Смерть – плохая примета Обухова Оксана

– А никаких видов на состояние той семьи не имеешь?

– Что-то я не понял, Рома, – искренне задумался Шеф. – Ты к чему ведешь?

– А вот к чему. – Роман расцепил пальцы и выпрямился: – Вон у нее, у Марьи, неприятности. Кто-то подбросил ей «горячий» ствол и наркоту. Теперь она в бегах.

Тихон положил ладонь на подлокотник кресла, побарабанил пальцами по мягкой обшивке:

– Что-то я не догоняю, Рома. При чем здесь я? Куда ты клонишь? – Нахмурился, поглядывая на притихшую Марью.

– А туда, Тихон Валерьевич, где ты свой интерес имеешь, – жестко выговорил тренер и немного сбавил тон: – Или – не имеешь. Но прежде чем Машины дела разгребать, пока не сунулся в воду, не зная броду, решил к тебе наведаться… Ответь – тут есть твой интерес, Тихон? Ствол и наркоту не твои ли ребята подкинули?

Пожалуй, Роман Владимирович начал слишком уж в лоб. Шефилов собрал на лбу морщины, упрятал глаза в щелки и перестал напоминать радушного хозяина.

– Я что-то не въезжаю, Рома… Ты что приехал – мне предъяву делать? – проговорил с закипающей угрозой в голосе.

– Нет, Тихон, я в этом деле сторона. Если ты что замутил – не мое дело. По-простому прошу – оставь Машу в покое, если это твои заморочки…

Шефилов, немного успокоившись, разглядывал Марию.

Та не знала, куда деться. Если мужчины так ведут серьезные разговоры, то ей и в самом деле лучше было остаться в машине.

«Нет чтоб спокойненько чайку попить, о прошлых днях повспоминать, похихикать, в конце концов! Нет – сразу быка за рога и в стойло. Ну кто ж так делает?!»

– Так, значит, ты у нас девушка в бегах? – с тяжеловесной ухмылкой произнес Шефилов. – Занятно.

Мария сглотнула.

– И много тебе корячится?

– Тихон, – вступился Савельев, – на стволе дубарь висит. Ее сосед.

– Ух ты! – снова начал ерничать хозяин, но уже без добродушия, со злой издевкой. – И ты, значит, думаешь, что это я того дубаря красиво упаковал?

– Не ты. Твои люди.

– Рома, а ты ничего не попутал? – негромко, снова закипая, спросил Шефилов. – Ты что думаешь, на мне все московские жмуры висят?!

– Нет, Тихон. Только этот. В общем, ответь – есть в этом деле твой интерес? Нет – мы отваливаем.

– Сосед был – кто? – жестко, по-прежнему глядя только на Марью, спросил Шеф.

– Наркоша. Ее мужа на иглу посадил.

– Мужа, значит… А ты ей – кто? – резко переметнул взгляд на Савельева.

– Друг, – пожал литыми плечами боксер. – Только – друг.

– Понятно. – Шефилов обвел глазами свою притихшую братию и с деланой обидой (а может, с всамделишней, взаправду), проговорил: – Во как бывает… Приехал друг… Ты думал… А тут – предъява. В полный рост. – И снова Савельеву: – Если я, Рома, тебе скажу, что не моя это тема, – поверишь?

Роман промолчал.

– Не поверишь, – печально усмехнулся Тихон.

Подумал о чем-то в гнетущей тишине и резко встал:

– Пойдем.

Сергей, пропуская хозяина в коридор, отступил в сторону, глядя на Савельева с угрюмой недоброжелательностью; Володя, все так же с бокалом в руке, с усмешкой наблюдал, как медленно поднимается из низкого кресла Марья…

Пока в этом доме говорили только хозяин и его гость.

Шефилов быстро прошел полутемную прихожую, рывком распахнул дверь в противоположную комнату, оказавшуюся большим светлым кабинетом, и, не дожидаясь, пока подойдут остальные, никого не приглашая сесть в многочисленные креслица возле длинного стола, уселся в кожаное кресло перед рабочей его частью.

Роман вошел следом первым, за ним Марья, Сережа и Володя остались в прихожей подпирать косяки.

Несколько секунд, окатывая гостей тяжелым взглядом, Тихон сидел, слегка вращаясь в удобном кресле.

– Вова, – обратился почему-то к племяннику, – скажи Роману Владимировичу, чем занимается у нас Генрих Владленович.

– Ну-у-у… – с протяжным разгоном приступил племянник.

– Не нукай! – срывая зло на родственнике, рыкнул Шеф. – Генрих – кто?!

– Лепила, – чавкнул тот.

– Адвокат, – удовлетворенно поправил недоросля дядя. – Как его у нас кличут?

– Голова.

– Правильно, – медленно наклонил голову в кивке Тихон. – Теперь все будет понятно. Генрих Владленович у нас – голова. – И протянул руку к селектору, стоявшему с другой стороны компьютерной клавиатуры. Нажал несколько кнопок и молча дожидался, пока, слышимые во всей комнате по громкой связи, неслись телефонные гудки.

– Алло, – прервал писк и паузы культурный мужской тенорок.

– Владленыч, это Тихон. Как дела?

– Нормально, – аккуратно ответил голос.

– Скажи мне, кто у нас сейчас в разработке находится?

– По телефону? – настороженно уточнил адвокат.

– Нет, блин, письмом! – взорвался Шеф. – Кто в разработке?!

– Конкретно?

– Да! Без адресов! Только – кто!

– Скотобойня, деревообрабатывающий комбинат, грузовой терминал, – четко отрапортовал тенор.

– Какие-нибудь московские фирмачи есть?

– Нет, – удивленно промямлил «лепила». – А что…

– Будь здоров, – оборвал его Тихон. – До связи. – И отключил телефон, нажав на кнопку селектора. – Ну? Доволен? – угрюмо посмотрел на Савельева и скорчил обиженную гримасу: – Обидел ты меня, Рома…

– Прости, – без особенного, впрочем, раскаяния произнес Роман. – Я должен был выяснить. Вдруг – столкнулись бы? Что тогда?

– Обидел ты меня, Рома, – медленно, со значением повторил Тихон. И мотнул головой Сергею, делая знак, чтобы тот уводил гостей.

Роман попятился к двери, Марья, едва не столкнувшись с ним, выскользнула первой, – тяжелый немигающий взгляд серых глаз выдавливал, вызывал дрожь до мурашек.

Володя, верткой походкой огибая диваны и кресла, направился к бару напротив телевизора; Сергей, хмуро набычив бритую голову, поджидал гостей в центре комнаты.

– Испугалась? – задерживая Марью в прихожей, шепнул Роман.

– Немного, – чуть слышно ответила та.

– А я что тебе говорил? Это не кино с блондинкой в главной роли…

– Я рыжая, – певуче отозвалась Маша и, опережая боксера, первой вошла в гостиную и сразу к Сергею. – Простите, – пробормотала смущенно, – а где у вас тут можно… руки помыть?

– Назад. Вторая дверь сразу у лестницы, ведущей наверх, – четко обозначил путь пузан.

Марья еще немного поизображала неловкость, привередливо прикрыла дверь в гостиную и быстро, придерживаясь стены, подбежала к стеклянной двери на улицу.

Игнат сидел на заднем сиденье джипа, свесив ноги наружу. Возле машины прогуливался парень в серой рубашке и черных брюках, чуть далее, но пугающе близко к автомобилю сидела внимательная остроухая овчарка и смотрела на дом.

Марья отпрянула от двери. Вернулась в прихожую и, стараясь не попасть под желтоватый предзакатный свет, льющийся через стекло, на цыпочках подкралась к застекленной мутными квадратами двери в кабинет. Пригляделась сквозь узкую полоску изломанных стеклянных граней: Шефилов все так же сидел за столом и, кажется, судя по нечетко видимой, размытой позе, разговаривал с кем-то по телефону.

Если хорошо прислушаться, можно было даже разобрать отдельные слова, но…

Точно такое же стекло двери напротив прочертила крупная мужская тень.

Марья стремглав бросилась к лестнице, заскочила в совмещенный санузел и, захлопнув за собой дверь – включила воду. Прислушалась.

За дверью пробухали тяжелые шаги. Марья спустила воду, пригладила влажными руками волосы…

Сразу за дверью ее ждал Сергей.

Десять секунд назад зеркало в ванной комнате сказало Марии, что выглядит она куда как убедительно: щечки смущенно-розовые, глазки заискивающе блестят…

– Вы сюда? – спросила безмятежно.

Неразговорчивый подручный Шефа сделал шаг в сторону, и Маша, потряхивая влажными ладонями, прошла мимо.

На пороге гостиной оглянулась. Сергей, приоткрыв немного дверь кабинета, просовывал в щель крупную голову.

– Заходи, – послышался голос Тихона.

Роман, немного согнувшись и опираясь руками о подоконник, стоял у окна с видом на озеро. Племяш, снова с наполненным коньячным бокалом, развалился в кресле, положив одну ногу на подлокотник. Мария подошла к другу:

– Когда поедем? – шепнула, утыкаясь ему сзади в плечо.

– Попрощаемся с хозяином и поедем, – негромко ответил Савельев, не отрывая взгляда от черно-синей, очерченной высоким лесом водной глади. – Сейчас посидит, душой отойдет, попрощаемся и поедем.

– Об Игнате разговаривать будешь? – Мария глубоко втягивала ноздрями терпкий, мужской запах, идущий от рубашки. Такой надежный…

– Нет. Тихон умный человек – Захряпин приехал со мной, значит – он со мной.

– Понятно.

Роман не шевелился, не убирал теплое плечо, Марья прижалась к нему щекой и неожиданно поняла, что стоять вот так прижавшись, близко-близко, она может еще долго.

Как давно не было рядом такого плеча! Защищающего, теплого, по-мужски правильно душистого.

– В горле пересохло, – оттолкнувшись от подоконника, выпрямился Роман.

– Налить воды? – Марья не отодвинулась, задрав голову вверх, стояла, почти упираясь подбородком в широкую мужскую грудь.

– Налей, – медленно произнес Роман, глядя сверху вниз.

Взгляд высокого сильного мужчины тоже был теплым. Уже родным. Насквозь понятным.

И у Марии вдруг отчего-то тоже пересохло горло. Пока она, стоя у тумбы с напитками, наполняла два стакана водой из графина, в гостиную вошел Шефилов.

Взглянул недовольно на племянника.

– Кончай квасить! Вчера уже погулял, – буркнул и сел на диван, где раньше сидел его гость. – Ну что, Рома, непонятки кончились? – проговорил так же ворчливо.

– Кончились, Тихон Валерьевич, – серьезно кивнул Савельев. – Предъявлять что-нибудь будешь?

– А что с тебя возьмешь? – картинно поразился Шеф.

– Тогда я поехал? – Роман приобнял за плечи Марью.

– Валяй, – пожал плечами Тихон и остался сидеть.

– Не держи зла, Тихон, – негромко попросил Роман. – Такие дела прежде выяснять надо. Пока поздно не стало, пока не вписался, – и, проходя с Машей к двери, бросил: – Прощай.

– Будь здоров, Рома. Не кашляй.

Савельев и Марья вышли из дома. На веранде, налегая локтями на деревянный брус ограждения, согнулся Сергей.

На выходящих гостей не бросил даже косого взгляда. Стоял, разглядывая двор перед воротами, гонял по черепу глубокие складки.

– Пока, Сережа, – проговорил Роман.

Подручный Шефа мотнул круглой башкой и спустил ногу на верхнюю ступеньку.

– А где Игнат?

Захряпин – Маша видела его сидящим на заднем сиденье джипа десять минут назад – исчез из поля зрения.

Роман снял руку с Машиного плеча, повернулся к пузану (в дороге Маша узнала, что тот в прошлом борец-классик).

– Сережа, где Игнат?! – повторил громче.

Борец демонстративно, цыкнув зубом, сплюнул на землю, убрал локти с балюстрады и молча, мерно, вразвалочку пошел в дом.

– Что за дела, – проворчал Савельев, крикнул: – Игнат! – Но, не дождавшись ответа, быстро пошел обратно. – Где Игнат?! – в третий раз повторил вопрос, стоя уже в гостиной напротив небрежно развалившегося на диване Тихона.

– Какие-то проблемы, Рома? – усмехнулся тот.

– Да! Где Игнат?! Куда вы его дели?

– Никуда. Парень остается здесь. За ним должок, расплатится – поедет.

– Тихон, мы так не договаривались, – с тихой угрозой выговорил боксер.

– А мы, Рома, вообще с тобой ни о чем не договаривались, – почти издеваясь, проговорил Шефилов.

– Тихон. Игнат приехал со мной. Значит, и уедет он – со мной.

– Это кто сказал?

– Это я сказал.

– Рома, – оторвав спину от задника дивана, Шеф сгорбил плечи, взглянул на старого знакомца исподлобья, – Игнат мне должен. Он уедет только тогда, когда я – разрешу.

– Что он тебе должен? – более спокойно спросил Савельев.

– Бабла. Он сдал мою точку, на нем – висит.

– Он ничего не сдавал.

– Ответишь? – резко выбросил Тихон.

Роман закусил губу.

Примерно с минуту два бывших приятеля рассматривали друг друга в упор.

Марья замерла в прихожей позади Савельева, возле дивана Тихона в струнку вытянулся племяш (уже одетый в синий спортивный костюм с лампасами), Сережа застыл столбом возле телевизора.

Атмосфера сгустилась так, что Марье стало трудно дышать.

Савельев шумно выдохнул:

– Не хотел напоминать тебе о старом, Шеф, но, видимо, придется. – Главарь рейдеров молча смотрел на тренера боксеров. – Ты должен мне, Тихон.

– Я?! – набычился тот.

– Ты, – впечатал Савельев. – Бой Влада Романова помнишь?

Шефилов откинулся назад, мазнул глазами по племяннику:

– Выйди.

Роман понимающе ухмыльнулся, Володя, неловко перебирая ногами, косясь на дядю, протопал мимо Марьи на улицу.

– Вспомнил, значит, – утвердил боксер.

– Да что-то не очень, – явно обманывая, прищурился Шеф.

– А я напомню. Лет двенадцать назад это было, а, Тиша? Пришел ты ко мне и сказал, чтоб Влад в четвертом раунде «лег»… – Шефилов зло скривился. – Я тебя послал, но Влад – «лег». В четвертом раунде.

– И что?!

– А то, что он взял! Я не взял, а Романов сдрейфил – «лег»! Помнишь, сколько народу тогда по-крупному попало?! Помнишь, с чего все это твое… – Роман обвел рукой богато обустроенный загородный зал, – начиналось?! И люди, Тихон, которых ты тогда на крупные бабки развел, – помнят.

– Ты, Рома, рамсы не попутал?! – зашипел Тихон. – Ты, Рома…

– Нет, Тиша, – перебил Савельев. – Двенадцать лет прошло – я молчал. Я тогда тебя объявлять не стал. Даже когда ты за моими ребятами приходил… Думал – взрослые парни, сами должны выбирать, что для них лучше. Теперь – я здесь. Должок за тобой.

– Я тоже тебе сейчас ничего не предъявлял, – напомнил Тихон.

– Не то, Тихон, говоришь, не то. Ты тогда больших людей на большие бабки развел. Они и теперь – в силе.

– Да и я не мальчик…

– Не мальчик. Но неужели ты хочешь из-за какого-то пацана под предъяву попадать?! С тебя, Тихон, много спросят. МНОГО!

– Давай, Рома, спокойно поговорим. Без кипеша.

– Давай.

– Игнат мне нужен. Завтра бой, солидные люди приедут, а мне выставлять некого. Дима Дизель плечо потянул. Игнат за него выйдет – отпущу. Серьезно говорю – отпущу.

– А он сам хочет?

Тихон посмотрел на Сергея (Марья тоже быстро глянула по тому же адресу). Подручный Шефа изобразил полнейшее понимание какого-то щекотливого момента кивком крупной головы.

– Сережа – Игнат хочет остаться?

– Тихон! – вспыхнул Савельев. – Приведи парня, я сам его спрошу.

– Приведи, Сережа, – как будто устав от пустых препирательств, тихо произнес Шеф.

Роман обошел кресло, уперся в спинку руками и, пристально глядя на задумавшегося о чем-то Шефилова, спросил:

– Против кого ты хочешь Игната выставлять?

Марье показалось, что к подобной конкретике хозяин фазенды оказался не готов.

– Против кого? – оттягивая время, переспросил. – Ну… против Саши Турищева, например…

– Против Турищева?! – возмутился тренер. – Тихон, ты что?! Игнат в лучшие годы выше средних весов не поднимался! Тур его в мелкий фарш по рингу раскатает!

– А что ты хотел? – невозмутимо ответил Тихон. – Долги всегда непросто отдавать.

– Нет, Тихон, ты не прав. Куда Игнату против Тура…

– Он сам – согласен! – перебил Шефилов.

– Не верю! Игнат против Тура одного раунда не выстоит!

– А может, ты выстоишь? – прищурился Шефилов. – А, Рома? Деньги хорошие… Подумай. Я серьезно.

– Тихон, – едва слышно проговорил Роман, – отпусти мальчишку. Тур – мясник.

В прихожей сзади Марьи послышались шаги, она обернулась: через стеклянную дверь, темными фигурами на фоне закатного неба, входили трое мужчин. Первым шел Сергей, за ним перепуганный, какой-то даже ошарашенный Игнат, сзади невысокий крепкий парень в темном тренировочном костюме подталкивал в спину Захряпина.

По одежде подручных очень четко можно было определить степень их приближенности к Шефу. Охрана во дворе щеголяла в одинаковых серых рубашках и отутюженных брюках, ближайшее окружение Тихона выступало, подобно хозяину, в вольной одежде: шортах, майках, спортивных костюмах и шлепанцах.

Парня, что шел позади Игната, Марья раньше не видела, но по широким спортивным шароварам догадалась тут же – лицо доверенное. Не вахтер, приближенный.

Сергей вошел в гостиную и встал рядом с Романом, парень в шароварах мрачно зыркнул на Марию из-за спины Захряпина, и та предпочла убраться с дороги, перешагнула порог комнаты, бочком прошла вдоль экрана телевизора, мельком бросила взгляд на темную ровную поверхность…

Свет, падающий через прихожую от стеклянной двери, четко вычертил на гладкой плоскости два силуэта: понурого, с опущенными плечами Захряпина – пробел – туловище доверенного зыркальщика. Пробел между двумя телами четко перечеркивал контур руки с зажатым пистолетом. Оружие упиралось стволом в поясницу Игната, Марья на секунду замерла возле экрана, все точно – ничего не померещилось. Парень в шароварах держал Захряпина под прицелом. Когда тот немного замешкался на пороге, ткнул дулом в спину, ученик Савельева нервно дернулся, стараясь отодвинуться хоть чуть-чуть.

– Игнат, – с едва различимой усмешкой говорил тем временем Шефилов, – Роман Владимирович тут беспокойство проявляет… Сам ты хочешь остаться или как…

– Сам, сам, – чересчур поспешно ответил Захряпин. – Уезжайте, Роман Владимирович, я сам… останусь.

Роман подошел к парню почти вплотную, остановился, заглянул в глаза.

Подручный в шароварах отступил немного, и Игната как будто потянуло за ним следом…

– Я забираю своего ученика с собой, – медленно, не отрывая взгляда от побледневшего не хуже покойника Захряпина, проговорил Савельев, не оборачиваясь к Шефу.

– Уезжайте, Роман Владимирович! – выкрикнул Игнат, пожалуй, даже с мольбой. – Уезжайте! Со мной все будет в порядке!

– И правда, Рома, – Марья подошла к боксеру, дернула, потянула его за локоть, – что ты уперся?

Игнат сам хочет остаться, поехали…

Но Савельев не видел на черном экране силуэт руки с зажатым пистолетом, не чувствовал тычка стволом в поясницу. Он дернул рукой, сбросил с локтя ладонь Марьи.

– Помолчи, – сказал, не глядя, – не вмешивайся.

– Рома! – умоляя, воскликнула Маша. – Поехали!

– Роман Владимирович, уезжайте! – вторил Игнат. – Пожалуйста!

Савельев обернулся к ухмыляющемуся Тихону:

– Я хочу поговорить с Игнатом один на один. Пусть он сам скажет…

– Не балуй, Рома, – осклабился Шефилов. – Уезжай подобру-поздорову.

– Роман, поехали! – снова дернула его за локоть Марья.

– После того как я поговорю с Игнатом, – упорствовал Савельев. – Один.

– Это твое последнее слово? – прищурился Тихон.

– Да.

– Ну что ж… – Шефилов ударил ладонями по бедрам, как будто собрался встать, – тебе давали возможность уехать… Сережа!

В одно мгновение помощник Шефа оказался за спиной Марьи, больно схватил ее за руку возле плеча и, дернув на себя, приставил к голове девушки пистолет.

– Не дергайся! – выкрикнул Шефилов и добавил тише: – Не дергайся, Рома. Тебе давали возможность уехать, ты сам напросился.

Савельев медленно обернулся к бывшему приятелю:

– Ты что, Тихон?.. Сдурел?! Убери пистолет!

– Поздно, Рома, поздно. – Как будто сожалея, Шефилов покачал головой. – Теперь я банкую. Садись, поговорим.

– Тихон, ты что?! Народ знает, что я к тебе поехал!

Роман как будто не верил в происходящее. Оторопело смотрел на Тихона широко раскрытыми глазами и с места не двигался.

Шефилов дернул уголком рта, и Сергей, потянув Марью влево, с силой усадил ее в кресло. Сам остался стоять, одной рукой нажимая на плечо «гостьи», второй придерживая пистолет, направленный в ее голову.

– Садись, Рома. – Савельев остался на ногах, Тихон, не отвлекаясь на отказ подчиняться, продолжил: – Послезавтра ты выйдешь на бой против Жоры Корнишона, – и жестко добавил: – Прости, но ты сам напросился. Надо понимать, против кого пасть разеваешь. – Роман все еще пребывал в каком-то ступоре. – А завтра у тебя разминочный бой против одного борзого щенка, надо его наказать. Ты – сможешь.

– Тихон… ты что – сдурел?! – заревел боксер и попер на Шефа.

– Стоять! – заорал Сергей и сильно ткнул стволом в висок Марьи. – Дернешься – мозги по стене размажу!

Роман оторопело посмотрел на съежившуюся Марью, потряс головой:

– Ты что, Тихон, в натуре… Никуда я не выйду!

– А куда ты денешься? – нетрезво вякнул племянник, появившийся из-за тесно склеившейся парочки – Игната и шароварника. – В клетку выкинут, жить захочешь, сам задергаешься…

– Цыц, Вовка! – прикрикнул на родственника дядя. – Соплям слово не давали! Садись, Роман Владимирович, потолкуем. Сядь, я сказал!