Два лебедя (Любовь, матрица и картошка) Сергеев Иван

Глава двадцать первая

Новая спутница жизни

У каждого человека должно быть дело всей его жизни. Делом моей жизни была Матрица. На протяжении многих лет я пытался доходчиво написать о ней. Но лишь теперь, когда мне исполнилось «две шестерки», я научился просто и ясно излагать свои мысли. Язык Матрицы – это целая наука. Мне пришлось первому осваивать никому неизвестный язык. И вот теперь, когда этот язык создан, оказалось, что я еще не написал ни одной книги о Матрице ясным простым языком.

Я очень жалею, что мои дневники не сохранились. Но память моя хранит многие важные детали, которые я решил предать гласности. Эти подробности дороги мне, ибо настало время написать о женщине, с которой я живу до сих пор и которую не променяю ни на какую другую.

Потребность в новой спутнице жизни пришла ко мне после доверительного разговора с Александрой Ивановной, крестной Верочки Клюге. Именно тогда я болезненно остро почувствовал, что ничего более не связывало меня с моей бывшей женой. Но такую обаятельную женщину, которую я чуть ли не боготворил, заменить было сложно. И я решил обратиться за советом к матери.

Тот день оказался памятным для меня. Мои видения, как оказалось, материализовались. Так что я только вернулся из далекого прошлого, где сражался в Колизее со львами, похоронил свою возлюбленную на безымянном острове, разговаривал со старцем и понял, что вершиной эволюции человека является Матрица. Ленинград встретил меня ясной погодой. Уже это восхитило меня, потому что мысль о спутнице жизни в моей голове созрела. Жизнь радовала меня.

Я находился в том состоянии влюбленности, когда готов был поверить в Светлое будущее человечества. Мне все легко давалось. Никто бы не подумал, что это улыбающееся счастливое лицо принадлежало молодому человеку, прошедшему успешно девять кругов Ада.

Родители мои жили на улице Вавиловых недалеко от станции метро Академическая. Отец, конечно, был на даче, сестра – на работе. Где находился мой непутевый брат, я не знал, но мать, скорее всего, ожидала меня дома. В восторженном настроении я поймал такси и поехал домой.

Я приветливо улыбнулся, когда дверь мне открыл Юра. Я знал все о младшем брате и жалел его. Брат оказался ненужной фигурой на шахматной доске жизни. Другие фигуры успешно двигались вперед, отталкивая его локтями, обгоняя и загоняя его в угол, словно он был беспомощным шахматным королем.

Думая о печальной судьбе брата, я невольно вспомнил Вуориярви, где была замечательная рыбалка. Вспомнил я и Алакурти, где жил хлебосольный сержант, приютивший брата после того, как он сбежал от старухи. Брат был человеком пьющим. У него не было цели в жизни, и он не стремился, как я, к совершенству.

– Что ты все один ездишь? Надо тебя с кем-нибудь познакомить, а то не дождешься от вас внуков, – скороговоркой пробормотала мать, обнимая меня в прихожей.

– А я за этим сюда и приехал, – обрадовался я совпадению наших мыслей.

– Пойду на кухню, приготовлю чего-нибудь, – спохватилась мать.

– Давай рассказывай о своих успехах, – сказал я брату, почувствовав, что он относится ко мне с нескрываемой теплотой.

– Ты посмотри, какую рыбку он принес, – похвасталась мать. Она и на кухне слышала каждое слово нашей дружеской беседы, пребывая в прошлом и будущем вместе со своими любимыми сыновьями. Треска горячего копчения проплыла мимо меня на громадном фарфоровом блюде. И мне подумалось, что такие деликатесы я ни разу не ел после расставания с Верочкой Клюге. Юра, увидев мое приподнятое настроение, предложил выпить за мой приезд в родные пенаты.

– Чего это вы там надумали? – заверещала мать с кухни. И точно, слышала каждое слово.

– Так сегодня ж суббота! – резонно заметил брат, лукаво подмигнув мне. И на столе рядом с ароматной треской появилась запотевшая бутылка водки.

За неторопливой беседой мы распили ее. И когда Юра выскочил на лестничную площадку покурить, я завел с матерью разговор о новой спутнице жизни.

– Есть у меня на примете хорошая девушка, – тепло заметила мать. – Надо только узнать, не выскочила ли она замуж. А так девушка приметная во всех отношениях.

– А какая у нее фигура?

– Фигура у нее что надо! – промолвила мать, показывая поднятый вверх большой палец. Тихо сказала, одними губами, но ее слова я сердцем услышал. У матери задрожали от великого волнения руки. Фужеры, которые она решительно взяла со стола, зазвенели многоголосием церковного хора. Божественная Аве Мария пронеслась в хрустальном замке воображения, помогая матери преодолеть волнение и не уронить фужеры, стоящие на подносе.

– Надо отцу сказать. Вот обрадуется, – торжественно сказала она от радости, что вовлечена в такое важное семейное дело.

– А как мы познакомимся? – с сомнением произнес я.

– Я вам билеты в театр куплю. Там и познакомитесь. Один билет отдам тебе, другой – ей.

– Решено, мать. Четный билет дашь мне, а нечетный – ей. Только бы не вышло какого-нибудь конфуза.

– Она девушка культурная. С высшим образованием. Ну и сам ты у меня тоже соколик видный!

И вскоре я познакомился с Танечкой в БДТ имени Товстоногова.

Моя новая невеста была невысокого роста и, что меня очень обрадовало, женственного телосложения. В театре показывали «Ревизора» Гоголя. Городничего играл Кирилл Лавров, Хлестакова – Олег Басилашвили. Оказалось, что в спектакле был занят весь звездный состав труппы. Встретился я со своей пассией в партере. У меня было четное место, а у Танечки – нечетное. Мы тут же начали знакомиться, бережно пожали друг другу руки и посмотрели спектакль с огромным удовольствием.

С этого дня мы начали раз в неделю встречаться с Танечкой. Наши встречи носили невинный характер. Я все присматривался к ней и не мог сказать себе, что я по уши влюбился. Так что наше сближение происходило очень медленно. Я стал бывать в Гатчине, где в общежитии жила Таня. Побывал на свадьбе брата мужа сестры моей подружки. Там я познакомился с родителями моей невесты и ее младшей сестрой Сашей. Родители Танечки были простые деревенские жители. Мне показалось, что они смотрели на меня, как на своего будущего зятя.

Наше сближение началось после того, как мы побывали у моего двоюродного дяди. Он жил тоже в Гатчине. Когда Танечка вышла на кухню вместе с Зиной, женой дяди Бори, я спросил его, что он думает о моей невесте.

– Очень хорошая девушка, – похвалил мой выбор дядя Боря, – скромная и видная, и тебя по-моему любит.

Его слова запали мне в душу. Следующая наша встреча произошла с Танечкой на проводах Белых ночей. Мы побывали с ней на Дворцовой площади, где состоялся концерт звезд эстрады. А затем вышли на набережную, встречать Алые паруса. Нам так понравился этот праздник, что мы всю ночь провели на набережной вместе с толпами молодых влюбленных людей. А потом Танечка повела меня к Анне Карповне, своей тетке, которая жила недалеко от Дворцовой площади. Тетка Тани встретила нас очень приветливо и угостила чаем.

Так мы встретили Алые паруса. Тогда этот молодежный праздник проходил много скромнее, чем в наши дни. Не было еще грандиозных музыкальных фонтанов на Неве. Концерты звезд эстрады не собирали такого громадного количества молодых людей. Но мы были праздником очень довольны.

А затем началось наше стремительное сближение. Я был очень настойчив. И однажды Танечка уступила.

Мы приехали с ней к нам на квартиру. Родителей дома не было. Сестра и брат в это дневное время находились на работе. Я же взял заблаговременно отгул, чтобы встретиться со своей девушкой.

– Надо что-то постелить на простыню. Будет кровь, – промолвила Таня. Но я не придал ее словам значения и вышел на кухню.

Когда она окликнула меня, я, дрожа от нетерпения, устремился в спальню, где на чистой простыне лежала моя нареченная. Откинув с нее одеяло, я залюбовался большой девственной грудью и всем молодым цветущим телом.

Я быстро разделся и лег рядом с ней. Так я впервые встретился с девственницей. Мне было это приятно вдвойне, потому что Верочка Клюге не была девственницей. А тут такое редкое сочетание: чистота души и девственность тела.

Частые интимные встречи еще более сблизили нас. Именно в это время моя сестра купила двухкомнатную кооперативную квартиру. Наташа, моя сестра, наверно, первая в нашей семье поняла, насколько серьезными были мои отношения с Танечкой. И подарила мне ключи от своей квартиры.

Мера эта оказалось очень своевременной, потому что скоро нам негде стало встречаться.

Лето подошло к концу, погода испортилась, и родители были все время дома. Вот когда нам пригодились ключи от Наташиной квартиры.

Я привез свою возлюбленную на проспект Мориса Тореза, где находилась кооперативная квартира моей сестры. Мы поднялись на лифте на пятый этаж. Доставая связку ключей, я мысленно поблагодарил Наташу за ее предусмотрительность. Квартира для тех далеких лет была просто восхитительная. Паркетные полы были покрыты лаком. Мебели еще не было. Батареи парового отопления были отключены. В комнатах было холодно. Но наша любовь согревала нас. Пришлось включить газовую плиту. После чего я нежно поцеловал свою возлюбленную.

– Сегодня встречаться очень опасно, – предупредила меня Танечка. Насколько я понял, она не предохранялась. Просто следовала графику, высчитывая календарные дни. Она встала на колени и в этой восхитительной позе отдалась мне. Не знаю почему, но именно тогда, когда это было очень опасно, я захотел, чтобы она забеременела от меня. От первого брака у меня не было детей. Не хотела Верочка Клюге.

Танечка не сказала мне ни слова в упрек. Мы оделись. В комнатах было прохладно, а на кухне даже душно от горящих конфорок. Я лег на линолеум в прихожей, крепко прижав Танечку к себе. В ту ночь мы не сомкнули глаз, грея друг друга. А через неделю я уехал с отцом отдыхать на Черное море. Странно, что мы не взяли с собой Танечку. Это говорило о том, что я чувствовал себя свободным человеком.

Остановились мы в Туапсе. Отец любил этот курортный городок с главной центральной улицей, которая вела прямо к морю. На главной улице росли экзотические пальмы. Никто их не ломал, к красоте города отдыхающие относились бережно.

Мы сняли комнату у пожилой женщины. Точнее не всю комнату, а только три койки. В Туапсе к нам присоединился родной брат отца, дядя Петя. Четвертую койку занимала хозяйка квартиры, которая спала вместе с нами. Но это неудобство отца и дядю Петю устраивало, потому что стоило дешевле.

Погода в Туапсе стояла солнечная. С утра мы отправлялись на море, где завтракали, загорали и купались. Вода была прозрачная и теплая даже утром. Питались мы исключительно молочными продуктами, которые в Туапсе были свежими и высокого качества.

Хозяйка квартиры выполняла заодно и обязанности свахи. Поговорив с моим отцом, она предложила нам свои услуги. И вскоре я оказался по ее рекомендации в богато обставленной квартире с дорогим хрусталем в серванте и точеными китайскими вазами по углам гостиной. Меня встретила мать девушки, с которой я должен был познакомиться. Она вежливо расспросила меня, заглянула в мой паспорт. А я все надеялся, что сейчас выйдет моя новая девушка, которую увезу я в Ленинград. Я совсем не думал о Танечке.

Как видно, я все еще не был в нее влюблен.

Наверно, я произвел неплохое впечатление на мать девушки, потому что вскоре к нам пожаловала и сама претендентка на мою руку и сердце. Но мне она показалась до того невзрачной, что я даже не вышел к ней. И хотя о Танечке я не вспоминал, не писал ей писем и не звонил по телефону, ее любовь оберегала меня.

Но вот дядя Петя покинул нас, возвратившись в Северную Осетию. А скоро и мой отец начал собираться в Питер.

Я не очень жалел, что не встретил на берегу моря своей суженой. Что это произошло неслучайно, вскоре подтвердилось.

В Питере нас встретила хмурая погода. Отец, соскучившись по даче, сразу же уехал за город. А я позвонил Танечке и договорился о встрече.

Встретились мы на квартире Наташи, где к тому времени появились тахта, стол и стулья. Этот минимум мебели позволял нам более комфортабельно проводить там свой досуг. К тому времени батареи парового отопления были уже горячими.

С Танечкой мы нежно расцеловались, попили с пирожными чай, после чего занялись любовью.

– Ты знаешь, что я беременная? – вдруг промолвила Таня.

– Ты уверена, что от меня? – от неожиданности опешил я.

– У меня никого, кроме тебя, нет, – спокойно ответила моя невеста.

– А ты меня не обманываешь?

– Как такое могло тебе в голову прийти? – обиженно сказала Танечка.

– Я должен посоветоваться с отцом, – мрачно сказал я и пошел провожать свою возлюбленную.

Лишь через неделю состоялся мой разговор с отцом. Он приехал на пару дней с дачи, привез в рюкзаке кабачки и яблоки. Машины в нашей семье ни у кого не было. В то время это было дорогое удовольствие. Отец тут же поджарил кабачки, решив угостить меня ими. Я терпеливо ждал, пока он не освободится.

Наконец, мы уселись за стол. И когда мать вышла на кухню за чайником, я сказал отцу:

– Ты знаешь, Танечка беременная.

– Так чего тебе тогда кого-то искать? – воскликнул отец.

– Мне надо жениться на ней?

– А у тебя есть другое предложение?

– Нет.

– Вот и ладненько. Пригласи ее в наш дом на помолвку, – твердо сказал отец.

После помолвки, моя сестра поступила удивительно. Она подарила нам с Танечкой свою двухкомнатную квартиру, а сама осталась жить с родителями.

Со свадьбой я все тянул и тянул. В загс мы пошли с Таней, когда она была на шестом месяце беременности. Живот у нее был такой же большой, как у Верочке Клюге. Только на этот раз в животике носили моего ребенка. Эта мысль наполняла меня вселенской радостью. В загсе нам пошли навстречу и расписали через неделю. А 3 апреля родилась Милана. Так бесхитростно мы назвали свою милую дочурку.

Глава двадцать вторая

Третья точка

Я по-прежнему работал на Металлическом заводе и был, что называется, рабочей лошадкой, потому что вкалывать любил. О Матрице я все меньше и меньше думал. А ровно через год вдруг почувствовал быстрый рост своей энергетической силы. Мне нетрудно было догадаться, что Матрица пробуждается. А скоро мне стало очень тяжело нести на своих плечах, растущую день ото дня энергию. Но я знал, что будет еще тяжелее. Как и положено, я с благодарностью принял этот вызов природы и решился на новый мозговой штурм без чьего-либо благословения. Впрочем, Божественное благословение я получил.

Чтобы оградить себя от воздействия отрицательной энергии, я начал ставить непробиваемые перемычки на свой кульман. Прежде всего, повесил чистый лист ватмана на свою ореховую чертежную доску и закрепил его кнопками. Столько кнопок понатыкал, что голос Бугеля стал еле слышен.

А тут Диана Степановна, его соседка по работе, неожиданно закашляла. И так надрывно и жалостливо. Я тут же начал анализировать ее поступок и обратил внимание, что очень сильно давлю на нее то ли третьим глазом, то ли местом чуть выше пупка. Я мгновенно затаился и перестал интенсивно мыслить. Поток конической энергии, уходящий влево, затих. И я услышал весьма неприятное для себя слово, которое никто, кроме меня, не слышал. Сбылось то, о чем предостерегал меня покойный Фивейский.

Его светящийся ареол я увидел несколько месяцев назад. Я ехал в автобусе после работы на дачу. Дача олицетворялась у меня не с продырявленным старым диваном, тусклой настольной лампой и зачитанной книгой. Теперь, когда все стремительно менялось вокруг и Матрица вновь начала завоевывать мир, я полюбил прогулки по старой заброшенной дороге до Пасторского озера, возле которого зажигал костерок и долго смотрел на тлеющие угли.

Меня подбрасывало в автобусе, и прижимало к незнакомым людям. А потом место рядом освободилось, и я собрался его занять. Когда я сел на свободное место, то почувствовал невероятную тяжесть в плечах из-за того, что отрицательная энергия на меня нахлынула. Дыханием я попытался очиститься от этого энергетического мусора. И, очистившись, увидел рядом с собой светящийся серебряный ареол знакомого мужчины.

– Никому больше не говори плохих слов и не делай зла! – услышал я его голос. – Мы так устроены, – продолжал наставлять мужчина мысленным голосом. – Мы понимаем и отвергаем от себя отрицательные эмоции даже на подсознательном уровне. И чем больше ты будешь переводить отрицательную энергию на других, тем чаще будешь слышать плохие слова в свой адрес, а, значит, тем чаще отрицательная энергия будет к тебе возвращаться.

– Кто это говорит? – мысленно спросил я.

– Это я – Фивейский! – и точно, голос был его. Юру Фивейского полгода назад похоронили. Он лежал в гробу в кепке и выглядел неважно. Как много дел он не успел совершить! А теперь делал для меня доброе дело, как и делал его по жизни. Светлый образ Фивейского вернул меня к горькой действительности. С отрицательной энергией надо быть осторожным. Я понял это сразу же, после разговора с Фивейским.

Голос Дианы Степановны звучал в моем сознании с постоянной убийственной частотой. Чтобы задобрить ее, я вначале нежно подул на нее, а затем поставил жесткую перемычку, закрепив кнопку в левом верхнем углу чертежной доски. И тут же последовала молниеносная реакция с ее стороны. Она встала из-за стола и пошла по коридору. Неприятные слова неслись на меня теперь справа. Я нежно дул на каждое слово, но отрицательная энергия накатывалась на меня, словно увесистая пощечина. Это была интересная разминка.

И вот наступил особенный для меня день. Я ощутил необыкновенную легкость, которую давно не испытывал. Мои эмоции были свежи и искрометны. Я мог наслаждаться своим совершенством, если бы не громкие голоса, которые раздавались за моей чертежной доской. Это Миша Бугель о чем-то серьезном разговаривал с Леней Якопсоном. Как давно это было. И как жаль, что я больше никогда не услышу их звонких голосов. Леня Якопсон уже давно проживает в Израиле, а Миша Бугель получил шведское гражданство.

Слушая их голоса, я чувствовал их превосходство в необузданной фантазии, непосредственности и лукавстве. Мне совсем немногого не хватало, чтобы ощутить преимущество в игре света и тени, добра и зла, хаоса и гармонии.

И в этот момент я ощутил в верхней части спины ощущение силы. Это ощущение было таким мощным, что в моих ушах появился все нарастающий гул. Я мгновенно вспомнил, что таким гулом сопровождалось освобождение сибирских рек ото льда. Возможно, именно так трещал теперь воображаемый ледяной панцирь, который сдавливал меня со всех сторон. Мне казалось, что панцирь разваливался на куски.

«Лед тронулся, господа, присяжные заседатели! – вспомнил я легендарную фразу Остапа Бендера. Это пробудилась важнейшая точка Матрицы, расположенная на уровне второго или третьего грудного позвонка, которая стала испускать невидимую энергию. Совсем неожиданно у меня выросли воображаемые крылья. Мне они казались белыми, как у ангела. Так я обнаружил третью точку Матрицы.

И стоило мне подумать о ней, как за моей спиной начинали трепетать вновь обретенные крылья.

– Чистится! – услышал я в подсознании голос Тани Алексеевой, к которой относился с нежным почтением еще там, на картофельном поле, опекаемый Сергеем Писаревым и Светой.

Когда же Леня Якопсон вновь достал меня своей необузданной фантазией, я зашевелил, что есть силы, вновь обретенными крыльями. Крыльями за спиной.

– Что это? – опешил Леня, которого невидимые крылья хлестко ударили по лицу в воображаемом замахе. Это были явно энергетические крылья, которые породила вновь открытая точка Матрицы. Тактика ожидания себя оправдала. Она позволила мне открыть важнейшую точку Матрицы, расположенную в верхней части спины.

– Это он так просит оставить его в покое, – улыбаясь, пояснил Бугель. Стоял, за чертежной доской, и улыбался. Я ясно видел его перед собой, словно чертежная доска сделалась вдруг прозрачной.

– Бог наградил меня крыльями за мои страдания! – хотелось громко произнести мне. Так громко, чтобы меня услышали все. И Бугель, влюбленный в свою комсомольскую работу, и Леня Якопсон, лучший из расчетчиков, и, конечно, Танечка Алексеева, так доброжелательно подмигнувшая мне на картофельном поле.

Вместе с ощущением крылатости мысли мои, загнанные третьим глазом в левый угол, расположились теперь симметрично между крыльями. Это ощущения стало вершиной моего ликования. Но скоро к нему добавилась досада из-за того, что все оказалось так просто.

Я чувствовал воображаемые крылья почти реально. Они высоко поднимались над моими плечами и были белыми, как у лебедя.

Это был мой день, и ничто не могло его испортить, даже пронзительный ленинградский ветер.

Когда у меня выросли воображаемые крылья, мне стало ясно, что мое открытие угодно Богу. И на душе моей от Божьего благословения стало легко и светло. Я понял, что для нахождения остальных точек Матрицы у меня есть все данные. В том числе и Божественное озарение, позволившее определить координату третьей точки.

В обед я отправился прогуляться по Свердловской набережной. Передо мной текла полноводная Нева. Она менялась, как и я, во времени. Ее совсем недавно одели в гранит. Я шел по новой гранитной набережной, протянувшейся от Металлического завода до Литейного моста, и не замечал ничего, кроме ярких перемен во времени. Даже настоящая река воспринималась мною, как неторопливое течение времени. И пока третья точка Матрицы излучала энергию познания, день промелькнул в стремительном броске над высоко поднятой планкой. Это был великолепный прыжок во времени.

Ночью я долго не мог заснуть. Ощущение крылатости не проходило. Оно было таким реальным, что мне пришлось повернуться на бок, чтобы не помять белоснежные крылья.

На другой день у меня оказалось так много работы, что мне некогда было подумать о крыльях за спиной. За работой я не заметил, как промелькнуло время. Когда я вышел в обед на набережную, первое, на что обратил внимание – прежнего трепетания крыльев более не было. Я чувствовал свои широкие сильные плечи. Но ощущение силы в руках и плечах не было для меня в диковинку. Проведя внутренним зрением вдоль рук и плеч, я догадался, куда подевались лебединые крылья. Теперь моими крыльями стали теплые ладони, мускулистые руки и широкие плечи. Но этим разумным доводом дело не кончилось, потому что начала функционировать третья точка.

Разговаривая со своими знакомыми во время перекуров и за чашечкой кофе, я обратил внимание, что новая точка Матрицы то и дело открывалась во время нашего общения, и звенящие мужеством голоса наполняли непривычную пустоту. Я видел это, потому что готовился к такому видению на протяжении всей своей жизни. И вот теперь мне удалось пройти сквозь непроходимую защиту моих приятелей, за которой точечное кодирование информации стало понятно мне на фантастически тонком уровне.

Я начал присматриваться к людям. Сейчас меня главным образом интересовала третья точка Матрицы, расположенная в спине на уровне второго и третьего позвонка. Первые выводы были ошеломляющие. Когда информация кодировалась этой точкой, отрицательная энергия гасилась моментально, и только положительные эмоции рождались вокруг. Таким было еще одно значительное продвижение вперед на пути познания Матрицы. Мой тернистый путь состоял теперь из невероятных открытий, потому что началось познание Матрицы. Я знал, что оно измотает меня, и что будет продолжаться до тех пор, пока, я ее всю не познаю. Познание Матрицы радовало меня и огорчало. Радовало, потому что я шел первым по этому пути. Огорчало оттого, что познание Матрицы требовало невероятного напряжения всех моих творческих сил.

Зато желание использовать третью точку для кодирования информации стало жизненной необходимостью.

Мое представление о защите значительно расширилось: во-первых, меня защищало дыхание (короткое и сильное, убивающее отрицательную энергию), во-вторых, подключение к диалогу третьей точки Матрицы значительно упрощало проблему с психологическим климатом, и в-третьих, мысленный диалог стал для меня очень важен, потому что я решил превратить свой внутренний мир в полигон для проверки квантового кодирования.

Как стремительно накручивалось познание. Оно захватило меня целиком, и я уже не мог вырваться из жесткого неудержимого потока информации. Да и стоило ли вырываться из него, если понять происходящее я мечтал всю свою сознательную жизнь.

То, что я уже постиг, было феноменально. Подключение новой точки к квантовому информационному потоку породило человека мужественного и гармоничного. При этом зло превращалось в добро, потому что третья точка Матрицы оказалась той духовной воронкой, при переходе через которую добро и зло устремлялись навстречу друг к другу и выходили из воронки в гармонии и согласии.

Я никогда не думал, что так легко начнется познание мужественной сущности интеллекта и его благородных точек, делающих такое познание возможным.

С восхищением я вспоминал, как совсем мальчишкой пытался пройти лабиринт и при этом тоже искал гармонию в симметричном расположении точек. Потом, когда мне пришлось пройти девять кругов Ада, я многое переосмыслил заново и закалился душой и телом. А перед узкой полоской леса, на бескрайнем картофельном поле, когда диск солнца ласково сиял над головой, я вновь попытался найти решение этой задачи. Искал с помощью Сергея Писарева и его возлюбленной, которых на три дня и три ночи определила мне в помощники Божественная человеческая цивилизация. Я не смог тогда определить координату третьей точки Матрицы. Но эксперимент не прошел напрасно. Сергей Писарев и Света, данные мне в помощники Вселенским Разумом, очень хорошо подготовили меня к новым испытаниям. И вот теперь я кодирую информацию всего одной точкой, убивая отрицательную энергию на корню. Мне не казалось тогда, что я испытываю себя на прочность, так много накопилось во мне положительной энергии познания.

Но кодирование информации одной точкой, даже очень важной, дело безнадежное. Через месяц я начал уставать, и, наконец, выбился из сил. Мужественная гармония полетела к чертовой матери. Колючая беспомощность охватила меня. Как хорошо, что я не был ограничен во времени!

– Я через такое прошел, – думал я, – пора бы угомониться. Так ведь нет! Познание потянуло. Познал точку, участвующую в кодировании Добра и Зла, и возгордился. А познание не стоит на месте. – Мне было очень плохо, а затем стало еще хуже. Дошло до того, что третья точка перестала подчиняться моей воле.

– Что же делать? – напряженно размышлял я. – Неужели опять придется проходить девять кругов Ада?

И тогда я вспомнил про две важнейшие точки Матрицы, расположенные на корне и кончике языка. Они опять пригодились, но только в новом качестве. Я начал рассуждать здраво: раз одна точка появилась, то вслед за ней и другие появятся. В гармоничном звучании Матрицы их должно быть не менее семи точек. А три точки уже опробованы. На трех точках еще как можно широко развернуться. Мыслить я начал по прямой. Отказался от вертикальной колебательной системы во вновь открытой точке. И перешел на горизонтальную колебательную систему по трем точкам.

Удивительно повела себя Матрица в познании самое себя. Я на время забыл о тайне двух точек, опробованных мною при прохождении девяти кругов Ада. Все пришлось начинать с чистого листа. Но метод был проверенный. Наверно, только так можно было обнаружить одну из важнейших точек Матрицы, расположенную в верхней части спины.

Теперь я мог строить горизонтальные колебательные системы по трем точкам бесконечное число раз и не чувствовать никакой усталости.

Вначале я даже путался с этими точками, пытаясь выявить самоощущение «Я» в одной из них. Точку, расположенную на кончике языка, я сразу отбросил, обозвав ее разыгрывающей точкой. А корень языка и мужественная точка вполне подходили, чтобы в одной из них вырабатывалось самоощущение «Я».

И оказалось, что на корне языка легко было строить вертикальную колебательную систему, чему способствовала анатомическая пара: корень языка и язычок мягкого неба, касающийся корня языка. Вертикальная колебательная система рождалась касанием язычка корня языка и, затем, касанием корня языка язычка мягкого неба. Так рождался логический диалог и спор с самим собой. Такая рефлекторная система помогла мне восстановить уверенное самоощущение «Я» и живой эмоциональный спор с самим собой, когда я проходил девять кругов Ада.

В третьей точке строить вертикальную колебательную систему было гораздо сложнее, потому что в ней не было такой анатомической пары, какая имелась на корне языка.

Вертикальная колебательная система на корне языка была моим открытием. Она рождала спор с самим собой. Вот пример самого простого логического диалога, который возникает на корне языка:

– Это – я?

– Я!

– Я?

– Я!

– Да или нет?

– Да!

Анатомическая пара при этом попеременно касается друг друга, порождая вертикальную колебательную систему, а значит и спор с самим собой. Это очень хорошая тренировка для тех, кто стремится к совершенству.

Глава двадцать третья

Матрица раскрывает свои тайны

Удивительную картину получил я в мире ощущений, размышляя об анатомической паре на корне языка. Та же задача «Да – нет», но только в миниатюре. Язычок с гортани свешивается, словно вишенка, и касается корня языка. А корень языка в ответ поддает снизу нежненько по этому язычку. Так рождается логический диалог и спор с самим собой. Так рождается вертикальная колебательная система, а с нею вместе самоощущение «Я». Вот такая интимная подробность открылась мне в познании самоощущения «Я». И до чего сокрыто и надежно упрятано это самоощущение, что искать его надо за семью замками и семью печатями. Но мне удалось открыть эти замки и понять, что такое самость человеческая.

Я начал мысленно повторять фразу: «Я сам!» При этом личное местоимение «Я» произносилось корнем языка (язычок давит сверху вниз на корень языка), а слово «сам» кодировалась третьей точкой, расположенной в спине. Поэтому самоощущение «Я» возникало на корне языка, а мужественную силу я ощущал в спине.

День мыслил я по прямой, неделю, месяц, три месяца. И наслаждение от новизны познания Матрицы начало исчезать, потому что кодирование информации в Матрице строилось гораздо сложнее.

– С горизонтальной колебательной системой по трем точкам я целиком исчерпал себя, – решил я. – Теперь мне необходимо завоевать пространство и, значит, найти следующие неизвестные точки Матрицы. – Вновь мне потребовалось осмотреться, чтобы все было, как у людей.

– Как совершенны люди! Они даже не представляют, до чего они совершенны, – с ликованием размышлял я. – И, значит, совершенен я, потому что все точки Матрицы взял у них, скопировав ее от первой до последней черточки. А, что представляет пространственное кодирование, не постиг.

И вот теперь мне предстояло овладеть пространством, но на совершенно новом витке познания.

После работы я опять ехал на дачу. Ехал на автобусе и проигрывал мысленно различные варианты внешнего кодирования. Ничто не мешало моей внутренней сосредоточенности. Моделирование шло полным ходом. Иногда я проваливался мыслью влево, потому что пытался построить левую часть Матрицы. Проваливался неуклюже, как проваливался стоматолог бором в гнилой зуб. Тогда я вновь возвращался в механизм внутреннего кодирования (в окрестность самоощущения «Я»), где восстанавливалась моя энергия в считанные секунды. Владея вертикальным и горизонтальным кодированием информации, я мог себе это позволить.

– Не бойся ничего, – терпеливо говорил я сам себе, – тебе просто необходимо овладеть пространством. Это так увлекательно.

На Черной речке, не на месте дуэли Пушкина и Дантеса, а недалеко от Сертолова, в автобус сели девушки. Их было так много, что стало тесно в автобусе. Неудивительно, что мой локоть уперся в упругую девичью грудь. Я убрал руку тотчас же, хотя в другой ситуации никогда бы этого не сделал. Но теперь иное. Полным ходом шло познание Матрицы, поэтому в голове только возвышенное и внеземное. Только чистота и целомудрие на кончике языка.

Ели, растущие вдоль дороги, по которой ехал автобус, плавно махали ветками на ветру. Молоденькие красавицы, заполнившие автобус, своими резкими манерами и тонким станом походили на ели, потому что были колючими и гибкими, как они. До них было страшно дотронуться рукой – жгучее прикосновение могло сбить меня с толку, а мне необходима была необыкновенная сосредоточенность.

И вдруг в стекло ударили крупные капли дождя. Погода на глазах портилась, словно настроение у человека, загнанного в угол. Что ж, я сам загнал себя в этот угол. Страх и откровенное любопытство охватило меня. Затем пришло изумление от простоты построения левой части пространства. В нем оказалось две новые точки Матрицы, которые образовали Левую боковую пару. Я тут же повторил симметричное построение с правой частью пространства и получил Правую боковую пару. В сумме с уже открытыми точками Матрицы их получалось ровно семь. И значит, построение Матрицы было практически завершено. Победа оказалась такой желанной и простой.

Все заиграло и заискрилось в глазах моих. Я, наконец, овладел пространством. Овладел семью основными точками Матрицы, которые были необходимы для кодирования информации. Во мне не было никакой усталости. Я начал вновь замечать окружавших меня людей, ехавших со мной в автобусе. Обратил внимание на девушку, груди которой совсем недавно касался мой локоть. Девушка стояла рядом и упиралась в меня бедром. И куда от этого денешься, если так жизнь устроена. Улыбнувшись этой мысли, я опять погрузился в созерцание внутреннего совершенства.

– Да, я овладел пространством, – думал яростно я. – Какая свобода мысли и головокружительный кругозор.

Наслаждение внутреннее было важнее для меня наслаждения внешнего. Поэтому меня занимала не упругая грудь девственницы, а новая модель Матрицы, ибо возможности плоского кодирования казались мне безграничными. Мысль, словно пчела, летала вокруг меня. Семь точек, найденных мною в борьбе за совершенство, образовали невидимый венок, ладно сидящий на моей голове. В этом венке каждый цветок располагался строго на своем месте, так что мысль-пчела не пропускала ни одного цветка и с удовольствием посещала каждый из них.

Я недолго задержался на даче. Вот я уже шел по любимой лесной дороге, размышляя о новизне ощущений. Кажется, все точки Матрицы найдены. А впереди никакой точки нет. Идти приходится, стало быть, с закрытым забралом. Раз впереди Матрицы точки нет, моему собеседнику несладко приходится, потому что энергия мысли обрушивается на него, словно снежная лавина, Ниагарский водопад или авиационная бомба. Человек, после нескольких минут общения со мной, чувствует себя раздавленным, уничтоженным и оплеванным. Мне этого не нужно, собеседнику – тем более, и тому, кто нас слушает с полными штанами.

– Так что закон законом, а тут что-то делать надо, – решаю я незамедлительно. Давить на собеседника нет никакой надобности. Ограничить такое воздействие следует. Хотя бы передником. Можно, конечно, бетонную стену возвести, кто бабьего духа не переносит. Но тогда это будет стена непонимания, молчания и раздора. А может быть, и стена Плача. Чтобы как-то выйти из этой щекотливой ситуации, поставил я на свой страх и риск между собой и воображаемым собеседником новую точку.

Все сразу встало на свое место. Появился румянец на щеках от доброжелательного общения. Точек уже восемь. Но разве это нарушает гармонию разума, если, наоборот, способствует наведению мостиков дружбы? И вспомнил я пурпурный цвет, и что радуга состоит из восьми основных цветов, и что Владимир Зайцев говорил мне о восьми основных точках Матрицы.

Итак, в одной плоскости, проходящей через язык, находятся все восемь точек Матрицы. А, может быть, и не Матрицы вовсе, а ее проекции. И вдруг я выявляю явное несоответствие в своих построениях: точка, расположенная в спине на уровне второго и третьего грудного позвонка, находится гораздо ниже. И я вижу, что никакой плоскости не получается. Возникла лишь красивая иллюзия, в которую хотелось верить в первые дни творения. Я понял, что это тупик.

Я не стал торопить события и, набравшись терпения, ждал, когда Матрица сама себя проявит. И вот настал день, когда объемное кодирование захватило меня без остатка. Оно проявило себя после тщетных попыток разрушить плоскую модель Матрицы.

После напряженного дня я встал перед зеркалом. Я не увидел в нем ни Кольвера, ни Раймонды, ни Вельзенда. Но зато увидел в нем старца. Он улыбался мне, сидя на облаке. А потом я увидел свои счастливые сияющие глаза и восемь сверкающих точек Матрицы. И началось! Боковые пары поднялись вверх до уровня лобных шишек. Центральный круг опустился на язык, став им. А у важнейшей точки на спине появилась проекция в грудине, завершив тем самым все построение Матрицы.

Затем началось познание Алгоритма Матрицы. И оказалось, что Матрица состояла из трех частей: «Разговорной», «Интеллектуальной» и «Мужественной». При этом в «Интеллектуальной» части Матрицы точек было ровно семь. Их количество совпадало с числом основных музыкальных символов. Вначале родилась догадка, потом пришла уверенность, что все точки этой структуры имели свой определенный код, заданный Творцом. Так мне удалось связать лексические и музыкальные символы между собой, что еще никому не удалось сделать.