Огнем и водой Вересов Дмитрий
– Пошел вон!
Александр вышел на лестницу и потер укус на руке. Вот сучка – остался кровоподтек. Тем не менее Переплет нисколько не жалел о случившемся. Все что ни делается, к лучшему. Правда, на Олега Швецова эта истина не распространялась.
Альбина едва ли не с ненавистью взглянула на фотографию отца и сбила ее на пол, чтобы через секунду поднять и прижать к груди. Она не могла больше сдерживаться и разрыдалась. Папа, папа! Если бы не твой интернациональный долг, пропади он пропадом, ты был бы рядом, и ничего этого никогда бы не случилось. Никогда!
Последующие дни она провела в каком-то оцепенении, дожидаясь исполнения угроз Акентьева. Словно кролик, застывший в страхе перед гремучей змеей. И никуда не убежишь, не спрячешься – у нее двое детей. Ателье, вопреки всем обещаниям Переплета, у нее отобрали. Впрочем, было бы странно рассчитывать на то, что он сдержит эти обещания после того, как поклялся отомстить. Или не поклялся? Альбина не могла точно вспомнить его слова, да и все случившееся порой казалось ей совершенно нереальным. Несмотря ни на что она не могла поверить, что заполучила еще одного врага. Такого страшного врага.
Поначалу он никак не напоминал о себе. В конце концов, успокаивала себя Альбина, у него слишком много дел. И почему, почему он так к ней привязался? В любовь Переплета она не верила, любовь, она другая. Любовь может быть такой, как у Невского, без оглядки, до последнего вздоха; может быть спокойной и старомодной, как у Олега. Но только не такой! Переплет напоминал ей зверя. Страшно оказаться во власти такого человека, и она очень надеялась, что власть эта на деле не столь огромна, как он пытался показать.
И все-таки люди не меняются, и, значит, отец был совершенно прав, когда после того вечера в ресторане сказал дома Альбине:
– Держитесь-ка вы с Олегом от него подальше! Такие люди, как этот ваш Акентьев, ничего просто так не делают – иначе он не сидел бы на своем месте. Держитесь подальше!
Если бы можно было повернуть время вспять и последовать его совету!..
И только малыши оставались спокойными и невозмутимыми. Еще перед заседанием суда Альбина по совету адвоката перебросила кое-что из имущества на квартиры знакомым – на случай конфискации. Мера оказалась оправданной – самый гуманный суд в мире оставил Альбину Вихореву с необходимым для проживания минимумом. За имуществом пришли на другой день после суда. Альбине казалось, что все это происходит в дурном сне. Впрочем, теперь вся жизнь ее напоминала дурной сон. Близнецы сначала испуганно притихли, заслышав чужие голоса, а потом подняли дружный рев. Альбина едва успокоила их, милиционеры недовольно переглядывались.
– Вы бы, мамаша, детей лучше успокоили, чем так нервничать! – сказал один из них. – Чего не нужно, не заберем, не беспокойтесь!
Стали составлять опись, деловито переговариваясь между собой.
Споры вызвал старый проигрыватель, тот самый, который так часто любила слушать Эльжбета Стефановна. Один из милиционеров объяснил Альбине, что если ей удастся доказать, что проигрыватель приобретен до ее брака со Швецовым, то его вернут. Альбина посмотрела на него с усталым безразличием. Проигрыватель все же оставили, равно как и все старые вещи. Альбина заперла дверь за страшными гостями и устало привалилась к ней спиной – ей казалось, что этому кошмару не будет конца.
Нужно было собраться с силами. Олег наверняка ждал встречи, свидания, а она не знала, куда пойти, как это организовать… Она не должна сдаваться – может, скоро будет амнистия, адвокат сказал, что это вполне возможно. Сейчас, когда общество начинает трясти, амнистия для власти будет средством смягчить настроения.
Что-то такое он говорил, и главное – Олег непременно попадет под нее, он ведь не убийца. Она так вдохновилась, словно воображаемую амнистию уже объявили. Нужно было успокоиться, принять что-нибудь. В доме не было ничего, кроме валерьянки. «Сапожник без сапог, – бормотала она – отец медик, а в доме ничего успокаивающего…» Марлен Вихорев не мог предвидеть, что оно может очень понадобиться его дочери. Даже димедрола нет – уснуть как следует.
Уснуть, и умереть, и видеть сны… Нет, она не сдастся. Никогда.
На свидании, состоявшемся через несколько дней, Альбина была спокойна и даже улыбалась. Олег, казалось, уже смирился с тем, что случилось, спросил о детях. И о Переплете. Само собой, Альбина ничего ему не рассказала. Зачем?!
– Он куда-то уехал, – солгала она, просто потому, что в голову больше ничего не приходило. – Не знаю, когда вернется.
Лицо Олега потускнело – было заметно, что он все-таки надеялся на его помощь, несмотря на все, что сказал адвокат. Может быть, думал, что Акентьев организует ему побег по дороге в лагерь?
– Вот что, – сказал Швецов, – тебе сейчас будет сложно. Если Александр не поможет, позвони Славе, он найдет, кому сдать квартиру.
Славой звали одного из его старых компаньонов-фарцовщиков.
– А мы куда?! – спросила она растерянно.
– Снимете однокомнатную где-нибудь на окраине, подешевле, – рассудительно сказал Олег. – Сейчас тебе трудно будет сразу подыскать работу.
Альбина согласилась. Других вариантов не было.
Расставалась с ним, и казалось, что это навсегда.
По крайней мере в том, что касалось съема, Слава не подкачал. Деньги у Альбины еще оставались, и можно было подобрать жилье не торопясь. Она не стала привередничать и остановилась на хрущевке в районе «Новочеркасской». Улица Гранитная. Тишина, зеленые дворы. Не так уж и плохо.
Переезд не занял много времени. Слава обещал найти постояльцев на квартиру Вихоревых. По его словам, имелась на примете какая-то семья, которая вот-вот должна была приехать в Питер. Старался не за «спасибо», но комиссионные выплачивали клиенты, так что Альбину это не волновало.
Хуже было то, что работу ей по-прежнему найти не удавалось. Она была уверена, что с ее опытом проблем в этом плане не будет. Но одно ее имя вызывало гримасу на лицах у предполагаемых работодателей. Создавалось впечатление, что все они получили из какой-то очень высокой инстанции соответствующую директиву насчет Альбины, и она догадывалась, в чем тут дело. Пыталась дозвониться до Переплета, скармливала автомату двушку за двушкой – в съемной квартире телефона не было. Но трубку поднимала секретарша, неизменно сообщавшая, что товарищ Акентьев занят.
– Сволочь, – шептала Альбина, ломая пальцы. – Вот сволочь!
Через несколько дней позвонила Славе, как договаривались. Его замечательные клиенты должны были уже прибыть, он предложил Альбине подъехать на квартиру, чтобы посмотреть на жильцов.
– Им все нравится!
Ехала на метро – «жигуленок» Олега спасти не получилось. Да и в любом случае – водительских прав у нее не было. На квартире Вихоревых Слава представил ей некоего Арсена, главу большой армянской семьи, которая, с благословения посредника, несколько преждевременного, по мнению Альбины, уже начала процесс заселения.
Арсен был черен, как ворон, говорлив и обращался с ней как со старой знакомой. Почему-то это не обижало. К тому же здесь были дети, много детей. Теперь Альбина просто не могла отказать этим людям. Маленькая девочка смотрела на нее раскрыв рот, словно голодный птенец. Арсен перечислял по именам всех домочадцев, отсутствующих и имевшихся в наличии, – напрасный труд, ибо Альбина их тут же забыла. Да и голова у нее была занята другим.
– Так что там с деньгами? – спросила она у Славы, когда Арсен отвернулся, чтобы вытащить одного из отпрысков из духовки – разговор шел на кухне.
Он затряс руками в воздухе, словно пытаясь ее загипнотизировать.
– Деньги будут на днях! Железно. Сейчас не могут – они же только что приехали, сама видишь, нужно все купить, у тебя ведь даже лишней кровати нет.
Альбина согласно кивнула. Хотелось верить в лучшее. Несмотря ни на что.
– На жизнь хватает? – спросил он.
– А ты готов помочь?! – поинтересовалась она в ответ, сдерживая ехидную ухмылку.
Слава замялся. Разумеется, он не готов. Он мог рассказывать про какие-то грандиозные аферы, к которым он, по его словам, был причастен, про совместные предприятия с огромными прибылями, во главе которых он не сегодня завтра встанет, но никогда у него в кармане не было лишней копейки. И домой он поедет даже не на такси, а на метро. Словом, это был самый настоящий трепач. Но, пожалуй, самый безобидный трепач из всех дружков Олега.
– Как он там? – Славик поспешил сменить тему.
Альбина пожала плечами.
– Ты… Это! – Он вдруг подмигнул ей. – Мы на шашлычки выбираемся в выходные. Может, присоединишься?
Альбина хмыкнула и покачала головой.
– Ты все не так поняла! – сказал он и засопел, как ребенок.
На Гранитной возле парадной стояла черная «Волга». Ждала ее.
Когда Альбина поравнялась с машиной, дверца раскрылась.
– Альбина Швецова?
Она застыла на месте, словно ожидая выстрела. В последнее время по фамилии к ней обращались только представители органов, а от них она ничего хорошего не ждала.
Из машины выбрался человек в костюме. Протянул ей запечатанный конверт, не дожидаясь ответа, сел назад и уехал. Альбина, не обращая внимания на старух, уставившихся на нее со своей скамейки, разорвала конверт. Письмо было от Акентьева. Несколько сбивчивых строчек с извинениями и приглашение на вечер в Доме композиторов. Альбина сжала губы. Что за человек?! Ему все мало.
Белый флаг она выбрасывать не собиралась.
Марлена Вихорева хоронили без помпы. Альбине казалось, что должен быть какой-то салют. Салюта не было. Был человек из военкомата с каменным лицом, который отдал ей честь и вручил нужные бумаги. Кроме военкоматчика, пришли коллеги отца – некоторые учились с ним еще в Военно-медицинской академии. Всего шесть человек, под серым небом, которое пыталось выдавить из себя слезу, но не смогло, как не смогла заплакать и сама Альбина – все слезы были уже выплаканы.
Поминки в тесной съемной квартире произвели на коллег отца, похоже, еще более тяжкое впечатление, чем сами похороны. О делах не спрашивали – дела в это время у всех шли неважно, но на прощание один из офицеров отдал ей с виноватым видом конверт. «Вот, мы собрали для вас!»
Она поблагодарила – эти деньги нужны были ее детям.
И нужно срочно подыскивать работу. Несколько вечеров Альбина посвятила обзвону старых знакомых, способных помочь. Она уже смирилась с тем, что в частном секторе и по профессии ей никто не предоставит нормального места. Но, в конце концов, свет не сошелся клином на кройке и шитье. А контролировать целый город Акентьев не в состоянии.
Например, можно пойти в торговлю. «А почему бы и нет?» – подбадривала себя Альбина, которой вообще-то трудно было представить себя за прилавком. В конце концов, заработает на нормальную жизнь, а там, глядишь, подвернется что-нибудь поприличнее.
Тем не менее она чувствовала, что к такой работе не приспособлена, и, когда кто-то из знакомых упомянул фабрику «Большевичка», с радостью ухватилась за это предложение. Гигант отечественной «легонькой» промышленности, как, вслед за персонажем Мягкова, выражался Олег Швецов, оказался не подвластен Акентьеву, или, может, он решил все-таки сжалиться над ней, несчастной?
Только радость Альбины оказалась преждевременной – разряд у нее отсутствовал, а опыт работы в ателье в данном случае никакой роли не играл. Все, что светило ей в «Большевичке», – статус ученицы с соответствующей зарплатой. Рядом с теми деньгами, что они с Олегом, пусть и недолго, зарабатывали в своем кооперативе, это были просто копейки.
Толстая дама в отделе кадров разглядывала Альбину словно какое-то редкостное существо.
– А что вы хотели?! – спросила она, возвращая ей документы. – У нас государственное предприятие, а не частная лавочка. А у вас разряда нет. Сказать всякий может о себе, что захочет. А кто его знает, чем вы там на самом деле занимались?!
Кровь бросилась Альбине в лицо, но она сдержалась. Если не хочешь остаться безработной, нужно подальше запрятать свою гордость и помалкивать. Подумала, что о прежней работе, наверное, совсем не следовало говорить. Она уже начинала понимать, что на многих людей слово «кооперация» действует как красная тряпка на быка. Само собой, все кооператоры – жулики, и Альбина одна из них. То, что она лишилась своего положения, вызывало у таких людей только радость.
– У нас есть ясли, – сказала дама.
Взгляд ее несколько смягчился, когда она узнала о детях, но повысить статус Альбины на этом предприятии наличие двух малышей никак не могло. Швецова вздохнула. Большого выбора не было – либо идти на рынок торговать, либо начинать все сначала. С нуля. Альбина мобилизовала оставшийся оптимизм и выбрала второе.
И потянулись тоскливые одинаковые будни.
Вокруг теперь были люди, к которым она не могла никак привыкнуть и которые, видя в ее отчужденности высокомерие, платили откровенной неприязнью. После работы отправлялась в ясли за малышами и возвращалась в свою крошечную квартирку на Гранитной.
И внутренний голос с упорством глупой подружки шептал ей о том, что стоило уступить Переплету, и все было бы по-другому. В самом деле, сколько женщин живет двойной жизнью, а в ее случае ей даже не пришлось бы изворачиваться. Муж далеко и вернется не скоро.
Ничего, мы выстоим. И никаких Переплетов не нужно – если он ждал, что Альбина пойдет на поклон, то напрасно. Кажется, он и сам это понял, потому что больше о себе не напоминал. И Дина, наверное, скоро вернется из Швейцарии, думала Альбина – ну сколько она может там находиться? Упустил Александр Акентьев момент.
Глава 2
Солнечный радужный круг, отсвечивая от стакана с водой, падал на лист писчей бумаги. «Солнечный круг, небо вокруг, это рисунок мальчишки…» – пробормотал Переплет. Но рисунок на бумаге изображал не солнце, а перстень старинной работы.
Еще на старой квартире Акентьев не раз набрасывал эскиз кольца, которое показал монах. Рисовал карандашом так же старательно, как когда-то малевал в школьной тетрадке физиономии ребят из KISS. Но этот рисунок не разошлешь по отделениям милиции, даже несмотря на приятельские отношения с начальником ГУВД. Значит, будем искать в частном порядке.
Ломал голову, ждал какого-то озарения. Перстень снился ему иногда ночами – он был похож то на живое пламя, то на странную птицу, но каждый раз Александр узнавал его. Но подсказок сны не давали. Он давно уже понял – дело с перстнем затянется надолго. А может, и нет его на земле?! Лежит-полеживает где-нибудь в могиле на истлевшем пальце мертвеца. Нет, тогда бы они знали – они все знают! Но сколько времени понадобится, чтобы найти его?
А ведь у него была еще и работа. В какой-то момент он с удивлением обнаружил, что она ему нравится. Не говоря уже о доходах, неофициальная часть которых была в разы выше официальной. Как там, в песенке про кота у Окуджавы – каждый сам ему приносит и спасибо говорит. Приносили и говорили!
Вспоминались какие-то древние споры с Кириллом Марковым насчет того, все ли имеет свою цену – в денежном эквиваленте. Марков, бывший таким же чокнутым идеалистом, как и его драгоценный Женька Невский, конечно, с этим не соглашался. Но тогда эти споры носили чисто теоретический характер. Никто не собирался покупать Маркова или Акентьева. Так, пустая болтовня, о которой Переплет думал теперь с раздражением, – сколько драгоценного времени тратилось впустую.
Стоило упомянуть в обществе о своем месте работы, и люди знающие завистливо качали головами. Впрочем, на отцовских вечеринках Переплет теперь появлялся крайне редко – дела, дела. Некогда было. Очередным шагом в его поисках стало знакомство с питерскими ювелирами и коллекционерами. Как он быстро понял, люди этого очень странного мирка были в своем роде одержимыми. На контакт с незнакомцами они шли не более охотно, чем какое-нибудь племя, затерянное в джунглях Южной Америки и никогда не видевшее белого человека. Кроме того, все они были преклонного возраста и с подозрением относились к его поколению.
Однако Переплета всегда отличало упорство в достижении поставленной цели. Одного коллекционера, некоего Левинсона, он сумел даже заманить на один из отцовских вечеров. По счастливой случайности коллекционер оказался ценителем сценического искусства и от приглашения не сумел отказаться.
Аркадий Левинсон был почтенным старцем из дореволюционной эпохи, без пенсне, но с седыми клочьями по краям облысевшей головы. Губы он поджимал куриной гузкой, как будто опасаясь, что над ним вот-вот начнут смеяться. Забавный старичок. По ходу дела Акентьев подсунул ему свой рисунок с перстнем, надеясь заинтересовать.
– Это любопытно… – Старик приблизил рисунок к самому носу, чтобы получше рассмотреть. – Вы занимались рисованием?
– Нет! А сама вещь, вам она ничего не напоминает?!
Старик пожал плечами и поправил очки на острых ушах.
– Трудно сказать по такому рисунку. Знаете, как любят показывать в фильмах про милицию, – составят фоторобот, и он оказывается как две капли воды похож на подозреваемого. Но ведь это кино, а в жизни так не бывает. Вы представили мне весьма условное изображение – таких перстней были сделаны сотни и тысячи, молодой человек. Вот если бы вы могли назвать какую-нибудь особенную примету: повреждения, может, какой-нибудь редкий способ огранки, надпись на перстне…
Переплет покачал головой. Никаких примет он не знал. Разве что – спросить у «монаха» при следующей встрече. Только не осерчает ли тот из-за его нерасторопности? Велел ведь не тревожить понапрасну.
– Если вам интересно, – Левинсон ломал чайной ложечкой пирожное и говорил вполголоса, словно опасаясь, что их подслушают, – то могу сообщить, что совсем недавно целый набор похожих перстней был вывезен из Великобритании в Советский Союз.
– Откуда вам об этом известно? – удивился Переплет.
– Ах, молодой человек… – покачал головой старик. – На Западе есть свои коллекционеры, а планета очень маленькая!
– Может быть, вам известно, кто их приобрел? – спросил Акентьев, ожидая новых откровений.
– Известно! – сказал спокойно Левинсон. – Советское правительство!
Итак, Переплет был прав, когда расценил товарищей из Совмина как своих потенциальных конкурентов. Похоже, рвутся они в те же области, что и он сам. Но удастся ли им это сделать с их перстеньками? Может, из этих ключиков ни один не подойдет.
– Дай-то бог! – пробормотал он про себя и пояснил, заметив недоуменный взгляд коллекционера: – Не обращайте внимания, так – мысли вслух!
Это было уже кое-что. Однако до перстней Совмина ему не добраться. Значит, придется продолжать поиски самостоятельно. Жаль, нет помощников. Нет и не может быть.
Дрюня Григорьев, замученный, как Кампучия Пол Потом, своими строптивыми рокерами, панками и прочими неформалами, забегал время от времени, чтобы отпустить несколько плоских шуток, рассказать старый анекдот про контрольное захоронение при генсеке Андропове и выразить искреннее восхищение высоким положением своего старого товарища.
– Да как же тебе удалось? Открой тайну, несчастный! – вопил Дрюня, подражая киношному Буратино. – Где находится дверь, где находится дверь?..
– Дверь, гражданин Григорьев, у вас за спиной! – показывал Акентьев. – Будете буянить, и я попрошу вас покинуть кабинет. Тут тебе не комсомольское собрание!
– Да я вижу! – сокрушенно кивал Дрюня. – Ты совсем перестал по-человечески общаться со старыми друзьями! Что-то же вы там с Раковым такого накрутили?
– А Раков здесь ни при чем! – Акентьев старался говорить уверенно – не то пойдет еще Дрюня разыскивать «стратега», с него, дурака, станется. – Раков тебе не золотая рыбка! Просто так звезды сложились, Дрюня!
– Я советский человек, я в эту вашу херомантию не верю. Не понимаю, как тебя вообще пустили сюда с твоими-то книжками…
– Наколдовал, Дрюня, наколдовал! – каялся Переплет. – В книжках этих вся премудрость мира, тебе этого не понять, потому что ты отродясь ничего, кроме «Колобка» и «Капитала», и не читал.
– Да что ты к «Капиталу» привязался? – недоумевал Григорьев. – И не читал я его, ей-богу!
Женитьба Переплета стала для Дрюни сюрпризом. В сентябре его не было в городе – отдыхал на югах по комсомольской путевке, поэтому на то, что не получил приглашения на свадьбу, жаловаться не мог. Выслушал с интересом все, что посчитал нужным рассказать ему Акентьев, и восхищенно покачал головой.
– Значит, вот как! – сказал он. – А ты себе на уме! Ты, Сашка, людей используешь, а они об этом и не догадываются.
– Бога-то побойся, Дрюня! – Акентьев растянул губы в снисходительной усмешке. – Кто и когда тебя использовал? И не воображай, будто я все спланировал, – я понятия не имел, кто она! Думал, обычная цыпочка!
– Да я ничего и не воображаю! – вздохнул Григорьев. – У меня его вообще нет, воображения этого, оно нам ни к чему, иначе я бы с тобой и не возюкался. А какие планы были, помнишь? Песни могли бы сочинять, ты бы сочинял, я бы раскручивал. Нормальный творческий союз, как у Ильфа с Петровым… Теперь другие купоны стригут. Будь у меня воображение, я бы и сам что-нибудь сбацал. А воображения нету: как родился, так и сказали врачи – воображения нет!
Переплет недоверчиво покосился на него – прежде Григорьев не проявлял никакого чувства юмора.
– Плохая примета! – сказал Переплет.
– Это ты о чем? – поинтересовался Дрюня.
– Знаешь, как в старину считали – плохое знамение, ежели двухголовый теленок родился, или там курица петухом закричала, или дождь пошел из лягушек. Так вот, у нас теперь примета такая: комсомольцы стали шутить – значит, грядут дурные времена!
– Дурнее, чем сейчас? – поинтересовался Дрюня. – Быть такого не может. А в приметы я, как и в звезды, не верю и тебе не советую: тут у нас все-таки материалистическое общество, так что никакого мракобесия, а то живо попросят и не посмотрят на связи…
– Ох, Дрюня, – искренне рассмеялся Переплет, вспомнив свои прошлые визиты с книгами по магии на канал Грибоедова, – ничегошеньки ты не понимаешь!
Дрюня пожимал плечами и кивал головой, словно китайский болванчик, – он и в самом деле ничего не понимал. После его визита Акентьев вернулся к изучению докладной записки, полученной утром от заместителя директора Северного кладбища, где за последнее время было осквернено несколько могил.
Заместитель сообщал, что неделю назад, несмотря на постоянное дежурство, на кладбище были осквернены еще две могилы; одна из них оказалась вскрыта, во втором случае неизвестные вандалы ограничились тем, что нанесли краской на памятник несколько непонятных надписей. Переплет, читая про «постоянное дежурство», только усмехнулся – хорошо он представлял себе это дежурство.
Далее в записке шла полная ахинея. Корчев уверял, что с момента вскрытия могилы на кладбище стала твориться чертовщина. Так и выразился письменно: «чертовщина». Один из старейших и заслуженных работников заступа и лопаты вечером повстречал среди могил настоящего призрака. Принял его за припозднившегося посетителя и подошел, чтобы предложить обычные услуги по покраске оград. Призрак, услышав его, повернулся, показал вместо лица пожелтевший череп и тут же провалился сквозь землю. Больше об этом случае и о душевном состоянии бригадира в записке ничего не говорилось. Вместо этого товарищ Корчев просил рассмотреть вопрос о выдаче средств на защиту деревьев от пилильщиков. Акентьев вначале решил, что речь идет о пильщиках – вероятно, кто-нибудь покушается на деревья кладбища. Но потом вспомнил плакат из далекого детства – плакат, украшавший школьный кабинет биологии. «Сосновый пилильщик – опасный вредитель лесов».
– Алкаши чертовы! – Он отодвинул записку, потом снова взял в руки.
Повертел ее так и эдак, словно надеясь, что под другим углом она будет выглядеть более разумно. Напечатано было на машинке, оформлено по всем правилам. Акентьев включил селекторную связь и отдал распоряжение секретарше:
– Впредь подобные записки отправляйте прямо в корзину. Нет… В бумагорезку!
– Она сломалась, – сказала секретарша. – Товарищ Григорьев пытался пропустить через нее картонную папку. Я говорила ему, что нельзя так делать, а он сказал…
Акентьев выругался про себя. Дрюня явился впервые за столько месяцев и сразу умудрился напакостить. Мелькнула мысль, что эта нелепая докладная – его рук дело. Не зря он все время пытался его поддеть, вот и додумался! Хотя… Переплет покачал головой – на Дрюню не похоже. У него, в самом деле, воображения не хватит.
На всякий случай попросил секретаршу связать его с кладбищем. Корчев, как выяснилось, находился сейчас в больнице с диагнозом острый интоксикоз. Акентьев улыбнулся и хотел уже попрощаться, когда бухгалтер, с которым он разговаривал, спросил – считает ли товарищ Акентьев возможным выделение средств, о которых они просили.
– На борьбу с вредителями?! – спросил Переплет.
Бухгалтер замолчал.
– Что у вас там происходит? – поинтересовался Акентьев. – Я получил от вашего Корчева совершенно бредовую докладную. Правда, учитывая его состояние, в этом нет ничего удивительного! Алло… Вы меня слышите?!
– У нас тут другое! – сказал нехотя бухгалтер. – Но если Корчев ничего не написал…
Переплет бросил трубку.
Тем же вечером он ужинал в компании начальства. Черкашин был уже в курсе проблемы.
– Так что с кладбищем будем делать? – спросил он серьезно. – Ваше мнение, товарищ Акентьев?
Они были на «ты» уже давно, так что вопрос прозвучал несерьезно. И ответил Переплет тоже несерьезно.
– Само рассосется. Призраки в людных местах не держатся долго.
– А вы, я гляжу, специалист!
– Диплом имеется! – сказал Акентьев. – Доктор призраковедения и духоводства.
– Ну, тогда, значит, не пропадете! А может, его освятить? – предложил Черкашин.
– Кого?! Корчева?
– Кладбище. В свете перемен! Если уж по телевидению выступает Кашпировский, то почему бы и скромным работникам не заказать себе освящение кладбища…
– Вы верите в ходячих мертвецов? – спросил Акентьев.
– Я не верю, но людям будет спокойнее. Вы замечаете, в какое истеричное время мы живем!
Акентьев постарался выбросить из головы историю с разгуливающими по кладбищам мертвецами. И без них хватало забот. А тем временем в судьбе его назревал новый неожиданный поворот.
Первый звонок раздался поздно вечером. Переплет попытался нащупать выключатель бра, но лампочка вспыхнула только на мгновение и тут же погасла. Он выругался и отыскал аппарат на ощупь. На пол упал и разбился стакан – на ночь, в качестве снотворного он принял немного виски. Акентьев выругался еще раз и поднял, наконец, трубку. То, что он услышал, было приказом. Он должен был собраться в дорогу. Сон мгновенно слетел с Переплета, но на другом конце уже звучали гудки… Он бросил трубку, откинулся на подушку и закрыл глаза. Второй звонок заставил его подскочить на месте. Снова машинально потянулся к выключателю. Свет зажегся. Подслеповато щурясь, Александр поднял трубку.
– Саша?! – раздался на другом конце голос маршала. – Ты один?! У нас… Дина…
Акентьев чувствовал, как дрожат от волнения руки. Мертвы, мертвы! Обе. Жена и дочь. Сгорели. Яхта, пожар. Вода и огонь. Голос маршала прерывался. «Как бы старик не отдал концы, – подумал Переплет, – тогда самому придется заниматься похоронами, а это чертовски муторно».
Он попросил Орлова не волноваться – прозвучало искренне. И, бросив трубку на рычаги, пустился в пляс. Тут же напоролся голой пяткой на осколки. Брызнула кровь. Дотанцевался. Пришлось срочно искать пластырь. Переплет допрыгал на одной ноге до кухни, на полу, на дурацких этих коврах оставляя кровавые следы, – перерыл аптечку, вылил на пятку пузырек перекиси, потом залил йодом рану и налепил сверху пластырь. Посмотрел на руки, перепачканные в крови. Символично, черт возьми. И расхохотался. В честь этого стоило выпить! Он добил виски и решил прогуляться по ночному городу. Было около полуночи.
Он быстро оделся и выбрался на улицу – пройтись пешком. Роскошь, которую Александр редко мог себе позволить в последнее время. Это Дина ничем не ограничивала себя в похождениях, но за супругом следила зорко. И что самое удивительное – ему сейчас хотелось просто пройтись по улицам, как в старые добрые времена. Никаких приключений не искал в этот вечер Переплет.
А вечер был особенно красив, так что Александр задержался и решил сократить путь через сквер. Место безопасное – не какие-нибудь окраины, тут даже милиция иногда появляется.
Не повезло, шаги за спиной были слишком торопливы…
– Папаша, притормози! Слышь, ты, тебе говорят…
Переплет не сразу понял, что обращаются к нему. Странно, но он до сих пор ощущал себя молодым. А для кого-то он уже папаша! Он повернулся, ожидая, что у него попросят огня, но, взглянув в лицо незнакомца, понял, что огоньком дело не ограничится. Вспомнилось вдруг, как возле площади Тургенева на Моисея Наппельбаума и Альбину напала кучка таких же подонков.
Человек, стоявший перед ним, казался Переплету представителем иного биологического вида, с которым он сам не имел ничего общего. Лицо, как говорится, не обезображенное интеллектом, дикое лицо.
– Вам что-то угодно? – спросил Александр. – Позвольте мне пройти.
Он быстро огляделся – отступать было некуда. И на горизонте не то что милиции, но и просто прохожих, на помощь которых можно было бы рассчитывать. Вот тебе и польза пеших прогулок. Оставалось уповать на чудо…
К первому неандертальцу присоединился второй. Они были чем-то похожи, словно с фабрики клонов. «Признаки вырождения», – мелькнуло в голове у Переплета.
– Угодно… – передразнил его второй и кивнул, приглашая куда-то в сторону темного переулка. – Ну-ка пошли!
Акентьев не выказал никакого восторга по поводу этого предложения, и тогда в руке у человека появился нож. Раздался негромкий щелчок, лезвие выскочило мгновенно. Переплет почувствовал холод внизу живота. Ощутил ярость – эти ничтожества могли положить конец всем его планам. И выбор был невелик – либо последовать за ними, либо принять бой. Переплет не был уверен, что справится. Вся его прежняя подготовка, скорее всего, окажется бесполезной. Против лома нет приема.
Кроме того, он давно не тренировался, а нынешний кабинетный образ жизни не способствовал поддержанию спортивной формы. Он криво усмехнулся, подумав про себя, что его инфернальные покровители явно поставили не на того человека.
– Чего ты лыбишься?! – спросил парень.
– Я отдам вам деньги, – Акентьев решил поторговаться. – Что вам еще нужно, часы?
Он закатал рукав, подарок тестя было жалко отдавать, но лучше уж так.
– Пошли! – оборвал его подонок. – Ну!
Александр смотрел поверх его плеча – он мог поклясться, что секунду назад улица была пуста, но теперь всего в нескольких шагах за спинами парней стояла девушка. Высокая, с точеной фигурой, на высоких каблуках. И мулатка – это Акентьев понял сразу. Ему ли не понять.
– Смотри, Колян! – Один из парней обернулся, заметив ее тень у своих ног. – Негритоска.
– Вон пошел! – тихо сказала она.
– Ты че, чернозадая, совсем оборзела?! – сказал парень. – Это мой город, счас поймешь, сука! Давай держи ее…
И ударил ее ножом в грудь. Вернее, попытался ударить, лезвие пролетело в пустоту, девушка перехватила кисть нападающего и резко повернула ее, раздался хруст ломающихся костей. Парень опустился на колени, держа второй рукой искалеченную кисть. Нож со звоном полетел по асфальту.
– Ах, ты, – тот, что первым подошел к Акентьеву, поспешил на помощь товарищу. – Ты че делаешь?!
Девушка дождалась, когда он приблизится. Казалось, все происходящее было для нее просто разминкой.
Акентьев на мгновение решил, что спит, – такое он видел до сих пор только в кино. Мулатка встретила второго парня точным ударом в горло. Он зашатался, задыхаясь. Девушка продолжила прием подсечкой и напоследок ударила противника ребром ладони по шее. Он упал лицом на асфальт и замер.
– Боже мой! – Переплету давно следовало уйти, но он не мог оторваться от этого зрелища.
– От него вы помощи не дождетесь, – сказала она, глядя ему в глаза.
Акентьеву показалось, что он где-то уже видел это лицо. Да, конечно, видел… только где?! Искалеченный ею парень с ножом выл, пытаясь подняться на ноги.
– Извините, – девушка скривилась и, вернувшись к нему, ударила ногой – точно в висок. Парень вытянулся и замолк.
– Вы их убили?! – спросил Акентьев.
– Нет, что вы, – улыбнулась она, – просто вырубила. Не выношу, знаете ли, криков. Мужчина должен уметь терпеть боль. Вы умеете терпеть боль?
– Я не знаю, – сказал Акентьев. – Почему вы спрашиваете?
Она склонила голову на плечо, глядя на него пристально. Изучала.
– Не бойтесь! – улыбнулась снисходительно и пошла прочь, оглянувшись только раз.
Акентьев осмотрелся. Он не был уверен, что девушка сказала ему правду и что парни, в самом деле, остались живы. Их тела казались безжизненными – словно два куля лежали на асфальте. Но проверять не стал. Откровенно говоря, беспокоился он не за подонков, а за себя. Возник страх, что его застанут рядом с ними. Скандал ему сейчас был совсем не нужен. Сердце бешено стучало; Переплет развернулся и быстрыми шагами направился к дому. «Вот это приключение, – думал он про себя. – И не расскажешь никому. Не поверят».
На другой день он внимательно просмотрел все газеты, где могло появиться сообщение о двух убитых пролетариях. Ничего подобного не обнаружив, Акентьев вздохнул с облегчением, а потом и вовсе выбросил это происшествие из головы. От поздних ночных прогулок решил отказаться до появления личного телохранителя, но в настоящий момент ни о каких телохранителях не могло быть и речи. Не по статусу был ему телохранитель. Телохранителя не было даже у Черкашина, который связался с ним через несколько дней, когда Переплет уже подал заявление об уходе с работы. Заявление это вызвало немало шуму среди «ритуальщиков». Причина вроде бы была ясна – смерть Дины, но люди, знавшие Акентьева и его семью, не могли не усомниться в том, что все дело в этой смерти.
Черкашин поинтересовался по-товарищески в приватном разговоре – отчего это Александр намерен оставить их дружный коллектив? Акентьев ссылался на усталость, на сплетни, которых по поводу его брака и особенно ребенка ходило и так много.
– Да вы наплюйте на сплетни! – Черкашин смотрел на него дружелюбно. – Тем более теперь все должны замолчать после того, что случилось!
Он вздохнул и неожиданно для Акентьева пригласил его отдохнуть в выходные в загородном закрытом санатории. Кроме него, должны были быть… Последовал список имен хорошо знакомых Акентьеву чиновников разного ранга. С женами и без. Как понял Переплет, коллеги-похоронщики решили проводить его с помпой.
Александр не мог бы сказать точно – сколько раз ему приходилось участвовать в таких вечеринках. Но теперь в этом не было никакой необходимости. Однако он согласился – все лучше, чем сидеть дома.
Дорога к санаторию была ему известна – приходилось уже здесь бывать и всякий раз скорее с ущербом для здоровья, нежели с пользой. «Еще один довод оставить вас, товарищи-друзья», – думал Акентьев.
Пространство перед парадным входом было заставлено служебными черными «Волгами». «Словно гробами», – подумал Переплет, выбираясь из точно такой же машины. С некоторых пор он во всем умел находить перекличку со своей специальностью. А вот и владельцы черных «Волг» – чинные и степенные, как итальянские мафиози. Старые грибы. Гробы, грибы… Акентьев подумал, что всетаки зря он сюда приехал, но, раз уж согласился, нужно отыграть роль до конца.
– Вы не передумали насчет ухода? – спросил его Черкашин и, обняв за плечо, повел к остальным. – Еще не поздно изменить решение…
«Сейчас скажет: „Никто не уходит от нас живым!“ – подумал Переплет. – Похоронных дел мафия никого не выпустит из своих рук!»
И похоронят заживо. Как в рассказах Эдгара По.
– Нет, я уже все обдумал! – сказал он твердо. – Чувствую, что должен сменить обстановку, – сказал Акентьев.
– Откровенно, Александр Владимирович, скажу вам, не понимаю я этой охоты к перемене мест! – проговорил Черкашин.
Больше его никто ни о чем не спрашивал. Переплет прекрасно понимал, что на его место, доходное при любой власти, сейчас метит не один человек. А значит, долгих уговоров не будет. И слава богу. Все было решено, и решено не им.
В просторном холле санатория он встретил нескольких старых знакомых. В том числе и Никитина, с которым познакомился благодаря Дрюне Григорьеву. Никитин кивнул ему по-дружески. Он стоял в компании Лазаря Фаридовича Хохрева – главного исполкомовского демагога и любителя молодых девушек. Тут же был Андрей Милославский, который, скорее всего, займет место Переплета. Все они, задрав головы, разглядывали статую Владимира Ильича, украшавшую холл санатория.
– Скоро все это полетит к чертям собачьим! – пояснил Черкашин. – Неужели не ясно, куда ветер дует? Помните, как сразу после революции громили памятники? Это совершенно естественный процесс, скажу я вам, – первое желание новой власти уничтожить напоминание о власти старой…
– Думаете, дело только в этом?
– Неважно, товарищ Хохрев, все это неважно… Важно только то, чем все закончится. Результат, так сказать. И, скажу я вам, заглядывая в будущее, что каким бы он ни был, этот результат, а жить в эпоху перемен я и врагу не пожелал бы.
Акентьев собирался было присоединиться к дискуссии и даже уже открыл рот.
– Добрый вечер! – сказал вдруг кто-то за его плечом.
Переплет обернулся и вздрогнул. Девушка была та самая – мулатка, что спасла ему жизнь. Или это только кажется?
– Больше не гуляете по ночам? – спросила она, и Акентьев понял, что не ошибся.
Он молчал – сейчас, при ярком электрическом свете, эта странная женщина напомнила ему его собственную дочь. А если быть точным – дочь Дины Орловой. Покойную. «Наверное, именно так она бы выглядела в этом возрасте», – подумал он.
Покойную? Ее ведь не нашли. Не нашли, и что же? Это ничего не значит. Он представил себе темную воду, темную холодную глубину…
«А ведь там, в темноте, может быть что-то», – подумал он и вздрогнул.
Девушка подошла ближе, плавно качая бедрами. Акентьев только сейчас заметил, что они остались одни. Кроме них в холле был только Ильич, вдохновенно простиравший руку к роскошной люстре.
– Я хотел бы… – начал он.
Она закивала раньше, чем он закончил мысль. Конечно, никто не узнает о том случае. Хотя, подумал Акентьев, здешнюю публику этот эпизод только позабавил бы, он даже представлял себе шутки, которые услышит по этому поводу. Тем более что теперь, после его ухода, никто не может использовать это в качестве компромата.
– Вы уже познакомились?! – спросил Черкашин, снова появляясь из какого-то угла. – Ангелина Степановна Безбожная, наше сокровище. Золотые руки, в буквальном смысле слова. Скоро сами поймете! Золотые пальцы, золотые… Словом, все золотое!
– Пойдемте! – Она взяла Переплета за руку и повела за собой, как ребенка.
Ангелина лучше, чем он сам, ориентировалась в коридорах санатория. Странно, что они не встречались раньше, – наверное, она недавно в здешнем штате. Нужно будет расспросить о ней Черкашина. Кто она и куда его ведет?
Читать бесплатно другие книги:
