Фальшивая убийца Обухова Оксана
Я замерла, готовясь к крику…
Вошедшая в погреб Верочка, кажется, испугалась больше меня.
– Ой! – вскрикнула она. – Алиса! Ты здесь… откуда?
И оглянулась на дверь, украшенную с обратной стороны щеколдой.
– Кто-то пошутил, – неопределенно пробор мотала я.
– А я… это… – все еще пребывая в некотором испуге от неожиданности, бормотала горничная, как будто оправдываясь, – Ирина Владимировна позвонила. Попросила принести в ее спальню бутылку розового муската. С нижней полки…
Вера прошла мимо меня, нашла нужную бутылку…
– Ирина Владимировна позвонила? – задумчиво переспросила я и взяла из рук бывшей коллеги мускат. – Я сама его отнесу.
– Спасибо! – крикнула вдогонку Верочка.
Заледеневшие в подвале ноги промахивались мимо ступеней. Холодную бутылку коллекционного муската я несла за горлышко на манер гранаты (или «коктейля Молотова»). И успевала думать: «Надо взять ножницы… Артем может быть связан… Потом вызвать «скорую»…»
Нисколечко не связанный Артем сидел на фортепьянном стуле. Живой и без единого синяка. В глаза мои он глянул только мельком – и тут же отвел взгляд. Опустил голову и принялся раскачиваться на руках, поставленных на стул между бедер.
– Ты… – прошептала я, – это ты?! Ты его отпустил?!
Вот случаются в жизни дни сплошных озарений. Мне хватило одной секунды понять: не Сергей, а Артем прислал сообщение, отправившее меня в подвал. Это его решение. И хоть запер меня в погребе Сергей, сделал он это с позволения бывшего друга. Бывшего, судя по всему, для себя, а для меня тем более.
– Ты… – тихо выдавила я, – как ты мог?!
– Алиса, – тоже едва слышно произнес Артем, – я не смог… Прости. Я тоже виноват, все так запутано…
Он поднял голову и прямо посмотрел в мои пылающие негодованием очи.
– Сядь, пожалуйста, нам надо поговорить.
– О чем?!
– Сядь, прошу, – поморщился в конец опальный принц.
– А где Ирина Владимировна?! Где Муслим?!
– Они скоро приедут. Сядь, нам надо поговорить.
Но прежде чем успокоиться на складной табуретке, я вынесла уточняющий вопрос:
– Это ты попросил маму отправить Веру в подвал?
– Да. Позвонил и попросил. Ты очень испугалась?
Я не ответила. На узком столике под мониторами стояла бутылка виски и два недопитых бокала. Красноречивый натюрморт: проказники мальчишки пили мировую и каялись в грехах.
Усмехнувшись, я села.
– Я тоже виноват, Алиса, – тихонько при ступил к покаянию Артем. – Если бы я не был так категоричен, так узколоб и упрям, ничего бы этого не было…
Судя по тяжело льющемуся вступлению, поведать Артем собрался о вещах по меньшей мере некрасивых.
Но я была слишком рассержена для выражения сочувствий.
– Не знаю, как начать, – поморщился Артем.
– Начни с главного. С начала.
Артем взял один из недопитых бокалов и вылил остатки виски в горло. Скорчил болезненную гримасу и кивнул:
– Кристина всегда была влюблена в Сергея. Но он не замечал. Точнее, замечал, но не делал попыток сблизиться. Они не пара.
– Почему?
– Не пара, и все. Я это знаю и сказал Сергею – приблизишься к моей сестре… прикончу. Уничтожу.
– Убьешь? – удивленно спросила я.
– Нет. Уничтожу. Есть много способов убрать человека с дороги, если у тебя деньги и связи. Перекрыть кислород…
– Но почему?! Ведь он твой друг! А Кристина – твоя сестра!
– Да! – выкрикнул Артем. – Мой друг – бисексуал и сестра – «цветок предгорий»!! С кучей родственников-гомофобов!
– Сергей… гомосексуалист?! – поразилась я.
– Нет, – сморщился Артем, – он бисексуал. Любит и женщин, и мужчин… Точнее, они его любят. Серега такой дурак… вечно новых впечатлений ищет…
– И?.. – протянула я.
– Несколько месяцев назад он уложил сестру в постель. Или она его уложила… Сережка же, – мучительно усмехнулся Артем, – такой болван. Сначала делает, а потом думает.
Аттестация отлично вписывалась в модель поведения ландшафтного дизайнера. Порхает мотыльком с цветка на цветок, везде хоботком отметится, но о завтрашнем дне совершенно не задумывается…
– А когда протрезвел, понял, что наделал. Кристина девственница. Была до той ночи. Ему пришлось пообещать на ней жениться.
– Но ты им запретил.
– Нет! – выкрикнул Артем. – Я ничего не знал! Догадывался, точнее, предположил, когда Кристина приехала кататься на лыжах. Но Серега струсил – нет, нет, сказал, мы не любовники. Ну… я и врезал – дотронешься до Кристины, уничтожу.
– Но ведь это не твое дело!! Они взрослые люди!!
– Ты ничего не знаешь!! – не хуже меня взревел Артем. – Ты не видела родню Наны! Ее братья не говорят – плюют. – Артем скривил лицо. – «Кругом сплошные педерасты!» Они даже не могут вставить «голубые», «гомики», «педики» или «секс-меньшинства»! Для них все они – педерасты! Грязь! И только так! Не говорят – рычат!
– Но… но ведь сейчас…
– Да им плевать, что, где сейчас! Они б Серегу на ленточки порезали! В мешке утопили!
«Сестру опозорил». «Чужую невесту грязный педераст обесчестил!» Убили бы и глазом не моргнули!
– Каменный век какой-то. – Я зябко передернула плечами. – А ты не преувеличиваешь?
– Нет, – грустно усмехнулся Артем, – я приуменьшаю. Поверь. Сплошные гомофобы. Сергей погубил бы не только Кристину, он обесчестил бы всю родню.
– Артем, прости… а ты… с ним…
– С ума сошла?! – отпрянул бывший принц. – Я узнал об этом совсем недавно! За стукал полгода назад в Германии с любовником…
– И как? Как после этого стал к нему относиться?
Артем опустил голову, помолчал какое-то время. Потом вскинул на меня глаза – совсем больные! – и сказал:
– Сергей мой друг. Дурак, но друг. Ему хочется, чтобы все вокруг его любили. Не важно как, не важно за что, главное – чтобы любили… Понимаешь? Потребность у него такая.
– А о том, что Сергей – бисексуал, знаешь только ты?
– В России, пожалуй, да.
– А промолчать об его наклонностях ты бы не смог? Кристина так его любит…
Артем посмотрел на меня, усмехнулся и выдал:
– А что это изменит? Я промолчу. Но этот… идиот! Он же краев не знает – попадется!..
– Но почему он все же решил тебя убить?! За что?!
– А это просто. Я ему сказал – уничтожу. А бизнес его отца на большую половину – наш. Точнее, мой. Я им деньги на развитие давал.
– И он решил…
– Да, – вздохнул Артем и потянулся, – этот идиот решил, что я выполню обещание. Разорю его отца, ему самому перекрою кислород… Он прямо с курорта связался с наемниками и оплатил заказ. Со страху.
– А откуда у него взялся телефон этих киллеров? Их в газетах с объявлениями не больно-то печатают…
– У Сергея друг один был. Собутыльник из бывших зэков. Он ему этот телефончик и шепнул.
– Понятно. Разносторонний у нас парень Сережа… Но почему сразу убийцам звонить?! Неужели он не мог с тобой поговорить?!
– Сережа? Поговорить? – усмехнулся Артем. – Он избегает столкновений, он любит. Ему проще купить новый костюм и столкнуть друга в пропасть; убить, но не лишиться его любви.
– Боже, да он больной!
– Согласен. Потребность в любви у него болезненная.
– И все же я не понимаю. Почему заказ на твое убийство он четко привязал к твоему дню рождения?
– Это из-за Кристины. Она знала, что мать будет против Сергея, у них с Гиви все давно обговорено… И Криська решила на моем дне рождения, при большом стечении народа, объявить о разрыве помолвки с прежним женихом и представить в этой роли Сергея. Тогда бы Нана не отважилась на громкий скандал, проглотила бы пилюлю…
– Ты это серьезно? – усмехнулась я. – Все это замыслили ради того, чтобы матушка не от таскала дочку за кудри? – Артем не ответил. До тянулся до бутылки с виски и хлебнул из горлышка. – Ты что-то недоговариваешь. Почему
Сергей решил тебя убить? Ведь не из-за родни же Кристины в самом деле. Никуда бы они не делись: приняли б родственника, Кристина – девушка упрямая и своевольная.
Артем отер губы тыльной стороной ладони, сгорбился.
– Все дело в деньгах, – сказал он чуть слышно. – Сергей собирался перед убийством занять у меня крупную сумму. А срок контракта был оговорен не «до», а, так скажем, максимально пролонгирован. «Торпеду» просто внедрили заранее, но убить она должна была по сигналу, когда деньги были бы получены. На носу праздники, я мог быть занят, Сергей боялся не успеть обговорить условия и детали…
– Обрадовался, когда узнал, что сборище в этом доме отодвинуто на десятое января, – безжалостно закончила я. Все встало на свои места. Муслим Рахимович был прав, говоря, что по телефонной переписке Алины невозможно понять условия и детали контракта. Четко там обозначался, как мы думали, только крайний срок. Но все оказалось проще и гаже. Убийством друга Сергей преследовал две цели. Обеспечивал тайну своих сексуальных пристрастий и – главное – получал от покойного друга деньги. А это серьезный мотив. Вряд ли Ирина Владимировна стала бы забирать у нового родственника субсидии, полученные от покойного сына…
Сергей оказался еще большим мерзавцем, чем я могла предположить.
– Он и в самом деле больной, – жестко сказала я. – Больной на всю голову, не исключено, что с рождения.
– Теперь ты понимаешь, почему я его отпустил? – вскинул на меня Артем измученные глаза.
– Что-о-о?! – выпучилась я. – Я понимаю?! Да таких придурков надо изолировать!!
– Он… он… ты же сама сказала, Алиса, больной!
– А горничная Люда была здоровой!! И ты тоже хворать не собирался! И Ирина Владимировна! Она бы долго прожила после твоей смерти, а?!
– Алиса, – сморщился от моего крика Артем, – не надо. Он мой друг. Мы выросли вместе, я не мог отдать его милиции…
– А мне он никто, – четко отрезала я и потянулась в карман за мобильным телефоном. – Такая мерзкая слякоть, такой трусливый недоумок, как Сергей, ногтя Людмилы не стоит! Девчонка работала, мечтала накопить денег на какие-то бухгалтерские курсы, никому вреда не делала, а умерла из-за этой крысы! Крысы, заказавшей убийство лучшего друга. Ради денег, ради своего спокойствия, ради светлой, извращенной слезы над могилой друга. Преданного, но так и не разлюбившего.
Я искала в памяти мобильного телефона номер Муслима Рахимовича, одновременно брала трубку городского телефона…
– Поздно, Алиса, – услышала я голос Артема, – поздно. Сергей уже на борту самолета
«Люфтганзы». А это территория другого государства, оттуда вам его не достать.
Я безвольно опустила руки, посмотрела в глаза Артема – совсем истосковавшиеся, как у собаки, которую обидел добрый хозяин, – и сказала:
– Поэтому вы меня в подвале заперли?
– Да, Алиса. Если бы ты позвонила Муслиму, Сергея успели бы задержать в аэропорту. А так… теперь… он недостижим… Муслим даже не успеет в Интерпол позвонить и документы на задержание оформить. Заказ на мое убийство Сергей отменил, все закончено, Алиса. Прости.
Я встала. Собрала складной стульчик и повесила его под стол.
– Ты уходишь? – виновато спросил Артем.
– Да. Мне противно.
Я могла бы добавить: «Находиться в этой комнате, дышать с тобой одним воздухом, смотреть на тебя, слушать», но не стала. Артем и так все понял. Нажал на кнопку и позволил двери раскрыться.
Я ушла из комнаты, в которой два избалованных барчука сидели над бутылкой виски и говорили: «Прости, дружище! Я виноват, я негодяй, но мы столько пережили вместе!»
И зачем было вспоминать, что где-то в недрах огромного дома, в маленькой каморке, через распахнутые голубые ворота отлетела чья-то душа? Что были еще две смерти… Пусть люди эти были гадки, но они погибли, и трупы их на Сереже висят, как гирлянды на новогодней елке…
Где им понять, где вспомнить…
«И вечный бой, покой нам только снится…»
Стоя над раскрытой сумкой, я собирала вещи. Сортировала: подарки в сторону, свою одежду внутрь баула. Я не хотела увозить с собой воспоминания. Мне опротивел этот дом. И люди, считающие, что смерть прислуги можно оставить безнаказанной. Артем спасает семью от скандала – и это для него главное.
А для меня наоборот. Мне каждую ночь снится Людмила…
Дверь опостылевшего купе распахнулась, в комнату вошел полковник.
Я взглянула на него мельком и продолжила складывать вещи.
Муслим Рахимович подошел, взял меня за руку, держащую на весу пушистый свитер, тихо сжал запястье:
– Алиса, я прошу вас, не надо. – Когда начиналась эта история, комитетчик отважно мне «тыкал». Но все давно изменилось. Теперь мы были на «вы». – Вам надо остаться.
– Мне не надо.
– Прошу вас, Артем болван. Но вы-то умная, рассудительная девушка. – И обернулся на звук. В спальню вошла Ирина Владимировна и тихо прикрыла за собой дверь. – Ирина, ну скажи!
Вяземская подошла ближе, взяла с кресла сложенную стопку подарков, положила ее в мою сумку, но сказала обратное:
– Пожалуйста, Алиса, не надо горячиться.
Артем поступил с вами плохо…
«Плохо?! – одними губами усмехнулась я. – Два с лишним часа в подвале, в котором я чуть не чокнулась от страха и неизвестности, – это плохо?!»
Я выдернула запястье и продолжила скатывать свитер.
– Алиса, – проговорил полковник, – еще ничего не закончилось, остались люди, убившие
Жанну, причастные к смерти Людмилы… Если вы уедете сейчас, они продолжат убивать.
Останьтесь! Их надо найти.
Муслим Рахимович подобрал нужные слова. Я села на край кровати и произнесла:
– За мной сейчас приедет друг. Он уже едет.
– Остановите его!
– Нет. Я хочу уехать. – И подняла глаза на полковника. – Я так устала!
– Я понимаю, Алиса, понимаю. – Муслим
Рахимович сел рядом и обнял меня за плечи. —
Но надо. Понимаете, надо. Поймать мерзавцев, которые зарабатывают деньги кровью. Все должно остаться, как прежде, – Артем в больнице, вы его невеста… Вам надо остаться в этом доме, без вас у нас ничего не получится… Сергей связался с убийцами, отменил контракт, и вы единственная ниточка, связывающая нас с преступниками.
Думая, что вы беременны, они явятся за долей.
Я потрясла головой:
– Я не могу. Я устала.
– Ну хорошо! Ирина, ты можешь дать Алисе шофера и машину с тонированными стеклами? Она сегодня уедет. Отдохнет. А завтра вернется. – И склонился к моему лицу: – Ведь ты вернешься, Алиса?
Я не ответила. Взяла мобильный телефон и повторила последний номер:
– Вася, возвращайся домой. Я сама к тебе приеду… Нет. Не надо. Приеду и все объясню.
Скоро приеду.
…Когда хозяйский лимузин, вывозивший меня из усадьбы, показался за воротами, его со всех сторон атаковали журналисты. Блики фотовспышек, пробивая чернь стекла, били в лицо; я съежилась на заднем сиденье и, прикрывая лицо растопыренными пальцами, смотрела сквозь них, как охрана воюет с разбушевавшимися газетчиками.
Муслим Рахимович предупредил меня, что встреча будет жаркой: когда откуда-то в прессу просочилась информация о болезни наследника миллиардного состояния и о появлении у него беременной невесты из низов, папарацци взяли в осаду не только усадьбу, но и больницу.
Но к такой встрече я все же оказалась не готова. Людские тела со всех сторон падали на стекла. Машину блокировали растопыренные руки. Неслись крики: «Ирина Владимировна, а правда, что ваш сын серьезно болен?! Ирина Владимировна, одну минуточку, только одно слово…»
Каждый год второго января к дому Вяземских стекались журналисты и по появлению гостей делали прогнозы: какая девушка наденет вскоре бриллиантовое кольцо, кто из деловых партнеров в фаворе у Вяземской, кого не пригласили, звезда какого калибра осенила небосклон и каков у нее гонорар…
Не скажу, что я мечтала о чем-то подобном. Я неплохой интервьюер, люди в моих репортажах – как отмечали во всех редакциях – получаются добрее, умнее и лучше оригинала, поскольку я люблю работать со словом и умею передавать мельчайшие интонации… Но, глядя на беснующуюся толпу, я поняла определенно: прежде чем охотиться за популярным человеком, стоит хотя бы раз побывать в его шкуре. Ощущения, надо признаться, не из приятных. Чувствуешь себя зверушкой, зоопарковой звездой, у клетки которой собралась «почтеннейшая публика» и громко требует крови и зрелищ. Твоей, надо заметить, крови. Погорячее и поярче.
…Машина вырвалась из оцепления. Крики мигом утихли.
Личный шофер Ирины Владимировны – молчун, не хуже Игоря – глянул в зеркальце заднего вида и удовлетворенно кивнул. Хвоста за нами, как я догадалась, не было.
Появление журналистов существенно осложнило работу Муслима Рахимовича. Провожая меня до гаража, он сетовал, что теперь придется сортировать агентов от журналистов и пытаться вычислить среди них лиц, действительно заинтересованных в подтверждении факта: Артем в палате реанимации.
– Но ведь все закончено, Муслим Рахимович! – неловко утешала я. – Заказ отменен!
– Не вовремя он отменен, – вздохнул полковник. – Одному из санитаров предложили деньги за информацию, подтвержденную фотографией… теперь тот человек на встречу не придет. Наверное.
– А позвонить Сергею? Спросить координаты исполнителей…
– Этот остолоп не отвечает на звонки, – грустил полковник. – И дома вряд ли появится. Он трус, Алиса, трус, но дурак. Связав себя с киллерами, он создаст возможность быть обвиненным в подготовке убийства. Так что группу он нам не сдаст. Группа – это участие в судебном процессе хотя бы в роли свидетеля.
– Но почему Артем ни о чем не спросил Сергея, когда отпускал его?!
– А вот это уже совсем… – Муслим Рахимович не закончил фразу, вздохнул тяжко, как боевой конь, с которого сняли седло, и добавил: – Детский сад, честное слово. Дал улизнуть и о главном не спросил. От зада, понимаешь ли, отлегло… У обоих…
Самоуправство Артема сильно напакостило родимым органам охраны правопорядка. И я была совершенно солидарна со взрослой частью заговорщиков, посадивших проштрафившегося наследника под замок еще на неопределенное время до особого распоряжения. При одном воспоминании о поступке Артема у меня непроизвольно сжимались пальцы и появлялось страстное желание кого-то отдубасить.
…Бармалей увидел подъехавший лимузин из окна квартиры. И вышел встречать меня к лифту.
Огромный, теплый, мягкий и добродушный, как плюшевый медведь, он расставил в стороны руки, я упала ему на грудь и, едва войдя в квартиру, разрыдалась.
Накопившееся напряжение и страхи извергались потоками слез. Я рыдала самоотверженно и самозабвенно, как нанятая плакальщица, и никак не могла остановиться. Струи слез пока приносили только мазохистское самоудовлетворение, но к успокоению и разрядке не приближали, плакать я собиралась, кажется, долго.
Василий растерялся. Стащил с меня шубку и прямо в сапогах повел в гостиную. Сел на диван, усадил меня на левое колено и, нежно гладя по спине, бубнил, стараясь угадать причину слез:
– Алиса, Алиса, успокойся. Он тебя обидел?! – Я кивнула. Меня и в самом деле обидели. Заперли в подвале, напугали до полусмерти… – Он тебе что-то сделал?! – Я помотала головой. – Я его убью!!
– Отстань, Васька, – всхлипнула я. – Никакого его нет.
Но убедить в этом Бармалея оказалось не просто. Каждый раз беседуя со мной по телефону, он очень интересовался Артемом Вяземским, и я даже начала подозревать, что друг ревнует. Вставляет какие-то нелепые реплики и вообще ведет себя неадекватно…
– Алиса, если что случилось… ты только скажи. Я его по стенке размажу!
– Да не надо никого размазывать!!! – рыдая, взвыла я. – Он тут ни при чем! Я, Вася… я, Вася, ой, в ТАКОЕ ВЛИПЛА!! В такое влипла!!!
Бармалей тряхнул меня за плечи и строго посмотрел в глаза:
– Так, Алиса, успокойся. Все будет нормаль но. Ты помнишь моего дядю Федю? У него сын в милиции работает. Все утрясем, все уладим, связи есть.
Я ошарашенно отпрянула:
– Какая милиция, Вася?! Какой дядя Федя?!
Я на ФСБ работаю!
В любой ситуации необходима минимальная доля абсурда. В моем случае упоминание грозной организации заставило Васю натурально выпучить глаза и изобразить немую сцену.
Я некоторое время тоже безмолвствовала – только носом тихонько шмыгала, – потом налюбовалась ошеломленным другом, икнула и начала хихикать. Сначала тихо, по щекам еще стекали слезы, а далее все громче, громче, громче…
Василий, недовольный тем, что я ударилась в другую, обидную для него крайность, надулся и начал выглядеть совсем занятно.
– Ой, Вася, уморил! – причитала я. – Я и милиция… Ой, уморил…
– А что мне было думать?! – возмутился Бармалей. – Вваливаешься вся в слезах. Куда-то влипла!
– Да куда я влипнуть-то могу?! Только в глупость!
– Так и говори толком, – обиделся друг. – А то «обидели, обидели»…
– Ладно, Васенька, не злись. Пошли на кухню, ставь чайник, буду рассказывать.
Рассказывала я долго. Час за часом, день за днем переживала заново каждое мгновение и дважды принималась плакать. Первый раз, когда вспоминала о Людмиле, второй раз – жалуясь на несправедливое обращение:
– Я чуть умом не тронулась в подвале! Испугалась до полусмерти!
Василий слушал молча. Как когда-то, когда я пересказывала со своими комментариями «Войну и мир» или «Очарованного странника».
Дослушав рассказ до точки, он встал, подошел к окну и некоторое время глядел на далекую полоску освещенного проспекта.
– Я его ненавижу! – в спину Васе выкрикнула я.
Бармалей вернулся, сел на табурет и посмотрел на меня очень странно. По-взрослому.
– Знаешь, Алиса… Артем обладает довольно редким мужским качеством – умением прощать.
Способность простить другу предательство, на стоящее подлое предательство, дана не многим.
И тем более простить, взяв на себя ответственность… это поступок. Настоящий, мужской.
Я бы так не смог. Забыть предательство, да еще помочь, это, знаешь ли, не каждому дано…
Во все глаза я смотрела на нового, «взрослого» Ваську.
Бармалей, которому я не раз говорила: «У тебя процессор вместо мозгов и плата вместо сердца», увидел и понял в поступке Артема нечто иное, чем я.
– С этой стороны я ситуацию как-то не рассматривала, – пробормотав, призналась я.
– А ты взгляни, – посоветовал друг.
До поздней ночи я таращилась в потолок Васиной гостиной, лежа на удобном диване, под теплым, пушистым пледом, одетым в «мое» постельное белье. Смотрела и думала. Порою, иногда, человеку надо пережить шок или кризис, чтобы понять о себе нечто важное. И недаром синонимом слова «шок» служит понятие «потрясение».
Меня словно тряхнули. С головы осыпалась шелуха детского восприятия.
Я не увидела в Артеме благородства. А Васька разглядел. Тот самый Васька, не углядевшей в мятущейся душе Раскольникова ничего, кроме… себялюбия и гордыни.
Так кто из нас взрослый? Я, прочитавшая и «пережившая» тонну умных книжек, или Василий – мягкий доморощенный компьютерный гений?
Что я вынесла из книг?!
Привычку подчинять законам жанра персонажи.
Классовая ненависть к богатым зашорила глаза? Я этой ненависти не изжила и все видела предвзято?
Эх, прав был папа! Какой из меня журналист? Любить людей легко, сложнее их понять. Я заштампованный и примитивный журналюга. Мой потолок – сортировка писем читателей в отделе корреспонденции…
Утром, когда к подъезду Васиного дома вернулся лимузин, я долго не могла заставить себя выйти к лифту. Стояла, одетая, в прихожей, вжималась готовым хлюпнуть носом в дружескую грудь и трусила. Я не хотела снова ехать в совсем непонятный дом и притворяться, притворяться, притворяться.
– Я люблю тебя, Алиса, – тихо, стараясь приободрить, шепнул Бармалей.
– Я тоже люблю тебя, Васька, – то ли вздохнула, то ли всхлипнула я.
Он оторвал мою голову от своего теплого свитера, взял за щеки огромными мягкими ладонями и посмотрел в глаза:
– Ты ничего не понимаешь в людях, Али ска. – Спасибо, друг.
Приободрил, что называется.
Два дня совсем ничего не происходило.
Вяземские разъехались. Я почти безвылазно сидела в купе и от внутреннего неудовольствия собой писать даже не пробовала. Наказывала себя, пожалуй.
Читать бесплатно другие книги:
