Эликсир Купрума Эса Сотник Юрий
– Родь!.. Подскажи мне, чем бы мне заняться таким… научным!
– Вот если организуем филиал «Разведчика», там тебе и подскажут, – ответил Родя.
Зоя догадалась, что она что-то пропустила за вчерашний день, когда, удаляясь от всех, строила планы засады во дворце. Она догадалась, что в школе происходят какие-то события, в центре которых находится Родя Маршев, и она стала прислушиваться и приглядываться.
Своих друзей Зоя по-прежнему сторонилась, а когда они заговаривали с ней, обрывала коротким «отстань». То же было сказано и Нюсе Касаткиной. Нюсю нисколько не удивляло, что ей совсем не хочется рассказать кому-нибудь о ночных приключениях, ведь она и так привыкла во всём слушаться Зою. Но ей очень хотелось спросить Зою, почему Купрум Эс очутился во дворце. Теперь, услышав Зоино «отстань», она только издали смотрела на Ладошину жалобными, озадаченными глазами.
Скоро Зоя поняла, что происходит. Оказывается, в школе многих ребят привлекает идея создания пионерского научного общества. Среди них есть такие, кто увлекается изобретательством да всякими исследованиями, но немало и таких, которые подобными делами никогда не занимались, однако в научное общество всё равно хотят вступить. Были, наконец, и своего рода болельщики, которые просто интересовались, чем кончится эта затея.
Зоя прислушивалась ко всем этим разговорам и усмехалась про себя. Так взрослые и станут по первому требованию организовывать пионерское научное общество! Прочтут Родькину статью – и давай организовывать! И вдруг (это было уже на третьем уроке) у неё появилась такая мысль: а что, если за это возьмётся она? Что, если это и станет её первым добрым делом?
Нет, она, конечно, не станет открыто раздавать приказания направо и налево. Ей вовсе не нужно, чтобы люди догадались о её замечательной способности: чего доброго, начнут себе уши затыкать. Нет, она будет действовать умнее и тоньше, она будет действовать так, что все увидят, чего стоит их хвалёный Родечка и что такое она, над которой многие сейчас только посмеиваются.
Зазвенел звонок на большую перемену, и Зоя отправилась в химический кабинет, где была назначена встреча с Купрумом Эсом. По дороге она обдумывала, стоит ли говорить о своём замысле старому учителю, да так ничего и не решила.
Купрум Эс был один. Он ходил между столами, на которых стояли металлические штативы и газовые горелки. Как всегда в минуты волнения, он тискал одну руку другой.
– Здравствуй, Зоя! – сказал он, продолжая ходить. – Ты спала?
– Здравствуйте, Куприян Семёнович! Спала.
– А я не спал… Ни минуты не спал. И ведь что удивительно: я наперёд знал, как будет действовать мой эликсир, но, увидев, что ты сделала с милиционером, я был потрясён. Вот именно: потрясён! – Купрум Эс помолчал. – Зоя, надеюсь, ты сдержала слово, ты больше никому ничего не приказывала?
– Н-никому, – с запинкой соврала Зоя.
– Это хорошо, это очень хорошо! А то, знаешь, я всю ночь размышлял, и я понял, какая, в сущности, это опасная штука мой эликсир, какая, в сущности, это страшная вещь! С ней можно сделать много добрых дел, но ещё больше можно зла принести, можно бед натворить. Да! Вот так!
Зоя с некоторой обидой подумала: Купрум Эс, пожалуй, не говорил бы всего этого, если бы эликсир оказался не у неё в желудке, а в его собственном. А учитель остановился и, пристально глядя на Зою, спросил:
– Зоя, ведь ты не будешь злоупотреблять вот этой… обретённой тобой способностью? Ведь ты не будешь злоупотреблять?
Зоя обиделась ещё больше. Так обиделась, что в голосе её послышались слёзы:
– Куприян Семёнович! Между прочим, если бы я хотела злоупотреблять, то я, между прочим, не в школу пошла бы, а по магазинам. И я, между прочим, приказала бы там выдать мне что угодно, чего только моя душа пожелает… А я, кажется, никуда не пошла, а стою вот тут, между прочим…
– Да-да! – быстро сказал Купрум Эс и снова заходил. – Ты извини меня! Я понимаю, что сказал нечто… нечто оскорбительное… Вот так!.. Извини, пожалуйста! – Он подошёл к своему учительскому столу и сел боком к нему. – Давай присядем и спокойно всё обсудим, да.
– Спасибо, Куприян Семёнович. Я уже насиделась на уроках, – угрюмо ответила Зоя и продолжала стоять. – Так, значит, когда же мы делами займёмся? Добрыми.
– Подождём немного, Зоя. Мне надо всё как следует взвесить.
– Ну давайте, как вы говорили, начнём с самого простенького… Давайте я вашего соседа от пьянства вылечу…
– К сожалению, мы опоздали, Зоенька. Вот так! Он уже в больнице: вчера увезли.
– Ну, тогда… тогда давайте я вашего лодыря заставлю уроки делать.
Купрум Эс положил ногу на ногу и обхватил руками колено:
– Об Игоре Смирнове я думал. Да, я думал. Но, видишь ли, какая тут сложность получается. Если бы к нему каждый день подходил я, преподаватель, и приказывал готовить уроки, он воспринял бы это как нечто вполне естественное. Но если ему будет отдавать приказания такая маленькая девочка, как ты, и он каждый раз будет ей подчиняться, сам не зная почему, это, Зоя, может привести его к большой психической травме… И к тому же он может в конце концов догадаться о твоей поразительной силе, и… и совершенно неизвестно, чем для нас это может кончиться.
– Как-то странно получается, Куприян Семёнович! По-моему, волков бояться – так в лес не ходить.
Купрум Эс слегка сдвинул брови:
– Зоя, со старшими таким тоном не разговаривают. Позволь тебе это заметить, да!
Но это ещё больше рассердило Зою. Она скрестила руки на груди:
– А как же мне говорить, Куприян Семёнович? Эликсир из меня потихоньку испаряется, а вы всё «дай подумать» да «дай подумать»! Может, я зря эту гадость пила?
– Зоя, кажется, я объяснил тебе: я не могу в подобных делах принимать скороспелые решения, да! И ещё раз повторяю, оставь, пожалуйста, этот наглый тон! Именно наглый, вот так!
– У меня, Куприян Семёнович, тон никакой не наглый, а самый обыкновенный, вот! А если вы не можете принимать решения, тогда я могу принимать решения. Вот!
Купрум Эс вскочил.
– Что-что? – тихо переспросил он.
– А вот то, что это очень несправедливо: почему это я должна мучиться, всякую гадость глотать, а вы будете только решения принимать да мной командовать?
– Потому… потому, что ты ещё мала, Зоя! – дрожащим голосом почти закричал Купрум Эс. – Вот так! Мала!
Зоя упёрлась кулаками в бока:
– Ах, если я мала, значит, у меня в голове мозгов совсем нет! А я вот, между прочим, такое доброе дело придумала, что с вашими пьяницами да лодырями не сравнить! Мне за него человек… человек двести спасибо скажут. Вот!
Купрум Эс сжал костлявые, опущенные к бёдрам кулаки:
– А я… я запрещаю тебе что-либо предпринимать! Категорически запрещаю! Категорически, да!
И тут Зоя совсем перестала сдерживаться.
– А между прочим, вы мне ничего не можете запретить! – в свою очередь почти закричала она. – Это, наоборот, я вам могу запретить! И я вам запрещаю мне что-нибудь запрещать! Слышите? И я… я вам приказываю не спорить со мной! Вот!
И в кабинете химии наступила тишина. Только гомон ребят в коридоре доносился из-за двери. Бледная Зоя смотрела на Куприяна Семёновича, а бледный учитель смотрел на неё. Светлые глаза его стали почти круглыми. Вот он открыл рот, словно собираясь что-то сказать, вдруг как-то судорожно скривил его и, не сказав ни слова, снова закрыл. Потом опять открыл и, опять не издав ни звука, закрыл. Так повторилось несколько раз. Зое стало немножко жутко, и она вдруг выкрикнула из последних сил:
– И вообще… и вообще… уходите и не показывайтесь мне сегодня на глаза!
Так Купрум Эс вторично испытал на себе действие своего эликсира. Ноги его сами собой пошли к двери, и одновременно он почувствовал, как невыносимо для него сознание, что Зоя смотрит на него. Но стоило ему выйти в коридор, как тут же наступило облегчение. Он мог теперь рассуждать спокойно и действовать хладнокровно. Гомонившие в коридоре третьего этажа ребята давно не видели старого учителя таким бодрым, таким подтянутым. Он прошёл мимо них твёрдым, размеренным шагом, подняв голову, слегка выпятив грудь. Он знал, что сегодня уроков у него больше нет, поэтому, выйдя из школы, направился во Дворец пионеров.
– Добрый день, Сильвия Михайловна! – сказал он женщине, сидевшей в вестибюле. – Ключ мой, пожалуйста!
Сильвия Михайловна выдвинула ящик стола, достала ключ.
– Что так рано сегодня, Куприян Семёнович? – спросила она.
– Навести порядок надо. Вот так! Вы не знаете, Николай Николаевич у себя?
– У себя. Тоже порядок наводит.
Николаем Николаевичем звали руководителя кружка «Умелые руки». Куприян Семёнович поднялся к нему на третий этаж.
– Добрый день, Николай Николаевич! – сказал Купрум Эс. – Вы не одолжите мне молоток? Побольше.
– С возвратом, – ответил сорокалетний лысый крепыш в синем халате.
– Разумеется. Благодарю вас! Да!
С молотком в руке учитель спустился на второй этаж, отпер дверь своей лаборатории и вошёл в неё. Здесь он постоял, подумал, приложив указательный палец к нижней губе, затем достал из кармана пиджака другой ключ, поменьше, и открыл им шкаф, где хранился его аппарат. В этом же шкафу, свернутые, лежали чёрные полотнища, которыми Купрум Эс занавешивал окна. Он вынул их, постелил одно полотнище на стол посреди лаборатории, на это полотнище постелил другое, на них он поставил вынутый из шкафа аппарат и закрыл его третьим занавесом.
После этого Куприян Семёнович взял в руки молоток и в молчании постоял с минуту перед возвышающейся на столе чёрной угловатой горой.
– Н-да!.. Вот так! – сказал он и, держа ручку молотка вертикально, стукнул его стальной головкой по горе.
Послышался негромкий звон стекла, и гора в одном месте осела. Купрум Эс ударил ещё, ещё, ещё… Он орудовал молотком, как пестиком, и неторопливо толок им свой хрупкий аппарат. Скоро от горы ничего не осталось, кроме мелких бугорков под чёрной материей. Теперь при каждом ударе молотка слышался не звон, а лишь негромкий хруст.
Купрум Эс перестал стучать. Хотя работа была не тяжёлая, сильная испарина выступила у него на лбу. Покончив с аппаратом, он вылил в мойку содержимое своих бутылок и под струей воды соскрёб с них бумажные ярлыки. Затем он снова подошёл к шкафу, где в тайнике, за фальшивой стенкой, хранилась толстая тетрадь с расчётами и формулами. Вынув её оттуда, учитель отправился в туалет. Там, стоя перед унитазом, он порвал свои записи на мелкие клочки и несколько раз спустил воду.
Разделавшись с тетрадью, Купрум Эс свернул занавеси вместе с осколками аппарата в один узел, сошёл по узкой запасной лестнице во двор и бросил чёрный узел в большой железный бак для мусора. После этого он вернулся в лабораторию, чтобы взять молоток, снова вышел, запер за собой дверь и поднялся на третий этаж.
– Благодарю вас, Николай Николаевич! – сказал он, возвращая молоток.
– Не за что!
– Всего доброго, Сильвия Михайловна! – сказал Купрум Эс в вестибюле, отдавая ключ.
– До свидания, Куприян Семёнович!
Твёрдыми шагами, расправив плечи, с поднятой головой Куприян Семёнович пошёл к выходу.
Глава шестнадцатая
А Зоя постояла несколько секунд и вышла из кабинета, захлопнув за собой дверь. Ей было не по себе, ей было неловко, что она так поступила со старым учителем, но скоро она утешилась такой мыслью: вот она совершит несколько добрых дел самостоятельно, докажет Купруму Эсу, что все его опасения напрасны, и они помирятся.
До конца большой перемены оставалось ещё много времени, и Зоя спустилась в буфет перекусить.
Взяв у буфетчицы сардельку с капустой и стакан компота, Зоя увидела, что за одним из столиков сидит редактор стенгазеты «Алый парус» Лёва Трубкин, а с ним ещё трое старшеклассников. Лёва был очень заметной фигурой в школе. Его стихи уже несколько раз печатались в областной молодёжной газете, да и внешне он выглядел, как, по мнению школьниц, подобает выглядеть настоящему поэту: высокий лоб, брови вразлёт, римский нос и густая волнистая шевелюра.
Только Зоя принялась за еду, как в буфет заглянул Веня и, обернувшись через плечо, громко сказал:
– Родь!.. Здесь он, Трубкин.
После этого Маршев и Рудаков вошли и приблизились к редактору.
– Здравствуй, Трубкин! – сказал Родя. – «Алый парус» скоро выходит?
– В смысле очередного номера, – уточнил Веня.
– Завтра выходит. А в чём дело?
– Вот тут статья… – немного смущённо сказал Родя. – Значит, её нельзя будет завтра… а только через месяц? (Общешкольная газета выходила раз в месяц.)
– Да уж не раньше, – ответил Трубкин. – А что за статья? Покажи!
Родя передал Трубкину пачку тетрадочных листков.
– Ого! – с усмешкой сказал редактор. – Солидно звучит: «Открытое письмо в стенгазету „Алый парус“».
Улыбаясь, а иногда и фыркая от смеха, он пробежал глазами первый листок и передал его соседу.
Тот, едва взглянув на листок, расплылся в улыбке и стал приговаривать:
– Ух ты! Во дают!
Дочитав, он в свою очередь передал начало Родиной статьи третьему старшекласснику, к тому придвинулся четвёртый. Читая, они ничего не говорили, а только похохатывали:
– Ха!.. Ха-ха!.. Ха-ха-ха!..
А Лёва за это время подсунул следующий листок, который вызвал ещё большее веселье.
Зоя видела, как постепенно краснеет и всё чаще помаргивает Родя, как Венька тревожно взглядывает то на него, то на смеющихся старшеклассников, и никак не могла понять, над чем же эти старшеклассники смеются.
Когда статья была прочитана, Лёва аккуратно собрал листочки и передал их Роде.
– Увы, сэр! – сказал он.
– Не пойдёт? – тихо спросил Родя.
– Увы! – повторил редактор. – Ни в этом номере, ни через месяц.
– А почему не пойдёт? – спросил Веня.
Редактор отодвинул от себя стакан с остатками кефира и откинулся на спинку стула.
– Не пойдёт по двум причинам. Во-первых, такое открытое письмо займёт у нас полгазеты. А во-вторых, прежде чем заниматься наукой, следует овладеть элементарной грамотностью. Я, конечно, не инспектор Мегрэ, но всё-таки могу утверждать, что тут некоторые орфографические ошибки исправлены почерком не самого автора, а кого-то из взрослых. – Лёва обернулся через плечо к Роде. – Итак, сэр, увы! – ещё раз повторил он.
Родя больше ничего не сказал и вышел. Веня, конечно, последовал за ним.
Минуты через две, быстро покончив с завтраком, вышла из буфета и Зоя. В коридоре второго этажа она увидела толпу даже побольше той, что слушала во дворе Родину статью. В центре её стоял притихший и, как видно, смущённый Маршев. Рядом с ним – Веня.
– Ну ты скажи конкретно: что они вам говорили? – спрашивал Лёшка Павлов.
– Да ничего не говорили! – сердито отвечал Веня. – «Хи-хи-хи» да «ха-ха-ха» – вот что говорили!
– Н-ну, правда, на орфографические ошибки указали, – неохотно добавил Родя.
– Во бюрократы, во бюрократы! – закричал Перпетуум-мобиле. – А кто их не делает – орфографических ошибок?! Кто?! Надо на содержание смотреть, а не на ошибки!
Все одобрительно загудели, а Круглая Отличница вставила:
– Интересно, как бы стенгазеты стали выходить, если бы все заметки не принимали за грамматические ошибки!
– Говорят, Лев Толстой и то с ошибками писал, – заметил ещё кто-то.
– Да вообще безобразие! – сказал Павлов. – Трубкин не один газетой командует, на это редколлегия есть! Вам надо в комсомольскую организацию пожаловаться или Надежде Сергеевне.
И тут Зою осенила такая мысль, что она даже побледнела. Она протиснулась сквозь толпу поближе к Роде:
– Товарищи! Граждане! Разрешите мне сказать!
– Ну говори, – пробасил Павлов.
– Понимаете, – нарочито мягко, даже застенчиво заговорила Зоя, – я вот была в столовой, когда Трубкин читал статью, и слышала весь разговор… И по-моему… Маршев, конечно, очень умный человек… и Рудаков тоже, но, по-моему… Ты извини меня, Маршев… но, по-моему, ты как-то не умеешь разговаривать со старшими ребятами. Ты как-то застеснялся, стушевался… и Рудаков тоже… А нужно было с ними в спор вступить и… и логически доказать…
Зазвенел звонок, и под этот звон Павлов прокричал:
– Ты учить умеешь! А вот ты сама пойди и докажи! Логически!
Зоя подождала, пока умолкнет звонок, чтобы её все услышали:
– Я ничего не обещаю, конечно, но… попытаюсь. Может, мне и удастся Трубкина уговорить. На следующей перемене.
– Во фасон! – воскликнул Валерка, и ребята двинулись в кабинет.
Разумеется, Зоя не знала, в каком кабинете занимается Трубкин, и на следующей перемене ей пришлось его долго искать.
В самом конце перемены перед пятым уроком редактор стенгазеты «Алый парус», стоявший в кругу одноклассников, увидел, что к нему подошла хорошенькая черноглазая девочка.
– Трубкин, – проговорила она, – можно тебя на минуту? Мне нужно тебе что-то сказать.
– Откуда ты, прелестное дитя? – продекламировал одноклассник редактора.
– Пожалуйста! Я слушаю, – сказал Трубкин.
– Мне… мне надо наедине поговорить.
– Лёва, я ревную! – сказала одна из девушек.
Трубкин улыбнулся и раскланялся перед Зоей:
– Мадемуазель, я к вашим услугам! – Он поднялся вместе с Зоей на площадку между этажами. – Ну… мне кажется, мы достаточно уединились…
И тут, глядя снизу вверх на редактора, Зоя сдвинула брови и отчеканила:
– Трубкин! На следующей перемене ты возьмёшь у Роди Маршева его статью и поместишь её в завтрашнем номере газеты. Слышал? Вот!
– И это всё? – улыбаясь, спросил Трубкин.
– Всё. Родя Маршев учится в пятом «Б».
Редактор шутливо погладил Зою по голове.
– Успокойся, детка, приди в себя! – сказал он, сбежал по ступенькам и вернулся к своим одноклассникам.
Те его спросили:
– Как! Свидание уже кончилось?
– Что она тебе сказала?
– Редакционная тайна, – в тон им шутливо ответил Трубкин. – По поводу одной статьи, одной гениальной статьи.
Он говорил это шутя, но почему-то в нём крепла уверенность, что он обязательно должен поместить эту глупую, по его мнению, статью.
Зоя чуть не опоздала на урок: когда она вернулась к своим, ребята уже входили в кабинет. Усаживаясь за стол, Павлов громко спросил:
– Ну что, Ладошина? Говорила с редактором? Зоя скромно опустила ресницы, но ответила тоже громко:
– Говорила.
– Ну и что?
– Он сказал, что подумает.
– А не врёшь?
– Не хочешь – не верь! – ответила Зоя.
На уроке географии Зоя была немного рассеянна. Она не совсем была уверена, что её приказание подействовало на Трубкина: уж больно небрежно тот проговорил: «Успокойся, детка, приди в себя!»
Но ещё более рассеян был в это же время редактор газеты «Алый парус». Он провёл очень тяжёлые пятьдесят минут. Он по-прежнему считал Родину статью нелепой, он был уверен, что его засмеют, если он поместит статью в газете, что ему, возможно, даже крепко попадёт за подобную глупость. И вместе с тем он ощущал, что не найдёт себе покоя, если статья не будет помещена, что это просто для него невозможно. Временами Трубкин думал, уж не поддался ли он влиянию этой черноглазой девчонки, но тут же отгонял от себя эту мысль. Такого быть не может! Это у него что-то с психикой, скорее всего, он просто переутомился, ведь нагрузочка у него – дай бог!
…Даже взрослые не могут заниматься одним и тем же делом непрерывно. Временами и Родя с Веней, не говоря уже о других ребятах, забывали о статье, о социологическом обследовании, о научном обществе. Так было и сегодня. Накануне, вечером, по телевидению показывали скачки. На первой перемене второклашки затеяли игру в ипподром. К середине дня в эту игру играли уже и четвёртые классы, а к концу дня ею увлеклись пятые и даже шестые.
«Лошадьми» были мальчишки покрепче, а «жокеями» – те, что полегче. Разумеется, «жокеи» скакали у «лошадей» на закорках. Дистанция была от одного конца коридора до другого. Девочки в скачках участия не принимали, но были ярыми болельщицами. Ими же становились и «лошади» с «жокеями», если не их очередь была скакать. Некоторые даже заключали пари на карандаши, ластики и шариковые ручки.
В том «заезде» участвовали три «лошади»: Валерка Иванов под кличкой Янтарь с «жокеем» Венькой Рудаковым, Лёшка Павлов (кличка Шайтан, «жокей» – Маршев) и шестиклассник Столбов (Алмаз, с «жокеем» Кукушкиным).
Если второклашки просто бегали рысцой, то ученики более старших классов усложнили правила игры: «лошади» должны были со своей ношей скакать «галопом», то есть вприпрыжку, и та, которая сбивалась на рысь, снималась с дистанции.
Крик в коридоре третьего этажа стоял такой, что в учительской на втором этаже поговаривали, не пора ли прекратить это безобразие. «Лошади», малиновые от натуги, с выпученными глазами, не то чтобы вприпрыжку, а скорей вприхромку стремились к финишу мимо стоящих вдоль стен и голосящих зрителей. Уже на середине дистанции Янтарь стал заметно отставать, но Шайтан с Алмазом шли ноздря в ноздрю.
– Шайтан, жми! Алмаз, Алмаз, наддай! Лёшка, давай! – вопили болельщики.
И вот когда до финиша оставались какие-нибудь пять метров, Шайтану преградила путь высокая фигура редактора общешкольной стенгазеты. Лицо у редактора было недоброе.
– А ну-ка стой! – сказал он резко.
Болельщики зароптали:
– Ну чего мешаешь! Не мог подождать три секунды!
Но Шайтан и его «жокей» сразу поняли, что к чему. Лёша остановился, Родя спрыгнул с него.
– Где твоя статья? Давай её сюда! – сурово приказал редактор.
– Сейчас, – отозвался Родя и подошёл к подоконнику, на котором лежал его портфель.
Увидев редактора, Веня сам спрыгнул со своего «коня», и они вместе с Валеркой приблизились к Трубкину. Пока Родя копался в портфеле, к редактору подошла Круглая Отличница и ещё человек восемь ребят, так что Лёва оказался в кольце «этой мелочи», как он мысленно именовал пятиклассников.
Зоя стояла в стороне. Она делала вид, что разглядывает носок красной туфельки на правой ноге, и лишь изредка подымала ресницы, чтобы взглянуть на Трубкина, который её не замечал.
Родя подошёл к редактору со своей статьёй и отдал её, сказав:
– Вот! Пожалуйста!
Редактор взял статью, не глядя на её автора, и стал расстегивать свой портфель. Пальцы его почему-то соскальзывали с замка, и он долго не мог его открыть.
– Значит, всё-таки решил поместить? – осторожно спросил Веня.
– Да. Решил, – отрывисто сказал Трубкин.
– Ты что, поговорил с кем-нибудь? – спросил Павлов.
– А тебе что за дело? – сердито отозвался редактор.
– Да так… Я ведь тоже интересуюсь…
– А зачем мне было с кем-то говорить? Я обдумал и пришёл к выводу, что статья по существу дельная, только её надо немного поправить. – Тут редактор впервые взглянул на Родю, и, как показалось некоторым, взглянул с ненавистью. – Только ты имей в виду: я вычеркну все эти твои «увы», все эти твои «в наш грандиозный век». Понятно тебе?
– Понятно. Пожалуйста! – тихо ответил Родя. Редактор ушёл, а Павлов посмотрел на Зою:
– Так ты что, говорила с ним или не говорила?
– Говорила, – коротко ответила Зоя, продолжая разглядывать туфельку.
– А почему же он сказал, что сам передумал?
Зоя пожала плечами:
– Откуда я знаю!.. Может… из самолюбия.
– А что ты ему сказала?
Зоя снова пожала плечами.
– Н-ну… это долго рассказывать, – лениво ответила она и тихо удалилась, держа портфель за спиной.
Ребята не знали, верить Зое или нет. Во всяком случае, они теперь поглядывали ей вслед без прежних усмешечек, и Зоя отметила это. И ещё она отметила весьма интересное для неё обстоятельство: бабушка не решилась признаться Зое, что просто выполнила приказание внучки. Бабушка ведь сказала, что она «так и быть, пожалела» Зою. Не решился и Трубкин признаться в том, что он послушался какой-то пятиклашки. Что ж! Если все, к кому Зоя обратится с приказаниями, станут и дальше вести себя так, это будет неплохо: люди не скоро догадаются, что Зоя обладает какой-то удивительной силой и что при встрече с ней не мешает затыкать себе уши.
А Трубкин весь последний урок просидел злой-презлой. Не слушая преподавательницу английского языка, он правил Родину статью, вычёркивая из неё слишком уж пышные фразы. К концу урока учительница подошла к нему и сказала по-английски:
– Трубкин, повторите, пожалуйста, что я сейчас говорила.
Трубкин встал, но повторить не смог и скоро увидел, как преподавательница сделала какую-то пометку в журнале.
Когда уроки кончились, редактора встретил в коридоре его младший брат, шестиклассник Боря.
– Лёв, ты домой? – спросил он.
Трубкин очень бы хотел оказаться сейчас дома, но ему ещё надо было пойти к замдиректора по воспитательной части Надежде Сергеевне, показать ей статью, и не только показать, но ещё и убедить её, что в статье высказываются действительно ценные мысли.
– Я задержусь. У меня дела тут, – отрывисто сказал он брату и вдруг спросил: – Слушай! Кто такой этот Родька Маршев из пятого «Б»? Ты его знаешь?
– Ну, немножко знаю. Человек как человек.
Глядя в сторону, редактор процедил сквозь зубы:
– Вот кому бы я с удовольствием шею намылил или уши надрал.
– Бу сделано! – с готовностью ответил Боря, который очень любил такого рода занятия. – Я на это Сёмку Калашникова мобилизую.
Лёвин братец направился к выходу. Трубкин хотел было крикнуть Боре, что он не просил его расправляться с Маршевым, что это он просто так сказал, но редактор представил себе, как автору этой проклятой статьи действительно «мылят шею», и у него сделалось так сладко на душе, что он промолчал.
Все уроки в школе кончились, и учительская была полна педагогов. Лишь немногие из них сидели, а остальные разговаривали стоя, так что Лёва не сразу отыскал глазами маленькую Надежду Сергеевну.
– Что тебе, милый мой? – спросила она, глядя на него снизу вверх.
И, злясь на себя, еле выдавливая слова, Трубкин проговорил:
– Вот, Надежда Сергеевна… Мы… мы думаем, что это можно будет поместить в порядке дискуссии.
Лёва сказал «мы», имея в виду членов редколлегии, но, как вы знаете, никто из них статьи не читал.
Надежда Сергеевна пробежала глазами страницу за страницей, и редактор с досадой отметил, что она особенно приглядывается к тем словам и выражениям, которые он зачеркнул, но не вымарал так, чтобы их нельзя было прочесть. Приглядывается и при этом улыбается.
Прочитав статью про себя, она подняла голову и, как всегда без всякого напряжения, сказала на всю учительскую своим чистым, звонким голосом:
– Люди добрые! Вы только послушайте, какой теперь умный пятиклассник пошёл! Вот вы послушайте! – Педагоги замолкли, а Надежда Сергеевна стала читать: – «В наш грандиозный век научно-технической революции…»
– Надежда Сергеевна! Но я же слова «наш грандиозный» вычеркнул! – с отчаянием вскричал редактор.
– Знаю, родименький! Но меня именно оригинал своим стилем подкупает, – ответила замдиректора и продолжала читать.
Она огласила цифры «социологического опроса», из которых явствовало, что около ста учеников четвёртого, пятого и шестого классов уже занимаются изобретательством и всякими исследованиями и что ещё столько же хотят заняться подобными делами, но не знают, с чего начать. Далее в качестве примеров упоминались Валерка с его прибором и даже Толя Козырьков с его линейкой для резанья пластмассы. Заканчивалась статья такими словами: «Итак, не пора ли покончить с этой нездоровой атмосферой и открыть дорогу пионерскому возрасту на широкий научно-технический простор?»
Педагоги и без того много смеялись во время чтения статьи, но, услышав последнюю фразу, они все дружно расхохотались.
Читать бесплатно другие книги:
