Леди-послушница Вилар Симона

Глава 7

Корабли тамплиеров отплывали в глубоком тумане. Белесая густая дымка покрывала все вокруг, море было гладким, как спокойное озеро, не ощущалось ни единого дуновения ветра.

— Как мы будем определять направление в тумане? — спросил Юстас у стоявшего рядом тамплиера.

Тот пояснил, что они будут использовать компас, особое устройство, известное ордену, и тут же принялся пояснять, что это такое. Юстас слушал, но одновременно поглядывал туда, где за белой пеленой должен был плыть «Святой Иаков» — корабль, на который поднялась со своими сопровождающими саксонка. Из Хариджа выходило не менее девяти хорошо осмоленных, крупных судов, несущих на себе множество грузов, лошадей и вооруженных воинов, но сейчас в тумане ничего не было видно, и Юстасу порой казалось, что они остались в полном одиночестве. Замершее море, крупные капли росы на снастях, фырканье китов где-то поблизости. Но вот впереди из тумана долетел долгий и тягучий звук рога, потом еще один позади — это перекликались суда, указывая, что караван идет правильным курсом и никто не потерялся.

К Юстасу подошел Геривей Бритто.

— Просто оторопь берет, как подумаю, что вы полностью во власти храмовников. Слыханное ли дело — с нами всего десять наших копейщиков, а остальные… — и он выразительно кивнул туда, где у кормы сгруппировались тамплиеры в своих длинных белых плащах с алыми крестами.

— Это они в моей власти, — сухо отозвался Юстас.

Во время штиля гребли все, вплоть до надменных тамплиеров. Правда, ни люди принца, ни рыцари Храма не были умелыми гребцами и с непривычки слишком глубоко погружали лопасти весел в воду. Все вздохнули с облегчением, когда ближе к полудню поднялся ветер, туман стал расползаться, и матросы, затянув незамысловатую песню, принялись поднимать паруса.

Это было неповторимое зрелище — слои тумана золотились в лучах солнца, расплываясь пластами и открывая взгляду блестящую водную ширь. Море взыграло, легко неся на волнах большие корабли со вздувшимися белыми парусами. Все пришло в движение — волны, небо, люди, все загомонили, зашумели, слышались команды, скрип уключин. И впереди «Наяды», на которой плыл Юстас, легко взмыл на волну крутобокий «Святой Иаков», у штевня[44] которого принц увидел Милдрэд. Наваждение… Он опять ощущал это, не в силах отвести от девушки взгляд. Развевался ее плащ, полоскались на ветру длинные волосы. Казалось, морская качка не доставляет ей никаких неудобств. Это нравилось Юстасу: он тоже никогда не страдал морской болезнью, а вот Геривея вскоре замутило, как и тамплиеров. Порой они кидались к бортам, их просто выворачивало наизнанку. Зато легкая светлая фигурка на громоздком корабле стояла невозмутимо, как дух моря.

— А этот все пялится на вас, — заметил на «Святом Иакове» Утред своей юной госпоже.

Милдрэд лишь мельком оглянулась на идущую следом «Наяду». Ранее воодушевлявшая ее победа над мрачным сыном короля Стефана уже не казалась интересной. Теперь девушка в основном глядела на корабль, на котором плыл ее отец. Они уже попрощались с ним при погрузке судов, ибо едва они минуют мыс Фореленд, корабли тамплиеров продолжат путь дальше, через море, а ее судно и идущая следом «Наяда» свернут в воды Пролива.

День давно перевалил за середину, а они все плыли вдоль берега, волны мерно вздымались, перекликались чайки, поскрипывали корабельные снасти. Юстас, как и Милдрэд на «Святом Иакове», не отходил от высокого штевня, а когда девушка все же удалилась в постройку между кормой и мачтой, Юстасу стало грустно. Смелый и решительный в битве, настойчивый и изворотливый в спорах, в области простых человеческих отношений он был неуверен в себе и мнителен, ему казалось, что над ним смеются, что его презирают. Вот и эта девушка то смотрит на него таким лучистым и ясным взором, то вдруг отворачивается, и любая мелочь интересует ее куда больше, чем внимание наследника короны. Ну ничего, она еще поймет, какой он, когда он подчинит ее. Но это потом… потом… когда осуществится его план. Юстас обдумывал свой замысел, и собственная душа казалась ему подобной этому морю — череде высоких гребней и глубоких провалов. Настолько глубоких, что он сам боялся заглядывать в эту бездну. Одно он знал — ему нужна эта светлая девушка, и Юстас почти враждебно посмотрел на храмовников, мешавших его планам.

Милдрэд на «Святом Иакове» пыталась как-то облегчить страдания своих женщин. Пожилая Эата тихо стонала, распростершись на досках палубы, а Берта вроде как притихла и дремала. Но когда при ударе волны корабль накренился, служанка вскрикнула и приподняла осунувшееся подурневшее личико. Увидев Милдрэд, которая смачивала Эате виски, Берта спросила:

— Мы скоро приплывем?

Увы, они только миновали устье Темзы. Милдрэд чувствовала себя едва ли не виноватой: они так страдают, а она весела и оживлена, и качка не донимает ее. Правда, под натянутым тентом в каюте ей тоже стало как будто не по себе. Зато вернувшись на палубу, заняв свое место у высокого штевня, ощутив на лице брызги и ветер, она вновь наполнилась воодушевлением, будто птица, вырвавшаяся на широкий простор.

Моряки орудовали снастями, у большого рулевого весла стоял шкипер, направляя судно с невозмутимостью мастера своего дела. На серой поверхности моря кипела беловатая пена, и в этом огромном просторе корабли казались совсем крошечными, будто мелкие букашки, ползущие по чешуйчатой коже какого-то исполинского чудовища.

На следующий день у мыса Фореленд караван разделился. Милдрэд вглядывалась в удалявшиеся суда и неожиданно ощутила что-то похожее на испуг. Впервые она оставалась без родительской опеки, предоставленной самой себе. Ей даже захотелось плакать, но это желание вскоре прошло. Ибо теперь она могла показать, чего стоит. Да и что ей может грозить под защитой ордена? Ведь и ее люди с ней. Девушка приникла щекой к плечу Утреда.

— Хорошо, что ты со мной.

— Угу, — только и отозвался старый вояка и при этом опять поглядел назад, где при входе в Ла-Манш к ним особенно приблизилась «Наяда». У штевня маячила темная фигура принца. Небольшое расстояние даже позволяло рассмотреть его лицо, и Утред готов был поклясться, что тот не сводит глаз с миледи.

Это же заметила и Берта, которой к третьему дню пути стало легче. Она сказала о своем наблюдении госпоже, и они немного посмеялись. Что касается старой Эаты, то ее Милдрэд, дабы не мучилась, напоила маковым отваром: леди Гита снабдила дочь в дорогу этим настоем на всякий случай. Мало ли — голова разболится, зуб заноет — маковый настой успокоит и усыпит, а во сне всякие хворобы проходят. Пока же настой помогал несчастной старой саксонке пережить тяготы качки.

Море и впрямь бурлило, и все же моряки были довольны: течение, ветер, ясное солнце создавали благоприятные условия для плавания. Они миновали побережье графства Кент с его меловыми скалами и возводимой в Дувре высокой крепостью, поплыли дальше вдоль побережья Сасекса, оставив позади те места, где некогда высадилась флотилия Вильгельма Завоевателя, дабы покончить с правлением саксов. Обо всем этом тамплиеры рассказывали любознательной Милдрэд. Суровые воины, давшие обет безбрачия, тоже находили удовольствие в общении с красивой девушкой. Юстас, наблюдая за тем, как рыцари Храма то и дело подходят к саксонке, испытывал недобрые чувства. В отличие от корабельщиков, его не радовало столь спокойное плавание.

И вот, когда в день Вербного Воскресения тамплиеры прямо на корабле отслужили молебен, Юстас заметил, что небо на востоке стало темнеть, и внутренне возликовал: он жаждал непогоды и шторма.

Более легкая и быстроходная «Наяда» теперь обошла «Святой Иаков». Черные дельфины неслись рядом с кораблем, выгибая спины, почти выскакивая из воды или мелькая тенью у самой поверхности. Тут даже невозмутимых тамплиеров разобрало, кто-то из них притащил гарпун в надежде добыть одного, но вот рядом сверкнула стайка макрели, и дельфины, оставив корабли, понеслись за ней.

Шкипера обитатели моря не волновали, он, невзирая на пост, грыз свой кусок солонины, налегая на рулевое весло, а при этом нередко оглядывался на подступавшую с востока тучу.

Юстас спросил:

— Кажется, нас настигает шторм? Тогда к ночи станет совсем туго.

— Вы разбираетесь в этих делах, — шкипер взглянул на принца с уважением и добавил немного спустя: — Нам придется пристать, если грянет буря.

Конечно, корабельщики должны учитывать, что отвечают за жизнь наследника престола. Воды Ла-Манша уже забрали одного принца[45], нельзя допустить, чтобы подобное повторилось. Но если один из кораблей пристанет к берегу, последует ли за ним второй? И Юстас стал расспрашивать тамплиеров, каковы у них указания на такой случай. Выяснилось, что им предписано действовать по обстоятельствам, но корабли могут подавать друг другу сигналы при помощи рога, и Юстас успокоился — его это устраивало.

Буря разразилась ближе к вечеру. Казалось, еще недавно путники видели освещенные закатом скалы английского берега, но теперь все затянуло мраком, ветер ревел, мачта раскачивалась, и суденышко с превеликим трудом переваливалось на очередную волну, облитое брызгами пены, стонущее и скрипящее всеми снастями.

— Мы ждем ваших указаний, милорд, — к Юстасу приблизился один из тамплиеров.

— Сможем высадиться на острове Уайт? — обратился принц к шкиперу, указав на маячивший впереди остров.

Тот согласно кивнул: если они войдут в пролив Солент, качка будет не такой сильной и позволит пристать. И Юстас отдал приказ связаться со «Святым Иаковом». Ответный рев трубы показался ему благословением.

Корабли подходили к побережью почти в полной тьме. Остров частично защищал их от ветра, и все же корабли изрядно качало. Волны грохотали и плевались холодной пеной. Паруса успели снять, только кормчий еще орудовал рулевым веслом. «Святой Иаков» несколько замешкался, и Юстас почти со страхом смотрел, как корабль неуклюже разворачивается, стремясь войти в воды Солента вслед за более маневренной «Наядой». Однажды корабли чуть не столкнулись, но обошлось. Юстас вздохнул с облегчением, мельком заметил огни на побережье, даже смог рассмотреть мачты лежащих на отмели суденышек. Корабли старались пристать там, где берег был пониже и не так ревел прибой: чтобы достигнуть суши, им придется перескочить через пенную полосу.

Среди рева и грохота корабль взмыл в воздух — и тут же днище заскользило по песку, запоздалая волна ударила в корму, перекатилась по палубе и обрушила на людей шквал холодной воды. Но никого это не напугало — напротив, вместо страха все испытали торжество и стали хохотать. Юстаса обдало мириадами брызг; он оглянулся и замер. Громоздкий «Святой Иаков» уже на берегу перевернулся — там закричали люди, послышался треск ломающихся досок.

Не помня себя, Юстас спрыгнул на землю, хотел бежать, но после долгой качки ноги не повиновались, и он упал на колени на влажный песок. Тут же рядом оказался Геривей.

— Беги туда! — принц взмахнул рукой. — Узнай, что с ней.

К счастью, оказалось, что на «Святом Иакове» никто всерьез не пострадал — лишь один из моряков при падении вывихнул плечо, а перепуганная Берта расквасила носик. Да еще сломалась мачта. И пока кто-то из храмовников распекал кормчего, дескать, новую мачту они поставят за его счет, благополучно спустившаяся на берег Милдрэд утешала ревущую служанку, из носа которой текла кровь. Вдруг она почувствовала рядом чье-то присутствие и оглянулась — это оказался Юстас, в тот самый миг накинувший плащ ей на плечи. Она рассмеялась.

В отличие от своих спутниц, Милдрэд не была напугана. Девушка не умела бояться, и потрясение небывалого приключения будило в ней скорее оживление, чем страх. К тому же вокруг было столько сильных мужчин, что ее не обеспокоил даже вид приближавшихся всадников.

Это были люди из замка Карисбрук. Они узнали королевского сына и жаждали услужить ему, поэтому вскоре все путешественники уже въезжали на обширный двор мощного замка, некогда построенного мятежным графом Девоном. Тот сейчас пребывал в Нормандии, а замок принадлежал королю Стефану.

Сенешаль перво-наперво кинулся к Юстасу, но тот, грея у большого очага руки, кивнул в сторону Милдрэд.

— Позаботьтесь прежде о леди.

Девушка ощутила прилив благодарности: все-таки этот некрасивый угрюмый принц весьма любезен.

— Я признательна вам за заботу, милорд.

Юстас стоял к ней боком, но потом повернулся и взял ее руку в свои. Он молчал, но девушка вдруг ощутила себя как будто в плену. Принц почти не сжимал ее руку, но все же от него веяло такой силой, что он сковывал ее одним своим присутствием. В тревоге Милдрэд ждала, не зная, как освободиться.

Наконец Юстас сказал, что больше не смеет ее задерживать.

— О вас позаботятся, а завтра мы решим, как поступить.

— Нет, все же он хороший человек, — говорила позже Милдрэд, когда высушила волосы у очага и жена сенешаля замка напоила ее горячим молоком.

Молоко досталось и ее спутницам, они согрелись и теперь вслушивались в шум ветра за толстыми стенами: как же им повезло, что они нашли здесь приют, вместо того чтобы оказаться среди бурного моря.

Проснувшись, Милдрэд не сразу поняла, где находится, но потом вспомнила все происшедшее и распахнула деревянные ставни. На нее повеяло солнечным ветром. Надо же, вчера все казалось таким мрачным, а сегодня ее взору открылись зеленые склоны, бродившие по холмам овцы, колокольня церкви невдалеке.

Спускаясь в зал, юная леди еще издали различила громкие голоса тамплиеров. Она прислушалась.

— Мы не можем оставаться на острове, сколько нам заблагорассудится, — говорил один из храмовников. — Море сегодня гораздо спокойнее, нам следует отправляться, дабы успеть прибыть в бристольскую прецепторию к Пасхе.

— Бог в помощь — я вас не удерживаю, — раздался в ответ спокойный голос принца. — Но не требуйте, чтобы я позволил вам увезти дочь лорда Эдгара, пока погода окончательно не наладится. К тому же «Святой Иаков» получил сильные повреждения, и пока его не починят, не может быть и речи об отплытии.

— Об этом мы тоже хотели переговорить, — отозвались тамплиеры. — Наш человек побывал у корабля и уверяет, что еще вчера повреждения судна были не столь существенны, как сегодня. Похоже, кто-то намеренно разбил днище корабля.

— Однако у вас еще осталась «Наяда» — прекрасное быстроходное судно. Если хотите, можете воспользоваться им. Мне оно больше не нужно, ибо скоро за мной прибудет королевский корабль из Саутгемптона.

— Но мы не можем отправиться без дочери лорда Эдгара. Вы не посмеете воспрепятствовать нам.

— Это не обсуждается. Я сказал, что не позволю рисковать жизнью сей юной леди.

За этой фразой последовал гул возмущенных голосов. Милдрэд понимала, что тамплиеры обязались сопровождать ее в Бристоль, но после вчерашней бури не рассчитывала так скоро тронуться в путь. Да и что плохого в том, если она проведет тут несколько дней, пока ветер не утихнет? Однако храмовники настаивали: им необходимо прибыть в Бристоль к Пасхе, этого требуют дела ордена, а леди Милдрэд просто их попутчица. Поэтому будет ли на море штормить или нет, они сейчас же велят юной леди собираться.

«А не хотят ли они меня саму спросить?» — даже рассердилась Милдрэд и стремительно вошла в зал.

При ее появлении все встали; почти с вызовом глянув на столпившихся напротив принца храмовников, она заявила, что остается.

— Мои спутники утомлены, мой багаж в жалком состоянии, я сама натерпелась во время бури. Не вижу причин, почему бы не передохнуть и набраться сил на острове.

Один из храмовников выступил вперед.

— Миледи, мы понимаем вас, однако у нас есть свои дела и задержка нам крайне нежелательна. Море и впрямь неспокойно, но все же не настолько, чтобы было опасно отправляться в путь.

Милдрэд вскинула голову.

— Мой отец не для того вверил вам мою жизнь, чтобы вы ей рисковали.

— Риск не так велик, у нас хороший корабль и отменный кормчий. И мы намерены уже сегодня после полудня поднять парус.

— Вы намерены, но не я.

Тамплиеры посуровели и переглянулись. Один из них сказал:

— Барон Эдгар не упредил нас, что его дочь столь своенравна и строптива. Это большой недостаток для женщины.

Милдрэд негодующе сжала кулачки и уже готова была ответить гневной тирадой, как вдруг между ней и тамплиерами возник темный силуэт Юстаса. Он откинул свой капюшон, и стало заметно, что он улыбается.

— Зачем все эти ссоры? Я предлагаю вот что: рыцари ордена могут ехать, дабы успеть к сроку, а миледи переждет под моей защитой на острове Уайт. Орденские братья оставят людей для ее охраны, если таков был уговор с лордом Эдгаром. Я же в свою очередь обязуюсь предоставить один из английских кораблей, чтобы девушка отплыла с острова, когда море станет спокойным. Лорд Эдгар — верный наш сторонник, и для короны не составит труда оказать подобную услугу его дочери.

Похоже, этот план устраивал всех. Тамплиеры принялись обсуждать с принцем детали, а Милдрэд отправилась к себе. И в полутьме винтовой лестницы неожиданно столкнулась с Утредом.

— Вы поступаете опрометчиво, миледи, — произнес солдат. — Пусть храмовники и суровы, но они благородны, и отец доверил вас им. А про принца всякое поговаривают. К тому же мне не нравится, как он смотрит на вас. Вспомните, что он норманн, а вы саксонка.

— О, как стара эта история! — засмеялась Милдрэд. — Грозные норманны и несчастные саксонские леди. Те времена уже прошли. Но скажу тебе, Утред, чтобы ты не волновался: Юстас намеревается набирать войска из саксов, и для этого ему нужна поддержка моего отца. Так что, желая услужить мне, принц просто пытается расположить к себе влиятельного Эдгара Гронвудского.

— Все это слишком сложно для такого простого человека, как я, — заметил Утред. — Но повторюсь: вы сделали ошибку, отказавшись от опеки тамплиеров.

Зато так не считали ни Берта, ни Эата. Пожилая саксонка даже заплакала от облегчения, узнав, что им дано несколько дней передышки. И ее не огорчало, что на Страстную неделю они оказались бог весть где. Вон недалеко аббатство, где они могут молиться, раз уж пришлось задержаться.

Именно туда и отправилась Милдрэд на полуденную службу. Позже, вернувшись в замок, она устроилась в нише окна, велела принести письменные принадлежности и стала писать матери. Сообщила, как проходило путешествие, что из-за бури они вынуждены сделать остановку на острове Уайт, и…

На бумагу упала чья-то тень, и Милдрэд оглянулась.

— У вас очень красивый почерк, миледи, — заметил стоявший рядом Юстас.

Все же он выглядел ужасно. И даже не столько эти рубцы в нижней части лица делали его неприятным, сколько пустые глаза, как будто у бездушной статуи.

Милдрэд невольно повела плечом.

— Я пишу матери. Надеюсь, послание смогут передать, едва представится такая возможность?

— Обязательно. Однако смею ли я вас попросить кое о чем?

— Попросить?

Она даже привстала, но Юстас удержал ее. Пусть леди оканчивает начатое, но потом он хочет предложить ей проехаться по острову верхом.

Милдрэд просияла. Снаружи дул сильный ветер, но как же славно будет осмотреть здешние места! Поэтому, быстро окончив письмо, не забыв упомянуть о том, как обходителен сын короля, Милдрэд спешно побежала собираться на прогулку.

Местные коротконогие лошадки не шли ни в какое сравнение с теми, на которых привыкла ездить дочь гронвудского барона, но это не портило удовольствия от скачки в такой ясный денек. Ветер свистел в ушах, но было не холодно, тучи набегали и уходили прочь, и с неба вновь сияло солнце.

Легкой рысью принц и его спутница двинулись вдоль разделяющей остров речки Медины и вскоре оказались в порту. Отсюда за проливом Солент можно было разглядеть Англию. Далекий берег был полностью затянут сизой дымкой, и Юстас пояснил, что даже когда вся Англия покрыта тучами, здесь, на острове Уайт, солнечно.

Милдрэд со стороны наблюдала за храмовниками, которые сновали возле качавшейся на волнах «Наяды», а Юстас подъехал почти к самым причалам. Старший из орденских братьев опять заговорил о том, что «Святой Иаков» поврежден куда сильнее, чем было во время их прибытия на остров.

— Возможно, это работа местных жителей, — принц пожал плечами. — Они долго жили под покровительством графа Девона, новые власти не сильно жалуют, вот и могли напакостить. Вас устроит, если я для острастки повешу парочку из них?

Тамплиеры отказались, хотя и спросили, не опасно ли будет им оставлять леди Милдрэд поблизости от сторонников мятежного графа?

Юстас рассердился.

— Вы забываетесь! До отплытия миледи будет находиться под моим покровительством, и ей ничего не угрожает. К тому же и вы ведь оставите несколько охранников для дочери барона.

Он бы предпочел, чтобы и таковых не нашлось. И ощутил облегчение, лишь когда «Наяда», борясь с бурной волной, стала отходить от причала. Уже развернув коня, он заметил стоявшего неподалеку Геривея.

— Твои люди несколько переусердствовали с кораблем.

— Главное, что дело сделано.

Сделано только полдела, подумал Юстас, наблюдая, как Милдрэд о чем-то беседует с женами местных рыбаков.

— Они так чудно разговаривают, — девушка повернула к принцу сияющее личико.

— Местный говор, — только и ответил принц.

Потом стал рассказывать о проливе Солент: что он шириной около двадцати миль, в нем множество отмелей, а также весьма сложные течения, которые могут относить корабль то в сторону Англии, то снова назад. И хотя воды там куда спокойнее, чем в Ла-Манше, все же сегодня он не решится отправить человека на тот берег.

Потом они поскакали осматривать окрестности. По зеленым склонам холмов проносился ветер, колебля травы и белые маргаритки. Порой все заливалось солнечным светом, а потом темная тень от облака плыла по небу, по морю, по земле, чтобы вскоре снова уступить место золотым лучам. Пришпоривая коротконогих мохнатых лошадок, всадники мчались по холмам, поднимаясь на крутые меловые возвышенности, спускаясь в долины, где было уютно и тихо, где сновали между кустами дрока множество юрких кроликов, а на деревьях мелькали огненно-рыжие белки. Дальше их путь снова лежал по возвышенности, откуда виднелись крутые обрывы и бухты внизу, где песок переливался от белого до розоватого оттенка — это было так красиво!

— Как же тут чудесно! — восхищалась Милдрэд.

На некотором расстоянии за ними следовали несколько охранников, один из которых был в белом плаще тамплиера. Юстас про себя уже похоронил его. Главное, чтобы все прошло, как задумано: нужно, чтобы Милдрэд полностью доверилась ему, а там он сделает так, что ни у кого не возникнет подозрений.

Несмотря на ветер, было тепло, и девушка скинула свою меховую пелерину. Юстас старался не задерживать взгляд на ее обтянутой тканью груди, на расставленных в седле длинных бедрах. Но у него кровь начинала стучать в висках, когда он косился на ее колени, на мягкие, растрепанные ветром волосы. Растрепанной она казалась ему даже привлекательнее — в ней появлялось что-то непокорное и легкомысленное. Но говорила она отнюдь не о пустяках: расспрашивала, как удалось отвоевать у графа Девона остров, как король Стефан расположил тут свой гарнизон. Юстас невозмутимо отвечал: поведал о графе Девоне, самом непримиримом противнике Стефана из старой знати, который всегда поддерживал только Матильду и из-за этой преданности ныне оказался изгнан из Англии. Если он посмеет вернуться, то его схватят и казнят, поэтому-то старый граф и отсиживается во владениях графини Анжуйской.

— Наверное, вы никогда не называете Матильду императрицей, — заметила Милдрэд.

— Никогда. После смерти первого мужа она стала графиней Анжу, а все ее права на трон…

— Но ведь не только граф Девон, но и иные поддерживают ее.

— И это приносит королевству много вреда. Иначе мой отец правил бы в мирной стране и никто не оспаривал бы мои права на трон.

— Однако в прошлом году Матильда покинула Англию. Говорят, что ее дело проиграно и она уже не посмеет…

— Эта женщина на все способна! — резко выкрикнул Юстас, и его обычно бесцветные глаза остро сверкнули. — У нее есть сын Генрих, и она твердит, что добьется для него короны. Одно время он жил с матерью в Бристоле и получил там неплохое образование, но все равно это глупец. Вам известно, как однажды отличился Генрих, когда вдруг вознамерился завоевать Англию?

— Нет, — Милдрэд повернулась и легким медленным жестом отвела со щеки светлую волнистую прядь.

В этом ее движении было столько чувственной грации, что Юстас поспешил отвести глаза. Она еще говорила, будто оправдываясь, что до них в Норфолкшире вести доходят редко, но он перебил ее, стремясь отвлечься от тех мутящих разум чувств, какие она в нем вызывала.

— Это случилось два года назад, — резко и прерывисто заговорил принц. — Генриху тогда было четырнадцать. И этот юнец вдруг возжаждал захватить Англию. Пользуясь отсутствием родителей, он нанял всякий сброд, зафрахтовал суда и, переплыв море, высадился недалеко от Уорхема. Со своим разношерстым войском он двинулся вглубь Англии, но так как никто из его людей не знал дороги, они заблудились. Приключение оказалось не таким уж забавным, как представлял этот самонадеянный мальчишка. Его люди стали грабить окрестности, но вскоре им дали отпор, и банда Генриха, обескураженная неудачей, потребовала, чтобы он заплатил им. А вот денег у него-то и не было. Что с него взять, если он избалован и глуп! И тогда его люди сделали самого Генриха заложником. Он обещал, что его мать Матильда пришлет деньги, но эта… — Юстас сдержал рвущуюся с языка вульгарную ругань, судорожно сглотнул и продолжил: — Эта дама отказала сыну. Сказала, что он повел себя глупо, вот пусть теперь и выкручивается сам.

— О? Она так рисковала сыном?

— Она считала, что это будет ему уроком.

Юстас на миг умолк, глядя на море, по которому плыла тень от большого облака. Он хорошо помнил то время, когда надеялся, что мальчишку Генриха разорвут его же люди. Но получилось…

— Получилось так, что юнец, совсем отчаявшись, решился просить помощи у своего дядюшки, короля Стефана, и прислал гонца с просьбой одолжить денег. Объяснил, что с ним плохо обращаются и он опасается за свою жизнь. И король был тронут этим письмом. Представьте, вопреки советам королевы Мод и моим, он выслал деньги и спас своего врага!

Милдрэд ответила после некоторого раздумья.

— Это был великодушный жест. Король Стефан показал себя в наилучшем свете. Да, ваш августейший отец более рыцарь, чем правитель. Вот только, — она с сожалением взглянула на Юстаса, — не знаю, насколько это хорошо для коронованной особы.

Юстас повернул к ней побледневшее лицо; лучи солнца осветили его рябую кожу и бесцветные глаза под черным капюшоном.

— Вы умны, раз поняли это. Да, тогда король имел возможность раз и навсегда избавиться от соперника, ради которого так старается Матильда. И вот теперь Генрих жив и здоров, со временем люди стали считать его поступок уже не безрассудным, а смелым, и твердить, что он достойный потомок Вильгельма Завоевателя.

В его голосе звучала неприкрытая злость. Милдрэд отвела взгляд — порой Юстас пугал ее. И чтобы как-то утешить его, сказала:

— Но ведь и вы потомок короля Вильгельма.

Юстас скривил губы в полуулыбке.

— Это так, видит Бог! Однажды я стану королем. И это так же верно, как то, что сейчас мы поедем к западной части острова, и я вам покажу белые известняковые скалы, которые называют Нидлз[46]. Клянусь верой, они достойны этого названия!

Однако задуманное не удалось. Проносившиеся по небу тучи вдруг сомкнулись и разразились настоящим ливнем. Путникам пришлось возвращаться в Карисбрук мокрыми и продрогшими. Но Милдрэд тем не менее было весело. Нагуляв во время верховой прогулки аппетит, она с удовольствием выпила подогретого с пряностями вина, съела пироги с рыбой и паштет из трески. А когда узнала, что принц приглашает ее на партию в шахматы, сразу спустилась в зал.

Играла она неплохо, поэтому Юстас получил удовольствие от игры. И вновь ему приходилось бороться с собой и скрывать обуревавшее его желание, когда перед глазами маленькая ручка передвигала тяжелую фигурку из белого мрамора, когда девушка, раздумывая над ходом, закусывала свою хорошенькую губку, откидывалась на покрытую овчиной спинку деревянного кресла и вздыхала… так тепло и нежно, что у него мелькала надежда: может, это его присутствие побуждает ее расслабиться? Юстасу хотелось сесть рядом, взять ее руку, переложить с ее колена на свое и накрыть ладонью. Но он не решался, понимая, что самое легкое движение может разорвать эту связь, разрушить невидимое облако, внутри которого оказались заключены они вдвоем. Но однажды… Он представил, как может произойти это «однажды», и у него пересохло в горле.

Милдрэд вдруг подняла на него свои аквамариново-голубые прозрачные глаза, и Юстас поспешно отвел взгляд.

— Кажется, дождь прошел, — произнес он. — Слышите, как стало тихо? А это значит, что я могу отбыть в Англию уже с утренним приливом. Потом я пришлю за вами корабль. Но знаете, миледи, мне несколько грустно расставаться с вами.

Она взглянула на него с лукавством, как игривый котенок.

— И это несмотря на то, что я дважды сделала вам мат?

— Я поплыву в Саутгемптон, — заговорил Юстас негромко, придав лицу замкнутое, невозмутимое выражение. — Хотите послушать об этом городе? Он окружен мощной стеной, в нем множество жителей, а устрицы по вкусу не уступают тем, какие мы с вами пробовали в Харидже.

Милдрэд слабо улыбнулась, но глаза ее погрустнели. Юстас продолжил: он уже понял, как она жадна до новых впечатлений, как ее манит все неизвестное. И стал рассказывать, что из Саутгемптона он поскачет в Винчестер — эту старую саксонскую столицу Англии, которая и поныне считается вторым городом королевства. Бывала ли там леди Милдрэд? Что ж, прискорбно. Ведь Винчестер поистине великолепен! Его строили еще римляне, а они как никто умели выбирать удобные места. Винчестер расположен в живописнейшей местности над судоходной рекой Итчинг. Причем он не похож на другие города, большинство из которых задыхаются в кольце тесных каменных стен, — он обширен, там и поныне сохранена римская планировка, улицы пересекаются под прямым углом, нет путаницы, а каждый квартал обслуживает своя собственная церковь. Что может лучше украсить город, как не храмы? А Винчестер к тому же имеет самый длинный в мире собор! По легенде, его заложил еще король бриттов Люций. Кто знает, правда ли это, однако верно, что при саксах это была самая значимая церковь в Англии. Там и поныне покоится прах многих саксонских монархов. Там же удостоился чести быть похороненным двоюродный дед самого Юстаса, король Вильгельм Рыжий. Правда, он был далеко не святым, и когда башня, под которой он покоится, рухнула, многие сочли это знаком небес. Но ничего, башню возвели заново, и собор стал еще красивее. Сейчас там всем заправляет брат Стефана, дядюшка Юстаса — епископ Генри. Знакома ли с ним леди? Нет? Даже удивительно, если учесть, что Генри Винчестерский всегда считался покровителем семьи Армстронгов из Гронвуда. А вот его преподобие был бы несказанно рад встретить дочь своего старого друга. Ведь Генри Винчестерский незаурядный человек — политик, церковник, покровитель искусства, коллекционер античных скульптур, владелец удивительного зверинца, где есть столь редкие животные, как берберийские львы и необыкновенно огромные птицы страусы.

Принц сделал небольшую паузу, заметив, как поникла Милдрэд. Этого-то он и добивался, тонко выплетая свою интригу, увлекая столь жадную до впечатлений девушку и показывая то, чего она будет лишена, если останется под покровительством строгих и непреклонных храмовников. Поэтому, поведав о Винчестере, Юстас стал рассказывать о других местах, куда ему надлежит заехать. К примеру, в Солсбери. Слышала ли Милдрэд о новом чудесном соборе, что ныне возводится в городе? Его будут строить специально приглашенные из Парижа мастера. Ах, как жаль, что Милдрэд его не увидит! И не побывает в столь волшебном и необычном месте, как Стоунхендж — это огромное каменное кольцо в центре солсберийской равнины, его возвели древние жрецы друиды, и там, как говорят, и поныне творятся чудеса.

— Ах, молчите, умоляю вас! — девушка резко поднялась, и Юстас увидел, каким возбуждением блестят ее глаза.

— Что такое, миледи?

— Что такое, спрашиваете? Я прожила всю жизнь в уединенном замке, я столько слышала о местах, о которых вы говорите, но мне, видимо, никогда не удастся там побывать.

У нее сделался грустный вид. Тогда Юстас чуть подался вперед и негромко произнес:

— Почему же не удастся? Если вы пожелаете, я готов сопровождать вас в пути. До самого Бристоля, если захотите. И поверьте, это будет куда менее опасно, чем плыть по морю под охраной храмовников.

— Но ведь отец обговорил с рыцарями Храма мой путь до Бристоля, — неуверенно сказала девушка.

Юстас сделал паузу.

— Когда ваш родитель договаривался с храмовниками, он не предполагал, что может подвернуться шанс отправить вас под охраной королевского сына. Но со мной вы будете в гораздо большей безопасности, нежели с храмовниками. Вы согласны? Или же… — он вдруг откинул капюшон, — или вас пугает общество такого непривлекательного спутника?

Милдрэд смутилась. Сейчас, при свете очага, Юстас выглядел не таким уж безобразным: тени сгладили изъяны кожи, зато было видно, как аккуратно чистые гладкие волосы обрамляют лицо, черты которого сами по себе были довольно приятны. К тому же она за прошедшее время несколько свыклась с его видом. Да и что за дело ей до его внешности, ведь они просто попутчики! А бедный Юстас думает, что она не желает принять его любезное предложение только потому, что его вид ей неприятен. Милдрэд опять стало его жалко. И чтобы как-то разрядить обстановку, она решила отшутиться. Демонстративно всплеснув руками, Милдрэд ахнула:

— Ой, ой, ой! И как же я ранее не заметила, какой вы! Ну теперь-то вы меня окончательно напугали.

Юстас какой-то миг смотрел на нее, потом губы его сжались, а щеки задрожали. Он фыркнул, мелко затрясся, пока не разразился смехом. Сначала это было похоже на сухой кашель — так он боролся с приступом веселья, но уже через миг откинулся назад и громко расхохотался. Сенешаль замка переглянулся с тамплиерами: ему не единожды доводилось принимать в Карисбруке сына короля, но он и представить не мог, что тот умеет так смеяться.

Милдрэд, видя веселье принца, тоже засмеялась. Сколько-то времени они беспечно хохотали, и по лицам присутствующих тоже стали пробегать улыбки, даже угрюмый Геривей Бритто хмыкнул в усы. Только Утред мрачно смотрел из своего угла у колонны и укоризненно качал головой.

Юстасу вдруг стало по-настоящему хорошо. И подумалось: а не бросить ли эту затею? Пусть он и далее остается для этой милой веселой девушки просто приятным попутчиком и благородным покровителем, с которым ей интересно общаться. Но сомнения завладели им лишь на краткий миг. Юстас успокоился, поймал ее руку и, поднявшись, отвел девушку от освещенного столика с шахматами к нише окна, где никто не мог их слышать.

— Я ведь серьезно хочу предложить вам стать моей спутницей. Конечно, объяви я об этом, ваши строгие стражи в белых плащах тут же поднимут крик. Но вы-то сами, леди Милдрэд, согласны довериться мне?

Она с сомнением теребила посеребренные накладки на концах своего пояса. И Юстас стал убеждать:

— Подумайте, вы будете ехать под моей охраной, посетите множество заслуживающих внимания мест. Мой дядюшка епископ будет рад принять вас, а потом мы продолжим путь, причем со всевозможными удобствами. Не скрою, мне будет приятно ваше общество, но я вовсе не собираюсь подходить к вам ближе, чем это допускают честь и добродетель.

— Они не позволят, — тихо прошептала Милдрэд и покосилась туда, где сидели тамплиеры, а потом бросила взгляд на настороженно наблюдавшего за ней и принцем Утреда.

— В конце концов, разве не в вашей власти приказать им? — негромко настаивал Юстас. — Хотите, я изъявлю свою волю — мне никто не посмеет возразить. Однако… Мы в вами можем попросту сбежать!

— Сбежать? — удивилась Милдрэд. Но тут же на ее устах появилась лукавая улыбка. — Вот было бы забавно!

— Конечно, забавно! Вы только представьте: еще затемно вас разбудит сенешаль, вы одна покинете свои покои, тихо выскользнете к воротам замка, где я буду ожидать вас. Мы поедем в порт и с утренним отливом отбудем с острова. Здесь, бесспорно, поднимется переполох, но к этому сроку мы будем далеко. А потом я велю прислать корабль для ваших спутников, который и доставит их в Бристоль. Им останется только дождаться вас в надлежащем месте. Все равно рано или поздно вы окажетесь в монастыре, но до того, как укрыться в обители, совершите увлекательное путешествие, переживете приключение, да к тому же повидаете много интересных мест и встретите достойных людей, из которых один будет ни много ни мало, как мой дядя епископ. Вот уж мы удивим его, когда вместе прибудем в Винчестер!

Юстас словно превратился для нее в шаловливого товарища по играм: он улыбался, даже прищелкнул пальцами, дабы передать всю забавность и исключительность предстоящего приключения, и Милдрэд улыбалась в ответ. Такого в ее размеренной, полной запретов жизни еще не случалось. Да и чего ей бояться, если она будет под покровительством принца Юстаса, о котором ее отец отзывался исключительно с похвалой?

Еще какое-то время они обсуждали детали своего замысла. Принц пообещал, что оставит на острове Геривея Бритто, дабы тот успокоил всех, когда о побеге станет известно. А на сенешаля замка можно положиться: тот предан Блуаскому дому и выполнит все как нужно. Милдрэд тоже внесла свою лепту, предложив подлить своим слугам настойку мака, чтобы те спали покрепче и ничего не заметили. Особенно надо опасаться Утреда, — и девушка покосилась в сторону старого вояки.

Они шептались и пересмеивались, потом Милдрэд покинула зал, кликнув своих женщин. У порога она оглянулась и поманила Утреда. И только она исчезла, улыбка принца растаяла. Накинув до глаз капюшон, он стремительно вышел, сделав знак Геривею следовать за собой.

Еще не развиднелось, когда ворота в замке отворили и несколько всадников выехали наружу. Юстас чуть замешкался, склоняясь к остававшемуся под глубокой аркой Геривею, и Милдрэд расслышала, как он негромко сказал:

— …и чтобы никто, слышишь — никто!

— Я сделаю, — кратко отозвался тот.

Рядом с ним переминался с ноги на ногу всклокоченный сенешаль.

— Я опасаюсь… — начал было он, но Геривей, смотревший вслед всадникам, только отмахнулся:

— Твое дело быть в стороне и держать язык за зубами.

Милдрэд ехала подле принца, кутаясь в свою рысью пелерину, и все же ее била мелкая дрожь от утреннего холода и возбуждения. Надо же, как ловко удалось ей всех напоить маковым отваром! Даже донимавший ее расспросами Утред ничего не заподозрил.

Отчасти она стыдилась того, что обманула преданных людей. И перед тамплиерами как-то неловко. Но ничего. Власть Юстаса оградит ее от их гнева.

По пути принц не сказал ей ни слова. Она правила лошадью, в чересседельной суме которой находились ее спешно собранные пожитки, в том числе и ее алое блио. Милдрэд надеялась поразить этим нарядом епископа Генри, о котором слышала, что, несмотря на духовное звание, он очень светский человек и в его винчестерском дворце собирается самое изысканное общество. Уж на Пасху там, безусловно, будет великолепно. Эта мысль придала Милдрэд бодрости, и она больше не оглядывалась.

В этот предрассветный час тишина стояла мертвая, даже угнетающая. Кругом царил мрак, и только от моря исходил слабый мерцающий свет. Наступал час отлива. У причалов было довольно мелко, а у берега под копытами коней захлюпала грязная жижа, по которой полуодетые матросы толкали к воде длинную ладью. Но грязь у берега скоро сменилась водой, нос ладьи закачался на волнах. По знаку шкипера с ладьи на причал перекинули сходни.

Юстас шагнул на них первым и протянул руку Милдрэд.

— Что такое? — довольно резко спросил он, когда девушка неожиданно замешкалась и оглянулась.

— Мне показалось, кто-то закричал.

— Это чайка, — ответил принц и, не выпуская ее руки, увлек на палубу судна.

Глава 8

Окно в покоях епископа Винчестерского было огромным: тройное, разделенное изящными колоннами, а сверху обрамленное округлой аркой с каменным архивольтом[47]. Но главное, что в него были вставлены тонкие пластины стекла, пропускавшего достаточно света, чтобы епископ, не зажигая свечей, мог прочитать содержимое королевского послания.

— Что-то существенное? — спросил епископа граф Арундел.

Граф стоял у окна, наблюдая, как на зеленом газоне в саду играли его дочери — Оливия и Агата. Их силуэты в белых одеждах сквозь мутноватое стекло казались несколько расплывчатыми. Арундел щелкнул ногтем по ромбовидной пластине в переплете оконной решетки.

— Это ведь привезено не из Палестины или Венеции? Неужели богатейший и могущественный епископ Винчестера велит использовать стекло, производимое в нашем Гилфорде?

— Надо же поддерживать отечественных умельцев, — приблизившись, с улыбкой отозвался прелат.

Они встали рядом — благородный граф Арундел, Уильям из рода д’Обиньи, и один из первых церковников Англии Генри Винчестерский, родной брат короля Стефана, а по матери внук самого Вильгельма Завоевателя. Граф Арундел — высокий, статный, с роскошной шевелюрой белых от седины кудрей — смотрелся как истинный воин, хотя лицо его выражало не столько суровость, сколько мягкое благородство. Казалось удивительным, что кроткий взгляд этих голубых глаз принадлежит известному победителю турниров, получившему громкое прозвище Уильям Сильная Рука.