По законам Преисподней Чекалов Денис
– Обычно он одевается проще, – пояснил лорд Николас. – Но сегодня покрасоваться решил.
Лорд Огня умел обращаться дымом, холодным пеплом, или горячим огнем, в зависимости от настроения.
Его сопровождали пять гоблинов в пожарных касках. Они держали в лапах огнетушители, небольшие, но очень мощные, на случай, если хозяин вдруг разойдется. За ними шли два огра с большими острыми топорами, чтобы делать отсечку.
Позади Фламенгарда из огня выступили три дамы, – преклонного возраста матушка и сестры на выдание. Тех плющила смутная надежда, что и они не уйдут без женихов, ведь претендентов на руку Франсуаз было пятеро, а повезти могло только одному.
В дальнем углу сгрудилась большая семья, похожая на крестьян.
Одетые по-простому, на первый взгляд они казались бедными родственниками, которых пригласили лишь по ошибке. Однако все относились к ним с почтением, и было ясно, что передо мной очень влиятельные и опасные люди.
– Джованни Ло’Дзефирелли, герцог Корпатыч, – пояснил лорд Николас. – Хранитель кладбищенских угодий.
Краснощекий, конопатый, с соломенными волосами, – тот казался деревенским увальнем. Бледные глаза умом отнюдь не светились.
Увидев его в первый раз, люди думали: «Вот простак какой», но за этой маской прятался другой человек, расчетливый и холодный.
В глубине души он презирал и барона фон Фламенгарда, и некроманта.
– Хранители, как вампиры, – заметил демон. – У каждого своя территория. Старый Корпатыч начал грызню против своих соседей; хочет отнять у них кладбища великанов. Поэтому им нужны союзники, а наша семья пользуется большим влиянием в Преисподней.
Пятым женихом был Дариус Саламандер.
Яркий свет лампионов, висевших под потолком, играл на изумрудной чешуе нобиля. Ящер носил парадный мундир, цвета обсидиана, с бриджами и высокими, до колен, сапогами.
Золотые молнии на погонах говорили о том, что перед нами проконсул.
– Потомственные военные, – пояснил седовласый демон. – Раньше они умели обращаться в огонь, но много веков назад утеряли эту способность. Ее отняла династия Фламенгардов; думаю, Саламандер хочет не столько жениться, сколько обойти старого соперника.
Тетушка Артанис вышла на середину зала и сказала:
– А теперь, по древнему закону нашей славной Преисподней, и во славу наших предков, каждый претендент на руку и сердце нашей прекрасной и благонравной девицы Франсуазы, должен преподнести ей подарок.
Эта аляповатая фраза, – длинная, как список грехов священника, – могла бы убить любого, смертельным зарядом скуки.
Но странно, в устах баронессы она прозвучала легко и весело, как изящная шутка, и все собравшиеся сразу заулыбались.
– И, по тем же законам нашей славной Преисподней, каждый жених в случая отказа имеет право забрать свой подарок. Если же он решит оставить его… то пусть оставляет, – слегка замявшись, закончила тетушка Артанис.
Первым вышел некромант Фергюсон, и в руках у него была большая коробка; волшебник открыл ее, и двое прислужников-зомби, также по случаю торжества одетые в смокинги и цилиндры, вынули изумительной красоты платье.
– Я дарю тебе это платье, Франсуаза, – произнес чародей смерти, – и платье необычное. Нитья сделаны из муки, что приготовлена из костей висельников. На них наложены особые чары, созданные мыслями пробужденного Сфинкса; но я расскажу об этом потом, когда мы поженимся.
Вид его говорил, что на Френки свет клином не сошелся, и найдется другая невеста, которой этот подарок подойдет.
Все захлопали, и коробка с удивительным платьем, сделанным из костяной муки, была поставлена на стол, предназначенный для подарков.
Фергюсон хлопнул в ладоши, повернул кольцо, и произнес какие-то волшебные слова.
Перед изумленной публикой возникли двенадцать скелетов, которые лихо исполнили зажигательный танец, потом сбили чечетку и по знаку хозяина исчезли.
Некромант, восхищенный своим вкусом, тактом и талантами, долго еще смотрел им вслед, всем своим видом показывая, что остальные женихи могут больше не волноваться.
Искоса он взглянул на Френки, и весь вид девушки, которая стояла вся пунцовая от стыда, говорил ему от том, что невеста уже готова и будет ему хорошей женой, во веки веков, аминь.
Я заметил, что Лодочник немного дистанциируется от других гостей, и все ближе старается встать рядом со мной, – показывая, что мы-то с ним ровня, а все остальные заслуживают лишь слова «провинциалы».
Пришла его очередь преподнести подарок.
Он улыбнулся мне, и пожал плечами, показывая, что понимает всю нелепость этих традиций, но noblesse oblige.
Перевозчик Душ достал из кармана маленькую коробочку, открыл ее и вынул кольцо с камнем изумительной красоты.
– Возможно, это не очень скромно, – произнес он. – Но перед вами воистине необычный адамант. Я хочу, чтобы перстень, вне зависимости от решения прекрасной Франсуаз, всегда оставался с ней. Это будет память о том, что я претендовал на ее руку, на ее сердце и на ее любовь.
Кольцо переливалось алмазной радугой, и когда Френки взяла его, она увидела в камне улыбающееся лицо лорда Лодочника.
Перевозчик Душ тонко улыбнулся и положил коробочку на стол с дарами.
Настал черед барона фон Фламенберга.
Вперед выступила его мать, и сказала:
– Мой сын подготовил вам необыкновенный и очень оригинальный подарок. Он говорит об его таланте и редких магических способностях; вот смотрите.
И старушка сделала рукой, как слон в цирке хоботом.
Она явно претендовала на роль ассистентки при сыне-чародее.
Волшебник Огня вышел на середину зала, хлопнул в ладони, и к ужасу тетушки Артанис ее великолепная зала, картины, ковры и дорогие ее сердцу, вышитые с таким усердием салфетки и занавеси, – внезапно занялись ярким огнем.
Баронесса всплеснула руками и попыталась потушить пламя, но это было не в ее силах.
Огонь не задевал ни одного из гостей, но молча и упорно пожирал мебель, ковры, перекинулся на стены; всем оставалось только стоять и смотреть, как прекрасное убранство комнаты покрывается копотью, гарью и сажей.
– Я могучий волшебник, – сказал чародей огня, – и никому не советую становиться у меня на пути.
Он хлопнул в ладоши, иллюзия исчезла, и все встало на свои места.
Тетушка Артанис постояла немного, и спросила:
– Я все же не поняла, какой же это подарок? Запах гари? То, что вы чуть не довели меня до сердечного приступа? Где же подарок?
Чародей огня усмехнулся, – словно аристократ при виде деревенской торговки, которая боится, что товар у нее взяли, а деньги не заплатят.
Он протянул огненный рубин на золотой цепочке.
– Таких камней, – сказал барон Фламенгард, – в мире больше нет; это семейная реликвия. Если ты выйдешь за меня замуж, прекрасная Франсуаза, тебе никогда не будет холодно. Он согреет тебя в мороз, осветит твою дорогу во тьме. Но обрати внимание; если откажешься выйти за меня замуж, смотри на обороте.
Баронесса с подозрением перевернула рубин.
Там было написано: «срок годности 1 (одна) неделя».
Тетушке Артанис этот претендент не понравился; если что-то его рассердит, подумала она, так Фламенгард возьмет, и все сожжет.
Саламандер протянул баронессе простенькую коробочку, скорее всего, даже из картона.
Подарок явно не произвел впечатления на тетушку.
– Не спешите огорчаться, – наставительно сказал проконсул. – Откройте.
Баронесса послушалась, и увидела, что там, на бархатной мягкой подкладке, лежит большое семечко.
– Если ты выйдешь за меня замуж, дорогая Франсуаз, – произнес Саламандер, – то в тот же день мы с тобой посадим это семечко, и из него вырастет денежное дерево. Каждую неделю оно будет приносить тебе семь золотых волшебных монет.
Он раскрыл лапы, и меж ними завился вихрь ярких, сверкающих динаров.
Тетушка Артанис метнула пламенный взгляд, в сторону незамужних дев, и быстро позатыкала им в рот слова о дожде.
– Но предупреждаю сразу, чтобы не было потом никаких обид, – продолжал Саламандер, и желтые пятна забегали по его телу. – Если ты мне откажешь, не вздумай сажать семечко; дерево вырастет, но монеты на нем будут фальшивыми, и в казне твоего отца, или твоей собственной, каждый десятый динар станет глиняным черепком.
Тетушка Артанис была несколько осалена.
Однако, если рассудить, иметь такое дерево тоже бы было неплохо.
А тем временем Джоуи, прыткий юнец с толстыми щеками, не терял времени даром.
Подхватив под локоточки двух девиц на выдание, он рассказывал им какие-то смешные истории, наклоняясь к нежному ушку то одной, то другой.
Тетушка Артанис, видя его заигрывания с перезрелыми дамами, хотела помешать ему делать авансы, но потом подумала, что смотрины и так идут немного не в ту сторону, и поэтому оставила его резвиться; однако твердо решила, что когда все это закончится, лишит его или прогулок, или заставит неделю полоть сорняки на огороде.
Хранитель Кладбищенских угодий протянул Френки маленький кошелек и сказал:
– Не думай, что он пустой. Мешочек волшебный; в него ты сможешь прятать кладбища. Когда тебе понадобится союзники, открой его, и сразу же на том месте, где идет бой, появится погост, который принадлежит тебе, и все его жители – зомби, призраки и гхоулы, – станут твоими. Я не буду столь жадным, как остальные женихи. Выберешь ты меня или нет, этот кошель и все его волшебные свойства останутся с тобой.
Глава 4. Пропасть Двухглавых
Мою гондолу тряхнуло.
Мифриловые жилы начали рваться.
Я не мог увидеть сам трос, на котором висела моя корзина, – зато прекрасно мог рассмотреть, что происходит с моими спутниками.
Скоро веревки лопнут, и мы упадем.
Гондолы начали скользить медленнее, потом остановились.
– Скажите спасибо своему другу эльфу, – сказал Уильям Шекспир.
– Ты еще кто? – рыкнул Огненный маг, – точь-в-точь, вивверна, почуявшая запах гриффина.
Перед нами явилось лицо волшебника.
– Твоих рук дело? – недобро спросил маг Холода.
Шекспир ответил с укором:
– Я делаю все, чтобы вас спасти. Но это непросто, – магия Харубея надежно запечатала подземелье. Мне с трудом удалось ее обойти…
– Мы сами.., – вступился Огненный.
Уильям прервал его:
– Знаю, что ты хочешь сказать. У вас хватило бы своих заклинаний. Но ты ошибаешься. Думаешь, Харубей не подумал об этом?
Маг Холода хотел было возразить, но потом понял, что Шекспир прав.
– Ваши чары действуют, пока вы кидаетесь друг на друга. Но против Подземелья они бессильны. К тому же, я не смог убрать Бубновую даму. Харубей умер слишком рано, и я не успел…
– Ты здесь про длинноухого тер, – напомнил Огненный.
– Он меня не послушал.
Гондолы тряхнуло вновь.
Ледовик вцепился в поручни, и удержался с трудом. Я посмотрел наверх, и увидел, что еще одна из жил лопнула; мифриловый трос порвался наполовину.
– Вес, – пояснил Уильям. – Канат вас не выдержит.
– Ах ты тролль, – воскликнул маг Огня. – Ты сам поставил заклятия на платформы, чтобы нам ноги поотрезало?
– Конечно! И ради вашей же пользы. Ну что такое пара минут мучений? Выйдя из подземелья, вы могли сразу же излечиться. Но эльфу ведь не терпелось; слишком он добрый, ему бы каждую сиротку поцеловать.
В голосе Шекспира зазвучала искренняя печаль.
– Теперь ваш вес больше нормы; гондолы не смогут двигуться дальше, а трос очень скоро лопнет. Решайте, как вам хочется умереть, – от бубонной чумы, или там, в ущелье Двухглавых.
– Проклятый эльф! – люто закричал Огненный. – Дай только до тебя добраться. Уши оторву и в ноздри засуну!
Он сразу осекся, – поняв, что не сможет.
Ледяной маг казался невозмутимым.
Но я знал, что его мозг лихорадочно работает, пытаясь найти решение.
– Билли, – произнес я. – Хватит пургу-то гнать. Ты наверняка все это предусмотрел. Говори.
– Невежливо обращаться так к человеку, который пытается вас спасти, – обиделся чародей. – Я ведь только…
– Ты не человек, а желе из баночки, – сказал маг Огня. – Так что рожай быстрей.
– У вас остался только один способ, чтобы спастись, – ответил Шекспир. – В полу есть потайное отделение… Да.
Огненный сразу нагнулся, и стал искать.
Ледовик не пошевелился; если там, внизу нас ожидала ловушка, – пусть в нее сперва попадется брат.
Меньше хлопот будет с подарками на Рождество.
– Палаш? – удивился маг, вертя перед собой кривое, черное лезвие. – На кой хоббит нам перочинка?
– Это же очевидно, – сказал Уильям Шекспир. – Ты должен отрезать себе левую руку.
Несколько мгновений стояла полная тишина.
– Ты чего это городишь такое? – с угрозой прошипел Огненный. – Счас метну в тебя, мигом на мармеладки развалишься. И никакая магия не спасет.
– Меня здесь нет, – отвечал Уильям. – Это всего лишь фантом.
Корзину снова тряхнуло.
Подняв глаза, я увидел, что трос Ледового почти полностью разорвался; он держался только на паре жил, – и было ясно, что долго они не выдержат.
Огненному повезло больше.
Наверное, потому, что он был ниже своего брата. Его веревка порвалась только наполовину; и мне оставалось только гадать, в каком состоянии моя собственная.
– Вы должны спешить, – холодно сказал Уильям Шекспир. – Отрежьте левую руку, и бросьте ее в ущелье. Тогда вес выровняется, и гондолы поедут дальше. Другого выхода нет.
Я стоял на коленях.
Пол был застелен тонким, серым ковром гоблинской работы. В правом углу виднелось клеймо: «Соткано из волос снежного долгопряда. Для хранения живых детей не предназначено».
Откинув край, я увидел дверцу в полу. Она легко отошла в сторону, и перед моими глазами вспыхнул багряный клинок Разлома.
– Это проклятый меч, – чуть слышно произнес Ледовик. – Отрубишь им руку, и больше не сможешь ее вернуть.
– Гладиус был обычным, – сказал Уильям Шекспир. – Я купил их у расстриги-гнома, на Шамаханском базаре. Простая сталь, даже без заклятия Точности. Но здесь, в этом подземелье…
Он поежился.
– Магия султана оказалась сильнее. Решайся, маг; у тебя осталось не так-то уж много времени.
Корзина, в которой стоял Ледовый, содрогнулась вновь.
Трос его почти разорвался.
– Я не отдам руку, – выкрикнул Огненный.
Чародей Холода смотрел на проклятый меч.
– Раздери тебя Терри Пратчетт!
Маг Огня швырнул свой гладиус вниз. Он сразу исчез под ворохом игуан; те пытались сожрать его, но их зубы только бессильно скользили по заговоренной стали.
Ледовик положил руку на край корзины.
Примерился мечом для удара.
Огненный срывал с себя мантию, доспех, амулеты. Он швырял их вниз, один за другим, а мифриловые трос над ним продолжал рваться.
Я взял меч в зубы.
Много раз видел, как это делают герои на старинных гравюрах. Наверное, художникам невдомек, что сталь холодная, скользкая и удержать ее очень сложно, – даже если ты просто стоишь на месте.
Я схватился за одну из веревок, и вспрыгнул на край гондолы.
– Что хуже, остаться жить без руки или умереть здесь? – спросил Уильям Шекспир. – Вам решать, джентльмены. Я не стану вас уговаривать. Если вы не цените свою жизнь, – значит, она и правда ничего не стоит…
Огненному больше нечего было снимать; он швырнул вниз серебряную цепочку, и замер, в дикой надежде глядя на такую близкую дверь.
Но его гондола не двигалась.
Я стал карабкаться вверх, по стропам.
Ледовик смотрел на меня.
Он понял, что я собираюсь сделать, но не собирался рисковать сам. Мои ноги скользили по натянутым веревкам, а голова кружилась после паров чимаранга.
Ничего, – если я упаду, то даже не успею расстроиться.
Теперь я был над гондолой.
Правая рука впилась в мифриловый трос. От него мало что осталось; в любой момент он грозил порваться, обрушив гондолу вниз.
Но меня в ней уже не будет.
Теперь можно вынуть меч изо рта. Непростая задача, – я ведь не хотел порезаться проклятой сталью. Такая рана не заживает; я истеку кровью и умру, даже если смогу выбраться из подземелья.
Значит, не надо спешить.
Вот так.
Огненный схватился за край гондолы.
Его гондола не двигалась; и чародей понял, что не смог побороть заклятие.
Я размахнулся, и с силой ударил мечом по стропам. Все просто; я отрублю их, и корзина полетит в пропасть, на головы игуан. Заклятие канатной дороги проснется вновь, и обрывок троса доставит меня прямо к двери, к свободе.
Это был простой и удачный план, – он не мог не сработать.
Заговоренное лезвие закричало, взвизгнуло, – и отскочило от обычной веревки, словно от панцыря болотного носорога.
– Не пытайся обмануть Подземелье, – сказал Уильям Шекспир.
Ледовик понял, что я проиграл.
Быстрым, резким движением чародей отсек себе руку.
Она полетела вниз, в радуге свежей крови. Двухглавые игуаны набросились на обрубок, и сожрали его за пару секунд.
Гондола Ледовика дернулась, и заскользила дальше, по канатной дороге, стремительно набирая скорость.
Мифриловый трос вспыхнул огнем; порванные жилы сходились, спаивались, и через пару секунд колдовская веревка полностью возродилась.
– Я победил, – чуть слышно прошептал Ледовой.
– Кинь мне клинок! – в отчаянии крикнул Огненный. – Дай мне меч, брат!
Чародей Холода обернулся к нему, подняв гладиус в здоровой руке.
Затем улыбнулся, и швырнул его в пропасть.
Последняя жила лопнула, – и маг Огня обрушился вниз, вместе с гондолой.
На краткий миг ему удалось подняться, расшвырять двухглавых, вскарабкаться на обломки, – колдун протянул вверх сжатые кулаки, сотрясаясь от ярости.
Потом игуаны повалили его и разорвали в куски.
Мой трос продолжал трещать.
Я рубанул веревку еще раз, потом выпустил меч.
Еще одна жила лопнула.
Тогда я вскарабкался чуть повыше, – и перехватил трос там, где он крепился к рельсу канатной дороги. В тот же момент, веревка порвалась; и моя гондола со скрипом рухнула вниз, круша черепа и ломая позвоночники тварям.
Я остался висеть на маленьком, ничножном обрывке, – и чувствовал, что мои руки начинают скользить.
Сколько я сумею так провисеть?
Минуту?
Меньше?
Трос дернулся, и заскользил вперед, все быстрее.
Боже.
Только бы не сорваться.
Я знал, что нельзя смотреть вниз, но не мог побороть себя. От Огненного не осталось даже кровавой лужи; двухглавые игуаны ползали по обломкам гондол, и поднимали ко мне багряные морды.
Правая рука сорвалась.
На краткий миг мне показалось, что я падаю; судорога свела пальцы, и я вцепился в трос так отчаянно, словно в этой жизни мне и правда было, о чем жалеть.
Выход из подземелья так близко…
Я хотел подтянуться, и снова ухватить за обрубок правой рукой. Но я боялся, что левая тоже выскользнет.
Вечный выбор…
Сдохнуть потому, что не сделал ничего вовремя, – или оттого, что чересчур суетился?
Ледовой добрался до двери.
Он вышел из гондолы, и посмотрел на меня.
Нет, я буду бороться…
Медленно, напрягая последние силы, я стал осторожно подтягиваться на левой руке. Холодный мифрил врезался мне в кожу. Сначала пальцы болели, потом я перестал их чувствовать.
Еще немного, еще пара дюймов, и я ухвачусь…
– Прощай, эльф, – сказал чародей Холода. – Я ухожу один.
Я сорвался.
Пальцы разжались, и я с криком полетел вниз, – на маленькую платформу, перед чертовой дверью. Меня швырнуло о камень, кости хрустнули, и я был уверен, что к троллям-астрологам сломал себе обе ноги.
Площадка была узкой; я покатился по ней, и перелетел через край.
В последний момент, мне удалось схватиться за камень.
Ледовик смотрел на меня, сложив руки на груди.
– Помоги мне, – прохрипел я.
Мертвые глаза мага впились в меня.
– Дверь заперта, – негромко произнес он. – А теперь обернись.
Я повиновался.
Белая карта стала теперь багряной.
Заклятие Бубонной чумы почти пробудилось. От смерти нас отделяла только пара секунд.