Стопроцентная блондинка Левитина Наталия
Так, через двенадцать лет после окончания школы встретились одноклассницы.
Неудивительно, что они не сразу узнали друг друга. На выпускном балу Мария представляла собой субтильное создание весом в сорок три килограмма. А сейчас в ней было добрых восемьдесят.
Настя, напротив, из щенка с толстыми лапами превратилась в изящную красотку. Ее скудные жировые отложения дислоцировались строго в местах, отведенных для этого фитнесом. Более того, с годами Настя избавилась от прыщиков, которые в старших классах были ее постоянными спутниками, и изменила цвет волос. Пять лет под крылом Михаила Платонова и постоянная забота о внешности так явно украсили ее, что даже несколько дней страданий не нанесли значительного урона ее личику.
А Маша никогда не отличалась особой красотой. Ее несомненным козырем всегда оставалась стройность. Майор Здоровякин таял от восторга, проводя ладонью по ее острым позвонкам и сдавливая ладонью хрупкое плечо – на фоне его монументальных габаритов жена выглядела невесомым бестелесным созданием.
Но последняя беременность прибавила Маше тридцать килограммов. Вернее, она сама их себе организовала, поглощая в гигантских количествах торты, шоколад и печенье. (Стоит отметить, что майор Здоровякин опять же был рад. Теперь он наслаждался атласно-белой полновесностью супруги и с явным удовольствием хватал ее за мягкие места. Ах, шалун!)
Контраст между стройной Машей, знакомой Насте со школы, и жирной тушей, появившейся в дверях, был разителен. Мария пала так низко, что Настя на мгновение забыла о своем горе. Она беззвучно открывала рот, не в силах произнести ни слова. В ее груди разлилось удовлетворение. Нет, она никогда не радовалась чужому горю. Но как иначе реагировать женской психике на очевидную неудачу подруги? Ровесница в роли мамонта – подобное зрелище вылечит самую глубокую рану. Хотя бы на пару минут.
Но через пару минут Насте стало стыдно. А через десять – она вновь нырнула в пучину собственного несчастья.
– Как я рада тебя видеть, – грустно улыбнулась она Марии. – Ты слегка изменилась, но все такая же милая. Машечка-ромашечка!
– И мы теперь живем на одной площадке?
– Я в десятой квартире! Потрясающе, да?
– Ну, заходи скорей! Почему у тебя красные глаза? Ты плакала?
– Угу, – всхлипнула Настя. – Маша, если бы ты знала, как мне плохо!
– Давай-ка на кухню. Ой, подожди, Стасюша квакает…
Мария побежала в детскую. А когда вернулась, обнаружила за кухонным столом рыдающую подругу.
Услышав детское вяканье, увидев в коридоре коляску и груду разнокалиберной обуви, заметив на стене семейную фотографию Здоровякиных (четверо мужчин забирают Машу и младенца из роддома), Настя вновь осознала, какой немыслимый ущерб нанес ей Платонов. Пять лет она потратила на мужчину, мечтая, что когда-нибудь у них будет настоящая семья. И осталась одна!
– Настя, Настя, – принялась тормошить подругу Мария. – Ну-ка прекрати. У тебя кто-то умер?
– Я сама умерла! – вырвалось у Насти.
– Тогда ты превосходно сохранилась. Розовенькая и гладкая, никаких признаков разложения. Слушай, ты говорила про какую-то трубу.
– Про трубу? Ах да! У меня там вовсю фонтанирует!
– Ты же соседей зальешь!
– А что делать?
– Для начала хотя бы перекрыть воду. Пойдем!
И школьные подруги, нашедшие друг друга после долгих лет разлуки, отправились в десятую квартиру перекрывать воду.
Глава 3
Индивидуальная психотерапия
Анастасии невероятно повезло. Она прекрасно обходилась без Марии целых двенадцать лет, но в трудную минуту именно разговоры с Машей заставили ее очнуться и прийти в себя. Неизвестно, до чего додумалась бы Настя, сидя в ненавистной квартире и оплакивая судьбу.
А теперь она сидела в основном у Здоровякиных, и добрая, отзывчивая Маша исполняла роль психотерапевта. Как это важно, когда есть кому излить душу.
Учитывая занятость врача, сеансы психоанализа проходили одновременно с приготовлением пищи или во время кормления Стасика. Маша с маниакальным упорством кормила младенца грудью. Настя считала, что она слишком часто наполняет молоком эту канистрочку.
– Но он ведь хочет! – оправдывалась Маша. – Пусть ест человек. Ладно, рассказывай дальше…
Их разговоры уже длились целую вечность. Но тема себя не исчерпала. Как и обида Анастасии. Она не могла смириться с мыслью, что от нее избавились, словно от устаревшей модели сотового телефона.
– Да, Платонов большой оригинал! – согласилась Мария. – Я еще ни разу не слышала о таком способе разрыва с женой. Бывает, конечно, что муж, съев ужин, молча берет из шкафа приготовленный чемодан и говорит внезапное ариведерчи. Это тоже отвратительно и болезненно. Но чтобы взять и выселить из дома жену!
– Да. Сказал, что мне, видите ли, никогда не нравилась наша квартира. Но это неправда! Она мне нравилась!
– Тебе и так нелегко, а тут еще чужая обстановка, незнакомая территория. Это кого угодно сломает! Вот мы недавно переехали. Я до сих пор не пришла в себя. Ничего нельзя найти, все по-новому, все не так… А у тебя к тому же разбито сердце. Нет, Михаил поступил чрезвычайно жестоко!
– Наверное, вопрос в деньгах. Та квартира, что он оставил себе, раз в десять дороже моей. Он всегда умел считать деньги. Он решил, для меня это слишком жирный кусок – апартаменты в центре города с роскошной обстановкой. А тут… Ламинат весь дыбом встал после потопа!
– Слушай, а почему Михаил при регистрации взял твою фамилию?
– Он не брал.
– Как – не брал?
– Да так. Мы однофамильцы.
– Потрясающе!
– И мы не регистрировались. У нас гражданский брак.
– О, как неудачно! Теперь понятно, почему Платонов так запросто выселил тебя из царских хором в дешевую квартирку на окраине. Вы не зарегистрировали брак. Он вполне мог отправить тебя прямо на улицу.
– Да. Когда мы с ним познакомились, я увидела особый знак в том, что мы однофамильцы. Мы были словно созданы друг для друга! И вот… Он вышвырнул меня из дома! Но самое обидное, что у них будет ребенок. А меня он послал на аборт! – всхлипнула Настя.
– Ты сделала аборт?! – ужаснулась Мария.
– Да. Год назад.
– Как же ты решилась?
– Вот так.
– Но зачем? У тебя был вполне актуальный возраст для материнства. И все условия. Муж, квартира, средства.
– Он меня заставил.
– Что значит – заставил? Каким образом? Вел в клинику, подталкивая дулом автомата? Привязывал? Заковывал в наручники?
– Нет. Но он убеждал. Приводил аргументы.
– Это все слова. Уверяю тебя, если бы ты проявила твердость, то через девять месяцев Платонов, как миленький, менял бы младенцу памперсы. И страшно гордился бы своим новым приобретением!
Маша с нежностью посмотрела на Стасика, сопевшего у ее груди. Настя перехватила взгляд подруги и скривила рот. Ее брови встали домиком, глаза наполнились слезами.
– Была бы сейчас с ребенком… А так… Осталась совершенно одна.
– Ну, не плачь, не плачь, – успокоила Мария. – Родишь когда-нибудь. А сейчас наслаждайся девичеством. Тебе всего двадцать девять. И пока нет детей, ты все еще девочка-подросток.
– Мне двадцать восемь, – встрепенулась подруга и вытерла слезы. – Ты что, забыла? Я ведь была самой маленькой в классе.
Ах, ну конечно! Мария была старше Анастасии на целый год. Теперь понятно, почему она так мудра и рассудительна. В ее-то возрасте… Двадцать девять лет, страшно подумать… Настя горделиво задрала подбородок.
– Правда, – с улыбкой кивнула Мария. – Ты у нас малышка. Кстати, ты уже составила план мести?
– А?
– Мстить собираешься?
– О-о… Думаешь, у меня получится?
– Думаю, нет.
– А хорошо бы.
– Не пытайся соперничать с Богом или Провидением. Это в каком-то Завете сказано, да. Короче, Платонова накажет Бог.
– А если нет?
– Значит, он поступил правильно, выгнав тебя из дома.
– Что?!!
– Нет, серьезно. Подумай: ты сейчас свободна и задумчива. Ты переосмысливаешь свою жизнь. А вдруг, выставив тебя за дверь, Михаил освободил дорогу новому чувству? Новым встречам, знакомствам? Изменениям в тебе? Возможно, у Насти Платоновой другое предназначение, нежели быть просто женой богатого коммерсанта?
– Знаю я эту песню! – фыркнула Настя. – Это вариация на тему «Что ни делается, все к лучшему». Интересно, а если твой Илья объявит, что его любовница собралась рожать и поэтому отныне он будет жить с ней? Ты воспримешь эту новость лояльно?
– Ну уж нет! – возмутилась Мария. – Не говори мне такие ужасные вещи! Никаких любовниц!
Маша и не предполагала, что всего через пару месяцев страдания Анастасии станут очень близки ей, когда в их доме зазвучит томительная, как аргентинское танго, тема любовницы.
Целую неделю Настя лелеяла обиду, упивалась ею. Ей ужасно хотелось увидеть ту, другую женщину, укравшую у нее счастье.
И она решилась. Взяв со стоянки автомобиль, Настя поехала в центр, в знакомый до боли двор. Там, изящно маскируясь зонтиком, книгой, газетой, она три часа просидела на скамейке под разлапистым канадским кленом, выжидая. Более скандальная и самоуверенная особа наверняка не стала бы караулить во дворе, а вторглась бы на территорию, занятую неприятелем, и намылила обидчице шею.
Но Настя с юности влачила бремя интеллигентности. И поэтому она терпеливо ждала под деревом. И дождалась. Около восьми вечера во двор въехал черный джип Платонова, и Настя увидела ее.
После легкого дождя в воздухе пахло озоном и близкими холодами, желтые и красные листья мокро блестели на черном асфальте. Платонов осторожно выгрузил из салона живой трофей, а из багажника – целый ворох фирменных пакетов и коробок.
С первой же секунды, увидев их вместе, Анастасия поняла, что трофеем является сам Платонов. Его лицо, обычно твердое и мужественное, сейчас утратило выражение силы. Он сиял нежностью, суетился, выглядел счастливым и зависимым. Настя его не узнавала.
Я влюбился, как мальчишка.
Не знаю, что со мной.
Прости.
А соперница пленяла красотой. У нее были роскошные медно-рыжие волосы, яркие глаза, королевская осанка и взгляд женщины, привыкшей шагать по мужским трупам. В том, как она смотрела на Платонова, чувствовалось удовлетворение охотника, заарканившего сильного зверя. А зверь находился в состоянии эйфории и не владел ситуацией…
На фирменных пакетах, привезенных домой Платоновым и рыжеволосой стервой, красовался логотип магазина «Александра». Это был дорогой салон свадебных платьев. Настя и сама не раз заходила туда, чтобы примерить бело-розовый наряд и вообразить себя невестой.
Да, за пять лет ей так и не удалось уговорить Михаила зарегистрировать их отношения. «Зачем это, – отшучивался он, – разве я тебе не муж? Я полностью в твоей власти». Новая пассия, видимо, нашла подход к Платонову и убедила его в преимуществах официального брака перед гражданским…
– …Пять лет, – причитала вечером на кухне у Здоровякиных Анастасия, – пять лет жизни! И что теперь?
Мария, по обыкновению, сосредоточенно вырабатывала молоко. На руках у нее лежал Стасик. Он косился на дам голубыми глазками, жмурился, корчил рожицы. Но болтовня больших девочек действовала на него как снотворное, и вскоре детеныш ритмично задышал, уснув.
– Надо же, – заметила Настя. – А я думала, если в доме младенец – это сущий кошмар. Но он только ест и спит, спит и ест… Значит, иметь детей вовсе не трудно!
Маша энергично закивала.
– Одно удовольствие! – подтвердила она. – Главное, вовремя нажраться новопассита. Или выпить пустырника. В аптеке много отличных препаратов.
– У тебя есть?
– Обязательно. Точно, налью тебе пустырника. Как я раньше об этом не подумала! Вот, пробуй.
– Но он же горький, – задохнулась Настя.
– Хочешь, разбавим мартини?
– Тогда уж просто мартини. Хотя я его и не люблю. Маша! Как жить дальше?! А?!
Маша изо всех сил сочувствовала подруге. Она не понимала, как же Платонов сумел вычеркнуть из жизни милую, добрую, преданную – и еще сто восемьдесят пунктов – Анастасию!
И в то же время обе знали: Платонова не вернуть. Он пропал, растворился в терпкой смеси стервозности и очарования. Любая попытка доказать ему, что он стал жертвой расчетливой бестии, будет иметь обратный эффект. Он влюблен, и это любовь-болезнь.
– Как глупо, как глупо, – всхлипнула Настя. – Он попался, его обвели вокруг пальца.
– А вдруг ты ошибаешься? Вдруг она вовсе не охотится за богатыми мужиками, а на самом деле любит Платонова?
– Я ранена в сердце, а не в оба глаза! Я не слепая! Я все видела! От Миши ничего не осталось. Рожки да ножки. Жалкие объедки. Она сожрала его с потрохами…
Сегодня утром в Настином сердце зародилась надежда. Она забыла о проклятиях, брошенных ею в адрес Платонова. Анастасия вдруг подумала: все можно вернуть. Она готова забыть, как он ее обидел и унизил. Пусть только позовет обратно…
Но, увидев коробку со свадебным платьем, заметив взгляд, брошенный Платоновым на новую подругу, Настя поняла: Михаил давно живет другой жизнью, в которой нет места ей, Насте. Он никогда не смотрел на нее такими глазами – как на богиню. Это Платонов был для нее божеством. А он снисходил до своей очаровательной глупышки.
В новом союзе роли изменились. Рыжеволосая хищница с королевской осанкой позволяла Михаилу плавиться в огне любви. В обмен на материальные блага. На то, как алчно использовала она возможности, даруемые его кредиткой, указывало количество пакетов, выгруженных из черного «лендкрузера». И эту жадину Платонов почему-то не упрекал в пристрастии к шопингу!
– Но ведь он умный! – вспомнила Настя. – Он увидит, что его используют. И поймет, как ошибся. Я подожду. Подожду… Так! Надо покрасить волосы и сделать пилинг.
– Что?! – возмутилась Мария. – Какая бесхарактерность! Уже готова простить. Пилинг, тоже мне! Это от слова «пила»? Когда спиливают верхний слой кожи? Да, да, совершенствуйся! Еще слетай в космос и покори Эверест. Толку-то! Когда Платонов прозреет, будет поздно. В паспорте – штамп, в люльке – младенец. А в сердце – ненависть ко всем представительницам слабого пола…
Анастасия не понимала, как Платонов будет жить без нее. За пять лет у них сформировался целый арсенал совместных привычек и ритуалов. Они понимали друг друга с полуслова. И что теперь?
– Я всегда ждала его с ужином. Разве она станет для него готовить? Да она, наверное, и не умеет. А я три раза ездила во Францию и брала мастер-класс в «Ритце». Я жарю отбивные, как шеф-повар французского ресторана. А мой фирменный борщ? А куриный салат с мандарином? Как же, а?
– Думаешь, Платонов не выживет?
– Конечно нет! А массаж? Я специально закончила курсы, чтобы по вечерам делать ему расслабляющий массаж.
– Ты серьезно? – поразилась Маша.
– Да. Он ведь так устает. И я умею танцевать танец живота. У меня костюм с монистами!
– Слушай… У меня просто нет слов!
Мария несколько минут потрясенно молчала. Она представила, как встречает вечером Здоровякина в наряде восточной одалиски, кормит супруга борщом и куриным салатом, а затем страстно крутит бедрами в зажигательном танце. А после добивает майора расслабляющим массажем. О, это было бы нечто!.. Хотя вряд ли Здоровякин выживет – ведь, несмотря на внушительные размеры, он отличается тонкой нервной организацией. Его психика будет травмирована жестоким экспериментом.
– Знаешь, Настя, ты уникум.
– Правда?
– Однозначно.
– А разве ты не заботишься так же об Илье? – удивленно распахнула глаза Анастасия. – Ах, впрочем, сейчас тебе не до танцев.
– Честно говоря, я не способна на такие подвиги.
– Какие подвиги? Мне нравилось делать Мише приятное. Я ведь его люблю! Вернее, любила.
– Настя, у тебя задатки супержены. Подозреваю, ты быстро найдешь объект, готовый поглощать твою созидательную энергию. Мужчины обожают, когда их лелеют. Вот, посмотри на этот экземплярчик!
Маша указала на пупсика, блаженно спавшего у нее на руках.
– Он чудо, – подтвердила Настя…
Сеанс врачевания душевных ран был прерван появлением близких родственников Марии. В квартиру с грохотом ввалились четверо мужчин. Им словно противно было само понятие тишины.
Впереди катился измазанный шоколадом трехлетний Эдик. Затем в дверном проеме возникли близнецы Леша и Антоша. Замыкал процессию глава семейства. Рекс прыгал, обалдев от счастья, и сдавленно тявкал. С тех пор как в доме появился младенец, в семье были резко ограничены некоторые завоевания демократии – свобода слова, например. Рексу запрещалась лаять под страхом смерти.
А дети были выдрессированы гораздо хуже овчарки. Они не сдерживали эмоций.
– Что мы будем есть?! – закричал Эдик.
– О, братан, привет! – сунулся к кулечку с младенцем Антон.
– Сначала помой руки, – зашипела Мария.
– Мама, у меня штаны порвались, – обрадовал Леша.
– А у меня в кроссовке дыра. Вода попадает, – сказал Антон.
– Жаловались на Эдика, – сообщил майор. – Кормил девочек из старшей группы поганками.
– Супергрибочками, – уточнил Эдик. – Угощайтесь, мэм. Пожалуйста, мэм. Благодарю, мэм.
– Нужно собрать природный материал и завтра отнести в садик: листья рябины, дуба, березы, а также шишки, желуди, каштаны, побеги бамбука…
– И дохлых гусениц, – добавил Антон. – У меня есть пять штук. Вот, смотрите.
– …дети будут делать осеннее панно, – закончил майор.
– Осеннее панно! Как трогательно, – вздохнула Мария. – Только где мы возьмем на ночь глядя желуди и каштаны?
– Мама, ты зашьешь мне штаны? Или дай другие.
– А в каких кроссовках я пойду завтра?
– Господа, не толпитесь! Пожалуйте на фуршет! (Эдик.)
– Мама, пойдем косить бамбук!
– А что мы будем есть?
– Маш, ты чего-нибудь успела сварить?
– Алло, это девять-один-один. Что случилось, мэм? Убийство? Выезжаем! (Эдик.)
Насте хватило трех минут. Через три минуты у нее перед глазами замельтешили черные мушки.
Иметь детей вовсе не трудно.
Одно удовольствие.
– Знаете, – сказала Настя, – я, пожалуй, приготовлю вам изысканный ужин. Зря я, что ли, парилась на кулинарных курсах в «Ритце»? Так, что у нас в холодильнике?
В холодильнике красовалась банка сцеженного Машиного молока и кусок сервелата. Зато в морозильнике нашлись четыре упаковки вареников.
– Вареники с картошкой вас устроят?
– Да-а-а! – закричали дети и майор, перманентно измученные голодом.
– Вообще-то не рекомендуется употреблять в пищу замороженные продукты. Особенно детям.
– Наши дети едят и не такое, – вздохнула Маша. – Этой осенью они съели полпесочницы и три тонны жухлой листвы.
– Да? Ну, тогда я ставлю воду.
Через десять минут изысканный ужин был готов.
Глава 4
Все на баррикады! (Вернее, на работу)
Атмосфера чужой квартиры усугубляла Настины мучения. Требовалось чем-то заняться, чтобы избавиться от тоски. Но на работу она не ходила, попросив у Жоры Бердягина отпуск без содержания: не хотелось демонстрировать коллегам свою тотальную растерзанность.
Оставался один выход – заглянуть к Марии. Настя практически переселилась к Здоровякиным. Маша не протестовала. Она тоже испытывала нехватку общения. Если Стасик и планировал стать великим оратором, он пока держал замысел в тайне. Сейчас Мария общалась с ребенком в одностороннем порядке – в лучшем случае он произносил загадочное слово «пррркххх».
А у Насти обнаружилось замечательное свойство. Она не долго просидела на кухне, оповещая мир о жестокости Михаила Платонова. Вскоре она ощутила потребность занять чем-то руки. И с тех пор постоянно что-то делала. Даже если это было проявлением нервного тика – Маша только радовалась. Немного корыстно, разумеется.
Квартира Здоровякиных еще не оправилась от переезда. Настя постепенно разобрала коробки, составила в шкаф книги, рассортировала одежду, разложила игрушки. Она три раза варила борщ. К кастрюле всегда выстраивалась очередь за добавкой. Ее картофельное пюре было исключительно воздушным. А как ловко она управлялась с шваброй! Чудо-девушка.
В принципе Анастасии следовало заняться собственным жильем. Но по какому-то недоразумению там не было Машиных ушей. А Насте просто необходимо было выговориться.
Увидев Машин эквилибр с утюгом, Настя решительно забрала у неумелой подруги опасный электроприбор.
– Кто же так гладит! – возмутилась она. – Да ты убьешься! И смотри, здесь складку оставила, и здесь. А Илюшины рубашки? Почему ты их отложила в сторону?
– Сам погладит. Нельзя развращать мужика, – объяснила Маша. – Мне пеленок хватает.
А Настя гладила мужские рубашки с благоговением.
– Он идиот и подлец, – сделала вывод Мария. – Как он посмел от тебя отказаться?
– Встретил настоящую любовь, – с горечью усмехнулась Настя. – Я вот подумала… Даже если эта рыжая девица обманывает Мишу, его-то чувства искренни. Он испытывает страсть, он любит. Сейчас и ее. А я – пройденный этап. И осталась ни с чем. Ни мужа, ни ребенка, ни мечты, ни социального статуса.
– А что там с социальным статусом?
– Как – что? Совсем недавно я была роскошной подругой успешного предпринимателя. А теперь? Одинокая и нищая старая дева.
– Ну, молодец. Особенно мне нравится термин «старая дева» в приложении к твоей персоне. Ты себе не польстила, а? И почему «нищая»?
– Почему? У меня однокомнатная в дальнем районе и бэушный автомобиль. А раньше я жила в центре, в двухсотметровых апартаментах.
– Ну и что? Посмотри на ситуацию с другой стороны. Ты не одинокая и нищая старая дева, а молодая, свободная девушка, с собственным жильем и автомобилем, с перспективной работой и классной зарплатой. Кстати, о работе. Ты уверена, что в «Люкс-Консалтинге» по тебе не соскучились?
– Думаешь, пора на работу?
– А как же! – возмутилась Мария. – Тебя, наверное, хотят уволить. Ты злостно игнорируешь службу.
– Да брось! Меня не уволят. Меня там ценят.
– Но зарплату все равно урежут. На что ты будешь жить? Ты теперь самостоятельная девочка и должна рассчитывать только на собственные силы…
Не представляя жизни без напряженной трудовой деятельности, Мария думала, что все вокруг так же беззаветно преданы любимому делу. Сама она до последнего часа перед отправкой в роддом цеплялась за компьютер, заканчивая программу для авиалиний «Трансвэйз». Она попыталась контрабандой протащить ноутбук и в палату, но суровая нянечка позволила пронести только тапочки и зубную щетку.
– Ты права, – согласилась Настя. – Хватит сидеть дома. Завтра отправлюсь в офис. По крайней мере, приведу себя в порядок. Прическа, макияж, костюм. Да, да, ты права!
– Мне будет тебя не хватать, – честно призналась Мария. – Давай сегодня опять сварим борщ?
Итак, опытный кардиохирург Мария Здоровякина в меру способностей подлатала раны на сердце подруги. Она использовала высококлассный шовный материал – искреннее сочувствие и несокрушимый оптимизм. Она внушала бедняжке мысль, что и без Платонова ее ждет прекрасное будущее…
Но если разобраться, Марии прежде всего следовало бы упорядочить собственную жизнь. И в первый же день, свободный от ковыряния в ранах подруги, Мария занялась этим.
В последнее время ее не покидало ощущение недовольства собой. Вот уже целый месяц она бездействовала. Да, конечно, ее сутки были расписаны по минутам в соответствии с семейными заботами. Малыш обеспечивал плацдарм действий: Маша кормила, пеленала, купала, чистила ушки и носик, обрабатывала пупок. Конечно, все эти манипуляции безумно упоительны. Но у Маши была и другая страсть – программирование.
А она даже не включала компьютер. У нее не было ни одного заказа. В последние месяцы беременности она занималась только программой «Трансвэйза», отказав трем выгодным клиентам. Ввиду кардинальных изменений в ее организме она уже не могла сидеть у компьютера ночи напролет.
Вынужденное пренебрежение клиентами не прошло даром. Телефон молчал, новых заказов не поступало. Необходимо было напомнить о себе, встретиться с друзьями, узнать, какие фирмы нуждаются в усовершенствовании программного обеспечения. Но, запертая в четырех стенах, Мария выпала из деловой жизни города.
Отсутствие клиентов прочило в скором будущем жестокое безденежье. Этот вопрос сильно волновал Машу. Пока они славно проедали гонорар, заплаченный авиалиниями. Но недавний переезд и ремонт выжали из семейных накоплений все денежные соки.
Да, твердо решила Мария, хватит лодырничать. Пора действовать. Ей стало известно, что крупный коммерсант Залесов, владелец супермаркетов и пивоварни, мечтает о такой компьютерной программе, которая позволила бы ему в любое время дня и ночи одним нажатием клавиши на лэптопе узнать о состоянии дел в вотчине, будь то склад супермаркета, цех пивоварни или бухгалтерия центрального офиса.
Масштабность замысла наполняла трепетом Машино сердце. Она предвкушала интересную работу. Она уже видела подводные рифы и возможные трудности. Она предполагала, что потребуется клиенту, – наверняка он ждет от программы простоты в обращении, наглядности и максимальной защищенности. Марию начинала бить восторженная дрожь, когда она думала об этом глобальном проекте. Но для начала требовалось убедить господина Залесова, что она лучше кого бы то ни было способна реализовать его планы.
Свекровь вызвалась посидеть с малышом. Поскрипев педалькой молокоотсоса Avent, Мария сформировала молочный фонд, а затем наивно попыталась втиснуть в джинсы сорок четвертого размера свою попу, незаметно растолстевшую до очертаний африканского континента.
Да, всего семь-восемь месяцев назад на Маше спокойно застегивались эти голубые «вранглеры». Мария с недоумением дергала пояс, удивляясь, почему джинсы отказываются подниматься выше колен. Она почему-то не сомневалась, что после родов ее вес плавно начнет снижаться и вновь достигнет привычной отметки сорока восьми килограммов. «Гормоны и все такое», – думала Мария. Но этого не произошло. Набранные килограммы цепко держались за Машу, как коала за секвойю. Они ни за что не хотели расставаться с кормилицей…
Итак, путь в приемную бизнесмена Залесова лежал через магазин одежды – Маше совершенно нечего было надеть. С наступлением холодов она влезла в теплую юбку, позаимствованную у свекрови, и это было ее спецодеждой.
– Раньше я носила сорок четвертый, – сказала Мария продавщице джинсового салона. – Сейчас немного поправилась. Ну, наверное, где-то сорок шестой, да? Что, сорок восьмой?!!
Юная продавщица смерила скептическим взглядом бедра Марии, облепленные бесформенной трикотажной юбкой.
– У вас пятидесятый. Померьте вот эту модель. Отлично утягивает.
– Пятидесятый?! – раздраженно засмеялась Маша. – Что за глупости! Я никогда в жизни… никогда в жизни…
Джинсы пятидесятого размера, треща по швам, приняли в себя солидную часть Машиной плоти, но о том, чтобы застегнуть «молнию», речи не шло.
– Значит, я ошиблась, – констатировала продавщица. Она просунула голову в примерочную. – Снимайте. Вот пятьдесят второй. Вам точно подойдет…
…Напрасно проторчав в офисе Залесова битых два часа, Мария в конце концов оставила секретарше демодиск и отправилась домой. Она по привычке круто свернула в сторону кофейни «Флибустьер», и даже вошла внутрь, и даже припала бюстом к витрине с эксклюзивными тортами и фруктовыми корзинками, но в последний момент одумалась.
На ней сидели как влитые черные джинсы пятьдесят второго размера. Это была модель унисекс и совершенно безликая. «А что-нибудь поинтереснее?» – попросила Маша у продавщицы салона. «Оригинальные модели только до сорок шестого», – отрезала девица.
– Я решила худеть, – объявила Мария свекрови и приняла из рук Раисы Андреевны фланелевый сверток. – Ути-ути, как я по тебе соскучилась, мой котеночек, – загундела она голосом, пропитанным материнской любовью.
Свекровь относилась к той категории людей, которым всегда кажется, что им продали самые мелкие яйца или вчерашнюю сметану. Иными словами, Раиса Андреевна обладала трезвым взглядом на вещи.
– Похудеть невозможно, – отрезала она. – Раньше надо было думать. Я же тебе говорила! А ты мела все подряд – пончики, булочки. Теперь и не смей заикаться о диете, пока кормишь грудью.
– Я не говорю про диету. Просто я начинаю питаться рационально. Буду есть всякие прелестные вещи – обезжиренный йогурт, коричневый рис…
– Ну-ну, – усмехнулась Раиса Андреевна, и веры в Машины силы в ее тоне было не больше, чем бекона в беконовых чипсах.
«Надо проконсультироваться у Валдаева», – подумала Мария.