Кейс. Доставка курьером Левитина Наталия
– Не отвлекайся, пожалуйста. Послушай меня! Я пока не знаю, когда приедут мои родители. Точная дата неизвестна. Мама сейчас в санатории. Но они твердо обещали. И когда они приедут, Юль, ты сыграешь роль моей девушки.
– Е! – крякнула я. – Ты спятил. Роль твоей девушки!
– Чего ты испугалась?
– Да у меня же Никита!
– Ну и что! – разозлился Глеб. – Никите ты все объяснишь! И мы же не по-настоящему. Так, мозги предкам запудрить.
– Слушай, я балдею. Опомнись! Нам же не по шестнадцать лет! Мы взрослые, ответственные люди. И что ты мне предлагаешь? Устроить спектакль?
– Ну а как еще доказать родителям, что я нормальный парень?
А разве он нормальный?! Его же абсолютно не интересует секс. Да ему в клинике лечиться надо!
– Не знаю, – покачала я головой. Затея казалась мне по крайней мере странной.
– Ну, пообнимаемся, помаячим у них перед глазами вдвоем… Я буду нежно убирать у тебя с шеи волосы и массировать плечи. Ну, как это делают влюбленные.
– Ага, влюбленные гомики. Именно они так и делают. Если судить по фильмам, – хмыкнула я. – Только этим и занимаются. Уж если ты собрался изображать из себя крутого мачо, то оставь в покое мои плечи и для начала смени имидж.
– Да! – возбужденно воскликнул Глеб. Он выбрался из кресла и стал стремительно прохаживаться по комнате, каждый раз притормаживая у зеркала и поправляя челку или наряд. – Ты абсолютно права! Я думал об этом! Мне нужно выглядеть более брутально. Вот смотри, я отпущу легкую щетину. Хорошо, согласись? Ну и поработаю с гардеробом. Прямые джинсы с эффектом застиранности, черный свитер, кожаная куртка с отделкой из волка – я уже приглядел такую. Абсолютно никаких украшений – ни-ка-ких!
– Разумно, – сказала я. – И еще забудь про шампунь. Не мой голову.
– Ты серьезно?
– Пару недель. Тебе это пойдет на пользу.
– Ужасно! Я только что прошел курс кератиновых масок! И что же? Теперь мои волосы погибнут?
– Они выживут, обещаю. И выкинь из ванной комнаты семьсот тридцать флаконов с бальзамами, скрабами и пенками, с помощью которых ты добиваешься исключительной гладкости кожи.
Глеб душераздирающе вздохнул – словно жертва, взобравшаяся на эшафот.
– А еще, мой друг, когда выйдешь на улицу, хорошенько поройся в клумбе.
– Зачем это?
– Чтобы привести ногти в порядок. Сделать их вид более жизненным.
Глеб задумчиво уставился на свои ногти. Наверное, прикидывал: а стоит ли игра таких неслыханных жертв – маникюр, волосы? Однако на другой чаше весов лежало душевное спокойствие и даже здоровье его родителей!
– Юля, значит, ты мне поможешь?
– Ладно, выкрутимся как-нибудь, – успокоила я несчастного.
Постоянно впрягаюсь в чужой воз.
Мало мне своих проблем?
– Я так тебе благодарен.
– Не благодари, я пока еще ничего не сделала. И потом, мы же не будем обманывать твоих родителей. Мы только слегка подкорректируем твой образ.
– Спасибо, Юля!
Я почему-то подумала о Фернане Магеллане. Вот он стоит на палубе флагманского галеона «Виктория» и вглядывается в безбрежную гладь океана. Камзол потерт, выбивающаяся из-под него батистовая рубашка давно утратила белизну – какое нескончаемое путешествие! Обветренное лицо, иссеченное ливнями и солеными морскими брызгами. Он сжимает руку в кулак – горизонт пуст, а ветер слишком легок и несерьезен, чтобы надуть до барабанной дрожи паруса и понести галеоны по волнам. Каменные скулы, решительно сжатые губы и взгляд человека, имеющего цель и мечту и готового подчинить своей железной воле тысячи людей…
Вот он – мужчина!
Суровый, сильный и увлеченный.
А не это чудо в перьях – мой друг Глеб. Ни щетина, ни фальшивая подружка под боком не придадут мужественности этому томному метросексуалу… Но что же делать! Ведь надо подумать о его родителях.
По телефону я честно рассказываю Никите, чем заполнены мои будни. Например, пообедала в ресторане с Кунгуровым (директор агентства недвижимости «Супер-Сити»). Пила шардоне с боссом, закрывшись у него в кабинете. Сидела у Вити (сосед), пока тот устанавливал мне программу на ноутбук. Играла в боулинг с Вербиным (владелец телекоммуникационной компании). Ходила на семинар в мэрию по приглашению…
Нет. Просто ходила.
Это был семинар для владельцев малого бизнеса. Я увидела в мэрии массу знакомых лиц – учитывая, какое количество бизнесменов жаждет дать интервью журналу «Удачные покупки» и засветиться перед читателями…
Мои подробные отчеты перед Никитой – женская хитрость, щедро приправленная кокетством. Я помню слова Нонны: клуши, добровольно заточившие себя в курятнике, никого не интересуют. И поэтому ненавязчиво напоминаю Никите, что его крошка нарасхват у мужчин. И в его отсутствие вовсе не киснет от тоски, а живет полной, насыщенной жизнью. Да, он сильно рискует, надолго оставляя меня одну!
Правда, если разобраться, то выяснится: за ресторанным столиком кроме Кунгурова сидели еще две дамы из его фирмы, а боулинг с Вербиным был корпоративным мероприятием. Но опустим детали, кому они интересны? Да уж, открывая дверь, вовсе не приходится сдвигать в сторону штабеля из тел поклонников – выход из квартиры и так свободен. Но пусть Никита немного поревнует.
А на семинар в мэрию меня позвал Андрей Холмогоров. Но Никите об этом ни слова. Про Холмогорова я почему-то молчу.
– Я попыталась узнать, какой пост вы занимаете в мэрии, – призналась я моему новому знакомому после семинара.
Холмогоров немного помолчал, а затем напустил таинственности.
– А почему тебя это интересует?
– Просто вас нет на официальном сайте мэрии.
– Ну, сайт же не обновляется каждые две минуты. Возможно, сведения о моей персоне еще не внесли. Хорошо, что сказала. Я напомню программисту.
– Так вы недавно работаете в мэрии?
– Юля, не слишком ли много вопросов?
– Профессия такая – везде совать свой нос.
– Очень хороший нос. Симпатичный. – С этими словами Холмогоров фамильярно щелкнул меня по хоботку.
Я попыталась возмутиться, однако не получилось: что бы ни делал Холмогоров, у него выходило так мило! Мне почему-то льстила его непосредственность в обращении со мной. Он словно обещал что-то такое, от чего сладко ныло сердце.
Не знаю что.
– Ладно, рассекречу данные. Работаю мелкой сошкой в департаменте социального развития.
– Мелкой сошкой? Почему-то не верится!
– Достаточно интимных вопросов, Юлия Бронникова. Я же не интересуюсь, в каком возрасте ты потеряла невинность.
– Тоже мне – тайна. Я ее вообще не теряла. Я девушка.
К чести Холмогорова, он удержался не только от гомерического хохота, но даже и от легкой ироничной улыбки. Что ж, так ведут себя настоящие джентльмены. Реальный джентльмен позволяет себе усомниться в словах леди только в том случае, если она, с трудом шамкая челюстью, признается, что ей двадцать пять. «Бог с вами! – тут же возразит джентльмен. – Девятнадцать, и ни минутой больше!»
– Чудесно, – сказал Холмогоров. – Значит, мне следует обращаться с тобой особенно бережно.
Что он имеет в виду?
…На днях Андрей Вадимович опять пригласил в мэрию – на торжественное вручение материнских сертификатов.
– Приходи, воробей, увидимся. Заодно, если захочешь, напишешь бодренький материальчик для местной прессы. О радужных демографических перспективах России.
А они очень радужные.
Несомненно.
Сертификаты с огромной помпой вручали молодым женщинам – с января начал действовать закон о материнском капитале. Особого восторга на лицах дам не читалось, скорее – удивление: наверное, они предпочли бы получить обещанные государством 250 тысяч рублей наличкой и сразу (а не с отсрочкой в три года) и тут же буйно стали бы тратить на памперсы, молочную смесь, ползунки.
– Ну а через три года точно дадут? – округлив глаза, шепотом поинтересовалась у меня одна из мамаш. Она убрала с порозовевшей от волнения щеки выбившуюся из прически рыжую прядь. На носу у юной мадонны толпились трогательные веснушки, а под глазами чернели круги от недосыпания. Одежда (несмотря на попытку выглядеть нарядно) свидетельствовала о жестокой бедности.
И как она решилась на второго ребенка?
Или даже на третьего?
Ведь материнский капитал за первого младенца не дают. Мы же не в Эмиратах, где при рождении детеныша государство сразу же открывает счет в банке и перечисляет на него десять тысяч долларов (недавно в газете вычитала). Зато у нас теперь дают сертификат! Тоже хорошо. Жаль, сразу использовать нельзя. А через три года, когда использовать будет можно, тоже особо не разгуляешься: потратить материнский капитал разрешается только на три определенные цели. В общем, как всегда, облагодетельствовали народ, со слезами радости натужно раструбили об этом во всех СМИ, удивляясь собственной щедрости. А в результате – пшик.
Да, мы не в Эмиратах. Очевидно, у нас нефти поменьше. Мы не такие богатые, чтобы автоматически открывать банковские счета для каждого новорожденного.
– Как вы думаете, не обманут? – повторила рыжеволосая девушка. – Или как обычно? Ой, такие деньги огромные! – Она прерывисто вздохнула. – Я и не мечтала. Прямо в роддоме сказали: дадут, мол, когда родишь. Здорово! И знаете, так разволновалась! У меня срок рожать был в середине декабря. А деньги – только тем, кто в январе разродится. Ну, или позже. Короче, две недели лежала бревном на кровати, не вставала, вздохнуть боялась. Ребеночка уговаривала – ну, посиди еще, малыш, не торопись. А то хренушки нам с тобой, а не двести пятьдесят тысяч. Всей палатой мы так лежали. Опупели, если честно.
– А я рожала не за деньги, – презрительно скривила губки другая приглашенная в мэрию мамочка. Ее глаза сияли небесной синевой, их цвет подчеркивала яркая туника, расшитая по краям рукавов и подолу золотом и бисером (ах, Нонне бы очень понравилось!). – Даже неприятно думать, что в моем желании родить второго ребенка кто-то увидит меркантильный интерес.
– Какой-какой интерес? – не поняла рыжеволосая девушка.
– Меркантильный, – повторила туника. – Надо страну сделать пригодной для жизни, а не кидать народу подачки. Точно-точно, именно так это и выглядит: словно собаке кинули подачку и тут же стали отгонять беднягу палкой – не трогай, мол, подожди три года…
Я посмотрела на Андрея Вадимовича. Он маячил на заднем плане, пока мэр города одаривал сертификатом и букетом хризантем следующую даму и расточал обаятельные улыбки. Сегодня Холмогоров был отнюдь не в ватнике – его костюм, подозреваю, стоил половину материнского капитала. Чиновник мэрии выглядел блестяще. Он давно избавился от богемной щетины, украшавшей его симпатичную физиономию во время лесного пикника. Твердый подбородок с ложбинкой, как у римского патриция, и красиво очерченный рот просились на рекламу дорогих сигар.
Стоп.
Нельзя засматриваться на посторонних мужчин!
Вечером Холмогоров завез меня домой на сверкающем служебном джипе, предупредительно распахнул дверцу и проводил до самого подъезда.
Не понимаю, почему я ни разу ни словом не обмолвилась Никите о знакомстве с этим типом?
Глава 4
Страсть к чужим беби
Услышав от соседей ее имя – Ева Анджевска, – я вмиг нарисовала себе пленительный образ польской пани, кроткой и загадочной. Мне представлялось нежное лицо, тронутое изумительным румянцем, в обрамлении светлых волнистых волос.
Не знаю, откуда такие фантазии.
Как позже выяснилось, ничего общего с реальностью воображаемая картинка не имела. Ева оказалась девушкой отнюдь не кроткой, а пробивной и хваткой. К тому же она была брюнеткой…
– Ты видела? – спросил сосед Виктор.
Мы столкнулись в подъезде. На улице бушевала февральская метель, мои щеки пылали, обожженные морозом, на ресницах таяли снежинки, изо рта шел пар, пальцы на руках и ногах ныли от холода. А программист, напротив, был сух и горяч – он еще только собирался нырнуть в ледяные объятия пурги.
– Ты видела, какая красотка заселилась на шестой этаж?
От Витиного вопроса меня разбил кратковременный паралич. Минуты две я не могла дышать и говорить.
Красотка?!
Мое удивление понятно. За несколько лет знакомства с программистом Витей он впервые подал знак, что осведомлен о разделении людей на два пола – мужской и женский. Более того, он сумел не только распознать гендерную принадлежность новой соседки, но и оценил ее внешние данные!
Невероятно!
А ведь мы плотно общаемся с Витей. Он скармливает софт моему компьютеру, я скармливаю программисту пельмени. Виктор фанатично увлечен работой, в его квартире перманентный продовольственный кризис. Юноша не знает, где находится ближайший супермаркет. Правда, сейчас он научился ловко заказывать пиццу по телефону и более-менее решил проблему. А раньше постоянно с воем пожарной сирены ломился в мою дверь и требовал пищи.
И ни разу – НИ РАЗУ! – не заметил, что у меня грудь, попа, или новые джинсы, или изменился цвет волос.
А тут…
– Представь, столкнулся с ней на лестнице, и она сразу же меня припахала, – сообщил Виктор. – Глазищи вот такие!
Программист сделал кружки указательным и большим пальцами и приставил к своим глазам. Остальные оттопыренные пальцы изображали, очевидно, лохматые, густые ресницы незнакомки.
– Красивые-красивые! А губы вот такие!
Витя выпятил вперед губищи, словно окунь.
Так, все понятно.
У Вити поехала крыша. А девица, наверное, обколола себе губы специальным препаратом – как это делают многие поп-звезды и телеведущие, добиваясь восхитительного эффекта надувных резиновых вареников.
– И как же она тебя припахала?
– Я ей вещи таскал, как нанятый. Она переезжала. Забегался словно бобик – вверх-вниз.
– Она что же, грузчиков не наняла?
– Какие там грузчики! Я понял – все ее знакомые помогали с переездом. Как же не помочь такой девушке.
– Какой?
– О-о, тако-о-ой… У нее однокомнатная, как у тебя. Только на шестом. Потом я еще ей комп подключал. Установил пару программок.
– Ясно, – сквозь зубы злобно прошипела я, страдая от ревности.
Кажется, мой карманный программист мне изменил.
Я сняла шапку и помотала головой, восстанавливая прическу.
– Юль, – завороженно уставился на меня Витя. – Ты это…
– Что?
Ну, ясно. Наконец-то дождусь хоть какого-то комплимента. Новая соседка пробудила нашего спящего красавца ото сна. Теперь он посмотрит вокруг и сообразит – рядом много симпатичных девчонок.
– Юль, ты косу, что ли, отрезала? – озадаченно спросил Витя.
Елки-палки.
– Пошел ты к черту! – рявкнула я.
– Я помню, у тебя была коса, – заупрямился Витя.
Угу, конечно.
А еще – жабры и копыта.
– Ты идиот. Дай пройти.
– Ну, иди, Юль, давай топай. Знаешь, у нее еще имя такое интересное… Ева.
– Я знаю. Мне уже соседи сообщили.
Ева Анджевска.
…– Эй, подождите, не захлопывайте! – проорала она мне в спину однажды в феврале. Вскоре после моего разговора с Витей.
Я придержала тяжелую железную дверь подъезда и оглянулась. Ева прыгала через ступеньки – одним локтем она прижимала к себе коробку, из которой торчали книги и настольная лампа, другим – карапуза в объемном голубом комбинезоне.
Осторожнее!
А если поскользнется и упадет? У нее же на руках ребенок! Интересно, как она вообще собиралась открыть дверь? И чем бы давила на кнопку вызова лифта?
Впрочем, не сомневаюсь – если б в этот момент у Евы еще стоял на голове тазик с бельем, она все равно бы справилась с ситуацией. Обязательно что-нибудь придумала бы.
– Вам помочь? – сочувственно поинтересовалась я, разглядывая малыша. Он болтался лицом вниз, не выказывая признаков раздражения или недовольства.
А его мама действительно красотка.
– О, спасибо! – воскликнула Ева. И тут же вручила мне и ребенка, и коробку.
Я думала, она ограничится одним предметом!
– Ой, вы тогда подождите, сейчас еще из машины продукты заберу.
Я осталась стоять с дитем и коробкой в руках, подпирая спиной железную дверь – не дай бог, захлопнется. Ева вернулась с двумя сотнями пакетов.
– Надеюсь, лифт работает, – сказала она. – Три недели, как переехала, а уже два раза пришлось таскаться пешком. А вы с какого этажа? Давно здесь живете? У меня однокомнатная, а у вас?..
Через неделю, поднимаясь к себе, я услышала надрывное завывание младенца. Забаррикадировавшись в квартире, я принялась за работу, но вопли ребенка проникали сквозь стены и мучили сердце. Пришлось оставить ноутбук, выйти на лестницу и, ориентируясь по звуку, достичь эпицентра пупсиковой трагедии. Конечно, вой доносился из квартиры новой обитательницы нашего дома – Евы.
– О, приветик, – сказала она, распахивая дверь. Ее тяжелые темные волосы с каштановым отливом были живописно взлохмачены, шелковый халат надет наизнанку, взгляд – ополоумевший. – Слышишь, как верещит? И это продолжается уже четвертый час. Не знаю, что с ним делать…
Пацан попался своенравный. Когда через пару часов я вернулась домой, Никита меня не узнал.
– Привет, ты где была? Что за вид? Сдавала два километра брассом по асфальту? А что у тебя на футболке? Ты где-то нашла верблюда и вынудила его на тебя плюнуть? Запах ужасный.
– Возилась с чужим ребенком. Пыталась запихнуть в него бутылочку с молоком. Это у Евы на шестом этаже.
– А-а… Понятно. Ну а сейчас я не обижусь, если ты попытаешься запихнуть в меня ужин.
– Одну минутку!
– Юля, послушай.
– А?
– Главное – не приноси этого монстра к нам домой…
Как в воду глядел!
Через пару дней Ева нарисовалась на пороге в восемь утра, и на руке у нее сидел и весело пялился на меня Мишутка.
– Умоляю! Только до обеда! И я вернусь! Нянька, падла, не пришла! А мне на работу! Юля! Пожалуйста!
Восьмимесячный малыш обладал чудесной наружностью – пушистая челка, круглые глаза с загнутыми ресницами, розовые губки, которые он то оттопыривал, то вытягивал трубочкой, то использовал для волшебной процедуры – спуска на подбородок литра слюней. Сегодня он маскировался под ангела, был тих и умиротворен. Словно обещал: «Пусть пару дней назад, Юля, между мной, тобой и молочной бутылочкой много чего произошло – забудь! Сегодня все будет классно!»
Надо сказать, ни в обед, ни в сиесту, ни в восемь вечера милая соседка детеныша не забрала. Она нарисовалась в полночь и держала в одной руке зеленую бутыль шампанского, в другой – бордовую с золотом коробку дорогого французского коньяка.
Да уж, весьма кстати.
К этому моменту Мишутка сладко дрых на животе у Никиты, пропевшего монстру сто пятнадцать арий из Россини, а я сосредоточенно полировала на кухне штык-нож, намереваясь всадить его в сердце беспутной мамаши…
Стоит ли говорить, подкидывать мне ребенка быстро вошло у Евы в привычку! Я превратилась в аварийную няньку, так как все до одной бебиситтер сбегали от Евы стремительнее, чем бегут в Лондон олигархи, заметив косой взгляд президента…
С февраля по май я по крайней мере пятнадцать раз отказала Нонне, жаждавшей испить со мной кофе, покататься на роликах или поиграть в бильярд. (Да, мы и на роликах катаемся, две старые клячи. Не отказывать же себе в земных удовольствиях только из-за того, что мне уже за тридцать, а Нонне – за сорок и блестящие легинсы подруги, обтягивающие ее рубенсовские ляжки, вызывают ступор у более юных роллеров).
Из этих пятнадцати отказов как минимум двенадцать были на совести Евы.
– Извини, Нонночка, – обламывала я подругу по телефону в начале марта. – Сегодня никак. Мне детеныша подкинули. Сейчас буду выгуливать. Поедем на коляске в сквер.
– Ах нет, никак не могу, – стонала я в трубку через неделю. – У нас сегодня прививка. Потащимся в поликлинику.
– Прости, прости! – покаянно гнусавила я в середине апреля. – Увы, не выберусь. Мишутка температурит. Сбиваю нурофеном.
– Мать, ты в своем репертуаре, – заявила бизнес-леди, когда я попыталась в очередной раз убить ее отказом. – Ждите во дворе – ты и твой подкидыш. Сейчас заеду.
Нонна приехала на «лендкрузере» и отвезла себя, меня, Мишутку и коляску в лес. Там было чудесно! По широкой аллее мы углубились в лесной массив, это создавало иллюзию удаленности от задымленного мегаполиса. Городской шум растворился за высокими соснами. Березы и осины, еще не отогревшиеся после зимы, вздрагивали голыми черными ветками. По краям песчаной аллеи виднелись тут и там маленькие островки нерастаявшего снега. Неужели он так и пролежит до самого мая?
– Тебе надо научиться водить, – с назиданием сказала подруга. – Тогда ты с комфортом сможешь выгуливать чужих детей. Не во дворе, пропитанном выхлопными газами, а на природе.
– Да уж, – буркнула я. – А машину где возьму?
– Как – где? У Никиты. Пока он в разъездах – экспроприируешь его «лексус». Нечего автомобилю на стоянке пылиться.
– Так он мне и позволит.
– Ну, или купишь себе чего-нибудь.
– Угу.
– И вообще, Юля, ты наступаешь на все те же грабли.
– Умоляю, не начинай!
– У тебя опять подопечный. А зачем? Зачем привыкаешь к чужому ребенку? Сколько лет ты провозилась с Анечкой?
– Перестань!
– Нет, скажи! Сколько? Выращивала Аню с пеленок. Носилась с ней, как с собственным детенышем. А что получила в результате?
В результате получила фигу с маслом.
Ира, наша третья подруга, летом прошлого года отправилась в Европу на отдых и лечение. Они уехали всей семьей – включая трехлетнюю Иришину дочь Анюту, мужа-бизнесмена и свекра. Пообещали скоро вернуться. Однако умиротворенное существование вдали от родины так им понравилось, что в конце концов, поколесив по европейским странам, они осели на испанском побережье, в фешенебельной Марбелье, и теперь о возвращении речи не шло.
– Мы купили виллу, – радостно сообщила по телефону подруга. – О, Юля, тут такой рай.
– Но я страшно, невыносимо соскучилась по Анечке! – со слезами в голосе призналась я. – Да и по тебе немного.
– О, милая, – вздохнула Ириша. – Мы с Анечкой тоже ужасно по тебе соскучились. Но что же делать? Лев затеял тут бизнес. Аня ходит на танцы и рисование, ей очень нравится. Тут совершенно иная жизнь. Даже не представляю, как вернуться из этого рая к вам в город. Здесь – море, тишина, пальмы, покой, улыбки. У вас – машины, смрад, вонь, холод, хамство и столько всяких опасностей… Нет. Лучше ты к нам приедешь в гости. Хорошо? Сможешь купить авиабилет? Или я сама тебе его куплю…
…– Да, я все понимаю, – задумчиво произнесла Нонна. – Ты скучаешь по Анюте, поэтому и вцепилась мертвой хваткой в этого ребенка. – Она кивнула на коляску, из которой торчал чубчик, аппетитные щеки и два круглых хитрых глаза. – Впряглась. Пашешь нянькой за спасибо. Тратишь здоровье, нервы, время на чужого оболтуса.
– Ева – мать-одиночка. Должен ведь ей кто-то помочь, – беспомощно попыталась я оправдать свое бесчеловечное (по отношению к собственной персоне) поведение.
– То же самое ты говорила и о Ирине. Ира – мать-одиночка. Должен ей кто-то помочь! А Ирина нашла богатого мужика и укатила в Испанию.
– Я рада за нее. Она свое счастье заслужила!
– А ты? Дура ты, Юля. Тебя используют.
– Да, – легко согласилась я. – Но я тоже получаю удовольствие. Эти малыши такие сладкие. Мишутка уже научился обнимать меня за шею. Он пупсик.
– Дура, – убито покачала головой Нонна. – Тебе своего надо родить, и будешь играться до посинения.
– Не получается, – жалобно проныла я. – Разве я против? Но ничего не получается, хоть ты тресни!
В конце апреля господин Холмогоров пригласил меня на открытие детского спортивного центра. Мой мобильник заиграл Сороковую симфонию Моцарта (с тех пор как наши с Никитой судьбы завязаны гордиевым узлом, я превратилась в настоящего фаната классической музыки. А раньше не отличила бы Вагнера от Шопена. Позор! Сейчас, впрочем, тоже не отличу. Однако теперь замираю, как цирковой тюлень на банкетке, и мечтательно закатываю глаза, едва услышав первые аккорды рояля или воздушные вздохи скрипок – вот как вымуштровал меня Никита). Дисплей мобильника обозначил: «Холм».
Холмогоров, значит.
– Ты в курсе, что этот год объявлен ООН Годом физической культуры и спорта? – спросил он.
– Лучше бы его объявили годом всеобщего увеличения зарплаты, – задумчиво пробормотала я, рассматривая содержимое своего кошелька. Пятьдесят рублей восемьдесят три копейки.
Круто, да?
Я почти Рокфеллер.
И когда (а главное – на что?!!!) я умудрилась растратить зарплату и пять гонораров? И «Удачные покупки», и «Стильная леди» в прошлом месяце были одинаково щедры к своей сотруднице. Мне теперь даже не надо выплачивать ипотечный кредит – мама и брат пустили шапку по кругу и помогли бедной журналистке расплатиться за однокомнатную квартиру.
Избавившись от ежемесячных выплат по кредиту, я целых две недели чувствовала себя невероятной богачкой. Ведь высвободилась огромная сумма денег, ранее безжалостно пожираемая банком. Но мои запросы тут же автоматически увеличились, возникли какие-то незапланированные расходы, и вскоре я, как обычно, очутилась на мели.
Это мое любимое состояние.
– Юля, так ты придешь? – спросил Андрей Вадимович. – Напишешь статью о событии. Домой – подвезу.
Я не понимаю его поведения. Все страшно запутано. Холмогоров постоянно приглашает на всякие торжественные мероприятия и на них проявляет ко мне максимум внимания. Но, учитывая обстановку, общаться нам некогда – его рвут на части журналисты и коллеги, меня – мои знакомые. Возникает вопрос: почему бы не пригласить девицу в ресторан? Другие мои знакомые только так и делают! Вот там, в уединении, мы смогли бы наговориться от души. Холмогоров мне интересен, и он сам ко мне неравнодушен. Я до сих пор вспоминаю, как Андрей Вадимович резво бежал рядом с лошадью в своем грязном ватнике, а я тряслась в седле и умирала от страха… Так почему же не встретиться в более интимной обстановке, а не на торжественном собрании по поводу открытия детского спортивного комплекса?
Вот нет же!
А говорят – женщину понять трудно. Мужчину – ничуть не легче!
– Нет, не могу, – ответила я Холмогорову. – Сегодня не получится. У меня другие планы…
Это был один из редких дней, когда Никита произвел посадку в родном городе и наконец-то мог уделить внимание своей истосковавшейся подруге. Мы прилипли друг к другу, как сиамские близнецы, и торопливо срывали плоды удовольствий.
Естественно, открытие спортивного комплекса прекрасно пройдет и без меня.
– Хмм, жаль, – вздохнул Андрей Вадимович. – Хотелось тебя увидеть…
Глава 5
Авторалли
После ледяного апреля наступил прохладный май. Солнце задумчиво сияло в прозрачно-голубом небе, но тепло его лучей сводилось на нет пронизывающим ветром. Почки на деревьях брызнули яркой зеленью, взрытые газоны жирно блестели влажной землей, дорожки во дворе были очерчены белыми полосками бордюров.
Читать бесплатно другие книги:
