Вампир-дождь Лазарева Ярослава

Ярослава Лазарева

Вампир-дождь

Марин любил разбивать девичьи сердца. Он был настолько хорош собой, что давно уверовал в свою исключительность и считал, что ему дозволено намного больше, чем другим.

Родился и вырос он в небольшом городке Бойнешти, который находится на севере Румынии. Благополучно сдав экзамены и поступив в Бухарестский университет на экономический факультет, Марин переехал в столицу. Его родители были вполне обеспеченные люди и могли себе позволить оплачивать съемную квартиру для сына. Марин выбрал северную часть города и поселился в районе озер. А так как там была зона отдыха, то квартиры стоили даже дороже, чем в центре. Но Марина это не смутило. Он привык жить с комфортом. Квартира была большой, обставлена современно, в ней имелась вся необходимая бытовая техника, причем самых последних моделей. Особой гордостью хозяина жилья являлся огромный плазменный телевизор, висящий на стене в гостиной, владелец сразу предупредил Марина, что за поломку этого чуда японской техники возьмет с него полную стоимость. Но Марин со всем согласился, пообещав, что будет вести себя примерно.

— Я приехал в столицу не развлекаться, а учиться, — с апломбом говорил он. — Я серьезный молодой человек, а не какой-нибудь тусовщик и прожигатель жизни. Я будущий экономист!

Но как только за хозяином закрылась дверь, Марин тут же достал мобильный, развалился на диване и начал обзванивать всех своих подружек по списку, хвастаясь и новой роскошной квартирой, и видом с балкона на живописное озеро Флоряска, и своим поступлением в старейший и престижный университет. Две его подружки, как выяснилось, тоже поступили в учебные заведения Бухареста, и Марин, не раздумывая долго, пригласил их по очереди в гости.

…Учебный год пролетел незаметно. Марин занимался хоть и с ленцой, но вполне успешно и летнюю сессию благополучно сдал. Он успел перезнакомиться чуть не со всеми симпатичными девушками и своего курса, и параллельных. Со многими у него завязывались весьма близкие и вроде бы серьезные отношения. Но так думали девушки, а вот Марин всегда чувствовал себя абсолютно свободным. И легко расставался с подружкой, как только понимал, что та становится ему неинтересной. Его яркая внешность (а в жилах молодого человека текла смесь трех кровей: румынской, цыганской и польской), легкий веселый характер и щедрость, переходящая в расточительность, позволяли мгновенно находить очередную обожательницу. Высокий, стройный, с кудрявыми черными волосами, смуглой кожей, зелеными глазами и обворожительной белозубой улыбкой, выявляющей две очаровательные ямочки на его румяных щеках, Марин никого не мог оставить равнодушным. И он отлично знал о своей привлекательности и умело этим пользовался. К тому же он любил модную одежду и стильными нарядами умел придать своему облику еще большую эффектность.

На восемнадцатилетие — это было в апреле — отец подарил ему машину, выбрав для единственного сына дорогущую спортивную модель Porsche. Увидев вытянутый изящный корпус автомобиля цвета голубиного крыла с красными полосками аэрографии, Марин на миг потерял дар речи от восхищения. До этого он ездил на представительском черном Mercedes’e, который раньше принадлежал отцу, но всегда считал, что молодому парню такая модель не очень-то подходит.

«Ну, девчонки, держитесь!» — с восторгом подумал Марин, садясь за руль новой машины.

Он полдня гонял по улицам Бухареста, пару раз заплатил штраф за превышение скорости и счастливый вернулся домой. С появлением новой модной и дорогой машины его рейтинг среди девушек поднялся на недостижимую для других парней высоту. Все признанные красотки университета мечтали прокатиться с Марином, и к концу первого семестра у него развилась своего рода звездная болезнь. Но, как ни странно, это не испортило его отношений с парнями-сокурсниками. Наверное, из-за того, что Марин по-прежнему оставался щедрым и охотно выручал друзей деньгами. Ну а девушки вообще сходили по нему с ума.

После сдачи летней сессии Марин решил расстаться с очередной поднадоевшей ему подружкой. Ее звали Сантана. Она приехала в Бухарест из Бразилии, была черноокой, с шоколадно-коричневой кожей, аппетитно пухленькой и необычайно смешливой. Сантана, которая была на два года старше Марина, училась на факультете иностранных языков и отлично говорила на румынском. Он, собственно говоря, соблазнился лишь ее яркой, неординарной внешностью и веселым, озорным характером. Но иногда он ловил себя на мысли, что совершенно не понимает, что творится в ее голове. Но он вообще плохо понимал девушек и никогда не стремился постичь тайны их души. Ему это было не нужно. Марина привлекали сугубо плотские утехи. Видимо, поэтому к восемнадцати годам он ни разу по-настоящему не любил. Он скользил по поверхности жизни, словно лихой серфингист по бурным волнам, получая от преодоления неизвестных опасностей выброс адреналина, чего ему вполне хватало. Как ни странно, он даже не мечтал, как многие его сверстники, о настоящей и единственной любви. Одним словом, Марин был вполне доволен и собой, и своей нынешней жизнью.

Когда он сдал последний экзамен сессии и вышел из университета в прекрасном расположении духа, то сразу заметил Сантану, ожидавшую его возле Porsche. Она стояла, облокотившись на капот автомобиля, и задорно улыбалась проходящим мимо парням. Марин рассмеялся, но тут же нахмурился, так как твердо решил быть серьезным и сообщить ей о своем решении.

— Хай! — крикнула Сантана и помахала ему рукой.

Он загляделся на ее белоснежную широкую улыбку, сияющую на блестящем шоколадном лице. Однако вновь одернул себя. Приблизившись, пожал ей руку, хотя та подставила губы.

— Сдал? — не смутилась Сантана.

— Да, на «отлично», — сообщил Марин и открыл переднюю дверцу.

Сантана решительно двинулась вперед, но он загородил ей путь.

— А мы разве не к тебе? — изумилась она, но улыбаться не перестала.

— Нет, Санта… Понимаешь… дело в том… — замялся он. Но взял себя в руки, постарался не смотреть на ее пухлые красные губы и сообщил: — Я прямо сейчас уезжаю к родителям.

— Что-то случилось? — испугалась она. — С ними все в порядке? Все здоровы?

— Конечно! — явно удивился Марин. — Просто отец хочет отправить меня на отдых в Трансильванию. Он и путевку взял на курорт. Я должен туда заселиться уже послезавтра. Так что времени совсем не осталось! Но вначале домой, меня ждут, вечером вся родня соберется на праздничный ужин по поводу успешного окончания мной первого курса.

— А как же я? — погрустнела Сантана.

— А ты разве домой не едешь?

— У меня еще один экзамен и пересдача, — тихо сообщила она и потупилась.

Марин, хоть и слыл разбивателем женских сердец, на самом деле был мягким и даже жалостливым. Да, ему нравились девушки, он любил их общество, но старался, по мере возможности, причинять им как можно меньше огорчений.

— Да ладно тебе, Санта, — ласково проговорил он и обнял ее. — Чего так расстраиваться? Все сдашь, вот увидишь!

И он чмокнул ее в щеку. Сантана сразу заулыбалась и глянула на него засиявшими глазами.

— Ты меня по-прежнему любишь? — прошептала она.

Подобные вопросы всегда ставили Марина в тупик. Он вообще был убежден, что признания в любви, сказанные во время секса, ничего не значат. Однако девушки считали иначе, и Марин давно старался себя контролировать. Сейчас он совершенно не помнил, чтобы хоть раз, даже во время близости, признавался Сантане в любви. И он решил расставить все точки над «i»…

Отстранившись от девушки, Марин твердо посмотрел в ее повлажневшие глаза и произнес:

— Я не люблю тебя, Санта, ты уж прости. Поэтому, чтобы не давать ложных надежд, решил с тобой расстаться. Что скажешь?

Она всхлипнула и уткнулась лицом ему в плечо. Марин погладил ее по курчавой голове. Он не любил такие моменты, но считал, что лучше разрывать надоевшие отношения сразу. Ему казалось, что так девушкам легче принимать неизбежное. Обычно они плакали, просили его подумать. Но он стоял на своем. И некоторые из бывших подружек скоро успокаивались, даже через какое-то время начинали с ним просто дружить.

Марин дал возможность Сантане осознать новость. Та выплакалась, потом оторвалась от него и отошла на пару шагов. Ее лицо опухло, глаза покраснели.

— Ну погоди же! — вдруг со злобой произнесла она и вздернула подбородок, глядя на него гневно. — Отольются тебе мои слезки! Не век тебе, Марин, мучить девушек своей холодностью. Предупреждали меня девчонки с курса, что ты известный всем бабник, да я, дурочка, не верила. Но сейчас сама убедилась, какой ты бессердечный. Вот увидишь, скоро встретится на твоем пути такая любовь, которая сведет тебя с ума, такая девушка, которая не даст тебе спокойной жизни и из-за которой ты будешь мучиться и страдать как никогда и плакать кровавыми слезами. Заклинаю тебя! — вдруг громко выкрикнула она и достала из-за пазухи какой-то круглый, заблестевший на солнце амулет.

Сантана вытянула его по направлению к опешившему Марину и что-то зашептала. Ее черные большие глаза засверкали.

— Тьфу на тебя! — сплюнул перепугавшийся Марин и юркнул в машину.

Он резко рванул с места и помчался прочь. Как потомок цыган, он верил во всевозможные заклятия, порчу и сглазы, поэтому решил немедленно доехать до ближайшей церкви и окропить себя святой водой.

Вечером, когда за столом в их большом доме собралась практически вся семья, Марин уже и думать забыл о заклятии Сантаны. Все его дружно поздравляли с благополучной сдачей экзаменов, хвалили родителей за такого умного и успешного сына, желали дальнейших успехов. Марин быстро захмелел от крепкого и сладкого домашнего вина из черной смородины и решил выйти на улицу.

Родительский дом находился на окраине города, его окружал огромный сад. Марин прихватил с собой начатую бутылку вина и медленно пошел между деревьями. В саду сладко пахло цветами, под ногами пружинила зеленая трава, закатное небо бросало красноватый отблеск на все окружающее. Марин беспричинно улыбался и периодически прикладывался к бутылке. Его уже слегка пошатывало, что вызывало лишь приступы смеха. Так Марин добрался до ограды. Она была каменной и не очень высокой. Он вдруг решил забраться на нее и полюбоваться на закат. Но с первого раза не получилось — Марин упал в траву и расхохотался, глядя в краснеющее небо. Но потом пробормотал, что так просто он не сдастся, и снова попытался взобраться на ограду. Наконец, хоть и с трудом, это ему удалось. Он уселся наверху стенки, свесив ноги.

Особняк соседей тоже окружал довольно большой сад. Между каменными стенами имелась протоптанная в траве дорожка, окаймленная по бокам вьющимися стеблями резного плюща, который цеплялся за любую опору. Марин смотрел в даль этого прохода. В детстве он любил бегать по нему, играть с соседскими ребятами в прятки, скрываясь в густых зарослях плюща. И сейчас он вдруг засмеялся, сам не зная чему. Однако смех внезапно замер на его губах, и Марин вытянул шею, не понимая, как такое может быть, — на него двигалась стена дождя. Она и правда выглядела очень странно — наверху вроде бы была совсем маленькая тучка, но из нее лились потоки воды.

— Черт! — вскрикнул Марин, когда дождь зашумел совсем близко. — Еще вымокнуть не хватало.

Он хотел слезть со стены, но остановился — его удивило, что дождевая влага кажется красной. Он потряс головой и зажмурился. А когда открыл глаза, обильный, но короткий дождик уже промчался мимо, даже не замочив ограду рядом с ним.

— Не нужно было пить столько вина, — пробормотал Марин, вновь начиная улыбаться. — А то уже черт-те что мерещится — будто бы дождь красный. Хотя… Вот я дурак! Это же просто в закатном свете вода так покраснела! Вон и облака на небе кажутся кровавыми!

Марин расплылся в довольной улыбке, радуясь, что нашел объяснение удивившему его явлению.

Но тут же улыбка сбежала с лица, так как в проходе появилась девушка. Ему показалось, что она возникла из-за завесы стремительно уносящегося дождя — словно влажная красноватая штора улетела прочь и открыла его взору медленно идущую по мокрой траве девушку. Она была стройной и на вид очень юной, от силы лет пятнадцати-шестнадцати. Влажные волосы разметались по ее плечам и показались Марину красноватыми, словно от потеков странного дождя. Но когда девушка приблизилась, он понял, что волосы белые. Закат потух, его красные отсветы перестали искажать цвета окружающего мира, и волосам девушки вернулась естественная окраска. Так подумал Марин, с любопытством вглядываясь в бледное лицо незнакомки. Черты казались расплывчатыми, словно девушка была нарисована акварелью и от только что прошедшего дождя нежные светлые краски чуть размылись. Зато большие черные глаза ярко выделялись на общем эфемерном фоне, взгляд был пронзительно-печальным. И у Марина вдруг защемило сердце.

— Что с тобой? — торопливо спросил он, когда девушка поравнялась с ним. — Тебя кто-то обидел?

Она остановилась и медленно повернулась, приподняв узкий подбородок и заглядывая ему в лицо. Марин даже протрезвел, таким жалобным был ее взгляд. Казалось, слезы сейчас хлынут из этих неподвижных распахнутых глаз.

— Что с тобой? — тише повторил он.

— Он обманул меня, — прозвенел в ответ печальный голосок.

Марин вздрогнул и отчего-то вспомнил слезы Сантаны после того, как он сообщил о том, что решил с нею расстаться.

«Черт побери! — мелькнуло в его голове. — Как все-таки девушки остро реагируют на проблемы в отношениях!»

— Он обманул меня, — повторила незнакомка медленно, не сводя глаз с замершего Марина.

— Не нужно так огорчаться! — наконец вышел тот из столбняка. И весело предложил: — Забирайся сюда, на ограду! Или… Сегодня в моей семье праздник. Пойдем к нам в дом?

— Приглашаешь? — уточнила она, и ее глаза приняли более живое выражение.

— Конечно! — рассмеялся он. — Почему бы и нет? Выпьем вина, потанцуем… Слышишь, уже играет музыка. Меня наверняка потеряли, а ведь я виновник торжества. Пошли? Не нужно больше грустить!

Девушка задумалась. Она опустила голову и носком белой туфельки водила по влажной траве. Ее белые волосы упали на лицо. Голубое платье все еще казалось мокрым, его тонкая ткань облепляла изящную фигуру, и Марин невольно отметил узкую талию, стройные бедра, небольшую, но упругую грудь.

— Тебя как зовут? — после паузы спросил он. И назвал свое имя.

— Мона, — ответила она.

— Ты просто прелесть, Мона! — заметил Марин.

Она вздрогнула и подняла голову. Ее черные глаза вновь наполнились печалью.

— Я ухожу, — сказала она и стремительно пошла по влажной траве, приподняв тонкие руки.

Ее пальцы цепляли тянущиеся в проход побеги плюща, и с листьев летели капли, которые вновь показались Марину красноватыми. Он тряхнул головой, зажмурился. Затем поглядел вслед девушке, но та словно растворилась в поднимающемся розоватом тумане.

— Черт-те что! — выругался Марин и быстро перекрестился. — Но девчонка прехорошенькая. Ничего, скоро утешится с очередным кавалером. И хватит о ней думать! Однако надо порасспрашивать у соседей, кто она такая. Может, гостит здесь у кого…

Марин спрыгнул с ограды, пошатнулся, но удержал равновесие, вцепившись в тонкий ствол молоденького дуба. Расхохотался от распиравших его эмоций, затем поднял упавшую бутылку и отправился домой.

Проснулся он довольно поздно, чего и следовало ожидать, так как Марин выпил много вина, да еще и танцевал до полуночи. А родители решили не будить его, решив, что лучше ему как следует выспаться, прежде чем садиться за руль. Потянувшись, Марин сладко зевнул, перевернулся на другой бок и обнял подушку. И отчего-то сразу вспомнил Мону. Ее печальный взгляд так и стоял у него перед глазами и словно молил о чем-то.

— Вот же привязалась! — пробормотал он. — Иди-ка ты, хорошенькая грустная Мона, откуда пришла, и оставь меня в покое!

Поворочавшись какое-то время с боку на бок, он вскочил на ноги и отправился умываться.

День был пасмурным, но теплым. Перекусив, Марин сказал родителям, что хочет тотчас отправиться в путь. Отец начал возражать, мол, можно не спешить, поскольку он позвонил в отель и предупредил, что сын заселится скорее всего вечером.

— Так ведь уже почти три часа дня, — беззаботно рассмеялся Марин. — Пока соберусь, пока доеду… Дай бог, к ночи там окажусь.

— Пить вчера нужно было меньше! — проворчал отец.

— Зато хорошо посидели, — улыбнулся Марин. — Я вещей много брать не буду. Так, кое-что покидаю в спортивную сумку.

Но мать засуетилась и решила сама проконтролировать процесс сборов. Марин лишь смеялся, наблюдая, как она складывает в большую дорожную сумку несколько свитеров, рубашек, комплекты белья, но спорить не стал, решив, что места в машине много, а мать по пустякам огорчать не стоит. Когда багаж загрузили, он расцеловался с родителями, взял у бабушки корзинку с провизией, уложил ее на заднее сиденье и тронулся в путь.

Марин ехал на курорт Совата, расположенный в самом центре Трансильвании, и все-таки надеялся, что доберется затемно. Правда, дорога к курорту шла в гору, поэтому гнать он не рассчитывал. Отец вообще-то предлагал Марину лететь из Бухареста до Тыргу-Муреш, а там уже добираться на такси — от этого города до Соваты всего около шестидесяти километров. Но Марин решил, что поедет на машине.

Погода явно испортилась. Низкие тучи, несвойственные для обычно ясного в Румынии июня, затянули небо. Было похоже, что вот-вот пойдет дождь. Но Марина это не особо напрягало. Он довольно быстро выехал из города на национальную трассу и направился в сторону Трансильвании. Мысли текли плавно. Вначале он не очень-то приветствовал идею отца отправить его на курорт, считая, что лучше провести еще какое-то время в Бухаресте и как следует повеселиться с друзьями по случаю окончания первого года обучения. Но узнав, что почти все его сокурсники сразу после сессии разъезжаются, Марин даже обрадовался решению отца. И то, что он ехал без подружки, отчего-то тоже нравилось.

«Пора мне побыть одному», — думал он, поглядывая на едущую рядом, в соседнем ряду, красную спортивную Toyota Corolla с открытыми окнами. Миловидная брюнетка, сидящая за рулем, явно строила ему глазки. Он привычно улыбнулся, она тут же оживилась. Но Марин решил, что новые знакомства заводить не стоит, пора ему действительно отдохнуть от общества девушек. И прибавил скорость, легко вырвавшись вперед. Услышав раздавшийся вслед свист и весьма нелестное замечание, он лишь усмехнулся.

Когда Марин въехал на дорогу к ущелью Борго, уже начало темнеть. Серпантин поднимался все выше и выше, как будто прямо к небу, окрашенному в темно-лиловые и ярко-розовые тона. Солнце спускалось к горизонту, и цвет неба непрерывно менялся. Облака принимали все более фантастические очертания. Поднимался туман, который окрашивался уходящим солнцем в самые неожиданные тона от сиренево-розовых до серебристо-красных. Местность при таком освещении выглядела таинственно.

«Черт побери! — подумал Марин, наблюдая, как быстро закатывается солнце за горизонт. — В горах темнеет мгновенно, дорога хоть и отремонтирована, судя по всему, совсем недавно, но ночью может таить опасность. Ехать по ней в темноте неразумно — тут такие крутые виражи! Надо бы заночевать в каком-нибудь мотеле».

Он свернул на обочину, остановился и вынул из бардачка карту и, заглянув в нее, обрадовался:

— Да я в двух шагах от отеля «Замок Дракулы»! Главное, чтобы там свободные номера были…

— Ой, а вы нас не подвезете? — раздались звонкие голоса, и к его машине подбежали две девушки.

— Смотря куда! — расплылся в улыбке Марин, изучая их хорошенькие раскрасневшиеся лица.

Одна была шатенкой с яркими голубыми глазами, вторая — жгучей брюнеткой цыганского типа.

— Мы тут живем неподалеку, в отеле Дракулы, — затараторили они одновременно. — Вышли прогуляться, да не рассчитали, ушли далеко, а солнце так быстро село. Страшно! Туман вон какой, а тут вампиров полно.

— Глупости! — рассмеялся Марин и распахнул дверцу. — Чего вы всякие сказки слушаете? Ведь это местный бизнес, надо понимать. А вы откуда, девушки?

— Из Хыршова, — хором ответили те и расхохотались. — А вы?

— Из Бойнешти, — сообщил Марин. — Еду на курорт.

— А мы уже третий день тут отдыхаем. У нас тур «Дракула — князь и вампир». Завтра отправимся в Сигишоару, там, кстати, будет шоу «Суд над ведьмой», — сообщила брюнетка.

— Ну и старинную крепость осмотрим, — добавила шатенка. — А вы сейчас куда? Темнеет.

— Как раз хочу попытаться переночевать в вашем отеле, — задумчиво сказал Марин. — Вообще-то я направляюсь в Совату, но до нее довольно далеко, да еще по горной дороге…

— Не уверена, есть ли в отеле свободные номера, — заметила брюнетка.

— Можно ведь переночевать в «дракульской комнате», — засмеялась шатенка. — Нас в первый день туда на экскурсию водили. Там настоящий гроб стоит! — шепотом добавила она и быстро перекрестилась.

— Ну просто из всего шоу делают! — недовольно произнес Марин и тронул машину с места.

Шатенка cидела рядом с ним, брюнетка — на заднем сиденье.

— А вы что, не верите в вампиров? — поинтересовалась соседка. — Но ведь Дракула — наш национальный герой!

— Девушки, разве вы не знаете нашу историю? Все-таки Дракула был прежде всего валашским воеводой. Да, конечно, он отличался невероятной жестокостью, но и время тогда было такое, что по-другому нельзя. А уж что там навыдумывал про него писатель Стокер…

— Кстати, мы сейчас находимся на перевале Борго, — перебила брюнетка. — Именно здесь, по роману Стокера, проходила дорога в логово вампира Дракулы.

— Ага! И именно поэтому тут построен отель, в котором вы сейчас живете, — усмехнулся Марин. — И в нем даже есть комната с его гробом, созданная на потребу туристам. Вообще-то многих моих друзей раздражает, что нашу страну воспринимают исключительно как родину вампиров. А уж моих родителей это буквально бесит!

— Да ладно вам… — пожала плечами шатенка и обворожительно улыбнулась Марину. — И пусть! Зато туристы со всего мира к нам едут. Плохо, что ли?

— А вы верите в вампиров? — после паузы спросил Марин.

В этот момент показались освещенные башни отеля, построенного в стиле средневекового замка.

— Мне бабушка рассказывала, — ответила брюнетка, — что вампиры есть и сейчас, только они нечто другое, чем нам описывают. В наших легендах они называются «стригой».

— Как? — удивился Марин. — Ах да, что-то смутно помню. Мне тоже бабушка много легенд рассказывала.

— Так вы же вообще, насколько я поняла, не верите в вампиров, — заметила шатенка.

— По народным представлениям, вампир — тот, кто пьет человеческую кровь, а потому остается в своем теле столетиями и живет рядом с другими людьми. У стригоя же нет тела. Можно сказать, что это сила, которая наказывает людей за нарушение каких-то запретов, — серьезным тоном продолжила брюнетка.

— Но бывает, что и стригой превращается в человека, — добавила шатенка.

— Неудачную мы выбрали тему на ночь глядя, — пробормотал Марин, подъезжая к освещенным воротам отеля. — А тут какое-то веселье!

Действительно, во дворе у входа в отель группа туристов бойко танцевала под звуки чардаша. Марин поставил машину на парковку, любезно помог девушкам выйти. Те расцеловались с ним и жарко поблагодарили, что он довез их до отеля.

— А то хоть вы и не верите в вампиров, но тут такие места, что их присутствие словно бы постоянно чувствуется, — сказала брюнетка и зябко повела плечами. — Мы лучше поднимемся в номер и плотно закроем все окна и дверь.

Она схватила подругу за руку и потянула ее к отелю.

— Надеюсь, комната для вас найдется! — крикнула шатенка, обернувшись и улыбнувшись Марину.

Но свободных мест не оказалось. Администратор сообщила, что все номера бронируются чуть ли не на месяц вперед. А в это время из-за наплыва туристов сдано все, даже флигель для персонала занят группой поляков. Он вздохнул, потом заплатил за парковку и вышел из отеля.

«Что ж, переночую в машине, — не особо расстроился Марин. — Вообще-то девчонки могли бы пригласить к себе в гости… Хотя все — к лучшему!»

Он открыл багажник, достал корзину с провизией, забрался на заднее сиденье и как следует подкрепился домашней бужениной, запеченным картофелем, свежими овощами и любимыми им бабушкиными пирожками со сливовым джемом. Удовлетворенно вздохнув, Марин понял, что явно переел, и решил немного пройтись. Он закрыл машину и отправился изучать территорию отеля.

Уже стемнело, но мощные прожектора освещали башни замка, и те выглядели довольно живописно и совсем не зловеще, как полагалось бы жилищу кровожадного графа. Марин вспомнил рассуждения девушек о существовании вампиров и невольно усмехнулся. С детства он был наслышан об этих существах. Народный фольклор изобиловал подобными историями о них, и обе бабушки часто рассказывали ему о всевозможных оборотнях, вампирах, призраках и тому подобной нечисти. Ребенком он боялся и верил. Но когда вырос, многое переосмыслил и стал относиться скептически ко всем легендам и мифам. А уж повальная мода на графа Дракулу вообще его раздражала.

— Влад Цепеш Дракула происходил из влиятельного рода Басараба Великого, правившего Валахией в XIV веке. Его отец, Влад II, в 1408 году был посвящен в рыцари ордена Дракона и взял себе прозвище Дракул — «дракон». В 1431 году у него родился сын, которого тоже назвали Владом… — услышал Марин и приблизился к группе туристов, столпившихся вокруг экскурсовода.

Он решил, что не мешает послушать лекцию, раз уж он тут оказался. Тем более что времени у него было предостаточно.

— Когда мальчику исполнилось двенадцать лет, отец был вынужден отправить его с братом заложниками ко двору османского султана как гарантию того, что не будет выступать против турок, — снова заговорил экскурсовод. — Но через шесть лет отца и брата убили, и султан послал Влада обратно в Валахию в качестве воеводы. Однако Влад III потерял власть и восемь лет провел в изгнании, пытаясь вернуть себе трон, пока в 1456 году вновь не стал правителем Валахии. Через шесть лет после очередного столкновения с турками Влад III бежал в Трансильванию.

— То есть сюда? — немного испуганно поинтересовался тонкий девичий голосок. — Вот на это самое место?

— Нет, конечно, не на это самое место, — вежливо возразил экскурсовод. — Но мы находимся в центре Трансильвании, так что можно сказать, что сюда. Итак, я продолжаю?

— Да, да! — зашумели слушатели. — Что с ним стало дальше?

— Итак, Влад бежал в Трансильванию, но оказался в заточении у венгерского короля Матвея Корвина, принуждавшего его принять католичество. Наконец он согласился и в 1476 году третий раз оказался у власти. Правда, через два месяца погиб во время сражения с турками. Его убили свои же воины — как говорят, по ошибке…

— Надо же, какая участь! — заметил мужской голос.

— Прозвище отца Влад превратил в фамилию Дракула, — продолжил экскурсовод, — что означает «сын дракона». За свою необычайную, даже патологическую жестокость он получил также прозвище Цепеш — «сажающий на кол». Османские и румынские летописцы описывали его как тирана-психопата, который не раздумывая отправлял всех провинившихся перед ним на кол, не щадя ни женщин, ни грудных младенцев.

— Но при чем тут вампиры? — спросил женский голос.

— А это нужно выяснять у Брема Стокера, который взял прообразом для героя своего романа нашего князя. Понятно, что из-за его беспримерной жестокости, — ответил экскурсовод. — Так и появился легендарный персонаж, известный во всем мире как граф-вампир Дракула. Но я вам рассказал о реальном князе. Он не был ни графом, ни вампиром. Памятник правителю Валахии Владу Дракуле установлен в его родном городе Сигишоаре, куда мы завтра и отправимся.

Марин улыбнулся и отошел от группы, так как услышал приглашение экскурсовода отправиться в «комнату с гробом». Его-то туристические аттракционы мало занимали. Он побродил какое-то время по внутреннему двору, полюбовался на башни замка-отеля, подошел к двум легендарным березам, которые символизировали Адама и Еву. На их ветви экскурсанты повязывали ленточки и загадывали желания. Марин постоял возле деревьев, но особых тайных желаний у него не имелось, поэтому и загадывать было нечего. Да и обращаться к каким-то березкам, пусть и легендарным, казалось нелепым. Он всегда жил в гармонии и с собой и миром и получал истинное удовольствие от всего на свете.

— А пойду-ка я спать! Зато завтра встану как можно раньше и сразу уеду, — сказал он сам себе и направился к машине.

Но спал Марин неважно. Ему снился устрашающего вида граф Дракула с горящими, как раскаленные угли, глазами и распахнутым окровавленным ртом. Вампир рычал что-то нечленораздельное и гонялся за Марином по подземельям замка. И когда сквозь сон услышал женский плач, то вначале даже не сразу понял, где он и что с ним. Но плач будто приближался, и Марин окончательно проснулся. Сел в машине и протер глаза, обнаружив, что уже раннее утро. Туман густо застилал все вокруг.

— Осторожно… — произнес кто-то тихо в этом туманном молочном мареве. — Неси сюда. Да тише ты! Не дай боже, постояльцы увидят, нам такая слава не нужна. Ужас какой-то! Кстати, полицию вызови…

Марин осторожно открыл дверцу машины и увидел, что мимо него проплывают размытые туманом фигуры двух мужчин, несущих какого-то парня. Рядом двигалась девушка и не переставая рыдала. Марин заметил, что голова парня болтается, его лицо бледно, а шея испачкана кровью.

— Я не знаю, что это было, — сквозь всхлипывания говорила девушка. — Мы целовались, потом я словно потеряла сознание, будто дурман какой нашел на меня. А потом я очнулась от ощущения влаги. Клянусь, прямо над нами шел кровавый дождь! Кровь была настоящая! А мой друг был уже мертв.

— Успокойтесь, дорогая, — увещевающим тоном говорил один из мужчин. — Сейчас доктор осмотрит его, установит причину смерти. А потом и полиция приедет. Но только не нужно так громко плакать — все еще спят. Туристы так любопытны! Будьте милосердны, а нам такая слава не нужна. Мы и так замучились от фанатов вампиров отбиваться. У нас места сами знаете какие… Трансильвания сама по себе уже легенда, а если еще и такое вот происшествие… Завтра же сюда журналисты налетят!

Девушка начала всхлипывать тише. Но видно было, что она сдерживается из последних сил.

— А вашего друга словно кто-то покусал прямо в шею, — продолжил второй носильщик. — Чудеса, да и только! На вид действительно вампирский укус. Как же вы-то ничего не помните?

Девушка вновь затряслась от рыданий.

— Ну ладно, ладно! Понимаем, какой у вас шок… Сейчас чего-нибудь вам горячего нальем, получше станет…

Процессия скрылась в тумане, голоса затихали.

Марин истово перекрестился и решил, что лучше уехать прямо сейчас. Увиденное его напугало. Он понимал, что неподалеку произошла трагедия, но что именно случилось, не знал, видимо, никто. Единственная свидетельница происшествия была явно не в себе от пережитого ужаса и уверяла, что вообще находилась без сознания. Он быстро умылся, хлебнул горячего чая из термоса и выехал с территории отеля. Его никто не остановил, хотя Марин боялся, что в связи с происшествием решат проверить постояльцев. Но, судя по всему, охрану пока никто не предупредил, да и полиция все еще не подъехала. Конечно, Марину бояться было нечего, документы у него в порядке, к произошедшему он не имеет отношения. Но проблемы ему не нужны, задерживаться здесь совершенно не хотелось, а тем более отвечать на вопросы полицейских.

Поэтому Марин, как только оказался на дороге, погнал на максимальной скорости, невзирая на густой туман. И только когда чуть не слетел на крутом вираже в обрыв, наконец пришел в себя и убрал ногу с педали газа. Солнце только что встало, туман быстро рассеялся, и на душе у Марина мгновенно полегчало. Окрестности уже не представлялись ему такими мрачными и полными вампиров, прячущихся за кустами и огромными камнями. Он даже начал улыбаться и сказал себе, что жизнь штука сложная, много чего случается на этом свете, поэтому лучше всего забыть и об укушенном парне, и о плачущей девушке. И забыть как можно скорее.

Серпантин дороги вывел на очередной крутой поворот, и Марин поехал как можно медленнее. Но завернув за высокую скалу, невольно затормозил. На валуне сидела девушка. Ее платье и волосы выглядели влажными, возле ног на асфальте словно разлито красное вино. Личико, ярко освещенное вставшим солнцем, было устрашающе бледным.

— Мона! — вскрикнул Марин, узнав ее.

Он остановил машину и подбежал к девушке. Та словно застыла. Ее черные глаза смотрели на пятно не мигая.

— Мона! Что ты тут делаешь? — спросил он и потряс ее за плечо. — И что тут за пятно?

— Они лежали за этим камнем, — тихо сказала она, — вон на той зеленой травке… они смеялись… целовались… Он обманул меня…

— Пошли-ка со мной! — решительно проговорил он и потянул Мону за руку. — Ты совершенно замерзла! Кажется, я понял, в чем дело. Ты видела тех двоих? И потому так напугалась? Это произошло здесь? Отсюда забрали тело? Конечно, вот же кровавое пятно! Все ясно. Но ты как тут оказалась?

— Я? — спросила она, подняв на него глаза. — А ты кто?

Марин усадил ее на заднее сиденье машины, налил чаю из термоса и протянул ей. Но Мона отрицательно покачала головой.

— Нет, не буду, — прошептала она и спрятала лицо в ладони.

Марин погладил ее влажные белые волосы, заговорил ласково:

— Бедная девочка… Что ж ты на все это смотрела? Нужно было сразу уйти!

— Нужно было, — еле слышно ответила она. — Увези меня отсюда!

— Без вопросов! — тут же согласился Марин и пересел за руль.

Когда тронулся с места, все-таки спросил:

— Но куда ты едешь? Я направляюсь в Совату, буду там отдыхать.

— Хорошо, — ответила Мона. — Я выйду неподалеку.

— А поточнее? — улыбнулся он. — Не понимаю, что означает твое «неподалеку». Мы пару дней назад встречались совсем в другом месте. Или ты забыла?

— Помню, — ответила она. — Тебя зовут Марин.

— Ну, наконец-то ты приходишь в себя! — обрадовался он. — Слушай, перебирайся на переднее сиденье, а то мне неудобно с тобой разговаривать.

— Хорошо, — согласилась она и так ловко и быстро перелезла вперед, что Марин про себя удивился, подумав, что Мона — необычайно гибкая и легкая девушка.

Мона устроилась поудобнее, расправила короткий подол темно-розового платья. Оно было открытым и скорее напоминало сарафан на узких бретельках. Правда, на плечи Мона накинула прозрачный черный шарф, и сочетание черного с розовым отчего-то смущало Марина. Он искоса поглядывал на ее тонкий изящный профиль, на маленькие бледно-розовые губы и длинные темные ресницы, которые резко контрастировали с белыми как снег волосами.

«Может, она эмо-girl? — пришла вдруг мысль. — Тогда это многое объясняет!»

Среди его бывших одноклассников было несколько эмо-кидов. Те одевались именно в черно-розовую одежду, к тому же смотрели на мир, как казалось Марину, слишком уныло и во всем искали печаль. Но особо он с ними никогда не общался, поэтому точно не представлял, в чем смысл данной субкультуры. Его знания об эмо были поверхностны и стандартизированны. Но Мона вызывала у него какое-то щемящее чувство жалости и желания защитить ее неведомо от кого. И Марин удивлялся собственным эмоциям. Обычно он с девушками легко находил общий язык, нравился им с первого взгляда, очаровывал незаметно и для них, и, главное, для себя. (Солнечный самец — так назвала его одна из бывших подружек, на что он совершенно не обиделся и даже считал, что в подобном определении есть доля истины.) И вот впервые в жизни Марин испытывал неловкость и смущение. Он буквально не находил нужных слов и никак не мог попасть на одну волну для общения с Моной. Она оставалась для него закрытой книгой. И это притягивало. Решив, что она и правда эмо-gerl, он почувствовал облегчение: ну как же, нашел отгадку ее странного поведения. И начал мучительно вспоминать хоть что-то об этой субкультуре. Но, увы, выяснилось: он однозначно ничего не знал про эмо. Тогда Марин решил спросить напрямую.

— Мона, ты, я вижу, одета в черно-розовую гамму, — нарочито беззаботным тоном начал он. — Наверняка…

— Я не эмо, — не дала она ему договорить. — Просто мне нравится это платье.

— Ты будто прочитала мои мысли! — засмеялся он, но ощутил легкий неприятный холодок в груди. Да и кому бы понравилось даже предположение, что кто-то сканирует его мозг в момент общения.

— Не волнуйся! — ответила Мона и улыбнулась. — Твои мысли я не читаю.

— А чьи? — попробовал он пошутить.

— Тех, кто мне неприятен, — серьезно ответила она. — Или несет определенную угрозу.

«Бог мой! — испугался Марин. — А вдруг не шутит? Я читал, что есть люди, обладающие подобными способностями. Кажется, их называют телепатами».

— Ну, я-то точно не несу тебе никакой угрозы, — сказал он. — И я тебе приятен?

Марин машинально расплылся в одной из своих фирменных улыбок и глянул на Мону. Та смотрела на него широко раскрытыми глазами, оставаясь серьезной. И ее бледное изящное личико вдруг вызвало у него жалость, показалось, что оно хранит в себе какую-то давнюю печаль. Черные глаза, затененные длинными ресницами, были бы, несомненно, очень красивы, если бы не отпечаток все той же странной печали.

— Да, ты мне приятен, — подтвердила Мона. — И меня к тебе тянет.

— Однако необычайно открыто, для столь юной девушки, говоришь о своих ощущениях, — заметил он, не зная, как реагировать на ее слова. — Так где тебя все-таки высадить? Ты ведь не сообщила пункт назначения.

— Тыргу-Муреш, я же сказала, — ответила Мона.

— А, совсем неподалеку от моего курорта, — обрадовался Марин. — Ты там живешь?

— Нет.

Мона замолчала и отвернулась к окну. Марин вновь зашел в тупик. Он еще никогда не встречал такой странной девушки. И в то же время никогда не испытывал такого острого любопытства, смешанного с чувством жалости.

Некоторое время они ехали молча. Солнце вышло из-за гор, но с севера быстро бежали облака и скоро закрыли все небо, словно высокие белые корабли с белыми парусами. Мона смотрела в небо, откинувшись на сиденье. Ее лицо по-прежнему выглядело грустным. Марин решил включить приемник, чтобы нарушить начинавшую его угнетать тишину. Нашел радиоволну «Для тех, кто в пути» и даже начал подпевать одной популярной британской группе. Но Мона не реагировала.

Когда песня закончилась, стали передавать новости, и диктор начал с того, что в ущелье Борго появился «настоящий вампир», есть жертва — двадцатидвухлетний житель Бухареста был укушен в шею и умер от потери крови. Его спутница, двадцатилетняя туристка из Польши, в шоковом состоянии отправлена в больницу, поэтому подробностей происшествия сообщить не может.

Марин замер, слушая новости. Мона не шевелилась. Когда снова зазвучала музыка, он сделал звук тише и заметил, что полиция должна во всем разобраться. Наверняка какой-нибудь псих напал на несчастную парочку.

— Ты не веришь в вампиров? — уточнила Мона, поворачиваясь к нему.

— Конечно, нет! — рассмеялся он. — Что я, ненормальный?

Она тут же снова отвернулась к окну. Марин не понимал, что происходит. Ему постоянно казалось, что он чем-то ее обидел, а это вызывало внутренний протест и одновременно немотивированное чувство вины.

За поворотом он заметил мотель и завернул к нему. Мона не прореагировала. А когда он подъехал к закусочной и предложил ей позавтракать, не раздумывая отказалась. Попросила только купить ей бутылку обычной воды без газа. Марин пожал плечами, заметил, что диеты такой хрупкой, изящной девушке не нужны, но ответа не дождался и покинул машину. Он взял себе чашку кофе и горячий сэндвич, неторопливо поел, сидя за столиком и поглядывая в сторону машины. Мона по-прежнему находилась на переднем сиденье. Казалось, что она задремала, такой неподвижной была ее поза с безвольно откинутой головой.

«Странная девчушка, — рассуждал Марин, — но очень хорошенькая. Однако на контакт не идет. Ну и ладно! Отвезу ее в Муреш, и всех делов… Не хочет продолжать знакомство, навязываться не буду. И все-таки как она здесь очутилась? Непонятно…»

Но Марин никогда особо не задумывался над проблемами, которые не касались его лично, поэтому быстро выбросил из головы все сомнения. Закончил завтракать и, на всякий случай помимо воды прихватив шоколад, вернулся к машине.

— Это тебе, — сказал он, протягивая плитку Моне. — А то так и с голоду умереть можно. У тебя всегда плохой аппетит?

— Не стоило беспокоиться, — вяло ответила она, но шоколад взяла, убрала его в сумочку.

Марин хмыкнул и сел за руль. После чашки крепкого кофе он почувствовал прилив бодрости и желание поболтать. И решил больше не обращать внимания на странный характер новой знакомой. Она ему нравилась, а это всегда было определяющим для Марина. Он часто шел на поводу инстинктов, особо не раздумывая и свято веря, что в отношениях так и должно быть. Тронув машину с места, Марин расплылся в улыбке и спросил, к кому едет Мона. Та повернулась — ее черные глаза по-прежнему наполняла печаль. Нехотя ответила:

— Ни к кому. Я просто путешествую.

— У тебя каникулы? — уточнил он. — Осматриваешь всевозможные достопримечательности. А где ты живешь постоянно?

— Нигде. Не люблю постоянных мест, мне нравится менять города и даже страны, — равнодушно проговорила она.

«Ясно, девочка — дочь богатых родителей, — решил Марин. — Сколько же ей лет? По идее, должна еще в школу ходить».

Он глянул на Мону и заметил, что улыбка морщит ее губы. И вновь ему показалось, что она читает его мысли. Стало неприятно, но он тут же отогнал нелепое предположение.

— Мне семнадцать, — вдруг сообщила она, и Марин даже заерзал на месте от удовольствия, так как этот вопрос занимал его больше других. Но поинтересовался:

— А чем занимаются твои родители?

— Они давно умерли, — тихо сказала Мона. — Я круглая сирота. У меня никого нет на этом свете.

— Матерь Божья! — не удержался он от восклицания и быстро перекрестился. — Бедная девочка! Как же ты живешь?

— Хорошо, — прошептала она.

У него вертелся на языке вопрос, на какие средства, но Марин считал себя воспитанным молодым человеком, и подобные темы казались ему неприличными. Мона улыбнулась, потом сказала: