Сезон любви Белякова Людмила
– Ни в коем случае! – подняла костлявые, с хищными черными когтями руки Алла. – После шести вечера – ни капли, ни крошки!
«Точно – манекенщица!.. Ну и замечательно, что ни крошки. Из угощений у меня сейчас только сахарный песок. Разгулялась я в последние дни, однако!»
– Тогда давайте пройдем в гостиную и побеседуем.
– А… вы здесь одна? – как-то чуть подозрительно оглядываясь, спросила Алла, не двигаясь с места. – Так у вас тихо… Я думала, тут у вас суматоха, все кипит…
– Нет, Алла, суматохи пока нет, поскольку дела только-только вырисовываются.
«Уж что-что, а суматоху-то организовать как раз не проблема».
– И кто вы по специальности, Алла? – спросила Липа, когда все так же исподтишка озирающуюся гостью удалось посадить на диван.
Лицо ее оказалось почти напротив Липиного – продолговатое, чтоб не сказать лошадистое, с сильно ввалившимися щеками. Липа заметила, что Алла сильно намакияжена, а цвет помады подобран точно в тон бордового кашемирового джемпера.
– Я художник-модельер, – ответила Алла.
«Ей очень прилично за тридцать – поди, вышла в тираж как модель, так окончила двухмесячные компьютерные курсы и сделалась дизайнером по экстерьеру. Ага!»
– Как вам такой проект – вести в газете или журнале тему «Антикризисный гардероб: как одеться дешево и сердито»?
– Ну, – Алла улыбнулась, показав качественную металлокерамику и привычно стрельнув глазами, – это было бы возможно… Если у вас заводной, женский коллектив… Я вообще предпочитаю женский коллектив. Эти приставания, знаете… Очень отвлекает от творчества. Но в женском коллективе я бы поучаствовала.
– Да… Насчет женского коллектива. – Липа посмотрела в довольно глубоко сидящие Аллины глаза, и та кивнула. – У нас весьма небольшой начальный капитал, поэтому предлагается такая схема добычи оборотных средств. У меня, как видите, довольно большая квартира – по обывательским меркам, разумеется. Так вот – если дама хочет участвовать в нашем проекте, она переезжает в одну из свободных комнат, а свою жилплощадь, какая у нее имеется, сдает. А на вырученные деньги мы тут все живем и пытаемся предпринять нечто сумасшедшее. Как вам такое?
Алла сделала глазами некую дугу, будто заглядывая себе под череп – как там ее мозг, согласен с такой постановкой вопроса?
– А, ну это неплохо… Такая женская коммуна. – Она снова улыбнулась, даже как-то просветленно, наивно и обрадованно. – Творческая суматоха, суета, смех… Да, я не против.
– Это, конечно, не исключает ваших собственных творческих планов.
– Да я бы, может, и совсем переключилась…
– Учтите, что прямые доходы этот – или эти проекты дадут не скоро, так что жить придется на деньги от сдачи жилплощади внаем.
– Да нет, нет… Мне эта идея женской коммуны очень нравится, правда! – Алла прижала к груди руки. – А когда можно к вам сюда переехать? Познакомиться с остальными членами коммуны…
– Ну, вам же надо какое-то время, чтобы подготовить свою квартиру к сдаче… Как будете готовы, так и переедете.
Алла нетерпеливо поморгала накрашенными ресницами.
– Да это не проблема! Мне бы хотелось поскорее включиться в творческий процесс…
– Так это тоже не проблема – компьютер есть… Как будете готовы…
– Я уже готова!
«Ой, на что это я людей-то развожу, а? – вдруг ужаснулась Липа. – Обнадежу теток, а потом – суп с котом Дивуаром… Или, может, оно к лучшему – отступать будет некуда… Иначе я так и буду у телика сидеть, конца кризиса дожидаться… Пусть они меня подгоняют!»
– Ну, значит, в понедельник-вторник, – сказала Липа возможно мягче – Аллу, кажется, разобрало по-крупному – она глубоко дышала, покусывала губы.
– Да, я обязательно!..
Провожая Аллу, Липа спустилась к почтовому ящику, который не проверяла пару дней – все пробегала мимо. А там обнаружился толстый конверт из милиции.
«У-у, вот интересно-то!» – Липа разорвала его прямо тут же и по пути наверх принялась изучать.
Из первого лихорадочно-беглого просмотра Липе стало ясно, что г-ну Покойницкому и его подручной устроили достаточно крутую разборку, и это очень радовало.
«О, вот это хорошо – если он на таких делах еще не попадался, то без привычки это солидная встряска… Пищал там, отнекивался, ногами сучил – я философ, я философ!.. Если его без участия флешки допрашивали – совсем туго пришлось бедняге… Да, еще ведь РДГ-2 обещал и финансовую отчетность у них проверить. Значит, еще и в бухгалтерии покопались, ага… Тоже удовольствие из средних… Да, весело у них там было!»
В конце документа была строка, из которой следовало, что на приличное уголовное дело копеечных, дилетантских махинаций г-на Покойницкого не набиралось… Но и это что-то: дали по лысине этому прохиндею – уже хорошо!
Липа засунула письма в файл, где хранились все материалы, собранные на Покойницкого и его команду, порадовалась успешно развивающемуся делу и села смотреть расслабляюще-при дурковатый «Камеди клаб».
Когда в десять утра понедельника раздался первый телефонный звонок, Липа все еще пребывала во вчерашнем, приподнято-хулиганском настроении, так и сяк представляя себе организационные и душевные терзания Покойницкого и его приспешников.
«У, если это Алла – скажу, что дня три меня дома не будет… Пусть еще немного с мыслями пособирается… И если не соберется, то я не особенно обижусь. Должен же быть естественный отбор?»
– Олимпиада Иннокентьевна? – прозвучал в трубке приятный драматический тенор.
– Да, я, – ответила Липа, обрадованная и чуть озадаченная.
«Мужчина в самом начале недели – к несомненной удаче в делах!»
– Это оперуполномоченный Гусляров Роман Дмитриевич, – сообщил голос.
«Ка-как? Роман?! Это же почти как у… ну да… Вот он кто, оказывается! Роман!»
– Да, слушаю. – Липа, как могла, притворилась серьезной и деловитой, хотя ее рот неудержимо разъезжался к отдаленной периферии лица.
– Вы не могли бы сегодня-завтра подъехать к нам?
– Ну, могла бы, конечно.
«Что – очная ставка с г-ном Покойницким? Во круто!»
– А в чем дело, нельзя уточнить? Мне надо как-то подготовиться… морально.
– Вы утверждаете, что вы – профессиональный журналист?
– Да-а, – важно ответствовала Липа, – можно сказать, высокопрофессиональный.
– Вот, мы бы хотели воспользоваться вашими услугами. Своего специалиста этого профиля у нас нет, так что… Вы как?
– Да пожалуйста, приеду, сделаю.
Липа чуть было не ляпнула, что делала криминальные материалы только раз-два, но вовремя прикусила язык. Они договорились, что Липа приедет к двум часам.
Гусляров сидел в том же тесном в бедрах кабинетике и встретил ее приветливой улыбкой.
– Как ваши дела? – спросил он. – Работы много сейчас?
– Не много, но есть. По нашим временам если только у вас работы много будет, – не удержалась Липа.
– Да, это да, – охотно согласился РДГ-2. – Олимпиада Иннокентьевна, я вас сейчас провожу к нашему начальнику. Он вам объяснит, чего мы от вас, собственно, хотим.
– Ой, а это не больно? – притворно испугалась Липа.
– Нет, я думаю, все будет в порядке. Пойдемте?
РГД-2 повел ее по длиннющему, как кишка травоядного животного, коридору до приемной, где сидела девушка в форме и пилотке.
– Я пойду, а вас пригласят, хорошо? Сориентируетесь сами?
– Конечно, – чуть пренебрежительно пожала плечами Липа. – Я вообще хорошо ориентируюсь… во всем.
Она просидела в предбаннике минут десять, потом из кабинета за тяжелой, солидной дверью вышел озабоченный мужчина в форме.
– Пройдите, – сказала пилотка, и Липа, вцепившись в золоченую ручку, с трудом выволокла дверь из проема.
– Здрасте… Ох, ну и дверца у вас – сразу видно, что за ней очень важный человек сидит, – простонала Липа, втискиваясь в кабинет.
Важным человеком оказался пожилой, плотный телом и седой в висках милиционер с крупными звездами на погонах.
– Вот мы и хотим, чтобы вы сделали о нем большую статью, так сказать, предъюбилейную – такую хорошую, обстоятельную, добрую, отразили славный путь заслуженного работника милиции… Вы как?
– Да ради бога! – всплеснула руками Липа. – Моя б воля, я бы только такие материалы и делала! Но в обычные издания их не особенно берут – им чем кровавее, тем лучше… Страшно подумать, что будут думать о нашем времени через сто лет, если судить по нашим газетам.
– Да-да, это вы очень точно подметили!.. Да, вот еще один вопрос – каждый труд должен быть оплачен… Сколько мы вам будем должны?
– Ох, нисколько! – замахала руками Липа. – Во-первых, мне заплатят гонорар в вашем ведомственном журнале, а во-вторых, уже спасибо за то, что вы меня защищаете, и мне лично это ничего не стоит.
Седой насупился, но ничего не сказал.
Потом Липа еще три часа моталась по райотделу с диктофоном, интервьюируя подчиненных будущего юбиляра, ждала, когда ей выдадут «для сведения» его послужной список, и под конец, уже усталая и голодная, попудрив в туалете нос, зашла в кабинет к Гуслярову.
– Ох, а вы еще здесь, Олимпиада Иннокентьевна? – удивился тот.
– А как же! Настоящая работа быстро не делается.
– Не сложно вам… это? Не обижаетесь, что…
– …Вы меня так вашему начальству продали? – подцепила его Липа. – Нет, все нормально. Через пару дней готово будет, и я забегу.
День был пасмурный, и Липа подошла к своему подъезду уже в густо-синих сумерках, когда под ногами аппетитно потрескивала ледяная корочка замерзших лужиц.
– Ох, Олимпиада! Ну где ж вы ходите! – огласил подъезд скорбный гундивый вопль. – Я вас уже два часа дожидаюсь!
С подоконника окна лестничной клетки соскочила Алла. Тут же стояли две объемистые сумки.
– А… разве мы с вами точно договаривались на сегодня? – зашаталась от голода и усталости Липа. – Вы бы позвонили сначала, предупредили… Я на задании была.
– Я подумала, вы будете меня ждать. – Алла подхватила сумки и пошла за Липой.
– А у меня наметилась срочная работа, которую я и делала весь день.
Липа отперла квартиру и пропустила Аллу.
– А я могу как-то поучаствовать? Я так…
– Ох, Алла, дайте мне в себя прийти, а? Я там почти с самого утра была, и ничем, кроме растворимого кофе, меня не попотчевали.
– Да, я понимаю, но я ведь тоже…
Что там эта Алла «тоже», Липа не дослушала, направившись в санузел смыть упревший макияж и переодеться, а потом на кухню – срочно варить дежурные макароны.
Они с Аллой доедали любимые Липины лимонные цукаты, когда позвонила Гликерия и попросила ее принять.
– Сейчас еще одна наша подруга подойдет, – сообщила Липа Алле, довольно угрюмо созерцавшей пустую чашку.
– Только одна? – скучно уточнила Алла.
– Пока да, – подтвердили Липа.
– Я-то вообще думала, здесь у вас суета, вечный праздник… такая веселая суматоха.
«Далась ей эта суматоха!» – раздраженно подумала Липа и сказала:
– Вот вы, Алла, и подумайте, как нам найти активных людей, а? Я дня три буду заниматься заказом, что сегодня получила, и у вас есть время.
Алла было открыла рот в частично съевшейся помаде цвета лососины, умершей от отравления угарным газом, но тут в дверь позвонили, и Липа пошла отпирать Гликерии.
– Ой, что я вам расскажу! – захлопала ладошками Лика, едва впрыгнув в прихожу.
– Расскажете, расскажете! – остановила ее Липа. – У на тут еще одна компаньонка появилась. Алла, познакомьтесь, это Гликерия, журналист. Гликерия – это Алла, модель и модельер.
– Да-а? – округлила глаза Лика. – Ой, какая вы высокая!.. Как я всегда завидовала высоким!
– Это не так хорошо, как может показаться, – под сурдинку протрубила Алла.
– Да что вы… Это круто! Любому мужику на лысину плюнуть можно!.. Так, короче, рассказываю… Ну, я в этих супермаркетах много чего нарыла пакостного – как с просроченными продуктами фикстулят, вперемежку со свежаком ставят, авось никто не заметит… Что дешевые товары ставят на нижнюю полку – чтобы до них покупатели не добрались… Что самый ходовой товар в самом конце зала – чтобы народ через весь магазин туда тащился и по дороге шуршики тратил…
– Все зафиксировали? – строго спросила Липа.
– Во, меня на этом и повязали!
– Опять?! – схватилась за щеку Липа; Алла, выпятив нижнюю губу сочувственно покачала головой.
– Ага – настучал кто-то из персонала… Ну, меня под локотки – и в дирекцию!
– А что – тоже материал, – философски заметила Липа. – И там что-то выцарапать можно.
– Да, я выцарапала… Они меня заставили сказать, кто я, ну и…
– Чего?! – почти одновременно произнесли Алла и Липа.
– Там директор такой – ну, из молодых да ранних, типа с эм-би-эй, тоэфлем и ай-кью в тыщу баксов, то есть, тьфу, баллов… Ему так понравились мои заметки… Ну, короче, он предложил мне работать у них в системе универсамов тайным покупателем.
– Кем-кем?! – тоже почти в унисон удивились заинтригованные слушатели.
– Есть такая профессия – товары покупать! – воскликнула Лика, выбрасывая руку в не совсем понятном жесте.
– Ага, это шопоголик называется, – прыснула Липа, вспомнив наставление календарика. – Или ониоман.
– А покупать их тайно – это еще одна профессия! Р-р-расказываю!
Быть тайным покупателем, как оказалось, означало ходить по определенным магазинам, приглядывать, как идет торговлишка, не пу стуют ли полки, не отлынивают ли продавцы, иногда проверять таковых на психологическую устойчивость, мороча им голову дурацкими, бестолковыми вопросами – не начнут ли хамить покупателям…
– Потом надо составлять отчеты, ну, типа анализа, короче, делать, рекомендации давать… Ну, я и согласилась. – Лика виновато глянула на слушательниц. – По нашим-то временам… Это очень хлебненько… Оклад неплохой, соцпакет, хавка, короче, со скидкой… Не сердитесь, на меня, Липочка?
– Да ну что вы, Лика… Я за вас очень даже рада – разве что немного завидую. Вы там такой материал соберете – на книгу психологических заметок хватит. «Записки тайного покупателя», а?
– А, да, может… Я не подумала… Вы правда не сердитесь? Ну, что я вроде как с вашей подачи так удачно въехала…
– Я счастлива за вас и горда собой, Гликерия. И потом – кто сказал, что это конец нашей творческой дружбе? Приходите, делитесь…
– Да, да! – вдруг бурно вскипела молчавшая Алла. – Нам ни за что нельзя выпускать друг друга из виду! Женщины должны держаться вместе!
– Ну, это понятно, – из вежливости согласилась Липа, а Лика просто ничего не поняла.
Гликерия ушла, на прощание обняв Липу и издали чмокнув воздух в строну Аллы. В квартире сделалось тихо – будто выключили электричество и вмиг замолкли все бытовые приборы, усердно ошумлявшие жилище.
– Вообще, Алла, я сегодня набегалась и устала, – сказала Липа, когда они вернулись на кухню. – Я бы спать пошла, если по чесноку… Вы как устроились в вашей комнате?
– Никак, – пожала плечами Алла, глядя куда-то в сторону.
– Ну так давайте устраивайтесь, пока я еще психологически доступна. Спрашивайте, что нужно. А то я скоро, чувствую, свалюсь. День суматошный выдался.
«Ох, что-то я не то сморозила!» – запоздало осеклась Липа, но, к счастью, Алла ничего не заметила.
Усталая Липа уже распласталась на своем диване, а гостья все еще возилась в большой комнате, что-то пару раз уронила, но потом то ли Алла угомонилась, то ли Липа заснула.
Во сне Липа видела, как быстро идет по длинному коридору здания УВД, и с удовольствием представляла, что сейчас толкнет заветную дверь, и РДГ-2 улыбнется ей, и у его мужественного рта появятся две жесткие, но очень обаятельные складочки…
Утром Липа проснулась рано, но хорошо выспалась. В квартире было тихо – Алла, видимо, еще спала. В Липином не до конца активировавшемся сознании всплыл неприятный вопрос, задать который она вчера так и не решилась, – Алла вообще понимает, что должна Липе за проживание? И за крендельки к чаю тоже не худо бы подкинуть… И надо будет деликатно выспросить – она свою фатеру сдавать собирается?
«Да, надо привести себя в порядок, пока она не вышла… Не буди лихо, пока оно дрыхнет».
Липа осторожно встала, накинула халатик, тихо открыла дверь и почти на цыпочках пошла в туалет. Она еще не завернула за угол, как ее слуха достиг характерный звук, достаточно редко раздававшийся в ее одиноком, почти монашеском жилище… Холодея от ужаса и невероятных подозрений, Липа высунулась за угол.
Дверь туалета была полуоткрыта – ровно настолько, чтобы у Липы не осталось сомнения. Там была Алла, одетая в длинную ночную рубашку в мелкую розочку и с пышной оборкой по подолу.
Она писала – стоя перед унитазом, по-мужски, оглашая коридорчик и прихожую звонким, по-весеннему журчащим звуком.
«Вот, похоже, сейчас и начнется та самая суматоха», – подумала Липа, мелко трясясь, но терпеливо ожидая конца процесса.
«Алла», то ли действительно покончив с физиологической потребностью, то ли почувствовав сверлящий Липин взгляд, резко опустила подол и обернулась. Они встретились взглядами. Липа заметила, что на щеках «Аллы» чуть пробилась щетина, челюсть отвалилась, а в глазах мелькнул смертельный ужас.
– Спустить за собой не забудьте, пожалуйста, – радушно улыбнулась Липа. – А то вечно мужики забывают… Не совсем приятно.
«Алла» засопела, будто маленький ребенок, готовящийся к ритуально-показательному реву, но Липа ее опередила:
– И как вас зовут на самом деле? Олег? Алик?
– Эдик. – Существо уронило голову на грудь и в самом деле начало всхлипывать.
Теперь Липа увидела, что ему, должно быть, года двадцать четыре, не больше.
– Вы меня теперь прогоните, да? – сдавленно произнесло существо.
– Ну, вообще мне не очень удобно жить под одним кровом с малознакомым мужчиной – неформат, знаете ли… Мой проект этого не предполагал изначально. К тому же вы меня обманули. Так что… Идите переоденьтесь, а? Тогда на дорогу я вас напою кофе.
Через полчаса, выйдя из ванной, Липа застала Эдика, одетого в бордовый спортивный костюм, уныло сидящим в кухне. Она молча поставила чайник и полезла в холодильник за сгущенкой и маслом.
– Я сама не хочу у вас оставаться, – вдруг зло, сквозь зубы прошипело существо. – Я-то думала, у вас тут весело, шумно, музыка, все женщины… много женщин! И все друг друга любят, заботятся… А тут!.. Мне у вас не нравится, не нравится!
– Тем лучше, – спокойно ответила Липа. – Меня совесть мучить не будет. Хотя… Я ведь вам этого и не обещала. Здесь праздников еще долго не предвидится. Одни суровые, многотрудные гетеросексуальные будни.
– А почему вот все так? – Эдик посмотрел на нее жалкими глазами в мокрых, слипшихся черными иголочками ресницах.
– Как – так? – решила получить хоть какую-то полезную информацию Липа.
– Женщин нет вовсе… никого нет… скучно… жесть одна.
– Это квартира, а не розовая коммуна и не лагерь прибабахнутых экстремалов. Не знаю, что вы вообразили. Допивайте, и с богом. Мне работать надо.
– А куда я пойду-то? Куда?! – Эдик уронил всклокоченную голову на руки и опять стал всхлипывать.
Липа подождала немного и сказала:
– Домой, естественно. Есть же у вас дом какой-то? Родные?
– Да какой это дом!.. Они не хотят принимать меня такой!
«Я тоже не хочу, – подумала Липа. – И так-то мужиков раз-два и обчелся, еще и «переходные варианты» статистику демографическую гробят!»
– Тогда действительно вам надо искать некий клуб по интересам. В Интернете или в специализированных изданиях пошукайте.
– Ну, я пробовала… Два дня подержат и начинают – сделай то, сделай это! Или у них складчина, а у меня денег нет.
– Трудиться как-нибудь не пробовали? – меланхолично осведомилась Липа, собирая со стола чашки и ложки. – Ремесло освоить какое? Тем же модельером?
– «Трудиться»! – фыркнул Эдик. – Женщина не должна трудиться! Призвание женщины – любить и быть любимой! И это все, все, все! Больше женщина ничего не должна делать на этом свете! Разве не так?! Не так?!
– Не знаю, Эдуард, не знаю, – медленно, с удовольствием выговорила Липа – как тупым серпом провела.
– Я думала, – продолжал стенать Эдик, кажется не обративший на Липину эскападу внимания, – я так надеялась, что меня здесь примут как свою, все здесь женщины, женщины!.. Меня будут любить, заботиться, а тут!..
– Все, Эдик, – сказала Липа возможно мягче. – Я вас накормила чем бог послал, и теперь мне пора работать, а вам пора домой.
– Ну ты вообще серебряная чемпионка мира по прикладной антивезухе, – констатировала любимая подруга Кузя, выслушав Липин рассказ про Аллэдика.
– А золотая кто? – живо поинтересовалась Липа.
– Угадай с трех раз… Ты чего, Тишенька?
Рыжий кот, переминаясь с лапы на лапу, огласил кухню скрипучим, тоскливым мяуканьем.
– Опять кошку хочет? – предположила Липа деловито.
– Кошкохотение – это у него общее место. Он по этому поводу так разоряться не станет. Это, наверное, его папа послал… Пап, ты меня зовешь? – крикнула Кузя в глубь квартиры и, не дождавшись ответа, пошла посмотреть, что случилось.
– Тихон, скотина, эгоисты вы оба, – заявила Липа, решив воспользоваться случаем и высказать Кузиным домочадцам все, что она о них думает. – И ты, и папа ваш – эго-исты. Заездили вы напрочь мою подругу.
Тишка беззвучно открыл пасть, показав острые зубы и розовое ребристое небо, и захлопнул ее со зловещим клацающим звуком. Кузя вернулась с запотевшей бутылкой самодельной дачной наливки.
– Папа велел тебе с собой дать, – объявила она.
– Не надо. Мне сейчас за газетами в редакцию тарахтеть на другой конец города, а потом к Алене на студию – отдать. Тяжело! Потом.
С утра Липа отвезла в УВД дискету с предварительным наброском очерка о ветеране. Зайти к Роману Гуслярову прямого повода не было, но она все-таки пошла. Кабинет был заперт. Липа чуть огорчилась, но… Не судьба так не судьба. Раз Покойницкого пока не посадили, с РДГ-2 они еще увидятся.
«А не фига его баловать визитами! – подумала Липа, выходя из здания. – Пусть вначале этого прохиндея поплотнее прижмет… И может, прав мой сердечный друг Аллэдик: единственное призвание женщины – быть любимой и кормимой?»
Но вчерашний день все-таки прошел не зря. Липа, муторно-злая на Аллэдика и старавшаяся истовой долбежкой по клавиатуре заглушить раздражение, нарубила полосную статью для милицейского журнала. Ну, этот ветеран хоть насто ящим мужиком был… А сегодня весь день Липа моталась по маршруту заказчик-редакция-заказчик – ну, совсем как в лучшие времена.
Алена экземплярам со статьей очень обрадовалась, но долго разговаривать они не могли – творческий процесс вошел в стадию активного обострения, и Аленино присутствие требовалось на площадке.
– Ты что?! «Посидеть»!.. Да без меня там все сразу встанет!.. Я даже присесть не могу – все просто сядут вокруг, и никто ничего делать не будет.
На главную роль режиссер все-таки взял звезду своего предыдущего фильма. Тут суперпрофессиональная Алена, как всегда, не ошиблась.
«А ведь во всей этой истории со сдачей жилплощади прослеживается определенная тенденция, – размышляла Липа, сидя в метро. – Те, кто ночует в большой комнате, оказываются полной и неизбывной фигней… Улететь, что за паноптикум!.. Один к одному! Проститутки-надомницы, суицидка в поиске… Мужика я переодетого не разглядела, не учуяла!.. Все, полный дамский абзац у меня!.. Но зато те, кто искренне претендует на маленькую комнатку, те неожиданно для самих себя и для меня неплохо устраиваются. Но и тут волативность рынка избыточная – торговка смертью, тайный покупатель… Все, заканчиваю с этим!.. Либо план плох сам по себе, либо я чего-то недорабатываю».
– Скорее всего, последнее, – неожиданно для себя произнесла вслух Липа, уже входя в подъезд.
Этот день был днем ожидания – начальнику, которого Липе подкинул РДГ-2, надо было прочесть, осознать и оценить Липин опус.
«А чего, – подумала Липа, убравшись в кухне после завтрака, – полное право имею на отдых и капельку безделья… После такого-то! Да, надо узнать, что там календарь думает о смысле жизни и окончании кризиса».
Утренние новости прошли без участия РДГ-1, и Липа взялась за календарик, как обычно нежившийся, словно на пляже, на видюшнике.
– Залежался, пригрелся… Гнездышко еще не свил? – поинтересовалась Липа, представляя, что в один прекрасный день найдет своего оракула окуклившимся, как шелковичный червь. – Надо тебе почаще тримминг делать – листочки выдирать…
Календарь, похоже, не имел ничего против и выдал Липе следующую сентенцию:
«ЧТО РОССИЯНЕ ДУМАЮТ О КРИЗИСЕ?
На вопрос Центра изучения общественного мнения «Октопус» были получены следующие ответы.
Достали вы с этим кризисом, мать вашу! – 19 %.
Это происки фармацевтических компаний, производящих антидепрессанты, – 17 %.
Не хрен забивать голову ерундой – идите лучше работать! – 13 %.
А я в декрете, мне по фигу! – 11 %.
Я и на картошечке с огорода проживу – 6 %.
Солдат спит, а кризис идет – 4 %.
А что это такое? – 2 %.
Зажрались вы тут в Москве! – 0,1 %.
Та ж мы с Нарьян-Мара, у нас там такого безобразия сроду не было! – 0, 001 %».
«Эх, и почему я не с Нарьян-Мара?» – подумала Липа, устраиваясь поудобнее.
«КАКИЕ КОШМАРЫ ЧАЩЕ ВСЕГО ВИДЯТ ВО СНЕ РОССИЯНЕ?
Преследование, от которого невозможно уйти.
Паралич при появлении чего-то и кого-то опасного.
Опоздание на важное событие (переговоры, свидание).
Исчезновение близких людей или очень важных предметов (документов, ключей от дома, последних денег).
Страшные события (акты терроризма, природные катаклизмы).
Увольнение с работы.
Ссоры с коллегами или родными».
«Список не полный… Хуже всего очутиться в незнакомом месте и вдруг обнаружить, что ты забыла одеться… Но потом вообще-то наступает некое успокоение – находишь, что окружающие просто не замечают, что ты голая… И это так прикольно – разгуливать голышом среди одетых… Особенно зимой».