Четырнадцатая дочь Федорова Екатерина
Перед Переходными Вратами она сама, не дожидаясь Арлены, задернула занавеску. Чем заслужила одобрительный взгляд пышнотелой наставницы. От Врат прилетел вопль кучера:
– Тарус!
И карета тронулась вперед. Стук окованных колес по камню быстро смолк, сменившись вязким шорохом, исходившим от осей. Заехав во Врата, экипаж поехал мягко, словно по натянутому ковру, и лишь самую чуточку покачивался из стороны в сторону.
Пока ало-розовые отблески из Безмирья заливали кровью серебряное шитье внутри кареты и профиль Арлены, повернутый к лысому, Тане в голову вдруг пришла мысль: стало быть, она и впрямь является той самой четырнадцатой дочерью. Если только местный слуга божий не врет про сон, а Арлена не врет про богов, и они в их мире таки существуют.
Таня содрогнулась. Пророчество было про нее. А точнее, она была для пророчества.
Как только они выехали из Врат, кто-то просунул в окошечко руку и отдернул занавеску.
– Доброго вам дня, – сказало появившееся в окошечке мужское лицо, простое, с мощными надбровными дугами и ломаным носом. На высокий лоб падали светлые всклокоченные пряди волос. – Имя, цель прибытия?
Ниже шеи человек был затянут в потертую черную кожу. Такую же униформу Таня видела в Ярге на людях герцога Бореска. Местный мундир?
Лысый мужчина напротив нее подался вперед, хрипло каркнул:
– Я главный служитель Коэни в этом городе! Везу…
Он на мгновенье запнулся, но тут вмешалась Арлена:
– Почтеннейший служитель сопровождает нас в храм. Мы – дамы Тарланьского дома. Желаем помолиться у Стены Молений, дабы наши скромные мольбы о милосердии коснулись слуха самого бога.
– Не врете, я вижу. Проезжайте, – буркнуло лицо. – Раз из Фенрихта, значит, идете как свои. Беспошлинно. И благословение Семи на вас, почтенный служитель. Простите, что я вас не узнал. Редко хожу в храм.
– А следовало бы, – забурчал лысый.
Личность исчезла из окошка, аккуратно прикрыв за собой занавеску. Пришлось отдергивать ее заново.
Сначала Таня увидела внутреннее убранство какого-то большого строения, но они почти сразу же выехали из него, и в карету хлынул зеленоватый свет местного светила. А вместе с ним шум, запахи и виды большого города. Она вдруг поняла, насколько отвыкла от цивилизации, сидя в Фенрихте. Там было тихо, мирно, малолюдно. И даже когда все Тарлани выходили из трапезной после обеда, двор все равно казался полупустым.
А тут вокруг перекликался голосами большой город. Шли люди, бегали дети. В окошко виднелись одноэтажные каменные дома, фасады их украшали витые колонки и застекленные окна. Таня, высунувшись из кареты, на архитектурные чудеса Таруса взирала с немым изумлением. Надо думать, и тут поработала магия, потому что такой уровень архитектуры Средневековью не свойственен.
Экипаж свернул на другую улицу, покатился быстрее – дорога пошла под уклон. Тут стояли дома побогаче, в три-четыре этажа, щедро разукрашенные балкончиками, лепниной и фресками удивительной красоты.
Тане хотелось задать кучу вопросов. Ну например, что продает тот скрюченный человечек на углу улицы, у которого с рук свисают связки темных полос, напоминающих толстую кожу? Почему на этом углу висят гирлянды стелющихся по ветру шарфов?
Но Арлена так упоенно обсуждала с лысым труды некоего Чевра, главного служителя Эригу из Хаерны, что прерывать ее Таня не решалась.
Дорога, до этого идущая покато вниз, перешла в крутой спуск. Экипаж покатил еще живей. Таня с любопытством высунулась из окошка и в просвете дороги внизу увидела серую громадину.
Шестиугольный замок возвышался в котловине, куда спускался город. Высокая стена окружала три гигантских здания.
На каждом из шести углов замка лепились тонкие изящные башенки, а еще напротив каждого угла поднимались башни, полностью вынесенные в город. Бастионы. Их венчали флаги, где змеилась серая полоса на белом фоне. Стены вынесенных башен прорезали высокие стрельчатые окна. И в довершение ко всему каждую башню соединял с замком мост, перекинутый высоко над улицами города, продолжавшимися в проеме между башнями и стенами замка.
– О! – выдохнула Таня, заглядевшись на цитадель.
И вновь ощутила перемены, произошедшие в ней за последнее время. Раньше она бы выкрикнула «вау!» или «ух ты!» А вот сейчас – благовоспитанное «о»…
Арлена оторвалась на мгновение от разговора с лысым служителем, бросила:
– Это замок Вагран, родовое гнездо герцогов Боресков и всего их рода.
Экипаж, спустившись вниз, проехал впритирку к замковым стенам, дав Тане возможность полюбоваться летящими росчерками мостов на фоне пронзительно-желтого неба в кипени лимонно-персиковых облаков.
Карета еще два раза свернула, удаляясь от чуда из серого камня, и высадила их на небольшой площади. Таня, спустившись по ступенькам в самой что ни на есть княжеской манере – из-под юбок выглядывает только кончик башмачка, прислуга почтительно поддерживает за ручку, – увидела комплекс из нескольких башен, идущих по кругу и увенчанных шпилями. Взгляд ее скользнул вверх.
И она застыла.
Над шпилями клубилась гигантская древесная крона. Бордовая в охристых бликах. Ствол дерева – ровный, круглый, безупречный – она сначала приняла за еще одну башню, выстроенную в центре. И откуда у них такие мастодонты в растительном мире?
– Дом богов наших, – поспешно сказал лысый, оборачиваясь к ней и склоняясь в полупоклоне. – Сюда велел вас привести мой небесный покровитель, княжна Татьяна. Надеюсь, вы понимаете всю незаурядность события, оказанную вам высокую честь? Следуйте за мной!
Таня без особой радости кивнула. И двинулась за лысым вместе с Арленой, разглядывая кладку башен и стен, что их соединяли.
Черно-бурый камень, уложенный крупными блоками и отполированный до зеркальной гладкости, отблескивал на солнце. Пахло чем-то горьким и сладким одновременно, а еще теплой пылью и птичьим пометом. С крыши одной из башен сорвались птицы, закружились стаей, ушли в крону.
За полукруглым входом, прорезанным в стене, шел деревянный помост. Арлена, сделав несколько шагов по гулким доскам, остановилась. Церемонно сказала:
– Мы немного отстанем от вас, почтенный служитель. Княжна Татьяна первый раз в вашем храме, ей требуется наставление, ибо она во многих вещах еще не осведомлена.
Лысый понимающе вскинул и опустил брови, поклонился и пошел по помосту, огибая ствол.
Арлена, вопреки Таниным ожиданиям, не принялась сразу же поучать, а глубоко и проникновенно вздохнула. Этак мученически.
– Ну что еще, благородная Арлена? – буркнула Таня.
– Я не знаю, следует ли мне теперь давать вам наставления, княжна Татьяна, – тихо сказала Арлена. – Если уж сам Милосердный призвал вас и тем самым подтвердил, что вы особая, тогда кто я такая, чтобы указывать деве из пророчества?
– А вы представьте, что ваш жрец на ночь переел лишка, вот ему и привиделось разное, – так же тихо сказала Таня. – Какая дева из пророчества, благородная Арлена? Я, если честно признаться, даже и не дева вовсе.
Был у нее грех в последнем классе; уж больно хорош был собою Витька Оскольников, ее одноклассник, высокий парень с длинными ресницами и гибкими пальцами пианиста. Вот и оступилась, о чем многократно потом жалела, ибо Витька многим растрепал о сем прискорбном факте.
У Арлены иронично дернулся уголок рта.
– Я про состояние души, не тела. Разумом и душой вы, княжна Татьяна, не просто дева – дите малое. И тем не менее… Конечно, ваше положение четырнадцатой дочери высоко. И вознесет вас еще выше среди благородных Тарланьского дома. Но прошу вас – молчите. Не спрашивайте ничего в храме, не говорите того, что залетает в вашу головку. Тарланьскому дому сейчас нежелательно ссориться со служителями главного храма Керсы.
– Буду нема как рыба, – твердо пообещала Таня.
– Лучше как камень, – сказала Арлена. – Рыбы, как я слышала, машут плавниками и хвостом и так выражаются.
Таня кивнула. Тоскливо глянула на мощный ствол, что возносился рядом с ней гладкой башней, обтянутой шелковистой корой кофейного цвета. Как раз на высоте ее роста от ствола отходила веточка с багряно-бордовой листвой, украшенная двумя белыми цветами с кремовыми каемками. Цветы были крупные, незамысловатые, на манер яблочных.
Ее строгая наставница подхватила юбки строго выверенным жестом – подол серо-голубого платья над досками вознесся на положенные полсантиметра, не больше. Затем развернулась и пошла вокруг ствола. Таня, прежде чем последовать за ней, протянула руку и коснулась пышной бордовой листвы. Потом, осмелев, чуть нагнула ветку, понюхала цветок.
Запах был тот самый, горьковато-цветочный, которым пахли ее платья по утрам, когда их приносила Мелта.
После соприкосновения с природой она оставила ветку в покое, подобрала собственные юбки и двинулась вперед. Арлена стояла вместе с лысым у входа в одну из гигантских башен. Таня была в трех шагах от них, когда до ее слуха долетел первый крик. Даже вопль.
Кто-то что-то кричал про дерево.
Сначала она увидела, как главный служитель Коэни поднимает вверх костистое лицо, заламывает руки – и шагает вперед не глядя. Изумление и даже ужас на лице Арлены.
И только потом Таня развернулась и глянула на дерево сама.
Взгляд ее зацепился за ветвь, отходившую от ствола на уровне двухэтажного дома. Ветку окутывала белая кипень, и Таня поначалу решила, что это цветы.
Но затем ее глаза скользнули выше, и она похолодела.
В бордовой древесной шапке над шпилями ширились белые пятна, росли, превращая крону в белое облако. Прилетел, кружась, опавший лист – длинный лепесток белого глянцевого шелка.
Арлена, мгновенно очутившись рядом, напряженно спросила, приглушив голос:
– Вы касались дерева, княжна?
– Я цветочек понюхала, – промямлила Таня.
Наставница энергично распорядилась все тем же тихим голосом:
– Молчите. Обо всем молчите. Будем надеяться, что никто не свяжет ваше появление и белую листву. О, Семеро…
Таня судорожно кивнула соглашаясь. О черт…
Арлена шагнула еще ближе, приникла к ее уху, прошептала проникновенно:
– Я была неправа. Все мы были неправы! В пятой строке катрена – не предсказание того, что вы сделаете. Там знаки, указующие на ваше появление! И тут вы не лекарство, а причина…
Она оторвалась от Таниного уха, обвела взглядом внутреннее пространство двора. Распорядилась вполголоса:
– А теперь ужасайтесь. И поискреннее.
Таня тут же изобразила на лице гримасу немого страха, открыла рот пошире, чтобы всем было ясно, в каком она ужасе. Переплела пальцы, прижала руки к сердцу. Нечто подобное она видела у дамочек, изображенных на картинках по библейским сюжетам.
Сделано было вовремя, потому что лысый перестал наконец махать руками перед стволом и повернулся к ним. Во взгляде его подозрение мешалось с прозрением.
– Ах какой ужас! – возопила Арлена. – Я слышала о хвори, что поражает деревья в Илазире, но неужели это началось и здесь? Что теперь будет с лесами вокруг Фенрихта?
– Кошмар! – поддержала ее Таня.
Служитель размашисто подошел, возвестил:
– Стоило вам войти в храм, как случилось это! Кто вы, княжна Татьяна? И почему Коэни велел привести вас сюда, в свой дом? Почему именно сейчас проявилась эта зараза… эта болезнь?
У Тани прямо язык защипало – так ей захотелось посоветовать лысому спросить об этом напрямую самого Коэни. Но она помнила о неких обстоятельствах, а посему этот язык прикусила.
– Это печальное совпадение, не более того, – твердо сказала Арлена. Жалостливо вздохнула: – Бедное дитя! Коэни знает, как сильно княжна Татьяна нуждается в милосердии. Она потеряла отца, и эта потеря до сих пор не дает ей опомниться. И обрести… э-э-э… душевное равновесие и здравый ум. Видите ли, княжна у нас не в себе. Что вы могли заметить еще в замке по ее поведению.
Таня спешно свела глаза на переносице и позволила нижней челюсти слегка отвиснуть. В голову ей прокралась крамольная мысль, а не капнуть ли заодно слюной на помост…
– Думаю, нам лучше прямо сейчас припасть к Стене Молений – вдруг да свет милосердия Коэни озарит несчастную княжну и ей полегчает, – со значением провозгласила Арлена. – Если вы, предобрейший служитель, вознесете вместе с нами ваши мольбы, думаю, вы нам сильно поможете. Но не знаю, смеем ли мы претендовать на ваше время в этот печальный сил, когда храмовое дерево поражено серьезной хворью… И все это ради девицы, скорбной рассудком!
Служитель несколько мгновений сверлил их подозрительным взглядом, затем сказал с напускным безразличием:
– Стало быть, вы непременно хотите помолиться возле Стены? Похвально. Пойдемте, благородная Арлена. Поскольку мой первый долг – нести милосердие людям, я отрину думы о бедах моего храма и вознесу свои мольбы рядом с вами.
Лысый и Арлена развернулись практически одновременно и зашагали в гигантскую круглую башню, у входа которой они стояли. Таня вошла следом.
По громадному залу тянулись лавки, на стене в дальнем конце поблескивали сердца с треугольниками основанием вверх. Тот же символ она видела на лбу у служителя.
Скамейки были пусты. Надо думать, все, кто тут сидел до этого, стояли сейчас на помосте, задрав головы.
Вслед за Арленой Таня прошла по проходу между лавками. Под знаками на стене висели белые лоскутки, похожие на бумагу. Ей хотелось спросить, что это, но она помнила наставления Арлены: молчать, молчать и еще раз молчать.
Хотя мысль о том, что расспросы о бумажках и сердцах только укрепят ее образ тронутой, у нее мелькала. Местные, надо думать, обо всем этом узнают еще в раннем детстве, для них это очевидно, а очевидных вещей не знает лишь дурак. Что и требовалось доказать.
Арлена со служителем опустились на скамью перед стеной с сердцами. Таня присела рядом, глянула искоса. Хочешь не хочешь, а придется изображать молельный раж. Слова местной молитвы она вроде помнила. Но не знала, положено ли при этом двигать руками. И если положено, то как.
Пышная блондинка громко сказала, и голос ее наполнил пустоту храма:
– Простите, почтенный служитель, но бедная княжна настолько нетверда умом, что так и не смогла заучить молитву в полном объеме.
– Мы помолимся вместе, благородная госпожа, – заявил служитель. – И пусть княжна вставит слово, где сможет. Если сможет.
Арлена переплела ладони и прижала руки к животу под пышной грудью, Таня сделала то же самое. Дуэт двух голосов, одного скрипучего и одного мелодичного, вразнобой завел:
– От честности к скромности, от скромности к воздержанию, от воздержания к состраданию…
Нога Арлены, спрятанная под юбками, пнула Танину лодыжку, и та вплела свой голос:
– От сострадания к милосердию, от милосердия к любви, от любви к пониманию…
Потом опомнилась и сделала передышку. Нетвердую память следовало подтверждать.
Молитву зачитали не менее трех раз, затем Арлена со служителем принялись на память декламировать еще какие-то тексты, тоже нравоучительного содержания. Их Таня и вовсе не знала, но старательно присоединяла голос на окончаниях.
Наконец Арлена встала, картинно всхлипнула, утерла невесть как выжатую слезу. Таня, поднявшаяся следом, мудро рассудила, что в этом подражать наставнице не следует. И снова отвесила нижнюю челюсть.
Из руки Арлены к служителю перекочевал бархатный мешочек со словами:
– Это на нужды Милосердия, почтеннейший служитель. Вы слышали, как четко княжна Татьяна начала выговаривать слова молитвы вслед за вами? Ах, как подумаю, что никто из нас так не смог добиться от нее такого успеха за все это время… Воистину Коэни не зря приходил в ваш сон! Чудо, клянусь, вы совершили чудо! Нам следовало раньше привести к вам княжну. Дабы светоч вашего милосердия озарил ее затуманенный разум.
– Приходите снова, благородная госпожа, – с готовностью ответил служитель. Мешочек уже исчез у него под плащом. – Боюсь, столь сильное помутнение сознания, которое я наблюдаю у благородной княжны, за один раз не излечишь.
– Обязательно! Всенепременно! Вы – наш спаситель! – Арлена, заламывая ручки, под прикрытием юбки опять пнула Таню.
Та все поняла правильно, быстренько присела и скорым шагом почесала к выходу. Отвесив челюсть и сведя глаза на переносице.
Забравшись в карету, Таня первым делом мрачно спросила:
– И вы думаете, он в эту белиберду поверит?
– Нет. – Арлена перевела дыхание. – Но нас не стали задерживать и расспрашивать прямо в храме, а это сейчас самое главное. Как все-таки хорошо, что жрецы Элимора решили держать в тайне смену эпох!
– Чего-чего? – спросила Таня.
Арлена странно на нее глянула, бодренько ответила:
– Смену календарного времени. Это, княжна Татьяна, особенности нашего календаря. Как-нибудь на уроках мы еще поговорим об этом. Обязательно поговорим. А сейчас лучше вернуться к тому, что произошло. Полагаю, теперь следует ждать, когда в вашем присутствии почернеет цвет.
– А я думаю, что в этот храм мне лучше второй раз не ходить, – буркнула Таня. – Еще обвинят в чем-нибудь. Скажут, дерево сглазила, порчу навела.
Арлена с жаром согласилась:
– И вы совершенно правы! Полагаю, вам следует посетить храм далеко от Керсы. Но не сразу, где-то через декаду, то бишь дней через десять. Там и посмотрим…
После чего Арлена погрузилась в задумчивое молчание. А Таня повернулась и молча уставилась в окошко кареты. Городских улиц, проплывающих мимо, Таня не видела. Перед глазами стояло зрелище бордовой кроны, стремительно превращавшейся в кипенно-белое облако.
Карета высадила их у здания, в котором помещалась трапезная и комнаты князя. Арлена спустилась со своей стороны кареты, Таня – со своей, избежав торжественного спуска, происходившего сейчас по ту сторону экипажа.
И первым, кого она увидела, был Орл, быстро шагавший к ней через двор.
– Ты! – громко рявкнул Орл еще за несколько метров. – Грязная крестьянка! Да как ты, тварь, посмела поднять руку на княжну, законнорожденную в отличие от тебя!
Таня выдохнула, склонила голову и нехорошо глянула на приближавшегося красавчика.
За ее спиной загремела отъезжающая карета.
– Дерьмо, вырядившееся в чужое платье! Отродье грязной бабы, ублюдок простонародной шлюхи…
Арлена, которую до этого скрывала карета, что-то сказала за ее спиной. Но Тане было уже не до словесных баталий.
У нее прервалось дыхание. Она сглотнула и смерила взглядом Орла. Высокий, зараза. Ну да ничего.
Сунув руку за корсаж, она нащупала в его глубинах ключи от дома. С увесистым брелоком. Все это время Мелта, одевая ее по утрам, ежедневно напоминала про ключи, называя их талисманом. И чуть ли не силой вешала их Тане на шею.
Для нее осталось загадкой – то ли служанка и впрямь поверила тогда в ее сказку, то ли так наказывала ее теперь за проявленное один раз недоверие. Как бы то ни было, Таня каждодневно таскала на себе ключи, подвешенные к шнурку.
Вот и пригодились. И хорошо, что брелок тяжелый, галькой в руке лежит. Маменькиным подареньем да по охальнику…
Она выпростала связку и метнула ключи в Орла, целя тому в лицо. Внутри кипели ярость и обида – за сказанное, за сделанное, за причиненные обиды, за унизительные, как плевок в лицо, слова. И все это искало сейчас выхода. И нашло. Плевать было на нормы приличия, на возможные последствия, в том числе и те самые, в виде сдачи, щедро отвешенной мужской рукой.
Вольно ж было этому подлецу проходиться самым нехорошим образом по ее адресу. Одним словом, сам напросился.
Дальнейшее она видела как в замедленной съемке. Ключи летели в лицо Орла серебристыми рыбками, граненая агатовая слеза расплескивала в полете колючие злобные блики. А Орл протянул вперед руку с растопыренной пятерней, словно намеревался схватить ключи в воздухе. И что-то такое бормотал, наверняка опять клеймил ее позором. Или ее мать. Злыдень злопыхательный…
Таня стиснула зубы. До смерти захотелось, чтобы ключи проехались по красивому гладкому лицу Орла всеми острыми гранями. Чтобы у него хоть какая-то царапина осталась на память. Чтобы остерегся в следующий раз ее задевать.
Мир застыл. Как-то странно съежился. На одном конце его был Орл со вскинутой рукой. А на другом конце мира была Таня. И внутренним зрением, не глазами даже, а кусочком сознания, обращенным внутрь себя, она увидела – а может, просто ощутила, – как зародился и расцвел внутри нее круглый цветок колючего синего пламени. Утыканный холодными изогнутыми шипами.
Шипы посверкивали, испуская сияние. Ком ледяного синего огня горел у нее в груди, прямо в грудной клетке, и от этого по спине и животу пробежал холодок.
Таня ощутила, как вся ее ненависть и обида на Орла растворились в этом пламени, были выпиты им. Да свершится месть!
Блики пламени сверкнули на гранях ключей голубыми искрами, рассыпались по граненому агату, увенчав его короной бриллиантовых отблесков…
Потом время ускорилось, мир снова стал прежним. Ее затопила дикая радость, потому что ключи врезали Орлу в правый глаз. Тот стоял с вытянутой вперед рукой, прямо статуй какой-то. По красивому лицу медленно разливалось изумление. Ключи с жалобным звяканьем брякнулись на каменные плиты двора. Орл все стоял.
Изумление на его лице медленно сменялось испугом.
– Она попала в меня, – сдавленным шепотом объявил красавчик. Поднял руку и коснулся глаза, стремительно тонущего в багровой опухоли. Ойкнул.
Сразу было видно и понятно, что этому Орлу ни разу в жизни не прилетало за неумеренный треп. Ни в лоб, ни в морду.
Арлена, успевшая подойти и уже стоявшая за ее плечом, спросила с холодком в голосе:
– Что с вами, Орл? Забыли, как правильно произносится заклинание заслона?
– Я не забыл, – низким голосом прорычал Орл. – Я все сказал правильно. Она… Эта вещь пробила заслон.
Он стремительно наклонился и подхватил с пола ключи. Поднес их к единственному здоровому глазу, тщательно изучил, переворачивая так и сяк. Спросил, вперив в Таню мрачный взгляд:
– Что это? Какой-то предмет, наделенный Силой? Из вашего мира?
– Ключи от моего дома, – ответила Таня, пожав плечами.
Синяк на лице Орла наливался, перетекая на щеку. Глаза не было видно. Таня от души надеялась, что среди Тарланей водятся сплетники и они ему за такое украшение перемоют все косточки. Хоть это и малое возмещение за всю ту грязь, что он извергал в ее сторону ушатами.
Арлена быстро подошла к пострадавшему красавцу, теперь злобно косившему в сторону Тани одним глазом – но молча и стоя на месте. Взяла у него из рук связку, осмотрела ее, ощупала и ключи, и брелок, только что не обнюхала. Пробормотала:
– Да нет, невозможно. В их мире Сила есть, но она рассеяна. Единого Источника Силы там нет. И мелких носителей тоже быть не может.
Она положила ключи на ладонь, спросила строго:
– Княжна Татьяна, что это?
– Сказала же, ключи от моего дома! – с напором выкрикнула Таня. – И пусть этот придурок больше на меня не тявкает!
Орл злобно кривил лицо. Во взгляде у него читались страх и сомнение.
Арлена поморщилась. Сказала строго:
– Что за лексикон, княжна Татьяна – тявкает, придурок… Я, разумеется, не могу осуждать вас за сделанное, но попрошу следить за выражениями.
– Что?! – высоким голосом возмутился Орл. Болезненно сморщил здоровую половину лица – видно, ушибленный глаз не позволял открывать рот слишком широко. – И это все? То есть вы считаете это нормальным? Она же выбила мне глаз! Она опасна! Это животное, это быдло…
– Вы говорите о признанной княжне. Так что закройте рот! – резко приказала Арлена. Оглядела пустой двор, нахмурилась. – Кстати, надо кое-что проверить.
И на шаг отступила от Орла, без замаха бросив связку Тане. Та едва успела поймать.
– Киньте ключи в меня, – распорядилась Арлена жестким тоном. – Устроим испытание. И вам, и вашим ключам.
Монументальная блондинка вытянула вперед руку, совсем как Орл до этого. Покрутила кистью, бросила словцо на непонятном языке:
– Гинетикос!
Затем сказала уже на местном наречии:
– Швыряйте, княжна!
Таня пожала плечами. Раз барыня желают-с…
Она кинула ключи, размахнувшись так же широко, как и в первый раз. Вот только злобы на сей раз внутри не было.
И синее холодное пламя не плескалось в груди, дотрагиваясь до плоти лучистыми шипами. Или ей это только почудилось?
И почудилось, и пригрезилось, решила Таня. На нервной почве. Вон сколько всего случилось в последнее время. Девица она или нет? А девицам положено иметь тонкую нервную натуру. В обморок падать при каждой возможности, грезы и видения наблюдать как наяву.
Ключи мелькнули рыбками в воздухе. Но до Арлены не добрались, отлетели в сторону и упали на камни, словно наткнулись на какую-то преграду.
Таня с интересом уставилась на пухлую блондинку. Значит, слово «гинетикос», что она слышала, было заклинанием заслона?
– Вот и все, – решительно возвестила Арлена. – Вопрос прояснен, не так ли, Орл? Княжна не в состоянии пробить заслон. Думаю, вы просто допустили ошибку в заклинании. Поработайте над произношением, косноязычие первый враг мага. В скороговорках поупражняйтесь, что ли. И ступайте полечите вашу щеку. А то наши дамы увидят вас и пристанут ко мне с расспросами. Я же ненароком могу и рассказать, у меня язык без заслонов, вы меня знаете.
Сказав это, Арлена подхватила ключи, размашисто подошла к Тане и сунула связку ей в руку.
Стало быть, расстроенно подумала Таня, Орл долго с этим украшением не проходит. А жаль.
Глава семнадцатая
Анадейская пленница
После происшествия с ключами Арлена с непроницаемым лицом отослала Таню в комнату. Там и сям уже собирались группки Тарланей, привлеченные криками. Смотрели, шушукались тихо и настороженно, поглядывали издалека.
Орл удалился со двора широкими размашистыми шагами, две дамы кинулись ему наперерез, поспешно засеменили рядом. Вот уж кому не придется жаловаться на недостаток сочувствия.
Таня ушла в свою комнату, сжимая в кулаке связку ключей. Крики птиц над головой казались ей чьим-то плачем.
Бросившись в комнате на кровать, она уставилась в потолок невидящими глазами. Хотелось зареветь, но глаза оставались неприятно сухими. Несправедливо. Черт, как же все несправедливо…
Встреченные в этот день люди кружились у нее перед глазами – гадюка Орелия, лысый служитель с крючковатыми пальцами, сердитый князюшка, отправивший ее в храм, разъяренный Орл. И Арлена, которая просто отослала ее в комнату, не сказав ни слова. Хоть бы одно словечко – ободряя, сочувствуя…
В дверь постучали. Таня рывком села на кровати. В комнату стремительно вошла Арлена, небрежно присела.
– Княжна, следуйте за мной.
Таня молча встала, и Арлена повела ее в трапезную. Хотя для ужина было еще рановато.
В громадном зале, между столами и перед ними, толпились Тарлани. На вошедшую Таню родственнички глядели по-разному – кто смущенно, а кто и с затаенным недоброжелательством.
Седовласый человек в черном камзоле, стоящий у входа, повернулся, блеснув серебряным шитьем, и Таня узнала дедулю. Она подумала и сделала в его сторону не слишком глубокий реверанс.
Арлена двинулась вперед, встала рядом с князем.
– Я собрал вас, – громко бросил старый Вал Тарлань в напряженную тишину зала, – чтобы сообщить приятнейшую новость. Сегодня княжна Татьяна была в главном храме столицы. И храмовое дерево побелело в ее присутствии. Это не совсем то, что мы ожидали, но это явно знак. Дети мои, лист побелел. А значит, наша княжна – истинная четырнадцатая дочь. Сомнений больше нет. Близится время, когда мы вступим в Алый замок.
Он смолк, и стало тихо-тихо.
На нее глядели с радостью. Буквально все. Увы, она сознавала, что радость относится не к ней лично, а тем благам и преференциям, что должна принести Тарланям дева из пророчества.
Арлена ободряюще улыбнулась, стоя напротив. Склонилась в реверансе. Монументальная блондинка и прежде приседала перед Таней, знаменуя разницу в их положении – она была всего лишь благородной, а ее подопечная княжной. Но никогда еще Арлена не склонялась так низко.
– В связи с этим… – возвысил голос князюшка.
Арлена продолжала сидеть в своем галантном полуприседе, почтительнейше склонив голову. Дамы в трапезной потихоньку тоже приседали. Пена цветных нарядов оседала, кавалеры опускали в поклонах надменно вскинутые головы. Там и сям блестели многочисленные лысины – похоже, большинству Тарланей было далеко за сорок. Хотя прежде Таня этого не замечала.
Вот только ни Орелии, ни Орла в толпе видно не было. А жаль.
– Отныне всякий, кто словом или делом оскорбит или заденет княжну, будет иметь дело со мной, – заявил дедуля.
И Таня мгновенно перевела взгляд на него. Ага, стало быть, она теперь неприкосновенна.
Его светлейшее могущество продолжил с чувством:
– Двое из вас, как я узнал сегодня, недостойно отзывались о моей внучке. Княжна Орелия отсидит месяц у себя в комнате под замком. Из них декаду – на хлебе и воде. На год она лишается права носить драгоценности.
При последних словах реверансы некоторых дам стали настолько глубоки, что они практически уселись на пол. Ноженьки ослабли?
А Арлена все сидела и сидела в своем полуприседе, и Тане даже стало ее жалко. Впрочем, пожилая блондинка держалась хорошо: складки серо-голубого платья, разметавшиеся по полу, застыли в неподвижности, вот что значит выучка и тренировка.
– А благородный Орл, – скорбно сказал дедуля, – посмевший говорить непотребности не только о княжне, но и о ее родительнице, понесет особо суровое наказание. Видит Велата, я его предупреждал. Но он счел мои слова бормотаньем старца, выжившего из ума. А посему благородный Орл изгоняется из замка. И да смилуются над ним боги, ибо Совет магов уж точно не смилуется. Пусть это станет уроком остальным.
Таня сумела поймать взгляд дедули, до сих пор величественно витавший где-то у нее над головой. Сколько в нем боли…
Она склонилась еще ниже, чем Арлена, пробормотала в полной тишине:
– Э-э-э… благодарю. За защиту и все такое. Можно, я теперь пойду?
– Иди, дитя мое, – разрешил дедуля. – Я прошу у тебя прощения за наш дом, за всех нас. Ступай с миром.
В голосе князюшки была лишь выверенная и бесчувственная учтивость. То ли он так скорбел из-за изгнания Орла, то ли еще что…
Таня отправилась в свою комнату, чувствуя легкую обиду. Все было как-то не так.
Арлена пришла следом, сделала еще один дежурный реверанс на пороге комнаты. Подошла поближе к Тане, успевшей усесться на кровати, и мягко сказала:
– Вы должны кое-что понять, княжна Татьяна. То, что случилось, для вашего деда очень болезненно. Орл – один из немногих детей, спасшихся в Ночь Восставших магов. Родители мальчика погибли, он вырос на глазах у светлейшего. И всегда напоминал ему потерянного младшего сына, княжича Арса. Князь любил мальчика и, увы, баловал.
Таня, сидевшая на кровати, пожала плечами.