Микстура от разочарований Бронтэ Элен

— Как душеприказчик покойного мистера Мэйвуда и опекун его дочери, я имею право управлять этим домом по собственному разумению. Вы не нужны нам более, и вы пойдете собирать вещи, если не желаете, чтобы их за вас собрали лакеи.

Сара в удивлении подумала, куда это делось все добродушие дяди, а мисс Брук выскочила вон из комнаты, громогласно жалуясь на несправедливость, причиненную ей в этом доме.

— Надеюсь, мы больше никогда не услышим об этой женщине, — обратился дядя к племяннице.

Сара со слезами бросилась обнимать дядюшку — это было первое ее проявление родственных чувств к мистеру Фоскеру, и растерявшийся джентльмен принялся неуклюже гладить девочку по голове.

— Ну-ну, не стоит плакать, моя дорогая, тебе следовало давно пожаловаться мне на эту фурию. Ее услуги стоят слишком дорого, а толку в воспитании от нее не больше, чем от твоей чернильницы. К тому же мы все равно скоро уедем отсюда, не тащить же нам с собой всякий хлам!

Сара отпрянула и в еще большем удивлении посмотрела на дядю.

— Уедем? Куда?

— Присядь, дитя, и послушай меня.

Дядюшка подал пример, усевшись на маленький стульчик, всхлипнувший под его весом, и девочка послушно села напротив.

— Мы с твоим батюшкой много говорили о том, как устроить твою жизнь после того, как он покинет этот мир ради лучшего… нет-нет, только не начинай плакать! Дела поместья расстроены, управляющий, похоже, прилично обогатился за счет имущества твоего отца, и лучший выход, который мы придумали с моим бедным кузеном… — тут дядя подобающе вздохнул и сделал паузу, — это найти хорошего арендатора и сдать ему поместье до тех пор, пока ты не вырастешь и не достигнешь совершеннолетия.

— Но где же я буду жить? — Сара все еще ничего не понимала.

— Со мной, конечно же! Как твой опекун, я буду заботиться о тебе до тех пор, пока ты не станешь взрослой и не выйдешь замуж! — дядя широко улыбнулся. — В Сент-Клементсе у меня есть чудный домик, там вполне хватит места для такой маленькой девочки, как ты!

Сара не улыбнулась шутке, она была слишком растеряна. Покинуть родной дом и уехать куда-то далеко на север… не иметь возможности молиться на могилах матери и отца… эти перемены не укладывались в ее голове.

— Это необходимо? — жалобно спросила она. — Я бы не хотела так скоро уезжать… Мне страшно.

— Совершенно необходимо, милая. Ты ничего не понимаешь в делах, иначе я объяснил бы тебе все подробно. Мои средства очень скудны, и деньги, что заплатят нам арендаторы, пойдут на твое воспитание и образование, — терпеливо увещевал дядюшка. — Пойми, дома у меня есть и свои заботы, я не могу остаться здесь надолго. А тебе пойдет на пользу перемена мест, тут ты видела только свою мисс Брук, а в нашем городе познакомишься с соседями, у тебя появятся друзья… В Сент-Клементсе сложилось очень приличное общество, где твои дядя пользуется заслуженным уважением, и тебя сразу же примут со всей приветливостью, какой заслуживает моя племянница.

Сара поняла, что за мягкостью и добродушием дяди скрываются твердые намерения и все ее споры с опекуном ни к чему не приведут. Ей было горько покидать этот дом, но, пожалуй, еще горше оставаться в нем без отца и матери.

— Но когда же вы найдете арендатора? — она попыталась уцепиться за шанс оттянуть немного неизбежный отъезд.

— Некоторое время назад я написал нескольким своим знакомым, и одна почтенная семья, давно подыскивающая жилье в этом благословенном краю, приедет через пять дней, чтобы ознакомиться с состоянием дел и принять решение. Но я уверен, им здесь понравится! Тогда через неделю мы с тобой сможем уехать.

«Уже через неделю! — ахнула про себя Сара. — И когда он успел написать этим людям, ведь батюшка еще был жив! Выходит, дядя заранее искал арендаторов, не надеясь на выздоровление отца!»

Эта мысль показалась ей ужасной, и девочка снова заплакала. Дядя Эндрю, похоже, начал терять терпение, он поерзал немного на узком стуле, после чего предложил племяннице успокоиться и посмотреть на предстоящие перемены разумным взглядом. Тогда она тотчас поймет, как хорошо все оборачивается для нее в такой тяжелый момент и как ей повезло, что у нее такой дальновидный опекун, который все продумал и так славно устроил. С этими словами мистер Фоскер ушел, справедливо полагая, что девочка должна осмыслить новости своим детским умом, и когда она поймет все выгоды подобного устройства, то горячо поблагодарит дядю за заботы о своем будущем.

Мистер и миссис Эммерсон со своими тремя детьми прибыли в назначенный день и с удовольствием провели два часа за осмотром поместья. Мистер Фоскер постарался представить все в выгодном свете, заставил экономку вычистить все в доме, а слуг — навести порядок во дворе и служебных помещениях. Он даже не поскупился устроить великолепный обед, чтобы продемонстрировать гостям таланты кухарки, хотя предыдущую неделю на стол подавалась едва ли не половина от тех блюд, что были заведены при мистере Мэйвуде.

Мистер Эммерсон остался вполне доволен и будущим имуществом, и предложенной суммой арендной платы, так что, едва только прибыл поверенный, договор оказался заключен, и дяде с племянницей оставалось только собрать вещи и двинуться в путь.

Октябрь 1833

— Это твоя комната, дорогая моя, — дядя жизнерадостно улыбнулся, словно не замечая растерянности девочки. — Конечно, не совсем то, к чему ты привыкла, но со временем мы здесь все переделаем.

«Как только у нас будут деньги», — эту фразу дядюшка Эндрю не сказал, но Сара достаточно часто слышала ее на всем протяжении долгого пути, чтобы догадаться, что означает эта пауза. «Мы купим тебе новые платья и книжки, конечно же, как только у нас появится достаточно денег от аренды поместья» или «Мы пригласим тебе лучших учителей, едва лишь наши средства это позволят». Все эти громкие заявления в различных вариациях дядюшка делал с самым искренним рвением, и его племяннице оставалось только чуть-чуть подождать, пока на нее просыплются серебристым дождем всяческие блага, недоступные ранее.

Что ж, ей оставалось только потерпеть до счастливого дня, а пока удовольствоваться этой странной вытянутой комнатой на втором этаже дядиного дома.

— Теперь я тебя оставлю, надо дать миссис Дроуби указания относительно ужина. Разбери свои вещи и можешь немного погулять в саду.

Дядя Эндрю послал девочке воздушный поцелуй и исчез за скрипящей дверью.

Сара осторожно присела на жесткий стул, стоящий около кровати, и с недоумением осмотрела убежище, заменившее ей покинутый дом. Для того чтобы обозреть длинную узкую комнату, пришлось повернуть голову сперва влево, а потом вправо.

Старый тюдоровский особняк дядюшка приобрел у какой-то дальней родственницы, скорее всего, не особенно при этом потратившись. Сара уже поняла, что мистер Фоскер не любит распространяться о своей прошлой жизни, до того момента, когда ему пришлось стать опекуном осиротевшей девочки, и старалась не задавать вопросов. Как бы там ни было, дом, вероятно, неоднократно перестраивался и теперь выглядел жалко и комично, словно потрепанный игрушечный Пьеро с полуоторванной рукой и трагически сведенными бровями.

В этой части второго этажа, прямо над входом в дом, из двух комнат явно попытались устроить что-то вроде совершенно неуместной здесь галереи с большими светлыми окнами — Саре сразу же подумалось, что когда-то тут, возможно, жил художник. Или хотя бы была мастерская шляпницы.

Последующие владельцы заделали окна, оставив только две узкие щели, наверняка из соображений экономии — чтобы протопить это помещение, понадобилось бы слишком много угля. Впоследствии еще кто-то сократил галерею, чтобы расширить находящийся за ней коридор, ведущий через весь второй этаж и заканчивавшийся узкой лестницей на чердак.

По другую сторону коридора находилась спальня кухарки, большая пустующая комната, непригодная для жилья вследствие протекающего потолка, и кладовая, хранящая следы пребывания едва ли не всех обитателей этого дома, когда-либо владевших им, — старую мебель, пыльные изломанные безделушки, в которых уже невозможно было признать фарфоровую пастушку или модель парусника, старомодную одежду в полурассохшихся сундуках и многое другое.

Впоследствии эта кладовая стала любимым местом Сары и источником всех ее сокровищ. Сейчас же ей думалось, что впереди не ждут никакие радости, уж очень грустным показалось новое пристанище.

Вдоль одной из длинных стен ее комнаты стояла громоздкая скрипучая кровать, явно недавно перетащенная сюда из той самой кладовой и зрительно еще более сужавшая комнату, напротив у окна поместился маленький туалетный столик, знававший лучшие времена. Несколько непохожих друг на друга стульев и устрашающего вида черный гардероб дополняли меблировку. В торцевой стене, как и положено, находился камин, но слишком далеко до кровати, чтобы спящей девочке можно было не бояться застудить себе руки и ноги. Перед камином на пыльном коврике поставили уютное кресло — явный знак дядиного расположения к племяннице, по совести говоря, единственный.

В камине горел аккуратный, экономный огонь, и Сара после непродолжительного раздумья забралась с ногами в кресло и закуталась в связанный из разноцветных остатков шерсти плед — творение какой-нибудь давно почившей рукодельницы.

— И все-таки хорошо, что мы хоть куда-то приехали! — сказала Сара вслух, чтобы нарушить промозглую тишину комнаты.

Путешествие с дядей Эндрю никак нельзя было назвать приятной поездкой. Он и слышать не хотел о том, чтобы нанять экипаж, и весь путь дядя и племянница проделали в дилижансе. Зажатая между какой-нибудь полной дамой и пропахшим чесноком сельским викарием, Сара порой с трудом удерживалась от обморока, тщетно пытаясь вдохнуть хотя бы немного свежего воздуха.

Девочка слышала, как экономка пыталась уговорить мистера Фоскера взять побольше вещей племянницы и ее любимые книги, но дядя в притворном ужасе замахал руками и затянул свое бесконечное: «Что вы, что вы, оплата багажа стоит так дорого! Лишь только наши дела поправятся, мы с малышкой Сарой заведем собственный выезд, а пока что прекрасно сможем попутешествовать и в дилижансе. Девочке будет интересно повидать новые места, это отвлечет ее от тяжких мыслей».

После этого домоправительница презрительно скривила губы, развернулась и покинула мистера Фоскера без всякого почтения. Так уж повелось, что домашняя прислуга не выносит скряг из числа джентльменов, и мнение экономки о мистере Фоскере уже ничто не могло бы изменить. Единственное, от чего он не стал отказываться при сборах, — это приготовленная добросердечной кухаркой большая корзина с провизией, которую дядя Эндрю почти весь путь держал на коленях, время от времени запуская руку внутрь, чтобы вытащить кусок пирога или сочное осеннее яблоко.

Сара настолько утомилась за эти два долгих дня, что даже не могла плакать. Ее горе также словно подернулось дымкой усталости, и девочка крепко заснула в старом кресле в чужом, враждебном ей доме.

Через час ее разбудил дядюшка, громогласно призывающий племянницу идти ужинать. Сара не сразу поняла, где она находится, таким странным показалось ей это место в тусклом свете затухающего дня. Девочка покрутила головой, чувствуя покалывание в шее — следствие неудобной позы, расправила складки на новом черном платье и нехотя выбралась из теплого кокона, в который сумела превратить старый плед.

В маленьком зеркале, висящем между окошками, отразилось бледное, почти незнакомое ей создание, едва ли не призрак кого-то из старых жильцов, и только густые волосы несомненно принадлежали ей, Саре Мэйвуд. Впервые за последние три года платье оказалось ей впору, но сейчас девочка меньше всего склонна была этому порадоваться. Миссис Стоун позаботилась о том, чтобы ей сшили целых три приличных траурных платья, и даже дядя Эндрю не смел возражать в присутствии решительной докторши.

Благодаря миссис Стоун и еще нескольким добрым соседям похороны мистера Мэйвуда прошли, как подобает в кругу зажиточных сельских сквайров. Убогой расчетливости, свойственной таким натурам, как мистер Фоскер и мисс Брук, не нашлось места ни на церемонии, ни на последовавшем за ней траурном обеде. Некоторые дамы едва не плакали от умиления и сочувствия, глядя на бедную дочь Мэйвудов, и запоздало сожалели, что приняли в девочке слишком мало участия. Эти угрызения вылились во множество ласковых слов и подарков, в основном это оказались игрушки и мелкие предметы одежды, но среди них обнаружились и книги, полезные и не очень (последние, конечно, были Саре гораздо милее).

Подарков набралось так много, что мистер Фоскер отказался взять их с собой, но мистер Стоун, на счастье оказавшийся рядом в нужный момент, обещал на свои средства прислать маленькой мисс Мэйвуд все эти милые вещицы, призванные ободрить бедняжку. Против такого подхода мистер Фоскер не возражал, и Сара удовольствовалась пока только тремя книгами, на первое время, самой маленькой из кукол и пушистой серой муфтой, в которой прятала миниатюру с портретом матери.

Перед тем как покинуть комнату, Сара спрятала муфту с ее драгоценным содержимым среди складок пледа. Девочка осторожно спустилась по темной, скрипучей лестнице на первый этаж и из крошечного холла вошла в небольшую столовую.

Мистер Фоскер уже сидел за столом, но и не подумал ругать племянницу за задержку. Хмурая кухарка, встречавшая приезжих на пороге, поставила перед Сарой тарелку и неодобрительно оглядела ее тонкую фигурку.

— Вашей племяннице не мешало бы съедать зараз по две порции пудинга, — заявила она мистеру Фоскеру.

Дядя Эндрю расхохотался, словно кухарка рассказала самый популярный в Лондоне анекдот, и энергично закивал:

— Не беспокойтесь, миссис Дроуби, через два-три месяца это дитя превратится в хорошенькую пухленькую малышку. Долгая дорога и пережитая трагедия повлияли на ее внешность, но это поправимо.

Сара удивилась — ей показалось, что дядя оправдывается перед кухаркой, недовольной внешним видом гостьи, — и ужаснулась, едва взглянув на упомянутый пудинг. Правда, о нем как раз и можно было сказать, что внешность нередко бывает обманчива, — на вкус он оказался довольно приятным. Миссис Дроуби не утруждала себя приданием блюдам изящного или хотя бы аппетитного вида, но готовила она хорошо. Дядюшка Эндрю весьма ценил ее труды, что выражалось в постоянно растущей окружности его живота. Сегодня за ужином он успевал воздавать должное сытному рагу и одновременно шумно выражать радость оттого, что вернулся под крышу своего милого дома. Саре не были понятны причины этой восторженности, но она уже не пыталась заикаться о том, что дядюшка мог остаться вместе с ней в поместье Мэйвудов и жить там в довольстве и комфорте.

Она съела треть своей порции и постаралась словами благодарности смягчить миссис Дроуби, недовольную таким пренебрежительным отношением к ее стряпне. Сара не поняла, удалось ли ей понравиться кухарке, но, по крайней мере, после ужина миссис Дроуби дала девочке масляную лампу, при свете которой можно было даже читать, если, конечно, придвинуть лампу едва ли не к самому носу.

После ужина дядя Эндрю пожелал племяннице приятного отдыха и удалился в свою спальню, служившую также кабинетом. Кроме кухни, столовой и упомянутой спальни на первом этаже помещалась еще довольно просторная гостиная окнами в садик.

Сара осторожно поднялась по лестнице и вошла в свою комнату. Пламя в камине стало еще более неуверенным, и две трети помещения терялись во мгле. Девочке это даже понравилось, хотя, возможно, следовало испугаться того, что может скрываться в темных углах.

Сара подтащила к камину высокий табурет, поставила на него лампу и забралась в кресло. Теперь ей казалось, что она находится в маленьком уютном домике, а путь до кровати превратился в полное опасностей путешествие. В доме своего отца она часто придумывала подобные игры, но они перестали быть увлекательными, по мере того как Сара изучила в нем каждый потайной уголок, каждое углубление за портьерой и каждый чулан под лестницей.

В доме мистера Фоскера ее воображение увидело перед собой неизведанные просторы, пусть и не громадные, как какой-нибудь старинный шотландский замок, но все же достаточные для того, чтобы скрасить одиночество девочки.

Возможно, в том, чтобы уехать так далеко от поместья Мэйвудов, провидением был заложен некий смысл. Тому, кто понес самую горчайшую из утрат, тяжело находиться там, где он сперва испытывал безмятежность и счастье, а затем познал всю тоску и безысходность. Сара была уже слишком взрослой, чтобы не понимать, как велики ее потери, и все-таки еще ребенком, чтобы позволить милосердному детству находить для себя маленькие радости, способные отвлечь и утешить в самый, казалось бы, безнадежный миг.

Она вытащила из муфты портрет миссис Мэйвуд и некоторое время любовалась им, при этом, конечно, чуть-чуть поплакала. Ее мать не одобряла уныния, и даже маленькая Сара это хорошо запомнила, а потому старалась как можно реже плакать в присутствии материнского изображения. Девочка верила, что, когда она смотрит на потрет, матушка взирает на нее с небес и видит все, что она делает.

Сара решила по-прежнему хранить потрет матери под подушкой в надежде, что миссис Дроуби и приходящая служанка не станут шарить в ее постели. Потом девочка достала книжку и попробовала читать, но усталость и тяжелая пища на ужин неумолимо влекли ее ко сну.

— Что ж, пора, пожалуй, ложиться спать, — сказала она своим новым друзьям — героям рома-па. — А завтра я постараюсь узнать, что скрывает слуга мисс Фрэй, и передать это мистеру Гримлоку.

Так звали заглавных героев книги, и Сара всерьез подозревала, что между ними неминуемо возникнет нежное чувство. Девочка взяла лампу и осторожно двинулась в сторону кровати. Миссис Дроуби и не подумала разбирать саквояж с ее вещами, и Сара просто вытряхнула свою одежду на кровать, чтобы разыскать ночную рубашку.

Ей подумалось, что неплохо бы сложить все аккуратно в гардероб, но открывать его ночью она все же не решилась, несмотря на всю свою храбрость. Поэтому Сара просто перетащила все вещи в кресло и оставила их там в надежде, что дядя не придет к ней рано поутру и не станет упрекать в лени и неаккуратности.

Ее разбудил не дядюшка, а миссис Дроуби. Едва устроившись под толстым тяжелым одеялом, Сара сразу же заснула так крепко, что не слышала, как кухарка шумно поднималась по лестнице и как хлопнула дверью в свою спальню. Утром сон измученной девочки был так же тревожен, и она не узнала, в котором часу поднимается миссис Дроуби, когда приходит молочник и почтальон, а когда — соседки, немного посплетничать на кухне.

— Мисс, что же это — вы спите двенадцать часов кряду и пропустили завтрак! — Непонятно, что больше возмутило почтенную женщину, первое или второе.

Сара растерянно моргала, едва узнавая эту женщину в тусклом свете осеннего утра.

— Простите, я и сама не знаю… — начала оправдываться она, но кухарке некогда было выслушивать детскую болтовню.

— Как подниметесь с постели, умойтесь, я принесла вам в кувшине теплой воды, и ступайте в кухню. Ваш дядя уже поел и пошел к себе писать письма, а я покормлю вас за большим столом в кухне.

Сара кивнула с некоторым облегчением — сперва миссис Дроуби показалась ей чем-то похожей на мисс Брук, но кухарка явно не собиралась заниматься воспитанием маленькой мисс. Похоже, она принадлежала к тем людям, кому совершенно все равно, вырастет мисс Мэйвуд изысканной леди или же нет. И за одно это Сара уже испытывала к ней благодарность, как до того — к дяде, за то, что он прогнал мисс Брук.

После завтрака девочка вышла в садик, о котором ей вчера говорил дядя. В отличие от неуютного дома садик выглядел ухоженным, по крайней мере та его часть, что выходила на улицу. В глубине сада, за домом, кусты разрослись сильнее, чем положено, а грядки и клумбы явно страдали от недостатка внимания ввиду своего неудачного расположения.

— Кажется, дядя Эндрю и здесь не прочь немного похвастаться: соседям видна только часть сада, там он и трудится больше всего, — снисходительно улыбнулась Сара. — Я попрошу у него разрешения ухаживать за этими клумбами, и весной здесь будет очень красиво. Особенно если кто-нибудь починит скамью и научит меня копать землю.

Дома Саре и в голову не приходило самой ухаживать за цветами: сначала за растениями следил садовник, а позже они постепенно обрели свободу и. росли, как им вздумается. Сегодня Сара вдруг решила, что неплохо бы ей заняться чем-нибудь полезным и трудоемким, чтобы время тянулось не гак медленно. Она чувствовала, что с новыми книгами в доме дяди Эндрю будет так же туго, как и в ее родном доме, а значит, нужно придумать себе какие-то каждодневные дела.

Если два дня назад она была почти на краю лета, то здесь, на севере, уже вовсю распоряжалась осень. Сара скоро замерзла в своей легкой пелерине и вернулась в дом. Как раз вовремя для того, чтобы познакомиться со служанкой, приходящей три раза в неделю убирать дом и чистить одежду.

— А вы, значит, мисс Мэйвуд, — обратилась к Саре долговязая девица с немного выпученными глазами и тонкими желтыми волосами, торчащими из-под куцей коричневой шляпки.

— Да, мисс, меня зовут Сара Мэйвуд, — с достоинством ответила девочка.

— А меня, значит, Лизамон, — гордо ответила служанка. — Такое вот имечко выдумал мой покойный батюшка!

Сара не поняла, гордится Лизамон своим необычным именем или сердится на выдумки отца, но на всякий случай заинтересованно кивнула. Лизамон приняла этот интерес за чистую монету и тут же выложила свою нехитрую историю. Ее отец был местным бочаром, а мать вязала из шерсти разные теплые вещи и продавала соседям и друзьям. Кроме Лизамон, в семье имелось еще немало детей, и почти все они удачно устроились прислугой в состоятельные дома Сент-Клементса и соседние поместья. Самой большой мечтой Лизамон было выйти замуж, и она как раз собралась поведать мисс Мэйвуд о своих поклонниках, реальных или воображаемых, когда миссис Дроуби своим появлением избавила Сару от сведений, не совсем подходящих для ее возраста.

— Что это ты тут болтаешь? Помогла бы лучше мисс разложить вещи и погладила ей платья! — напустилась она на служанку.

Лизамон надула губы, но тут же охотно согласилась услужить маленькой мисс Саре, так как сообразила, что за делом можно продолжить болтовню с такой доброжелательной девочкой, бедной сироткой. А сирот Лизамон всегда жалела, даже плакала, когда одного из мальчишек из сиротского приюта насмерть задавила бочка, случайно упавшая с телеги ее отца.

Сара прошла вместе со служанкой в свою комнату, и девушка споро привела ее наряды в приличный вид, застелила постель, к счастью, не заглянув под нижнюю подушку, и притащила угля, чтобы вечером разжечь камин, ведь: «Здесь в эту пору зябко, мисс, а зимой вы просто закоченеете, если не будете просить своего дядюшку топить получше».

Сара подумала, что дядя Эндрю наверняка пообещает купить уголь, когда сможет располагать достаточными средствами, но не стала делиться своими соображениями с Лизамон. По правде сказать, болтовня служанки утомила ее, к тому же девочка понимала едва ли половину того, что та говорила, то ли из-за необычного выговора, то ли из-за того, что Лизамон была, в понимании Сары, не очень умной и совсем необразованной. Навряд ли она умела хотя бы разбирать буквы, но Сара не собиралась задавать щекотливые вопросы девушке, которая должна прибираться в ее комнате.

Лизамон убедилась, что у мисс Мэйвуд все в порядке, и снова направилась вниз, помочь миссис Дроуби разделать мясо к обеду. В этом случае она всегда получала от кухарки немного и для себя, о чем, конечно же, не подозревал мистер Фоскер.

Сара тоже спустилась, чтобы осмотреть дом, пока он не закутался в ранние сумерки, и встретила дядю, только вернувшегося откуда-то.

— Моя дорогая, я вижу, ты вполне освоилась! — обрадовался племяннице мистер Фоскер. — Ты уже видела нашу гостиную? Там висят настоящие акварели, а диван точь-в-точь такой, как у одного графа, я сам видел в мой последний визит в Лондон.

Сара покачала головой, и дядюшка любезно показал девочке гостиную и даже позволил заглянуть в свою спальню, только для того, чтобы она убедилась, как много почты скопилось на его столе за время отсутствия. После этого мистер Фоскер провел племянницу наверх, чтобы она увидела кладовую, а после этого могла подняться на чердак.

— Здесь полно всякого старого хлама! — он говорил с той интонацией, с какой устроители аукциона обычно представляют зрителям бесценные бриллианты или старинный египетский саркофаг. — Дети любят копаться в подобных вещах, ты наверняка найдешь себе тут много интересных безделушек, чтобы поиграть и развлечься. Должен сказать, я часто бываю очень занят и не смогу уделять тебе много времени. Пока мы не найдем подходящую гувернантку или учителей, тебе придется побыть очень самостоятельной девочкой.

Сара промолчала: в душе она ничуть не возражала против самостоятельности, увиденное одним глазом содержимое кладовой уже манило ее неизведанными богатствами.

— В воскресенье в церкви ты познакомишься с нашими соседями и их детьми и наверняка подружишься с кем-то из них. А теперь я оставлю тебя, в это время я обычно пишу письма своему поверенному.

И дядюшка резво порысил вниз. Сара с некоторой завистью смотрела ему вслед — похоже, мистера Фоскера ничуть не смущала скрипучая лестница, то и дело грозившая проходившим по ней вывихом или чем-то похуже, вроде падения с верхней площадки, если неудачно наступишь на плохо закрепленную ступеньку.

Но дядя Эндрю, конечно же, прекрасно знал особенности собственного дома и лестницы, и дом не смел угрожать своему требовательному владельцу.

Сара же вернулась в свою комнату, предусмотрительно надела фартучек, чтобы не испачкать в пыли черное платье, и отправилась на поиски сокровищ.

Как она убедилась в последующие три дня, дядя оказался действительно очень занятым человеком. Он постоянно писал кому-то письма или проводил целые часы за размышлениями, как с наибольшей выгодой вложить свои скромные средства, к которым теперь прибавился такой солидный кусок, как арендная плата за поместье Мэйвудов. Немало времени мистер Фоскер посвящал визитам к соседям, частенько оставаясь обедать — тогда чей-либо слуга приходил сказать миссис Дроуби, чтобы она сохранила приготовленные блюда до ужина, а мисс Мэйвуд скушала что-нибудь легкое на кухне. К счастью для Сары, кухарка по-своему трактовала понятие легкой пищи, иначе девочке приходилось бы сидеть голодной до вечера. Холодная сырая погода не позволяла выходить на прогулки так часто, как хотелось бы Саре, но несколько новых книг, молитвы и содержимое кладовой поглощали все ее время, и девочка ничуть не скучала из-за отсутствия дяди — скорее наоборот, его излишне жизнерадостный вид казался ей неуместным и повергал в печальное недоумение.

Она уже уверилась, что ее жизнь в Сент-Клементсе будет такой же уединенной, как в доме отца, и единственным обществом по-прежнему останутся книжные герои, когда произошла встреча, навсегда переменившая ее отношение к этому маленькому городку и к своему вынужденному одиночеству.

В воскресенье дядя и племянница торжественно направились в церковь. Как заметил мистер Фоскер, это был первый выход в свет для мисс Мэйвуд, и по этому поводу ей надлежало привести себя в самый элегантный вид. Сара не сумела бы добиться многого сама, но, к счастью, Лизамон помогла ей справиться с волосами и кое-как затолкала две толстые косы под черную шляпку.

Дядя Эндрю отметил траур по почившему кузену черной лентой на шляпе и потертыми черными перчатками, Сара надела теплую пелерину, и оба двинулись в путь.

Рядом с домом мистера Фоскера находилась небольшая старинная церквушка, но он предпочитал проделывать долгую дорогу до главной площади Сент-Клементса. На ней располагалась большая церковь, которую посещали представители самых почтенных и родовитых фамилий города, селившиеся на площади и вокруг нее. Также по воскресеньям сюда приезжали состоятельные владельцы окрестных поместий, чтобы послушать проповедь и продемонстрировать горожанам свои модные туалеты. Мистер Фоскер никогда не упускал случая сказать комплимент даме или угоститься сигарой у какого-нибудь джентльмена.

Сегодняшнее его появление с хорошенькой девочкой в трауре не осталось незамеченным, и довольный мистер Фоскер улыбался и раскланивался, не забывая время от времени испускать тяжкие вздохи и бросать на племянницу сочувственный взгляд. К окончанию службы все уверились, какой благородный труд взял на себя мистер Фоскер и какое горячее участие принимает он в дочери своего бедного умершего кузена.

При выходе из церкви мистер Фоскер остановился переброситься парой фраз с викарием и еще двумя джентльменами, а Саре предложил пойти познакомиться и поиграть с другими детьми, ожидавшими, пока их отцы и матери обменяются новостями и сплетнями.

Сара осторожно огляделась, но не нашла себе подходящей компании. Несколько детей помладше бегали друг за другом между плитами на кладбище, а три юных леди чуть старше ее прогуливались с независимым видом вдоль церковной ограды, то и дело бросая быстрые взгляды на группку джентльменов шестнадцати-семнадцати лет, оживленно обсуждавших чью-то лошадь и совершенно не замечавших раздосадованных леди.

Сара не решилась подойти к девушкам, а играть с малышами ей уже не подобало, и она присела на холодный каменный парапет и принялась рассматривать всех этих людей, их наряды и манеру держать себя. Она с огорчением думала, что мисс Брук не научила ее тому, что надлежит знать любой леди, когда вдруг услышала звонкий голос:

— Матушка, посмотрите, вон там сидит та самая грустная девочка, которую привел смешной толстый джентльмен, мистер Фоскер!

— Тише, Бобби, когда уже ты научишься вести себя как полагается! Эта девочка сидела позади нас и вела себя прилично, ты же вертелась всю проповедь, а теперь еще неподобающе высказываешься о взрослых!

Заинтригованная, Сара повернула голову в направлении говоривших. Ей показалось, что голос принадлежал девочке, но имя «Бобби», несомненно, принадлежало мальчишке. Прямо на нее смотрела высокая худая девочка в бордовом пальто, отделанном дорогим мехом. Из-под шляпки выбивались пряди темно-рыжих волос, а треугольное личико так густо облепили веснушки, что казалось, будто его обладательница только что упала лицом в мокрый песок и не успела отряхнуться. Большие светло-серые глаза на этом лице выглядели как-то… неуместно — лучше всего подошли бы карие или зеленые, но девочка, похоже, была весьма высокого мнения о своей персоне.

Рядом стояла ее мать, очень красивая женщина с такими же рыжеватыми локонами, но ее ореховые глаза прекрасно гармонировали как с волосами, так и с полными вишневыми губами на мягком округлом лице. Если предположить, что с годами каждая дочь становится похожа на мать, то малышку Бобби ожидали всеобщие восторги и толпы поклонников.

Девочка увидела, что Сара смотрит на нее, и тут же безо всякого стеснения подошла к незнакомке. Ее мать с улыбкой последовала за дочерью, вероятно, немного опасаясь, что та, со своей не всегда уместной прямотой, допустит какую-нибудь бестактность.

— Напрасно ты сидишь на этом камне, сегодня слишком холодно, — сказала девочка, и Сара тут же поднялась, почему-то чувствуя себя виноватой.

— Меня зовут Бобби Уэвертон.

— А меня — Сара Мэйвуд. — Саре очень хотелось спросить, почему у мисс Уэвертон такое странное имя, но она постеснялась.

— Я наблюдала за тобой в церкви. Ты, похоже, любишь молиться и слушать проповедь. А мне все это кажется таким скучным!

Сара ужаснулась, услышав подобные речи, а мисс Брук, вероятно, и вовсе упала бы в обморок.

— Бобби, твои смелые высказывания, похоже, смутили бедняжку, — вмешалась леди Уэвертон. — Моя дочь, мисс Мэйвуд, всегда говорит только то, что думает.

— Разве это неправильно? — Саре показалось, что мать словно извиняется за Бобби.

— Скажем так, это не всегда удобно и прилично, — ответила леди. — Ваш дядя, мистер Фоскер, теперь опекает вас, мисс Сара?

Девочка кивнула.

— Да, после того как мой отец… он умер, а перед тем попросил дядю быть моим опекуном. И дядя сдал наше поместье семье Эммерсон и привез меня жить к себе.

— Лучше бы ты оставалась дома, — безапелляционно заявила Бобби. — У твоего дяди, кажется, совсем нет денег, и поэтому он не может жениться на мисс Принс.

— Роберта! Сколько раз я говорила тебе, чтобы ты не пересказывала сплетни о взрослых, тем более что ты в них ничего не понимаешь! — на этот раз голос миссис Уэвертон звучал действительно строго.

Сара поняла, что девочку на самом деле зовут Роберта, но от этого не стало понятнее, почему ее называют мужским уменьшительным именем.

— Если сплетни никто не будет пересказывать, они исчезнут! — бойко возразила мисс Уэвертон.

Ее мать только покачала головой, и в это время к ним подошел мистер Фоскер, уже заметивший, что племянница беседует с представительницами самой богатой из окрестных семей.

— Леди Уэвертон, мисс Уэвертон, счастлив приветствовать вас, — улыбка дядюшки Эндрю превзошла радушием все, виденные Сарой до сих пор.

Обе дамы поздоровались с мистером Фоскером гораздо более сдержанно, после чего леди Уэвертон распрощались, сославшись на ожидающий их экипаж, и выразила надежду, что они еще увидятся с мисс Мэйвуд.

Бобби же высказалась гораздо проще:

— Я бы хотела встретиться с тобой еще и поболтать подольше. Здесь так мало девиц, у кого в голове не одни только кавалеры. Надеюсь, у тебя есть какие-то разумные мысли.

Сара не знала, что ответить, кроме того, что уж о кавалерах-то она точно не думает, но ей помог дядя:

— Что вы, мисс Уэвертон, моя племянница больше всего интересуется книгами. О кавалерах она будет думать года через два, осмелюсь предположить, и вы тоже в положенное время уделите внимание этому вопросу.

Бобби поморщилась, ее мать улыбнулась, кивком попрощалась с мистером Фоскером и повела дочь к ожидавшей за воротами коляске, а дядя с племянницей потихонечку направились в обратный путь. Дядя, казалось, пребывал в прекрасном настроении.

— Я очень, очень рад, что ты успела познакомиться с Уэвертонами. Они — самая состоятельная семья на многие мили вокруг, и дружба с мисс Уэвертон будет тебе полезна.

Сара попыталась возразить, что едва успела обменяться с мисс Уэвертон парой слов, но дядя тут же прервал ее:

— Мисс Уэвертон отличается удивительной для ее возраста категоричностью суждений и ни за что не станет беседовать с теми, кто ей не по нраву.

— А почему ее называют «Бобби»? Разве это имя не для мальчика?

— Да, конечно, но мисс Роберта ведет себя именно как мальчишка: лазает по деревьям, стреляет из лука, знает слова, неподобающие леди… словом, это прозвище очень ей подходит. Ее назвали в честь отца, Роберта Уэвертона, он хотел, чтобы родился еще один сын…

— Значит, у него уже есть сыновья?

— Да, брат мисс Уэвертон, Артур, на два-три года старше ее. Сегодня ни его, ни лорда Уэвертона не было видно в церкви — скорее всего, готовятся к большой охоте. К ним часто приезжают гости из самого Лондона…

Дядюшка вздохнул, и Сара поняла, что он не прочь поучаствовать в охоте, но его, скорее всего, не пригласят. Ей очень хотелось спросить, правда ли то, что говорила Бобби о намерении дяди Эндрю жениться на какой-то мисс Принс, но не отважилась и вместо этого сказала:

— Мисс Уэвертон показалась мне очень элегантной, по ней не скажешь, что она лазает по деревьям.

Сара несколько раз пыталась залезть на старую вишню в своем саду, но всякий раз эти попытки заканчивались царапинами, порванным платьем и суровым выговором от мисс Брук.

— Не может же она появиться в церкви с ободранными коленями, ее мать ни за что не позволила бы этого, хотя, пожалуй, чересчур разбаловала дочь, — словно прочел ее мысли дядюшка. — И потом, мисс Уэвертон очень повзрослела за последний год и, кажется, наконец смирилась с тем, что она девочка.

— Разве ей не нравилось быть девочкой? — Саре и в голову не приходило захотеть быть кем-то другим.

— Я не так близко знаком с этой семьей, дорогая, думаю, если ты подружишься с мисс Робертой, узнаешь все сама. Я только слышал, что она всегда стремилась делать то же, что и ее брат, но то, что дозволяется джентльмену, не всегда подходит леди, а мисс Роберта очень не любит, когда ограничивают ее свободу.

На этом разговор прервался, так как навстречу им шел какой-то знакомый мистера Фоскера, и Саре пришлось опять ждать, пока дядя обменяется приветствиями и новостями с этим господином. Ее все больше заинтересовывала мисс Уэвертон. До сих пор Сара почти не разговаривала с детьми своего возраста и была уверена, что все девочки, как и она, любят читать романы и придумывать удивительные романтические истории. Бобби Уэвертон показалась ей необыкновенной, но Сара слишком мало успела узнать о ней, чтобы понять, в чем именно состоит ее своеобразие, кроме смелости и острого язычка. Все же ей показалось, что Бобби скорее склонна осуществлять свои собственные замыслы, чем сочинять истории о ком-то другом.

Сара подумала, что было бы неплохо как-нибудь встретить мисс Уэвертон, но маловероятно, чтобы такие изящные дамы, как Бобби и ее мать, могли оказаться на грязноватой улочке с маленькими старыми домишками, в одном из которых жила Сара со своим дядей.

Декабрь 1833

— Мисс Сара! Ваш дядя пригласил к обеду викария с супругой и миссис Принс с дочерью, нужно, чтобы вы почистили яблоки для десерта! — громкий призыв кухарки заставил Сару сначала вздрогнуть, потом нехотя оторваться от сундука со старыми вещами.

Девочка только вздохнула — в последнее время миссис Дроуби все чаще просила ее помочь на кухне, и сами по себе эти просьбы не раздражали Сару. Напротив, ей нравился кухонный уют, там всегда было намного теплее, чем в ее комнате, но кухарка каждый раз выбирала неудачный момент. То Сара молилась, то дочитывала книгу, то, как сейчас, вот-вот могла отыскать в груде тряпья что-то действительно стоящее, и вдруг зычный голос миссис Дроуби портил все очарование момента, и возможная удача ускользала из рук.

Уже спускаясь по лестнице, Сара внезапно поняла, что в словах кухарки прозвучала знакомая фамилия — Принс. Она не сразу вспомнила, при каких обстоятельствах услышала ее, но, едва вошла в кухню и увидела на столе блюдо с красными, блестящими спелым глянцем яблоками, давняя встреча с мисс Уэвертон отчетливо припомнилась. Сара не знала, почему именно яблоки напомнили Бобби Уэвертон — возможно, они так же полны жизни, как ее рыжие локоны.

За прошедшие два месяца Сара несколько раз видела леди Уэвертон и ее мужа, высокого, едва начавшего седеть джентльмена с благородным, немного усталым лицом, но ни Бобби, ни ее брата с ними не было. Дядя Эндрю узнал от кого-то из знакомых, что мисс Уэвертон заразилась какой-то тяжелой формой лихорадки и передала инфекцию брату. Сара очень переживала из-за болезни этой едва знакомой девочки и с сочувствием посматривала на Уэвертонов — она-то хорошо знала, сколько переживаний приходится испытывать тем, чьи близкие тяжело больны.

Наконец, недели две назад, гость дяди Эндрю, старый доктор Брегенс, сообщил мистеру Фоскеру и его племяннице, что молодые Уэвертоны поправляются, но пока не выходят из дому. Холодная погода многих удерживала дома в эту пору, и Сара не раз и не два с сожалением вспоминала свою жарко натопленную комнату в доме Мэйвудов. Здесь же она нередко мерзла по ночам, пока не догадалась натаскать из кладовой старых, прорванных во многих местах покрывал. Они выглядели не лучшим образом, но хорошо согревали, и Лизамон даже выпросила у Сары одно из них, чтобы починить и использовать для украшения своего дома.

Сара сперва хотела спросить разрешения у дяди, но вскоре сообразила, что все, что мистер Фоскер, а затем и миссис Дроуби сочли ценным, они уже давным-давно извлекли из кладовки, чтобы так или иначе использовать, а оставшиеся там вещи представляли интерес только для девочки и глуповатой служанки.

Так или иначе, зима в Сент-Клементсе не нравилась Саре. Дядя экономил на угле, что позволяло ему тратить на свой стол сколько ему было угодно, а об обещанных племяннице учителях и переделках в ее комнате больше не заговаривал, хотя уже дважды получал от арендаторов положенную плату.

Доктор Стоун, в отличие от мистера Фоскера, сдержал свое обещание, и Сара получила свои прощальные подарки, игрушки и книги. Она была уверена, что дядя не станет тратить деньги на книги, поэтому старалась читать как можно медленнее, чтобы растянуть удовольствие на всю зиму. Весной можно будет заниматься в саду и чаще ходить на прогулки, но долгими зимними днями оставалось только сидеть в кресле с книгой, с трудом разбирая написанное при тусклом свете единственной лампы.

Во всем остальном дядя Эндрю старался быть заботливым опекуном: ежедневно справлялся о самочувствии и настроении племянницы, сетовал, что она до сих пор не подружилась ни с кем из местных жителей, и советовал подождать хорошей погоды, когда толпы молодых леди устремятся в рощи и луга вокруг городка, чтобы собирать первоцветы и дышать свежим воздухом.

Сегодня Сара почувствовала, что предстоящий обед будет интереснее, чем все предыдущие. Мистер Фоскер предпочитал ходить в гости, нежели приглашать к себе, но иногда все же следовало устраивать ответные обеды для близких друзей. До сих пор Сара не видела миссис и мисс Принс, и ни миссис Дроуби, ни сам дядя Эндрю не упоминали о них, тем любопытнее ей было узнать о них побольше.

Девочка уселась за стол, взяла нож и принялась старательно очищать одно из яблок, в этом деле она уже успела выработать некую сноровку, хотя все еще не могла как следует замешивать тесто.

— А кто эти дамы, миссис и мисс Принс? — спросила она у кухарки.

Миссис Дроуби восприняла вопрос как нечто само собой разумеющееся, ведь мисс Мэйвуд приезжая, и вполне естественно, что она интересуется местными жителями.

— Миссис Принс — бедная вдова, она живет на другом конце города и редко выходит из дому. Ее муж был стряпчим и некоторое время занимался делами вашего дяди. В память о старой дружбе он время от времени навещает миссис Принс, но еще ни разу не приглашал ее домой.

— А мисс Принс? — по правде сказать, мисс Принс интересовала Сару гораздо больше.

— Мисс Принс — это ее дочь, — пояснила кухарка. — Очень приятная с виду молодая леди, но, к сожалению, отсутствие приданого мешает ей удачно выйти замуж.

— Разве приданое обязательно? — наивно спросила Сара. — Ведь если леди и джентльмен любят друг друга и у одного из них есть деньги, они могут пожениться и быть счастливы!

Кухарка засмеялась.

— Так, наверное, пишут в ваших книжках.

И деньги обязательно должны быть у жениха, желательно в сочетании с замком и кучей прислуги, а невесте не пристало даже думать о приданом, не так ли?

— Да, чаще всего именно так и бывает, — Сара не поняла, отчего миссис Дроуби насмехается над романами, которых не читает.

— Мисс Мэйвуд, вы уже очень взрослая девушка, чтобы забивать себе голову этой книжной чепухой! Ваш дядя уделяет вашему воспитанию мало времени, что очень прискорбно, хотя его можно оправдать, он — весьма занятой человек. И все же вам не мешало бы кое-что знать и о реальной жизни.

— Но разве в книгах пишут неправду? Я имею в виду, не в детских сказках, а в романах, — никак не унималась Сара.

— Книги пишутся для тех, кому нечем заняться. Я их не читаю и не посоветовала бы своей дочери тратить время на романы, когда у бедной женщины всегда полно работы. Вы выросли в доме джентльмена, и вам положено читать, чтобы считаться образованной, но вы должны понимать, что на самом деле любовь не так важна, если влюбленным не на что жить. И не у каждого кавалера есть замок, иногда бывает и по-другому.

— Ну, конечно, случается и наоборот, небогатый молодой человек женится на наследнице большого состояния, — вынуждена была признать Сара. — И все-таки я не понимаю, почему деньги должны быть у обоих, когда достаточно, если они есть у кого-то одного.

Миссис Дроуби покачала головой, Сара казалась ей славной девочкой, но не очень-то разумной, скорее, склонной к фантазиям. А фантазии могут слишком далеко завести девушку, у которой нет ни матери, ни старшей сестры, чтобы вовремя предостеречь от ошибки.

— Денег никогда не бывает много, мисс Сара. Часто джентльмен со средствами ищет способ улучшить свое состояние, прикупить еще земли, или лошадей, или что-нибудь в этом роде. А обладательница хорошего приданого не пожелает потратить его на строительство приличного дома для мужа, когда она может сразу же найти жениха с обширным поместьем. Не расстраивайтесь, браки по любви тоже случаются, но не всегда они бывают так удачны, как в случае, если оказались следствием правильного расчета.

— Моя гувернантка тоже не любила романы, и теперь я, кажется, понимаю, почему, — медленно проговорила Сара.

— Думаю, ваша гувернантка, мисс, очень правильно делала, что не тратила времени на книжную премудрость, — одобрила поведение мисс Брук миссис Дроуби.

— Она просто не вышла замуж, — возразила девочка. — У нее не было приданого, и красивого лица тоже, видно, ни один джентльмен не захотел на ней жениться.

— Каждому свое, мисс, — изрекла кухарка. — А теперь давайте-ка заканчивать с яблоками, за этой болтовней мы не успеем подготовиться к приему гостей.

Сара послушно вернулась к работе, но не удержалась еще от нескольких вопросов:

— А эта мисс Принс, она очень красивая? Она образованная леди?

— Не так хороша, как ваша матушка на портрете, мисс Сара, но все же очень мила, — ответила кухарка, которой Сара однажды показывала миниатюру миссис Мэйвуд. — Скоро вы сами ее увидите и сможете решить, красива она или только привлекательна. Что касается ее образования, тут я ничего не могу сказать, мисс Принс умеет танцевать и немного поет, хотя навряд ли у нее была гувернантка.

Саре оставалось удовлетвориться этим ответом, и до появления гостей она гадала, насколько права Бобби Уэвертон, говорившая о желании дядюшки Эндрю жениться на мисс Принс.

В положенное время явился викарий Прайдуэлл со своей полной близорукой супругой, а следом за ними у дверей позвонили и долгожданные гостьи.

Сара поднялась на несколько ступенек вверх по лестнице, чтобы оттуда как следует рассмотреть пришедших. Викария она уже несколько раз видела, его жена не представляла ничего интересного, а вот миссис и мисс Принс сразу привлекли внимание своей непохожестью.

Миссис Принс, очень маленькая и худая, казалась старухой в старомодном траурном платье, хотя ей не должно быть больше сорока семи — сорока восьми лет. Черты лица ее дочери, к счастью, ничем не напоминали материнские — у мисс Мери Принс не имелось ни крючковатого носа матери, ни ее близко посаженных выпуклых глаз, ни, конечно же, огромной бородавки, почти скрывающей маленький узкий подбородок.

Сара подумала, что мисс Принс, вероятно, похожа на своего покойного отца. Будь Сара старше лет на двадцать, она бы задалась вопросом, как мог такой интересный мужчина, как мистер Принс, взять в жены женщину столь незначительной внешности. Но это любопытное наблюдение было пока недоступно девочке, и Сара с интересом разглядывала обеих дам.

Мисс Принс исполнилось двадцать четыре года — очень солидный возраст для незамужней леди, который она тщательно скрывала. К высокому росту и внушительной фигуре прилагалось хорошенькое личико, немного простоватое, но все еще свежее и моложавое. Через два-три года, вероятнее всего, оно должно будет поблекнуть, но пока вздернутый носик, большие серые глаза под широкими темными бровями и полная нижняя губка привлекали внимание джентльменов определенного возраста, уже преодолевших тот рубеж, когда молодого человека притягивают романтическая томность во взоре и хрупкая фигурка какой-нибудь юной леди.

Мисс Принс не могла похвалиться разве что густыми локонами, всего остального у нее имелось в избытке. Но она научилась так взбивать и укладывать волосы, что этот единственный недостаток почти не был заметен, во всяком случае представителям противоположного пола, так легко попадающим в сети мелкого обмана, которые ежечасно расставляют предприимчивые дамы.

Мистер Фоскер приветствовал миссис Принс и ее дочь с таким пылом, что Сара невольно сравнила его с героем последнего прочитанного романа, двадцатилетним юношей, вызволившим свою избранницу из рук семнадцати разбойников без единой царапины для себя и без урона девичьей чести для нее.

— Миссис Принс! Мисс Принс! Я так рад, что вы дали себе труд выбраться из дому и дойти до моего скромного убежища в такую отвратительную погоду! Вечером за вами приедет экипаж и отвезет домой сначала викария и миссис Прайдуэлл, а затем вас, дорогие дамы!

При этих словах мисс Принс заметно оживилась, а викарий посмотрел на дядюшку с таким видом, как будто вот-вот начал бы упрекать его в мотовстве, но сдержался. Сара тоже удивилась — до сих пор дядя мало пекся о том, как будут добираться домой его гости, и это особое внимание к семье Принс говорило в пользу утверждения мисс Уэвертон.

— Вы очень любезны, сэр, — каркающим голосом ответила миссис Принс, а мисс Мери одарила дядю Эндрю очаровательной улыбкой.

Мистер Фоскер представил гостям свою племянницу, и Саре пришлось покинуть удобное для наблюдений местоположение и поклониться, после чего дамы, конечно же, принялись восхвалять христианские добродетели дяди, взявшего на себя такую заботу. «Отнюдь не бесплатно!» — ядовито сказала себе Сара и тут же испугалась дерзости своих мыслей.

Весь вечер она молчала, что позволило всем трем леди счесть ее милой и благовоспитанной девочкой, а на неумение Сары держать спину прямо и правильно пользоваться столовыми приборами никто не обратил внимания.

В целом вечер прошел очень приятно, и кухня миссис Дроуби тому немало способствовала. Мистер Фоскер еще не раз удивил своих гостей заявлениями о предстоящих улучшениях в доме, которые он собирался предпринять, едва погода станет менее холодной. Дядюшка Эндрю пожелал перестроить дымящий камин в гостиной и отремонтировать крышу над гостевой комнатой, а также купить фортепьяно, чтобы его племянница могла упражняться в игре на инструменте и развлекать гостей.

Сара слушала все это с полной невозмутимостью, уверенная, что подобные проекты так и останутся плодами дядиной фантазии.

Тем больше она была поражена, когда, едва наступила непродолжительная оттепель, в дом мистера Фоскера явилось несколько нанятых работников, одни из которых принялись чинить крышу, а другие — разбирать и переделывать дымоход.

После этого она уже не удивилась бы и фортепьяно, но пока что мистер Фоскер не торопился доставлять племяннице такое изысканное удовольствие. К тому же Сара подозревала, что дядюшка не собирается нанимать ей учителя музыки, а без него девочка не смогла бы услаждать слух гостей даже самыми простыми мелодиями.

Миссис Дроуби, похоже, не меньше Сары дивилась этим преобразованиям и не одобряла их. Кажется, она начала что-то подозревать, так как однажды в разговоре с Лизамон заметила:

— Ох не к добру все эти перемены. На что мистеру Фоскеру комната для гостей, если у нас их никогда не бывает? Мисс Мэйвуд вполне хватает места, да и хозяин до сих пор не жаловался на тесноту.

— Может быть, он думает, что пол в той комнате прохудится и вода станет заливать гостиную? — предположила Лизамон.

— Боюсь, дело тут совсем в другом… — посетовала кухарка. — Не ждут ли нас большие перемены…

Сара, присутствовавшая на кухне, почти сразу догадалась, что миссис Дроуби имеет в виду женитьбу дяди Эндрю, а Лизамон так и пошла убираться наверху, ни о чем не подозревая.

Через неделю после того, как ремонт был более или менее завершен, дядюшка Эндрю повел племянницу на рождественскую службу. Нарядной публики в церкви оказалось столько, что Сара почувствовала себя неловко в своем черном платье и постаралась спрятаться за широкой спиной дяди.

Мистер Фоскер попытался сесть рядом с миссис Принс и ее дочерью, и Саре пришлось примоститься на самом краешке скамьи. Обычно обе дамы Принс ходили на службу в церковь, расположенную рядом с их домом, но Сара слышала, как на обеде мистер Фоскер уговаривался встретиться с ними в главном соборе. Сегодня мисс Принс выглядела особенно привлекательно в украшенной лентами коричневой шляпке и почти элегантном пальто, и на нее посматривали другие джентльмены, не только дядюшка Эндрю, что заставляло мистера Фоскера беспокойно оглядываться и придвигаться поближе к мисс Принс.