Рус. Защитник и освободитель Крабов Вадим
В ту ночь на площади фонтанов открылась «яма» откуда выскочили тирский князь и неизвестный дородный маг, оказавшийся отпускным магистром-Хранящим. Не ожидавшие никакой «тропы» стражники (муж княгини — единственный маг владеющий «тропой» находился в городе), открыли рты, но все же подняли луки со Знаками в стрелах. Теперь они не спали и не искали оружие, в ответ на команду командира-мага. Хотя все равно опоздали — обоих прибывших накрыла плотная, но прозрачная «пыльная стена». Пиренгула узнали.
— Отиг, неужели?! — радовался Рус.
— Проникнувшись твоей наглостью, я, хоть и не божественных кровей, но вполне… — непонятно ответил магистр, тщательно скрывая наплывающую на лицо детскую улыбку. Хотел поразить своего же ученика и удалось это сделать!
Во дворце, в цветной столовой собрались князь, Отиг, Гелиния, Рус и прискакавшие буквально статер назад Андрей с Грацией.
— И ты, ученица, — Хранящий обратился к княжне пребывая в отличном расположении духа, — вполне можешь, вполне… — и, наконец-таки, обратил внимание на колебания Силы вокруг Грации, — да нас, склонных к Силе, как вижу, прибыло… как зовут Бога? — сопровождающие забыли их просветить.
— Эледриас! — гордо ответила девушка, — и я — Его жрица в этом городе. Верховная!
А вот это стало новостью даже для Руса. Он последовал примеру Пиренгула, который с самого её появления не сводил глаз с потенциального мага.
— Как?! — чисто по-девичьи ахнула Гелиния. Один Андрей, бывший в курсе, снисходительно улыбнулся.
— Приснился, — Грация делано-скромно пожала плечами, — просыпаюсь, а на полу лежат «Сакральные Списки»…
— Хвала богам, — встрял Андрей, — там нет запрета на супружеские отношения у жрецов…
— Надо строить храм, — твердо заявила новоявленная жрица, обращаясь в пространство между Гелинией и Пиренгулом.
Они переглянулись и дочь гордо выпрямилась:
— Я построю храм, Грация. Описание есть?
— Никаких. Он может быть любым. Главное, чтобы в алтарном зале стояла статуя Эледриаса, такая же, как на фонтанной площади, можно в меньших пропорциях, и имелось все нужное для посвящения. И еще. Гелиния, передай всем подданным, чтобы никогда не упоминали имени прежнего Бога каганов и все забудьте! — сказала, обводя горячим взором каждого присутствующего. Когда дошла до Руса, то тот кашлянул и позволил себе возразить, повернувшись к жене:
— А я думаю, дорогая, что ни к чему лишние слухи и подъем интереса к тому Имени. Его знаем по существу только мы и несколько склонных к Силе, которые уже ничего не смогут произнести. А сколько они наболтали ранее — того не вернешь…
Пиренгул, до этого сдерживающий возмущение, «вспыхнул»:
— Джабул, ишачий сын! Я его с детства знал, он мне клятву давал и так… предать!!! — с трудом подобрал более приличное слово. Стукнул кулаком по столу (блюда на массивной каменной столешнице даже не шелохнулись) и сразу «погас», напоследок обдав коротким пламенем пустое от людей место.
«Ох уж эти Пылающие, да Ревущие!», — иронично подумал Отиг.
За время ходьбы от «точки прибытия» до дворца, стражники, обмирая от страха, познакомили их с Пиренгулом с историей «бунта», валя все на бывшего наместника. Как терпел отец — описать невозможно. Дочь была на краю гибели, а он! Но сдерживался, молчал. Позволил себе «расслабиться» только в обществе «своих».
— Возможно, Чик, ты прав, — важно согласилась с Русом первая жрица, словно не обратив внимания на вспышку князя (причем буквальную!), — не объявляй, Гелиния, но с храмом не затягивай.
— Эй, подруга! — возмутилась княгиня, — подожди, когда люди придут! Отец, ты же по этому поводу?
Пиренгул уже набрал воздуха для торжественного ответа, как его неожиданно перебил Отиг:
— А я помогу тебе… жрица, — еле снял с языка «девочку», — посмотришь, как умеет строить магистр Хранящих! Твой Бог не возражал против укрепления стен чужой Силой? Но я могу и убрать после построения, — этими словами спасая растерявшуюся, задумчиво нахмурившуюся «девчонку».
— Можно убирать, а можно и оставить, — сказал Рус, вроде как безразлично, — Гея — общая богиня мира. Эледриас возражать не станет. Я прав?
— Безусловно! — растерянная Грация, совершенно неопытная жрица, обрадовалась такому повороту, — оставляй, господин магистр. — А поначалу — запаниковала: на элементарный вопрос ответить не может!
— Вот и отлично! — произнес Пиренгул, хлопнув в ладоши, — а теперь слушайте меня. Гелингин, через декаду сюда отправляется караван с переселенцами. Семьи воинов, которые уже здесь и пять — шесть тысяч человек… Рус! Я не смог удержать! — ответил на его неодобрительный взгляд, — кочевья, роды как с ума посходили! Моя власть крепкая, но не безграничная. Это ты, надеюсь, понимаешь? Единственное — поставил условие, чтобы их самые опытные воины оставались в Тире. Каравану хватит той охраны, о которой мы договаривались.
Суровый князь мог позволить себе «откровенность» в «ближнем кругу», куда сходу вписал давно знакомую супружескую чету: «Верховную жрицу» и Андрея. Магистр-Хранящий, присягнувший князю — само собой. Ими ни одно государство «не разбрасывается», а захолустный Тир, где подданных — магистров отродясь не водилось — тем более.
— Темнишь, Пиренгул, — Рус тоже решил поиграть в откровенность, — ты-то, да «не смог удержать»? Ну да ладно, боги рассудят, — остановил он попытку возражения со стороны князя, — тогда придется увеличить число этрусков до трех сотен. И своих воинов пересчитай. Мне кажется трехсот недостаточно для такой толпы, где в основном будут женщины с детьми.
— Сотня шаманов пойдет, — сразу ответил князь, — и пять сотен воинов. Ты не переживай, твоих оставшихся семи сотен этрусков, да моих трех тысяч хватит для охраны прохода через Тир, — с этими словами вытащил из поясного кошеля красиво ограненный черный агат в серебряной оправе, с четко различимой в нем сложной структурой из Силы Эоса.
— Это… — хором воскликнули Гелиния, Рус и Андрей.
— Пронзающие пустили в продажу. Переговорный амулет, — Пиренгул спокойно подтвердил их догадку, — мне его дня три как передали. Бесплатно, для ведения переговоров. А вчера прибыл корабль с полномочными представителями всех царских домов, послезавтра встречаемся в Эолгуле. Будем подписывать соглашение по всем правилам, с совместной клятвой. Да, Рус, отправишь меня в «Закатный ветерок»? Оттуда приеду в город. Не стоит раскрывать еще одного владельца Звездной тропы.
— Вместе пойдем. У меня тоже дела… твоими усилиями, Пиренгул, между прочим, — но Рус не испытывал досаду, а напротив — мысленно уже предвкушал долгожданную встречу с этрусками. «и в Кушинар обязательно заскочу!..».
— Да, зять, давно пора, — строго сказал Пиренгул, — твои жрецы только вчера прискакали, а все уши успели истоптать: когда, да когда «пасынок» изволит пред ними явиться! Будь обязателен, — это он, конечно, лишнее себе позволил, но Рус не обратил внимания на явное превышение «политического веса».
Князь был прожженным государем, даже без учета его принадлежности к Пылающим. Вроде не перед кем «пальцы гнуть», а понты вылезли.
— А ты сам, Пиренгул, почему не овладел «ямой»? — поинтересовался зять. Спросил всерьез, без подколок.
— Недосуг мне… — но, передумав, ответил честно, — благодаря уважаемому Отигу, я сумел найти нужное расслоение. Ну и термин! У нас, у Пылающих, такого нет. Мы говорим «вложенное пространство». Но соглашусь: расслоение реальности — точнее. Только вот твоя «тропа»… Она для Силы Геи создана. Мы с магистром пытались переделать её под Силу Пирения, но не успели.
— Недолго осталось, Рус, — заговорил сам Отиг, — времени не хватило. Логику, — выделил это слово, — я уловил. — Сказал и повернулся к Пиренгулу, — Князь, с обязательной частью закончили? Очень хочется дворец и город осмотреть.
— Еще статер подожди, господин магистр. Мне тоже не терпится, но кое-что прозвучало… кто больше не сможет произнести запрещенное Имя? Рассказывайте все как есть! — о нападении на дом Андрея, никто в Кальварионе не знал.
Гелиния потупилась, Рус непонятно хмыкнул. К рассказу приступил Андрей, по ходу которого не удержался и ступил на актерскую стезю. К нему присоединилась Грация. Рус, сидя, вставлял пояснения. Выходило, как «голос из-за кулис». Мистерия, в которую пришлось включить не только попытку ограбления, но и предысторию — истинные причины «бунта» Джабула, постепенно захватила всех. Андрей здорово выкрутился: вместо откровенного признания о возможности общения во «внутренней вселенной Руса», объяснил свои знания вполне в духе настоящей мистерии — волей Геи, явившейся ему во сне. Даже объяснение придумал, мол, богиня забеспокоилась о своей посвященной, которой благоволила.
— Сынок, одевай доспех! — горячо выкрикнул Пиренгул, во время сцены «засады под лестницей». Отиг посмотрел на сюзерена снисходительно: «Какая простота нравов у кочевников, даже самых просвещенных! Не баловали их представлениями…», — но и он сопереживал героям и искренне порадовался за «счастливый конец», совсем не соответствующий «трагедии», которой по сути являлась эта история.
«Нет, — определил опытный Отиг, — это скорее вольное смешение жанров… балаган. Давненько я не посещал хороших мистерий…».
— Да, Чик, верно ты подсказывал одеть Золотой доспех! — подосадовал Андрей после завершения стихийного «концерта», — я бы того Хранящего! Эх! Неудобно всё, не приноровился, — передразнить сам себя. Сплюнул и взмолился, — О, Великий! Когда ты дашь мне ума!
— Никогда, — отчеканил Рус, — с ним надо родиться…
— Золотой доспех?! — чуть ли не хором воскликнули Отиг с Пиренгулом, — это не… преувеличение? — добавил князь.
— Боле того, дорогой тесть, я думаю… Андрей, ты не одолжишь его князю? На время конечно! Здесь не от кого обороняться…
— Я в ту ночь так же думал… — заволновался в общем-то не жадный Текущий. Но таких трофеев у него просто не было никогда! И вряд ли будут.
— Да ладно тебе, не скупись. Ему с представителями чванливых царств в нем встретиться — совсем другой разговор пойдет! Представляешь, как они рты разинут?
Пиренгул впервые попал в ситуацию, когда о нем говорили в третьем лице, словно игнорируя. Это его бесило, но в то же время и восхищало: «Ай да зятек! Хитер этруск… я бы ни за что не стал просить, а идея великолепная. Сразу поймут, что доспех из пятна и поторопятся «пока всё не растащили». Да что угодно подпишут!..».
— Князь, — Андрей обратился к нему, скрепя сердце. Решающую роль сыграла фраза «рты разинут». Своим богатым воображением воочию представил, — не желаешь облачиться в полный Золотой доспех? Уступлю на время.
— Хм, — многозначительно хмыкнул тирский самодержец, — надо подумать… а что, неплохо выйдет. Только в дар это я от тебя не приму, а исключительно перед сановниками «центральных» земель покрасоваться, — словно это же самое и не предлагал Текущий! Зато вроде как сам решил: великодушно отказался от подарка, но согласился взять на время, — в основном Главные архонты[39] и наследники прибыли — почти первые лица.
Гелиния поддержала идею:
— Да, отец, сам в навоз не упадешь перед этими… — не придумала обидное, но приличное слово, — а наоборот — их всех туда мордами ткнешь!
— Дочь, — поучительно обратился к ней Пиренгул, — они уже в дерьме сидят после моих побед. Но еще один пинок по их самолюбию — не помешает…
При осмотре дворца, Гелиния наотрез отказалась заходить в Тронный зал, хотя старое «вместилище» уничтожили. Что, кстати, делать было совсем необязательно: Рус не обнаружил в ней «остатков демонской сущности», которую непременно разглядел бы своим «зрением», различающим Слова и их части, кои по большому счету и есть сами божественные или около божественные создания. Не увидел и «призывающих», «подчиняющих»… да вовсе никаких узоров в ней не заметил. Только лишь для успокоения жены он разбил статую и сплавил её в шар, который «закинул» в глубокое озеро милях в пятидесяти от Кальвариона, где уже развеивались прахи заговорщиков и пепел от «ожерелья власти». Гелиния полностью успокоилась, но зал так ни разу и не посетила.
Отиг долго изучал роспись Тронного зала и под конец молвил:
— Вот они какими были гноллы и троллы. Других рас я не узнал. А Золотые драконы были их главными врагами, везде они попираются. Странно. По изображениям — точно такие же, какие встречаются в этом пятне, а написаны как могущественные создания, достойные противники… Сейчас не умнее своих же мелких сородичей — Дракончиков.
— Не скажи, Отиг, — не согласился с ним Рус, — они не подлетают к людям. Убить удавалось только, видимо, старых… раз полезли к границе пятна. Или их изгоев каких-нибудь, сумасшедших. — Он еще умолчал о явном несоответствии их полета законам аэродинамики и об отрывочных сведениях, добытых им в случайных «эльфийских сновидениях».
— Да, да, — съязвил магистр, — еще «досумрачные» народные предания описывали нам их мудрость. Детские сказки! Они разбились о «послесумрачную» реальность. Драконы оказались просто большими летающими ящерицами… пока не доказано обратного.
— А каганские рисунки! — возмутилась Грация. Сказания о драконах и героях в свое время она слушала взахлеб.
— А что о них сказал твой Эледриас?
— Да ничего он не говорил! И он не мой, а наш! Мы все здесь находимся под его Силой!.. — на том спор о драконах увял.
Еще магистр долго изучал «купель», позвав Андрея. Обсуждали устройство.
Пиренгул не стал их дожидаться и поехал инспектировать город. Высокое лицо сопровождали: Гелиния — дочь и местная правительница, Рус — её муж и многое другое и Грация — Верховная и единственная жрица Эледриаса. Замыкали сиятельный выезд два воина-мага и два стражника, в кои-то веки напяливших латы: панцирь, наплечники, наручи, поножи и шлем.
Князь остался недоволен. Нет, город его, разумеется, поразил, но дочерино правление…
Стояли короткие южные сумерки, когда они вернулись во дворец. Отец отозвал Гелингин в отдельную комнату и приступил к разносу:
— …окунулась ты, доченька, в навоз по самые уши, — этими словами он закончил описание всеобщего мародерства, разгильдяйства и расхлябанности, — теперь тебе предстоит сделать из него кизяк. Разложить, тщательно высушить и сложить куда нужно. Не красней! Я и с себя вины не снимаю. Джабул — моя ошибка, пусть его дарки жарят вечно! Теперь всё, берись за дело. Править — это тяжелый труд и ты в этом скоро убедишься. Горе тому народу, чей правитель считает иначе. Да и сам он недолго усидит у власти, если относится к ней, как к забаве…
— Уже убедилась, отец, — кусая от стыда губы, ответила дочь, — как Рус пришел, так я взялась за управление… по ночам выла. Старалась его не разбудить. Он, знаешь, мечется в кошмарах и проснуться не может. Раньше хоть вставал и записывал, а теперь — не помнит.
— Дочь. Мне подробности твоих постельных отношений с мужем знать без надобности. Кошмары или нет, но узоры он знает так, будто сам их создавал, нечего на это плакаться. Помолчи! — повысил голос на попытку возражения, — мужа, конечно, слушай, он дурного не посоветует, но и всецело на него не рассчитывай. Забыла, кто он? На нем еще Кушинар и целая Этрусия. Что бы он ни говорил, как бы ни прятался за мнимое отречение, но он их никогда не бросит — он ответственный. И не вздумай его ревновать за это! Пасынок Бога по-другому не может.
— Я и не ревную, — вставила-таки дочь.
— Вот и правильно. Но вернемся к Кальвариону. Какая у тебя основная проблема? — и стал ждать ответа.
Гелиния думала недолго:
— Дисциплины нет, меня не уважают.
— Не права ты. Уважают тебя и любят. Как они бросились тебя спасать? А как вылетели из дома, едва ты ножкой топнула? Не в этом проблема. Главная опасность в продовольствии. Не удивляйся. Порушился весь уклад жизни. Деньги — обесценились, еды — навалом, богатства — вдоволь… да что говорить, если последний неумеха-воин, а таких здесь нет — специально отбирал… — досадно поморщившись, с сожалением покачал головой. Мол, во что они превратились!
— Последний бедняк ходит в одеждах, которой цены нет! А какие украшения носит? О чем у него забота? Где бы хапнуть еще. О хлебе, о кормлении семьи, а я отправлял десять жен с детьми, у него и мыслей нет! О жаловании тебе хоть раз намекали? Я же более полугода ни медяка им не платил. Даже об этом забыли!
— А что делать, отец! — Гелиния в волнении вскочила, — отбирать у всех?! Не отдадут. Взбунтуются еще…
— Разумеется! Тебя не тронут — клятва не позволит, но бардак усилится. Такой балаган даже Андрею не приснится, — позволил себе усмехнуться, вспомнив «представление», — значит так. Первое — объявляешь весь город со всеми зданиями и башнями собственностью княжества Кальварион с тобою… подожди. Сначала венчайся на княжество. Да не вздрагивай, по-настоящему. Грация тебя венчает. После — объявляй. Те дома, где уже живут люди, даришь им. А сколько всего домов?
— Двадцать шесть тысяч, — сглотнув от странного волнения, ответила Гелиния. — Это Русу приснилось… — пояснила наличие относительно точных данных.
— Пятьсот занято, не беда. Во всех у них есть склады с продовольствием?
— Жить занимали только такие. А так не во всех, заранее не угадаешь.
— Остальные дома, которые вскрытые, запечатываешь. Отиг с тобой остается, поможет. Многие понимают, что такое порядок, надоел им бардак — послушают. Тем более добра достаточно намародерствовали, а сбывать некуда. Так что, пока — не пикнут. Дальше. В городе останется тысячи три народа. После объясню, куда остальные. Они семьями, поэтому отсчитай еще тысячу домов, это с запасом даже будет, и строй стену, отделяй район с людьми от остального города. Сможешь! Отигу это просто… надеюсь. Да, из тех жилищ, которые под заселение — вывези всё продовольствие, объяви его осадным запасом и за стену. Организуй тюрьму. Андрей с тем же Отигом сделают антимагические браслеты, а в качестве основного наказания — изгнание.
— Как?!
— Отиг под любым создаст «яму» — провалится хоть к Тартару! Пару таких наказаний и дисциплина сама собой восстановится. Сама учи «яму» — это просто. Грация пускай активно посвящает тех, кто не посвящен никому. Её поддержка очень важна… — долго беседовали отец и дочь, почти до утра.
Проводив отца и мужа, княжна огорошила магистра заявлением:
— Ты знал про Альвадис?
— Впервые слышу, — ответил Отиг, зевая. Они с Русом плодотворно поговорили всю ночь, но он все равно ходил его провожать. Нес Золотой доспех, одновременно его изучая, — Рус посоветовал искать переселенцам работу. В долине полно диких борков и коз, пусть займутся одомашниванием. Занятие привычное. А каганское продовольствие необходимо изъять в пользу «венца». Тем более надоело оно всем, хочется свежего…
— Отец то же самое говорил… — удивилась девушка, — он многое разъяснял… а та долина находится на севере, через удобный перевал от нашей. Там рудные пещеры. Каганит, железо и много чего еще. Отец забрал её себе и половина переселенцев поедет туда… только об этом нашим воякам знать не обязательно.
— Вот это хитер Пиренгул! — восхитился Хранящий, — в городе рано или поздно всё кончится, а там… молодец! Вот и первый повод для изъятия есть — на прокорм соплеменникам. Так-то вот. Ну что, девочка, пора начинать работать, — сказал, обнимая её за плечи. Прямо дедушка с внучкой! — как рабы, которых здесь нет. Запрещены законом. Что за блажь?
Гелиния официально венчалась на княжение. Пока на фонтанной площади. Венец, сплетенный из веток плодового дерева «Кислянка», взлетел под монотонным речитативом Грации и водрузился на голову княгини. Народ ахнул. Тут же, на волне восхищения, хором присягнул. Кстати, язык «молитвы на венчание» никто не понял.
Бунта не произошло. Многим, причем не только склонным к Силе, надоело «вечное» безделье. Но не обошлось без попыток саботажа, которые лихо прервал Отиг, прилюдно «зашвырнув» пару смутьянов (один из которых был магом)… пока просто за стену города (Рус обогатил магистра координатами).
Большинство свободных от смен воинов занялись давно забытой работой — ловлей и выпасом диких борков, коз и овцебыков — не путать с Земными полярными животными! Просто овцы и бараны раза в три крупнее геянских аналогов. Как все, оказывается, соскучились по молоку, кумысу, творогу, маслу и сыру! Раздавали бесплатно (пока всё принадлежало княжеству, распродажа в собственность намечалась с прибытием переселенцев) — выстраивалась очередь. Загоны для животных устроили недалеко от городской стены. Катастрофически не хватало женщин. Теперь не только для постельного дела, но и для хозяйственных нужд.
Отиг отказался от помощи и построил храм Эледриаса в одиночку. Ну, почти. Полдекады «перетаскивал» огромные скальные блоки, вырезанные из ближайшей к городу горы. Их несла земля, создавая впечатление, будто камни ползут сами. Пять воинов и один маг-Хранящий сопровождали куски скал и самого магистра, находящегося в полутрансе. Охрана скоро заскучала, а вот маг никак не мог налюбоваться. Заодно и тщательно запоминал структуры. Куда до такой транспортировки тем же Пронзающим! Они только левитацией могут и давно бы в откатах посгорали!
Каждый уважающий себя Хранящий — в душе архитектор. Отиг себя уважал. Измарал десятки листов бумаги… это было еще одно «сокровище» каганов. Белоснежные тонкие листы размером локоть на локоть. Цветные мелки, не марающие рук и стирающиеся только специальной «резинкой» — камешком с простеньким узором внутри, да деревянные перья, долго хранящие на себе чернила. Ну, этим не удивить — в просвещенных царствах давно такие использовали. Разве что вместо дерева — гусиные перья.
Итог творческих терзаний показал Грации и она восторженно чмокнула магистра в щеку. Цилиндрическое здание венчала плоская крыша с парапетом — горным массивом, окружающим долину, из центра которой величественно взирал на свой город Эледриас. Эта статуя не полностью соответствовала «фонтанному» оригиналу. Чай, не алтарь — можно. Хитрым поворотом головы, раскосостью глаз, движением рук и поворотом спины — всем обликом создавалось впечатление, что он видит все вокруг — не скроешься. Не отказался Отиг и от классической колоннады, которую разместил внутри храма вокруг алтаря с «каноническим» изваянием Эледриаса. Заодно и подпорка будет, если придется полностью убрать структуры. Не развалится.
Строил магистр целую декаду. Вообще-то стены, колонны, крыша «обтесались» и «встали» за пару дней, а вот с отделкой и статуями пришлось повозиться. В это же время Андрей проводил внутри натуральный водопровод, готовя умывальни и «купель». Ему активно помогал мастер-Хранящий Коскул. Тот самый, кто по своей инициативе пристроился к Отигу. А еще к нему присоединилась Грация и активно помогала, точнее, мешала своими взаимоисключающими требованиями.
— Тебя размеры устраивают? — устало отбивался от неё Отиг, — неужели пятьдесят локтей в высоту — мало? Да, пониже дворца получился, но иначе нельзя, посмотри расчеты! А не понимаешь — не лезь! Да с изваянием на крыше выше станет, успокойся ты! Смотри чертеж, в конце концов! Он устраивает, а результат нет?! Да иди ты к даркам! Что?! Не посмотрю, что Верховная жрица, так отшлепаю!.. Смотри, с разноцветными стенами и колоннами, да чтобы сиял не хуже каганских домов можно сделать только с постоянной подпиткой от Силы Геи. Решилась? Точно? Потом не убрать… хвала богам! Ох и противная ты девчонка! Но-но! Я постарше тебя буду, не забывайся!.. Тоже мне, Верховная нашлась!
И вот, храм засиял. Пятьдесят шагов в диаметре, пять ярусов, окружающие центральный, он же алтарный зал, который был очерчен ребристыми колоннами, стремящимися к голубой крыше, словно к самому небу. Каменное изваяние Эледриаса гордо возвышалось на круглом постаменте, доставая макушкой уровень третьего яруса. Стены и барельефы по каганским мотивам играли всеми красками с преобладанием светло-зеленого тона.
И снаружи храм поражал не меньше. В основном за счет искусной скульптуры Эледриаса на крыше. Его пристальный взор, казалось, видел каждого насквозь, заглядывал в душу. А по игре света, честно говоря, уступал… вернее вносил дисгармонию в чисто каганское окружение. Пришел человек — этим все сказано.
В первый же день, в день открытия, приняли посвящение сто воинов и три женщины, чьи-то жены. То есть все, ранее никому не посвященные. Их никто не заставлял… ну, почти. Один намек Гелинии можно не считать. Явились, встали в очередь. Грация с непривычки провозилась до второй ночной четверти. Народ терпел, не расходился. Выйдя из центрального входа на круговую паперть, Верховная жрица произнесла-пропела общую молитву, под конец перейдя с гелинского на неизвестный и невообразимо древний язык. Души всех присутствующих словно приподняло ввысь, к самому небу…
Позже некоторые утверждали, что ноги действительно отрывались от камней брусчатки. Врут, наверное. Или показалось. Но по домам все разошлись с чувством огромного удовлетворения.
Уставшая Грация спала, а Отиг с Андреем засиделись за кувшином, да не одним, хорошего вина. Ни за что не угадаешь, что оно плодово-ягодное, а не виноградное.
— М-да, моя «купель» в храме похуже вышла, надо честно признать, — нехотя заявил Андрей, вернувшись из этого места, — да и маловато одной там будет. Скоро жрецы потянутся.
— В первый раз делал, друг Текущий, — подбодрил его Отиг, — сильно не переживай. Я вот не первый храм возвожу, потому так быстро и красиво сделал, — не побоялся похвалить себя.
— А ты и ваятелем оказался! Не ожидал, — похвалил его подвыпивший «друг».
— А то! Посещают меня музы. Нам, Хранящим, без них ничего путного не создать, — вроде как по секрету сообщил магистр, — взять, хотя бы Руса. Он… подожди… а с чего ты взял, что жрецы непременно потянутся! Сегодня сотня посвятилась и ни один не загорелся желанием… А! Ну да, ночь еще впереди, — вино делало свое черное дело и в привычном к возлияниям теле пожилого Хранящего. Мысли теряли четкость, повторялись.
— Не-е, не то говоришь, — отмахнул Андрей, — приснится бог кому-нибудь из новопосвященных — не приснится, одному Эл-ледриасу ведомо. Рабов я жду. Удивляюсь, почему их до сих пор нет. Вот среди них обязательно найдутся сотни истово верующих…
— Так рабство запр… а, ты о беглых. Хм, а как они сюда попадут?
— Понятия не имею, — пожал плечами Андрей, — но раз Чик сказал запретить рабство в пятне, имя бога означает «Защитник и Освободитель», то непременно явятся!
— Да он-то, пасынок Френома — совсем другого бога, откуда знает?
— Понятия не имею! — повторился пьяненький Текущий, — он много чего знает. Порой такое… Я уже не задаю себе этот вопрос. А вот Грация, — Андрей оживился, — откуда он молитвы на сакральном языке узнала? Приснилось. Вот и Чику снится. Гелиния рассказывает, какие у него по ночам кошмары. А утром встает — узор разгадан.
— Подожди… — основательный Хранящий хотел разобраться, — узоры — вотчина Эледриаса, а он — пасынок Френома и отмеченный Геей… не сходится. А что за прозвище такое — Чик? Простенькое… А! Это от Руса Четвертого сокращение…
— А вот и нет! — Андрей порадовался ошибке самого магистра, — это у него еще с рабства. Ну, когда он лоосским рабом был. Теперь понял, почему он велел рабство в пятне запретить?
Вообще-то, каким бы он пьяным ни был, Текущий умел держать язык на привязи. Но общительный магистр, в отличие от остальных своих «коллег» по рангу, был совершенно лишен высокомерия. За эти дни они так сдружились, что Андрей невольно ввел Хранящего, учителя Руса и Гелинии, в «ближний круг». Тем более сам бывший лоосский раб не запрещал рассказывать о своем прошлом — и так было ясно, что лишним этого знать не следовало. Выпивший Андрей легко посчитал нового друга «не лишним».
— Кем-кем? — и Отиг пьяно засмеялся, — тебе точно на подмостках выступать! Шутник…
— Я серьезно, магистр, — обиделся Андрей, — и в выступлениях в балагане ничего зазорного не вижу…
— Да не обижайся ты! Ты хороший актер. В Альдинопольских мистериях тебе цены бы не было. Но сейчас-то зачем? Лоосское рабство! Скажешь тоже. Хорошо, что эти шлюхи сгинули, но рабов они делать умели. Это, понимаешь, было полное изъятие воли. Хоть ты сын божий! Если сумели сделать рабом, то не выкарабкаться. Нечем цепляться за освобождение, просто нечем…
— А Чик выбрался! Ему лооски на один зубок были! — гордо ответил Андрей, давно плюнувший на вдолбленные в орденской школе истины. — У Грации спроси. Она его еще с рабской печатью встретила. Рассказывала, что говорил он тогда с жутким акцентом. У Леона спроси. У меня можешь еще раз поинтересоваться…
— Подожди. — Отиг решительным жестом остановил словоизлияние и уставился на Андрея в упор, ловя его взгляд, — ты это серьезно? — спросил тихо и ласково, как разговаривают с душевнобольными.
— Абсолютно, — твердо ответил Текущий и ни на миг не отвел взора.
Отпускной магистр ордена Хранящих поверил. Что началось у него внутри — трудно описать. Ломался целый мир. Трещало его личное мироздание: тщательно выстроенное с самой юности, проверенное долгими годами общения с божественной Силой, укрепленное, наконец, житейским опытом — летело к Тартару.
Отиг молча поднялся, прошел в выделенную ему спальню и рухнул на кровать.
Но магистр не достиг бы этого ранга, если бы не умел справляться с собой. Промучившись ночь, он стал обладателем новой и, как принято у Хранящих, основательной теории. Точнее уточнил старую версию «теории о Русе», переосмыслив и вписав в неё новые факты.
«Беглого этруска заприметил Френом — Рус отличался волей. С целью испытания, (с него станется!) любопытный Бог отправил своего будущего пасынка к лооскам. Порабощение свершилось. Только воля Руса оказалась настолько сильна, что ушла не к Лоос (это была наиболее популярная гипотеза лоосского порабощения в ордене Хранящих), а нашла Эледриаса — «Защитника и Освободителя». Тем более их Силы смыкались на альганских пятнах. Эледриас помог ему освободиться. Возможно, что сделал бы своим «пасынком», но Френом оказался ближе и «роднее» — успел первым. Величайшая его отметила после. К сожаленью, придется констатировать, что всем богам нужна человеческая душа с сильной волей и Гея — не исключение. Прости, Величайшая, за кощунство, но я готов ответить».
«Тогда и «Ссора Богов» выглядит по-иному! Без Эледриаса не обошлось. Отсюда и наказание Лоос и… Эребуса тоже куда-нибудь уложу! Зато я понял главный итог «Ссоры» — из пятен убраны каганы и альганы, освободив место Эледриасу и… исчезло рабство! На это я раньше внимание не обращал… За метками проследить невозможно — «общий астрал» закрыт. «Ошейники» перестали работать и освободились лоосские рабы. Более того, им вернулась Воля.
И конечно они побежали в пятна! Среди них легенды ходили… Вот и Эребус сюда вписывается: его… убрали, чтобы невозможно было преследовать рабов по Звездным тропам! И всё крутится вокруг Руса… Да кто он такой на самом деле?», — мысль о Русе — самостоятельном Боге не возникла ни разу. До такого Отиг еще не дошел.
— Княгиня! — закричал гонец с Западной заставы, — перед воротами толпа оборванцев, многие вооружены! Требуют их пропустить, потому что они беглые рабы. Их, якобы, Эледриас позвал. А позади них много Бегунков. Не нападают, а вроде как караулят…
«Как не вовремя! — досада мелькнула и пропала, — все одно к одному. Рус давно предупреждал о рабах и Грация говорила… Дарки! На днях и караван должен подойти… Все у меня наперекосяк…», — а вслух Гелиния велела звать Верховную жрицу.
— Придется ехать встречать новых подданных, — пробормотала себе под нос, спускаясь в конюшню, — ну, отец! Удружил с Кальварионом. Власть — это точно работа, а не удовольствие… и еще проблемы прибавились. Нет, я просто неумеха. Чиновников надо назначать… — последнее прошептала, ласково потрепав Воронка. Умный жеребец понимал, что эта человечка — самка хозяина. Подпустил и позволил себя погладить, всем видом показывая, что нисколько не скучает по Русу. Гордость не позволяла.
Вскоре княгиня и жрица, в сопровождении пятерки воинов, скакали к Западной заставе. Гелиния ехала на другом единороге. Оседлать Воронка и в голову не приходило — бесполезно.
Глава 22
Рус с Пиренгулом «выпрыгнули» на привычную поляну в гоштовом саду.
— Заметил, Пиренгул, как ни бодрись, не меняй токи, а все равно полноценного сна это не заменит. Тело — не обманешь. И чувствуешь себя хорошо и голова светлая, а чего-то не хватает, — балаболил Рус, пока они с князем подходили к дому. Тот молчал, но соглашался со сказанным, — сейчас поедим. Соскучился уже по настоящей еде! О, Серенгул бежит… быстро его Целители подлатали.
Стояло ранее утро. Солнце оторвалось от земли едва ли на диск, а ночной прохлады, как и ни бывало. Сухая мелкая пыль, привычная и незаметная для местных, четко различалась двумя пришельцами из пятна, в который раз заставляя удивиться различию погоды. В Кальварионе она была несравнимо «мягче», будто город находился не в горах, а на берегу моря. Словом — рай для переселенцев. Чертоги Богов и Долина Предков вместе взятые.
Асмальгин шумно суетилась, стараясь накормить самого князя лучше, чем в его дворце, гоняла служанок, как борков на пахоте и при этом вела себя в лучших тирских традициях — незаметно для гостя, мастерски сочетая эти несовместимые крайности.
— Вот ты, Пиренгул, утверждаешь, что нашел расслоение со свойствами Звездной Тьмы, — Рус продолжил болтовню во время неспешного движения в Эолгул. Позади и впереди ненавязчиво маячили десятки охраны. Они поджидали государя у ворот «Закатного ветерка».
— Нашел, Рус, — коротко ответил князь. Он, мысленно выстраивая завтрашнюю встречу с представителями «центральных» земель, не был расположен к пустым разговорам.
— Да что ты такой напряженный, папа? Расслабься. Готов поспорить, что ты все уже выстроил, а сейчас просто повторяешь, вертишь в голове одно и то же! Ох, уж эти Пылающие — не горят, так тлеют! — и зацепил-таки тестя!
Чего скрывать — Рус сам отвлекался этим бессмысленным словестным потоком. Планировал сразу после встречи с жрецами идти в Кагантополь. Вроде то же Тир, а будто в Этрусию собрался.
— А вы, Хранящие — не стоите, так катитесь! Замолчал бы ты, сынок. Не раздражай меня.
— Хм. Я-то замолчу, а твой мешок, — кивнул на завернутый в каганскую ткань Золотой доспех, тщательно притуленный к седлу, — так и будет болтаться, отбивать бедному животному бока. Не желаешь спрятать его в «пространственный карман», то бишь в расслоение?
— Ты бы лучше сам поразмыслил кого из своих этрусков посылать будешь, а кого оставишь! Примут ли они командование Мамлюка? А ты все о фокусах своих мне толкуешь! Если уж заговорил о расслоениях, так хотя бы о «тропе»! — Пиренгул позволил себе «вспыхнуть». Не буквально, без «огонька».
— Вчера подумал. Примут, не переживай, — спокойно ответил Рус, — Мамлюк — всяко лучше Танагула, но и ему бы подчинились. Они дисциплину разумеют, — «до первой грубой ошибки твоего сына, — добавил мысленно, — а после уже они командовать станут». — А «тропу» ты сам освоишь, я верен. Набросок структуры готов, мне Отиг сказал, так что дело в твоем усердии. А вот «карман»! — Рус повысил голос, не давая себя перебить, — о нем я магистру не говорил, а самостоятельно ни за что не догадаешься!
— Ты считаешь меня глупее себя?!
— Нет. Просто я тоже не сам догадался. Подсказали, — это слово выделил с намеком на Самого. Правда, непонятно на кого именно, — там слишком просто. Эта легкость и мешает сообразить.
— Вот даже как? — Пиренгул, наконец, заинтересовался, — и в чем простота?
— Находишь расслоение с обычными свойствами. Это чтобы не жарко и не холодно. Обычно. Ставишь в нем метку. Любой значок из Силы. Я, например, пишу название вещи. Потом берешь вещь и пишешь на ней ту же самую метку. Готово. Надпись Силой пропитывать не надо, достаточно самой надписи. Она же из нити Силы состоит. Мысленно представляешь метку в том расслоении, это в самом легком трансе надо делать, желаешь эту вещь спрятать и всё — она в «кармане». Представляешь метку на руке, хочешь, чтобы вещичка «вылезла» и она возникает там, где представил. Сила не тратится. Проверишь — убедишься.
— Интересно… — сказал Пиренгул через некоторое время. Русу показалось, что он ищет подходящее расслоение.
«Тесть у меня, оказывается, воин-маг, — подумал он, — а ведь никому об этом не говорит и никто не видел его с мечом в руке. Но так легко в «личном астрале» сидеть и беседовать как ни в чем не бывало — только они могут…», — кстати, себя Рус тоже относил к воинам-магам.
— Действительно очень просто, догадаться практически невозможно… особенно если орденскую школу прошел…
— Точно! Особенно нам, школярам… я вот сейчас подумал. На рынках, в балаганах часто выступают факиры… — это слово почему-то кольнуло его в сердце, но он не обратил на это внимания, — конечно, в основном у них ловкость рук, но кто знает… бывают у них и склонные к Силе… в основном слабенькие… А вдруг, Пиренгул, они знают о «карманах» и хранят этот секрет. Передают из поколение в поколение, как главную семейную тайну… — закончил самым заговорщическим шепотом.
— Ты у Андрея страстью к балаганам заразился, что ли? — недовольно ответил князь, — Но возможно ты и прав… Слишком просто получается… надо внимательней отнестись к бродячим актерам, проверить на контрабанду. Это же так удобно!
— Не трогай артистов, Пиренгул! — шутливо-патетически воскликнул Рус, — особенно факиров! Им больше всех достается… — конец фразы скомкался и перед внутренним взором вдруг возник камень.
Обычный небольшой булыжник. Он легко мялся в руках факира: «Моих?!», — удивился Рус, четко ощущая в пальцах податливый камень. Вдруг, с возгласом «О-оп!» камень «перетек» в живую напуганную лягушку. Послышался счастливый детский смех и чей-то веселый и не менее счастливый голос произнес: «Так может каждый! Надо только поверить!», — и Рус готов был поклясться, что этот голос — его!!!
Видение разрушил Пиренгул. Он тряс зятя и кричал чуть ли не в ухо:
— Эй! Рус! Рус! Очнись! Да что с тобой!..
— Все… я в порядке, — отстранился «пасынок Бога», а в голове все еще продолжал звенеть голос, удаляющийся, словно горное эхо: «Надо только поверить… надо только… поверить… верить… верить…», — звук медленно затухал и только через долгий статер пропал окончательно.
«Не в первый раз эта фраза… — подумал, все еще пребывая в легкой прострации и мучительно пытаясь вспомнить что-то важное… — да пошла она! Сколько можно!», — наконец, полностью очнулся и выкинул её из головы. Но связь между «факиром» и этой фразой, иногда всплывающей в сознании, отметил.
— А что было-то?! — князь серьезно испугался за здоровье зятя, — ты замер и побледнел. Оставьте нас! — скомандовал сгрудившейся вокруг них охране.
— Все, все в порядке, Пиренгул, — Рус поспешил его успокоить, — всплыло одно видение… Сам послал, — добавил, чтобы избавиться от вопросов, — поехали, чего встали. Хорошо всё у Гелинии, — сказал, когда тронулись, — скоро у неё будет много подданных. Рабы подойдут, несколько тысяч. Да, Эледриас мне тоже иногда видения посылает…
— А… — хотел было поинтересоваться князь, но в ответ на жесткий взгляд «пасынка френома» осекся. До дворца доехали молча.
Со жрецами Рус закончил быстро. Им лично Пиренгул пообещал выделить пустующий эолгульский храм Эребуса под переустройство на культ Френома. Уверил, что выделит столько работников, сколько потребуется. «Пасынку» их бога осталось только посоветовать:
— Приглядывайтесь к шаманам, братья. Они все непосвященные и некоторые могут принять посвящение Френому. По крайней мере, Он со своими Духами им ближе, чем другие боги без оных. Ну и вообще, делайте добрые дела и люди к вам потянутся.
— Да! — обернулся уже практически в дверях их дворцового покоя.
Два жреца согласились жить исключительно вместе. Поразил их дворец своей броской красотой и сложным внутренним устройством. Не то, что заробели оставаться по одному — все-таки этруски, о страхе и речи не могло быть, а как-то… неуютно.
— В Тире, к сожаленью, еще остались рабы. Князь не может своим указом в одночасье отменить рабство. Традиция, бунт и все такое. Но я попрошу, чтобы территорию нашего храма он объявил «без выдачи». Так он поступил с пятном. Так что вам, братья, надо жить при храме уже с завтрашнего дня, с начала перестройки.
— Мы так и хотели, брат Рус, — ответил пожилой и старший по должности жрец, — но князь уговорил. Сказал, ты все равно с ним сюда явишься.
— Хм. Он угадал. Явился, помолились, обсудили и хватит, братья. Нам дворцов заманчивые своды не заменят никогда свободы![40] Я загляну к князю и иду в Кагантополь. А вы отправляйтесь в бывший храм Эребуса.
Рус вышел не в самом городке, а недалеко от его главных врат, в степи. И сразу, как незабвенный Остап Бендер, «попал под лошадь». В геянских условиях стоит уточнить: под борков. Они тащили крытую тентом повозку — фургон. Или кибитку — не поймешь. В видах кочевых телег не разберешься.
«Вот черт, в городе не хотел выпрыгивать из-за столпотворения и здесь попал под раздачу! — подосадовал он и пораженно оглядел степь, — ёшкин кот! Да тут орда собралась!».
Меж тем с облучков соскочил хозяин и набросился с руганью:
— Ты куда лезешь, отрыжка Предков! Зашибить мог ненароком… — его пар стравливался по мере разглядывания незнакомца, который стоял, скрестив на груди руки, и задумчиво смотрел на огромное кочевье. Застывшие перед ним борки, мало-помалу пятились назад, невольно двигая и фургон. — Да ты кто такой! — все же смог выдавить пожилой тиренец, больше всего пораженный поведением его смелых и наглых быков.
Перед ним стоял тридцатилетний воин, одетый в тирскую походную одежду, которую покрывала добротная этрусская кольчуга без нагрудных пластин. На голове удобно сидел червленый железный шлем с откинутыми щеками и переносьем. Шею и подбородок закрывала кольчужная бармица. Из-под небольшого козырька на хозяина повозки глядели серые этрусские глаза. И вообще, лицом незнакомец сильно походил на типичного этруска. Но вот рост… он пол локтя не дотягивал до самого низкого из их воинов. И оружие, парными мечи, больше подходили редким «любителям» из просвещенных стран, чем варварам-этрускам…
— Этрусский князь Рус Четвертый из рода Нодаш, — ответил неизвестный на чистом тирском языке, чем еще больше запутал кочевника, — а ты кто будешь, уважаемый?
— Балтагул я… из рода Турнидов… — растерянно ответил пожилой.
— В поход, вижу, собираешься. Всей семьей?
— Нет, старший сын остается… я уже из возраста вышел, а то бы сам… князь самых умелых воинов оставляет… — тут до него дошло: а чего это он отчитывается? — а почему, уважаемый, я тебе отвечать должен? — его голос окреп, осанка выпрямилась.
— Не должен. Захотел — ответил, нет — не отвечал бы. Ну ладно, я пошел. Да не забудут тебя Предки! — с этими словами повернулся и зашагал в сторону недалеких городских стен.
— И тебя! — по привычке выкрикнул Болтагул и подумал: «Вот гули[41] проклятые, это же этруск! Они Предков не чтят, Френом у них… а откуда он взялся?..».
Руса встретили восторженно. Даже более чем. Позабыв о дисциплине, из казарм, устроенных в бывших орденских общежитиях, из походных шатров, поставленных на центральной площади, выбегали все новые и новые этруски. «Пасынок» давно лежал на руках рослых воинов и плыл над их головами, приближаясь к самому большому шатру — штабу корпуса.
Гвалт стоял неимоверный. Лейтмотив общего радостного гомона можно было бы описать одной фразой: «Френом нас не забыл — его сын явился!», — в контексте потери терпения. Устали деятельные воины ждать. Приплыли «на край света», а зачем? Воевать-то не с кем.
Рус чувствовал настроение богатырей, поэтому на пороге шатра командующего обернулся и двинул речь:
— Доблестные этруски! — шум над толпой притих, — я ценю ваше терпение. Вы прибыли по моему зову, прибыли сражаться, а оказалось — опоздали. Понимаю вашу досаду. Но скоро часть из вас отправится в пятно, а там есть, как проявить свою доблесть! Часть останется здесь для охраны Тира — княжества моей жены. Варвары из кичливых «просвещенных» земель пойдут по дороге от Далора до пятна всего и тридцати милях от этого городка. От них можно ожидать всё, что угодно. Кто служил в тех странах, тот знает их коварство. Будьте бдительны! Не посрамите Этрусию! А тем, кто будет отдыхать после дежурства, — продолжил, добавив в голос заговорщическую откровенность, — ничто не помешает заглянуть в пятно… вы поняли меня? — И сразу перешел на серьезный тон. — Только я не потерплю ваших пустых потерь и тем более не потерплю справедливых жалоб на вас от воинов из других стран. Понятно?! И запомните: тиренцы — наши союзники. Ясно?! Не слышу? — и только через долгие полстатера, после нарастающего гула, в котором угадывались споры воинов друг с другом, раздался четкий ответ, прозвучавший слитно, как по команде:
— Ясно!!! Да здравствует Рус — сын Френома! Р-р-а-а!.. — под этот шум Рус зашел в штабной шатер, где его с нетерпением ждали. А с улицы доносились команды полусотников-десятников:
— Разойтись, аргостовы дети!.. Вторая полусотня… — дальнейшее уже не слушал, а обнимался с Леоном.
Если бы «пасынок Френома» присутствовал на давнем совещании Пиренгула с сыновьями, то удивился бы схожести собственной импровизации с коварными замыслами недалекого Танагула. Правда, тот предлагал действовать открыто, а «Четвертичный царь» исподтишка.
— Князь Листвян, — представился ему командующий — воин неопределенного возраста с обветренным и словно вырубленным из камня лицом, которое украшали множество шрамов.
Вслед за ним назвали себя командиры полков, начальники штабов, сотники и четверо жрецов. Последним подошел Домлар:
— А я простой десятник, Рус, но мне позволили, как твоему бывшему телохранителю, — сказал чуточку скромно и чуточку задумчиво. Впрочем, так он говорил всегда.
— Домлар! — воскликнул бывший принц и обнял старого знакомого. Он не отстранился, но и особого восторга не проявил. Рус и не ожидал. Успел выучить философский характер образованного князя — выпускника Академии. Он всегда был себе на уме.
— Первым делом, князь, — Листвян обратился к «Четвертичному царю», после представления всех присутствующих, — объясни мне о твоей речи. Она что означает?
— Ровно то, что я сказал. В свободное от дежурств время, когда воинам становится скучно, а пятно рядом… Я не разрешил трогать чужие войска, но и не запретил. Договор заканчивается на границе пятна. Ты лучше меня знаешь характер воинов, они любят драться…
— Значит действовать скрытно, мелкими группами и не оставлять свидетелей, — спокойно подытожил Листвян. Ни один мускул на его лице не дрогнул.
— Не трогать мирных переселенцев, — добавил Рус, — и не забывать жреца для быстрой связи. Нет, князь, всё это ни в коем случае не приказ! Это так, абстрактные рассуждения о сохранении дисциплины… в специфическом войске.
— Я понял, князь, — Листвян кивнул, как мечом рубанул, — приглашаю за стол, — коротко показал рукой на изобилие еды и питья.
— А эти рассуждения, брат, — подал голос Старший жрец корпуса, — слышали все, кому не лень. Их не скрыть.
— Во-первых, здесь никто не понимает по-этрусски; во-вторых… Листвян! Немедленно объяви всем воинам мою речь секретной! Разболтают еще… — и неодобрительно посмотрел на Леона.
Это ему он обязан бурной встречей. Сказал всего два слова: «Скоро буду, примерно через четверть», а он не сдержался и поделился с остальными. Друг виновато пожал плечами. Мол, кто бы знал!
А тем временем командующий незаметным жестом подозвал адъютанта, выросшему как из-под земли, и шепнул ему пару слов.
Кстати, после известного разговора с Отигом, Рус при первой же встрече с Фридлантом не постеснялся и спросил у него о методах связи среди Призывающих. Тот ответил:
— Раньше как все использовали «общий астрал», а теперь остались «Вестники». Это особые Духи, их культивируют только жрецы. Не хотят они жить у воинов и воины не любят с ними возиться. Слишком капризные. Тебе отец разве…
— Воин должен… — намекнул на нежелание Френома помогать и объяснять.