотя вроде не за что, но не ругаться же с женщинами из своей лаборатории? Познакомились, как водится. случайно — Василий сидел и смотрел на изящно разбитый сад, цветник под открытым небом, а Нина проезжала мимо на велосипеде.
Так и началось. Уже третий год они так живут, встречаются — и родители, похоже, всё знают. Но не требуют «немедленно расписываться». Современные! Но особого восторга возможный зять-«ботаник» не вызывал, хотя вот было видно: человек не богатый, но не ради денег с их дочерью водится. Возможно, именно поэтому отец Нины относится к нему без особого восторга, но и без презрения. Ладно, дело житейское.
— Книга, значит? — Отец Нины посмотрел на Василия с удивлением. — Ну что же, Василий, давай тогда по-мужски, честно. Напишешь книгу — женитесь. Сколько писать собираешься?
— Год, — немедленно ответил Василий, сам не понимая, почему именно год.
— Договорились. — И будущий тесть, Семён Кондратьевич, пожал ему руку. И всё. Ни одного лишнего слова. Видимо, Нина уже поговорила с ними — не смотрели иронически, не усмехались, но видно было: не верят. Но раз дал слово…
Василий вернулся домой как в тумане, понимая, что только что перешёл Рубикон.
— Что такой смурной? — поинтересовалась Муза и улыбнулась, услышав историю. И зачем ей рассказал? Но уже рассказал.
— Вот, это по-мужски, — согласилась она. — Что переживаешь? Ты работай, работай. А я тебе помогу. Я сказала, будет бестселлер — значит, будет. Веришь Музе?
— Верю! — И Василий протянул ей руку. И Муза её пожала, улыбаясь. Ого, вот это сила!
— …Слушай. — Он заварил чай, это уже становилось ритуалом, и посмотрел на часы. Половина первого, скоро баиньки. — Вот скажи, почему ты ко мне пришла?
— А я с тобой давно, — пояснила Муза. — Урывками. Вы же все такие образованные, в сказки не верите. А ты поверил, раз позвонил.
— Понятно. А что потом? Ну, когда книгу напишу?
И получил по шее.
— «Потом» — суп с котом, — пояснила Муза на словах. — Ты у нас оракул, нет? Тогда и не говори о будущем, не лезь не в своё дело.
— Слушай, драться-то зачем? — Вскипеть, как в тот, первый раз, не получалось.
— Я не дерусь, я воспитываю. Вот с другими проще — им скажешь, они слышат. А у тебя всё сквозь уши пролетает.
Василий встал, и понял, что привязал себя к Музе. Своим сегодняшним обещанием. Напрочь привязал. Вот уйдёт она сейчас…
— Уйду когда-нибудь, — согласилась та. — Не ты один в меня веришь. А что испугался? Талант-то у тебя, я просто чуть-чуть помогаю. Не я же пишу, ты пишешь.
И Василий успокоился. Не полностью, но успокоился.
— Ты бессмертна, да? — поинтересовался он, и снова не понял, почему спросил.
— Пока в меня верят, — покивала Муза. — Ну ладно, уговорил. Но только один раз!
И стала другой. Совсем другой, очень-очень похожей на Нину. Но одета в эту, как её звали, тогу? Или как?
— От тоги слышу, — отозвалась Муза. — Тогу от пеплоса отличить не может! Учись давай, а то рассержусь!
— Красивая, — похвалил Василий, чувствуя, что да, в голове совсем нерабочие мысли появляются. Но хотелось, как ни странно именно восхищаться и смотреть, смотреть… Здорово быть вечно молодой! А сколько же ей лет, кстати?
— Сколько есть, все мои. — Муза вновь стала очкастой, толстой и веснушчатой. — Я что, старуха, по-твоему? Ну вот то-то!
Ходит сквозь стены, говорит с птицами, дождём и ветром… Ужас. Но ведь верится! Просто верится, и всё, и жить это не особо мешает!
— Раньше все такие были. — Муза сходила на кухню, и вернулась с новым чайником. — Просто верили, и всё. Мне повезло, я всем вам нужна, а вот родственники мои… ладно. — Она махнула рукой. — Выходим из графика! Садись давай, осталось совсем немного.
Писать рукой ужасно неудобно. Каждое утро Василий садился за компьютер, один на всех в лаборатории, и там уже набивал всё в электронный вид. Своего компьютера пока нет. Что уж говорить, ведь и квартиру родители разменяли, не сам заработал. Сам пока что на мебель да прочую обстановку зарабатывает.
— Да, ты прав, нужен компьютер. — Муза задумалась. — Не люблю я подарки делать без повода. В конце концов, я и так уже подарок. Но так мы с тобой долго провозимся.
— Слушай, так я же ещё и не начинал книгу! Всё статьи пишу!
— Вот, пора уже задуматься. Сейчас фантастику любят, с неё можно начать. Ты сам что любишь читать?
— Кальяненко, — признался Василий. — Дика ещё. Брэдбери, Азимова. Много кого.
Муза улыбнулась.
— Мечтатель. Кальяненко — это хорошо. Думай! Как придумаешь начало книги, так и приступим. Но чтобы своё было, интересное! Думай, у тебя всего год остался!
— Только начало? — не поверил своим ушам Василий. — А остальное?
Муза поправила очки. Зачем ей очки?
— Сам увидишь. Все по-разному творят, только глупости все одинаково спрашивают. Дописал? Умница, пора и спать уже!
Интересно, подумал отчего-то Василий, а она умывается? Ест и пьёт, сам видел, а всё остальное как?
— Приглашу в туалет как-нибудь, — рассмеялась Муза. Звонким голосом — такой у неё был, когда была в этом своём пеплосе. — Вот то-то! Как маленький, честное слово! Всё, спокойной ночи!
И ушла — сквозь шкаф, на кухню.
8. Афанасьевна
Василий впервые проснулся так рано. Или так поздно, как посмотреть — половина пятого, это как? Вовремя успел проснуться окончательно, прежде чем прошествовать на кухню в весьма, весьма лёгком наряде. Летом, пока не топят, холодно; с осени по весну — жарко. Сибирь, одним словом.
Музы не было. Ну нет и нет, дела у неё, мало ли. Василий подумал немного, не пойти ли назад, спать?
Особого восторга мысль не вызвала. На столе стопка бумаг — вчерашние труды, в лаборатории с тех пор всё изменилось. Правда, без периодического понукания Василий всё ещё лентяй и мечтатель, но кого ещё могло бы занести в нынешнюю науку?
Чаёв в доме развелось великое множество. Муза любит очень необычное, а синтезы в последнее время идут дорогие, а начислять что положено сотрудникам его лаборатории институт не забывает — вернее, шеф не забывает. Да и Нина вносит свой вклад, если можно так сказать. Так она и не заметила присутствия Музы.
Сегодня среда — сегодня придёт Нина. Шутки над «свиданиями по расписанию» не приедаются и, похоже, Нина невзначай как бы докладывает дома об успехах своего избранника, потому что при встрече вместо привычных уже шуток и многозначительных намёков, а то и пустого молчания «я тебя в упор не вижу» её родственники здороваются и вполне живо интересуются, как дела. И не возражают, что Нина три дня в неделю живёт с Василием, без положенных формальностей.
Как, как. В лаборатории — отлично, а во всём остальном… Месяц уже пролетел, с момента, как Муза впервые появилась в жизни Василия, а пишется только научное.
— Что у тебя сегодня? — Муза возникла без предупреждения. На этот раз — в весёленькой футболке, с мозаикой из осенних листьев, и драных джинсах. Откуда всё это берёт? Где переодевается? Ненужных вопросов всегда появляется тьма, но Муза уже не каждый раз ехидничает. — Встреча с шефом?
— Нет, ничего особенного, — подумал Василий. — Обычный рабочий день.
— Нет, не обычный, — возразила Муза. — Раз рано встал, значит, что-то будет. Ну, чего стоишь? Заботься обо мне!
— Вот спросить хотел. — Василий оглянулся, во время процесса заботы. — Нина хочет совсем сюда переехать.
— Поздравляю! — Муза сама серьёзность. — Рада за вас. А что?
— А мы с тобой?
Муза тяжело вздохнула. Ну не может, не может Василий представить, как будет сидеть на кухне и что-то там творить. Не может!
— Какой ты трудный, — покачала она головой, благосклонно принимая чашку с чаем и блюдечко с конфетами. Надо полагать, с зубами у неё тоже всё в порядке. — Я же сказала: в личную жизнь не лезу.
— Но…
И получил по шее. Во рука, прямо железная!
— Увидишь, — пояснила Муза на словах. — Ты бы лучше подумал, как нас с ней познакомить! Что, боишься? Ну ладно, не знакомь, тебе же хуже. Да! Так вот, точно тебе говорю: сегодня у тебя что-то будет. Чтобы дома был как штык!
Ещё бы он не был. Нина уж не забудет вытащить его из института и привести домой. Если надо, за ручку.
— Слушай! — Мысль была глупая, но язык ляпнул раньше. — А у тебя что, тоже начальство есть?
— Есть-есть. — Муза улыбнулась. — Тебе такое и не снилось. Сколько у тебя ещё статей на этой неделе?
— Две нужно окончить, — признался Василий.
— Окончим, — пообещала Муза. — Да, и будь другом, купи мне…
И перечислила, что. Отговорки уже не принимались — Муза отлично знает о его, Василия, бюджете. Как-то так само получилось.
Они шли домой. Через тот самый магазин, купить Музе чая и конфет. Конечно, Василий не говорил, что это Музе, потому что и Нина разбирается в конфетах. Правда, не налегает. И не удивляется, куда всё девается в её отсутствие — тут Василию приходится за Музу отдуваться. Мысленно.
Нина рассказывала про своих клиентов, ну, про детишек, с которыми занимается. Умеет же так рассказать, что не оторваться! Василий слушал, Нину вообще приятно слушать, обо всём рассказывает очень приятно, но…
Он чуть не споткнулся. Нина поддержала его, не прекращая рассказа, и не обратила внимания, куда смотрит Василий.
А смотрел он через дорогу. Там, на той самой автобусной остановке, в том самом плаще стояла та самая старуха. Афанасьевна, или как её там. А рядом стояла Муза! В той самой футболке и в тех самых джинсах! И говорила, не умолкая, а старуха слушала и благосклонно кивала, улыбаясь, с беломориной в уголке рта.
Василий оглянулся ещё раз. Всё так же стоят и говорят. Муза посмотрела в его сторону и едва заметно кивнула. И постучала пальцем себя по запястью. Время, значит. Что за чёрт! Так они со старухой знакомы? Или просто захотелось поговорить с кем-то, а старуха была поблизости?
Ничего не понимаю, подумал Василий, и понял, что ему задали вопрос, а он не обратил внимания.
— Что ужинать будем? — Нина улыбнулась, потеребила его за рукав. — Очнись! Всё, ты уже не на работе! Дома чтобы о работе не говорил! Что сегодня есть хочешь? Вон магазин, зайдём? А то у тебя опять одни макароны.
Макароны — это перебор. Муза уже успела пройтись по сидячему образу жизни и пригрозила, что если Василий начнёт толстеть, она ему такую диету устроит — не обрадуется. То есть обрадуется, но не диете.
9. Три кофейных зерна
Василий проснулся глубоко ночью — так показалось.
Нина спит рядом. Крепко спит, крепче Василия. Но всегда с краю ложится — «чтобы через тебя не лазить всю ночь». Впрочем, оба спокойно относятся к упоминанию физиологических действий, что тут такого. А вот дома у родителей всё исключительно экивоками.
Василий уселся. Ни в одном глазу! И бодрость в голове необычайная. Вот хоть садись и пиши! Допоздна писать не получается: Нина сказала категорически: или утро, или вечер мои! Наши с тобой! Иначе я дома ночую!
Вчера был вечер. Василий долго смотрел на спящую Нину. Смотрел бы и смотрел, не оторваться. Часы тускло сияли во мраке — половина третьего. Ого! Выспался за два неполных часа?!
Василий оделся — сам не понимая, что теперь делать. Взял тетрадь и авторучку, и, в конце концов зашёл на кухню.
Не удивился, обнаружив там Музу. Теперь она была в белой футболке с портретом Эньи. Сидела, смотрела на Луну и улыбалась. Прямо перед ней стояла чашка с чаем. Горячим! Но Василий готов был поклясться. что не слышал, как закипает чайник.
— Садись, — указала Муза, уступила хозяину квартиры его любимое место у окна. — Что-то пришло, да?
Пришло. Точно так. Правильное слово: именно пришло. Василий сел за стол, и… как провалился. Помнил только, что писал и писал, что пропадали со стола пустые чашки чая, и появлялись новые. И тепло было, и уютно, и ветер за окном что-то приятное шептал. Несколько раз Василий поднимал взгляд на Музу — та сидела, улыбалась, и изредка кивала — работай-работай, я не отвлекаю. Показалось, или она уже не такая толстая, как была?