Железный доктор Бурносов Юрий

Глава 3

Володя закашлялся, потому что прямо в горло ему лилась вонючая обжигающая жидкость.

– Ожил, – удовлетворенно, хотя и с некоторым удивлением сказал знакомый голос.

Рождественский открыл глаза и увидел над собой лицо, которое тоже оказалось знакомым. Сердитые бесцветные глазки, мохнатые брови, беспрестанно шевелящиеся, словно отвратительные гусеницы.

Маленький сталкер Бандикут. Только его не хватало.

– Че, узнал дядю? – осведомился Бандикут и противно захихикал. – Вот уж кого не думал еще раз встретить в этом мире, так это тебя, доктор-врач.

Володя продолжал кашлять – уж больно едкой и противной оказалась гадость, которой пытался напоить его злобный коротышка. Жидкая пластмасса, не иначе. А он ведь глотка три, а то и четыре сделал.... Тьфу, дрянь какая!

Однако в голове слегка прояснилось, военврач сделал глубокий вдох и тут же подавился прохладным воздухом, сообразив, что забрало шлема открыто. Он нелепо зашарил и зашлепал руками по лицу, пытаясь захлопнуть забрало, но тут же понял, что лежит вообще без шлема.

– Не гоношись, – деловито велел Бандикут, завинчивая крышку на зеленой пластмассовой фляге и пряча сосуд за спину. – Дыши легко и свободно, как на магаданском курорте. Уж от чего – от чего, а от воздуха на Зоне сдыхают в самую последнюю очередь, доктор-врач. Обычно до летательного исхода просто не доходит, гораздо раньше помирают от чего-нибудь другого.

– Летального, – машинально поправил Рождественский, приподнимаясь на локтях. Сесть у него с первого раза не вышло. – До летального исхода.

– Один хрен в результате погибший труп насмерть убитого покойника выходит. Хоть по-научному, хоть по-простому, по-сталкерски, – рассудительно заметил Бандикут. – А ты вообще куда перся-то, скажи на милость?

– К своим, – угрюмо буркнул Володя. Он все же сумел сесть и обнаружил, что находится в довольно просторной пещерке, освещаемой переносным фонарем. С низкого потолка свисали сухие корешки и какой-то серый мох – наверное, так изнутри выглядит барсучья или кроличья нора. Фонарь был древний, такие Рождественский видел только в кино. За выпуклым подкопченным стеклом потрескивало и плясало синеватое пламя; кажется, там горел керосин или бензин, а то и вовсе какое-то масло.

Помимо фонаря в пещерке имелись драные полосатые матрасы (на одном из которых военврач и сидел в данный момент), бесформенная куча железяк в углу и – чудо, чудо! – оставленная им под изуродованной сосной «репка с маком», она же роботизированный полевой медицинский комплекс РПМК, невинно пострадавшая в неравной схватке со сталтехом.

– Подобрал вашу бандуру, – с гордостью сообщил сталкер, перехватив Володин взгляд. – Полезная штука, чё. Пригодится в хозяйстве.

– Это армейское имущество! – возмутился Рождественский.

– Сам ты армейское имущество, доктор-врач, – неприятно усмехнувшись, сказал Бандикут. – Я за вами зря, что ли, по развалинам таскался? Под землю даже поперся, жизнью рисковал, можно сказать. Так что трофей не обсуждается. Понял? Станина с шасси от метателя там осталась, вот ее можешь забрать. Только на хрена она тебе? Ралли по Зоне устраивать? Да и куда тебе наверх-то, тебе к мамке надо. А поскольку мамки тут нету, то временно я за нее побуду.

Володя не нашелся, что сказать на такую наглость. К тому же он чувствовал, что быстро пьянеет. Из желудка поднималось неприятное тепло, перед глазами все плыло. А ведь если у него и в самом деле сотрясение мозга, то алкоголь ему никак нельзя!

– Чего еще скажу, – продолжал тем временем Бандикут, доставая из-под матраса мятую консервную банку без каких-либо опознавательных знаков и откупоривая ее ножом. Нож был Володин. – Дурак ты круглый, доктор-врач. Врубил свой маяк и прешь как дядя Степа.

– Как... как кто?

– Дядя Степа. Был такой козырный мент в детских книжках, ты тогда небось не родился еще. Сейчас вас таким книжкам не учат, говну всякому только... Дядя Степа Мент, короче, тоже ходил как долбня, издалека видная. Ты что, не соображаешь, что твой маяк – та еще приманка для железяк? Я его сразу выковырял к бесу.

– Это же аварийный м-маяк... – заплетающимся языком пробормотал Рождественский.

– Сам ты м-маяк! – Бандикут постучал себя согнутым пальцем по низкому грязному лобику и облизал нож, после чего положил его на безопасном расстоянии от лейтенанта. – Думаешь, на базе в Колывани прямо щас все бросят и полетят тебя искать? Ну да, верно, сигнал словят, запеленгуют... Может, даже вертолет отправят. Но до тех пор тебя двести пятьдесят восемь железяк зафиксируют и разберут на запчасти. Эх, ты... Грудь в крестах, голова в кустах! – И сталкер звонко щелкнул ногтем по красному крестику на бронескафандре военврача.

– Я не подумал...

– Я так и подумал, что ты не подумал. Жрать-то будешь? Могу поделиться. Знаешь, как амеба говорила? Бог велел делиться. И поэтому часто делилась пополам. – Бандикут заржал, потом подцепил грязными пальцами из вскрытой банки горсть печеночного паштета и протянул лейтенанту.

– Н-нет... – замотал головой Володя. – Я н-не хочу... – От запаха пищи, тем более поданной таким неаппетитным способом, его замутило.

– Как хочешь. – Бандикут был невозмутим. – Сам сожру. А может, еще стаканчик примешь?

Володя замотал головой, едва сдержав рвотные позывы. Еще не хватало облеваться перед этим ничтожеством, подумал он. И так ни во что не ставит, скотина...

– Ну и правильно. Бухальце, доктор врач, оно когда в меру, то полезно в любых количествах, а сверх меры – смерти подобно. – Сказав так, дрянной коротышка принялся алчно пожирать жирный паштет, напоминая какое-то небольшое грязное животное. Крысу? Хомяка?.. – Еще когда тебя сталтех прижал, я сразу сообразил: ты первый раз в прериях, – глубокомысленно поведал он.

– В каких пыр... прериях? – с трудом проговорил военврач, безуспешно борясь с подступающим опьянением.

– Ну, в пампасах. Обычно с гражданином подполковником посерьезнее пацаны ходят, а тут ты – как из ясельной группы. Ходишь, маякуешь... Скажи спасибо, что я тебя вырубил.

– Так это... это вы были?!

– Нет, фея-крестная! – огрызнулся Бандикут. – Я же говорю: за вами шел, присматривал. Военные – они такие: после себя набросают разного, а если сами полягут, так вообще словно на ярмарку пришел. Я вот с тобой вожусь, а надо бы пойти амуницию собрать...

– Чью... чью ам-муницию? – пролепетал Володя, уже заранее зная, что ответит сталкер.

– Да вашу, – доверительно сообщил коротышка. – По-моему, никто живым не ушел. Нашли куда сунуться – в самое гнездо! Там давно уже весь железнодорожный музей с Сеятеля поселился. Наверху им тяжеловато было, у них с мелкими механизьмами что-то вроде ссоры, так они в тоннели перебрались. А вы, как лохи, прямо в самую духовку. Гражданин подполковник-начальник, поди, тоже полег в пылу сражения. А ведь хитрый был мужик, крученый... Даже жалко его малость.

Бандикут задумался, то и дело запуская пальцы в паштет, громко чавкая и чмокая. Он порезался о неровный край жести, но даже не заметил этого – кровь лениво капала в банку и перемешивалась с паштетом.

– Точно жрать не будешь? – очнувшись от мыслей, уточнил сталкер.

Володя затряс головой, в ужасе подумав, что может быть в крови у давнего обитателя Академзоны.

– Как хочешь, – пожал плечами Бандикут и быстро доел остатки. – Уф-ф... Господь напитал, никто не видал. А кто и видел, тот не обидел... – Он покосился на лейтенанта. – Не, вроде не обидел. Поспать бы, но недосуг. Слушай сюда, доктор-врач. Ты, я так понимаю, один остался. А не был бы ты, кстати, доктор-врач, и тебе бы кранты пришли. Не стал бы я тебя спасать.

– З-зачем... зачем я вам нужен? И что за д-д-дрянь вы мне дали?!

– Не дрянь, а хороший синтетический спиртик! – всерьез обиделся Бандикут. – Сам изготовляю, между прочим. А нужен ты мне на органы.

Рождественский вытаращил глаза.

– У нас тут видал чего – одно железо, – благодушно поведал маленький сталкер. – Поэтому если пленного поймал – считай, запасная печень у тебя в кармане. Или почки... – Внимательно посмотрев на военврача, Бандикут скривил унылую рожу: – Елки, такого даже дразнить неинтересно. Берут же нынче в армию всякую шантрапу... Ладно, шучу я. Шучу. Какие с тебя, к бесу, органы? Мозжечок с ноготок... А зачем ты мне нужен, доктор-врач, я тебе потом расскажу. Когда вернусь.

– Я... Я не могу т-так... – продолжал бормотать Володя, уже мягко заваливаясь на спину, на матрас. – Мне надо... н-надо доложить...

Хихикающее личико Бандикута раздвоилось, затем растроилось, потом три личика расплылись в разные стороны, и военврач Рождественский вырубился напрочь.

– Вот так, – деловито сказал сталкер, вытирая жирные руки о матрас, на котором сидел. – Вот и ладненько. Доложить ему надо, гляди-ка... Говорю же, спиртяга еще тот. Доставляет не по-детски. Ладно, доктор-врач, пусть тебе приснятся сахарные ангелочки, а я пошел...

Пробуждение было отвратительным. Во рту стоял привкус горькой химии, голова болела (впрочем, к этому военврач уже привык еще после того, как грохнулся в тоннеле). В пещерке не было никого, только все так же горел, потрескивая, фонарь да на полу валялась пустая консервная банка. Наверное, Бандикут, как и обещал, ушел мародерствовать.

Нож и пистолет коротышка сталкер, разумеется, унес с собой. И походную аптечку унес, собака. Даже часы с руки снял – не посмотреть, сколько времени проспал... Все остальное в бронескафандре было вроде бы цело, кроме, понятное дело, безжалостно выковырянного Бандикутом аварийного маячка.

Первым желанием Рождественского было бежать отсюда сломя голову, но он тут же обнаружил, что пещерка имеет лишь один вход, он же выход – запертую квадратную металлическую дверь размером где-то метр на полтора с маленьким иллюминатором посередине. Сквозь стекло иллюминатора была видна лишь темнота. Подергав дверь и попинав ее, Володя пришел к выводу, что побег временно отменяется.

Осмотр пещерки тролля тоже ничего не дал. Груда железяк оказалась именно грудой железяк, не более: гнутые шарниры, оборванные тяги, упрятанные внутри округлых корпусов моторчики, треснувшие шкивы, мотки проводов, покореженные печатные платы... Ничего, даже отдаленно напоминающего оружие. На всякий случай Володя выбрал тяжелый рычаг и положил на видное место – по башке шарахнуть, если что, сгодится.

В резервуаре еще оставалась витаминизированная вода, которая немного сняла похмелье. Потерев гудящие виски, Володя тихонько выругался, потом неожиданно засмеялся. Нет, с ума военврач не сошел – он просто увидел прямо перед собой «репку». А «репка» означала практически весь список лекарств, который только можно придумать.

Короче, «репка» лечила что угодно, если только вообще работала.

Трясущимися от волнения руками Рождественский включил роботизированный комплекс. Хирургическую операцию он себе делать не собирался, хотя тот же аппендикс «репка» удаляла на раз и так же шустро разбиралась с целым набором открытых и закрытых повреждений человеческого тела. Но сейчас Володе было достаточно минимальной диагностики, каковую он и запросил у медицинского агрегата.

Пару секунд после получения задания комплекс не отвечал, и Володя испугался, что удар о бетонную плиту стал для «репки» роковым. Однако электроника в конце концов пискнула, замигал желтый огонек, и робот выбросил три гибких жгута с присосками на концах. Может, какие-то функции РПМК и утратил, но явно не все.

Володя прилепил две присоски на виски и одну – на запястье, для чего пришлось снять перчатку. Его тут же уколола миниатюрная игла экспресс-анализатора, после чего «репка» надолго задумалась, считывая показатели. Затем та же игла сделала еще три молниеносных укола, вводя медицинские препараты, которые робокомплекс счел необходимыми для пациента в данный момент. Желтый огонек погас, жгуты втянулись обратно. Диагноза на табло не появилось – стало быть, организм в норме, даже сотрясения мозга, которого военврач так боялся, не обнаружилось.

– Ах ты, молодчина! – с теплотой сказал Володя, похлопывая «репку» по кожуху. От хороших новостей в голове сразу прояснилось, тело налилось бодростью, захотелось есть. Мерзкую ореховую пасту Рождественский решил приберечь на черный день, а пока действовать по принципу «грабь награбленное». Он пошарил под матрасами и нашел небольшой продуктовый склад в ямке, прикрытой стальным листом. Правда, большая часть консервных банок и пластиковых упаковок с концентратами датировалась сороковыми годами, но Володя отыскал две относительно свежих и кое-как расковырял жесть об острый край металлической рамы, обнаруженный им среди прочего хлама.

В одной банке оказалась птичья тушенка, в другой – мандариновый компот. Обсасывая мягкие косточки и запивая их сладкой жижицей, Володя сосредоточенно прикидывал, как ему лучше поступить. Попробовать взломать дверь? Она выглядела не слишком-то крепкой, скорее всего, Бандикут ее откуда-то приволок и установил сам. Или дождаться хозяина, улучить момент и стукнуть хорошенько по кумполу вон тем симпатичным рычагом? Этот вариант Володе нравился больше, потому что в таком случае он мог разжиться оружием. Но как он, врач, сумеет исподтишка ударить по голове человека? Притом человека, который его спас? Если не врал, конечно, про смертельную опасность аварийного маячка...

Доев тушенку и запоздало пожалев, что не проверил консервы на радиоактивность, Володя снова осмотрел дверь, на сей раз подойдя к вопросу конструктивно. Трясти и пинать ее, словно гамадрил, он не стал, уделив внимание креплению. Разумеется, до надежности ядерного убежища тут было далековато. Во-первых, дверь открывалась наружу и предназначалась для защиты от проникновения извне, а не для удержания кого-то внутри жилища. Во-вторых, петли держались на больших болтах, которые в теории можно было бы просто открутить, имей Володя гаечный ключ. Но ключа у него не было, зато имелась целая куча металлического хлама плюс верная «репка».

В набор медикаментов, которыми был напичкан РПМК, входило и некоторое количество стимуляторов. Одни предназначались для повышения выживаемости, к примеру, в условиях повышенной радиации или пониженного содержания кислорода, другие помогали продержаться при обильной кровопотере и сильном болевом шоке, третьи – осуществить марш-бросок на приличной скорости по пересеченной местности... Вся эта хитроумная химическая мешанина довольно серьезно била по организму, но в некоторых ситуациях выбирать не приходилось. Сейчас, по мнению Володи Рождественского, сложилась именно такая ситуация.

Он попытался вспомнить все, что знал о штатных армейских стимуляторах, дабы ограничиться меньшим злом. Но всяко выходило, что за четверть часа работы организма в усиленном режиме придется потом расплачиваться изрядным отходняком. Главное – постараться свалить подальше отсюда и найти укрытие. Беда была в том, что Володя даже примерно не представлял, где сейчас находится. Логово Бандикута явно находилось под землей и вряд ли далеко от тоннеля, в котором полегла группа подполковника Гончаренко – раз Бандикут тащил военврача сюда на себе, хотя впечатления здоровяка никак не производил.

Вспомнив о погибших офицерах, Володя снова пригорюнился. По сути, он не знал толком этих людей, даже не со всеми успел словом перекинуться, но на душе было препогано. Какая ужасная смерть – металлические пауки растерзали...

Интересно, а что с ним-то теперь будет, если он вернется? Выжил один из целой группы... Комиссуют? Решат, что получил серьезную психологическую травму? Нет, комиссовать, видимо, не комиссуют, но с базы наверняка переведут от греха подальше в какой-нибудь крупный госпиталь. С другой стороны, Володя теперь вроде как обстрелянный ветеран, таких обратно в Зону посылать надо, а не прятать по тихим местам... Черт, как все сложно-то...

Ладно, заключил Рождественский. Потом разберутся. А сейчас надо отсюда поскорее выбираться, потому что маленькому проходимцу он нисколько не доверял. Судя по всему, у Бандикута и в самом деле имелись некие прожекты насчет Володиного будущего, вот только сам Володя ни секунды не сомневался, что ничем хорошим эти прожекты для него не закончатся. Поэтому начал действовать.

Первым делом он выпотрошил «репку», а именно – опустошил контейнеры с обезболивающими и противорадиационными препаратами, которые от большой нужды можно применить и без инъектора, просто раздавить капсулу и проглотить. Затем сделал себе укол стимулятора, разгоняющего человеческие мышцы до троекратной мощности; главное теперь было – проявлять осторожность, чтобы не порвать мышечные волокна. Когда мускулы стали наливаться энергией – Володя ощутил это как мелкие и довольно неприятные подрагивания и покалывания под кожей, – он взял заблаговременно найденный рычаг и, молодецки крякая, принялся сбивать дверь с петель.

Головку первого болта он разворотил с третьего удара, с другим пришлось повозиться, но и этот наконец поддался. Ни малейшей усталости, ни дискомфорта военврач не чувствовал, хотя прекрасно осознавал, что это ненадолго – перегруженные мышцы скоро превратятся в тряпки, и ему придется отлеживаться, пока они хоть чуть-чуть не придут в норму.

Снеся еще один болт, он навалился на дверь, перекосил ее и несколькими ударами выбил из рамы. Жалобно треснул сломанный замок, Володя отшвырнул в сторону железяку, которую в обычной ситуации даже не поднял бы, и хотел уже броситься в открывшийся низкий тоннель, но вовремя спохватился. Воскликнув: «Не доставайся же ты никому!», он все тем же рычагом раздолбал в хлам многострадальную «репку». Тащить ее с собой не имело смысла, самому бы выбраться, а оставлять Бандикуту – много чести. И так поди наварился с покойников, что не дотащит.

Потом Володя с тем же мстительным удовольствием сложил продовольственные припасы маленького ублюдка в пластиковый мешок, что валялся в углу, не забыв даже флягу с отвратным спиртом. Мешок он присобачил к креплениям на скафандре, где ранее находилась «репка», взял в руки рычаг и двинулся в путь.

Разумеется, на Бандикута он по закону подлости наткнулся через полсотни шагов по узкому тоннелю, явно проложенному не самим сталкером – на стенах сохранилась голубая кафельная плитка, пол был кирпичный, хотя просевший и кривой. Опустив голову и сгибаясь под тяжестью трофеев, Бандикут рысил навстречу и едва не врезался в Рождественского.

– Твою ж мать!.. – закричал сталкер, резво отскочив назад.

Думать было некогда. Володя успел лишь погасить мощь своего удара, в последний момент изменив его направление. Если бы рычаг угодил вертикально, то, скорее всего, просто вбил бы незадачливую голову Бандикута в плечи, не спас бы и пожарный шлем. Но Володя ударил вскользь, отчего сталкер отлетел в сторону, врезался в стену, коротко вякнул, рикошетом отскочил обратно и ничком рухнул на кирпичи. Судя по всему, он отрубился от сильного сотрясения, но Рождественский на всякий случай немного выждал, прежде чем обыскивать преступного типа.

В рюкзаке у Бандикута среди объедков и всякого хлама он нашел три армгана – к сожалению, без батарей, а стало быть, абсолютно бесполезных. Оружие сталкера, ту самую дуру, из которой был завален сталтех, Володя взять не решился – он с трудом представлял, как ею пользоваться, к тому же пушка была, может, и мощной, но однозарядной и явно самодельной. Еще откажет в самый неподходящий момент...

А вот два пистолета с пояса Бандикута военврач снял, и все четыре обоймы к ним тоже забрал. Негусто, но все же оружие. И нож собственный, казенный, вернул на пояс. А вот аптечки и своего пистолета не обнаружил – то ли Бандикут хорошо их спрятал в берлоге, то ли куда-то успел заныкать по пути. Скорее всего, так оно и было – маловато трофеев волок с собой ушлый сталкер, явно не все, что смог найти. Тайнички, небось, оборудовал где-то, скопидом...

– Цел? – осторожно спросил Володя, тряхнув Бандикута за плечо.

Коротышка молчал, но по дрожанию ресниц было ясно, что он не помер, а пребывает в глубоком обмороке. Ну и хорошо. Очухается, куда денется. Некогда с этим уродом в доброго самаритянина играть. Пусть скажет спасибо, что до смерти не зашибли.

– Ладно, – сказал Володя, поднимаясь. – Надеюсь, никто тебя тут не сожрет. А мне идти надо. Понимаешь?

Идти в самом деле было надо, и как можно шустрее. Мышцы уже отходили от стимуляторной атаки, так что требовалось срочно найти более или менее подходящее убежище. И здесь лейтенант Володя Рождественский совершил очередную ошибку, потому что не подумал о самом простом решении проблемы – вернуться в логово, связать Бандикута и спокойно отлежаться. Военврач хотел скорее выбраться из жутких подземных коммуникаций и потому побежал вперед в надежде успеть на стимуляторах добраться до Обского моря.

Это было, пожалуй, худшее, что он мог сделать в сложившейся ситуации.

Коридор закончился весьма неожиданно – тупиком. Володя завертел головой, прикидывая, не проскочил ли на бегу мимо какого-то ответвления (на самом деле он пропустил их с десяток, совершенно не заметив), потом посмотрел вверх и увидел на высоте метров трех нижние поручни металлической лестницы, покрытой следами коррозии. Посмотрел вокруг – нет ли какой подставки, ведь корявый коротышка Бандикут явно не мог достать так высоко. Не нашел, обреченно вздохнул, прицелился и на последних остатках стимулятора подпрыгнул изо всех сил.

Уцепился Рождественский удачно, подтянулся, некоторое время поднимался на руках, пока нога не нащупала скобу. Посветил вверх фонариком – лестница уходила в округлый зев вертикальной шахты, что там в конце – можно было только догадываться. Мешкать не стоило: если мышцы сдохнут на лестнице, то не останется сил даже зафиксироваться и повиснуть.

Военврач принялся карабкаться, словно обезьяна, подстегиваемый красочными воображаемыми картинками: вот обессилевшие руки разжимаются, соскальзывают, и он падает вниз с хрензнаетсколькиметровой высоты, в финале дистанции ударяясь головой о кирпичный пол. Разлетающийся пластик вперемешку с костями черепа и мозгами Рождественский представил настолько достоверно, что даже ойкнул от ужаса и кратенько выматерился.

Падать ему, к счастью, не пришлось. Лестница закончилась люком, в который Володя уперся шлемом и аккуратно приоткрыл. Снаружи оказалось довольно светло, хотя шахта выходила в помещение. Вокруг валялись битое стекло и груды разноцветного мусора, и Володя не сразу понял, что находится внутри книжного магазина. Он бы так и не понял, если бы не увидел косо болтающуюся пластиковую вывеску с выцветшей надписью: «Книжная планета». Ул. Ильича, 6, ТЦ Академгородка. Часы работы: 10:00 – 21:00».

С трудом выбравшись из люка и захлопнув крышку, Рождественский отполз в сторону, бросил мешок с украденной едой и привалился к одной из отсыревших и разбухших от времени и непогоды книжных куч, тут же расползшейся под его весом. Получилось удобно – что-то вроде пневматического кресла. Володя расслабился, и тут же мышцы скрутило так, что он едва не взвыл от боли. Судорожно нашарил в контейнере обезболивающее, запихнул в рот и принялся жевать, сплевывая куски пластиковых капсул. Горькое лекарство стекало в горло, но боль не унималась. Рождественский закрыл глаза, перед ними бешено вращались разноцветные круги, словно праздничный фейерверк. Сознания он не потерял – наверное, организму уже надоело это делать. Поэтому военврач просто лежал и ждал, пока боль уйдет.

Она ушла минуты через три, показавшихся ему тремя часами. На смену боли явилась слабость – лейтенант даже не мог поднять руку, чтобы закрыть шлем. Что там шлем – он не мог толком держать голову, она заваливалась на сторону, как у новорожденного.

«Уж от чего – от чего, а от воздуха на Зоне сдыхают в самую последнюю очередь. Обычно до летательного исхода просто не доходит, гораздо раньше помирают от чего-нибудь другого», – вспомнились слова Бандикута.

Да уж. Сейчас, например, Рождественского можно было брать голыми руками. Или что там у биомеханизмов – манипуляторы? Вот, голыми манипуляторами...

Но сделать несчастный военврач ничего не мог и даже не представлял, сколько продлится такое состояние – последствия зависели в том числе и от физической силы человека, а Володя атлетом никогда не был. В Военно-медицинской академии он уныло висел на турнике, словно груша, или сваливался с брусьев, вызывая зубовный скрежет у мускулистых инструкторов. В бассейне на сдаче зачетного заплыва едва не утоп. Если бы не чисто медицинские достижения, черта с два он вообще закончил бы академию. Может, в самом деле надо было больше думать о занятиях в тренажерном зале, нежели о факультативе по армейской сексопатологии или практикуме на тему «Удаление корня зуба в полевых условиях при отсутствии ультразвукового оборудования»?

Теперь оставалось лишь сожалеть и пассивно следить за окружающим миром, приходя помаленьку в норму. Минут двадцать-тридцать это займет точно. А то и больше.

Окружающего мира, кстати, было совсем немного: со своего импровизированного ложа Володя видел только полуразвалившийся стеллаж, стопки книг, обломки перекрытий и несущих конструкций, неопрятно свисающие лохмотья пластикового покрытия стен. В проломе стеллажа Рождественский углядел детскую коляску, из которой прямо на него смотрели два диких зеленых глаза. Рождественский дернулся было, но быстро понял, что глаза ненастоящие, стеклянные, и принадлежат они плюшевой пуме внушительного размера. Похоже, рядом был детский отдел. Интересно, как эта пума умудрилась так сохраниться? Впрочем, кому она сдалась тут. Дети железячные, что ли, с ней играть станут? Какие, к черту у них дети?..

Володя хотел тряхнуть головой, чтобы отогнать идиотские мысли – сказывается все же, что крепко приложился ею несколько раз. Но мышцы шеи пока отказывались подчиняться лейтенанту. Что ж, придется ждать. Рождественский скосил глаза в другую сторону. В уголке скалился человеческий череп – наверное, продавец книг или читатель... А может, и писатель, у которого тут в момент Катастрофы была раздача автографов. Почему нет?

Еще Володя наблюдал фрагмент серого неба в стенном проломе. Очень далеко по небу что-то неторопливо двигалось – то ли армейский вертолет, то ли биомеханизм-дракон, у которых в Бердске, на площадке бывшего вертолеторемонтного завода, находилась база. В первом случае маячок мог бы помочь Рождественскому, во втором – погубить его, но маячка стараниями гнусного Бандикута все равно не имелось, так что мучительная проблема выбора в данном случае не стояла.

А ведь сюда и в самом деле может что-нибудь приползти, дошло до Володи. Развалины ТЦ, то бишь Торгового Центра, где в мирные времена жители Академгородка покупали всякие полезные вещи, находились аккурат под академовским тамбуром, на краю холма, который Володя разглядывал после своей встречи со сталтехом.

Рождественский поежился, представив, что тамбур висит где-то у него над головой... А где тамбур – там и наносимбионты, то есть биомеханизмы, управляемые скоргами. И сталкеры. И вообще много чего обитает в районе академовского тамбура, недаром покойный подполковник Гончаренко даже смотреть на него особенно долго не велел...

Володя попытался взять пистолет. Движения его сделали бы честь старому паралитику – пальцы правой руки даже коснулись ребристой рукояти, но обхватить ее сил уже не хватило. Левой руке не удалось и этого – она вообще практически не шевелилась.

Неподалеку что-то обрушилось, потом залязгало, раздался жужжащий шум, словно работали сервомоторы. Видимо, по руинам бродило очередное железное чучело, то ли патрулирующее территорию, то ли просто промышляющее что-нибудь полезное для своих механических нужд. Жужжание приблизилось, на мгновение стихло, после чего стало удаляться.

Рождественский перевел дух и обнаружил, что пальцы правой руки за это время успели ухватиться за пистолетную рукоятку. Вряд ли это помогло бы, появись здесь нежданный гость, но тенденция несколько обнадеживала.

Что же делать дальше? Может, не стоило удирать от Бандикута? В конце концов, мелкий мужичок был не таким уж злобным... Повадки, конечно, гадостные, но уж всяко получше, чем у нанометаллических обитателей Академзоны. Правда, эти его разговоры о планах насчет Рождественского звучали жутковато и неприятно. С другой стороны, вдруг он собирался вытащить Володю отсюда за вознаграждение? А в ответ получил железякой по башке... Теперь если и хотел, точно передумал.

Володя сокрушенно покачал головой и отметил, что сделал это без труда. Попробовал усесться, точнее, улечься поудобнее – получилось! Мышцы отзывались запоздало и не в полную силу, как бывает после долгого сна, но главное – слушались!

Торопиться было некуда. В руинах поодаль стояла тишина, снаружи снова пошел крупный тяжелый дождь, который немного успокаивал лейтенанта – ведь любая тварь из металла должна относиться к воде с неприязнью и вряд ли станет бродить в дождливую погоду.

Ага. Именно: бродить вряд ли станет. Укроется в развалинах. Что и сделали два примитивных биомеханизма из уверенно стремящегося к нулю числа тех, что еще шастали по Академзоне, не будучи ни отловлены и переделаны наноорганизмами, ни привлечены в свои ряды более высокоорганизованными ботами или транспортными монстрами с Сеятеля. В мире человеческих отбросов есть бомжи – именно такие бомжи, только механические, искали сейчас приюта в развалинах Торгового Центра. Где случайно наткнулись на обессилевшего лейтенанта Рождественского, который под мерный стук капель неожиданно для себя задремал, лежа на уютной кровати из раскисших фантастических романов.

Первый представлял собой безмозглое порождение племени шагающих роботов-уборщиков, которые были введены в эксплуатацию как раз накануне Катастрофы. Такие механизмы производства Брянского машиностроительного завода ковыляли по различным общественным зданиям большой площади, от гипермаркетов до аэропортов, и прилегающим к ним территориям, бдительно высматривая окурки, обертки от конфет и другой мелкий мусор. В процессе скоротечной эволюции и единения с такими же недоразвитыми наноорганизмами робот обрел оружие – нечто вроде пневматического ружья, получившегося из бывшего вакуумного пылесоса, а также гибкие многосуставчатые манипуляторы.

Второй неуклюже передвигался на металлических узких гусеницах, предназначенных для гладкой поверхности, и нуждался в постоянной помощи товарища, застревая и падая на многочисленных неровностях. Как он взобрался на холм, можно было только догадываться, равно как и о том, чем был до Катастрофы этот помятый и побитый цилиндр метровой высоты. Если бы Рождественский смотрел культовый некогда фильм «Звездные войны», то, наверное, мог бы сравнить его с тамошним роботом R2D2, но лейтенант этого старья не видел. Новый век принес новые стандарты творчества и новых кумиров, так что плоское кино уже почти никого не интересовало, кроме горстки замшелых киноманов со снобских форумов.

Когда механическая парочка проникла в бывшее помещение «Книжной планеты», лейтенант сразу открыл глаза, едва услыхав скрежет металлических гусениц по битому бетону и шипение старого гидравлического привода ходуль экс-уборщика. Военврач даже успел сориентироваться и вытянуть руку с пистолетом в направлении появившихся монстров, однако в то же мгновение уборщик выстрелил. С громким хлопком вылетевший из пылесосного раструба свинцовый шар размером со сливу выбил пистолет из все еще слабой руки Рождественского. Лязгая траками, второй биомеханизм деловито подкатил к Володе и завис над ним, угрожающе наклонившись и потрескивая электрическими разрядами, срывающимися с поднятых вверх рук-контактов. В сыром воздухе запахло озоном, ржавым железом и смазочной жидкостью.

На самом деле эти два чудом уцелевших представителя так называемых примитивов были едва ли не самыми безобидными представителями Пятизонья. Но после встречи со сталтехом и битвы в подземном тоннеле Володя не делал различий между стальными чудовищами. Поэтому он пару мгновений зачарованно смотрел на то, как низенький гусеничный биомеханизм продолжает искрить и пощелкивать, а мутировавший уборщик, не опуская своего странного оружия, обходит их обоих по широкой дуге.

Далее все завертелось и замелькало, словно электрический детский волчок со смещенным центром тяжести.

Володя, не рассчитывая на левую руку и не имея возможности снять пистолет с крепления на левом бедре онемевшей от удара, но вполне подвижной правой, сделал вроде бы глупый, но неожиданно действенный ход. Он сгреб с пола пару расквашенных томов и в отчаянии швырнул в приближающегося уборщика, который с его пушкой выглядел более угрожающим.

Примитив тут же выстрелил, но не попал, потому что одновременно пытался неуклюже увернуться от броска. Он даже не оценил низкую степень опасности Володиного снаряда, просто автоматически отреагировал на раздражитель. Под левую ходулю подвернулась книга с подходящим названием «Непоседа», биомеханизм зашипел гидравликой, зашатался и с грохотом рухнул на пол, протягивая манипуляторы то ли к Рождественскому, то ли к своему подельнику за помощью. Подельник перестал угрожающе искрить и покатился спасать приятеля.

В этом он, впрочем, так и не преуспел, потому что внезапно вымелькнувший из дверного проема темно-красный луч пронзил и вскрыл его приземистое тело-цилиндр как консервную банку. Металл по границе разреза тут же вскипел, вспух безобразным багровым рубцом, дохнув в сторону военврача яростным жаром. Смертельно раненный робот судорожным движением угрожающе развернулся к дверям на одной гусенице, пытаясь зафиксировать нового противника. Внутри его корпуса что-то взорвалось с легким хлопком, выбросив через вентиляционные щели клубы черного вонючего дыма, удушливо потянуло горелой изоляцией.

Второй примитив истерично бился на полу, упираясь манипуляторами и пытаясь встать. При этом он непрерывно палил из своей пневматики; свинцовые шары энергично рикошетили от потолка, и Володя инстинктивно прикрылся рукой, чтобы не схлопотать в лоб. Поэтому он не увидел трагической кончины второго биомеханизма, который добили в упор еще одним выстрелом.

– И кто тут у нас, спрашивается? – раздался веселый голос с хрипотцой. – Мама родная – военный! Что, военный, вляпался?

Володя убрал руку от шлема.

Перед ним стоял высокий и массивный человек в таком же драном и битом, как у Бандикута, скафандре, поверх которого был накинут коричневый плащ. Совершенно лысый, череп покрыт старыми шрамами, лицо широкое и мосластое, как у типичного братка прошлого века. Довольная ухмылка от уха до уха, словно беспомощный военврач стал для него приятным сюрпризом. Но особое внимание Рождественского привлекло легкое красноватое свечение вокруг правой ладони незнакомца. Тот, перехватив Володин взгляд, с досадливым видом стряхнул свечение с руки, словно грязь, и крикнул, не поворачивая головы:

– Где ты там, Карапет? Тут еще живой мужик валяется. Из-за Барьера, между прочим! Хочешь потрогать?

– Иду, иду, – сварливо отозвались из-за стены.

Володя завозился, пытаясь сгруппироваться, но лысый предостерегающе направил на него палец:

– Не дергайся, военный. Очень не советую. И пистолет не трожь. А то живьем зажарю.

Поскольку никакого оружия в руках у незнакомца не было, военврач сообразил, что перед ним – энергик, представитель самого распространенного типа сталкеров, обладающих способностью управлять энергией. Он действительно запросто мог поджарить Володю, направив на него тепловой или электрический удар при помощи собственных имплантов, оплавившихся в момент Катастрофы. Поэтому Рождественский предпочел не испытывать судьбу, которая и так была в последнее время чересчур благосклонна к нему.

Прихрамывая, в дверном проеме показался второй сталкер. Этот был совсем не боевого вида: пузатый, пожилой, с жесткой черной щетиной на носатом и щекастом смуглом лице. Через защитные очки на мир смотрели его унылые, словно у крупной собаки, карие глаза. Одет пузан был в какую-то стеганую фуфайку, обшитую пластинами металла; на тыльной стороне запястья правой руки у него был прикреплен армган.