Путь России. Новая опричнина, или Почему не нужно «валить из Рашки» Делягин Михаил
Есть лишь один способ одержать по-настоящему прочную победу: разрушить идентичность противника. Только тогда, когда славяне, которые живут на определенной территории, начнут абсолютно искренне считать себя немцами-пруссаками, – только тогда будет достигнута окончательная победа.
Глобальная, цивилизационная конкуренция сегодня – это борьба не за рынок сбыта мобильных телефонов или даже нефти. Это борьба на уничтожение национальной идентичности.
А для того чтобы уничтожить нашу идентичность, нужно было прежде всего разрушить определяющий ее народный миф о войне.
Вероятно, английские специалисты решили, что идеальным будет написать книгу – может, Суворов им сам подсказал идею – о том, что Советский Союз готовился к нападению и вообще сам был агрессором. И, как вбивают нам в головы сейчас наши некоторые либералы, «Сталин хуже Гитлера» – или, по крайней мере, равнозначен ему.
Кстати, отсутствие между ними разницы стало уже официальной позицией Европы, а «Сталин хуже Гитлера» – не более чем следующий шаг по дороге, по которой евробюрократия идет полным ходом. В конце концов Гитлер же для них почти свой – какой-никакой, а европеец и, более того, практически предтеча Европейского союза.
И вот была разработана специальная операция, и Суворов ее прекрасно осуществил. У него великолепный слог, прекрасный стиль, много фактуры. Очень много искажений и вранья по мелочам, причем со временем, от книжки к книжке, масштаб этого вранья нарастает, качество аргументов падает, и их все более, как у какой-нибудь Латыниной, заменяют хорошо срежиссированные эмоции. Но это не всегда заметно, и в целом читатель проглатывает и усваивает написанное мгновенно.
Основная идея заключается в том, что Советский Союз готовился к наступательной, захватнической войне и ему просто не повезло, что Гитлер ударил первым.
Идея прекрасная, исполнение замечательное, но организаторы перехитрили сами себя. Они не учли одной мелочи: господин Суворов оказался поэтом и патриотом. Почитайте его ранние книжки – «Записки освободителя», «Аквариум», – это поэт, влюбленный в Советскую армию, хоть и изменник. Рядом с его описанием танковой атаки, пусть даже и на учениях, можно поставить разве что гоголевскую «птицу-тройку».
А любовь – это чувство, которое побеждает все. Конечно, кроме кариеса, как написано на центральной площади Томска напротив областной администрации.
И любовь – в данном случае к Советской армии, к Советской Родине – перемалывает любые предполагавшиеся и поставленные сверху задачи.
Ну, например, если вы любите женщину, вы вполне можете при этом говорить, что она уродина, дура, одна нога короче другой, что она плохо одевается и не имеет вкуса, – и все равно это будет признание в любви.
И первые книжки Суворова оказались именно таким признанием. Хотя он многое сознательно придумал и задача его была совершенно другая.
Наверное, он добросовестно выполнял поставленную его хозяевами задачу, но он – патриот. Специфический, изломанный, извращенный, но патриот. И его книжки на первом этапе, в 1994–1995 годах, вопреки замыслу организаторов спецоперации стали мощнейшим фактором реабилитации и формирования патриотического сознания.
Ведь целые стаи демократов наперебой объясняли нам, что Советский Союз готовился к войне, но все были идиотами, варварами и мерзавцами, и в результате гитлеровская Германия дошла до Москвы и могла бы пойти дальше. Мы знаем, что это так: в критический момент Сталин недаром очень долго ходил около поезда, думая – уехать или остаться, – и все-таки остался. Есть подозрение, что если бы он уехал, то Москву бы сдали. И мы могли бы проиграть и быть уничтоженными – и как страна, и как народ.
Но Германия ведь относительно плохо готовилась к войне. Это правда, что у них не было тяжелых танков, было не очень много современных самолетов, была старая артиллерия, слабая механизация и т. д. Советская пропаганда просто молчала про начальный период войны, но единственное объяснение, как говорили в 1941 году «драпа», заключалось в массовой фатальной глупости.
И когда мы поверили в клинический идотизм советского руководства, вдруг приходит Суворов – да, изменник Родины.
Но он говорит совсем не то, что обычные изменники. Он говорит: вы не идиоты, вы умнее всех, вы лучше всех. Вы были чудовищными жертвами, но создали великолепную, сверхэффективно работающую машину. Да, жестокую и негуманную, но слово «гуманизм» вообще не из того времени: самого этого понятия в практической политике, в том числе международной, тогда просто не существовало. А в России вырабатывали и реализовывали государственную политику исчадия гражданской войны, победившие тех, кто был еще более жестоким и бесчеловечным, – типа Троцкого и Бухарина.
И вот Суворов говорит: вы создали лучшую военную машину в мире. Да, эту машину сломали на первом этапе войны, но сломали, в общем-то, случайно. Вы в этом не виноваты, вы – лучшие и наследники лучших. Вы наследники чуда, которое было сотворено практически на пустом месте выдающимися усилиями, выдающейся волей, выдающимся интеллектом, выращенным руками в самых неприспособленных в мире для этого условиях.
Это был фактор резкого поднятия патриотического настроения. Потом ему, вероятно, указали, что вообще-то нехорошо бунтовать против хозяев, и он бросился исправлять ошибки, но базовая идея осталась в неприкосновенности, и она работает против замысла этой спецоперации.
Повторюсь: у Суворова масса передержек и прямой неправды в деталях, но в главном, по-видимому, он сказал правду[5].
Мы ведь действительно готовились к наступательной войне – это хорошо помнят жившие тогда люди, – и заслуга Суворова в том, что он объяснил им их жизнь и этим объяснением закрыл их десятилетиями кровоточащие непониманием раны.
И я могу представить, почему Советский Союз опоздал с нанесением первого удара и в итоге стал жертвой.
Для начала войны при тогдашней технике нужна максимальная продолжительность светового дня. Это время примерно с 22 июня по 5 июля. У нас была плановая система экономики, и Сталин был руководителем-планировщиком, а в плановой системе любое действие делается в последний момент, потому что логика такой системы требует максимально тщательной подготовки. И поэтому Суворов, возможно, прав, когда пишет о планировании советского удара на 5 июля.
А вот Гитлер был руководителем совершенно иного плана. Это был политик-мистик, который мыслил символами и озарениями. А когда вы действуете вне логики, по наитию, в предвкушении чуда, вы совершаете желаемое в первый же подходящий момент, не утруждая себя слишком тщательной подготовкой.
И поэтому они плохо подготовились и ударили в первый же из наиболее удобных дней – в тот самый момент, когда огромная махина Советской армии была в наиболее уязвимом положении. Она выдвигалась на исходные позиции, и ее просто снесли. Это была «смерть на взлете».
И Суворов сказал нам простую вещь: граждане России, ваши отцы и деды не виноваты в том поражении. Ваша страна не виновата, народ не виноват. Ваше руководство, конечно, виновато, но не слишком и совсем не так, как вы думали. Вы все равно были лучшими, вы сделали еще одно чудо, о котором вы просто не знали, потому что вам запрещено было знать. А я вам рассказываю.
И вот это понимание, с моей точки зрения, нужно с соответствующим разъяснением изучать в школах, потому что это настоящий фактор патриотизма.
Ну что поделать, если мы такая страна, в которой главным либералом в свое время являлся Лаврентий Павлович Берия? В которой патриот, оказавший максимальное воздействие на формирование по-настоящему патриотического сознания и восхищения своей Родиной, – изменник этой самой Родины? У нас так бывает достаточно регулярно, начиная с Чаадаева, и приходится просто принять это как некоторую данность.
Что у Суворова дальше? Дальше – причина бегства в 1941 году. Почему Красная армия бежала так панически? Суворов об этом говорит мельком, может быть, еще скажет.
Американцы очень скрупулезно изучали Советский Союз, причем с наибольшим вниманием – наиболее болезненные пункты его истории. В частности, при изучении бегства 1941 года их историки установили, что великолепно, до конца, до последней капли крови сражались подразделения, сформированные в городах. Даже народное ополчение, у которого порой и оружия-то толком не было, не говоря уже об умении и правильном командовании. Просто потому, что горожане успели после ужаса индустриализации и коллективизации за счет развития экономики ощутить резкое улучшение жизни. Сложилась перспектива, твердая, ясная и понятная, непрерывного улучшения быта – и горожанам было за что воевать. Поэтому даже в ситуации полной утраты управляемости, хаоса, ужаса, безумных ошибок командования, которое к обороне не готовилось вообще и вело изнурительные контратаки в лоб против качественно превосходящего противника, – даже в этой ситуации части, сформированные в городах, проявили себя замечательно.
Второе – воевали части, в которых была высока доля специалистов. Люди, имеющие образование, тоже имели внятную перспективу в советской действительности. Это артиллерия, танкисты, летчики, моряки.
Мало кто знает, например, что самое страшное танковое сражение было в 1941 году под Ельней, где немцев остановили. В советских школах этому не учили, а в отреформированных либералами, похоже, вообще ничему не учат[6].
Поражение высокомоторизированной Красной армии было вызвано разрушением инфраструктуры, дезорганизацией снабжения – танки остались без горючего и подвоза снарядов, превращаясь в братские могилы. Но пока было горючее, они воевали, и воевали великолепно. Тем более, что против немецких средних и легких танков даже Т-34 был почти неуязвимой машиной, что уж говорить про КВ: у немцев просто не было оружия, которое могло бы пробить их броню.
Сегодня либералы рассказывают про летчиков, которые бросали самолеты на аэродромах и бежали в тыл на грузовиках. Однако это не было дезертирством с фронта: аэродромы оставались без снабжения, самолеты вырабатывали горючее, воевать было не на чем – и вот тогда летчиков, аэродромный персонал и имущество вывозили на грузовиках, уничтожив ставшие бесполезными самолеты.
Другая похожая ситуация: слишком тяжелую для лошадей артиллерию на механизированной тяге приходилось бросать, предварительно выведя из строя, когда она из-за разрушения тыла оставалась без горючего.
Кто же не воевал? Не воевала деревня, но это очень упрощенный ответ: тоже далеко не вся, между прочим.
Меня попросили недавно вести исторический проект – воспоминания россиян о своей жизни, о семейном быте в 1990-е годы[7]. Люди оставляют свои воспоминания, что-то мы находим сами – и вдруг выявился слой очень пожилых людей, которые пишут и рассказывают о своей жизни в целом. Одна женщина, описывая либерала-приватизатора, пришедшего к ним на завод, написала: «Ничего особенного, относился к нам, как фашисты во время оккупации относились». Она крестьянка. И, когда ее спрашивают о самом лучшем времени в ее жизни, она дает непредставимый ответ: называет время с 1938 года и до начала войны.
И это симптоматично: огромная часть нашей деревни к 1938 году оправилась от коллективизации. Террор закончился, началось хозяйствование. Наладились рыночные отношения – пусть даже с придавленными ценами, так как за счет работы и дефицита еды можно было нормально торговать на рынке и хорошо зарабатывать. Появилась четкая внятная перспектива, и деревня начала вставать на ноги.
Да, конечно, далеко не вся. Потому что даже в моем родном Подмосковье аж до шестидесятых годов в некоторых местах пахали ручными плугами. Во многих местах в Рязанской области света не было до 1970-х, радио проводили в 1960-х. А в масштабах всего Советского Союза колхозникам закончили выдавать паспорта аж в 1981 году, уже после Олимпиады (хотели закончить к Олимпиаде, да не успели).
Однако, несмотря на все это, во многих плодородных местах люди увидели хорошую, красивую, правильную перспективу – и уже в 1938 году им, как и горожанам, было за что сражаться. Это еще одна причина, по которой Сталин тянул с началом войны: каждый год мирной жизни давал не только дополнительные мощности военной промышленности и обученных офицеров, он давал главное – растущий патриотизм населения страны. Каждый год обеспечивал государству все больше лояльных людей. В 1939 году горожане, может быть, и не воевали бы, а в 1945 году воевала бы уже почти вся деревня.
Однако в 1941 году основная часть деревни слишком явно и слишком страшно помнила коллективизацию и не смогла наладить текущий быт. И она просто не воевала.
Разоренным, раскулаченным – им просто не за кого было воевать в нашей стране.
Это легко понять: представьте себе, что война сейчас начнется. Кто будет воевать за чубайсов, гозманов и абрамовичей, если война, конечно, не будет носить характера геноцида по этническому признаку, который мы видели в первой половине девяностых? Никто не будет. Положат оружие и разойдутся – кроме, конечно, отдельных героев, которые есть всегда и большинства никогда не составляют.
При этом нужно понимать, что война принципиально отличалась от недавней финской, в которой те же самые крестьяне, колхозники показали абсолютный массовый героизм. Финская война была наступательной, а в такой войне дезертировать практически нельзя: нужно бежать к противнику впереди собственной армии и еще и ей в плен не попасться. В отступлении, да еще в ситуации, когда нет фронта, – совершенно иное дело.
У нас же даже в октябре 1941 года под Москвой не было фронта. Стандартный образ того времени – «немецкие десанты» на мотоциклах – не были десантами: мотоциклы не сбрасывали с парашютами. Это были просто передовые разъезды армии: они ехали себе и ехали до самых окраин Москвы.
В оборонительной войне, в отступлении не воевать просто – положил оружие и отошел на полкилометра в сторону. И это одна из причин, почему было такое количество пленных и почему они так чудовищно погибали. Это самые страшные мемуары – причем их не так много, потому что большинство людей погибло, – о том, как пленных просто сгоняли на поле, огораживали его по периметру колючей проволокой, ставили вышки с пулеметом, и все. И есть можно было только то, что на этом поле, под ногами, растет.
Большинство воспоминаний такого рода, которые я читал, – о том, как люди ели кормовую свеклу, которую выкапывали руками. Потому что ее можно некоторое время есть – и шанс выжить становился больше. А если это было поле пшеницы, например, то люди вымирали почти сразу. Немцы не были готовы к такому количеству пленных, да и в принципе их судьбой не интересовались. Они очень сильно недооценили численность Красной армии, не знали, что перед ними такие людские массы, и не задумывались о возможности такого количества пленных – деморализованных, испуганных, находившихся в состоянии ступора, паники. Потому что много людей было необученных, а многих учили вести только наступательную войну.
И эти людские массы сгоняли с дороги, чтобы они не мешали. Где-то их расстреливали сразу. Где-то сгоняли в лагеря, а дальше все происходило просто.
В чем отличие советского порядка от немецкого? Любой советский руководитель твердо знает, что план условен. Да, официально это закон и норма жизни, но если план не предусматривает чего-то происходящего, на это происходящее необходимо быстро и инициативно реагировать, иначе будет плохо. Немецкий же руководитель действует совершенно по-другому: у него есть список обязанностей, и ничего, кроме этих обязанностей, он выполнять не будет.
Поэтому, если крупная советская часть видит лагерь даже немецких военнопленных, которым нечего есть, командир понимает, что кто-то чего-то не предусмотрел, это нормальная штатная ситуация, так бывает, – и в итоге пленных покормят, хотя бы из страха командира перед некими неясными ему самому, но более чем возможными обвинениями.
У немцев все по-другому. У командира крупной части нет приказа кормить пленных, потому что никто не думал, что их окажется столько, и он проведет свою часть мимо… И никто не будет их кормить, потому что это не предусмотрено, – и поэтому люди умирали в этих лагерях как минимум сотнями тысяч человек. Это реальность. И поэтому довольно многим удалось убежать, когда они понимали, что их ждет уничтожение даже не потому, что их хотят убить, а потому, что они просто не предусмотрены.
А люди, хлебнувшие жизни на территориях, оккупированных немцами, били потом немцев жестче и дольше всех – подобно тому, как пожившие последние двадцать лет под либералами ненавидят их сильнее любого сталиниста конца восьмидесятых.
Почему произошел перелом под Москвой? Немецкая военная машина выдохлась, размытая массовым героизмом тех, кто вопреки всему продолжал сражаться. А с другой стороны – и это главное – никто не мог предвидеть, что в кратчайшие сроки в понесшем тягчайшее военное поражение и дезорганизованном Советском Союзе удастся перебросить на Урал и за Урал огромную часть промышленности и она будет работать практически на пустом месте.
Никто не мог представить себе, что люди будут работать на станках, стоящих в снегу, без стен и крыш, и жить рядом с этими станками в землянках, и при этом работать добросовестно и качественно, как никто и никогда не работает из страха и под принуждением!
Немцы не могли себе даже представить такой возможности.
Либералы, которые сегодня визжат, что Советский Союз держался на страхе, что все ненавидели Сталина и были готовы сдаться немцам, пытаются заставить нас забыть о реальном массовом героизме не только на фронте, но и в тылу. Они пытаются заставить нас забыть о том, что тыл работал не из-под палки, а из– за массового патриотизма и любви к Родине – какая есть.
Мы с трудом, но можем оценить подвиг тех, кто воевал. О подвиге же тех, кто работал в тылу, мемуаров написано очень мало.
Это тоже были чудовищные, непредставимые сегодня вещи. В том же самом Ленинграде кормили тех, кто воевал, а работающим на заводах, я не говорю про «иждивенцев», было на порядок хуже – если, конечно, не учитывать самоубийственные атаки, в которые периодически бросали солдат.
Существует чудовищный миф, который усиленно продвигается либеральными фундаменталистами всех мастей: о том, что война была выиграна благодаря заградительным отрядам.
Действительно, заградотряды существовали – как во всех воюющих армиях, как и у немцев. И в Гражданскую войну они были у многих воюющих сторон, хотя заградотряды Троцкого известны более всего. А если обратиться к истории, то еще у римлян имелось нечто подобное.
Заградотряды были различными. В самом начале войны были созданы заградительные отряды НКВД, которые боролись с диверсантами и шпионажем. Потому что количество диверсантов, заброшенных в наш тыл, было огромно. Либералы сейчас любят рассказывать, что, как только немцы напали, в тылу у Красной армии вспыхнуло стихийное массовое восстание красноармейцев, которые бросились воевать против своих командиров.
Это изящное искажение реальности: диверсантов, переодетых в красноармейскую форму, записывают в повстанцы. Но это обычный для либералов инструмент пропагандистской войны.
А потом, уже в сентябре 1941 года, были созданы армейские заградотряды, которые действительно должны были пресекать бегство.
Заградотряды были приданы СМЕРШу – сокращенное название организации «Смерть шпионам!» Они ловили дезертиров, паникеров, потерявших голову, отставших от своих частей. Да, они все проходили через проверку, только в основном это было не так, как теперь показывают в фильмах. Потому что более 90 % людей после этой проверки возвращались в строй. Если уж, что называется, путались в показаниях – да, случались и зверства, и идиотизм, и расстрелы невинных.
Но, в конце концов, это военное время, а такое в условиях паники происходит везде и всегда.
Однако абсолютное большинство попавших в проверки СМЕРШа – на этот счет есть очень внятная и полная статистика – возвращалось на фронт. Так, из более чем 650 тыс. военнослужащих, задержанных к 10 октября 1941 года (менее чем за месяц существования заградотрядов), после проверки были арестованы около 26 тыс. человек, среди которых особые отделы выделили: шпионов – 1505, диверсантов – 308, изменников – 2621, трусов и паникеров – 2643, дезертиров – 8772, распространителей провокационных слухов – 3987, самострельщиков – 1671, других – 4371 человек. Были расстреляны 10 201 человек. Более 632 тыс. человек, то есть более 96 % задержанных, вернулись на фронт.
Да, были расстрелы перед строем: к 10 октября 1941 года так были расстреляны 3321 человек. Особенно там, где действовал «сталинский мясник» товарищ Жуков. Я всякий раз вздрагиваю, когда вижу его памятник, установленный перед Историческим музеем: большей исторической иронии, худшего черного юмора представить себе нельзя. Но Сталину был нужен кнут, и Жуков им стал, в этом была его функция.
В другой страшный момент войны, с 1 августа по 15 октября 1942 года, заградотрядами были задержаны 140 755 военнослужащих, «сбежавших с передовой линии фронта». Из них: арестовано – 3980, расстреляно – 1189, направлено в штрафные роты – 2776, в штрафные батальоны – 185, возвращено в свои части и на пересыльные пункты подавляющее число задержанных – 131 094 человек. Воевать дальше без какого-либо поражения в правах получило возможность абсолютное большинство задержанных, покинувших передовую, – более 91 %.
Резюмируя: заградотряды действительно существовали, и их было больше, чем у противника, по крайней мере, на первом этапе войны. У фашистов, насколько могу судить, они появились после битвы под Москвой.
Но нужно четко понять, что война была выиграна не благодаря им.
Нельзя говорить, что миллионы советских людей совершали подвиги только потому, что Сталин был жесток. Помимо очевидной подлости, это еще и просто глупо.
Впрочем, либералы не чувствуют ни подлости, ни глупости.
Сейчас развернуто подлинное наступление на общественное созднание, подлинная кампания по переписыванию нашей истории, и центральной мишенью этого наступления является фигура Сталина. Основной целью либералов, насколько понимаю, является внедрение в общественное сознание тезиса о том, что Сталин хуже Гитлера.
Для меня оставалось загадкой, почему фигуру Сталина искусственно удерживают в повестке дня, пока ответ не дала известная либеральная журналистка Юлия Латынина. Описывая ужасы нашей сегодняшней жизни, она не раз заявляла: посмотрите, во всем этом виноват Сталин, это все создано Сталиным. Иногда потребность в повторении, подчеркивании, вбивании этой идеи в сознание читателей и слушателей была так велика, что вела даже к логическим разрывам. Так, в статье «Наследство Сталина: бессмысленное и беспощадное», опубликованной в «Ежедневном журнале» 12 мая 2005 года и во многом способствовавшей возвращению этой фигуры в центр общественных дискуссий, она после описания масштабов катастрофы начала войны вдруг, казалось бы, ни с того, ни с сего пишет: «Сталин действительно основоположник всей той катастрофы, перед которой сейчас стоит Россия. Нечасто бывает так, что и человек давно умер, и режим давно рухнул, а катастрофа осталась».
Эта фраза – ключ к постоянному возвращению либералов к фигуре Сталина. Либералы просто-напросто нуждаются в оправдании!
Посмотрите, что они сотворили: чудовищные либеральные реформы девяностых годов уничтожили могущество и благосостояние нашей страны, нанесли демографический ущерб, производящий впечатление осознанного геноцида – в первую очередь русского, но далеко не только его. И либеральные социально-экономические реформы двухтысячных, насколько можно судить, – продолжение этого либерального геноцида, этой российской катастрофы.
В этом либералам нужно оправдаться, потому что результаты их деятельности и их пропаганды слишком заметны и слишком чудовищны. Кладбища в российских городах не спрячешь точно так же, как не спрячешь Освенцим.
И либералы нашли выход: они последовали примеру партократов советской эпохи, которые все сравнивали с 1913 годом. Я хорошо помню, как еще в конце семидесятых в школе, в которой я учился, педагоги в воспитательных беседах с нами иногда трактовали наше хулиганское или недобросовестное поведение как проявление «родимых пятен капитализма».
Беспомощные партократы, разрушавшие свою страну, гнившие заживо, использовали бездарного царя Николая II Кровавого как свое прикрытие и свое оправдание. Точно так же либералы понимают, что, сколько веревочке ни виться, кончику быть, и им придется отвечать за содеянные ими зверства, разрушения, жестокость, и пытаются использовать для своего оправдания фигуру Сталина.
Ведь какова формула современного российского либерализма? – «Разрешили врать и воровать и назвали это демократией и рынком». (Здесь исключительно важно и слово «разрешили»: оно многое проясняет в отношении российского народа к своему государству.)
Точно так же, как партократы оправдывались Николаем Вторым, нынешние либералы пытаются оправдываться Сталиным. Мол, это не мы разрушили страну, во всем виноват Сталин (примерно так же Ельцин когда-то изрек: «Во всем виноват Чубайс»).
Правда, Сталин страну сначала построил. Потому что мы живем в том, что построено либо при нем, либо по чертежам, которые при нем сделаны. После этого, к сожалению, принципиально новых вещей было создано удручающе мало. И здесь мы приходим к оценке его исторической роли и исторической вины.
В чем действительная вина Сталина? Ответ прост: в возможности появления после него таких людей, как Чубайс, Гайдар, Гозман.
Очень хорошо помню, как сам я в конце восьмидесятых, будучи совершенно бессмысленным либералом, вооруженным «Новым миром» и прочими «Огоньками», столкнулся с человеком, тогда уже очень пожилым, который участвовал в создании ГУЛАГа и сам в итоге в него и угодил.
И вот, владея всей информацией, этот ярый сталинист все мои жалкие юношеские демократические наскоки с фактами в руках разбивал в пыль, в нуль, в пустоту. Я даже не подозревал, что такое бывает. И он ввел меня в ощущение полной потери идентичности. Отчаявшись, говорю: «Хорошо, что же, получается, что Сталин был хороший? – я к тому моменту уже не мог говорить политкорректным научным языком. – Получается, что вся история моей семьи, многих других семей – это что, какие-то отдельные, выбивающиеся из этого потока случайные эпизоды? Лес рубят – щепки летят? Нетипичный случай? Так, что ли?»
И тут он пригорюнился и сказал: «Да нет, молодой человек, вообще-то вы, конечно, полностью правы, Сталин действительно был очень плохим. Только не потому, что вы сейчас напели, это все ерунда, извините уж за резкое слово». И затем он произнес чеканную формулу: «Сталин плох потому, что созданная им система породила Горбачева».
Это мне сказали в 1988 году, более 20 лет назад, и это прозвучало как удар грома. С того времени прошло более половины моей жизни, а я помню до сих пор все складки скатерти, которой был накрыт стол, и узор паркета.
В конечном итоге, как показывает история, главное в созданной Сталиным системе – ее нежизнеспособность. Она начала сгнивать уже при его жизни. Коренной источник ее слабости – чрезмерная жестокость. Она была настолько высокой, настолько сильной и откровенной, а в отдельных моментах, в отдельных местах – настолько всеобщей, что разрушила жажду инициативы самого инициативного в мире народа. И разрушила жажду инициативы системы управления. Отбив вкус к инициативе, тем самым она отбила вкус и к развитию. Как только через несколько десятилетий после смерти Сталина был достигнут паритет в атомных вооружениях, как только доктрина гарантированного взаимного уничтожения обеспечила безопасность – система начала рассыпаться просто потому, что исчезла прямая явная угроза.
А почему Сталин был слишком жестоким? Откуда эта инфернальная жестокость в отдельные моменты? – из Гражданской войны. Мы не представляем себе степень ее жестокости. Жестокость Великой Отечественной – лишь ее отголосок.
Почему же Сталин не уходит в прошлое сегодня? Потому, что эту рану народную постоянно, со сладострастием, в корыстных целях, в поисках оправдания себе расчесывают либералы.
Но главная причина – абсолютная неэффективность нашей правящей бюрократии, на фоне которой Сталин действительно выглядит выдающимся творцом, гениальным стратегом, эффективным управленцем.
Как только появится руководитель, который начнет исполнять или хотя бы пытаться исполнять свои обязанности в полном объеме, фигура Сталина из повседневной жизни уйдет в учебник истории.
Но сегодня, когда люди видят, что действительно существовал человек, который, по совершенно справедливым словам Черчилля, принял Россию с сохой, а оставил ее с атомной бомбой (пусть даже многие деревни оставались с сохой), и сделал вещи невозможные, – на фоне огромного количества руководителей, которые ничего не делают и только бесконечно трезвонят и болтают, Сталин превращается в идола.
Просто потому, что он достигал результатов.
И нас ждут большие неприятности, потому что наша история ведет нас к возвращению Сталина. Пусть и несколько более гуманного.
Что же такое Сталин для современности?
Это символ достижения справедливости – любыми средствами, без оглядки на любые нормы, включая нормы морали, и символ развития – тоже любыми средствами, без оглядки на любые институты и любые нормы.
И на самом деле это опыт потрясающий.
У нас часто говорят: ой, вы знаете, это невозможно, у нас очень усталое общество. Возражу: более усталого общества, чем наше после Гражданской войны, представить себе нельзя. Это было не просто усталое – это было изможденное общество. До конца двадцатых годов люди падали на улицах в корчах и конвульсиях, и это было нормально. Медики говорили: а, да, это контуженный, сейчас очухается. Или эпилептик, тоже очухается. А верующие говорили: вот пришли к человеку те, кого он убил.
Аркадий Гайдар (не путать с покойным реформатором) в детской книжке мельком написал: «Снились люди, убитые мной в детстве». Он в 16 лет командовал полком, и мало кто знает, что в 18 лет его лечили (и вылечили) от тяжелейшего психического расстройства. А в Хакасии его именем и именем его жены до сих пор пугают детей.
Сталин при всем своем зверстве победил людей, которые были намного более жестокими, чем он сам: Троцкого, Бухарина, Каменева, Зиновьева. Кстати, расстрелы в Красной армии ввел Троцкий и применял в значительно больших масштабах, чем Жуков, включая расстрел каждого десятого. Хотя Жуков применял это двадцать лет спустя, в несравненно более цивилизованном и несравнимо более гуманистическом обществе, и поэтому шок от этих расстрелов был намного более страшным.
Феномен сталинской системы заключался в том, что в предельно изнуренном, измученном, измотанном обществе методами социальной инженерии в двадцатые годы была практически на пустом месте создана пассионарность.
Индуцирована.
Создана методами социальной инженерии, хотя такие слова и не произносились.
То есть наше сегодняшнее истощение и изнурение – это преодолимо. Вопрос – как, но это уже технологии, пусть и социальные. Вопрос в качестве управления.
Но это не гроб и не кладбище.
Мы стоим сегодня у порога не могилы нашего общества, но у порога новой дороги. Просто первые шаги по ней будут неприятными. В конце концов первые шаги, особенно если 20 лет валяться пьяным в канаве, неприятны всегда. И, как говорят китайцы, дорога в 10 тысяч ли начинается с первого шага. А мы говорим: дорогу осилит идущий.
Через несколько лет мы начнем наш путь. Мы возьмем из нашего прошлого то, что было хорошо, и оставим позади ужасы и ошибки. У нас есть история, на которой можно учиться, и мы выучимся, как бы ни мешали нам либеральные и официозные фальсификаторы истории. И, готовясь идти по этому пути, мы должны пристально вглядеться в главный день, главный момент истории нашего общества, освещающий ее всю и придающий ей смысл, – День Победы.
День Победы: в истории и в ее подтасовках
Майские праздники для нас – самые насыщенные радостными датами десять дней в году. Прежде всего, 1 Мая – Международный день солидарности трудящихся. 1 мая 1886 года рабочие чикагских боен объявили забастовку и потребовали восьмичасового рабочего дня, кончилось это через несколько дней плохо, но в день начала стачки, 1 мая, ничего грустного еще не случилось.
Поэтому через три с лишним года, в июле 1889 года, Парижский конгресс Второго Интернационала установил этот день в качестве праздника трудящихся всего мира, и впервые его отметили в 1890 году почти сразу во всех странах Европы. 120 лет назад, между прочим: совсем недавно, в 2010 году, у 1 Мая был юбилей, о котором не только все наше руководство, но и официозная зюгановская КПРФ предпочли тактично умолчать. Однако и сейчас этот день является государственным праздником в 66 странах мира – и даже в нашей.
Это удивительно, потому что в нашей стране в результате либеральных реформ труд как таковой стал, насколько можно судить, едва ли не позорным и постыдным занятием. Люди, которые честно работают, вызывают откровенно издевательское отношение, а государственная политика представляет собой прямое измывательство над ними. «Делом чести, доблести и геройства» в современной России благодаря усилиям либералов все больше становится отнюдь не труд, а спекуляция, воровство и коррупция.
Но, тем не менее, 1 Мая для нашего общества остается праздником, хотя и не очень понятно, что празднуют в этот день коррумпированная или просто бездельничающая часть нашего руководства. Правда, не могу исключить того, что они искренне считают свое воровство и безделье тяжким, сложным, высокопроизводительным и лишь потому высокооплачиваемым трудом.5 мая в Советском Союзе отмечался День печати, потому что в этот день в 1912 году вышел первый номер главной газеты страны с оскорбительным, нестерпимым для нынешних либеральных реформаторов названием «Правда». До сих пор День печати празднуется в этот день в Белоруссии, а в нашей стране его сначала перенесли на какую-то «демократическую» дату, а потом прочно забыли. Учитывая надругательство над российскими медиа, осуществленное в девяностые годы олигархией, а в «тучные нулевые» – клептократией, праздновать этот день действительно странновато.
В мире с этой датой поступили значительно более разумно и бережно: чтобы не разрушать традицию совсем, а использовать ее инерцию в своих целях, решением Генеральной Ассамблеи ООН Всемирным днем свободной печати сделали 3 мая. Термин «печать» понимается здесь в широком смысле этого слова: как все средства массовой информации. Формальным поводом стало принятие 3 мая 1991 года в Намибии, в городе Виндхук, одноименной декларации по созданию и обеспечению независимости и плюрализма не какой-нибудь, а африканской печати.
Тогда за свободу печати боролись африканцы в Намибии, а сейчас, почти двадцать лет спустя, мы чешем в затылке и думаем: а есть ли нам что в России праздновать в этот день? И отличаемся ли мы от Африки почти 20-летней давности в лучшую или в худшую сторону?
Хотя, наверное, в России и по сей день есть много представителей средств массовой информации, которые свято убеждены в своей свободе.
7 мая был и остается Днем радио – потому, что в этот день в 1895 году великий инженер А. С. Попов осуществил первый сеанс радиосвязи (помимо юбилея 1 Мая, в 2010 году Россия не заметила еще одну почти «круглую» дату: 115-летнюю годовщину этого события).
Знаменитый Г. Маркони сделал это чуть позже. День радио установлен 7 мая именно в честь Попова. У Маркони другие достижения, и никто их на самом деле не оспаривает, но безусловный приоритет в этой сфере принадлежит нашей стране.
Справка
Принудительный загул
Отметим, что даже в самые радостные майские дни нельзя забывать, каким беспредельным цинизмом и, в конце концов, просто глупостью является официальное установление после Нового года декады беспросветного всероссийского запоя. В то же время в майские праздники, когда можно даже под дождем очень даже приятно погулять и, в конце концов, просто подышать свежим воздухом, – в эти праздники, которые самой природой предназначены для вольного отдыха (или труда на приусадебных участках), четыре дня нужно работать.
Это же просто бред – три дня выходных, потом четыре дня работаем, потом еще раз три дня отдыхаем и снова четыре дня работаем!
Из всего народа, из всей страны делают каких-то подопытных собак Павлова. И это отнюдь не бессмысленно: это издевательство, с моей точки зрения, как я покажу чуть ниже, всецело обусловлено интересами правящей тусовки.
Ведь единственная причина истошного отстаивания депутатами, особенно «Единой России», длинных именно зимних, а не весенних каникул, заключается, насколько можно судить, в их простом желании покататься на горных лыжах.
Напомню: это дорогой и сложный вид отдыха. Вероятно, за это его наша правящая тусовка и полюбила – за то, что абсолютному большинству населения некогда великой страны, искусственно удерживаемому этой тусовкой в нищете, этот отдых в принципе недоступен, и само занятие им автоматически причисляет соответствующего человека к «высшей касте».
И всей стране на протяжении вот уже нескольких лет подряд наглядно демонстрируется, что буквально несколько тысяч на всю страну человек, которые активно катаются на горных лыжах и используют для этого новогодние каникулы, являются более значимыми, более влиятельными, более важными для вроде бы российского государства, чем несколько десятков миллионов россиян, которые хотят отдыхать в майские каникулы даже при неустойчивой погоде.
Осознание этого циничного надругательства над нашей страной, над всем народом способно отравить любые праздники – как новогодние, так и майские.
И далеко не только автору этих строк.
Когда страна работает в противоестественном, с точки зрения нормального сознания, извращенном режиме, это портит ей – всей стране, всему народу – и Новый год, и Рождество, и старый Новый год, и даже Татьянин день, и все остальные праздники.
Люди, принимающие решения за нас и вместо нас в режиме для кого-то «суверенной», а для страны, насколько можно судить, все-таки «сувенирной» демократии, привыкли не обращать внимания на десятки миллионов россиян. Но пусть они хотя бы подумают о возможности перерастания вызванного их поведением беспредметного раздражения в жесткую, сфокусированную именно на них и потому вполне конкретную ненависть.
День Победы, 9 Мая, – это святой день нашей страны, когда стараются не работать даже люди, которые работают всегда.
Это главный в России праздник, потому что война была чудовищным, непредставимым сегодня ужасом.
Я знаю семьи, где до сих пор, уже в третьем поколении, о войне при посторонних просто не говорят. Родители что-то рассказывают детям, дети что-то рассказывают внукам, внуки что-то рассказывают правнукам – и до сих пор, со всеми смягчающими пересказами, это «что-то» связано с таким ужасом, что даже с близкими друзьями это не обсуждают.
Не потому, что в прошлом этих семей были какие-то позорные пятна, – ничего подобного. Просто пережитое их предками, и не только на фронте, но и в тылу, и не только в эвакуациях, было таковым, что до сих пор, спустя почти 70 лет, через три поколения, боль не утихла и душевные раны по-прежнему кровоточат.
И нельзя забывать, что именно война окончательно сплавила нас в советский народ. Ярче всего это иллюстрирует отношение великой поэтессы Анны Ахматовой к идее переименования Ленинграда обратно в Санкт-Петербург.
Она страшно пострадала от советской власти: у нее был расстрелян первый муж, сидел второй муж, дважды сидел сын, великий историк Лев Гумилев, между лагерями прошедший почти всю войну и чудом оставшийся жив, – и это помимо жесточайших кампаний личной травли не только после, но и до войны! И советскую власть она, мягко говоря, не любила.
И вот после блокады, начало которой Ахматова еще застала (ее вывезли тяжелобольной, по личному указанию Сталина), она в частном разговоре произнесла потрясающую фразу о своем городе, с которым была связана вся ее жизнь и который стал частью ее личности: «Самые героические и самые страшные дни своей истории этот город пережил как Ленинград. Это имя и должно остаться…»[8]
9 Мая мы празднуем величайшую победу в истории нашей страны в том виде, в котором мы ее, эту свою страну, любим и знаем. И люди, которые говорят, что советская история не является российской, русской, хотят откреститься даже не от своего прошлого – они хотят откреститься прежде всего от самих себя.
Они добровольно и без всякого принуждения отказываются от своих родителей, от своих дедов и, по сути дела, расписываются если уж не в ненависти, то в сознательном самоотчуждении от своей страны и своих собственных предков. Это попросту стыдно. Это то, что в приличном обществе не принимается никогда, нигде и никем.
И 9 Мая – это день, который объединяет всех нормальных людей. Не только на постсоветском пространстве, но и за его пределами. Наверное, только в этот день весь мир становится по-настоящему единым.
Забыть войну, в том числе и ее аспекты, сегодня кажущиеся нам неприятными, – это значит забыть не родителей, не дедов: это значит забыть самих себя.
Помните, была такая повесть и хороший фильм по ней – «Я родом из детства»? Вот наш народ точно так же родом из Великой Отечественной войны. В третьем, в четвертом и в десятом поколении мы все равно будем родом оттуда.
И потому очень важно не допускать переписывания истории. Не расследования фактов – оно необходимо, потому что многого мы еще не знаем, – а разрушения самого исторического контекста, превращения палачей в жертв, агрессоров в «борцов за права человека» и наоборот.
Было ведь всякое. Например, сразу после войны Главная военная прокуратура установила, что подвига 28 героев-панфиловцев не было: журналисту приказали написать о подвиге, а он его придумал. Но другие-то бои были.
И то, что вот этого конкретного боя не оказалось, ничуть не уменьшает величия подвига участников других боев и других людей, которых либеральная пропаганда изо всех сил пытается превратить из героев в беспомощных безответных жертв. Они не то что во многом неизвестны и забыты – многие из них до сих пор еще не захоронены, и в этом отношении Великая Отечественная война еще не закончена.
Да что там «не захоронены» – у нас до сих пор не все города восстановлены после войны! у нас еще не все территории разминированы!
Ужас войны мы себе сегодня, даже после либеральных реформ, плаката «Русские, не уезжайте – нам нужны рабы!» в центре Грозного и чеченских войн, представить не можем.
И даже рассказы очевидцев, доходящие до нас, оказываются разными. Человеческая память устроена так, что ужас из нее вытесняется благодаря инстинкту самосохранения.
Да и самоцензура есть, не считая просто цензуры. Потому что, скажем, Сергей Смирнов, великий писатель-фронтовик, вернул в общественное сознание подвиг защитников Брестской крепости. Они с Константином Симоновым во многом восстановили общественную память о первом периоде войны, потому что в Советском Союзе было не принято писать об отступлении 1941 года, которое в его ходе участники называли просто «драпом». Да и об отступлении 1942 года, когда откатились до Сталинграда и Майкопа, и о провальной Харьковской операции, о чудовищной Ржевской мясорубке, о Крымской операции, о трагедиях финской войны, о других провалах было не принято писать. И мы о них до сих пор знаем непозволительно мало.
И во многом даже не общественную – народную память спасли стихи. Взять хотя бы одного только Симонова: «Тайпалеен-Ио– ки – холодная и быстрая река», «Я убит подо Ржевом», «Я помню в Вязьме старый дом, одну лишь ночь мы жили в нем», «Ты помнишь, Алёша, дороги Смоленщины», о провале наступления в Крыму в 1942 году – «А бомбы прямо и высоко, и, значит, лягут сзади нас»… Это огромное историческое деяние: поэт, по сути, сохранил память целого народа.
Мы должны помнить все, что было, – и хорошее, и плохое. Мы должны научиться оценивать свою жизнь и жизнь своего народа, не допуская ни клеветы на себя, ни самооплевывания, столь любезного либералам. Не справимся с этим – чем мы тогда будем отличаться от представителей демшизы, искренне считающих героями нашей страны бандеровцев, литовских «лесных братьев», чеченских бандитов и всех остальных, воевавших с Советской армией и с упоением бивших наш народ в спину?
А ведь это не просто говорилось в запале – это и по сей день говорится в нашей стране безнаказанно, с гордостью и всерьез, это и по сей день всей мощью либеральной пропаганды навязывается нашему народу, как едва ли не истина в последней инстанции.
И судей, сажающих россиян в тюрьму за неосторожно сказанное про полностью разложившихся начальничков слово, пропагандисты подобной мерзости последовательно защищают.
Для них свобода слова есть, и чем грязнее это слово, чем оно подлее – тем лучше. А тем, кто хочет жить в России, место, насколько можно судить, в тюрьме: их либералы открыто и с удовольствием, пьянея от безнаказанности, называют фашистами.
Удивительно, но ненависть к России, к своей стране превратилась в определенных социальных стратах просто в какое-то подобие психического заболевания. Не так давно в Берлине наши совсем не старые эмигранты с восторгом неофитов, делящихся открывшейся им истиной, с горящими глазами рассказывали мне о том, что, оказывается, советские солдаты во время освобождения Германии от фашистов голодали так, что ели друг друга, занимались каннибализмом!
Но что поминать утрату исторического чувства эмигрантами? Ведь иногда и мы сами проявляем поразительную невоспитанность в том, что касается этого праздника. Простой пример. 9 Мая по Красной площади в День Победы прошли войска армий стран НАТО.
Юридически в параде участвовали войска некоторых стран антигитлеровской коалиции: войска Соединенных Штатов, Великобритании и Франции, а также Польши и некоторых (но не всех!) стран СНГ. А вот Китая, скажем, почему-то не было, хотя он сыграл во Второй мировой войне огромную роль и понес колоссальные потери.
А главное, по Красной площади прошли именно действующие войска, а не ветераны, которые тогда воевали.
Если бы ветеранам было тяжело идти – их можно было б и в машинах провезти, чтобы они еще раз Москву посмотрели: ведь они сражались и за нас тоже.
А вот действующие войска НАТО совершенно не являются чем-то дружественным нам.
Мы прекрасно знаем, что после 1945 года эти войска совершали различные агрессивные и подчас зверские действия.
Роль, скажем, американских военных в разного рода событиях после войны совершенно чудовищна, и не надо судить о ней по сладким сказочкам вроде «Рэмбо»: едва ли не единственная правда в них заключается в том, что американские военные действительно убивали наших. Ведь многие из необъявленных войн велись, по сути дела, между нашей страной и Соединенными Штатами Америки.
С другой стороны, почти сразу же после того, как наша страна перестала быть сдерживающим фактором, НАТО возобновило войну даже в Европе. Достаточно вспомнить, как совершенно осознанно и откровенно «вбамбливали в каменный век» Югославию. Мы действительно рады видеть на Красной площади тех, кто это делал? А ведь эта страна была уничтожена, причем вполне целенаправленно, с сознательным демонстративным нарушением всех норм международного права.
Наши войска захватывали американскую технику у грузинских войск, которые в августе 2008 года попытались устроить геноцид мирного населения Южной Осетии, в том числе геноцид граждан России в Южной Осетии, и которые исподтишка убивали наших миротворцев.
И то, что Саакашвили имел политические и информационные гарантии со стороны тех же США, у меня лично, хотя юридических доказательств нет, сомнений не вызывает. Достаточно вспомнить, сколько времени в мировом эфире имел сразу после начала этой войны Саакашвили и сколько Медведев. Соотношение 90 к 10 – так бывает, когда показывают какого-нибудь террориста, и американское руководство, насколько можно понять, используя свое влияние на глобальные СМИ и глобальную повестку дня, поставило в положение террористов нашу страну, граждан которой пытались физически истребить.
Так что НАТО нам не друзья. Можно говорить о нейтралитете, можно говорить о замедлении, хотя и очевидно вынужденном, их распространения на восток, можно говорить даже о сотрудничестве, но это военный блок, и он создан, чтобы убивать – убивать не кого-то там далекого и постороннего, а нас с вами.
Правда, стараниями нашего руководства войска НАТО не в первый раз проходят по Красной площади. В рамках международного военно-музыкального фестиваля по ней несколько раз проходили даже немцы, но музыканты, хоть и военные, и, кроме того, отнюдь не в День Победы.
К тому же немцы первый раз прошли по Красной площади еще в 1943 году. Мы все знаем, как военнопленных провели по Садовому кольцу 18 июля 1944 года, после освобождения Минска, но только старые москвичи, которых совсем немного, знают, что в первый раз их провели по центру Москвы в 1943-м.
Их провели, как и в 1944 году, чтобы показать: мы наконец побеждаем. Время было военное, меры безопасности чрезмерные и, насколько я понимаю, не сохранилось кино– и фотосъемки этого события. Но в народе память осталась. К сожалению, 9 Мая 2010 года ситуация сложилась немного другая. Это ведь не День города и не военно-музыкальный фестиваль – это День Победы. И по Красной площади прошли не ветераны и даже не музыканты: прошли с оружием действующие войска стран НАТО.
Понятно, что нет и не может быть никаких претензий по факту участия в параде Войска Польского: его летчики Югославию не бомбили, его инструкторы напавших на Южную Осетию фашистов не обучали, а в других захватнических операциях НАТО исполняли и исполняют роль сугубо второстепенную, вспомогательную (примерно как испанская «голубая дивизия» во время Великой Отечественной войны).
А в войну первые солдаты будущего Войска Польского сражались бок о бок с советскими, приняв первый бой в октябре 1943 года у деревни Ленино Могилевской области Белоруссии.
И очень обидно, что на параде по непонятным причинам не было, например, чехов, потому что они тоже воевали вместе с нами, и в составе Советской армии был сначала батальон, а потом и более крупные подразделения. Я мальчиком очень долго не мог поверить, что надо произносить «батальон Свободы», с ударением на первом слоге, по имени командира батальона Людвига Свободы, – я был совершенно убежден, что это «батальон свободы».
Но Польша и Чехия – это одно, а войска ключевых стран НАТО 9 Мая на Красной площади, после Югославии и Ирака, – совсем другое. Наше неразумное, предельно недобросовестное и аморальное начальство опять поставило всю Россию в положение унтер-офицерской вдовы, которая сама себя высекла.
Впрочем, сейчас это вновь становится модным – чего стоит хотя бы история с признанием Катыни!
Справка
Катынь: Россия всегда виновата во всем
Очень сильно надеюсь, что будут рассекречены все, а не только некоторые материалы, и будет дана оценка подлинности того, что якобы рассекречивают сейчас. Потому что те документы, которые с такой помпой публикуют в настоящее время, были преданы огласке еще в начале 1990-х годов – и тогда же неполитизированные специалисты с гневом и недоумением говорили и писали о том, что эти документы являются разного рода фальшивками.
Более того, до сих пор остаются засекреченными результаты следствия Главной военной прокуратуры, которое было проведено сразу после войны. Тогда и неприятные вещи раскрывали вполне спокойно, вполне откровенно, – хотя и засекречивали потом. Сейчас пора опубликовать главный документ по Катыни – результаты послевоенного расследования, которое велось «по горячим следам».
Кроме того, нужно получить ответы на вопросы, которые в рамках официальной версии просто не имеют ответа.
Первый вопрос содержится в дневниках Геббельса. Когда фашисты – задолго до нынешних либералов – начали истерику вокруг Катыни, он искренне сокрушался, что очень трудно пропагандировать советские зверства в ситуации, когда погибшие были убиты немецкими пулями. Об этом осталась запись в его дневнике (цит. по книге Деко А. Великие загадки XX века. – М.: Вече, 2006, стр. 289): «К несчастью, в Катыни были найдены немецкие боеприпасы». Однако значительно более важным документом, чем сетования главного пропагандиста гитлеровской Германии, является телеграмма начальника Главного управления пропаганды Хейнриха, посланная 3 мая 1943 года из Варшавы в Краков Главному административному советнику Вайнрауху. Телеграмма была снабжена строжайшим грифом: «Весьма важно. Немедленно». Она гласила: «Секретно. Часть польского Красного Креста вчера из Катыни возвратилась. Служащие польского Красного Креста привезли гильзы патронов, которыми были расстреляны жертвы Катыни. Оказалось, что это немецкие боеприпасы калибра 7,65 фирмы «Геко»» (так в тексте, переведенном капитаном Гришаевым. ГАРФ. ф. 7021, оп. 114, д. 38, л. 1, цит. по книге: Швед В. Н. Тайна Катыни. – М.: Алгоритм, 2007).
Как можно себе представить, что в 1940 году, в глухом тылу под Смоленском, а Западная Украина и Западная Белоруссия уже были присоединены, проклятое НКВД в предвкушении, так сказать, блицкрига, войны «малой кровью на чужой территории» расстреливало военнопленных и мирное население немецкими пулями из немецких пистолетов? Когда во всех остальных местах нормально использовали советское оружие? Что за бред?
А второй вопрос – это культурологические особенности применяемых технологий. Ведь национальная культура накладывает отпечаток на любые действия, в том числе и массовые убийства. Массовые убийства осуществлялись НКВД и другими советскими репрессивными органами совершенно по-иному, чем немцами. А, скажем, кампучийцы делали это по-другому. А китайцы четвертым способом, а американцы пятым и т. д.
Сразу опережу естественные вопросы: сотрудничество между репрессивными органами СССР и Германии, имевшее место до войны и сопровождавшееся передачей некоторых технологий, все равно к их унификации не привело: массовые убийства происходили по-разному.
Приношу извинения за тошнотворные подробности: я вынужден привести их по требованию редактора данной книги.
Немецкие палачи сгоняли обреченных в ров, расстреливали сверху и потом засыпали землей. Это надежный способ: если человек даже и не будет убит, он все равно умрет в могиле, засыпанный землей. При этом пулевое отверстие приходилось в голову.
Однако советские палачи применяли совершенно иную технологию: даже при массовых убийствах осужденных расстрел старались производить индивидуально, стреляя в первый шейный позвонок (естественно, если осужденный сопротивлялся, сделать это не удавалось, и тогда стреляли в голову). В этом месте находится нервный узел, соединяющий мозг с телом, и при его разрушении (в отличие от обычного выстрела в голову) смерть наступает мгновенно и гарантированно[9]. Данная технология, скорее всего, была порождена тем, что во время ее формирования основная часть расстрелов производилась в камерах, а такой способ убийства существенно уменьшал кровотечение и тем самым упрощал уборку помещений. Кроме того, он позволял почти избежать мучений убиваемого (что, помимо прочего, сберегало психику палача и позволяло повысить его производительность).
По данным Генеральной военной прокуратуры, в местах расстрелов, гарантированно производимых НКВД (в Харькове и Медном, где расстреливали как советских граждан, так и поляков), 40 % выстрелов приходилось в голову, а 60 % – в шею. В 1943 году при эксгумации тел поляков в Катыни немцы зафиксировали качественно иной уровень этого же статистического показателя: 98,5 % людей было убито выстрелом в голову и лишь 1,5 % – в шею[10].
Еще одна деталь: на телах расстрелянных в Катыни, насколько можно судить из некоторых сообщений, находят ценные личные вещи, которых у узников НКВД сохраниться не могло даже теоретически.
Может быть, там уничтожили колонну беженцев, может, еще что, а потом, узнав, что это случилось на месте старых расстрелов, решили устроить пропагандистское шоу. И тут их подвели их же собственные пули… Правда, ситуацию исправили демократы, решив для борьбы со своими политическими противниками повесить на нашу страну и на наш народ всех собак: и то, в чем виноваты, и то, в чем заведомо невиновны. Неслучайно ведь в документах, используемых для обвинения Советского Союза в катынском расстреле, специалистами-историками найдено не менее 43 признаков подделки, в результате чего даже ставший притчей во языцех из-за своей лояльности власти Басманный суд, рассматривавший это дело в апреле 2009 года, отказался признать фактом утверждение о том, что расстрел в Катыни был осуществлен по решению Политбюро ЦК ВКП(б)[11].
Не стоит забывать и о том, что в районе Катыни строили хорошо известный в тех местах бункер для Гитлера, а ведь хорошо известно, как немцы поступали со строителями совершенно секретных объектов, будь они русскими или поляками.
Насчет чувства единения здесь тоже присутствуют некоторые нюансы, потому что по факту официального признания катынского расстрела польское руководство, по всей видимости, через некоторое время предъявит России иски – на многие миллиарды долларов. Эта ситуация вполне очевидна: Россия является правопреемницей Советского Союза, и не только активов СССР, но и его пассивов, в том числе совершенных преступлений.
Другое дело, что подобных претензий поляки почему-то не предъявляют к немцам и ко многим другим. И нам придется, если такие иски будут поданы, подготовить и предъявить встречные – начиная с огромной бескорыстной поддержки, которые они получили от нашей страны в рамках Совета Экономической Взаимопомощи, и кончая возвратом территорий, которые они обрели благодаря Советскому Союзу. Это ведь не только две трети Восточной Пруссии, но и огромные западные земли.
Стоит также разъяснить им, что мы свою дорогу покаяния за преступления прошлого прошли, и теперь наступила их очередь – пусть покаются за десятки тысяч пленных красноармейцев, уничтоженных в польских концлагерях после «чуда на Висле» и прекращения советско-польской войны 1919–1921 годов.
Опускаться до этого, конечно, не хочется – это стиль либеральных фундаменталистов, но с каждым приходится говорить не на том языке, которым прилично или хочется говорить, а на том, который доступен собеседнику. И сейчас, когда против нас готовятся конкретные акции, направленные на пересмотр нашей истории и разрушение нашей идентичности, мы должны иметь в запасе достойный ответ всякого рода провокаторам. Чтобы они запомнили: тот, кто пытается обогатиться на грабеже русских, может выбирать исключительно между могилой и разорением.
Конечно, нужно восстанавливать историческую справедливость, нужно изучать, как развивались события в действительности, а не в воспаленном воображении разного рода подрабинеков. Пока результаты расследования Главной военной прокуратуры Советского Союза, проведенного после войны «по горячим следам», остаются частично закрыты, темы Катыни не должно существовать. Просто потому, что в отношении большинства расстрелянных в Катыни немецкие пули и немецкий способ убийства однозначно показывают, что это дело рук фашистов. Те же, кто предъявляет обвинения России, равно как и те, кто поспешно, ради шенгенской визы или чего-то другого признает эти обвинения, не только клевещет на свою страну, но и покрывает преступления немецко-фашистских захватчиков, выступая, по сути дела, на стороне Гитлера против собственных отцов и дедов.
Это совершенно не отменяет тему сталинских репрессий. Это страшная тема, потому что мы не знаем очень многого не только про войну, но и про террор; до сих пор одним из самых серьезных исторических свидетельств остаются художественные произведения вроде «Колымских тетрадей» Варлама Шаламова или (в части воздействия на сознание и быт интеллигенции) «Реквиема» Анны Ахматовой. Но, когда либеральные фундаменталисты забивают нам головы рассказами о том, что сталинские палачи истребили чуть ли не всех граждан СССР (более того: историк, заместитель председателя общества «Мемориал» Н. Петров, несмотря на наводящие вопросы потрясенной ведущей, настаивал в эфире «Эха Москвы» на том, что с июля 1937 года по ноябрь 1938 года было арестовано полтора миллиарда человек[12]), а вызванный коллективизацией голод был способом уничтожения украинцев по национальному признаку, – надо понимать: это лишь в самом лучшем случае бред сумасшедших…
Даже Совет Европы признал, что голодомор осуществлялся не по национальному признаку, не против украинцев, – так, в Поволжье от голода погибло больше, чем в Украине. Но когда надо оплевать свою страну, авторитетом для либеральных фундаменталистов не является даже Запад, на котором для них встает солнце.
Одним из болезненных для нашей страны вопросов является причина резкого контраста успешного послевоенного развития побежденных стран, в первую очередь Германии, и очень трудного, тяжелого развития победившего Советского Союза.
Конечно, на нашу страну всей тяжестью легла «холодная война», начавшаяся вскоре после завершения Второй мировой войны. Сейчас уже документально установлено, что руководство США начало ее совершенно сознательно, стремясь конфронтацией с Советским Союзом остановить распространение его ценностей, крайне привлекательных в той ситуации для населения Запада и враждебных для его руководства. (Не стоит забывать, что именно для этого в другую историческую эпоху руководство Японии изобрело «проблему северных территорий».)
Однако помимо бремени военных расходов и политического напряжения, значительную роль играла и разница государственной политики Советского Союза и развитых стран Запада.
Читать бесплатно другие книги:
