Ради тебя одной Гольман Иосиф

14. Велегуров, Аля

Москва

Все-таки чутье у старика потрясающее! Вот же старый чекист! Он еще ничего не знал ни об Анатолии Алексеевиче Прохорове, ни тем более о сообщении Ходецкого. И тем не менее прикатил спозаранку на своем старом сереньком «Москвиче». Обновил дорожку, которую вчера в глубоком снегу пробил грейдер, заказанный Ефимом. Дед сказал: «Чтой-то мне стало беспокойно».

Ходецкий, кстати, не звонил, а прислал весточку по пейджеру, потому что номера моего телефона он не знал. Сообщение Марк Лазаревич составил очень грамотно: даже я сначала ничего не понял. Оно гласило: «Сережа, тебя активно ищут зеленые. Ты им чертовски нужен».

Любой не знающий наших с ним сложных отношений подумал бы о защитниках экологии. Даже я сначала так подумал. Но уже через минуту вспомнил об особой терминологии. Ходецкий занимался лечением моего усталого мозга с помощью метода гештальт-терапии (впрочем, он на мне, по-моему, все известные науке методы перепробовал). И на первом же занятии мы разложили цвета, которые мне требовалось мысленно представлять, на «хорошие», «нейтральные» и «враждебные».

Он традиционно предложил записать в «хорошие» голубой и зеленый. Я был в плохом настроении (тогда у меня другого вовсе не бывало) и из чувства противоречия сказал, что зеленый – самый ненавистный мне цвет. Отчасти это было правдой: в детстве я страшно боялся, когда мне мазали ссадины зеленкой. А в зрелом возрасте из «зеленки» постоянно ожидал пули: что в Афгане, которого застал лишь краешек, что в Чечне, которую хлебнул по самое некуда. «Хорошо», – легко согласился Ходецкий, и зеленым мы с ним стали изображать самые страшные бяки. Слова, кстати, имеют привычку материализовываться: вывеска проклятого стриптиз-бара, где мучили мою Алю, была-таки зеленой, да и в названии этот цвет также присутствовал.

«Чертовски» – тоже было кодовое слово. Именно дьяволы, черти, бесы навязывали мне желание убивать. И именно с ними мы с Марком Лазаревичем, как умели, боролись.

Так что понятно, кто меня ищет. И, с учетом последних событий, понятно зачем.

Я рассказал Ивлиеву все, что знал. Дед крякнул, услышав имя нашего врага, а когда я дошел до видеокассеты, пару раз ощутимо стукнул меня по плечу, что, видимо, выражало высшую степень сочувствия. После чего предложил позвонить тете Даше. Я сначала удивился, откуда он про нее знает. Потом вспомнил, что сам же ему и рассказывал. Точнее, он спросил, на кого оставлю собаку (тоже ведь – запомнил про собаку!), а я в двух словах описал ему тетю Дашу.

Набирая номер, я уже не ожидал ничего хорошего. Так и вышло.

– Алло? – сняла трубку суровая наставница моего детства.

– Это я, теть Даш, Сережа. Как там у нас дела?

– Ой, – всхлипнула вдруг несгибаемая тетя Даша, – что тут было!

– Что? – спросил я, уже догадываясь, что там было.

– Жулики всю твою квартиру ограбили, Сереженька. Все перевернули.

– А Катерин? – дрогнувшим голосом спросил я.

– Нету больше твоей собачки, Сереженька.

– Убили?

– Да. Да как!

– Теть Даш, говори все! Что там было?

– Они его всего изрезали! И застрелили.

– Изрезали или застрелили? – Бедный мой Катерин! Это они меня пугали. Нашли кого пугать.

– Сереженька, там и дырки от пуль, и ножами… Что ж это такое, а, сынок? – Давненько тетя Даша не называла меня сынком. Очень напугана. Но, как всегда, наблюдательна: не зря всю жизнь проработала операционной сестрой.

– А ты выстрелов не слышала?

– Нет, Сереженька.

«Если в панельной пятиэтажке не слышно выстрелов, значит, стреляли из бесшумного оружия», – делаю очевидный вывод я.

– Милицию вызывала?

– Да. Приезжали, писали чего-то. Опрашивали жильцов. Я не говорила, что слежу за квартирой.

– Ну и правильно. Правда, соседи могли сказать. Где сейчас Катерин?

– Похоронила я его, Сереженька. В парке. Недалеко. Потом покажу могилку. И еще: пулю я одну подобрала, она насквозь прошла. Остальные, которые внутри остались, не трогала, но милиция и не интересовалась. А с зубов кусочек тряпочки сняла. Видно, он кого-то зацепил. Он же какой смельчак был, – всхлипнула тетя Даша, при жизни Катерина не слишком любившая. – Я в конвертик все положила.

– А куда конвертик дела?

– Никуда. При мне он.

– Молодец. Я за ним заеду.

– Давай. Только побыстрее, ладно? Боюсь я, Сереженька. Это ведь не воры, правда?

– Правда, тетя Даша.

– Ты вернешься? Я боюсь за тебя. И как там Аленька?

Разговор надо было прекращать. Если у них все так серьезно, на тетю Дашу уже могли выйти. Она-то ничего не знает, так что, скорее всего, ей больше ничто не грозит. А вещдоки надо срочно изъять и вывести ее из игры.

– Я обязательно вернусь, тетя Даша. Больше звонить не буду. В мою квартиру не заходи. И ничего не бойся. Все будет хорошо, обещаю.

– Хорошо бы так, – снова всхлипнула тетя Даша. Никакой она не кремень, а нормальная усталая шестидесятипятилетняя женщина. И за ее слезы они тоже заплатят. Если не поймают меня раньше, конечно…

– В общем, так, – подытожил Ивлиев. – Переходим на осадное положение. У тебя оружие есть?

Я молча отогнул полу куртки, продемонстрировав «П-38», позаимствованный у Блондина.

– «Вальтер», – сказал дед. – Хорошо, но опасно. Ствол может быть «грязным».

– Выбирать не приходится, – равнодушно отмел я. – Если у человека насморк, а находится он в горящем самолете, то его больше волнуют проблемы с самолетом.

– Я принес тебе телефон, – он протянул мне новенький «Сименс». – Чистый. Зарегистрирован на случайного человека. Номер знаем только я и Ефим.

– А ему-то зачем? Не надо бы его ввязывать!

– Боюсь, он уже ввязан. Они ж не в курсе, что ты действительно только продаешь выставочные системы. Без нужды не звони, лишь в крайнем случае.

– Знаю. Куда Альку денем? – спросил я. Разговор мы вели на промороженной терраске, а Аленька в комнате готовила немудреную еду.

– Ее надо спрятать. С Ефимом посоветуемся.

– Опять Ефим? – поморщился я. – Не надо бы сюда штатских. Все очень остро получается.

– Сам знаю, что не надо, – вздохнул старик. – Не справиться нам без него. А официальный путь мне закрыт. После твоих ковбойских дел в том шалмане.

Я виновато промолчал. Конечно, все можно было бы провернуть умнее. Если б заранее знать, что меня там ожидает.

– Ладно, поехали, – сказал дед.

– А завтрак?

– В городе позавтракаем. Раз вышли на квартиру, значит, выйдут и на работу, а там до дачи два хода. Надо убираться отсюда.

Мы зашли в теплую комнату, залили огонь в камине водой из вскипевшего чайника и, невзирая на Алькины протесты, через четверть часа уже ехали к столице.

Бутерброды, сооруженные Алей, были превосходны, но нас с дедом они не радовали: будущее представало в высшей степени опасным. Это не пугало бы меня вовсе, если бы я, как и раньше, отвечал только за себя. И еще я никогда не прощу им моего Катерина. Этот щенок им дорого обойдется!

Уже в городе зазвонил телефон Ивлиева. Он немногословно поговорил и дал отбой.

– У Ефима мелкие проблемы, – объяснил старик, – он тут рядом, сейчас подъедем к нему. – И остановил машину у придорожного кафе. – Аля, ты идешь завтракать. Никуда не выходи, пока мы за тобой не вернемся. – Он дал ей денег, чем сильно уязвил меня. Алька – моя, и кормить ее должен я.

Невзирая на протесты спешащего Ивлиева, я на всякий случай проводил мою ненаглядную в кафе и, оглядев помещение, посадил за столик. Кафе как кафе. Ничто не предвещало проблем, да их наверняка и не будет.

– Жди нас, Аленька, – сказал я.

– Хорошо. – И уже мне в спину: – Будь осторожен, Сережа!

Я ничего не ответил. Вышел молча. Потому что боялся разволноваться. Я буду осторожен. Мне есть что терять.

– Садись за руль, – велел дед. И мы поехали к Ефиму.

Его, как оказалось, слегка прижали мелкие бандюки, инсценировавшие дорожно-транспортное происшествие. Бизнес старый, глупый и опасный. Мне было приятно помочь шефу, но когда я взялся за дело, то почувствовал, что теряю контроль. Только чудом не пришиб одного из уродов.

Дальше машину вел Ивлиев, а я никак не мог сообразить, как мне быть. Ходецкий был в недосягаемости. А даже если и общаться с ним, то что просить? Он помогал выйти из «военного сознания». Он делал из меня мирного жителя. И я этого хотел, очень хотел. Но сейчас меня без моего ведома снова призвали на войну. Так как же быть? И что делать потом, если мы вдруг победим?

Впрочем, что это я… Шансы на нашу победу известны. Скорее всего, услуги М.Л. Ходецкого мне более не понадобятся.

Ивлиев пошел общаться с шефом, а я сидел в машине, метрах в трехстах от офиса фирмы. Дед опять решил лишний раз подстраховаться. Все верно, все как учили.

Вышел он через полчаса.

– За Алей – и в убежище, – сказал он, показав мне бумажку с адресом.

Мы забрали из кафе Альку, у нее все было спокойно. И поехали к Борису Львовичу Прицкеру, старому другану шефа. Дед предупредил, что старый друган немного не в себе. Меня это не удивило: можно подумать, что наш шеф совсем в себе. И что уж тогда говорить про нас с Алькой?

15. Велегуров

Москва

Борис Львович Прицкер, как и обещал шеф, оказался малость с приветом. Однако с приветом добрым. В смысле – и в самом деле приветливый.

Имя Ефима Береславского открыло нам не только обшарпанную дверь квартиры номер 12, но и всю душу не вполне трезвого Бори. Маленький, худенький, лысоватый. Лет ему должно было быть столько же, сколько и шефу – раз вместе учились, – однако выглядел он старше. Обвисшие, слегка склеротические щеки и конкретного цвета нос бесхитростно выдавали его пристрастия. Диссонансом смотрели умные и добрые глаза. Они же его и молодили. Даже не так: перед нами был веселый пожилой пацан из фантастического фильма.

Сходство усилилось, когда мы прошли в его жилище. Все кругом было в приборах: от современных, на чипах и с дисплеями, до старинных самописцев в чугуноподобных корпусах. Кроме того, в единственной комнате стояли несколько мониторов и системных блоков с вылезающими из открытых корпусов потрохами. Все они были «на ходу», в двух из них сами по себе крутились игры. Автомобильные гонки. Даже из прихожей были слышны рев моторов и визг тормозов.

– Милости прошу! – сказал он нам с Алькой. Потом галантно сбросил с дивана на пол пучок разноцветных, сплетенных в ленты компьютерных проводов и предложил Альке сесть. А мне – выпить. Первое предложение было с благодарностью принято, второе – нет: у меня на сегодня была еще куча дел. Но сначала, прежде чем оставить Альку с компьютерным гномом, я решил позаботиться о путях отхода.

– Черная лестница у вас есть? – В таких старых домах вполне могла быть.

– Нет. Зато есть выход в другой подъезд, – сказал гном, сверкая веселыми пьяненькими глазами.

– Это как?

– В квартире за этой стеной живет моя бывшая жена. И дочка с ней жила, пока не выросла. Раньше это была одна квартира. Знаете, я когда-то здорово зарабатывал, – гордо сообщил он.

– И что?

– Потом мы ее разменяли. Сами себе. Это было сложно, но она у меня пробивная. Даже лицевые счета разные. Я – в этой комнатке, а она с дочкой – в тех трех. Но у нас есть дверь в шкафу. Мы дружим.

Черт подери! Я недавно уже ходил через дверь в шкафу, и не скажу, чтобы те воспоминания были приятными. Я зашел в шкаф, оказавшийся довольно большой темной комнатой. В нем действительно была узкая дверь.

– Она не заперта?

– Нет. Но последние полгода ею не пользовались.

– Почему?

Веселый гном вдруг растерянно захлопал глазами:

– Она вышла замуж.

Мне стало его жалко.

– Если к другому уходит невеста, то неизвестно, кому повезло.

– Мы прожили с ней десять лет в браке и еще десять – в разводе, – грустно сказал Боря Прицкер.

– А где она сейчас?

– В Израиле. У мужа. Она для того и вышла за него, чтобы уехать, – пожаловался он. – А я присматриваю за квартирой.

– Как присматриваете? – не выдержал я. – Если полгода не заходили?

– Я прислушиваюсь, – серьезно сказал Боря Прицкер. – Захожу сюда и слушаю. Пока все тихо.

– А почему бы не зайти и не посмотреть?

– Мы прожили с ней двадцать лет, – грустно сказал он, и я испугался, что он сейчас всплакнет. Борис Львович и в самом деле хлюпнул носом, но, высморкавшись, вдруг абсолютно весело произнес: – Она никогда не любила компьютеры, понимаете?

Я не выдержал и, несмотря на всех прохоровых, вместе взятых, расхохотался. Все-таки у шефа хорошие друзья.

Алька тоже повеселела. Уже через пять минут она орудовала веником и влажной тряпкой, возвращая жилищу человеческий вид.

– Ой, ради бога, – верещал Борин голос. – Это винчестеры, осторожнее! Да, они старые, ну и что из того? Этой фирмы больше не существует, это теперь история! Ой, аккуратно! Это не просто машина, это первый ПиСи с шестидесятичетырехкилобайтным ОЗУ! Может быть, лучше поиграете в «Тетрис»?

Мне поле боя было не видно – я из прихожей звонил Ефиму, – но представить происходящее было легко. И, зная Альку, можно было предположить, что гном скоро будет жить в неузнаваемо чистом доме.

– Ефим Аркадьевич, – сказал я, когда нас соединила Марина, – Алька устроена, я поехал.

– Куда? – поинтересовался он.

– Есть дела, – уклончиво ответил я. – Можно дальше пользоваться вашей машиной?

– Конечно. Почему ты спрашиваешь?

– Ну, мало ли что. В случае чего, вы ничего не знаете. У меня доверенность, будем считать, что я ее у вас купил. Вы ответственности не несете.

– Что ты темнишь? – разозлился Береславский. – Какая, на хрен, ответственность? Что ты задумал?

– Нет, ничего. Все нормально, до свидания, – сказал я и положил трубку.

Теперь путь мой лежал на его дачу: «его-моя» машина осталась там. Я не был склонен считать, что Ефима вычислят и тем более возьмут в оборот. Скорее по привычке, сойдя с автобуса, пошел не по дорожке, а напрямик, через лес. Не скажу, чтобы это было приятным делом: снега понасыпало достаточно. Но – пролез и вышел к шефовой даче с тыла.

Как оказалось, очень правильно: два баклана отходили от дома к зеленой «Октавии», стоявшей на расчищенной грейдером площадке. Третий, видно, сидел за рулем: двигатель, судя по выхлопу, работал. Один из двоих заметно хромал. Не он ли убил Катерина? Знакомый зуд внутри моего черепа подсказал мне, что нужно остыть. Не желая глупых проблем, я поприседал, помахал руками, приложил снег к мгновенно нагревшейся голове, растер снегом щеки. Вроде прошло. Этого заливающего, все сминающего чувства гнева не было. Я еще немного подышал и потопал к дому.

«Октавии» и след простыл. Я походил по стопам гостей: они интересовались и домом, и баней. Я ужаснулся, представив их визит в тот момент, когда Алька была в бане одна.

Если ребята не полные идиоты, они поняли, что мы уехали недавно. И раз не на шефовой «девятке» – то навсегда. Все это мне на руку. Во-первых, не станут искать «девятку». Во-вторых, предупрежден – значит, вооружен. Их ходы нам теперь известны. Куда они двинутся дальше? К тете Даше? Странно, что ее сразу не нашли. Может, она была на дежурстве? Альку-то точно не найдут: Ефим сказал, что он заскакивает к Боре раз в десятилетие. Соответственно как его «связь» по их базам данных Прицкер проходить не может. Ну и слава богу.

Я осмотрел многострадальную «девятку». Оказывается, в нее пальнули. Ничего не боятся, суки. И проткнули левое переднее колесо. Вот бакланы! Я быстро, невзирая на холод, сменил колесо. А заодно и номера: Вовчик привез аж три комплекта. «Ранение» радиатора тоже оказалось не смертельным. В принципе ездить на такой машине нельзя. В мирное время. В военное – сколько хочешь.

Загерметизировав подручными средствами течь (жена Ефима – тетенька домовитая) и долив тосола из банки в багажнике, я направился к выезду из садового товарищества. По науке надо бы было проверить выезд, но я почему-то был убежден, что «моих» идиотов на «Октавии» там не будет.

Так оно и оказалось. Правда, уже на шоссейке, ведущей только в наше товарищество, встретил большой черный «Тахо», набитый парнями. Они тормознули, но разворачиваться не стали. Только долго смотрели в зеркала. Очень похоже, что ребята по мою душу. Просто не доперли, что машину можно так быстро оживить, да и номера другие. Я был уверен, что они сядут в засаду. Но почему они решили, что мы вернемся на дачу? Те ведь, на «Октавии», уехали.

Машинка бежала по шоссе как новенькая. Я сначала с подозрением смотрел на датчик температуры охлаждающей жидкости – все-таки после моих манипуляций с радиатором теплоотдающая поверхность уменьшилась, – но все было в норме. Не пришлось даже использовать запасных трюков с капельной системой охлаждения. А что, такая незамысловатая штука однажды конкретно спасла наши шкуры в Афгане. Мы вылетели бить караван на «вертушке», а обратно, по ряду обстоятельств, пришлось возвращаться на трофейной машине. Ничего, вернулись.

Плана действий у меня не было, но кое-какие наметки уже складывались. Прежде всего, как это ни печально, надо попытаться уладить дело без войны. Если удастся на них выйти, объясню, что кассета уничтожена и дело закрыто. Как бы тошно мне ни было, пусть эта грязь останется только в моем мозгу. Там и так достаточно грязи.

Если же мир не удастся, то придется посвятить остаток жизни охоте на Жабу. Только боюсь, что этот остаток не будет слишком длинным.

У тети Даши я был уже гораздо более осмотрительным. И не зря. Зеленая «Октавия» все-таки подъехала. Я аккуратно отогнул занавеску, разглядывая седоков. Теперь их было двое, и из машины вышли оба. И оба же направились к нашему подъезду. Логично. Начинать надо с самого «горячего» места. Ищут мои связи. Я сам планировал бы так же. А что, собственно, удивляться: не исключено, что мы с этими ребятами вместе учились. Кстати, какая сволочь меня срисовала? Никто ж ничего не видел? Неужели те двое у входа? Не может быть, слишком мизерная вероятность в чужом городе встретить знакомого.

– Ты что там разглядываешь? – подозрительно спросила тетя Даша.

– Приехали наши гости.

– О-ох, – протяжно выдохнула она. – Что же будет?

– Да ничего. Можем просто дверь не открыть. Не будут же они ломать. Они явно идут бесцельно. Значит, станут звонить в двери и вежливо расспрашивать.

– Может, милицию вызвать? – робко спросила тетя Даша.

– Не поможет. Сам справлюсь.

– Как же ты справишься? Тогда лучше уходи через чердак, там открыто, – жалобным голосом пыталась она отговорить меня от моей затеи.

– Теть Даш, все. Твоя роль сыграна. Ты ни при чем, меня не видела неделю до сегодняшнего вечера. Ты же ничего не знаешь. Что они могут к тебе иметь? А для меня важно с ними пообщаться.

Я осторожно вышел в прихожую, чуть приоткрыл дверь и весь превратился в большое ухо. Сначала, на первом этаже, они заходили к квартиру по двое. И были там, если им открывали, минут по семь-десять. Потом время бесед стало сокращаться, а с третьего этажа они стали ходить поодиночке. Им, видно, здорово надоело их занятие, и ребята стали нарушать технологию.

Это – неисправимый дефект их подготовки. Для меня засада – святое дело. Так, прислушиваясь, я могу просидеть долгие часы или даже сутки. Если бы я этого не умел, моя карьера закончилась бы гораздо раньше.

Плана по-прежнему не было, все зависело от обстоятельств. Одно я знал твердо: просто так – не уйду. Сбежать мог и сразу.

Вот они уже на этаже под нами. Там три квартиры. Одновременно звонят, одновременно заходят. И выходят тоже практически одновременно! Буквально через три минуты! Сериал, что ли, боятся пропустить? Так заторопились!

А ведь это мой шанс! В третью квартиру зайдет только один, а второй поднимется выше. Или подождет напарника?

Нет, поднимается один! Я чуть приоткрываю дверь, демонстрируя, что хозяева дома. Иначе вероятность выбора будет всего 33 процента.

Сработало! Он деликатно стучит по косяку – дверь-то обита ватой и дерматином!

Заходи, дорогой! Я распахиваю дверь и бью его кулаком в лоб. Не разучился: он обмякает. Даже не втаскивая его в комнату, заранее приготовленным монтажным скотчем – извини, Ефим: не перевелись несуны в твоей фирме! – залепляю баклану пол-лица. Мгновенно обшариваю карманы. В них – ключи от автомобиля. От «Октавии» или собственного?

У меня в запасе максимум две с половиной минуты. Я еще раз бью его в лоб и тащу вниз. Нет времени даже вынуть у него пистолет из кобуры под мышкой. Надеюсь, ближайшие десять минут после двух таких ударов он не захочет им пользоваться.

Мы спускаемся до дверей подъезда – и на тебе!

– Серега! Сколько лет, сколько зим! – Ко мне бросается мой старый сосед, мичман подплава Северного флота Лева Кабидзе. Мы дружили, пока дороги не разошлись.

– Левка, не могу! Извини! – Протаскиваю мимо него обездвиженную тушу бандита. Он недоумевающе смотрит мне вслед.

Я нажимаю кнопку брелока. Ну? Если выйдет, мы уезжаем вдвоем, если нет – бегу к «девятке», стоящей в трехстах метрах отсюда. У меня максимум полторы минуты.

«Октавия» высоким голосом пикает и пускает меня в свои объятия. Мой гад получает третий удар в лоб: головная боль на пару месяцев ему обеспечена, но я не имею права рисковать. Кидаю его на заднее сиденье, с силой закрываю дверь, сам прыгаю вперед и стартую. Краем глаза вижу выскочившего из подъезда второго гада. Догоняй, сволочь!

– Кто уехал, не заметил? – ошарашенно спрашивает выбежавший из подъезда мужчина у статного морячка.

– Мужик, – равнодушно отвечает тот.

– Какой? – Спрашивающий чуть не в истерике.

– Обычный. – Морячок невозмутим.

– Один?

– Вроде один. Что я, всех встречных считаю? – начинает раздражаться служивый.

– Во что одет?

– Дубленка, что ли. Не приглядывался.

В дубленке был напарник бандита. Это чуть успокаивает его, но делает ситуацию еще более запутанной. Он достает мобильный телефон и начинает кому-то названивать. А Лева уходит в подъезд.

О произошедшей беседе я узнаю от Левы только через месяц. Но все равно – спасибо Российскому флоту.

Мы отъехали три квартала – я все время оборачивался назад, контролируя и возможную погоню, и моего стукнутого приятеля, – и въехали в Измайловский парк. Здесь прошло все мое детство, знаю каждую тропку. Правда, оставаться тут долго не стоит: бывает, парк патрулирует конная милиция. Поэтому, чтобы не вызывать лишних подозрений, не заглубляюсь далеко, тем более что место уже достаточно укромное. И связано с моими определенными планами.

Вылезаю из машины, открываю заднюю дверь.

Пленник почти пришел в себя, сипит. Но вырваться еще не пытается. Найденными в бардачке наручниками сковываю парня и выволакиваю его наружу. Уже здесь освобождаю его от пистолета. Точнее, от двух пистолетов: «ИЖ-71» – тот же девятимиллиметровый «макаров», только с уменьшенной дистанцией эффективной стрельбы, – и маленького «ПСМ». Причем если первый – в кобуре и на него у Антона Петровича Голикова, заместителя директора частного охранного предприятия «Кобра», имеется соответствующее разрешение, то второй примотан липкой лентой к лодыжке под брючиной. И документов на оружие, соответственно, никаких.

Очень предусмотрительно. В ситуации правомерной палишь из «ИЖа». А если охотишься на честных людей, их можно убивать из «ПСМ».

Кстати, во внутреннем кармане лежал глушитель к «ПСМ», самодельный, но выполненный довольно аккуратно. Обязанности этого продвинутого руководителя ЧОПа, видимо, были самые разнообразные.

– Ну что, говнюк, давай знакомиться? – предложил я, безжалостно срывая крепко прилипший скотч.

Тот с ненавистью посмотрел на меня налитыми глазами:

– Тебе все равно крышка.

Мужик меня не боялся. Да и чего бояться: он на службе. Это я в бегах!

– Может быть, – вынужден был согласиться я. – Хотя и терять мне нечего.

Он молчал, не понимая, к чему я клоню.

– Это я к тому, – объяснил бестолковому, – что вот пришью тебя сейчас – и привет!

Парень посмотрел на меня с некоторым опасением, но потом спесь снова полезла наружу.

– Тебе гулять осталось пару часов, – сказал он. – Потом – хана.

– Может, договоримся?

– О чем? – Он презрительно сплюнул на снег через пораненные скотчем губы.

– Мне нужен выход на вашего главного. Я хочу все объяснить. Кассеты уже нет. Шантажа не будет. Тихо расходимся – и точка. Собаку я вам прощаю.

– Зато я не прощаю, – скривился тот. – Сука, всю ногу сгрызла!

– Он не сука, – тихо сказал я. – Он кобель. Просто произошла ошибка.

– Ты сам – ошибка, – вдруг спокойно ответил парень. – Ты просто сраная ошибка. И шлюха твоя – тоже ошибка.

Я врезал ему рукояткой его же «ИЖа». Зубы хрустнули, он кулем свалился в снег. Я схватил его за шиворот дубленки и потащил в глубь леса. Еще пять минут назад у меня такого плана не было. Теперь – появился. Хотя, наверное, и раньше был. Просто прятался в подсознании.

Через десять минут он лежал на еле приметном снежном холмике. Тетя Даша умница и все нарисовала точно. Да и не так много расщепленных молнией деревьев в Измайловском парке. Когда он очнулся, я приказал ему разрыть снег. Он высокомерно отказался и попытался встать. Надо отдать ему должное, парень попался упорный.

– Ты не понял, с кем связался, – прошепелявил он. – Тебя уже нет. Сними с меня наручники и уе…й отсюда. Может, побегаешь еще неделю.

– А что я успею за неделю? – печально спросил я.

– Написать завещание, – попытался сострить он. Мужик, привыкший за свои тридцать с небольшим к всеобщему повиновению и страху, никак не понимал, что с ним приключилось. – Ты пыль, понял? Я на службе, а ты – пыль!

Я пропустил ругань мимо ушей. Если он выдаст мне выход на Прохорова или его главного подручного, я оставлю его в живых.

– У меня мало времени. Набери номер своего босса.

– Ты всерьез? – Он искренне не понимал, как такой кусок грязи, ничтожество, пустое место, как я, может претендовать на беседу с Его Величеством Боссом. Он начинал меня всерьез раздражать. Это уже даже не смелость. Это просто тупая наглость неведения.

– А почему ты считаешь, что я тебя не убью? – спросил я.

– Потому что твою девку имеют, а ты просишь прощения, – спокойно ответил он.

Крыть было нечем. Все – голая правда. Такие, как он, – хозяева, такие, как мы, – рабы. Если, конечно, не считать двух пистолетов в моих руках. И я согласился:

– Ты прав. По отношению к Але это будет нечестно. Придется тебя пристрелить. Но сначала рой снег. – Я и теперь не собирался его убивать, но, не напуганный, он не даст информации.

– Ты что, спятил? – с некоторой даже опаской произнес парень.

– Рой, я сказал. – Голоса не повышал, но, похоже, дошло: неловко начал разгребать снег скованными руками.

И вдруг меня прошиб холодный пот: если они следят за Ефимом, они могут и телефон его прослушивать! А я днем звонил от Прицкера! Они могли засечь номер! Господи, если ты есть – сделай, чтобы это было не так!

Я схватил мобильник и набрал номер Алькиного мобильного. «Абонент вне зоны обслуживания», – сообщил бесстрастный голос. Затем по бумажке набрал номер квартирного телефона Прицкера. Длинные гудки. Три. Четыре. Пять. Ну отзовись же, Алька!

Трубку сняли.

– Алька! – кричу я.

– Представьтесь, пожалуйста! – говорит приветливый мужской голос. Я молчу, не в силах поверить в то, что очевидно.

– Аля, – умоляюще говорю я. Пусть скажет, что все неправда и она – жива.

– Не кладите трубку. – Мужчина – сама доброжелательность. Ему нужно протянуть время.

– Меня зовут Сергей Велегуров, – говорю я. – Я буду вас убивать.

И нажимаю кнопку отбоя.

Теперь «мой» испугался по-настоящему. Может, впервые в жизни?

– Ты знаешь, каким ты у меня будешь? – спросил я.

– Н-нет… – Вот уже и голос дрожит.

– И я не знаю. Сначала считал, потом бросил. Я снайпер, Антон, – объяснил я. – Десять лет воюю. Наверное, целое кладбище.

– Ты что, мужик, ох…л? Прости меня! Я-то в чем виноват? У меня приказ! Я тоже солдат! – Совсем потерял голову бесстрашный. – Снег кончился, дальше земля! – выкрикнул он.