Дочка, не пиши! Шпиллер Катерина

Что-то происходит…

Прошло всего полгода после публикации в Интернете моей книги «Мама, не читай!». Я писала частную исповедь, отвечала на нанесенные мне публичные болезненные удары, клевету и откровенную злобную ложь, а книга, к моему великому удивлению, оказалась первой ласточкой в разговоре на общественно важную тему – об обожженных родительской нелюбовью детях. Вот почему до сих пор не утихают в виртуальной Сети ожесточенные споры сторонников и противников моего откровения. Вот почему мой мир поделился с недавних пор на мучителей в компании с их сторонниками и жертв этих мучителей, которые благодаря моей книге (о, неземная радость от собственной нужности!) впервые решили изменить свою жизнь, вдохновившись моим примером.

А начиналось все совсем не радужно. Самые первые отклики на мою книгу были ругательно-ханжескими и очень-очень агрессивными. Но по порядку…

Книга уже была написана, а я все металась: что с ней делать? Отправила в несколько издательств, откуда, естественно, не было ни ответа ни привета. Это нормально. Подобный электронный «самотек» в девяти случаях из десяти везде тут же отправляют в виртуальное мусорное ведро. Я попала в эту «девятку». Сказать, что я сильно удивилась? Нет. К тому же я все еще не была уверена, что хочу публикации книги. И даже если бы тогда пришел откуда-нибудь положительный ответ, я не убеждена, что тут же дала бы согласие на издание. Я ждала, все еще надеясь на какие-то телодвижения со стороны родни – не дружеские, наверное, но… неравнодушные, что ли… Наивная, глупая надежда! Но она жила во мне очень долго…

А родня тем временем продолжала свои отнюдь не дружественные акции, бросая камни в меня, обижая мою дочь и оскорбляя моего мужа. Последней каплей, которая на самом деле переполнила чашу моего терпения и окончательно смыла остатки глупой надежды, оказалась заметка одной некогда знакомой журналистки О.Б. в «Живом журнале» – ЖЖ (кто не знает, это такой дневниковый сайт в Интернете). Эта совершенно случайная находка окончательно вывела меня из себя. О.Б., дама преклонного возраста, в котором естественно заботиться о душе, а не разносить сплетни, сообщила всему свету, что я – негодяйка, поскольку так меня охарактеризовала Галина Щербакова, и в подтверждение этого ляпнула отвратительную ложь. Понимая, что источником лживой информации является моя мать, а автор дневника только повторила ее, я попыталась вразумить бывшую журналистку, написав ей о недопустимости распространения оскорбительной информации, полученной от одной из сторон семейного конфликта. О.Б. не захотела считаться с моим достоинством и оставила ложь в открытом доступе. Вскоре выяснились мотивы ее поведения, отнюдь не бескорыстные, но об этом (и о самой даме) несколько позже.

А тогда я окончательно поняла, что мою исповедь надо публиковать.

Итак, январь, 25 число. Я совершенно не знаю, где и как в Интернете размещают свои произведения начинающие писатели и графоманы, а потому тупо задаю в строке поиска: «литературные сайты». Google[1] любезно выкладывает всю имеющуюся у него информацию. И я, не особенно разбираясь, что там и как, но убедившись, что именно на этих сайтах публикуют свои труды и тусуются все те, кто решил, что умеет писать, развешиваю на них «Маму»… Развешиваю и успокаиваюсь в расчете услышать «эхо» не так уж скоро.

Это был конец истории моей жизни до «Мамы».

26 января день начинался, как обычно. Наша израильская зима – это слегка прохладное московское лето. Солнце все равно горячее и шпарит с утра до вечера. Позавтракав и обсудив предстоящие дела с мужем, я безо всяких предчувствий включила Интернет, чтобы посмотреть последние новости… О-па! Оказывается, к моей книге уже проявлен интерес. Есть в Рунете (это русскоязычная часть Всемирной паутины) самый главный графоманский сайт под названием «Самиздат» (СИ). Вот там и появились первые отклики на мою книгу. Сначала я даже не поняла, что авторам комментариев (как их там называют, «коммов») можно отвечать, и долго изучала все кнопки, чтобы понять, как это делается.

С этого дня и началась новейшая история моей жизни. Или, если хотите, биография, часть вторая. Вроде бы всего полгода, шесть месяцев, но каких! Такие месяцы порой стоят всей жизни. Так что же произошло со мной в этот короткий период?

Каркают первые ласточки

Напоминаю краткое содержание первой части моей жизни, описанной в книге «Мама, не читай!». Я росла в семье, состоящей из моих родителей и старшего брата по матери. В результате большой нелюбви ко мне со стороны матери и безучастного безразличия отца, а также развратных действий брата я с детства подхватила очень прилипчивую болезнь под названием хроническая депрессия. Болезнь дала осложнения в виде сломленной воли и разрушенной личной жизни. В качестве иллюстрации многолетнего тягостного состояния я поместила в книге свой реальный дневник, который вела в периоды усиления болезни. Я постаралась показать, как простая нелюбовь родителей к собственному ребенку может погубить его, растоптать его личность, загнать в тяжелую и плохо поддающуюся лечению болезнь и довести до суицида. Такая вот «веселенькая» история на фоне вселенского лицемерия матери. Кое-кого книга, однако, сильно разозлила, в чем я не преминула убедиться уже на следующий день после публикации. Волнуясь, можно сказать, трепеща (скоро эти чувства притупятся, а потом уйдут совсем, невозможно их испытывать каждый день и каждый час – а именно с такой частотой стали появляться новые комментарии к моей книге), я прочитала первые мнения читателей. Здесь и далее я буду цитировать комментарии к книге на сайте СИ (www.zhurnal.lib.ru). Я буду по возможности приводить тексты комментариев в исправленном виде, т. е. без многочисленных орфографических и синтаксических ошибок.

Азиат (ник изменен, так как сей гражданин ко всем своим многочисленным «достоинствам» еще и пишет, читать его сочинения нормальному человеку невозможно, потому и не хочу его рекламировать – из уважения к своему читателю):

Обязательно надо вывешивать семейное грязное белье на всеобщее обозрение? Еще все скелеты из шкафа вытащить осталось и все детские обиды, и подростковые комплексы. Ну, для того, чтобы все обсосали. А имя еще одной злобной твари, вылившей грязь на собственную старую мать, – Екатерина Шпиллер!!!

Злой гений:

Человек, который выбирает себе одежду в лондонских и парижских магазинах, занят тем, что проклинает свою раннюю юность, поминутно тыкая читателю в нос тем, что пьет вино в Риме, а ужинает в Венеции. Читать мерзко.

«Зачем он мучил себя, ежеминутно терпя от меня тычки в нос по поводу Рима и Венеции? – подумала я. – Жаль, правда, что я еще не была в Венеции и поэтому о ней не писала, но это так, мелочи. Главное, что в нос от меня он уже получил. Пустячок, а приятно!»

А еще меня стал мучить вопрос: что же это за «25-й кадр» у меня там в книге? Ведь я написала всего пару абзацев про Италию, максимум пару страничек про поездки вообще… Видно, глубоко запрятаны тайны литературного творчества. (Господи, творчество… Это я о себе?)

Надо все-таки посмотреть, что же это за сайт СИ. Оказалось, что в основном на нем пасутся графоманы-фэнтезийщики, т. е. пишущие в стиле фэнтези. Я, мягко скажем, не поклонница данного жанра. А после того как зашла на странички многих из «писателей», от слова «фэнтези» у меня, видимо, теперь до конца жизни будет выступать сыпь. А уж количество того, что они выдают на-гора в качестве своей работы, может повергнуть в шок любого человека, хоть капельку интересующегося литературой. Чтобы дать представление об этом увлечении взрослых теть и дядей, приведу всего лишь несколько первых попавшихся под руку заголовков этих сочинений: «Когда сила в твоей крови», «Магия крови», «Месть чародея», «Повелительница Тьмы», «Страна Алого Креста», «Предтечи Зверя», «Корпорация монстров» и т. д. и т. п. А уж сами тексты… Такое впечатление, что эти люди никогда не учились в школе, не бывали на уроках литературы, получали сплошные двойки по русскому языку, но с какого-то перепуга решили, что могут писать. Диагноз, увы, один-единственный и точный: графомания в тяжелой форме.

Теоретически, конечно, среди них может случайно затесаться и способный человек, ведь авторов там тысячи. Однако найти его не более вероятно, чем сорвать джекпот в лотерее. В этом графоманском сообществе сложились свои правила общения и поведения. Интерес к их «нетленкам» зафиксирован бесстрастным компьютером как исключительно взаимный. Поэтому старожилы сайта ревностно следят, чтобы никто не выбивался из общего ряда. Десяток комментариев к одному произведению считается обычной нормой. Те, у кого их сотня-другая, признаются лидерами. Успех прощается собратьями по перу только весьма ограниченный, например, высшим допускаемым достижением является бумажная публикация в какой-нибудь многотиражке или районке, на худой конец, в занюханном провинциальном сборнике. Все эти «успехи» скрупулезно фиксируются, собираются, тщательно суммируются и выносятся на всеобщее обозрение к пущей зависти коллег-графоманов.

Но в тот январский день 26-го числа я ничего этого еще не знала. Я лишь недоумевала. Во-первых, после публикации книги прошло меньше суток. Мой текст очень даже не маленький. Как кто-то успел его осилить? Это же надо было читать, не поднимая одного места от компьютерного кресла в течение целой рабочей смены. Но есть и во-вторых: ужасно обидным мне показалось то, что из 240 страниц текста была замечена всего одна тема: о шмотках. Вскоре я убедилась, что для определенной категории читателей шмотки до сих пор вызывают какой-то фрейдистски-болезненный интерес. Ну что ж, поговорим об этом.

«Шмоточники»

Итак, некоторых читателей (многие из них – «писатели») больше всего из моего текста взволновали проблемы шмоток (а также денег, золота, бриллиантов, хотя о них я и не писала). Похоже, остальное «шмоточников» не очень заинтересовало. Вот типичный пример.

Хи-хи:

Если это выдумка, то выдумано хуже, чем у Санаева в «Похороните меня за плинтусом». Там острее, и не так длинно. А если правда, то тоска берет от того, что бедному ребенку чуть ли не главным казалось в детстве то, что нет подходящих шмоток.

Анна:

Ботиночки ей не те купили. Не покрасивше. Да многие дети за старшими братьями и сестрами донашивали, кому-то и надеть было нечего, а эта дамочка с такими претензиями. Да каждый второй ребенок в нашей стране может с такими же претензиями к родителям – а вот у подруги кофточка покрасивше, «я, Вань, такую же хочу…»

Брунгильда:

Не те туфли купили, нужной кофточки не было, не провожали по вечерам из музыкальной школы… Понимаете, точно так же было у всех. И средний читатель вроде меня не понимает, чего же в этом такого страшного. Особенно люди нашего возраста. У меня тоже первые «настоящие» джинсы появились только в 25 лет, а в детстве я донашивала вещи за старшим братом, поэтому меня все время с мальчишкой путали. Правда, может, ваша проблема в том, что вы жили в Москве, а не в провинции, у вас у половины одноклассников была одежда, купленная через фарцовщиков, а у нас в классе – у одного-двух.

Ах, Брунгильда! Читатель, запомни это имя. Сия дама еще даст перцу, правда, в ответ тоже получит по полной программе, но персонаж этот – уморительный и показательный. Ее имя (ник) я изменила по той же причине, что и ник Азиата: не хочу делать рекламу графоманской писанине. В комментарии Брунгильды есть одно здравое зерно: она все же соображает, что есть некая разница между местом ее проживания и Москвой. В моей книге русским языком, черным по белому написано, что в Москве в конце 70-х уже были немножко иные представления, чем в провинции, о том, как должен выглядеть человек. Мои подруги были из самых обычных, небогатых семей, и все они (все!) были одеты значительно лучше меня. Я подчеркивала именно этот факт. Не заметили. Проигнорировали. Или «включили дурака».

Брунгильда:

Нужно более подробно описать, как жили другие московские дети, точнее, дети вашего окружения. Это же очень тонкая прослойка, чья жизнь практически неизвестна.

В отношении той же одежды. У нас в классе лучше всех одевалась девочка, чья мать работала проводницей на поезде дальнего следования и имела возможность покупать то, что «выбрасывали» в Москве. То есть если вас одевали так, как эту девочку, то одевали очень неплохо. Откуда же читателю (не москвичу) знать, как одевали ваших ровесниц и где им покупали одежду? Мои родители, например, и не прочь бы были воспользоваться любым блатом, но его просто не было.

Вот ведь чудеса какие! Я не знала, что мы с Брунгильдой жили настолько в разных странах… Не ее и не моя вина, конечно, однако, сдается мне, что дама лукавит: не может она не знать, что в Москве в магазинах тоже было шаром покати. И без приложения особых усилий, одеваясь «из магазина напротив» без очереди, блата и фарцовщиков, та же москвичка выглядела как чучело, то есть отвратительно и безвкусно.

И бросьте – о какой такой «тонкой прослойке» шла речь? Что за выдумки? Я училась в трех школах, и в двух из них большая часть класса – дети из рабочих семей, совершенно простые люди! Вам и об этой «прослойке» ничего не известно? Ну-ну, почитайте про советский рабочий класс – о нем написаны горы книг, сняты сотни фильмов. Или в провинции были свои книги, свои фильмы, не столичные?

К моему счастью, очень скоро среди читательских откликов появились и благожелательные. Нашлись и такие, которые сразу весьма убедительно поставили Брунгильду и К°. на место.

Reader:

«Откуда же читателю (не москвичу) знать, как одевали ваших ровесниц и где им покупали одежду?» (Брунгильда)

А из книги узнать. Там же написано – героиню одевали хуже всех одноклассниц и подруг. Вы что, доказательств требуете, как в суде? Автор как раз очень четко об этом поведала – словами девочки-одноклассницы. По-моему, достоверно. А как там было на самом деле, не знаю. Но недоверия книга не вызывает. Автор задала условия, нарисовала картинку, а главное (именно это и обеспечивает достоверность), передает все это через собственное восприятие – иногда здоровое, иногда болезненное. Именно откровенность придает правдоподобие всему описанию.

Мне кажется, ваши претензии, Брунгильда, проистекают от невнимательного чтения.

Почитав все это, я тоже не смогла остаться в стороне от беседы и сразу взяла быка за рога:

Автор:

Я вдруг поняла, что меня очень достало одно обстоятельство. Я пишу, как старший брат проявлял к маленькой девочке отнюдь не братское любопытство, а людей трясет от главки об одежке. Я пишу, как родители игнорировали болезнь девочки, которая мучилась головными болями, тошнотой и бессонницами, а почтенная публика видит лишь тему шмоток. Я пишу, как девочка стала шарахаться от всего мира, бояться обычной жизни из-за поведения своих родителей, а некоторые читатели негодуют по поводу моих воспоминаний о тряпье, в которое я была одета и из-за чего, разумеется, тоже страдала.

Некоторые пишут: а у меня было еще хуже! Ну и что с того? Вы думаете, мне от этого легче? А тем более – легче той девочке?

Отчего же некоторых так «заколбасило» именно на этой теме, напрочь заслонившей все остальное? Вот и скажите: кого из нас больше волнует это? Кто до невозможности зациклен на шмотках? В моем тексте сия тема одна из многих, в комментариях некоторых читателей она главная и основная, которая взволновала, задела, видимо, за живое. Так у кого это болит?

Но, как показало время, все оказалось бессмысленно – и слова Reader» а, и мои… «Шмоточная» тема продолжает волновать умы некоторых читателей больше всего на свете.

Тося Т. (имя изменено):

Вот кофточки не было, одежки в обычном магазине куплены, а не по блату – вот трагедия!

Людмила:

К сожалению, считаю, что вся ваша книга пропитана злостью и ненавистью. Тряпки, квартиры, любовные романы – вот ваши интересы.

Зеркало:

Вы написали: «вещи из ближайшего магазина». У меня половина подруг так одевалась, хотя школа была что-то типа элитной в современном понимании. Насколько помню, никто не морщился. Тогда это было не так важно, как сейчас. Это ваши личные комплексы, о которых если и стоило упомянуть, то в другом контексте.

О, любимый аргумент: «у меня половина подруг так одевалась». Кстати, а почему Зеркало не сообщила о себе, из какой она была половины, странно как-то… Могу предположить, что среди «половины подруг», одетых убого, эта девочка, очевидно, одетая «из-под прилавка», чувствовала себя очень даже неплохо.

Важно это было всегда, потому что, живя среди людей, необходимо соответствовать социуму, в котором живешь, его требованиям. И если ты одет, как нищий, то именно так тебя и будут воспринимать – так устроено любое человеческое общество. Или носи на себе табличку: «Я из хорошей и культурной семьи, просто мои родители на заморачиваются тряпками». К сожалению, я до этого в детстве не додумалась, а то бы непременно ходила с такой.

Некоторые советские люди (я продолжаю называть многих наших людей «советскими», потому что по своей сути они именно такие и есть) и по сей день ничем подобным не заморачиваются, например, не считают нужным покупать дезодоранты – ну, выше они этого, и все тут! Последствия такого высокого духовного полета мы и имеем счастье обонять ежедневно в общественном транспорте. А ведь эти, которые «духовно выше», просто не желают считаться с требованиями цивилизации. А Зеркалу, по-видимому, такой запашок «и сладок и приятен», ведь у нее, в отличие от меня, нет личных комплексов. Или она тоже противница дезодорантов? В одном Зеркало права: конечно, речь идет о моих личных комплексах! Они возникли и оттого, что одноклассницы как раз морщились от вида моей одежды. Но раз у Зеркала такого не было, я, конечно, не имела права упоминать эту проблему в данном контексте.

Впрочем, есть еще одна банальная версия того, почему так «заколбасило» некоторых людей на двухстраничной теме… Зависть. Тривиальная, тупая, злобная и неукротимая. Ведь я написала, что теперь у меня и с этим (да-да, со шмотками этими несчастными!) все хорошо. Они у меня есть в большом количестве и самого лучшего качества. Вот этого мне могли и не простить! Разве «совок» может спокойно пережить чье-то благополучие, даже наступившее после больших проблем и потерь?

Вспоминаю известную жуткую историю солдатика, которого покалечили в армии, в результате чего он остался полным инвалидом без ног. После того как об этом рассказали телевидение и газеты, семье несчастного выделили какие-то деньги и, кажется, предоставили новое жилье. Помню выступление матери этого солдатика… Она со слезами рассказывала, что соседи стали злобствовать и травить несчастную семью. Так что предметом зависти у значительной части нашего населения может стать даже помощь изуродованному человеку. Что уж говорить о шмотках!

Я задумалась, или, как говорят в русских сказках, пригорюнилась. Я чувствовала, что происходит что-то не совсем то… Нет, я вовсе не ждала аплодисментов и восторгов от читателей, но подобного поворота все же не предвидела. Вот ведь какая наивность, дожить до седин и не понимать, как много людей вокруг меня – с другой планеты. Или это я с другой планеты? В любом случае, мы совершенно по-разному смотрим на этот мир, настолько по-разному, что вообще не в состоянии понять друг друга. Это стало очевидным довольно быстро, но в самом-самом начале я оказалась к этому не готова. Несколько позже один весьма интересный, хотя и не без странностей, читатель, регулярно появлявшийся на моем форуме, скажет, что я – «человек Чистого Будущего», а потому типичные представители «грязного настоящего» не понимают и ненавидят меня. Осознаю всю степень этого преувеличения, но, к чему скрывать, приятно было это прочитать о себе. Хотя я совсем не уверена, что при таком количестве поборников «грязи» «чистое будущее» реально достижимо в обозримые сроки.

Правила игры

Не очень далеко еще уйдя от начала, должна рассказать читателям о тех правилах игры, которые пытались мне навязать хулители и проклинатели, подозрительно быстро объединившиеся в целую банду. Они почему-то решили, что вправе разговаривать любым манером, употреблять какие угодно слова и оскорблять меня, а я… Я, по их плану, должна была кротко внимать всему этому или, что еще лучше, покорно принимая и безропотно снося удары, благодарить хулителей за науку и правду. Они не ожидали отпора с моей стороны и были крайне возмущены, когда получили его. Я выбрала записи одной моей корреспондентки, во-первых, потому что в них содержатся наиболее типичные для комментаторов этого сорта обвинения, а во-вторых, потому что это наиболее связный и читабельный текст.

Тося Т.:

Теперь я могу судить о целой книге – пусть с третьего раза, но до конца осилила. Именно не дочитала, а осилила. Если вначале все то, что вы описываете, было мне близко, то дальше стала я в вас, как личности, разочаровываться. Все чаще, все больше из-под маленькой несчастной девочки проглядывала эгоистка с, простите, сволочным характером (эту вашу черту также выдает ваша манера общения, ответы на негативные комментарии). Все кругом такие твари!

Ах, мать плохая – не взяла вас с мужем в гости, куда вас приглашали! А вы не подумали, что мать ваша банально вас стеснялась? Стеснялась того уродца, которого вырастила? Безусловно, она виновата! Виновата!!! Это я не ерничаю. Она сделала вас такой.

Стоп! Обратите внимание: для Тоси Т. нормально, если мать стыдится собственного ребенка. Якобы уродца… Что имеет в виду Тося? Мою внешность? Ну, о ней я довольно-таки критического мнения, но уж уродцем точно никогда не была, да и мать в своих произведениях писала: «моя красивая дочь». Замечу также, что на СИ была размещена моя фотография. Не зависть ли бередит душу бедной Тоси? Фотограф был хороший, фото удалось, возможно даже, оно мне льстит.

Мне могут возразить: Тося имела в виду мое моральное уродство, вроде как я была какая-то не такая, как все, неправильная, что ли. Ой ли? В книге ясно сказано, что уж вести себя я всегда умела, во всяком случае, претензий по этому поводу никогда не было. Я не знаю, как читала Тося мою книгу, но там также было написано, что родичи второго-третьего круга (тети, дяди, двоюродные и троюродные братья и сестры) тогда еще относились ко мне очень даже хорошо. И продолжение истории с гостями там тоже изложено. Но Тося притягивает за уши свою версию: моего «уродства» и права матери стыдиться такой «уродской» дочери. Что ж, это в гораздо большей степени характеризует Тосю и ее мораль, чем меня, что она потом и докажет.

…Я выхожу в красивый ухоженный двор – покормить моих ободранных, уличных кошаков. Половина кошечек раздуты от беременности, другая половина – уже кормящие мамочки. Они трутся о ноги, мурлычут и умильно заглядывают в глаза. Еще бы, я выношу для них молочко и кошачьи чипсы, а им детишек надо выкармливать, так что я – полевая кухня. Они ласковы со мной и прекрасно знают, что я их друг, но… Но никогда эти осторожные, умные животные не показывают мне своих детенышей, надежно спрятанных в разных укромных местах. Кто-то «свил гнездо» в зарослях кустов, куда человеку не продраться сквозь цепкие ветви и колючки, а кто-то пристроил малышей в полуподвальных запертых помещениях, куда можно пробраться только сквозь крохотное оконце. Берегут киски детишек, ох, берегут!

Мяукающие мамашки выводят детенышей «в свет», только когда им исполняется полтора-два месяца и их уже надо приучать к самостоятельности. Я обожаю эти «выходы в люди» маленьких комочков с испуганными глазенками и крохотными хвостиками… Мамы-кошки всем своим видом дают понять миру, что они гордятся потомством. Даже дворовые кошки…

Подленькая мысль о том, что нормально стыдиться своего ребенка, не любить его, если он какой-то «не такой», уж слишком часто, чтобы можно было это проигнорировать, появлялась в некоторых комментариях – и не только мужчин, но, что самое дикое, и женщин тоже.

Тося Т.:

Вы, вероятнее всего, уже родились с некоторыми психологическими отклонениями, а мать не поняла этого, воспитывала вас как нормального ребенка. Плюс к тому, даже к нормальному ребенку, видимо, подходов правильных не знала, вот и получилось, что получилось.

А что получилось-то? Что конкретно? Я кусала людей? Лила кому-нибудь на голову разнообразные напитки? Требовала, чтобы слушали стихи моего сочинения? Что я делала такого, чтобы меня нужно было стыдиться? Ни в книге, ни в жизни ничего подобного не было. Это была даже не фантазия Тоси, а, если называть вещи своими именами, злобная ложь и желание меня оскорбить. Всего лишь. Поэтому Тося продолжает искать другие, с ее точки зрения, слабые места в моей биографии.

Тося Т.:

Но мать ваша – живая женщина. С присущими ей плюсами и минусами. Неужели плюсов у нее совсем-таки нету? Вот вся насквозь черная? Может, душой и скупая, а деньгами? Разве отказывала вам в чем-то? Одну машину подарила (типа с возвратом, но родители наверняка догадывались, что возврата не будет), потом вторую. И если машиной она вас когда-то попрекнула – то квартирами не попрекала. Ни первой, ни второй. Или это мелочи? Действительно, что такое квартира в Москве? Так, пустяки.

Нет, у Тоси Т. глаза явно не в порядке. Потому что получается, что читает она… странным образом. Про квартиры в книге я написала предельно ясно: что я об этом думаю, как я за это благодарна и прочее… Мать действительно меня за квартиры не попрекала. Ну, конечно, для Тоси Т. подобное – подвиг. Очевидно, все, что она делает для детей (если они у нее есть, конечно), она заносит в амбарную книгу, в которой детей заставляет расписаться, а потом всю жизнь попрекает их и напоминает о долге. Разумеется, отсутствие попреков – подвиг в ее глазах, за который требуется отдельная благодарность. Попутно замечу, что приобретение квартир для детей улучшает жилищные условия и родителей, иными словами, взаимовыгодное это мероприятие, даже если не принимать во внимание абсолютную естественность помощи детям со стороны родителей.

Тося Т.:

Самообличительный текст у вас вышел, Катерина. Вы не столько мать дерьмом облили, сколько саму себя. Если хотите, чтобы текст этот в бумажном виде появился, чтоб тысячи людей его прочли – хорошенько отредактируйте. Во-первых, он должен читаться. Читаться легко, без усилий. Во-вторых, еще больше предстоит поработать над содержимым, если вы хотите выглядеть в нем белой и пушистой. Пока что ни белой не получилось, ни пушистой.

У меня тоже было не слишком сладкое детство, так что не упрекайте меня в черствости. В начале книги я сочувствовала вам. В конце меня от вашего невыносимого эгоизма тошнило. Женю вашего жалко. За что ему так повезло?

Сорвалась-таки Тося на откровенную грубость и этим только себя измазала любезной ей субстанцией. Ее вроде бы деловые советы про редактирование в этом контексте выглядят просто смехотворно.

Тосе и иже с ней трудно будет понять то, что я сейчас напишу, но пусть попробуют сделать усилие: я не собиралась выглядеть в своей книге ни белой, ни пушистой, хотя бы потому, что таковой не являюсь. Я писала правду. И о близких, и о себе. Получилась не пушистая? Значит, не соврала. Самое смешное, что это обвинение – самая главная защита моей репутации как автора книги. Если бы еще не было хамства и желания непременно меня оскорбить, я могла бы записать Тосю в сторонницы.

Я была честна в своей книге и писала все, как есть. Не скрывая своих плохих, неправильных поступков и даже не ретушируя их, я старалась их объяснить, а не искала оправданий. Однако мои критики упрекнули меня за то, что свои-то недостатки и пороки я объясняла, а вот материны лишь обличала.

Обвинения эти несостоятельны. Я прекрасно поняла и постаралась объяснить все то, что она делала со мной. Она не любила, не умела любить дочь (вот уж понять почему – увольте!). И по-моему, главное объяснение я сформулировала четко. Однако объяснение не является оправданием. Скажу больше – в моем случае это даже не первый шаг к прощению, потому что как раз суть поведения матери исключает даже возможность прощения. Во всяком случае, пока эта суть остается прежней… И разве объяснение может изменить мое отношение ко всему произошедшему?

После комментариев, подобных Тосиным, в которых всегда присутствует что-то как бы личное, я начинаю лихорадочно вспоминать: а не должна ли я этому человеку денег? Иначе за что он меня так ненавидит? Ему-то я что плохого сделала? Борец за идею? А за какую?

Ну, а последняя Тосина фраза про моего мужа – это уже совсем за пределами позволительного для интеллигентных людей. Мне остается только послать виртуальную пощечину хамке.

На следующее утро, еще не успев позавтракать, я бросилась к компьютеру… Интернет не обманул моих ожиданий: книгу продолжали очень активно читать и комментариев за ночь сильно прибавилось. Однако когда я углубилась в их чтение, мое недоумение вкупе с горечью лишь возросли. Все больше я чувствовала себя во враждебном окружении инопланетян… Я как будто вернулась в детство, когда ощущение чуждости и враждебности окружающего мира было для меня нормой.

Погрузившись в Интернет, я с неудовольствием заметила, что в Сети встречается намного больше хамов, чем в реальной жизни. Это и неудивительно, окажись хам на расстоянии вытянутой руки, он не рискнет показывать свое «культурное» нутро, ведь по физиономии схлопочет. А сидя за компьютером, он чувствует себя в неприкосновенности, и присущая большинству пакостных людей трусость не мешает ему полностью раскрепоститься и делать то, что он вынужден в себе подавлять при реальном общении с людьми. Приведу несколько типичных примеров.

Анна:

Мы знаем о поведении Галины Щербаковой только из написанного психически не вполне здоровой дочерью. И все. Нет никаких подтверждений, что так и было.

Да к сорока годам сто раз вылечиться можно было! Или хотя бы улучшить как следует свое состояние. Это же не идиотия. А к книге написали бы тогда в аннотации: «записки психически неадекватной…»

Вот еще один «добрый» человек – эта Анна стала надоедать мне своими злобными заметками с самого начала и никак не уходила с форума. Я так и не поняла, для чего она это делает. Если не считает меня больной, выходит, хочет просто нахамить. Если считает, что я нездорова, значит, мадам удовлетворяет свой садизм: кто еще может так доводить заведомо больного человека? В обоих случаях портрет получается не очень эстетичный.

Пример другого типичного обвинения.

Читатель:

Автор воспринимает только положительные отзывы. Как там – кто похвалит меня лучше всех? Любая, даже корректная критика не воспринимается.

Автор:

Пожалуйста, ответьте только на один вопрос: слово «дерьмо» про написанное мной – это корректная критика?

Думаете, это убеждает шакалью стаю? Ничуть не бывало. Они даже подводят теоретическую базу под свое право хамить.

Тося Т.:

По поводу «дерьма». Выставляя что-либо в Интернет, а тем более глубоко личное, причем неординарное, спорное, скандальное, человек должен быть готов к любым комментариям. Ибо не только вы имеете право на самовыражение. Его имеет любой человек. Он имеет право понимать вас по-своему и реагировать по-своему. Это свобода. А не то, что считаете свободой вы. Свобода одного человека ограничивается только свободой другого – тогда это настоящая свобода.

Вот видите, какие в России продвинутые графоманы, как широко они трактуют понятие свободы. Американцы нервно перекуривают… Тося и компания абсолютно уверены, что свобода предполагает право на площадную брань и личные оскорбления. Правда, повторюсь, только в виртуальном пространстве. Инстинкт самосохранения у этих свободолюбивых писак все-таки сильней желания полного раскрепощения эмоций. Так что пусть они принимают лозунг «Свобода хамству!» за руководство к действию при обсуждении своих собственных творений.

– Вы же ограничиваете свободу тех, кому не понравился ваш текст, – вопит в возмущении радетельница демократии и права на хамство. – Вы запрещаете им высказываться. Это не проявление силы, уверяю вас. Это натуральная слабость. Таким образом вы лишь расписываетесь в своей беспомощности, беззубости. Вы ведь умеете писать. Почему не использовать это умение себе же на пользу?

Ладно, сдаюсь. По совету Тоси использую умение писать себе на пользу. Вот сейчас, например, пишу себе на пользу эту книгу.

Разумеется, кроме нападающих «команды противника» в игре присутствовали и защитники моей «команды», новые друзья, которые поддерживали меня все эти полгода и не дали умереть вере в нелюдоедское начало в человеке.

Reader:

Рекомендую вам не обращать внимания на хамство. Игнорируйте эти вещи и все. У вас болезненное восприятие неинтеллигентной речи. Увы, даже в литературном диспуте принимают участие и хамы тоже. Не стоит тратить на них свои нервы.

Вы молодец! Вы высказались на животрепещущую тему, с одной стороны, и обрели оружие, адекватное тому, которым владеет ваша мать (перо, компьютер). Теперь вы на равных. Хотя, боюсь, ваша мать в долгу не останется – а у нее «голос» громче, «слушателей» больше. И вряд ли она будет следить за выражениями. Читал я Галину Щербакову – она любит злоупотребить ненормативной лексикой (известная хамская игра интеллигентов). Так что держитесь, Катерина, ваши бои еще впереди. Я на вашей стороне – ваша книга меня убедила. Так что один сторонник, как минимум, у вас уже есть.

Светлана:

Не понимаю, почему неприятие автором хамства раздражает. Кто-то в дискуссии перешел границы допустимой лексики и получил за это по заслугам.

Нет, не достигла «команда противника» желаемого результата: я не была кроткой и не принимала с благодарностью их хамство. Их это ужасно разозлило и обидело, кстати, как и мою родню, очень удивившуюся, что я вдруг обрела голос, высказала им нечто нелицеприятное, да еще и не покаялась в этом. Хамы и дураки любят иметь дело со слабыми, потому что их можно обижать безнаказанно. Когда же встречают отпор, то удивленно-обиженно вопрошают: «Как же так? Нам обещали, что будет не драка, а избиение…»

Начало моей «новейшей истории» оказалось необычным. Что я чувствовала? С одной стороны, меня удивило и порадовало внимание, которое обратили на мою книгу. На СИ есть счетчик посещений, и по сравнению с публикациями постоянно прописанных здесь авторов он на моей странице сразу стал зашкаливать. На других литературных сайтах, где тоже читали мою книгу, ситуация была спокойней, но счетчики также щелкали весьма бодро. Я ожидала неприятия, но не такого грубого, глупого и агрессивного. Положительные отзывы меня, конечно, очень радовали. Но все же удручало количество невменяемых, злобных людей, которые возненавидели меня так, будто я им причинила личные неприятности.

– Обрати внимание, – говорил мне муж, – твои хулители – авторы СИ, бездарные графоманы, которых никто не читает и не публикует. Ты для них, как бельмо на глазу со своей книгой, ведь она быстро стала самой читаемой на этом сайте! Такое не прощают.

Наверно, муж был прав. Большинством хулителей двигала элементарная зависть. Но вскоре проявились и более глубокие причины неприятия книги. Те из моих критиков, кто попримитивней – поглупее, менее образован и культурен, быстро взяли на вооружение избитый постулат «мать – это святое» и пошли в атаку. Критики поумнее и пообразованней быстро смекнули, что всегда найдут массу сторонников, если будут разыгрывать этот примитивный лозунг. Атака с криками «Не смей говорить плохо о матери!» приобрела черты кампании. Поначалу я терпеливо объясняла оппонентам, почему в некоторых случаях дети имеют право на критику родителей, привлекала логику, приводила яркие примеры.

А потом не выдержала и написала статью на эту тему. Написала, выплеснула эмоции и вроде как успокоилась… Отдала статью Жене и ушла обратно в «виртуал» общаться и драться. А Женя статью очень неплохо отредактировал, по-хулигански вставил туда рекламу моей книги и выпустил анонимный материал в Интернет, в сетевые волны, в свободное плавание. Сколько уже с тех пор прошло месяцев, а и по сей день я сталкиваюсь в виртуальном пространстве с этой статьей, кочующей с сайта на сайт, с одного ЖЖ на другой. Люди читают наш с Женей очерк, и, совершенно очевидно, тема никого не оставляет равнодушным. Статья называлась «Россия: три зловредных заблуждения», вот ее фрагменты.

«Как глупы, нелогичны и диковаты бывают вбитые намертво в головы, но при этом абсолютно ложные убеждения! Убеждения, из-за которых сломаны жизни и судьбы миллионов ни в чем не повинных людей. У нас в России таких убеждений хватает, но есть особенно зловредные.

Первая ложь – постулат «Мать – это святое». Сын или дочь, сказавшие хоть что-то «не так» о матери, по меньшей мере хамы (т. е. повторившие известный поступок библейского Хама) – такова первая реакция многих и многих. Причем с отцами дело обстоит не столь категорично. Отцов дети могут подвергать критике – тут Хам с Ноем не помеха. А вот мать – это практически Богородица. Во всяком случае, общественная мораль в России рисует любую родительницу именно так. «Она тебя выносила, рожала в муках, выкормила, а ты…» – слышатся отовсюду крики кликуш, столь милых сердцам редакторов и зрителей популярной телепередачи «Пусть говорят».

Ах, если бы только кликуш! На них, в конце концов, можно было бы просто не обращать внимания, даже несмотря на их зашкаливающее в России количество. Но эта догма застит глаза и многим вполне здравомыслящим людям. Они, не задумываясь, априорно осудят того, кто в любой форме «покусится» на собственную мать. Собственно, пишу я это как раз для здравомыслящих людей, а вовсе не для кликуш. Попробуем рассуждать трезво. Половина населения России (как, впрочем, и всех остальных стран) – женщины. Большая часть из них имеет детей. А теперь сделаем допущение, что все они почти святые, все отдают себя дочерям и сыновьям, все безгранично любят своих детей. Не получается? Правильно! Так не бывает. Большинство – да. Но все – никогда и нигде. И кто не знает про ужасающие случаи детоубийства, отказа матерей от своих детей, а еще больше случаев издевательств над своими отпрысками и еще больше – порочного воспитания? А сколько известно матерей, которые равнодушны к своим детям или попросту не любят их!

Мои умные оппоненты возразят – пусть так, пусть мать виновата, но ребенок должен быть милосердным и все простить своей матери, ведь она его выносила, родила, выкормила… и т. д.

Второе зловредное убеждение – милосердие и всепрощение универсальны, они должны применяться всеми и всегда. А всегда ли можно простить? Если мать в злобе своей сломала ребенку позвоночник и сделала его горбуном на всю жизнь, он тоже должен простить? А если нелюбовью покалечила душу, обязан прощать? И не должны и не обязаны! Может быть, найдутся святые люди, которые на это способны, дай им бог терпения и здоровья, но требовать этого от всех нельзя.

Насчет «выносила, родила, выкормила»… Выкормить – это вообще обязанность родителей по закону. Но ведь абсолютно все то же самое (и без всяких законов) делает любое млекопитающее, к примеру кошечка. Объявим ее святой? Наверное, разница между людьми и животными лежит в чем-то ином, а не в физиологических действиях и актах. Иначе придется еще припомнить и то, в результате чего появился плод в чреве матери. Вряд ли святым духом надуло. В момент зачатия женщина редко размышляет о будущем деторождении, вскармливании и своем «святом» предназначении. Другие у нее в это время мысли и чувства, скорее всего…

А вот что делает женщина с душой и телом детеныша, с его сознанием, вообще – с его жизнью? Кто вырастает из ребенка – счастливая и полезная для общества личность, больная и несчастная, ученый или преступник, негодяй или порядочный человек – такие вопросы не стоят ни перед какой кошечкой. Это – задача людей, родителей и более всего – матери. Только по конечному результату можно сказать, хорошая мать или негодная. Причем очень часто судить об этом имеет право именно детеныш. Которому, к примеру, родители сломали жизнь.

Когда П. Санаев написал свою нашумевшую автобиографическую повесть «Похороните меня за плинтусом» (потом вышел и фильм с одноименным названием), общество не всполошилось, потому что автор вроде бы не нарушил табу. Острие его пера было направлено не против матери, а против бабушки, да еще и в защиту общения сына с матерью. Когда же была опубликована автобиографическая книга Катерины Шпиллер «Мама, не читай!» о том, как знаменитая писательница медленно изничтожала свою дочь, Интернет взорвался возмущенными воплями протестующих против самой попытки критики матери. Любопытно, что многие протестующие поставили в вину автору даже слишком сильное впечатление, которое повесть оказывает на читателя. А ведь там просто изложено, как дефицит любви к дочери и избыток любви к себе может превратить писательницу-моралистку и даже в прошлом педагога в губительницу своего ребенка, убийцу ее души.

По-моему, логично и аргументированно. Но это по-моему. А вот моим малоуважаемым оппонентам логика – не закон. Вскоре я подумала, что если бы я написала книгу о том, что мать – это святое понятие, даже если она ведет себя дрянным образом по отношению к собственным детям, то на меня обрушилась бы точно такая же критика, только в защиту детей. И меня все равно объявили бы монстром. Но, конечно, при одном условии – если бы эта книга тоже завоевала популярность. Такое у этих СИ-шников представление о конкурентной борьбе за читателя. «Если уж не читают произведения в моем разделе, то пусть хотя бы читают мои такие замечательные злые комменты на популярном форуме. А там, глядишь, и ко мне на страницу кто-нибудь да заглянет» – так или примерно так рассуждают графоманы со стажем. А еще они всегда справедливо рассчитывают на поддержку сторонних злобных дураков, имя которым, как известно, легион. Кто-нибудь из них время от времени проявляет себя, черкнув пару глупых строк, а стае этого и надо – сторонники все-таки!

Господа графоманы не могут не писать. А им это противопоказано. Смириться со своей литературной бездарностью они не в состоянии, а чужой успех воспринимают как личный вызов. Вот и шакалят на чужих форумах. Ну что за порода такая!

Дурость

Глупость обрушилась на меня орущим Ниагарским водопадом. Скажу сразу: довольно долго я была подавлена мыслью, что количество глупых людей, оказывается, превышает все мыслимые пределы. Причем эти люди вроде бы считают себя если уж не писателями, то активными читателями, т. е. причисляют себя к читающей, мыслящей части населения. И зачем их только учили читать-писать!

Брунгильда:

Знаете, что мне не понравилось в вашем романе? Ваше неумение «просчитать» восприятие читателя. Это касается, прежде всего, воспоминаний о детских обидах. Так что завидовать особо некому было.

И онанисты по темным углам, и уголовники, пристающие к девочкам (правда, не ко мне, но одноклассницу изнасиловали), и много что еще – это было у всех. К тому же – повторяю – вы жили в Москве, которую «чистили» от всякого криминала. А представьте, что творилось в провинциальных сибирских городках, где численность коренного населения порой меньше численности зэков в расположенных в них зонах и поселениях? А ведь читать будут и люди, выросшие в таких местах.

Так что вот эти детали ослабляют и размывают нужный эффект. Автор из-за них выглядит какой-то завистливой мещанкой, которая оценивает мир только через шмотки. Первая реакция, если анализировать чисто по фактажу: «Идеальное детство. Музыкальная школа, полная семья, не голодает, не раздета. Чего еще надо?»

Н-да, убедительно, если исходить из того, что равняться надо на идиотов. Оказывается, «это было у всех». Другими словами, Брунгильда хочет сказать, что во всей России нет и пары нормальных родителей, которые берегли своих дочек от насильников, встречали девочек в темных дворах, не пускали туда, где опасно… Хорошенькое представление у дамы о соотечественниках! Странно, но я знавала родителей, которые все это делали и почему-то не считались белыми воронами… Скажу по секрету, что такими было большинство известных мне семей. Это мои мать с отцом были альбиносами среди черных пернатых. Если верить Брунгильде, то получается, что за пределами столицы жили сплошь родители-монстры. Не очень-то правдоподобно… Но вот Брунгильда утверждает, что так и было.

Вспоминаю… Вернее, не могу забыть… Холодный зимний вечер. Я подхожу к своему двору и, как всегда, окунаюсь в его чернильную темноту: ни один фонарик не горит, идти вдоль дома приходится почти на ощупь. Всю дорогу от одного угла здания до другого, где мой подъезд, я шепотом молюсь неизвестно кому: «Пожалуйста, пусть я дойду до дома, пожалуйста, пусть на меня никто не набросится!» Мне очень страшно. Но впереди ждет еще более жуткое испытание – подъезд. Там никогда нет света, пол по щиколотку залит мочой. В самом лучшем случае меня там может ждать уснувший в собственной луже алкаш. В худшем – маньяк. И еще одно чувство не дает мне покоя: если со мной что-то случится, маме станет плохо, и я буду виновата! Беспокоящее меня чувство – это готовое в случае чего развернуться в полный рост типичное чувство вины. Чувство вины потенциальной жертвы. Жертвы – не маньяка, а, прежде всего, родительского преступного равнодушия. Это я теперь так ловко формулирую, а тогда, маленькая еще девочка, трясясь от всех этих негативных, мучительных эмоций – страха, вины, усталости и даже обреченности, – пробиралась мелкими перебежками к своему «родному» дому, мечтая дойти до него невредимой…

Каждый раз (каждый день!) в подъезде мои зубы отстукивают какой-то неровный, нездоровый марш. Ощупью я нахожу кнопку лифта, все время вжимая голову в плечи в ожидании нападения с любой стороны: мои-то глаза еще не привыкли к темноте, а глаза того, кто, возможно, притаился в черном углу, уже давно хорошо видят… Как читатели знают из моей первой книги, мне не всегда везло, иногда в подъезде таки таились «рожи». Чаще всего я успевала выскочить обратно на улицу и, отойдя в сторону, просто ждала, когда кто-то из соседей, мне знакомых, выйдет или будет заходить в подъезд. Но однажды на меня все-таки напали… Буквально за неделю до убийства в подъезде же моей одноклассницы…

Никого это не беспокоило в моей семье. Семья всегда в это время уютно торчала перед телевизором.

Так что, в нашей стране все родители были такими? Все семьи настолько ужасающе относились к детям? Не просто не верю, а знаю, что это не так. Мои родители – уродливое исключение из нормального правила. Любящие родители оберегают своих детей от подобных кошмаров любой ценой. Мои же любой ценой хотели не безопасности своей дочери, а совершенно другого.

Была бы верующей, сказала бы, что меня хранил Бог. Но на самом деле думаю, я себя сохранила сама, так как была очень осторожной и пугливой. Чего мне это стоило? Да так, пустяка – здоровья.

Кстати, именно по этой причине в подростковом возрасте у меня началось страшное мужененавистничество. Мне стали совершенно омерзительны любые мужские проявления чего угодно: я видела носки отца или брата – меня начинало тошнить, отец выходил из комнаты в жутких трусах – я готова была его ударить… Когда к нам приезжали родственники или друзья родителей – несвежие провинциалы, – меня от мужского запаха мутило так, что я бывала вынуждена выбегать из-за стола и нестись в ванную комнату – сполоснуть лицо водой, чтобы меня все-таки не вырвало.

Я не воспринимала мужчин как защиту – я не видела в них ни защиты, ни безопасности, ведь никто из них меня, девчонку, не защищал от страшного мира, загаженного подъезда, сальных рож… Мужчина для меня стал либо угрозой, либо дурно пахнущим, перхотным существом, способным лишь на несложную физическую работу и ищущим по магазинам по поручению жены спальный гарнитур. Или стоящим в очередях за дефицитной колбасой. Потом, по наблюдениям вокруг себя, я выделила еще один очень распространенный тип: алкашей.

Странно даже, что со временем это прошло. Теперь я понимаю, что у меня были все шансы стать, к примеру, лесбиянкой или просто мужененавистницей, принципиально не выходящей замуж и не имеющей с противоположным полом никаких отношений. Но природа, к счастью, все-таки взяла свое.

Елка:

Столько лет в душе держать обиду и ненависть… И таким способом нагадить старенькой матери! Ведь Галине Щербаковой сейчас под восемьдесят! Хорошо, если ваша мать это не прочитает. Знать, что у тебя такая злопамятная дочь… ну, я бы не хотела.

Спешу успокоить Елку: мать это не прочитала. Хотя и знала о книге со слов «доброжелателей», поспешивших ей сообщить о публикации. Впрочем, откуда мне знать, что и как рассказали «заботливые и добрые» вестники Галине Николаевне? И чего своими нашептываниями добивались?

Я попыталась дать Елке добрый совет, как быть, чтобы с ней не случилось подобной истории: любите и берегите своих детей. Но Елка не хотела советов, она хотела браниться на моем форуме, лишь для этого туда приходила. И приходила, и приходила, и брань сыпалась из нее, как засохшие иглы с перестоявшей новогодней елки.

А потом позвонили мартышки, то есть нет, ко мне пожаловало чье-то Мнение.

Мнение:

Наверно, все эти мелочные детали и килобайты слез выжаты по совету психотерапевта. Иногда они советуют выговариваться подобным образом, чтобы пациент одолел свое помрачение и избавился от инфекции застрявших в психике детских комплексов. Но потом настоятельно рекомендуют эти гнойные сопли непременно выкидывать, стирать, сжигать. Или оставить у самого специалиста в качестве материала для очередной статьи. Тайна исповеди в данном случае гарантируется.

Зачем люди читают? Я всегда думала, для того, чтобы, как минимум, понимать прочитанное. Раз десять в «Маме» я упоминала психиатров, но напрасно. Читатели, не умеющие понимать написанное, упорно видели вместо слова «психиатр» – «психотерапевт», а то и «психолог». Отчего происходит эта постоянная подмена? Мракобесие ли «рулит» (не поминай черта) или для них нет разницы? Сообщаю снова, хотя писала об этом и в «Маме», и десятки раз в комментах: психиатры подобных советов не дают. Они врачи и пользуются другими методами лечения. Психологи, психотерапевты и психиатры – это специалисты отличающихся друг от друга профессий. С этими непонятками, ну, просто как в анекдоте, когда блондинка говорит подруге, что их общая знакомая вышла замуж за ветеринара, а та удивляется:

– За старика?

– Да нет, – объясняет блондинка, – это те, которые мяса не едят.

Мнение:

Такой метод хорошо работает в том случае, когда пациент действительно желает избавиться от душевной занозы. В данном же случае налицо обратный факт: пациентка дорожит своими страданиями и желает видеть вокруг себя сочувствующую аудиторию.

Да, очень дорожу своими страданиями! Потому что эти страдания – большая часть моей жизни. Мне куда 40 лет жизни деть прикажете? Выбросить на помойку? Попробуйте сначала сами, а потом давайте такие советы «космического масштаба и космической же глупости» (М. Булгаков). А сочувствующую аудиторию я нашла. Об этом речь впереди. Пока же разбираюсь с другого сорта аудиторией, в частности, с Мнением.

Мнение:

Эта подростковая истеричность в сорокалетней даме выглядит болезненным извращением. Все жуткие случаи, которые она описывает, по эмоциональному накалу могли бы соответствовать состоянию ребенка, в течение ряда лет терпящего сексуальное насилие. Здесь же видим лишь маниакальную замкнутость на собственных переживаниях, бесконечное пережевывание деталей, стремление постоянно обновлять впечатления. Объектом вражды пациентка избрала собственную мать – явление нередкое среди девочек-подростков, но благополучно проходящее с началом взрослой жизни. Страх не соответствовать требованиям своих родителей, боязнь осуждения с их стороны нередко сопровождаются у таких детей заниженной самооценкой и в отношении своих сверстников.

Господи, уж не возомнило ли себя это Мнение еще одним психологом? Нет, больше меня на мякине не проведешь!

Мнение:

Настоящая инфантильность, свидетельствующая о наличии глубоких психоневрологических расстройств, проявляется позднее и выражается нередко в повышенной агрессивности. Автор строит свой собственный образ как противоположность абсолютно негативной фигуре собственной матери и потому получает на выходе такой же абсолют: ангельски-воздушное существо без всяких человеческих пороков. Это даже не образ, а картина: изысканный сюрреализм вместо человека с придуманным фоном (древние камни вечного города, бокал вина, утонченные беседы).

Чувствуете, какой пошел глубокий анализ? Правда, идет вразрез с мнением Тоси Т., которая утверждала, что я получилась не то что «белой и пушистой», а ужасной и кошмарной… Гм, непонятно. Диаметрально противоположные выводы, а оценка книги одинаковая. Плюрализм во всей красе.

Закончило Мнение свой анализ книги апокалиптически.

Мнение:

Героиня не видит реальности и неверно оценивает собственную ситуацию, поглощенная причудливыми миражами своего воображения. А помрачение, длящееся так долго, в конце концов выливается в новую трагедию.

В этом месте я заплакала, жалея себя, но потом вспомнила, что никакой трагедии со мной сейчас не происходит, и успокоилась. Надо успокоить и Мнение, ведь он, нет, она, нет, оно переживает.

Недавно мне попалась информация о том, что в России 34% населения вообще не читает книг. Грустно… Но боюсь, что из оставшихся 66%, как минимум, половина не в состоянии понять прочитанное. Что не менее грустно. Может быть, лучше бы они тоже не читали, раз не впрок?

Ilagri:

С детства ненавидела Павлика Морозова. Не думала, что встречу персону еще хуже. Более гнусной вещи не встречала. Начала читать и как будто выкупалась в помоях. Вам случайно не ваш психотерапевт посоветовал это написать?

Видно, писала пожилая дама. В детстве была знакома с пионером-героем, но почему-то ненавидела его. Но почему она тоже привязалась к моему несуществующему психотерапевту? Кстати, Павлика Морозова убил собственный дед. А меня не успели. Может быть, это так разозлило Ilagri?

Варя:

Да никакая вы не любящая мать. О любви к дочери вы просто говорите. Когда вам удобно. Если бы вы любили дочь – она жила бы с вами. И видеть ее вы хотели бы всегда. Под любым предлогом. Зазывали бы к себе.

Да-а-а… Разве молодые люди не мечтают о собственном жилье, о самостоятельности? Вряд ли нормальная молодая девушка мечтает все время жить с родителями. Иначе она не была бы нормальной.

Варя:

Говорить о любви – одно. Любить другое. Вы никого не любите. Для вас все плохие. Мать – плохая, брат – плохой, его жена – тоже и вообще – все плохие.

Нет, не все. Дочь – хорошая, муж – хороший, друзья – хорошие. А вот комментаторы попадаются хреновые.

Варя:

Одна вы хорошая и несчастная. А критически посмотреть на себя? Жить с психически не вполне здоровым и неуравновешенным человеком очень трудно. Таким людям всегда все преувеличенно кажется, любой пустяк такие люди раздувают до вселенских обид.

P.S. И мать, и брат, и остальные, наверно, обычные люди, а автор на все смотрит через призму детских обид, страхов и своего психического состояния.

Нет, я не хорошая. Сейчас докажу. Хороший человек никогда не сказал бы об авторе этого комментария того, что я сейчас напишу: удивительно глупый человек. Смотрит в книгу, а видит… Знаете, что я посоветую Варе? Не читать больше книг, потому что она пока еще не научилась читать. Это занятие требует некоторой умственной нагрузки, которая ей явно не по силам.

Поленко Мария (имя изменено):

В отличие от многих прочих оппонентов автора, не выдержавших накала ненависти, данный текст я осилила до конца, а потому считаю себя вправе озвучить свои ощущения.

Что сказать? Я некоторое время работала с трудными подростками и приобрела устойчивое убеждение: действительно, в духовном уродстве детей всегда виноваты родители. В том, что сегодня существует чудовище под именем Шпиллер Екатерина Александровна, прямая и непосредственная вина Галины Щербаковой – это, увы, правда.

Человек вроде как надеется на разговор, на беседу, но с места в карьер оскорбляет меня. И продолжает рассчитывать на мое кроткое терпение? Кстати, слово «озвучивать» – не к месту употребленный штамп. Здесь не озвучивают свои мысли, а печатают, пишут, публикуют… такие модные словечки, употребляемые не к месту, дают писавшему определенную характеристику.

Поленко Мария: