Странница Веткин Илья
– Позвони ей, – хмуро попросил Корней, – ускорь…
Теща Ираида не заставила его злобно сверяться с часами – прибыла в начале четвертого. Он еще уделил ей некоторое время: водил по пустым комнатам теплого дома, будто насупившегося перед отъ ездом хозяина, – указывал углы с не разобранными еще со времен новоселья сумищами и пакетами, чреватые накоплением хлама. Корней не терпел избыточный домашний хлам. Теща покладисто и готовно кивала. Вообще ее явления были Корнею прежде приятны. Сама Ираида ему скорее импонировала – своей моложавостью, легкостью, немногословностью и забавной боязливостью. В ней можно было найти не так уж много общего с дочерью. Пожалуй, лишь удлиненную форму глаз цвета спелого крыжовника. Теперь, правда, поскольку он сопрягал ее с некоей темной стороной в жизни жены, посматривал на нее отчужденно. И привычной ее робости и чуть заискивающей интонации искал иные – особые объяснения.
– …Ну, не скучайте тут, – присоветовал Корней теще, садясь в машину.
Ираида, мгновением раньше обцеловав и отпустив Майю, помахала ладошкой:
– Счастливенько. Инга, будь осторожней.
Инга, трогая руль, послала воздушный поцелуй.
Они выехали довольно рано, до пробок, и до Подольска долетели даже быстрее, чем обычно. С автомобилем Инга разбиралась умело – это нужно было признать. За рулем чувствовала себя естественно и спокойно. От Подольска пошло гуще, но все равно шли неплохо. Уже у самой кольцевой границы столицы Инга пристроилась к хвосту, карабкающемуся на пандус. Им нужно было дальше по Кольцу, на восток. Хвост полз медленно. После каждого пяти-семиметрового рывка Инга вжимала в пол педаль тормоза, а потом дергала ручник: они шли в горку под приличным градусом. Впереди то надвигалась, то рывками удалялась обтекаемая задняя часть темно-вишневого джипа. Его водитель, похоже, нервничал. Дважды басовито сигналил, подгоняя машину, плетущуюся перед ним.
Метров за двадцать до выезда на окружную джип поступил дурно: одолев очередные пять метров мощным рывком, забыл встать на ручной тормоз, и когда Инга начала движение, покатился ей навстречу. Дистанция была невелика, но джип был тяжел – небольшой «ниссан» от тяжкого удара в передний бампер будто оказался в нокдауне. У Инги дернулась голова, Майя сзади жалобно вскрикнула. За уик-энд у нее получался второй стресс.
Из джипа, хлопая дверцами, сноровисто выбрались на разбор три плотные фигуры. Из «ниссана» вышел Корней. В первые секунды они на него не взглянули, оценивая задницу своего «лексуса». Задница была в порядке – что ей сделается. На переднем бампере своего автомобиля Корней после детального осмотра усмотрел трещину. Выпрямившись, сухо констатировал:
– Вы не поставили машину на ручной тормоз.
Один из трех – с вспухшей безбровой мордой, одетый как с пикника, в шорты и пляжную рубашку, воззрился изумленно-гневно:
– А чё ты тут под жопой крутишься? Ты где должен ехать?
В голосе дрожало сиплое, тягучее похмелье. Обалдевший от этой хамской нелепицы, отвыкший от подобного за годы бесконфликтной езды, Корней мгновенно вышел из себя, но уже не нашел, что сказать. Только стиснул зубы и посмотрел исподлобья. Двое других – похожие друг на друга, в футболках с короткими рукавами, обнажавшими бицепсы, смотрели усмешливо. И уже собирались возвращаться в салон. Они были крепкие ребята, с тремя (да и с двумя) Корней, если бы что, не сладил.
– Дистанцию надо держать, дурень, – внушительно сказал один, пережевывая резинку. Второй взялся за ручку двери.
– Я вызову ГАИ, пусть разбираются, – решительно сказал Корней, извлекая мобильник.
– Гаи-шмаи, – просипел похмельный, снова надвигаясь, – что ты тут дурку валяешь?
Двое других посмурнели и набычились. Их реакция выдавала субординацию: жизненная их функция, похоже, сводилась к обслуживанию сипатого в шортах. Корней замер с мобильником у уха. Сзади щелкнула дверь его машины.
– Корней. – Голос Инги прозвучал неожиданно и резко. Будто рядом щелкнули бичом. Четверо мужчин одновременно перевели взгляды в одну точку. Скрестились на круглом, бледном, оттененном черными волосами (уложила их на затылке в узел) женском лице. У Инги подрагивали от ярости углы рта, что бывало крайне редко.
– Корней! – повторила она уже тише. – Садись, поехали.
Сипатый обрел способность издавать звуки:
– О! – возгласил он. – За рулем п… – это не езда!
Его шестерки сдержанно заухмылялись. Этот момент следовало считать самым опасным. Униженный и оскорбленный хозяин «ниссана» быстро отправил в карман телефон и следующим движением, вероятно, нанес бы резкий удар снизу вверх – сипатому в подбородок. Тот стоял чуть дальше, чем нужно, и удар мог в принципе не выйти. Но… Корней ощутил странную слабость во всем теле. Вместо того чтобы ударить, он сделал лишний шаг в сторону, сжал и разжал левый кулак. Сипатый между тем предусмотрительно отступил и открыл заднюю дверку джипа, готовясь сесть. Инга коротко посигналила. Корней бессильно повел плечами и вернулся. Мельком отметил совершенно стек лянный, застывший взгляд Инги. Едва плюхнулся на сиденье, она резко крутанула руль влево, обогнула джип и, презирая движение, вылетела на кольцевую дорогу. Десятью минутами позже Инга, наконец, разжала губы и нормальным тоном спросила:
– Большая трещина? Нет?.. Ладно. Майя плохо себя чувствует, чего нам было там время терять…
– Почему я ему не врезал? – Корней провел ладонью по горящему лицу. – Почему? Какое-то мгновение промедлил… Не пойму…
– Очень хорошо, что не врезал, – сказала Инга немного рассеянным тоном, она опасалась пропустить нужный поворот. – Ты в контору-то к себе ехать не передумал?
– Нет, – улыбнулся Корней.
Когда они остановились у подъезда серой громады, Велес чуть замешкался, защелкивая клапан темно-бордовой борсетки, Инга с водительского места неожиданно притянула его за шею и поцеловала в губы. Он слегка опешил. Инга освободила его не сразу. Майя сзади хмыкнула.
Он захлопнул дверцу и сразу же увидел Зануду Глеба, выходящего из подъезда. Манера высиживать в конторе по выходным сверхурочные тексты для клиентов была ему свойственна и служила предметом шуток. Приметив Корнея, выходящего из авто, Зануда разулыбался:
– Ты, кажется, решил вступить в наш клуб возимых мужей?!
– Если можно, пока в статусе наблюдателя, – смиренно попросил Корней.
– Я похлопочу, – пообещал Зануда, – ну, давай, успехов в труде.
И направился к стоящему в десяти шагах «опелю». Корней проводил его взглядом, пытаясь рассмотреть в окне автомобиля женское лицо.
Домой вернулся к одиннадцати – раньше, чем думал.
Немного за полночь, после колебаний, решился: вышел с мобильным телефоном на лестничную площадку и, волнуясь, набрал телефон детектива. Тот вовсе не удивился звонку, выслушал спокойно и с интересом. Пару раз уточнял. Потом, с чем-то сверившись, чуть слышно усмехнулся:
– Нет, Корней Евгеньич! Совершенно не тот номер. Да и цвет. Тот же был темно-синий… Что ж вам теперь на всякий «лексус» в радиусе… километра реагировать?..
– Да я понимаю, – устало сказал Корней. – Ну, это у меня как рефлекс, что ли…
– Не вижу никакой связи с нашей проблемой, – спокойно ответил детектив Антон Сергеич, – просто случайность. Рядовое ДТП… Знаете, сколько таких подонков на дорогах… Слава богу, не начали рукопашной… Чем бы еще кончилось… Ну ладно. У меня будет для вас информация, только давайте через недельку.
Корней вернулся в квартиру крадучись. В холле постоял у приоткрытой двери в комнату Майи, послушал ее дыхание.
Трое в джипе
9
Вся эта хренотень началась тогда, когда они ближе к вечеру отъехали от офиса Докучая и Ленчик предложил заехать к Курскому – прикупить девок. Поскольку базаром все остались довольны и настрой был благостным, предложение легло в масть. Адресовано оно было, собственно, Артемычу, блаженно развалившемуся на заднем. Он мог дать санкцию, но мог и не дать. Артемыч дал. Он был утомлен и расслаблен: три часа тереть с Докучаем – то еще удовольствие. И до конца ведь было не ясно: простит ли он задержку с выплатой. Оказалось – простил. И перспектива теперь строилась вполне даже реальная, а местами сладкая до одури. То есть за пятый магазин нужно было еще вносить, но четыре-то переходили в собственность Артемыча и уже приносили прибыль.
Еще не доехали до Курского, спокойно себе перли по Нижегородской в первом ряду, как вдруг Паша, сидевший за рулем, изрек:
– Оба! Смотри, стоит уже одна!
Бледное небо над Москвой еще не отпустило августовский день, вечер был еще светел и свеж. Ленчик удивился искренне:
– Ты чего порешь-то? Им рано еще. Да они здесь и не стоят.
Но Паша, вглядываясь и усмехаясь, притормозил, и они неспешно проплыли мимо пустой автобусной остановки. Ленчик пожал плечами:
– Никого ж нет! Ты чего?
Паша, однако, все так же ухмылисто скользил взглядом по обочине, и лишь спустя пару секунд усмешка его будто застыла. И была это уже не усмешка, но скорее – выражение оторопи. Сразу же машина резко рванула – Паша дал по газам. Артемыч сзади его обругал, но про эпизод тут же забыли. У Курского они парканулись, немного не доезжая, по подземному переходу перешли на другую сторону Садового кольца, дотопали вперевалку до длинного заведения без окон. Внутри было, как всегда, дымно и шумно. Девки сидели за столиками над бокалами с пойлом и вдоль стойки – тоже с пойлом и вполоборота – витриной в зал. Часто слышалась английская речь – то с русским дубовым акцентом, то с каким-то другим. Тут терлось немало гостей столицы из стран Европы – в простых с виду рубашках и джинсах, в загаре, в дорогих очках. Тут же шевелили плечами хмурые парни – тупые быки, либо охраняющие кого-то, либо пасущие. Еще крутились тощие, томные юноши, стоившие зачастую дороже девок. Кавказа, кстати, не было вовсе. Сильно и густо пахло косметикой.
Преобладал третий сорт: грудастые девицы с грубыми, наштукатуренными мордахами. Но можно было выискать и исключение. Паша, протолкавшись, указал Артемычу на угловой столик. Там рядом с хорошенькой китаянкой тянула через соломинку сок юная блондинка с довольно правильным лицом и глазами молодой оленихи. Они протиснулись к столику ближе. Паша, опершись лапищами, низко склонился к блондинке и поинтересовался. Получив ответ, транслировал его через плечо Артемычу, который уже дышал рядом – крупный и потный. Хмыкнув, он тоже склонился к столу.
– Ну, ты чего, – сказал с принужденной усмешкой, – сбавь на сотню, тогда поладим.
Китаянка, стоившая, вероятно, не столь дорого, смотрела на него во все щелки. Девушка же с глазами оленихи лишь взглянула косо.
– Мы не на рынке, – ответила с улыбкой и неожиданной дерзостью.
Паша сокрушенно щелкнул языком. Артемыч секунду еще стоял, нависая над столом, и вдруг сделал молниеносное движение правой рукой, зажал оленихе небольшой изящный нос между указательным и средним пальцами. Олениха безуспешно дернула головой и заверещала по-заячьи. За громом музыки из-за стойки ее почти не было слышно. Артемыч тут же отпустил, вошел плечом в толпу и утолкался к выходу, Паша за ним еле успел. Уже на улице Артемыч хмуро заметил:
– Оборзели они тут. Это итальяшки их избаловали. Давай, что ли, на Ленинградку.
Паша с Ленчиком, знавшие, что спорить бесполезно, двинулись к машине.
Прочесали Ленинградку до Зеленограда и даже немного дальше, угодили у Кольцевой в капкан пробки, где потеряли минут двадцать. Выбирать останавливались трижды, но всякий раз Артемыч, придирчиво и хмуро заценив варианты, все отвергал. Он завелся. Это Паше с Ленчиком было знакомо.
Лиловые сумерки сошли на столицу. Вдоль трассы расцвели лимонные светила. Под одним из них компаньоны Артемыча, притормозив, попытались убедить шефа.
– Игорь Артемыч, – упрашивал Ленчик, – вон те две – рыжая и с сумочкой – ничего вроде. Вы взгляните поближе, а?
Но хозяин четырех магазинов не желал вылезать из машины: буравил товар брезгливым взглядом из салона.
– Ты спешишь, что ли? – спросил резко и скомандовал Паше, – на Волоколамку поехали. Там небось уже тоже стоят…
Развернулись у Сокола, дернули на Волоколамку. Там и вправду за мостом через Сходню стояли две – способные угодить вкусу разве что похмельного сержанта милиции или усталого дальнобойщика. Артемыч только посмотрел – строго и скорбно. Когда мчались у Красногорска, ему дозвонилась Анечка – гражданская жена. Артемыч орать на нее не стал, наоборот – ласково рассказал, как разошлись с Докучаем (переживала), и объяснил, что теперь должен еще переговорить с Горбом, к которому и направляется. Горбу звонить, проверять, Анечка, ясно дело, не стала бы. Она напомнила только, что завтра они собирались в театр, и от липла. У Нахабина снова тормозили, приценялись, и снова Артемыч все похерил. Поскольку дальше переть не было смысла, погнал Пашу обратно в Москву – через Кольцевую на Ленинградку. Там, после того как они очередной раз бесплодно пообщались с толстой «мамой» и ее пятью «дочками», Артемыча понесло. Он орал на Пашу и Ленчика, останавливал у ночного магазина и со скандалом покупал коньяк, материл из окошка одиноких прохожих.
10
Паша неожиданно предложил свернуть вправо, на Флотскую улицу: мол, там парк, там тоже стоят, и даже вдвое дешевле. Может быть, ему хотелось разрядить обстановку. Они свернули. Пустынная боковая улица была озарена йодистым светом фонарей, легко было убедиться, что вдоль обочины тут нет одиноких странниц. Артемыч собрался было обложить Пашу со всей созревшей яростью, но тут водитель радостно махнул рукой вправо:
– Смотри! Вот это супер!
Артемыч и Ленчик вытаращились в указанном направлении. Ленчик взволновался:
– Где? Я не понял?!
– Да вон она, у остановки! – Паша резко сбросил скорость. – Блондинка! Ноги-то какие! Игорь Артемыч, она голосует! Ну!
Джип медленно приблизился к пустой автобусной остановке. Паша от руля склонился к Ленчику и открытому окну.
– Подружка! Ближе подойди.
Он просунулся к окну еще ближе, тесня сильным плечом Ленчика – тот видел, как блестят веселым хищным блеском Пашины глаза. Потом эти глаза расширились. Паша резко дернулся назад, сжал руль, перевел бешеный взгляд на приятеля.
– Ленька! Чего у нее с мордой-то?
На заднем сиденье шумно сопел Артемыч. Паша еще раз взглянул.
– Бля, это что? Проказа, что ли?.. Э! Да чего она в окно лезет-то?
Джип дернулся и пронесся метров двести – триста вдоль вереницы тусклых фонарей. Артемыч с Ленчиком почти одновременно заорали, и машина остановилась. Несколько секунд в салоне слышно было лишь сопение Артемыча. Потом он разом выдохнул:
– Пшел с руля! Ну! Я сказал – пшел!
Когда Паша медленно вылез, оставив дверцу открытой, хозяин добавил:
– Наркоман гребаный… С кем я работаю, бля…
Ленчик припомнил кстати эпизод, изумивший всех тремя часами раньше:
– Паха, ты чё – опять эту бабу видел? Как на Нижегородской? Ты чё – серьезно? Паш, ну, не было там никого.
Паша стоял у машины, нервно курил, поглядывал в дальний конец улицы. Он казался подавленным, только пожал плечами. Артемыч тоже выполз из салона, продолжая изливать раздражение:
– Ты чё – грибы жрешь? Павел, тебе к наркологу нужно, ей-богу. Не, ну ты болен в натуре, ты понял? Вчера жопой в чайника въехал, сегодня ему бабы мерещатся!
Ленчик попытался аккуратно вставить – в защиту:
– Игорь Артемыч, от переутомления это. И нервы опять же. Вы ж Пашу знаете, он не болен. Нервы! Вон Усмана в том году валить пришлось – опять же Паша. Все в основном на него…
Паша неожиданно откликнулся, резко выдохнув дым.
– Да Усман-то хер с ним. А вот тут! Ну, я ж ее, как тебя, видел! Сначала вроде красивая. Как кукла, бля.
– А потом?
– Потом она ближе подошла, вплотную. И вижу, бля, не поверишь, нет у нее лица! Ну, или есть чего-то, но не лицо это, а просто жуть какая-то, вроде звериного чего-то, только хуже… Поверишь, хуже!
– Так! – Артемыч подошел к Паше, набычась. – К наркологу завтра у меня пойдешь, понял?!
– Да я разве чего… – Паша выщелкнул недокуренную сигарету. – Я сам, может быть, пойду.
– Да конечно, чего там, – Ленчик поддержал, – вместе сходим, Паш. А я к кожнику. У меня, слышь, экзема на шее уже второй месяц, не пойму отчего. Нервы тоже. Как понервничаю, так на морду перекидывается.
– Все хорош! В машину, – объявил утомленный Артемыч, – нервные… Леонид – за руль. Никого больше не ищем, хватит с меня. По норам.
Они свернули в темноватый проулок, оказавшийся улицей Смольной. Им уже не нужно было выезжать на шоссе, нужно было налево, на Кронштадтский бульвар. Улочка казалась короткой, а джип все еще полз будто крадучись. Паша подивился тому, что так пусто, но тут же вспомнил, что уже второй час ночи. Чувствовалось, что ему хочется поговорить… Артемыч сзади потребовал ускориться. Как ни странно, Ленчик не выполнил приказ, даже поехал еще медленнее. Из зеленоватого сумрака тихо выплыл очередной фонарь. В этой вкрадчивой тишине голос водителя прозвучал с болезненной оторопью:
– Слышь, Паш, она какая была? Высокая? Белая такая?
– Ну, – Паша задышал громче, – глаза вроде прозрачные… Поначалу.
После паузы Ленчик сипло произнес:
– Вижу ее. У фонаря.
Интонация его или внезапная хриплость голоса, возможно, подействовали даже на хозяина, который не нашелся для комментария. Джип еле полз вдоль тротуара и, наконец, чиркнув о бортовой камень, остановился. Далеко впереди в тишине взревел двигателем, выруливая на бульвар, тяжелый грузовик – рыщущий в поисках шоссе. Паша бросил дикий взгляд на водителя:
– Ну?! Видишь? А я – нет! Она, что ли, только тому, кто за рулем, грезится… Ох, бля.
Он шумно заворочался, быстро переводя взгляд то на светлое пятно под фонарем, то на бледное лицо Ленчика. Потом, поерзав, нашел толстым пальцем кнопку автоматического стеклоподъемника, жадно проследил за уходящим вниз краем стекла и дернулся от дикого крика Ленчика:
– Окна не открывай! Не открывай!!
Пашу прижало к спинке сиденья – джип с места набрал немыслимую скорость. Несколькими мгновениями позже он уже вылетел на ярко осве щенный бульвар. В этот момент его неровная траектория нашла точку пересечения с траекторией тяжелого грузовика, набравшего на пустой улице хорошую скорость. От грохота столкновения задрожали стекла в лоджиях, выходящих на бульвар девятиэтажек. Страшный удар отбросил джип метров на двадцать: грохнувшись о бортовой камень, машина перевернулась, перевалилась через крышу и рухнула на смятый борт. Основной удар пришелся в левую сторону и дверцу водителя – расплющенный Ленчик погиб мгновенно. Артемыч, сломавший шею, когда джип оказался вверх колесами, еще несколько минут хрипел. Дольше всех – до приезда скорой – с переломами и расколотым черепом прожил Паша. Когда усталый сержант светил фонариком вниз, он еще стонал. В двух шагах от протараненного джипа трое других сержантов, покуривая, спорили, почему тачка не загорелась. Когда извлекали тела, один из врачей обратил внимание на любопытную деталь. У одного из трупов уцелевшая часть лица была покрыта толстой коркой экземы.
Числа
11
Во вторник третьего сентября он взял отгул. Воспользовался правом на тайм-аут. Ингу предупредил, пояснил, что хочет съездить к стоматологу.
Ни к какому врачу он, конечно, не собирался.
Его домашние планы не были обширны, но требовали четкой ориентации во времени. Около двух из школы обычно приходила Майя. Она могла заявиться и раньше, удрав с двух последних уроков – скажем, с двух физкультур. Раннее явление означало, например, желание бросить дома рюкзачок, выудить что-либо из холодильника, быстро и алчно съесть и тут же исчезнуть вместе с подружкой, какой-нибудь Полиной, Мэгги или Дианой.
Корней предполагал сделать ей около полудня проверочный звонок. Майе было запрещено отключать сотовый.
Успеть он должен был две вещи. Во-первых, разобраться с накопительными тайниками, рассредоточенными по квартире, и в частности по полкам книжного шкафа. Во-вторых, произвести первичное антресольное исследование. Самому себе он пояснял, что не столько исполняет просьбу мужа номер один, сколько пытается подобраться к дополнительной, пылящейся в темноте информации о прежней жизни Инги.
С тайниками все было просто. Он хотел пересчитать деньги, может быть, перераспределить их и, главное, отложить полторы штуки для детектива. В доме хранилась та часть семейных денег, которая не доверялась вороватым российским банкам.
Это было близко, на второй полке, в пухлом томе рассказов О. Генри, под крепкой старой обложкой.
Корней отмусолил несколько новеньких голубых тысячных бумажек, решив, что на неделю ему хватит. Попутно отметил естественную убыль пятисотрублевых купюр: Инга на днях вроде бы обновила косметику.
Он уже собрался было торжественно задвинуть захватанное по краям стекло, но тут внезапно вспомнил о Джеке Лондоне. В серой глыбке однотомного издания 1960 года вот уже четыре месяца томился конверт, воплощающий аккуратность г-на Велеса в отношении его долговых обязательств. В конверт был упрятан и заклеен двухтысячный долг, уже приготовленный к отдаче. В январе Корнею пришлось занять на работе у Берковича.
Корней вертел конверт в руках, рассеянно ворошил странички серого тома и недоумевал. Конверт был заклеен не так, как вначале, и оттого выглядел слегка неряшливо. Это был их фирменный конверт с наименованием фирмы, напечатанным крупным шрифтом и с клеевым слоем на узком клапане. Этим слоем аккуратный Велес, помнится, и воспользовался.
Теперь же клапан конверта выглядел так, будто его наспех отодрали, а потом приладили на место с помощью грубого коллоидного клея. Скорее всего, из клеящего карандаша.
Велес вскрыл конверт. Из двух тысяч американских денег там сохранилась одна.
Хозяин конверта, добросовестный должник и кредитор, перевел несчастную тысячу в портмоне и задумался. Для Инги покушение на данную сумму не имело ни малейшего смысла. Она могла взять столько же или даже больше в рублях из фонда текущих трат, то есть из О. Генри, не задумываясь и не заботясь о реакции мужа. Да муж и не обратил бы внимания. Нет, если б она захотела, то скорее бы отделила эту тысячу от средств, спрятанных под шкафом. Раскурочивать же конверт с долгом, о котором она осведомлена, было совсем не в духе Инги. Это выглядело, вообще говоря, как-то не по-взрослому…
Корней понял. Неделю назад возле шкафа довольно долго с туманным взором бродила Майя. Корней успел раза три войти и выйти из комнаты – она все топталась у полок. Этот ординарный факт вообще-то не привлек бы его внимания, если бы не торопливая фраза падчерицы, она посчитала нужным объяснить: «Вот, Бунина ищу, нам тут прочитать отрывок задали…» Корней молча извлек ей из нижнего ряда требуемый томик, и скучная Майя, не поблагодарив, ушла.
Теперь он представлял себе. Она, конечно, могла заметить, с какой полки родители черпают благосостояние. На Джека же Лондона вышла методом исключения. О. Генри, кстати, выглядывал рядом. Почему сбережение купюр вторая полка доверяла именно американским авторам, Корней не объяснил бы. Так уж вышло.
Он решил, что с этим вопросом все ясно.
Теперь нужно было успеть произвести шмон на антресолях. Корней, торопясь, притащил с кухни табуретку. Он уже досадовал, что потратил лишние минуты на возню с деньгами. И поглядывал на часы.
Велес снова отвлекся. Мельком покосившись через плечо, узрел на телефонном столике вторую Ингину сумку – темно-бежевую: с первой – черной, лаковой, она сегодня отправилась на работу. Обычно сумка хранилась в шкафу. Инга брала с собой первую или вторую в зависимости от цвета костюма.
После секундного аккуратного рытья он выудил то, о чем подумал, – дубликат телефонной книжки жены. Оригинал он стащил и изучил – совершенно безрезультатно – месяц назад. Сейчас на это тоже не следовало тратить чересчур много времени. Он быстро пролистал чистые глянцевые странички (оригинал, помнится, был замурзан), исписанные знакомым крупным почерком. Ничего интересного, ничего нового. Не было номеров без указания имени, не было номеров, обозначенных лишь инициалами. В основном все скучно, аккуратно, даже с отчествами: «…Альтшулер Лев Бор., проктолог (номер), Акиньшин Ст. Иг. (номер)… Головчинер Викт. Алекс., уролог (номер)… Хмельницкий Артемий Викт. ремонт, от Эллы (номер)» и так далее.
На предпоследней страничке он все же остановился. Хотя это не было похоже на номер – скорее, на торопливую запись некоего расчета: «15 2 от 3». Корней хмыкнул. Листнул страницу и нахмурился: на последнем листке, приклеенном к обложке, была воспроизведена та же запись, но уже не ручкой, а карандашом. И впрямь – похоже на напоминание. В оригинале телефонной книжки такого он, кажется, не видел. Хмурясь и кривя рот, еще раз сопоставил рядки цифр, пожал плечами и вернул книжку в чрево сумки, пахнущее духами.
Времени до прихода падчерицы оставалось совсем немного.
Темное и пыльное нутро антресоли тоже разочаровало. Из не изученных ранее предметов первейшего внимания заслуживала здоровенная спортивная сумища из кожзаменителя. Она оказалась пуста. Еще у самой стены был обнаружен рулон плотной бумаги, обернутый выцветшей газетой и заклеенный скотчем. Рулон был немалой длины – около метра. Отложив его, Корней некоторое время шарил в душноватой мгле. Изыскания не принесли плодов, не считая пары дохлых тараканов.
Ни альбома с фотографиями, ни старых писем не было и в помине. Муж номер один, наводивший на эти места, явно отстал от жизни.
Придя к этому выводу, муж номер два мысленно плюнул и закрыл дверцы антресоли. Повертев в руках рулон и потрогав полоски скотча, он спохватился. Пора было вызванивать Майю.
Еще раз взвесил в руке бумажную трубу – более всего было похоже на свернутый чертеж, такие обычно прячут в футляр-тубус, – и отправил ее обратно: к дальней стене антресольного убежища. В принципе предмет заинтересовал его мало. Но при случае, которого нужно было еще ждать, можно было бы попробовать его распаковать.
12
Майя явилась, как назло, не одна, с Анжелой – рыжеватой, очень длинной и нескладной девицей из параллельного девятого.
– Котлеты из индейки в холодильнике, – предложил Корней.
Майя, расплескивая воду, весело умывалась в ван ной. Сквозь плескание осведомилась у подружки:
– Жрать со мной будешь?
– Не. Ты журнал дай, и я пойду. А то там Тем ждет. – Анжела, кажется, была слегка смущена наличием неуместного родителя.
Заграбастав толстое глянцевое издание – к изум лению Корнея, это был Men’s health, – она подхватила сумку и испарилась. Разговор Корней решил отложить на после обеда. Пятнадцатилетний ребенок должен нормально поесть после школы.
Перекусив, Майя принялась куда-то суетливо собираться, переоделась в брючный костюм светлосерого цвета и теперь мудрила с прической перед зеркалом в холле.
– Можно тебя на минутку? – Корней возник на пороге их с Ингой комнаты.
Майя насуплено покосилась, но спрятала щетку в карман, прошла вслед за отчимом и остановилась у стенки с портретом юной Инги.
– У меня к тебе один вопрос, – начал Корней. – Но сначала хочу сказать одну вещь. Одну вещь… И раньше, и теперь, и… всегда ты можешь полностью рассчитывать на меня… в плане финансирования твоих… проектов.
Он сделал паузу, Майя, сохраняя на лице хмуро-подозрительное выражение, медленно кивала. После чего легко вздернула голову и вздула падающую на лоб челку. Что означало волнение.
– Мне в данный момент хотелось бы лишь знать, – продолжил Корней, чуть понизив голос, – зачем тебе была нужна эта тысяча? Заранее могу сказать, что ты сможешь оставить ее себе… Но. Сама знаешь, что меня может волновать. Наркотики, ну и… что-то подобное.
Читать бесплатно другие книги:
