Леди-послушница Вилар Симона
Перед рассветом овчарки подняли лай, овцы метались, и пастухи поспешили на шум. Им удалось спугнуть волка, однако ягненка не успели спасти. Прибежавшая вместе со всеми Милдрэд видела, как тот дергался на траве и из его шеи на светлую шерстку стекала кровь. Мать-овечка стояла подле него и горестно блеяла. Но ничего нельзя было сделать, и через несколько мгновений ягненок умер. Родри даже расплакался.
Вернулись Артур и Метью, пытавшиеся проследить путь волка.
— Завтра надо перебираться на новое место, — подытожил Рис.
А Метью как ни в чем не бывало сказал, что теперь у них будет свежее мясо на новую похлебку. Милдрэд он показался невероятно бессердечным и грубым.
Пока отара успокоилась, пока мать-овечка прекратила горевать и потрусила к остальным овцам, совсем рассвело. Перекусив остатками вчерашнего кола, они стали перегонять стадо. Овцы разбредались, людям и собакам было вдоволь работы. Зато Милдрэд получила возможность ехать в фургоне под тентом, где не так донимала жара.
— Такая погода не может долго продлиться, — говорил девушке правивший мулами Рис.
Ему не нравилось, как поблекла трава, раздражал исходивший от отары запах шерсти и пота. Он вообще казался очень изнеженным, этот странный парень, вихлявший на ходу бедрами, будто девушка. Рис даже выпросил у Милдрэд ее широкополую шляпу, так как не хотел обжечь на солнце свою белоснежную кожу, и обмахивался истрепанным веером. На новом месте он перво-наперво пошел к изгибу протекавшей неподалеку речки Врнви, а вернулся, хныча, что от такой жары вода совсем обмелела и он еле нашел место, где можно выкупаться. Причем лично вызвался проводить к упомянутому местечку Милдрэд, дал ей душистого мыла и стерег в сторонке, пока она купалась. Назад они возвращались, весело болтая. Артур наблюдал за ними со стороны. Милдрэд же была возмущена, что этому плуту удалось переманить к себе ее любимицу Лису, и теперь большая черная овчарка так и бегала за Артуром, неслась на его свист, а на голос Милдрэд даже не поворачивалась.
— Предательница! — бурчала Милдрэд.
Рис ее успокаивал:
— Не сердись. Артур у нас особенный, к нему любая животина тянется.
Пару раз Артур пытался заговорить с Милдрэд; она хоть и отвечала, однако держалась отстраненно, как и подобает благородной леди вести себя с простолюдином. Зато с Рисом она то и дело смеялась, он учил ее играть на свирели, вместе они собирали хворост для костра. Артур хмурился и уходил, а Метью сокрушенно качал головой. Но мнение этого грубого монаха не волновало Милдрэд. Пусть варит свою похлебку.
Рис был чистюлей: хвалился перед девушкой, сколько у него есть чистых рубах, похвастался своим костяным гребнем на длинной ручке. А так как на гребешке Милдрэд за это время поломались несколько зубьев, Рис милостиво отдал ей свой. В награду леди-пастушка позволила Рису расчесать ее длинные волосы. Он действовал очень бережно: брал отдельно каждую прядку, расчесывать начинал с самого кончика, потом осторожно проводил гребнем по всей массе волос, так что Милдрэд едва не мурлыкала от удовольствия.
— Они у тебя как руно, — восхищенно говорил Рис. — И так блестят на солнце.
Вернулся Артур, наблюдал со стороны, как эти двое прекрасно ладят.
— Как посмотрю, вы совсем подружками стали.
— Да, — с готовностью поддержала Милдрэд и, повернувшись в рыжему валлийцу, чмокнула того в щеку.
Артур помрачнел, и она осталась очень довольна. Правда, и Рис не особенно обрадовался ее поцелую — он глядел на Артура, и его лицо наливалось краской.
Артур хмыкнул.
— Ну что, Уинни, — назвал вдруг он Риса каким-то странным именем, — что, голубушка моя, может, уступишь леди-пастушке одно из твоих платьев с блестками?
И что такое он сказал? Но Рис так и взвился. А потом случилось неожиданное. Рис вдруг высоко подпрыгнул и прямо в воздухе ударил Артура в грудь ногой, так что парень рухнул на землю всем телом. Правда, тут же рывком вскинулся, успел поймать выпад Риса и, в свою очередь, ударил его в голову. Да так, что Милдрэд даже вскрикнула.
Но Рис оказался куда крепче, чем выглядел при его изящной комплекции. Его удары так и посыпались на Артура, тот не оставался в долгу, пока не подцепил ногу Риса подсечкой. Падая, Рис потащил за собой Артура. И через миг они уже дрались, катаясь по земле, а Милдрэд с воплями носилась вокруг, требуя прекратить. На нее не обращали внимания, даже отпихнули, когда она попыталась разнять их. Кто точно — она не поняла, но тумак был такой, что она упала. А мерно жующие рядом овцы с отстраненным изумлением смотрели на непонятное поведение людей.
— Метью, да уйми ты их! — крикнула Милдрэд, одергивая задравшийся подол.
Но грубый монах продолжал с невозмутимым видом резать мясо.
— Пусть. Дай ребятам размяться.
Прибежавший на шум Родри был просто в восторге.
Через какое-то время, когда одежда обоих уже висела клочьями, Метью, видя, что драка затянулась, все же решил вмешаться. Огромный и сильный, он вклинился между драчунами и растащил, надавав обоим тумаков. Риса ему просто пришлось прижать своей тушей к земле — тот продолжал тянуться к Артуру, рвался и тихо ругался на валлийском сквозь разбитые и кровоточащие губы. Артур поднялся, прижимая тыльную кисть руки к ссадине на скуле, и пошел прочь.
Он не вернулся, даже когда стемнело, а над долиной всплыл ясный молодой месяц. Они поели без него, и Метью вдруг властно приказал Милдрэд отправиться за Артуром — силуэт парня был четко виден на вершине ближайшего холма на фоне ночного неба.
— С какой стати ты тут распоряжаешься! — возмутилась девушка.
Но тут и Рис стал просить:
— Он послушает только тебя. Он для тебя все сделает, клянусь в том светлым ликом нашего Господа.
— Не поминай Бога всуе, — с важным видом ответила Милдрэд и отвернулась, пряча улыбку. Уверения, что Артур послушает только ее, были приятны. Поразмыслив немного, она решила проверить, так ли это.
Ее шаги были почти не слышны на мягком дерне тропинки. Артур не оглянулся, когда она подошла и остановилась немного позади него, не зная, с чего начать. Но он все же заговорил первым.
— Этот кряж называют Бервинским, — сказал он, указывая на запад, где гордо высились темневшие в лунном свете горные вершины Уэльса.
Милдрэд посмотрела на указанную возвышенность, плавно переходившую в гряду отдаленных холмов.
— Красиво!
— Здесь все красиво. Когда-нибудь я покажу тебе те места.
«До чего же он самонадеян! Так я и пошла за ним, куда глаза глядят», — подумала Милдрэд, но невольно заволновалась. Уйти с ним… Куда угодно…
— Рис уже не сердится на тебя, Артур.
— Я тоже на него не сержусь.
— Но зачем ты обидел его?
— Действительно — зачем? Он и так бедолага — да поможет ему Бог! А рассердился я из-за тебя. И это было глупо. Он ведь Рис Недоразумение Господне. Хотя пуще всего не любит, когда его так называют.
— Откуда же такое прозвище?
В темноте она ощущала его взгляд, но сейчас это было приятно, и она присела на траву неподалеку от него. И почему-то сейчас совсем не думала о том, что сообщила ей об Артуре вдова шерифа.
— Я бы рассказал тебе… если поклянешься никому не говорить.
— Клятва — это важно. Я так просто не разбрасываюсь клятвенными заверениями. Но даю слово, что никому ничего не скажу… если ты попросишь.
И тогда он рассказал ей самую странную историю, какую ей только доводилось слышать.
Оказывается, Рис, как и Артур, был подкидышем в аббатстве Святых Петра и Павла. В приют для младенцев Риса поместили на год позже, но в воспоминаниях Артура он был всегда рядом, с самого детства. Они росли и воспитывались вместе: учились грамоте, пели псалмы, зубрили латынь, а в свободное время ныряли в воды Северна или гоняли на берегу с мальчишками из Шрусбери свалянный из шерсти мяч. И Артуру никогда не приходило в голову, что с его рыжим приятелем что-то не так. Ну разве что Артуру, как более старшему, порой приходилось защищать Риса в потасовках, да и с занятиями он ему помогал, так как учился не в пример лучше. Поэтому он несколько недоумевал, когда сначала наставник послушников, а потом и иные монахи стали то и дело уводить куда-то маленького Риса. А когда тому исполнилось одиннадцать, неожиданно его забрали из мужского монастыря и перевели… в женский. Пораженному Артуру сообщили, что Рис оказался… девочкой. И теперь он будет жить под покровительством матушки Бенедикты.
Но так как Артур считался любимчиком настоятельницы и мог приходить к ней, когда пожелает, он узнал от нее, что хотя его приятеля поселили среди юных воспитанниц монастыря, тот ведет себя вызывающе, дерзит сестрам, обижает девочек, отказывается от работы. Его то и дело отправляли в карцер, и в знак протеста Рис отказывался есть, доводя себя до полного истощения. В итоге настоятельница потребовала, чтобы братья избавили обитель от дерзкой Уинн, как называли Риса в ее монастыре. Рис был рад вернуться, но опять монахи ломали головы, оглядывали его, спорили, пока не пришли к выводу, что Рис все же девушка, так как у него стала развиваться грудь, и его снова отправили под опеку монахинь. Вот тогда-то его и нарекли этим прозвищем — Недоразумение Господне.
Рассказывая все это, Артур упускал множество не предназначенных для девичьих ушей подробностей, вроде того, как Рис по-мужски мочился перед сестрами, как задирал монашкам и послушницам подолы и вел себя, будто дерзкий подросток, пока его вообще не выгнали из монастыря. Артура тогда не было в Шрусбери, он не знал, что Рис стал изгоем и жил, прося подаяние у стен монастырей, связался с преступниками и даже подался к разбойникам из Долгого Леса. Но и там Рис не ужился: никто не мог понять, кто он — парень или девчонка, и когда возникали подобные недоразумения… Трудно представить, какие муки выпали на долю бедолаги Риса, когда его то пытались изнасиловать, то унижали и избивали, ибо сам Рис считал себя парнем, хорошо научился драться и вел жизнь волчонка, готового сцепиться с любым, кто считал его девочкой.
Когда Артур нашел приятеля, тот был едва живой. Но Артур его не оставил: привел в труппу бродячих фигляров, которые даже умудрились зарабатывать деньги при помощи этого странного существа — Рис метко стрелял из лука по мишеням, ловко метал ножи и вел себя как парень, а то вдруг наряжался в откровенные платья танцовщиц и пленял пораженных зрителей плясками и юной грацией совершенного девичьего тела. Однако, — уточнил Артур, — сам Рис уверен, что он парень, и готов отстаивать это с помощью кулаков. Драться-то его у разбойников отменно научили, Милдрэд сама видела.
— Ну, что ты теперь скажешь? — после долгой паузы спросил Артур у притихшей саксонки.
— Гермафродит, — произнесла она через время. — Я читала о таких, но думала, что это не более чем выдумки. Бедолага Рис. Действительно Недоразумение Господне.
— И ты не станешь его теперь презирать? — в голосе Артура сквозило неподдельное волнение, но Милдрэд его успокоила. Сказала, что они и впрямь подружились с Рисом и он по-своему славный.
— Это ты славная, — мягко произнес юноша.
— Вот и ты будь славным. А теперь идем к костру, а то похлебка брата Метью совсем остынет.
В тот вечер, несмотря на ссору, у них неожиданно получились приятные посиделки. Милдрэд полюбопытствовала, кто такая Игрейна, с которой ее сравнивал брат Метью, и ей поведали… скорее даже не поведали, а исполнили сказание о прекрасной Игрейне, матери короля Артура — так, словно давали представление перед знатными особами. Милдрэд еще не забыла, как эти трое смогли очаровать целую толпу в Шрусбери, однако тут, меж пологих холмов пограничья, под сиявшим молодым месяцем, среди раскинувшихся звездных небес и при свете костра, — это было великолепно. Словно из мглы веков начинала звучать приглушенная музыка свирели, на которой заиграл Рис, рокотал бубен в руках брата Метью, отзывались мелодичным звоном струны, и голос Артура завел рассказ о том, как древний король Британии Утер Пендрагон лишился покоя от взгляда синих глаз прекрасной Игрейны, жены корнуоллского графа Горлуа. Но Горлуа был могущественным лордом, он мог не считаться с волей короля и увез свою прекрасную супругу в отдаленный замок Тинтагель среди скал на морском побережье, столь неприступный, что Утер не мечтал увидеться с той, без которой отныне не мыслил жизни.
Вновь рокотали струны, подобно грохоту волн, выражая страдания влюбленного короля, его гнев и горе. Но тут под плавные переливы виолы, на которой заиграл Рис, Артур поведал, как к Утеру явился могущественный маг и друид Мерлин, пообещав свести Утера с Игрейной, однако поставил условие: если у них родится дитя, то он, Мерлин, заберет его к себе. Горевший страстью король согласился. И тогда Мерлин придал королю облик Горлуа, и пока сам корнуоллский граф был в отлучке, Утер под видом хозяина проник в Тинтагель. Стража беспрепятственно пропустила его, а леди Игрейна приняла мнимого супруга на ложе.
Вскоре Горлуа пал в бою, король сделал овдовевшую Игрейну своей королевой, однако оказалось, что та уже беременна от него. И когда ребенок родился, ко двору явился маг Мерлин, — виола на плече Риса вновь жалобно заплакала, — и потребовал отдать обещанное дитя. Маг увез его в Уэльс, где передал на воспитание верному человеку. И нарекли того ребенка Артуром, и стал он великим вождем. Но это уже другая история, — закончил свой рассказ тезка древнего короля, и звуки лютни замерли, растворяясь во мраке ночи.
Милдрэд была очарована. Отправившись спать, она улеглась на услужливо постеленный для нее в фургончике войлок, но долго не могла уснуть, сама не зная, что ее больше тревожит: дивный рассказ, взгляд, каким смотрел на нее Артур во время повествования, или те странные чувства, какие возникали в ней в это время. Ее сердце сладко замирало, щеки горели, а все тело было наполнено невыразимым томлением. И долго еще девушка ворочалась, то скидывая, то вновь набрасывая на себя плед. Ее смущали собственные ощущения: странно ныл низ живота, руки холодели, скольжение собственных волос по плечам волновало до дрожи. А груди стали столь чувствительными, будто открыли доступ к самому сердцу, словно душе стало тесно в теле. А еще Милдрэд тихо рассмеялась, вспомнив, как Артур сегодня приревновал ее к Рису. Смешной! Ведь в Рисе и впрямь было что-то по-девичьи нежное. Да и всего-то он… Недоразумение Господне.
Однако, что Рис еще и мужчина, Милдрэд поняла на следующее утро, когда, сладко выспавшись в фургончике, вышла и увидела тушу громадного волка, уже застывшую и закоченевшую.
— Рис убил его на рассвете, — поведал ей Артур. — И как убил! На звук, в темноте, едва серый спугнул овец у ближайшего выпаса. Эх, какой лучник получился из бывшего изгоя Долгого Леса! Ныне такому удальцу любой лорд заплатил бы по полновесному пенни за выстрел.
На вопрос девушки, почему Рис не прекратит скитания и не станет наемником, Артур переглянулся с точившим нож Метью, и оба весело расхохотались. Их смех показался Милдрэд презрительным и наглым. И, высокомерно вздернув свой точеный носик, она почти вызывающе сказала, что ей даже немного жаль этого волка. Он таскал добычу своим детям, а теперь его подруге с выводком будет непросто.
— А ягнят вам не жалко? — довольно грубо потеснил ее от туши волка Метью.
— Но это была его честная добыча, — заметила девушка. — А теперь маленькие волчата обречены на гибель.
Метью посмотрел на нее как-то странно. Однако Милдрэд с удивлением заметила, что он улыбается. Чуть погодя, уже сдирая с огромного волка шкуру, монах поведал девушке, что с волчатами осталась мать. Летом она вполне сможет добывать им пропитание и без своего кормильца: в эту пору они ловят мышей и кроликов, которых тут тьма, не брезгуют и лягушками, и ужами, даже ухитряются хватать птиц.
Артур старался не докучать Милдрэд, но все равно то и дело норовил ее чем-то развлечь: то принесет пойманного крольчонка, то возьмется учить играть на виоле, то показывал, какие штуки умеет выделывать обученный всяким премудростям Гро. И постепенно девушка перестала дичиться. Они спорили, шутили, вместе ходили смотреть, насколько от жары обмелела речка Врнви.
«Я о нем все знаю, но он про это не ведает, — успокаивала себя Милдрэд, понимая, что хочет общаться с Артуром, поскольку ей с ним интересно. — Однако я всегда должна помнить, что он погубитель женщин. И я буду начеку».
Она твердила это себе, как заклинание, когда вечером у костра Артур пел для нее:
— Далекий свет меня манит…
Пойду издалека.
Пусть Бог в пути меня хранит —
Любовь моя крепка.
Ведь это ты — далекий свет,
К тебе иду сквозь мрак.
Я верю — ты моя судьба.
Аминь. Да будет так!
Звезду настигнуть нелегко.
Я смертный — не святой.
Вот только б ты меня ждала,
Была моей звездой.
«Так же он пел и другим…» — словно через силу убеждала себя Милдрэд. Но музыка заполоняла ее душу, от темных глаз Артура было трудно отвести взор… и сердце так предательски стучало…
Он повторял припев:
— Ведь это ты — далекий свет,
К тебе иду сквозь мрак.
Я верю — ты моя судьба.
Аминь. Да будет так!
«Так не будет!» Она вставала и уходила. И опять ворочалась под тентом фургончика, не понимая, что с ней. Ей хотелось, чтобы Артур пришел к ней… Нет, нет, она этого ни в коем разе не желала! Но помечтать-то можно…
А на другой день юноша опять был самим собой: сумасшедшим, горячим, забавным, он поддразнивал ее и откликался на ее шутки. Милдрэд казалось, что еще никогда в жизни ей не было так весело и хорошо. Поэтому-то она так огорчилась, когда вдруг увидела сестру Урсулу, приближавшуюся верхом на ослике, которого вел под уздцы изуродованный подсыхавшими шрамами Ифор.
Оказалось, монахиня решила, что сделала достаточно и им следует возвращаться в Шрусбери. Милдрэд и слова не могла вымолвить в первый миг. Вернуться? И опять мать Бенедикта будет подстраивать их встречи с Артуром, а весь город станет наблюдать за ними и судачить, когда же всеобщий любимчик Артур совратит Невесту с Болот? Тут Милдрэд была хотя бы предоставлена самой себе, сама отвечала за свои поступки.
— Я не поеду! — вскинула она подбородок.
Сестра Урсула укоризненно посмотрела на нее.
— Тогда я уеду одна. Но учти, если ты останешься на выпасах среди мужчин, о твоей чести многое начнут говорить. И не всегда в достойных выражениях.
— Но тогда останьтесь и вы! — умоляюще сложила руки девушка. — Может, раны Ифора еще откроются, да и вам же должно быть приятно задержаться среди своих. Вы ведь валлийка. А мне говорили, что родственные связи валлийцев весьма запутаны, и вы можете найти кого-то из близких.
— Все мои близкие в Гуиннеде, а не в кантерефе[79] Поуис, — сказала монахиня, с решительным видом направляясь к своему ослику.
Однако Милдрэд загородила ей дорогу: опять стала упрашивать, говорила, что они еще не сходили с Артуром к Бервинскому кряжу, а ведь Артур ей обещал!..
Сам юноша стоял в стороне и еле сдерживал улыбку. Мольбы Милдрэд, ее настойчивость, по сути, означали его победу. Он все же приручил эту гордячку! И он молчал, даже когда сестра Урсула сказала, что и слышать не желает о поездке Милдрэд в такую даль, как Бервинский кряж. Зато неожиданно вмешался Рис. До этого рыжий валлиец о чем-то переговаривался с Ифором и с указывавшим на отару Родри, потом поспешил к монахине и, удержав ее ослика, быстро заговорил. Милдрэд взволнованно наблюдала со стороны, ничего не понимая в их валлийской речи. Однако Артур пояснил: пастухов волнует, что некоторые ягнята кашляют без видимой причины. Они подозревают, что те наглотались какой-то гадости вместе с травой, и их следует подлечить. Не откажется ли сведущая во врачевании сестра Урсула приготовить целебную смесь, а то, если ягнята начнут болеть и умирать, это нанесет монастырю немалый урон.
В итоге всем вместе им удалось уговорить монахиню. Артур негромко шепнул Милдрэд, что у него хорошие друзья и на них всегда можно положиться. И так же тихо девушка спросила: а можно ли положиться на него самого?
— Тебе? Можно, клянусь венцом терновым!
Он улыбался своей чарующей, обезоруживающей улыбкой, но она продолжала испытующе смотреть, и тогда он сказал, что хоть и не отведет ее, как хотел, к далекому Бервинскому кряжу, а вот кое-что показать может. И, как всегда, ей стало интересно.
Они направились к дальнему предгорью долины Кинллайт, куда вела извилистая тропка, миновали измельчавший по жаре ручей и двинулись вдоль поросшего лесом склона. Милдрэд несколько сомневалась, не напрасно ли позволила увлечь себя так далеко, однако их путь пролегал не по пустынным местам. Они проходили вдоль хуторов, где играли дети, а хозяйка расщепляла на лучины полено. Артур поведал, что тут хорошая пахотная земля, но она давно лишилась хозяев. Некогда этим краем владели господа из нормандского рода де Шампер. Но сейчас, когда лорд объявлен вне закона, а владения столько раз переходили из рук в руки, тут только недавно вновь стали селиться люди.
— Смотри вон туда, — указал Артур на дальний край зажатой между склонами долины, где темнел остов башни, ныне опустевшей и заросшей плющом. — Это Орнейль, лучший манор рода де Шампер. Но теперь это ничья земля, если не брать в расчет, что его номинальной хозяйкой считается настоятельница Бенедикта. Но она не осмеливается отстроить поместье: не имеет прав по нормадскому закону, пока жив ее брат. А Гай… Ну, он теперь хозяин приграничного замка Кос и скоро станет родственником самого принца Мадога ап Мередида. Он не станет оспаривать это имение у сестры.
Они долго гуляли среди руин, потом сидели у заводи ручья, ели овечий сыр и ячменные лепешки. Проговорили почти до заката: Артур рассказал, какое большое участие Гай принимал в его судьбе; они славные приятели, и Артур собирается поехать к Гаю на предстоявшую вскоре свадьбу.
Вдруг Милдрэд неожиданно спросила:
— Это ты убил шерифа, который собирался его повесить?
Артур повернулся и долго смотрел на нее.
— Про это тебе могла сообщить только одна особа. И представляю, сколько еще она могла наговорить.
— Но разве она сказала неправду?
Для обоих это был непростой разговор, но им давно требовалось обсудить обстоятельства, разделявшие их: старую связь Артура с леди Кристиной, спасение Гая из замка и убийство неожиданно вернувшегося шерифа.
— Никогда бы не подумал, что поведаю это кому-то, — задумчиво сказал Артур. — Но мне важно, чтобы ты мне доверяла, Милдрэд.
— Леди Милдрэд, — поправила девушка.
— Леди, — согласно кивнул он, не сводя с нее пристального взгляда. — Но теперь моя жизнь в ваших руках. Я сам доверился вам, вы вольны ею распоряжаться. И вы либо погубите меня… либо станете доверять.
Милдрэд долго молчала. Было удивительно тихо, воздух словно застыл, только в папоротниках на склоне сновали дикие кролики. Рядом в кустах негромко щебетала малиновка. Между руин каменной башни рос дикий тимьян, свешивались изящные головки колокольчиков.
— Я никогда не причиню тебе зла, Артур. Я не Кристина. Хотя она имела все основания мстить тебе. И как ты мог после всего происшедшего еще и добиваться ее руки!
Она почти выкрикнула это, спугнув малиновку в кустах. Артур же просто онемел в первый миг.
— Что ж, значит, нам следует обсудить и это.
Они вернулись, когда уже стемнело, но яркая луна освещала им путь. Сестра Урсула волновалась из-за столь долгого отсутствия монастырской воспитанницы, однако ничего не сказала, когда молодые люди спустились по склону, причем Артур вел девушку за руку.
На другой день все опять были заняты работой. Сестра Урсула готовила лечебный отвар, брат Метью собирал для нее травы, а пастухи и Рис ловили хворающих ягнят, зажимали им носы и вливали в рот целебное пойло, но так, чтобы оно не попало в легкие. Люди были заняты делом, и только Артур и Милдрэд, свободные от работы, бегали по склонам, собирали овец, болтали, смеялись, дурачились с собаками.
Потом, уже вечером, вспоминая прошедший день, Милдрэд отмечала, что вот тогда-то она была излишне милостива и смешлива, тогда-то позволила ему с собой фамильярно держаться, и решила, что назавтра такое не повторится. Но при новой встрече все ее внутреннее спокойствие рассыплось в прах и она становилась веселой и игривой, смеялась шуткам Артура, ловила каждый его взгляд.
Росла луна, порой шелестели короткие дожди, столь быстротечные, что от них не было никакого прока. Зеленые склоны холмов приобрели темноватый оттенок, а на вершинах трава стала желтеть и увядать. Теперь чаще приходилось перегонять отару, но при таком количестве работников особого труда это не составляло. К тому же прибывшие постарались, чтобы Милдрэд доставалось как можно меньше забот. Ей было приятно, что о ней пекутся: позволяют отдыхать, приберегают лучшие куски пищи, самое удобное место для сна. А по вечерам еще развлекают под музыку дивными историями про короля Артура и друида Мерлина: про то, как юный Артур вынул из каменной наковальни меч истинного короля Британии и все признали его верховным правителем, как сестра Артура, Моргана, обучилась чарам и пыталась похитить этот меч, а когда не вышло, соблазнила юного короля и родила от него Мордреда, которому однажды было суждено погубить отца. Ибо если Артур и женился на прекраснейшей деве Британии, леди Гвиневер, то она оказалась бесплодна, но Артур так любил ее, что не желал иметь другую королеву.
Вечером были эти чудесные рассказы, а днем работа, или же Артур с приятелями упражнялся с оружием. Правда, при этом они использовали всего-навсего окованные длинные палки, но Милдрэд с восторгом наблюдала за их боями. Они становились с палками в круг — и начиналась потеха! Удары сыпались с удивительной быстротой, концы палок так неслись, что, казалось, могут раскроить голову или нанести увечья, однако все трое сноровисто отбивали выпады, ловили чужие удары на середину шестов и тут же краем наносили собственный. Порой бойцам доставалось, и весьма существенно, но Милдрэд отметила, что как бы ни ловки были Метью и Рис, именно Артура задеть оказывалось труднее всего.
Дни текли мирно, но Артур не забывал следить за дорогой на Освестри. Иной раз он поднимался на холм, подолгу лежал там, наблюдая за передвижением. И стал замечать, что дорога все оживляется — больше становилось снующих туда и обратно вооруженных всадников, как валлийцев, так и англичан, то по одиночке, то целыми отрядами. И однажды Артур решил разобраться, в чем дело. От монастырских выпасов до Освестри было немногим более семи миль, и юноша, поднявшись до рассвета, отправился в ту сторону, чтобы хоть часть пути одолеть до наступления жары.
Милдрэд заметила его исчезновение, только когда вернулась с купания от реки. И сразу все вокруг потеряло для нее свое очарование. Артур ушел… Никто не знает, когда он вернется. А тут еще это раскаленное солнце так жарит, ни ветерка, ни дуновения. Рис даже сказал, что будет гроза.
Юноша вернулся лишь на другой день.
— Ну эти валлийцы, я вам скажу, — смеялся он, — прямо как овцы: лица самые невозмутимые, никуда не спешат и ведут себя как мирные существа, а на деле знают все обо всем. Так что у меня немало новостей. Самая важная из них та, что король Стефан разогнал армию бунтовщиков на севере. Причем мирно.
Его так и засыпали вопросами. Оказалось, что после месячного стояния войск под Йорком, да еще и в такую жару, воины с обеих сторон стали болеть и постепенно разбредаться. Граф Честер первым понял, что дело плохо, поэтому однажды попросту свернул стяги и отступил в свои владения. И что оставалось делать юному Генриху и Давиду, особенно если учесть, что одно присутствие шотландского короля воодушевляло англичан на борьбу против извечных врагов-шотландцев? В итоге шотландцы отступили, хотя их рать стоит у пограничной черты, принуждая войска Стефана прикрывать от них пути на юг.
— Но это же славно! — обрадовалась Милдрэд. — Бескровная победа — что может быть лучше!
— Это еще не все, — заметил Артур, распуская от жары шнуровку на груди, и Милдрэд поспешила отвести взгляд — ее всегда смущал вид густой поросли в вырезе его рубахи и сильные пластины мышц.
Оказалось, что пока север Англии застыл в ожидании, Херефорд и Юстас после ряда вылазок тоже прекратили военные действия. А после этого принц Юстас неожиданно заявил, что пришло время отвоевать у валлийцев крепость Освестри.
— Войско Юстаса уже движется к Шрусбери, — сообщил Артур, — сам его высочество уже в городе, и нам стоит подумать, примкнем ли мы к англичанам или…
— Ну скажешь же такое! — подхватился Рис. — Принц Мадог всегда был нам добрым другом, к тому же с ним наверняка будет сэр Гай.
— Наверняка. Недаром же он вдруг решил поскорее сыграть свадьбу с прелестной Гвенллиан. И если мы поторопимся в замок Кос… Эй, леди Милдрэд, вы куда? — встрепенулся Артур, заметив, что девушка встала и спешно удаляется.
Он кинулся следом, но она настойчиво попросила оставить ее одну.
Милдрэд следовало поразмыслить. Такого она и представить не могла — Юстас в Шрусбери! Это означало одно — ей нельзя там появляться. Оставаться здесь? Но как долго? И насколько это возможно, если совсем рядом скоро будут происходить военные действия?
Присев на траву на склоне длинного холма, откуда была хорошо видна дорога, девушка задумалась. Она ни разу не упомянула при Юстасе, что направляется в Шрусбери. И если она тайком вернется в город и укроется в обители… Мало ли кто такая леди Мареско? А там она сможет что-то придумать, чтобы настоятельница Бенедикта переправила ее в Бристоль. Да, ей нужно в Бристоль, под защиту тамплиеров, которые найдут способ, как отвезти ее в Гронвуд-Кастл.
Девушка вытерла вспотевший лоб. Как душно. А ведь впервые небо затянуто пеленой, а на западе, там, где высятся валлийские горы, даже сгущается тьма. Рис был прав, обещая грозу. Как же все быстро окончилось: солнце, ветер, ее беззаботное существование…
Погруженная в думы, Милдрэд не обратила внимания на двоих всадников, скакавших по дороге, поднимая копытами сухую пыль. Однако сами они ее увидели: сначала просто придержали коней, всматриваясь, а потом перескочили через длинную каменную изгородь и поскакали в сторону одиноко сидевшей на склоне холма девушки.
Милдрэд заметила их, когда они были уже близко. Встреча с вооруженными всадниками была чревата неприятностями, и Милдрэд быстро побежала прочь. Тщетно — они догнали ее буквально через несколько минут, загородив дорогу своими взмыленными лошадьми. Уже по одним лошадям можно было понять, что это не валлийцы на их низкорослых пони. Это англичане, да и их шлемы в форме желудей с длинными наносниками, скрывавшими лица, были как у английских воинов. И если она объяснит им, что она не валлийка, а английская девушка, к тому же леди… Но попробуй что-то объяснить, когда ты в линялом платье с по-валлийски короткими рукавами!
Она только открыла рот, как один из всадников отстегнул подшлемный ремень и снял шлем, обнажив абсолютно лысую голову. И Милдрэд так и задохнулась, не в силах вымолвить ни слова. Она узнала это сухощавое лицо с ястребиным носом, презрительную усмешку на губах, искривленных давним шрамом, жесткий взгляд желтых глаз. Хорса! Человек, некогда возненавидевший ее. И — что самое страшное — поступивший на службу к принцу Юстасу.
— Так, так, — произнес Хорса, неспешно стирая пот с лица. — Леди Милдрэд Гронвудская. Или де Мареско — Болотная? А это, — и он указал рукой на холмы позади нее, — это и есть монастырские выпасы женской обители в Шрусбери?
— Да, — ответила Милдрэд, стараясь держаться как можно спокойнее, а сама медленно отступала, пытаясь улучить миг, когда сможет побежать.
Но они кружили вокруг нее, и с поводьев их лошадей клочьями летела пена.
— Ну, нам так и сказали, что их нетрудно найти, — заетил Хорса своему спутнику, и тот ухмыльнулся. — Итак, вы превратились в пастушку, только бы не оказать милости моему господину принцу Юстасу?
— Что вам надо, Хорса? — резко спросила Милдрэд.
— Я искал вас. И мой господин искал вас. Но будь его воля, он бы скорее взял штурмом Бристоль, только бы добыть шалунью, что так мило проводила с ним время в славном Винчестере. Вы не забыли этого, миледи? Но слыхано ли — взять такую твердыню анжуйцев, как Бристоль! Скорее лоб разобьешь. Видимо, ты слишком запала в сердце принца, дочь Эдгара, раз он был готов и на это.
Он вдруг придвинулся к ней вместе с конем, так что Милдрэд едва успела проскочить под мордой рослого гнедого. А сзади еще фыркала лошадь его спутника, который довольно склабился.
— И вот тогда-то, поняв, в чем дело, я и сообщил его милости, куда собиралась ехать из Гронвуда малышка Милдрэд, — продолжал Хорса. — Аббатство, где настоятельницей служит бывшая невестка пса Эдгара. Славный город Шрусбери. А тут и повод заглянуть сюда подвернулся — Освестри.
Лицо его стало жестким.
— Ты не пожелала выйти за принца благородного саксонского рода, девка? Так достанешься норманну! И пусть он сделает с тобой все, что пожелает.
Резко склонившись с седла, он схватил ее одной рукой за волосы, а другой за пояс и рывком вскинул на коня перед собой.
От боли и страха Милдрэд закричала.
Где-то вдали, за горами, как эхо, раздался отдаленный раскат грома.
— Артур! — звала Милдрэд сквозь топот копыт увозившей ее лошади. Она задыхалась от давившей в живот луки седла, от тряски, от ослепивших ее собственных волос и запаха лошадиного пота. — Артур! — опять закричала она, ибо больше рассчитывать было не на кого.
Перед глазами мелькала дорожная пыль, выбрасываемые вперед ноги лошади.
Вдали опять прогремел гром.
Глава 15
— Да гони же! Гони скорее! — кричал Артур, вырывая у Метью вожжи.
Монах грубо оттолкнул его.
— Уймись. Мулов так загоним! Проку от того не будет.
Но у Артура была причина торопиться: мало ли для чего эти солдафоны похитили одинокую девушку? Однако Метью в который раз убеждал: рано или поздно они выйдут на след похитителей, тем более что цель их известна — Шрусбери. И поскольку, как уже стало ясно, выкравшие девушку солдаты оказались не насильниками, а людьми принца Юстаса, то едва ли они обойдутся с ней дурно. Наверняка в Шрусбери узнают, что схватили не какую-то валлийскую красотку, а благородную леди, находящуюся к тому же под защитой Церкви.
— Вряд ли Юстасу нужно, чтобы о его людях шла дурная молва, — тоже успокаивал Артура Рис. — Принц готовится к походу на Освестри, следовательно, заинтересован в поддержке шропширцев. А Милдрэд тут многие знают, за нее есть кому заступиться. Вот увидишь, когда прибудем в Шрусбери, окажется, что твоя милая кошечка уже преспокойно переводит дух под кровом монастыря.
Артур с надеждой вслушивался в эти речи. И все же в ушах звучал ее отдаленный крик, перед глазами стояло зрелище увозивших ее всадников, увиденное с холма.
Они уже двигались вдоль Северна. Вокруг все потемнело, шумел ветер, а позади, на западе, быстро сгущались тяжелые тучи и валлийские горы скрылись во тьме. Наверное, там уже хлынул ливень — об этом можно было судить и по мутным водам Северна, по усилившемуся шуму течения.
Артур привстал на козлах, вглядываясь вперед.
— Да гоню я, гоню! — видя, как нервничает приятель, успокаивал Метью.
Он все же попридержал мулов, когда они въезжали в предместье Франквилль близ города. Отсюда можно было рассмотреть костры расположившегося за замком Форгейт лагеря, да и повсюду расхаживали вооруженные люди.
У Валлийских ворот они спросили о Милдрэд у сержанта Ульфрика Толстого, несшего службу в воротной башне, которая по сути и была воротами — низенькая, но длинная, с проездом внутри. Метью ввел в ее чрево свой фургон, проехав под еще не опущенной решеткой входа.
— Как же, видел их, — отозвался Ульфрик. В это время они с напарниками разогревали свой ужин на развеваемом ветром костре под стеной башенной арки. — И этого лысого с приятелем видел, и девушку с ними. Того, что ее вез в седле перед собой, зовут Хорса и он приближенный принца Юстаса. Я ему самолично сообщил, что Милдрэд Мареско из обители Святой Марии, и он сказал, что везет ее как раз туда.
— Ну я же тебе говорил! — Метью даже хлопнул Артура по плечу.
Юноша соскочил с козел, склонился, будто устал от непосильной ноши, и так застыл, согнувшись и упершись ладонями в колени, словно переводил дух. Получается, что бы ни было на уме у похитителей, Милдрэд не пострадает.
И все же случившееся оказалось для Артура сильным потрясением. Он и сам подобного не ожидал. Милдрэд была так мила с ним, он чувствовал, что готов защитить ее от всего света… разве только не от себя самого… И все его усилия, их общение, шутки, задушевные беседы и поддразнивание друг друга, — все было направлено на то, чтобы однажды она перестала задирать свой хорошенький носик, доверилась, позволила ему многое… больше чем многое. У Артура уже появилось предчувствие, что зачарованная его песнями и привыкшая к свободе леди забудется настолько, что откликнется на немой призыв в его глазах. И вдруг ее у него забрали.
Артур почти не слушал, о чем говорилось рядом. Толстяк Ульфрик жаловался бывшему монастырскому лекарю на боли в колене, просил, чтобы тот его осмотрел да посоветовал мази. А Ульфрик за это готов предоставить им постой у себя в башне Валлийских ворот, накормить горячей похлебкой. А что — и мулам с фургоном тут есть где разместиться. Так чего им блуждать по городу, разыскивая пристанище, особенно теперь, когда Шрусбери полон войсками, постоялые дворы забиты, а с неба вот-вот польет. И он указал в сторону арки ворот, за которой все больше сгущались тучи и то и дело доносился раскат грома.
Метью и Рис были не против принять приглашение. Артур же спросил о другом: как давно этот Хорса привез леди Милдрэд? Оказалось, пару часов назад.
— Я пойду к настоятельнице Бенедикте и сам во всем удостоверюсь, — сказал Артур приятелям. — Оставайтесь. Буду хоть знать, где вы.
Он двинулся по улице Мардолл, отзывался на чьи-то приветствия, кому-то помахал рукой. Еле отвязался от знакомого торговца, желавшего посокрушаться о том, как не вовремя прибыли в Шрусбери войска принца. Большая шерстяная ярмарка на носу, а военные действия могут ее сорвать. Кто захочет начинать торги, если у принца на уме только война? Представители цехов вольного Шрусбери говорили об этом с Юстасом, но толком ничего не добились. Этот принц какой-то странный — молчит все время, не поймешь, что у него на уме.
Артур все же отвязался от настырного торговца, когда сворачивал по склону на Вайль, откуда уже недалеко до монастыря Святой Марии. Шпиль его церкви слабо выступал на темном небе под проносившимися тучами. В ожидании грозы в Шрусбери поднялась суета: было слышно, как женщины взволнованно кличут детей, хлопают ставни, лавочники спешат снять с навесов растянутое сукно, сворачивают свои лотки.
В церкви Святой Марии вечерняя служба уже окончилась, и в монастырском дворе было относительно пусто. Правда, возле окружавшей дворик крытой галереи на Артура едва не налетела Аха, несшая к дому аббатисы какие-то полотна, тазики и кувшин.
— Ну ты и напугал меня, бродяга! — воскликнула она. И тут же беспечно заявила: — А наша матушка настоятельница хворает!
— Что с ней?
— Не ведаю. Со вчерашнего дня не выходила. Вот, сестра Осбурга послала меня за полотном и настоями в лазарет. Она обхаживает матушку, а та слегла, после того как ее вчера навестил принц Юстас.
Артур направился к дому настоятельницы, но Аха семенила рядом, пересказывая новости. Разве Артур не расслышал, что она говорит о принце? Сам сын короля побывал в их обители! Воспитанницы только этим и заняты. Ну уж и страшненький же наследник короны! Аха его рассмотрела, когда во время вчерашнего повечерия Юстас скинул в церкви свой черный капюшон. Лицо у принца рябое, хотя сам он статный и выправка у него, как у истинного лорда. Но как зыркнет на кого… Немудрено, что всех так напугал. Ой, о чем это она! Ведь главное не сообщила — принц Юстас прислал для Милдрэд Мареско невиданной красоты наряд!
Они уже были у входа в дом аббатисы, когда Артур резко остановился.
— Какой еще к черту наряд? Какое дело принцу до леди Милдрэд?
Он грубо развернул к себе Аху, та даже опешила, скривила обиженно губы.
— Какой, какой. Алое бархатное блио с золотой вышивкой, ну чисто королевское. Его как внесли в дортуар, мы так и ахнули. А эта глупая гусыня Милдрэд, когда ее привезли, даже рев подняла, глядя на сей восхитительный наряд, отказывалась его надевать. Сестра Одри еле ее уговорила. Ведь Милдрэд ожидал сам принц Англии! Не в ее же жутких обносках было являться на прием. Вот и облачилась, но с таким видом, словно это саван погребальный!
— Так Милдрэд не в обители?
Почему-то это взволновало Артура. Конечно, если сам принц ее вызвал… Сам принц Юстас! Какое дело, спрашивается, теперь ему, Артуру, до высокородной леди, которую одаривает сын короля?
Но в этот миг дверь отворилась; на пороге возникла старенькая сестра Осбурга и при виде Артура даже замахала руками.
— Идем, идем, — почему-то зашептала, втаскивая его внутрь. И пока она брала у Ахи ее ношу да отталкивала любопытно лезущую вперед воспитанницу, Артур поднялся в покои настоятельницы.
Там слабо мерцала свеча, и Артур не сразу и понял, где мать Бенедикта. Но занавески на ложе были раздвинуты, и юноша различил ее силуэт среди подушек.
— Матушка Бенедикта, можно войти?
К его удивлению, она слабо вскрикнула, потом шепотом приказала стоять на месте, словно чего-то боялась.
За окном раздался раскат грома — уже совсем близко. В полутьме Артур еле различил, как мимо скользнула сестра Осбурга — присела подле ложа, загородив собой настоятельницу, поставила рядом на табурет кувшин и полотно, стала макать его в какую-то пахнувшую снадобьями жидкость, хлопотала над аббатисой. И все это в полутьме.
— Да что происходит, ради всех святых!
— Происходит то, что ты не уберег Милдрэд, — прозвучал ответ Бенедикты после долгого вздоха.
Артур и сам это понимал, однако осуждение в голосе настоятельницы возмутило его. Он что, сказочный дракон, которому положено оберегать красавицу? Разве Бенедикта предупреждала его об опасности, грозящей юной леди? Наоборот, она только и повторяла, что вся его забота — соблазнить ее родственницу. И юноша с сарказмом заметил:
— Милдрэд Гронвудская — высокородная леди. И если дочь барона Эдгара пожелал видеть английский принц…
— В том-то и дело, что пожелал, — прервала его аббатиса, и что-то в ее тоне взволновало Артура. — И теперь девочку ничто не спасет.
Опять прогремел гром, ставни захлопали под порывами ветра. А тут еще и сестра Осбурга стала подвывать, заливаясь плачем.
— Уж как он ее требовал, как искал! Мать настоятельница вначале говорила, что не может способствовать их встрече, что девушка под защитой Церкви. А Юстас…
— Замолчи, Осбурга! — резко привстала на ложе Бенедикта.
Читать бесплатно другие книги:
