Слишком много щупалец Казаков Дмитрий
– Не притворяйся дураком, русский, – сказал старик. – Наслаждайся жизнью, пока можешь.
И команда религиозных пенсионеров принялась за дело. Нас усадили по обеим сторонам от входа в храм, прислонив спиной к барельефам – меня с Антоном справа, Сулему и Лопеса слева. «Дон Кихот» и негритос разожгли костер, а дряхлые индейцы отправились в джунгли.
– А что мы будем делать? – шепотом спросил Бартоломью, с надеждой глядя на меня.
– Честно говоря, не знаю, – ответил я. – Подозреваю, что эти чуваки свихнулись еще в детстве, а затем благополучно ускользнули от латиноамериканских эскулапов. Теперь они спокойно и деловито порежут нас на кусочки, чтобы принести в жертву древним богам.
– А я думал, у тебя есть план… – в этой фразе было столько разочарования, что его хватило бы на сотню дошколят, обнаруживших, что Дед Мороз – это пьяный сосед в тулупе и бороде.
– Плана нет, так что курнуть не выйдет.
Шутка моя не удалась, Антон вздохнул и отвернулся.
«Эх, неудача, – подумал я, глядя на размахивавшего блекло-желтой бляхой дедушку. – Без этой штуковины я вряд ли смогу противостоять их колдовству. А уж воткнутому под ребра ножу вообще трудно что-либо противопоставить. Так что остается…»
Честно говоря, оставалось только умирать – мрачно и уныло или скалясь смерти в харю. Второй вариант нравился мне куда больше, но боевого духу, откровенно говоря, не хватало.
Как-то он поистрепался за последние дни.
Костер тем временем разгорелся, в него накидали каких-то трав, отчего повалил серо-желтый дым с резким химозным запахом. Из внутренностей пирамиды древние безумцы натащили кучу всякого хлама – медные ножи, жезлы из кости, серебряные чаши, потемневшие от времени. Напоследок выволокли даже несколько деревянных статуй, что изображали чудищ с женской грудью.
– Настоящий передвижной этнографический музей, посвященный культурам древности, – заметил я, разглядывая все это барахло. – Или скорее бескультурью древности.
Дым расползся в стороны, затянул небо, да и повис себе, отчего поляна погрузилась в сумрак. А вокруг костра, пламя которого приобрело мертвенно-белый цвет, запрыгали раздевшиеся догола стариканы. Каждый из них вооружился либо чашей, либо жезлом, либо ножом; с пустыми руками остался лишь наш знакомец по Кито.
И еще он почему-то так и не снял шляпу.
Лысины стесняется, что ли?
Сектантские пенсионеры дружно забормотали и, приплясывая, двинулись вокруг костра. Узри это зрелище негры из племени хаба-хаба, они бы прослезились и признали старичков за своих.
Продолжалось это безобразие довольно долго, сколько точно, не знаю, но не один час. Гнусавые песнопения сменялись народными танцами вприсядку, пелена дыма продолжала висеть, и мерзкий запах щекотал ноздри.
Я уже начал скучать, когда обладатель щегольской шляпы издал пронзительный вопль и вскинул руки. То же самое сделали остальные, и вокруг костра образовался круг из застывших силуэтов.
А затем я увидел и услышал.
То, что надвигалось на нас сверху, не имело облика… точнее, оно не могло удержаться в одном обличье более секунды, и все эти обличья были чудовищными; к земле тянулись десятки жадных хоботов, превращавшихся в хвосты или пальцы, мелькали лица, искаженные, нечеловеческие, перетекали в слюнявые хари, свисало нечто похожее одновременно на уды и на щупальца; рев, хохот и стоны обрушивались на землю, заставляя ее содрогаться от ужаса; волнами накатывали запахи – разрытая могила, розовый куст, поле пшеницы, лужа дымящейся крови…
При попытке описать все это, осознать, ухватить разум начинал корчиться от бессилия. На уши давило, глаза слезились, и очень хотелось закрыть их или отвести в сторону.
Антон испуганно пискнул, оттуда, где находились Лопес и Сулема, раздался сдвоенный вопль.
«Хрен вам, – подумал я, не отводя взгляда. – Помимо всякого чародейства есть еще сила воли! Есть смелость и любознательность, шустрые мозги и прочая человеческая придурь, что порой крепче стали и полезнее пистолета! Хотите, чтобы я тут обосрался от страха и превратился в студень? Нет уж!»
Сверху на меня пялился скорее всего один из Древних, или его призрак, или его отражение, уж не знаю. Таращился свирепо, и взгляд этот должен был повергать ниц, внушать страх и прочую муру. Но в этот момент кровь моя кипела упрямством, и поэтому я и не подумал пугаться.
Сдохну? Все мы умрем.
Меня зарежут, как овцу, на жертвенном камне? Ну, хоть не скончаюсь в скучной больнице, десять лет пролежав парализованным и глядя, как подо мной меняют утки и вытирают мне слюни.
Ну и чем ты можешь напугать меня, харя?
Спутникам моим приходилось куда хуже – Бартоломью трясся, его зубы клацали, точно кастаньеты, Сулема молился, выкрикивая слова в полный голос, Лопес время от времени постанывал.
Громадное лицо, состоявшее из тысяч других, заколебалось, распалось на ошметки. К земле с визгливым криком устремились крылатые тощие силуэты. Закружились вокруг нас, замахали хвостами. Тонкие пальцы пощекотали мне подбородок, сверкнули злобой белые глаза.
Я плюнул в один из них, и демонская тварь с обиженным визгом отпрянула.
Метнулась туда, где на траве рядком лежали деревянные статуи, и втянулась в одну из них. Мертвая деревяшка заиграла бликами, налилась глянцем, даже вроде бы зашевелилась.
Громадный негр опустил руки, вышел из круга и лег животом на изваяние.
О боги, а я-то думал, что все знаю о сексе и его разновидностях…
Нет, сам я сторонник традиционного разврата – одна женщина, один мужчина, одна кровать плюс возможно некоторое количество всяких забавных штучек. Но я делал материал о зоофилах, регулярно сталкиваюсь с «пидарасами», слышал о некрофилах и прочих откровенных придурках.
Но как назвать того, кто трахается с деревянной статуей?
Фетишист? Скульптурофил?
Это должно было выглядеть смешным и глупым – голый старикан, обнимающийся с изваянием, но это смотрелось отвратительно и жутко. Деревяшка отвечала на его ласки, она колыхалась и шевелилась, ее уродливая башка открывала рот и высовывала язык, похожий на змеиный хвост.
Мама, роди меня обратно!
Тем временем оживали и другие скульптуры, и прочие пенсионеры присоединялись к забавам на лужке, достойным разве что обдолбанных хиппи из канувших в Лету семидесятых.
Вот задергал тощей задницей «Дон Кихот», вот двое индейцев взяли в оборот жуткую паукообразную тетку с отвисшим брюхом, а вот дед в шляпе принялся наяривать вовсе уж непотребную тварь. Мне сильно захотелось блевануть, и я едва сдержал рвотный позыв.
– Вот пакость, – сплюнув, сказал я погромче, чтобы услышал Бартоломью. – Антон, хорош дрожать, тебе не двенадцать лет, и ты не «Возвращение живых трупов» в темном видеосалоне смотришь!
– А? Что? – худред посмотрел на меня, и я понял, что соратник по журналу «Вспыш. Ка» не совсем в себе: зрачки его были расширены, в глазах клубился туман дикого ужаса.
Да, на него вся эта хрень подействовала так, как желали ее инициаторы.
А на меня нет? Почему?
Хотелось бы верить, что исключительно благодаря моей стойкости, доблести и силе воли. Но я вспоминал второе видение, обрушившееся на меня в подземелье, и понимал, что мои личные качества тут ни при чем.
Скорее всего дело в той крови, что течет в моих жилах.
Сектантские старики оказались на диво резвы, а деревянные монстры – страстны, так что бесплатная порнуха продолжилась до заката. Солнце зашло, на поляне сгустился мрак, рассеиваемый лишь светом костра, и только в этот момент непотребное действо подошло к концу.
Серые крылатые силуэты метнулись в вышину, а деды начали подниматься с земли.
– Стражи довольны, – прошепелявил «Дон Кихот». – Напоим их свежей кровью?
И он метнул злобный взгляд в нашу сторону.
– Нет, не сейчас. Завтра, – остановил его обладатель шляпы, и мне захотелось сказать ему «спасибо». – Сначала ее отведает тот, кто придет из воды, затем мы, и напоследок – Стражи.
Все ясно, ночь у нас есть, и ее надо использовать для того, чтобы сбежать.
Пенсионеры оделись, и громадный негритос отправился в нашу сторону. Я решил, что незачем выдавать собственную стойкость, прикрыл глаза и принялся мелко дрожать всем телом. Чернокожий походил вокруг нас, втягивая воздух широкими ноздрями, и вернулся к своим.
– Порядок, – доложил он. – Там просто воняет страхом. Они полубезумны от ужаса.
Тем лучше – пусть рехнувшиеся скульптурофилы так и думают.
Дым рассеялся, большой костер погас, вместо него разожгли малый, на самом краю поляны, около тропы, ведущей к берегу. Когда оттуда потянуло запахами жратвы, у меня потекли слюнки.
Еще бы, целый день не ел! Да и не пил тоже, так что глотка слегка пересохла.
А эти паразиты лопают так, что за ушами трещит, словно и не дедушки, а юноши бледные со взорами горящими. Хотя весь день, стоит признать, они на износ работали на черномагическом и извратно-сексуальном фронтах.
Пользуясь тем, что безумные стариканы заняты, я решил оглядеться и оценить обстановку. До леса – десять метров, вполне можно без особого шума доползти даже со связанными руками и ногами.
Ну а дальше что? Ждать, пока не придет «добрый» ягуар и не поужинает мной?
Нет, надо сначала развязаться или еще как-то избавиться от веревок, хотя накручены они плотно, да и вроде крепкие. Такие сами не развалятся и от рывка не лопнут. Хотя должны лопнуть, если потереть их обо что-нибудь острое и твердое, вроде каменной кромки.
Прямо позади меня на стене храма располагался барельеф – двухголовая птица со змеями вместо лап и дырой в брюхе, и выпирала она из поверхности как раз достаточно, чтобы кромки имелись.
Я сел поудобнее, нащупал одну из змей-лап и принялся тереть об нее сковывавшую запястья веревку. Будет забавно освободиться из плена у поклонников Древних с помощью изображения кого-то из Древних.
Через какое-то время дружеский пенсионерский ужин закончился, и один из индейцев отправился проверить пленников. Пришлось мне прерваться и изобразить дикий ужас – перекосить рожу, выпучить глаза и пустить слюни.
Спутникам моим прикидываться не надо было – они пребывали в бредовом, шоковом состоянии. Бартоломью продолжал трястись, хотя никто его более не пугал, Сулема бормотал религиозную галиматью, мешая испанский язык с родным, Лопес время от времени повизгивал, точно поросенок.
Индеец, вполне удовлетворенный осмотром, ушел, и деды принялись устраиваться на ночлег. Появились циновки из травы, драные одеяла, и вскоре бодрствовать остались только двое – «Дон Кихот» и вонючка с выпученными глазами. Ну, а я продолжил свое дело.
Я тер и тер, веревка понемногу поддавалась, но страдала и кожа, а позже и мясцо.
Я разодрал обе руки до крови, и пришлось сделать небольшую паузу, чтобы боль немного утихла. Когда я вернулся к работе, каменная змея-лапа под моими руками дернулась. Спиной я ощутил, как зашевелилось каменное тело, услышал, как сердито щелкнул клюв.
В какой другой ситуации я подумал бы, что схожу с ума – барельеф оживает от попавшей на него крови? Но всякие чудеса забодали меня настолько, что я отреагировал почти на автомате. Чуть сместился и локтем изо всей силы ударил туда, где находилась грудь двухголовой пташки. Там хрустнуло, прозвучал недовольный клекот.
Я ударил еще, целясь чуточку ниже, потом другим локтем.
Что, какая-то тварь, пусть даже каменная, древняя и вся из себя магическая, будет стоять между мной и свободой? Пусть лучше берет свои лапы в крылья и удирает подальше!
– Тихо ты! – прошептал я свирепо, надеясь, что интонацию это чудище поймет.
Барельеф дрогнул, волна теплого смрадного воздуха ударила мне в затылок, и все затихло. Ага, подействовало – язык силы одинаково доступен всем, и Древним, и Новым, и Разновсяким.
Я передохнул и вновь принялся тереть, не обращая внимания на боль и текущую кровь. И вскоре мои усилия оказались вознаграждены – веревка свалилась с запястий, и кровь прилила к освобожденным рукам. Мне захотелось заорать – не столько от радости, сколько от немилосердного колотья в кистях.
За этими переживаниями я едва не проворонил, что пучеглазый собрался проверить пленников. Заметил его в последний момент и принялся поспешно дрожать в такт с Антоном.
Переваливающийся урод приблизился, остановился в трех шагах, и вновь на меня накатило отвращение. Захотелось вскочить на ноги и треснуть кулаком по плосконосой физиономии.
А ее обладатель, похоже, что-то заподозрил.
Он стоял, пуча свои гляделки, словно украденные у глубоководной рыбы, и подозрительно переводил взгляд с меня на Бартоломью. Пыхтел негромко и вонял при этом – точно склад, забитый камбаловыми потрохами. Эх, нет на него оравы голодных уличных кошаков!
– Хр-р-р-хр-р-хр-р… – сказал урод, и я не сразу понял, что он смеется.
Сдержаться стоило немалых сил, но я сумел. А он развернулся и ушел туда, где сидел около костра «Дон Кихот».
«Посмотрим еще, кто будет хихикать последним», – подумал я.
Руки мои вскоре обрели подвижность, и я занялся веревками на ногах. Распутал их не быстро, но когда справился, ощутил себя на седьмом небе от счастья – свобода Анджеле Дэвис, ура! Но радость померкла, едва я вспомнил о спутниках – не оставлю же я их в лапах злобных пенсионеров?
Для начала стоило заняться Антоном.
Я пару раз хлопнул его по щекам, и в глазах Бартоломью возникло более-менее осмысленное выражение.
– Пат? Ты… – начал он, но я прикрыл худреду рот ладонью, да еще и показал кулак.
– Тихо, – прошипел я, изображая змею-полководца. – Ты обосрался или еще нет?
Антон подумал пару мгновений, а потом замотал головой.
– Вот и отлично, – я убрал руку. – Тогда можно бежать. А то если бы ты был с обгаженными штанами, нас бы мигом нашли по запаху. Давай, повернись на бок, приятель…
Чтобы освободить Бартоломью, мне пришлось попотеть – связали его крепко, а кроме ногтей, иного инструмента у меня не было. Когда наш худред негромко застонал и принялся растирать затекшие руки, я откинулся на спину и перевел дух.
Следующий шаг – незаметно добраться до Лопеса, а это метра три…
– Что дальше? – прошептал Антон, самостоятельно распутавший ноги.
– Мы должны… – Я осекся, поскольку от костра поднялся «Дон Кихот» и затопал в нашу сторону: настало время очередной проверки. – Застынь, а потом делай то, что я скажу.
Темно, так что он может и не заметить, что веревок на ногах у нас больше нет.
Обладатель бородки клинышком и аристократически изможденного лица подошел вплотную. Поднял руку, чтобы огладить подбородок, и принялся осматривать нас одного за другим.
Сначала проводника, затем коллегу, следом меня…
Я увидел, как глаза «Дон Кихота» удивленно расширились, а рот начал приоткрываться, и решил, что соблюдать неподвижность смысла больше нет, а хранить тишину – тем более.
– Вставай! – рявкнул я, сам вскочил на ноги и врезал бородатому по физиономии.
Хук получился на славу, «Дон Кихот» покатился по траве. Оставшийся у костра пучеглазый поднялся, в руке его оказался винчестер, зашевелились сразу несколько спавших. Я схватил едва поднявшегося Бартоломью за руку и потащил за собой.
Рывок, и мы с треском и топотом вломились в заросли.
Глава 11
На зависть Аттиле
Война – фигня, главное – маневры.
Фабий Кунктатор
Я не знаю, как мы ухитрились пробежать около километра через темные джунгли и ничего себе не сломать, не выколоть и не оцарапать. Должно быть, нас оберегала та самая непостоянная удача, что время от времени покровительствует идиотам.
А только идиот рискнет ломануться сквозь погруженную в ночной мрак сельву.
– Стой! – скомандовал я, осознав, насколько опасному развлечению мы предаемся, и мы замерли.
– Что? Сбежали? Куда? – Антон едва переводил дыхание.
– Тихо!
Я развернулся, отодвинул сопящего соратника в сторону и прислушался. Самое время определить, двинулись ли престарелые засранцы в погоню или нет. Судя по отсутствию топота и ругательств, сектантские пенсионеры проявили благоразумие и остались на месте.
Да, уж они-то хорошо знают, насколько «гостеприимна» местная чаща в темное время.
– Похоже, оторвались, – сказал я, вытирая пот со лба и пытаясь рассмотреть хоть что-нибудь вокруг.
С таким же успехом я мог оглядываться в крокодильем брюхе.
Вроде бы со всех сторон есть деревья или хотя бы кусты; листва, по крайней мере, точно имеется – слегка шелестит. Под ногами хлюпает заболоченная почва, в кронах орут неведомые твари, еще глубже в лесу, судя по реву и визгу, кого-то то ли жрут, то ли лишают девственности. Хотя, возможно, оба процесса происходят одновременно. Пахнет гнильем, сырым деревом и еще чем-то неприятно-сладким, словно вокруг разбросаны тонны гниющих апельсинов.
– Что делать будем? – чуть отдышавшись, спросил Бартоломью. – Надо бежать! Добраться до машины, а затем в город – за помощью… И что они показывали! Что показывали! Это жутко! Невозможно!
Похоже, худред-фотокор собрался вновь впасть в истерику.
Я нащупал его физиономию и отвесил Антону хорошую пощечину, затем еще одну.
– Страш… ты? Что?! – он захлебнулся собственными словами.
– Пугаться потом будешь, – сказал я. – А еще лучше – телок пугать рассказами о своих приключениях. Сейчас у нас есть занятия поинтереснее. Нам надо не сдохнуть, запутать следы и вернуться к храму.
– Как? – Бартоломью аж задохнулся. – Но там же… там же…
– Я знаю, кто там же, – ответил я. – Но они как раз считают, что мы – парочка обдриставшихся беглецов, и ждут, что мы пойдем вдоль реки к мосту. А мы поступим неожиданно – сделаем крюк, вернемся к поляне, а там уж как получится. Но надо отбить Лопеса и Сулему, да и оружие тоже.
– А ты знаешь, куда идти и как путать следы?
Вот тут-то он меня и поймал.
Все мы, конечно, читали в детстве книжки Фенимора Купера про храбрых индейцев, все воображали себя на их месте. Но вот практических советов старина Фенимор, к сожалению, давал маловато, да и вряд ли они годились для амазонской чащобы.
В Новой Англии леса немного другие.
– Нет, – признался я. – Короче, Склифосовский, мы будем учиться на собственном опыте. Иди за мной, старайся двигаться тихо, а если тебя кто-нибудь начнет есть – дай мне знать.
Последняя рекомендация повергла Антона в легкий ступор, и он даже перестал дрожать. Я поморгал, очередной раз напряг гляделки, и мы приступили к воплощению в жизнь плана имени Чингачгука.
Обитатели джунглей, умеющие видеть во мраке, в эту ночь, наверное, надорвали животики, брюшки, ложноножки и хелицеры, наблюдая за двумя болванами, на ощупь бредущими сквозь тьму и пытающимися еще и «путать следы». Именно поэтому, скорее всего, на нас никто и не напал – хищные, ядовитые, зубастые и просто смертоносные твари предпочли ужину хороший юмористический спектакль.
В деревья мы утыкались на каждом шагу, пару раз забредали в болотины, неоднократно оказывались в густых зарослях, из которых едва могли выбраться. Мы получали ушибы, царапины, потели, кряхтели и даже негромко ругались, одежда на нас рвалась – и все же мы двигались, не стояли на месте, и при этом оставались в живых.
– Я больше не могу, – сказал Бартоломью примерно через час такого аттракциона. – Сейчас упаду.
– Давай, – согласился я. – Только умри побыстрее, чтобы я мог с помощью твоей крови утолить жажду.
Возмущенный до глубины души Антон всхрапнул, выругался по матушке, и мы продолжили путь. И вскоре – о чудо! – среди деревьев впереди начало пробиваться тусклое свечение. Несмотря на плутания и толкания в темноте, мы все же вышли к поляне с храмом.
Когда стал различим его массивный силуэт, я наградил себя мысленными аплодисментами.
– Теперь еще тише, – велел я Бартоломью, хотя до сих пор мы топали, словно орава подкованных носорогов. – И медленнее. Подкрадемся и глянем, как там дела у злобных старикашек.
Мы вышли к святилищу с тыла, и оно пока прикрывало нас от любопытных взглядов со стороны костра. Еще минут пятнадцать улиточного подползания, и мы вплотную приблизились к древнему строению.
– Сиди тут, – шепнул я Антону, а сам двинулся к углу, чтобы выглянуть из-за него.
Дабы отважиться на этот простой шаг, мне понадобилось поскрести по душевным сусекам и вытрясти из них остатки смелости. Эта операция потребовала времени, но прошла успешно, и я осторожно выставил из-за каменного блока кусок физиономии с одним глазом.
Костер у края поляны еле горел, и около него виднелось несколько темных фигур: так, вот пучеглазый, машет руками… вон шляпа нашего «дружка» из Кито, негр-здоровила, «Дон Кихот», дедушки-индейцы… похоже, вся банда в сборе, решает, что делать.
Жаль, мне не было видно, как там Лопес и Сулема, но я надеялся, что с ними все в порядке.
– Безумие! Это невозможно! – донеслось от костра, у которого, судя по всему, яростно спорили.
Вот если бы спор перешел в драку, а затем они сами перерезали друг друга…
Но увы, такие вещи случаются разве что в глупом кино.
«Дон Кихот», выпятив бороденку, вроде бы даже двинулся на одного из краснокожих, но старикан в шляпе поднял руку, и остальные мигом затихли. Несколько жестов, пара слов, и только что бросавшиеся друг на друга пенсионеры ринулись исполнять приказания.
Да, тоталитаризм порой куда эффективнее демократии.
Пучеглазый и один из индейцев двинулись к храму, и я поспешно спрятался за угол.
– Что там? – поинтересовался Бартоломью.
– Тихо, – ответил я ему, выждал пару минут и выглянул снова.
В костер швыряли охапки дров и пучки травы, а от святилища волокли связанных пленников. Похоже, дедушки решили сотворить очередной ритуал, и в этот раз с человеческими жертвами.
Самое время вмешаться и надавать им по шеям, но проблема в том, что надавать нечем!
Эх, будь у меня хоть какое-то оружие!
Но винчестеры наши и мачете в руках врага, а как сделать лук и стрелы из подручных материалов, которых в сельве навалом, я просто не знаю. Даже камней, подходящих для метания, под рукой нет. Не выламывать же огромные блоки из стены святилища?
Старички на этот раз обнажаться не стали. Сулему и Лопеса привязали к вбитым в землю кольям, сами участники ритуала встали вокруг костра и принялись завывать и размахивать руками. Дым получился густо-черным, с багровыми искрами, и он не пополз в стороны, а столбом поднялся в темное небо.
– Йа! Шуб-Ниххурат! – возопил обладатель щегольской шляпы так пронзительно, что я невольно вздрогнул.
– Опять какую-то тварь вызывают, – пробормотал я, сердясь на себя за испуг. – То ли чтобы по нашим следам пустить, то ли чтобы узнать, где мы прячемся.
– Так надо им помешать! – воскликнул Бартоломью.
– Как? Выйти туда и сказать: нехорошо делаете, ребятки, а ну-ка по домам? Угадай, в чье брюхо затем вонзится жертвенный нож?
– Э… в твое?
– Или в твое.
За первым воплем последовал второй, третий – самый злобный пенсионер, похоже, перечислял всех Древних. Когда прозвучало последнее имя, сектантские деды выстроились в линию и принялись кланяться в ту сторону, где за деревьями пряталась Пастаса.
– Реке поклоняются, – буркнул я. – Или… кому-то, кто из реки должен выйти?
Последняя мысль мне не особенно понравилась – я вспомнил пляж, на котором лежали три вскрытых трупа, и чудной след, уходивший прямо в Клязьминское водохранилище. Оттуда тоже вылезло нечто, призванное адептами Церкви Святой Воды, и закончилось все не вечеринкой с девочками, а кровавым и страшным ритуалом.
Дедуганские завывания стали ритмичными, зовущими, поклоны – судорожными, а движения – дергаными. Похоже, престарелые парни надышались ядовитого дыма и впали в легкий транс.
Нашего появления на сцене они точно не ожидают, так что отчего бы не рискнуть?
– Антон, иди за мной, – приказал я. – И делай то, что я скажу.
– А что ты скажешь?
Более дурацкий вопрос трудно придумать, но Бартоломью нервничал, и поэтому я оставил глупое высказывание без комментариев. Мы обогнули угол храма и двинулись вдоль его боковой стенки, понемногу ускоряя шаг. Если нас не услышат, если никто не повернется и ничего иного не случится, мы сможем добраться до наших вещей, что лежат неподалеку от костра. Там и винчестеры, и мачете, а имея такие штуки в руках, можно поспорить и с черной магией.
План не самый продуманный, рискованный, но иного нет.
Не ждать же, когда из реки вылезет дружок рехнувшихся стариканов?
Не успел я об этом подумать, как деревья по краям тропинки затряслись. Раздалось чавканье, один из стволов сломался, будто спичка, и в круг света начало вдвигаться нечто.
Разглядев его, Антон нервно икнул, а я ощутил желание проснуться.
При виде этой твари приятные эмоции испытал бы разве что режиссер низкопробных фильмов ужасов или специалист по каракатицам, утопивший мозг в собственной профессии.
Размером она была с кабана, и на первый взгляд сплошь состояла из щупалец – розовых и бурых, гладких и покрытых присосками. В их беснующейся и дергающейся массе беспорядочно располагались глаза – крайне похожие на человеческие, разве что очень большие. Двигался этот выкидыш наркоманского бреда плавно и неспешно, словно плыл над землей.
«И вот настал решительный момент, нас затирает темный элемент», – вспомнил я строчку из песни, а потом рявкнул, не заботясь больше о скрытности:
– Вперед! Бери оружие и стреляй!
Никто даже не поглядел на меня: деды таращились на чудовище, словно на разносчицу пенсий, то плюхало и плюхало потихоньку, а привязанные Лопес и Сулема были заняты тем, что тряслись от страха. Поэтому мы с помощью хорошего спринта добрались до собственных вещей, и я схватил лежавший на моем рюкзаке винчестер.
Ну что, держитесь, твари! Чип и Дейл спешат на помощь!
Рассудив, что сначала надо вырубить самого крупного участника разборки, я выстрелил в щупальцеватую тварь. Грохнуло, чавкнуло, брызнула белесая слизь, но рана в отвратительной розовой плоти мгновенно затянулась. Чудовище недовольно засвистело, а старикашки начали подергиваться, точно собирались выйти из транса.
– Мочи пенсионеров! – крикнул я Бартоломью, пытавшемуся разобраться с доставшейся ему винтовкой.
Сам выстрелил еще раз, и вновь без особого эффекта – кальмар-переросток был, похоже, неуязвим. Чертыхнувшись, я полез в рюкзак за патронами и, к счастью, нашел их сразу.
Дед в шляпе повернул голову, и я увидел его глаза, полные гнева и удивления.
Тварь затрясла щупальцами, поползла чуточку быстрее.
Совершенно ошалевший Антон – винчестер в его руках ходил ходуном – нажал на спусковой крючок. Оружие дернулось, и пуля ушла по траектории, более привычной для зенитного снаряда.
В спешке я ободрал корку с раны на запястье, и из нее потекла кровь. Несколько капель попали на патроны, которые я вытаскивал из коробки. Я поспешно затолкал их в винчестер, поднял оружие и выстрелил.
В теле чудовища образовалась дыра размером с арбуз, ошметки мяса и капли слизи полетели в стороны, покатился по траве глаз. Вспухло облако розовато-серого дыма, а на уши обрушился даже не свист, а самый настоящий визг – словно резали поросенка размером с холм.
У меня засвербело в мозгу, а кости черепа принялись мелко вибрировать.
– Получил? – процедил я. – На еще!
Второй выстрел оказался столь же эффективным – твари разворотило бок, и она забилась в корчах. Мечущиеся щупальца оплели одного из дедушек-индейцев и разорвали на части.
Уж тут-то его приятели пришли в себя.
Завопил что-то гортанное негр, пучеглазый бросился на Бартоломью, а еще двое – на меня. Одному я врезал прикладом по башке, другого пнул в самое уязвимое мужское место.
И взвыл от боли – яйца у него были, похоже, каменные.
Самое то, чтобы заниматься сексом с деревянными изваяниями.
На поляне, где пять минут назад все было чинно, благолепно и ужасно, воцарился полный бедлам: злобные крики, визг раненого монстра, молодецкое хеканье и хруст выбитых зубов. Сценарий торжественно-злобного ритуала, включавшего человеческие жертвы и обращение к дохлым и крайне несимпатичным богам, оказался безжалостно нарушен.
Я выпучил глаза, увидев, как один из пенсионеров задергался и взорвался – сам, без посторонней помощи! То ли перенервничал, то ли насильственное прерывание ритуала плохо сказывается на здоровье мага. В любом случае от него осталось только облачко красноватой пыли.
Заглядевшись на это чудо, я пропустил удар в челюсть, и хороший удар!
Меня мотнуло, и только благодаря наработанным на тренировках рефлексам я уклонился от повторной атаки. Здоровенный кулак разминулся с моей физиономией на какие-то миллиметры.
Я воткнул ствол винчестера в пузо едва не отправившему меня в нокаут «Дон Кихоту». Тот согнулся, захрипел, а я, пользуясь преимуществом в весе, просто отшвырнул в сторону дедушку с каменными яйцами. А когда тот отлетел на пару шагов, выстрелил в него.
Шея, в которую угодила пуля, оказалась самой обычной – кровь ударила фонтаном, и старикан повалился в костер. Взвыл так, что на мгновение заглушил визг раненого монстра, засучил ногами, но быстро затих.
Обезумевшая от боли мерзкая тварь ухватила негра и поволокла к реке. Разворачиваться не стала, поперла задом, точно громадный рак, обменявший панцирь на порцию щупалец. Свалила еще одно дерево, разодрала себе бок о пень, и из новой раны хлынул настоящий поток белесой жижи. Распространившийся от нее смрад перемешался с вонью горелого мяса и образовал амбре, что заставило бы понервничать и обитателя помойки.
Антон и пучеглазый катались по земле, обхватив друг друга руками.
Старикан в шляпе стоял неподвижно, будто оцепенев, и только злобно моргал.
– Иди сюда, козлина старый, – сказал я распрямившемуся «Дон Кихоту» и нажал на спусковой крючок.
Тот сухо щелкнул, и на лице моего противника возникла улыбочка.
Читать бесплатно другие книги:
