Лето больших надежд Виггс Сьюзен

2

Оливия Беллами положила тисненое приглашение и улыбнулась через стол своей бабушке.

– Что за чудесная мысль, – сказала она. – Мои поздравления тебе и дедушке.

Нана медленно раскладывала на ярусном подносе сандвичи и печенье. Раз в месяц, что бы ни происходило в их жизни, бабушка и внучка устраивали чай в «Астор-Корт» в отеле «Сент-Регис» в центре города. Они делали это многие годы, с тех пор как Оливия была толстушкой, угрюмой двадцатилетней девушкой, нуждающейся во внимании. Даже теперь было что-то волнующее в том, чтобы вступить в роскошь стиля бю арт с его элегантной мебелью, пальмами в горшках и тихим бормотанием арфы.

Нана уложила ломтик огурца, украшенный тресковым муссом.

– Спасибо. Юбилей через три месяца, но я уже в восторге.

– Почему лагерь «Киога»? – спросила Оливия, вертя в руках чайное ситечко. Она не была там со времени последнего лета перед колледжем. Она считала, что ей удалось оставить все драмы и тревоги позади.

– Лагерь «Киога» – особое место для нас с Чарльзом. – Нана попробовала крохотный сандвич с трюфельным маслом. – Это место, где мы впервые встретились и поженились там, на застекленном балконе, на острове Спрюс посредине озера Уиллоу.

– Ты шутишь. Я этого не знала. Почему я этого не знала?

– Поверь мне, то, чего ты не знаешь о нашей семье, может занять целые тома. Мы с Чарльзом были обыкновенными Ромео и Джульеттой.

– Ты никогда не рассказывала мне эту историю. Нана, в чем дело?

– Ни в чем. Большинству молодых людей наплевать, как их бабушка и дедушка встретились и поженились. И их нельзя в этом винить.

– Мне есть дело прямо сейчас, – сказала Оливия. – Колись.

– Это было так давно и сейчас выглядит таким тривиальным. Видишь ли, мои родители – Гордоны – и семья Беллами происходили из двух разных миров. Я выросла в Авалоне и увидела большой город только после того, как вышла замуж. Родители твоего дедушки даже угрожали бойкотировать свадьбу. Они были решительно настроены на то, чтобы их единственный сын заключил достойный брак. В те дни это означало, что он должен найти кого-то с высоким социальным статусом. А не жениться на какой-то кэсткилзской девчонке из горного лагеря.

Оливия была поражена болью, промелькнувшей в глазах бабушки. Некоторые раны, похоже, никогда не залечиваются.

– Мне жаль, – сказала она.

Нана сделала над собой заметное усилие, чтобы улучшить свое настроение.

– В те времена было множество классовых предрассудков.

– И сейчас есть, – мягко сказала Оливия.

Нана закрыла глаза, и Оливия поняла, что ей лучше сменить тему, или она вынуждена будет пуститься в объяснения, что она имела в виду. Она с надеждой посмотрела на чайник.

– Он готов?

Они всегда заказывали большой чайник чая «Леди Грей», с лавандой и бергамотом. Бабушка Оливии кивнула и налила чаю.

– В любом случае, – сказала Нана, – тебе есть о чем думать, кроме моей древней истории. – Ее глаза сверкнули из-за шикарного черно-розового стакана, и на мгновение она показалась Оливии на несколько десятков лет моложе. – Однако это замечательная история. Я уверена, что ты услышишь ее этим летом. Надеюсь, что все приедут и останутся надолго. Мы с Чарльзом собираемся произнести наши клятвы на балконе, точно так же, как впервые сделали это. Мы собираемся повторить свадьбу, насколько это возможно.

– О, Нана, это… замечательная идея.

Глубоко в душе Оливия съежилась. Она была уверена, что идиллическая картинка, существующая в сознании бабушки, далека от реальности. Лагерь перестал функционировать девять лет назад и оставался заброшенным с тех пор, за ним кое-как присматривали два-три человека из персонала, которые следили, чтобы здания не обветшали окончательно. Некоторые из кузин Беллами и другие родственники проводили там вечеринки и отпуска, но Оливия опасалась, что лагерь превратился в руины. Ее бабушка с дедушкой будут разочарованы, когда увидят, что с ним стало, и пожалеют о своем решении провести здесь торжества по случаю своей золотой свадьбы.

– Ты знаешь, – сказала Оливия, стараясь быть дипломатичной, – некоторые из ваших друзей уже в годах. А, как я уже говорила, лагерь не приспособлен для кресел на колесиках. Люди наверняка с большей радостью пришли бы отметить юбилей в «Уолдорф-Астории» или, может быть, прямо здесь, в «Сент-Регис».

Джейн отхлебнула чаю.

– Мы с Чарльзом обсуждали это и решили сделать это ради нас. Как бы мы ни любили друзей и семью, наша золотая свадьба должна быть такой, какой мы хотим ее видеть. Такой была наша свадьба, и такой мы проведем ее через пятьдесят лет. Мы выбрали лагерь «Киога». Это способ отметить то, кем мы были в прошлом, и то, кем мы надеемся прожить остаток нашей жизни – счастливой парой. – Ее чашка зазвенела, и она поставила ее на блюдце. – Это будет наше прощание с лагерем.

– Что ты имеешь в виду?

– Празднование золотой свадьбы будет нашим последним мероприятием в лагере «Киога». После этого нам придется решить, что делать с этой собственностью.

Оливия нахмурилась:

– Нана? Я правильно тебя поняла?

– Да. Пришло время. Мы должны составить план будущего этого владения. Это сотня акров земли, и она находится во владении моей семьи с 1932 года. Мы надеялись, что сможем сохранить ее в семье для наших детей. – Она пристально посмотрела на Оливию. – Или для наших внуков. Ни в чем нельзя быть уверенным в этой жизни, но мы надеемся, что эта земля не будет продана тому, кто устроит здесь парковки и построит ряды ужасных безликих домов.

Оливия не знала, почему перспектива продажи лагеря так ее расстроила. Ей даже не нравилось это место. Ей нравилась сама идея лагеря. Отец Наны получил эту собственность во время Великой депрессии в качестве уплаты за долги и сам выстроил лагерь, назвал его «Киога», считая, что на алгонкинском[3] языке это означает «спокойствие», но позже он узнал, что это слово не имеет смысла. После того как лагерь был закрыт в 1997 году, никто из потомков Беллами не взял заботу о нем на себя.

Ее бабушка угостилась рожком, наполненным шоколадным муссом.

– Мы обсудим это после юбилея. Лучше все устроить и решить, чтобы никому не пришлось ломать голову над этой проблемой после того, как мы уйдем.

– Ненавижу, когда ты так говоришь. Тебе шестьдесят девять лет, и ты только что получила разряд в троеборье…

– Которого я бы никогда не добилась, если бы ты не тренировалась со мной. – Джейн развела руками и на мгновение задумалась. – Там произошло так много важных событий в моей жизни. Этот лагерь провел мою семью через Великую депрессию, он дал нам выжить. После того как мы с Чарльзом поженились и взяли на себя руководство лагерем, это место стало частью нас.

«Так типично для Наны, – думала Оливия. – Она всегда искала выход, даже если лучше было пустить все на самотек».

– Это все в будущем. – Нана снова оживилась, как будто перевернула страничку, распечатанную с веб-сайта Оливии. – Нам нужно обсудить дела. Я хочу, чтобы ты подготовила лагерь к нашему торжеству.

Оливия рассмеялась:

– Я не могу сделать этого, Нана.

– Глупости. В данный момент ты занимаешься экспертными исследованиями, дизайном и службами по поместьям, чтобы оптимизировать их маркетинговую цену.

– Все это означает, что я довожу дома до ума, – сказала Оливия.

Некоторые из дизайнеров возражали против этого определения, которому действительно не хватало определенной солидности. Это определение весьма относительно раскрывало суть работы Оливии. Она предоставляла услуги людям, которые желали показать свою неповторимость в лучшем свете. Оливия была мастером иллюзий. И художником обмана. Сделать собственность неотразимой было не так уж сложно и не стоило больших денег, эта работа часто включала элементы, которые у продавцов собственности уже были, их нужно было просто по-другому скомбинировать.

Она любила свою работу и хорошо ее делала, у нее была отличная репутация. В некоторых частях Манхэттена агенты не включали собственность в списки на продажу, не проконсультировавшись с Оливией Беллами из «Трансформэйшнз». С тех пор как Оливия завела свою фирму, она узнала, что с собственностью гораздо больше хлопот, чем с простым устройством цветочных горшков, покраской всего в белый цвет и установкой машинки для выпечки хлеба.

И тем не менее проект размера «Киога» был ей не по плечу.

– Ты говоришь о сотне акров пустыни, в полутора сотнях миль отсюда. Я не знаю, с чего начать.

– А я знаю. – Джейн подтолкнула к ней через стол старомодный фотоальбом в кожаном переплете. – Все представляют себе, что такое летний лагерь, даже если они в нем никогда не были. Все, что тебе нужно, – это воссоздать иллюзию. Вот несколько фотографий, сделанных за много лет, чтобы тебе было с чего начать.

Фотографии были по большей части классическими видами деревенских домишек на берегу озера в девственном лесу. Оливии пришлось признать, что в этом месте было что-то мирное и ностальгическое. Нана была права насчет иллюзии – или, может быть, это был обман. У Оливии было ужасное время в летнем лагере. Однако где-то на задворках ее сознания обитал идеальный летний уголок, свободный от ехидных детей, солнечных ожогов и комаров.

Ее воображение вдохновенно заработало, так всегда бывало, когда она видела собственность. Несмотря на свое нежелание браться за лагерь, она почти немедленно увидела, как его можно преобразить.

«Остановись», – сказала она себе.

– У меня не слишком хорошие воспоминания о проведенном там времени, – напомнила она бабушке.

– Я знаю, дорогая. Но теперь у тебя есть шанс укротить этих демонов и создать новые воспоминания.

Интересно, Оливия и не знала, что ее бабушка знала о ее страданиях. «Почему ты их не прекратила?» – хотелось спросить ей.

– Этот проект займет все лето. Я не уверена, что смогу уехать так надолго.

Нана подняла брови выше оправы своих очков.

– Почему?

Оливия не могла сдерживать больше свой восторг:

– Потому что я думаю, у меня есть причина остаться.

– Эта причина тот парень с дипломом Гарварда, который выглядит как Брэд Питт?

«Глубоко дыши, Оливия», – напомнила она себе.

– Я думаю, Рэнд Уитни собирается сделать мне предложение.

Нана сняла очки и положила их на стол.

– О, моя дорогая Оливия. – Она приложила салфетку к глазам.

Оливия была рада, что решилась сказать Нане. Кое-кто в ее семье отреагировал бы с большим скепсисом. Некоторые – и ее мать была в их числе – быстро напомнили бы ей, что к возрасту двадцати семи лет Оливия уже имела в запасе два несостоявшихся обручения.

Как будто она могла забыть об этом.

Она отодвинула эту неприятную мысль в сторону и добавила:

– Он продает свою квартиру в центре. Это мой последний проект. На самом деле мне нужно проверить последние штрихи сегодня вечером, потому что завтра ее выставляют на рынок. Когда он вернется домой из аэропорта, я буду ждать его там. Он был в Лос-Анджелесе всю неделю в западном офисе своей фирмы. Он сказал, что, когда вернется, сделает мне предложение.

– Предложение выйти за него.

– Полагаю, что так. – Оливия ощутила некоторую неловкость. Он ведь на самом деле не сказал этого.

– Так что хорошо, что он продает свою квартиру.

Оливия почувствовала, что улыбается.

– Он ищет местечко на Лонг-Айленде.

– О боже. Парень готов остепениться.

Улыбка Оливии стала шире.

– Так что ты понимаешь… мне нужно подумать о твоем предложении.

– Конечно, дорогая. – Нана жестом показала, чтобы им принесли счет, и этот жест заставил официанта в белых перчатках поторопиться. – Я надеюсь, что все у тебя сложится отлично.

Когда Оливия торопливо поднималась по ступеням в квартиру Рэнда рядом с Крамерси-парком, она чувствовала себя самой счастливой девушкой в мире. Она насладится привилегией посмотреть на свою до последней детали хорошо сделанную работу. Когда Рэндэл Уитни попросит ее выйти за него замуж, она будет в том месте, которое создала собственным воображением и тяжелым трудом. Так часто в подобных ситуациях джентльмены должны были создать соответствующее окружение, и как часто им это не удавалось.

«Но не в этот раз, – думала Оливия, наслаждаясь легким восторженным звоном в ушах. – На этот раз все будет так, как надо. Не так, как в другие разы». С Пайерсом помолвка была обречена с самого начала, Оливия отказывалась это признавать, пока не обнаружила его принимающим душ с другой девушкой. С Ричардом момент унижения она пережила, когда поймала его на том, что он крал деньги с ее кредитки. Две неудачи заставили ее сомневаться в собственных суждениях… до Рэнда. На этот раз все будет правильно.

Она открыла дверь, повернулась и представила себе, как будет выглядеть квартира глазами Рэнда. «Превосходно, вот как», – подумала она. Местечко было образцом современной роскоши в миниатюре: чистое, но не вылизанное (несмотря на то, что она буквально тряслась над каждой мелочью), обставленное со вкусом, но не декорированное (несмотря на то, что она с маниакальным упорством все спланировала).

В такси, возвращаясь из центра, Оливия снова и снова прокручивала в уме сценарий предстоящей встречи, пока у нее не закружилась голова от предвкушения. Меньше чем через час Рэнд войдет в дверь и вступит в свою идеальную квартиру. Он, конечно, не станет опускаться на одно колено, это не в его стиле. Вместо этого у него на лице возникнет его беспутная ухмылка, когда он потянется к своему пиджаку, чтобы вытащить сияющую черную коробочку с бриллиантовым логотипом Гарри Уинстона[4]. Рэнд был Уитни, в конце концов. Он был пижоном.

Заставляя себя двигаться с очаровательным достоинством, она задержалась у серванта и проверила бутылку шампанского в ведерке со льдом. Этикетку не нужно выставлять наружу. Любой опытный взгляд разглядит отметку «Дом Периньон» по одному силуэту бутылки.

Она бросила взгляд – полвзгляда – в зеркало над сервантом, которое она арендовала на антикварном складе. Зеркала были важной частью ее работы, она не изучала в них свое отражение, но создавала с их помощью свет, размеры и обстановку в комнате. Она только проверила – на секунду, не надо ли подправить помаду на губах. Все остальное было просто пустой тратой времени.

И в этот момент она заметила тень движения в зеркальном отражении. Не успев еще крикнуть, она схватила бутылку «Дом Периньон» за горлышко и замахнулась ею, готовая к бою.

– Я всегда хотел распить с тобой бутылку шипучки, дорогая, – сказал Фредди Дельгадо, – но, может быть, ты окажешь мне честь открыть эту бутылку.

Ее лучший друг, который вызывающе хорошо выглядел даже во взятом напрокат фартуке и с пыльной тряпкой в руках, прошел через комнату и отобрал у нее бутылку.

Она вырвала у него из рук бутылку и опустила обратно в ледяное ведерко.

– Что ты здесь делаешь?

– Просто заканчиваю работу. Я взял ключ в офисе и приехал прямо сюда.

Ее «офисом» был угол гостиной в ее квартирке, которая была еще дальше от центра города. У Фредди были собственные ключи от квартиры, но это был первый случай, когда он воспользовался своей привилегией. Он снял фартук. Под ним оказались рабочие штаны. Рабочие ботинки и узкая футболка с надписью «Спамалот»[5]. Его стильно подстриженные волосы были выкрашены под белые перья. Фредди был театральным дизайнером и страстно желал стать актером. Он также был одиночкой, хорошо говорил и одевался с исключительным вкусом. Достаточно причин для того, чтобы принять его за гея. Но он не гей. Он просто одинок.

– Я поняла. Ты снова потерял работу. – Она выдернула тряпку, торчавшую из его заднего кармана, и вытерла брызги воды от раскрошившегося льда.

– Откуда ты знаешь?

– Ты работаешь на меня. Ты работаешь на меня, только когда не подворачивается ничего лучше.

Осмотрев квартиру, она не могла не заметить, что он сделал выдающуюся работу, дополнив дизайн последними деталями. Он всегда это делал. Она подумала, изменится ли их дружба, когда она выйдет замуж. Рэнду никогда не нравился Фредди, и их чувства были взаимными. Она ненавидела мысль о том, что верность одному означала предательство по отношению к другому.

– В шоу, в котором я работаю, кончились деньги. Ненавижу, когда такое происходит.

Фредди был талантливым дизайнером одежды, но имел тенденцию наниматься на работу в шоу с малым или несуществующим финансированием и зачастую обнаруживал, что снова лишился работы. К счастью для Оливии, он был первоклассным строителем, маляром и вообще креативным во всем, за что бы ни брался.

– Между прочим, – сказал он, одаряя ее улыбкой. – Ты по-настоящему превзошла себя с этой квартирой. Она выглядит на миллион баксов.

– Между прочим на два миллиона, если быть точными.

Он присвистнул.

– Амбициозно. Упс, паутина.

Он подошел к встроенной полке для телевизора и вытер один из углов пыльной тряпкой.

– И снова упс, – добавил он. – Я чуть не пропустил это.

– Пропустил что?

– Коллекцию DVD.

Узкие коробочки были аккуратно выстроены на полке.

– Что такое? – спросила она.

– Ты, должно быть, шутишь. Ты никогда не продашь это место с «Мулен Руж» на полке.

– Эй, мне нравится это кино. И большинству людей тоже нравится это кино.

Фредди был киноманом. Он поглощал кино в невероятных количествах. Если что-то было записано на целлулоиде, Фредди это увидит и запомнит. Он быстро прошелся по полке с DVD, засунув в шкаф «Мулен Руж» вместе с «Призраком оперы» и «Готовым одеться».

– Это отстой, – сказал он. – Никто не захочет иметь дела с парнем, который смотрит подобную халтуру. – Он присел на корточки и посмотрел в коробку, где лежали остальные фильмы. – Ага. Это намного лучше.

– «Ночные сестры из Вегаса»? – спросила Оливия. – «Битва за пенис»? Ни в коем случае. Ты не можешь выставить диски с порнографией там, где люди могут их увидеть.

– Расслабься, – настаивал Фредди. – Это мелочи, но я скажу, что продавец – просто обычный парень, который не чванится. Кстати, почему ты встречаешься с парнем, который смотрит порно?

Эти диски были принесены с дипломной вечеринки, но Оливии не хотелось объяснять это Фредди. Она таинственно улыбнулась:

– А кто говорит, что Рэнд смотрит порно?

– Подожди минутку.

– Это я, – заявила она, – похоже это на меня или нет. В следующий раз, когда решишь заглянуть в платежную ведомость, проясни этот вопрос со мной.

– Ты скажешь «да». – Он сунул пыльную тряпку в задний карман. – Ты всегда говоришь «да». Это еще одна причина того, что я здесь.

– Не поняла.

Его привычная солнечная улыбка исчезла. Он посмотрел на Оливию искренними карими глазами и опустился перед ней на колено. Сунув руку в карман фартука, он вытащил маленькую черную коробочку.

– Оливия, я должен кое-что спросить у тебя.

– О, пожалуйста. Это шутка? – Она рассмеялась, но пристальность его взгляда встревожила ее.

– Я серьезен до смерти.

– Тогда вставай. Я не могу к тебе относиться серьезно, когда ты сидишь вот так на полу.

– Хорошо. Как скажешь. – Фредди глубоко вздохнул, встал и открыл коробочку. Внутри была пара серебряных сережек. С одной свисала буковка «Н», а с другой – буковка «О». – Дружеское напоминание о том, что ты мне отказала.

– Перестань, Фредди. – Она игриво толкнула его в бок. – У тебя были проблемы с Рэндом с первого дня. Я бы хотела, чтобы вы это преодолели.

– Я умоляю тебя. Всем сердцем. Не выходи за него. – Он драматично обнял ее. – Вместо этого выходи за меня.

– Ты безработный. – Она оттолкнула его.

– Нет уж. У меня лучший работодатель в городе – ты. А он опаздывает, не так ли? Мерзавец. Что это за мужчина, который опаздывает на собственную помолвку?

– Мужчина, который застрял в пробке из аэропорта. – Оливия подошла к окну и посмотрела вниз, на улицу, на авеню, настолько запруженную такси, что это напоминало желтую реку. – И никто больше не говорит «мерзавец». Не ругай его, Фредди.

– Прости, ты права. Плохой Фредди. Плохой. – Он сделал движение, словно бичевал себя. – Это просто потому, что я не хочу, чтобы тебе сделали больно.

Снова. Он не сказал этого вслух, но слово повисло в тишине между ними.

– Я в порядке. Рэнд нисколько не похож на… – Она боролась с эмоциональной бурей в душе. – Нет. Я не должна этого говорить. Я не хочу даже упоминать их.

Оливия вздрогнула. Проблема была в том, что она не могла убежать от собственной жизни. Факт состоял в том, что она уже была обручена и ее бросили два раза, и это стало такой же частью ее, как ее серые глаза и седьмой размер ноги[6]. В кругу ее друзей ее неудачи с мужчинами были чем-то, о чем принято шутить, как в старые добрые времена, когда они подшучивали над ее весом. И точно так же, как в старые добрые времена, Оливия смеялась вместе с ними, истекая кровью внутри.

– Умная девочка, – сказал Фредди. – Рэнд Уитни плох в своем роде, не так, как другие.

– О, ты становишься мелодраматичным.

– Он совсем не подходит тебе, солнышко.

– Знаешь что? – сказала она. – Мне это не нравится.

– Ты не можешь уволить меня. Ты меня не нанимала.