Время твари. Том 2 Злотников Роман
Пролог
Луна здесь, в Серых Камнях Огров, была большая и белая, словно глыба льда, примерзшая к черному небу, безликая и неживая.
Сухой старик с морщинистой лысиной, кряхтя, приподнялся на жесткой постели и столкнул с себя на пол волчью шкуру. Через маленькое узкое оконце в его комнатку под самой крышей угловой башни замка Полночная Звезда лился холодный бледный свет. Старик запустил тонкие длинные пальцы в щель между кроватью и стеной и нашарил рукоять ножа. Вытащил нож и, пугливо оглянувшись на закрытую дверь, спрятал его в рукав. Этот нож ему три дня назад посчастливилось украсть у Бранада – бывшего ратника замка Орлиное Гнездо, ставшего теперь оруженосцем рыцаря Братства Порога сэра Эрла, наследника замка Львиный Дом.
Мысль о том, как причудливо переплетаются нити судьбы, заставила старика горько усмехнуться. Чтобы воин, имевший под своим началом сотню ратников, превратился в обычного оруженосца – это еще можно было понять. Но как он – первый королевский министр, всеведущий и всесильный господин Гавэн, способный влиять на жизни тысяч и тысяч людей, – мог очутиться в этом проклятом месте: без золота, без каких-либо бумаг, подтверждавших его положение, без слуг и без оружия, имея из личных предметов только меховую шубу, лежавшую сейчас у него в ногах?.. Поистине, суставы мира вывихнулись с треском, и когда все вернется на свои места – совершенно непонятно… Вчера ты стоял на вершине, и сияние золота на твоей одежде не давало никому рассмотреть возрастные пигментные пятна на твоей дряблой коже, а сегодня ты – обычный старик с морщинистой лысиной, похожий на сотни других таких же стариков.
Впрочем, кое-что все же отличало господина первого королевского министра Гавэна от других. Крохотное демоническое существо, присосавшееся к сердцу, то и дело царапавшее его острыми коготками, – кто еще мог похвастать подобной диковиной? Коготки с каждым днем стискивают сердце все сильнее и сильнее, так что становится трудно дышать, темнеет в глазах и временами отнимаются руки и ноги. Сколько дней и ночей осталось до того момента, когда маленькая тварь устанет мучить его и вопьется ядовитой пастью в упруго пульсирующий мускульный комок, заставив этот комок остановиться навсегда?..
Гавэн осторожно спустил босые ноги на волчью шкуру. Плечи под тонкой тканью камзола тут же пробрала дрожь. Но министр решил не накидывать на плечи шубу – будет стеснять движения, не надевать низкие мягкой кожи сапоги – подошвы станут гулко клацать по каменным плитам коридора. Он выпрямился, и его тотчас шатнуло в сторону.
Старику пришлось снова присесть на постель. Он уже три дня не вставал с нее, с того самого дня, как украл у Бранада нож. В замке знали, что господин Гавэн занедужил (а министру почти и не пришлось притворяться), и то, что у него отнялись ноги, ни у кого не вызвало ни малейших подозрений.
Когда комнатка перестала выплясывать, бешено моргая бельмом окна, Гавэн предпринял еще одну попытку встать на ноги. На этот раз голова не закружилась. Ступая по обжигающе ледяным плитам, бывший министр вышел в коридор.
Тут острые когти опять впились в его сердце, и судороги мучительной боли пробежали по всему телу. Гавэн скривился, мысленно послав привычное проклятие бывшему архимагу Сферы Жизни Гархаллоксу…
Впрочем, если разобраться – разве виноват Гархаллокс, что министр оказался в таком отчаянном положении? Конечно, именно он, бывший архимаг, и предложил отправить Гавэна в Серые Камни, чтобы тот, используя свои дипломатические навыки, попытался предупредить очередное большое кровопролитие. И это поручение сыграло бы Гавэну на руку (в Дарбионском королевском дворце стало слишком опасно), если бы Константин, могущественнейший маг Константин, Его Величество Константин Великий, не запустил бы мелкую зловредную тварь в узкую старческую грудь министра, вполне разумно полагая, что человек способен на большее, если от успешности его действий зависит его собственная жизнь… Да! Поселил в груди министра тварь, ни на мгновение не дававшую Гавэну забыть, зачем он здесь; тварь, из-за которой первый королевский министр не мог просто переждать опасное время в спокойном бездействии.
Его мастерство плетения интриг оказалось здесь бессильным. В этих краях у министра не было верных людей, не было денег, да если бы и были – над сердцами здешних рыцарей и ратников они не имели власти. В Серых Камнях Огров никто не доверял первому королевскому министру господину Гавэну. Более того, на него смотрели с явным пренебрежением, как тут смотрят на всякого, кто не обладает ни одним из умений, могущих быть полезными в здешней суровой жизни. Гавэн не был воином, ничего не смыслил в магии и лекарском мастерстве, у него даже не было ни сил, ни привычки обслуживать себя.
Только сэр Эрл, родной племянник Гавэна, к своему дядюшке относился уважительно и мог его выслушать. В этом и заключался единственный шанс министра выполнить то, зачем он здесь оказался, и избавиться наконец от сосущего его сердце демона.
Но разговоры с Эрлом в те редкие минуты, когда они оставались наедине, ни к чему не приводили. Этот мальчишка вбил себе в голову, что является спасителем всех Шести Королевств, и собирался действовать решительно и жестко, как и полагается всякому спасителю. Переубедить его Гавэну так и не удалось.
Первый королевский министр совершенно искренне желал блага своему племяннику.
Он говорил, что наиболее разумным шагом в борьбе с пришедшим к власти Константином было бы сейчас затаиться и переждать. Константин – невероятно могущественен, но Гавэн, многоопытный Гавэн, все же видел повисшую над королем черную тень смерти. Могущество Константина чересчур велико для любого из смертных. Рано или поздно оно раздавит его.
А Эрл только яростно отмахивался, всякий раз не давая своему дядюшке договорить. Затаиться? Переждать? Разве Честь и Долг рыцаря позволяют ему такое?! «Честь» и «Долг» – слова громкие и глупые, как начищенный до блеска пустой доспех… Гавэн раньше и сам часто использовал их. Он знал силу этих слов. С их помощью легко можно было заставить людей идти на верную смерть – без дрожи и сомнений, с одной только гибельной радостью в душе.
Но ведь, как ни крути, слова – это одно, они всего лишь звук, тающий в воздухе, а действительность – совсем другое; ее нельзя изменить в соответствии со своими убеждениями.
Константин идет сюда с громадным войском. Константин ведет с собой отряды оставшихся верными ему феодалов и сонмы демонов Темного мира. Сокрушить Константина сейчас не в силах никто.
Всего лишь и хотел Гавэн от Эрла: чтобы тот убедил рыцарей Серых Камней покинуть родовые замки, убраться с обжитых земель. Что с того, что крестьяне из деревень, лепящихся к замкам, останутся без защиты? Можно успокоить себя тем, что Константин и не будет уничтожать их, мстя за своих магов, погибших на этих землях. А если даже кого-то и казнит, сожжет несколько деревень и разрушит пару замков… Разве это большая цена за спасительный выигрыш во времени? Ведь настанет момент, когда можно будет вернуться и взять власть в свои руки – кровью гораздо меньшей!
Эрл этого не мог понять. Тем более этого не поняли бы его соратники – рыцари Серых Камней Огров. Сильнее никуда не уходящей болезненной тяжести в груди, сильнее предощущения собственной смерти господина первого министра мучило сознание собственной беспомощности и ненужности. Привыкнув держать в своих руках все ниточки, прочно связывающие окружающий его мир, он теперь задыхался в этом вязком пузыре бездеятельной немощи.
Гавэн двинулся по коридору к покоям Эрла, которые располагались рядом с комнаткой, выделенной министру хозяином замка, бароном Трагганом. Идти было совсем недалеко – всего-то с десяток шагов по темному коридору. Но уже у самой двери Эрла Гавэна вновь скрутило. На миг ему показалось, что сердце лопнуло кровавыми лоскутами… Но мутная темень постепенно уходила из глаз, и, тяжело дыша, Гавэн прислонился к стене, приходя в себя.
Сколько ему еще осталось – день, два? Загнанный в ловушку, он теперь видел перед собой единственный выход. Как ни страшно то, что ему предстоит сейчас совершить, умирать все же страшнее.
Что может быть ценнее своей собственной жизни? Все золото мира ни к чему, если тело твое даже не в силах удерживать душу. Первый королевский министр господин Гавэн очень хотел жить.
Он остановился перед дверью покоев своего племянника. Прислонился к ней, стараясь увеличивать нажим как можно медленнее, но все же, когда образовалась щель, через которую Гавэн мог протиснуться, дверь едва слышно скрипнула.
Министр облился потом.
Он прекрасно понимал, что у него, немощного старика, справиться с рыцарем Горного Порога – пусть спящим и не ожидающим нападения – шансов совсем немного… но они все-таки есть. Если Эрл проснется, можно будет притвориться, что ищет помощи, упасть в объятия племянника и уж тогда изловчиться и выпустить нож из рукава.
За дверью было тихо.
Гавэн, крадучись, направился к постели сэра Эрла. Сердце министра пульсировало болью.
«Утихни хоть ненадолго! – взмолился он мучившей его твари. – Дай мне возможность сделать то, что я должен сделать!»
Вероятно, демон услышал его мысли – боль в груди ослабла.
Гавэн замер, глядя на раскинувшееся в постели молодое сильное тело, на свежее лицо, совсем мальчишеское в ослабе сна, на длинные разметавшиеся волосы, которые даже в темноте заметно отливали золотом.
Он вспомнил то время, когда ему впервые пришла в голову мысль о высоком предназначении племянника. Вспомнил, как в сопровождении многочисленной свиты прибыл в Горную Крепость Порога и говорил с родным братом, Магистром Ордена Крепости Горного Порога сэром Генри. Именно Гавэн навел старого Ганелона Милостивого на мысль преподнести своей дочери, принцессе Литии, на день совершеннолетия поистине королевский подарок: трех лучших рыцарей из трех Крепостей Порога – чтобы те оберегали жизнь и честь своей принцессы. Все шло как нельзя лучше. Доблестный юноша сэр Эрл полюбился ее высочеству, и Гавэн уже предвкушал те дни, когда он, после смерти Ганелона, возведет на трон Гаэлона своего племянника, преисполненного благодарностью к дядюшке…
Но причудливо плетутся нити судьбы…
Гавэн облизнул сухие бесцветные губы, глядя на лицо Эрла, остро напомнившее ему сейчас лицо сэра Генри. На миг в голове его мелькнула странная мысль: а что, если чужая жизнь может оказаться ценнее собственной?.. Но первый министр тут же погасил абсурдную эту вспышку.
Нож послушно скользнул из рукава в ладонь. Гавэн накрепко стиснул пальцы на рукояти. Ему еще ни разу не приходилось убивать человека, но он знал, куда нужно ударить. Глубокий разрез под подбородком выпустит достаточно крови, чтобы наутро иссушенное тело не смогли вернуть к жизни никакой, даже самой сильной магией.
– Рассчитано превосходно, – серебряно прозвенел позади министра спокойный и уверенный голос.
Резко обернувшись, Гавэн едва не упал.
Он увидел неподвижную, очень высокую фигуру, едва вмещавшуюся в пространство между полом и потолком, похожую на выточенную из драконьей кости изящную статую бога. На первый взгляд существо имело сложение, сходное с человеческим, но уже в следующее мгновение становилось ясно – человек не мог быть сложен настолько идеально. Длинные ровные пряди волос цвета прозрачной морской волны, обрамлявшие прикрытое серебряной маской лицо, ниспадали до самого пояса. Маска испускала дрожащее сияние, светилась и плотно облегавшая тело существа одежда, вероятно изготовленная из того удивительного материала, которому нет названия ни в одном из человеческих языков.
– Все в замке Полночная Звезда знают, что старик по имени Гавэн очень болен, – донеслось из-под маски, – и уже третью ночь не встает с постели. Старику Гавэну становится все хуже и хуже, и, надо полагать, очень скоро он перестанет существовать. Следовательно, заподозрить его в убийстве – да не кого-нибудь, а собственного племянника – вряд ли кому придет в голову. Нож, который найдут в теле убитого, прямо укажет на своего хозяина.
Гавэн окаменел от ужаса, узнав в пришельце одного из Высокого Народа. Этой ночью он опасался людей, но никак не мог подумать, что помешает ему эльф. Как и всякому в Серых Камнях – и уже далеко за их пределами, – министру было известно о союзе, заключенном между Эрлом и Высоким Народом. Эльфы пришли в Полночную Звезду несколько дней назад. Они говорили с рыцарями Серых Камней, а после заключения союза до времени отбыли в свои Тайные Чертоги. Не станет же Высокий Народ жить с людьми. Смешно даже подумать о таком! Все равно что владеющий громадным замком дворянин вдруг замыслит поселиться в свинарнике и жрать со свиньями из одного корыта вонючее хлебово.
Эрл и рыцари Серых Камней видели в этом неожиданном союзе неслыханную удачу – знак свыше, предвещавший победу. Но Гавэн не верил Высокому Народу. Понимая его мощь, он понимал и другое: вмешиваясь в дела людей, Высокий Народ делает это не из желания облагодетельствовать, а преследуя свои, недоступные разуму человеческому интересы. И за оказанную сейчас помощь впоследствии придется заплатить несоизмеримо дорого. Ему многое было известно, этому старику, первому королевскому министру господину Гавэну. Всю свою жизнь он привык рассчитывать дальнейшие шаги – свои и других людей – при помощи разума. Но предугадать действия эльфов, хотя бы немного приоткрыть завесу, скрывающую их истинные планы, Гавэн, как и любой другой человек, был не в состоянии – древний Высокий Народ намного превосходил человеческую расу в развитии.
А то, чего он не мог постичь, неизменно вызывало у Гавэна ужас. Когда в замке Полночная Звезда впервые появились эльфы, Гавэн, сказавшись больным, спрятался подальше от их глаз. Хотя и понимал, что Высокий Народ все равно знает о том, что он здесь. Знает, но… если лишний раз не высовываться, может быть, эльфы уйдут, не удостоив его своим вниманием?
– Но ты не сделаешь этого, – звенело из-под серебряной маски. – Потому что человек по имени Эрл важен для этого мира. Нужен всем вам. Нужен и нам тоже.
Тут Гавэн сообразил, что голос эльфа давным-давно должен был разбудить Эрла. Но не успел он оглянуться на постель племянника, как эльф снова заговорил:
– Не бойся. Он не слышит нас. Я говорю тебе, старик, не бойся.
И вдруг господин первый министр почувствовал, как ужас оставляет его. Умиротворяющее спокойствие наполнило его тело, как легкие ныряльщика, покинувшего водную глубь, наполняет живительный воздух. Гавэну стало легко как никогда в жизни, кроме, пожалуй, полузабытых дней беззаботного детства. Безграничное доверие к стоявшему перед ним странному существу ощутил Гавэн – и таким сильным было это переживание, что показалось ему: вот-вот из глаз хлынут слезы умиления. Министр знал о природной способности Высокого Народа к любовным чарам. Люди отличаются друг от друга. Кто-то не может не восхищаться хрупкой красотой бабочки, а кто-то в той же бабочке видит лишь омерзительно назойливое насекомое. Понятие прекрасного у каждого разное. Но перед естественным очарованием эльфов не способен устоять ни один человек. Министр знал об этом, но теперь чужеродное вторжение в ту часть сознания, которая управляла его чувствами, его не пугало. Потому что страха в нем уже не было.
И Гавэн вовсе не удивился, когда ставший еще более благозвучным голос эльфа нежно прозвенел:
– Ты так дорожишь своею жизнью? Я помогу тебе.
Эльф протянул к старику руку. Ладонь его была так широка, что легко могла бы накрыть грудь Гавэна, но при этом вовсе не казалась несуразно-громадной. Она была восхитительно изящна – как и само это существо. Бывший министр почувствовал боль в сердце, но эта боль была теперь иной… будто бы не он ее испытывал, а отвратительный маленький демон, притаившийся в укромном тепле его плоти.
– Сожалею, но я не могу просто извлечь это из тебя, – проговорил эльф. – Оно слишком долго было внутри. Место, которое останется после него, нужно чем-то заполнить.
Гавэн не вымолвил ни слова, но на его глазах блеснули слезы. Эльф поможет ему?! Раз он так сказал, так и будет! Пусть делает все, что заблагорассудится, – только бы избавил от этой дряни, измучившей дряхлое тело… Если бы эльф потребовал сейчас от Гавэна, чтобы тот приготовленным для Эрла ножом вскрыл себе грудную клетку, министр и на это согласился бы с великой радостью. Все, что исходит от Высокого Народа – так ощущал сейчас Гавэн, – истинно, и подвергать это сомнению просто нелепо.
Эльф коснулся груди старика. Кончики пальцев, пройдя сквозь одежду, вдруг легко вошли под кожу и, не выдавив ни капли крови, скользнули дальше, раздвигая слои плоти. Как такое получалось, Гавэн не понимал, но с восторгом ждал продолжения. Спустя мгновение в груди старика стало холодно и мертво. Сквозь туманную пелену, появившуюся невесть откуда, он увидел, как эльф достал из его груди яростно извивающееся создание, крохотное, черное, похожее одновременно на скорпиона и жабу, и вложил на его место что-то искристое, переливающееся всеми цветами радуги… И отнял руку.
Гавэн открыл рот и сделал вдох. Сердце стукнуло и зачастило, и туманная пелена вмиг исчезла. На одежде министра не осталось ни малейшего следа. Он поспешно задрал рубаху, но и на коже не обнаружил ничего: ни крови, ни шрама.
Снова подняв глаза, Гавэн не увидел эльфа. В комнате было темно и холодно. И стало слышно, как посапывает в своей постели сэр Эрл.
Ноги сами вынесли Гавэна в коридор. А окончательно он пришел в себя уже в своей комнатке. Первое, что сделал, оказавшись там, – швырнул за окно нож Бранада, который до сих пор сжимал в своей руке. И прилег на жесткую кровать.
Сердце стучало ровно. Некоторое время первый королевский министр ни о чем не думал, а потом счастливо рассмеялся в темноте.
Как невероятно хорошо и удачно все сложилось! Он погладил левую сторону груди. Эльфийские чары отпускали его, словно улетучивалось легкое опьянение, но страх, который Гавэн неизменно испытывал при мысли о Высоком Народе, все не возвращался.
Господин первый королевский министр, как и раньше, не питал иллюзий относительно бескорыстия Высокого Народа. Он четко знал: никто ничего не делает просто так – конечно, если этот «кто-то» не полный болван. А сомневаться в умственных способностях эльфов не приходилось. Гавэн понимал, что всего-навсего перепрыгнул с одного крючка на другой.
Но этот новый крючок его и радовал. Жизнь была сохранена, и ей ничего пока не угрожало.
А главное: он снова почувствовал себя нужным. Эльфы ни за что не стали бы возиться с ним, будь он им безразличен. Они решили даровать ему еще несколько лет жизни, правда, он даже и представить не мог – зачем?..
Часть первая
Дороги долга
Глава 1
Над городом Агаром в ночном небе тускло замерцал Небесный Странник – словно вынырнула из черной воды осенняя сонная рыбина. Появление этой звезды означало, что пошел уже четвертый час пополуночи. Но город не спал. В окнах многих домов плясали желтые огоньки светильников, валил душный пар из этих окон, и разлапистые тени скользили по мостовой, и был слышен глухой стук глиняных кружек, топот обутых в тяжелые сапоги ног, скрип и скрежет передвигаемой мебели. И еще нестройное пение неслось из открытых освещенных окон, и грубый грохочущий хохот, и низкое бульканье пьяного разговора. Те жители Агара, подданные великого королевства Гаэлон, кого миновала участь принимать в своих домах ратников королевского войска, притихли за плотно закрытыми ставнями… Опасливо поеживаясь, слушали, как шумят расквартированные у соседей королевские гвардейцы – мечники и арбалетчики; дарбионские вольнонаемные пехотинцы – копейщики и лучники; воины-наемники верных вассалов его величества. Как трещат на улицах наскоро приколоченные к заборам и стенам большие факелы… Как на крышах грузно переступают во сне когтистыми лапищами ужасные Смрадокрылы, осыпая куски черепицы… Как стучат по обледенелым булыжникам узких улочек мерные шаги караульных гвардейцев.
– Ну и дыра… – хрипло проворчал Зой, левой рукой неловко кутаясь в плащ – правой он придерживал на плече тяжелое копье, – просто дырища… Хуже всякой деревни, клянусь Светоносным. Глянь, куча дерьма прямо посреди улицы! Тьфу! Я ж говорю – дырища…
Второй караульный, Ли – тучный мужчина с жесткой, словно звериная шерсть, бородой, – шел молча. Только изредка постукивал кулаком по своей кирасе, надетой поверх теплой меховой куртки, – пытался отогреть пальцы, скрюченные в прохудившейся рукавице.
– И еще холодина эта, – продолжал ворчать Зой. – Сдохнуть можно! Эх…
Порыв промозглого ветра, хлестнувший из очередного переулка, швырнул в лица караульным пригоршню снежной крупы. Зой витиевато выругался. Ли молча отер бороду.
Они заступили в караул два часа назад и смениться должны были только утром. Зой перед выходом славно угостился яблочным самогоном из бочки, которую приволокли из ближайшего кабачка его товарищи по оружию. А так как охотников до дармового угощения оказалось предостаточно, задержавшемуся у оружейного обоза Ли досталась только пара стаканчиков. Приятного опьянения хватило ему лишь на проход до первого переулка. Потом тепло в груди угасло, в голове заколыхалась хмурая муть, а руки и ноги от холода утратили привычную подвижность; казалось, еще немного – и суставы начнут скрипеть, словно промерзшие насквозь древесные ветви.
Свернув в переулок, Зой потянул носом стылый воздух и задрал голову. На крыше низкого одноэтажного дома, мимо которого проходили караульные, точно громадное каменное изваяние неподвижно возвышался черный силуэт Смрадокрыла. Ратники, не сговариваясь, тут же сбавили ход, стараясь ступать потише, но крылатый демон услышал человеческие шаги. Чудовищный, металлически поблескивающий клюв приоткрылся с рокочущим клекотом, в верхней части косматой башки вспыхнул огненный глаз. Демон пошевелился, скрипнув когтями по черепице, и – словно потягиваясь – взмахнул перепончатыми крыльями, на мгновение заслонив от идущих половину неба. Невероятная, не сравнимая ни с чем вонь накрыла ратников. Но еще раньше того караульные со всех ног прыснули вдоль по переулку.
– Как в выгребную яму окунулся… – прохрипел Зой, вытирая обильно заслезившиеся глаза, когда вновь перешли на шаг. – Ну ты припустил, друг! – добавил он, как будто сам только что не мчался по улице, как кошка от собаки. – Чего так испужался-то? Первый раз, что ли, Смрадокрыла увидел? Нам же наш капитан еще в Дарбионе разъяснил, что эти демоны нас, королевских ратников, не тронут… Мы ж его величеству честно служим, мы ничего такого никогда… не это… Говорят же: Смрадокрылы глаза и уши его величества. Все, что они видят и слышат, – его величество видит и слышит. И без его воли ничего не сделают. Потому и летают свободно, а не в цепях, как другие демоны… Ну? Чего пужаться-то? Давно бы уж привыкнуть пора к этой ужасти. Я вот привык… почти.
Ли и на этот раз ничего не ответил. После пробежки он кряхтел и встряхивал головой, словно выбравшаяся из лохани с водой толстая крыса.
– Ужасть-то ужасть, – продолжал развивать свою мысль Зой, – но силища у этих демонов!.. Две этаких твари свободно могут сотню ратников разогнать! А его величество изволил полсотни Смрадокрылов из Темного мира призвать, а то и того больше. Ни стрелы, ни болты арбалетные их не берут. Ты скажешь, можно в глаз стрелу засадить? – повернулся он к Ли, хотя тот никак не обозначил намерения заговорить. – Можно, никто не спорит. Так ведь еще и попасть надо – в глаз-то…
Из окна на другой стороне улочки высунулся голый по пояс парень с кружками в обеих руках – и с совершенно звериным рыком изверг из раззявленной пасти тугую струю буро-зеленой субстанции.
– Ишь ты! – восхищенно проговорил Зой.
Ли, тоже обернувшись на парня в окне, завистливо вздохнул.
– Отдыхают ведь люди, – произнес Зой, – как и полагается после долгого перехода. Почитай неделю шли, с самого Дарбиона. А тут – изволь мерзнуть… ноги стаптывать, и без того стоптанные. А зачем? К чему эти караулы? Кто, скажи мне, осмелится воинство его величества побеспокоить? Да только от одного вида Смрадокрылов… и Клыкастых Космачей… и Шестиногов… и Красных Псов… и других – самый храбрый храбрец кинется наутек и неделю бежать будет без остановки. Вон, жители этого самого городишки – хоть бы один нос высунул на улицу! Все по домам трясутся… кто вовремя не сбег из города. Эх и холодина! Я б сейчас еще стаканчик-другой опрокинул. Да храпануть завалился б…
– Служба есть служба, – прогудел необычайно густым басом Ли. – Раз надо – значит, надо. Ежели сказано, следует выполнять.
– И я об этом говорю! – обрадовавшись, что его спутник наконец открыл рот, сказал Зой. – Я ж об этом и говорю – кто его величество не любит, того пускай Смрадокрылы на куски рвут, Космачи жрут и Шестиноги терзают. Но я-то – не такой, ты знаешь! Я за его величество завсегда… это самое… Потому демонов бояться мне не след. Да только долгонько нам еще мучиться, – чуть помедлив, вздохнул Зой. – До самой Болотной Крепости Порога идти, ее высочество принцессу Литию вызволять, которую там спрятали… А сколько идти – того никто не знает. И где она вообще, эта самая Крепость, находится, тоже никому не известно.
– Его величество знает, – пробасил Ли. – Его величество все на свете знает. На то он и его величество. А наше дело маленькое. Служба есть служба.
– Это да, – подтвердил Зой. – Его величество, он… того… А служба – она, конечно, служба.
Отличительной особенностью королевского гвардейского копейщика Ли было то, что он никогда не позволял себе о чем-либо рассуждать и в чем бы то ни было сомневаться. Он неизменно изрекал только непреложные и общеизвестные истины, поэтому разговаривать с ними было все равно что удить рыбу без наживки: вроде бы дело и делается, но ни к какому результату не ведет. Но Зой сейчас был рад и такому собеседнику.
– Долгонько еще, да… Из Агара прямиком к Серым Камням Огров пойдем, – говорил он, задумчиво шевеля бровями. – Туда, где сэр Эрл Сантальский, нечестивый предатель королевства, засел. До Серых Камней четыре-пять дней пути… Слухи ходят, что мятежный рыцарь силу великую собирает, чтобы его величество, государя нашего, Константина Великого, с престола спихнуть. Да только разве его величество кто-нибудь может одолеть? Неделя-другая – и от сэра Эрла и его приспешников лишь мокрое место останется. А вот дальше… Кто говорит, до Туманных Болот два месяца идти, а кто говорит – и все полгода. Ну дойдем, быстренько эту Крепость в порошок сотрем – с мощью его величества-то! И обратно. Получается… где-то год нам дороги сапогами пинать. Эту зиму, потом весну, потом лето, потом осень. Долгонько…
– За зимой приходит весна, – глубокомысленно согласился Ли, – а за весной лето. После лета настает осень.
– Тебе-то хорошо, ты бессемейный, – вздохнул Зой, – вернешься из похода через… через год – кучу серебра получишь; можно и со службы уходить и жить в свое удовольствие. А я… пятеро спиногрызов у меня – мыслимое ли дело?! Домой приду, там шестой горлопан дожидается. Вот и прокорми их…
– Каждая тварь живая жрать хочет, – сказал на это Ли. – А ежели не пожрет, то от голода умирает.
Некоторое время они молчали, шагая посередине улочки.
– А вот его величество, я слыхал, вовсе человечьей еды не ест, – заговорил вполголоса Зой. – Из трав варит зелья и этим питается. А травы те собирает в Темном мире. Оттого его магия и могущественнее, чем магия всех чародеев Шести Королевств вместе взятых. Говорят, никто к нему ближе чем на полдесятка шагов не подходит – даже Серые. Потому как от дыхания его величества даже сильный маг захворать может. А обычный человек и того пуще – помрет…
Впереди послышалось нестройное звонкое клацанье – будто целый отряд ратников вразнобой бил остриями мечей в булыжники мостовой.
– Шестиноги… – остановившись, произнес Зой. – Прямо на нас ведут. Да ты не бойся, говорю! – сказал он, сам едва сдерживая дрожь. – Нас-то демоны нипочем не тронут. Но все равно… Лучше затаиться где-нибудь, а то затопчут, не ровен час… Лишний раз-то лучше на пути не попадаться им.
– Ежели стоять на пути демона, можно пострадать, – присовокупил Ли.
Зой огляделся по сторонам и вдруг присвистнул:
– А вона! – воскликнул он, указывая свободной рукой на висевшую на одной петле дверь. Над дверью помещалась тускло освещенная догорающими факелами вывеска с грубым изображением лошади, у которой почему-то непомерно был раздут живот. Если бы ратники разумели грамоте, они могли бы разобрать и надпись на вывеске: «Брюхатая Кобыла».
– Никак трактир, – сообразил Зой. – Глянь-ка на дверь… Наверняка парни уже это место навещали, а трактирщик, сволочь, видно, решил как раз в это время заведение свое закрыть. Вот теперь пусть на новую дверь раскошеливается.
– Подданные Гаэлона обязаны кормить и поить своих защитников, – наставительно заметил Ли.
Караульные поспешно вбежали в «Брюхатую Кобылу», постаравшись плотнее прикрыть за собой дверь – с таким усердием, что вырвали из косяка и вторую петлю. Дверь с грохотом рухнула на улицу, а оба ратника застыли в проходе, наблюдая за шествием тех, с чьей дороги они поторопились убраться.
Впереди процессии следовал заклинатель – маг в длинном сером балахоне и высоком остроконечном колпаке, расписанном диковинными знаками. Поверх балахона маг был облачен в броню из человеческих костей, скрепленных между собой таким образом, что сохранялся верный рисунок скелета – при взгляде на одетого в такую броню создавалось тошнотворное впечатление, будто человека вывернули наизнанку. Ратники знали, что сухо побрякивавшая костяная броня хоть и не могла, конечно, уберечь от меча или стрелы, зато не позволяла демонам нанести заклинателям какой-либо вред.
На длинной цепи, звенья которой светились в раскрашенной факельным пламенем полутьме белым призрачным сиянием, маг вел странное и страшное создание.
Шестиног напоминал одно из тех поганых насекомых, что, прячась в шерсти или волосах, сосут из живых существ кровь, но размерами превышал раскормленного буйвола. Наползающие друг на друга багрово-черные пластины надежно защищали его округлое продолговатое тулово, которое, покачивая, несли по земле три пары длинных конечностей, оканчивавшихся острыми изогнутыми клинками, похожими на лезвия крестьянской косы. Клинки эти были на вид тонки, но так крепки и остры, что Шестиног при ходьбе раскалывал ими камни мостовой. Монументальное тулово венчала неожиданно крохотная голова, состоявшая из одной только узкой, словно щучьей, пасти. Свисавшие меж кривых зубов длинные нитеобразные щупальца волочились по земле, оставляя на камнях полосы жирной бесцветной слизи.
Зой и Ли, завидев тварь на расстоянии всего двух-трех шагов, непроизвольно попятились внутрь помещения.
– Они нас не тронут, – произнес, словно заклинание, Зой. – Капитан нам сколько раз говорил: демоны верным слугам его величества никакого вреда не причинят…
Караульные прекрасно помнили, как в самом еще начале похода – в первый же день – громила-мечник Вак по прозвищу Бык, проигнорировав строжайший приказ не нарушать строя, улучил момент, когда капитан его отряда смотрел в другую сторону, и шмыгнул в придорожные кустики… Вака Быка понять было можно – сожрав в дарбионском трактире что-то не то, он полдня мучился несварением желудка и, упершись в дилемму: навалить в штаны или нарушить приказ – выбрал второе. Вак полагал, что за подобное преступление ему грозит максимум десяток плетей на следующем привале – но вышло не так. Отряд мечников, в котором состоял Вак, замыкал длиннющую колонну человеческого воинства его величества Константина Великого. Один из заклинателей, ведших следом за отрядом Шестиногов, лениво колыхнул заговоренной цепью, прикрепленной к конечности одного демона… Шестиног, не останавливаясь, повернул пасть в сторону кустиков, за которыми тужился несчастный мечник. Из пасти выстрелили щупальца, и тотчас истошный вопль всколыхнул все растянувшееся по дороге на сотни шагов воинство. Тонкие щупальца, опутав здоровяка Вака, подняли его высоко в воздух – и стиснули… А спустя мгновение с громким хлюпаньем втянули в узкую пасть, брызжущую во все сторону кровью, разваливающуюся на куски красную тестообразную массу, в которой ослепительно блестели белые обломки костей…
Если кто-то из королевских гвардейцев и помышлял ранее о том, чтобы по дороге самовольно оставить войско, то после этого случая запрятал свое желание куда подальше. Что уж говорить об ополченцах, мужиках из Дарбиона и окрестных городков и деревень. Они не то что бежать – дохнуть лишний раз боялись. Дисциплинированность их объяснялась, конечно, вовсе не тем, что им задаром раздали оружие и по золотой монете… Но через два дня Константин Великий, проходя по землям Каражского графства, присовокупил к своему воинству графа Адрасса Каражского с тремя сотнями пехотинцев и шестью тяжеловооруженными рыцарями. В первую же ночь около сотни пеших ратников и все шестеро рыцарей отчего-то решили, что им не по пути с королевским войском, часть которого составляли жуткие демоны Темного мира, и предприняли попытку тихонько раствориться с темноте.
Вряд ли кто из них успел отдалиться от лагеря дальше чем на двести шагов. Такая большая группа просто не имела шансов уйти незамеченной. Его величество король Гаэлона Константин Великий, которому доложили о происшествии немедленно, пустил вслед дезертирам Красных Псов.
Наутро в авангарде королевского войска появилась телега, доверху груженная обглоданными человеческими головами. А в центре чудовищной кучи – отдельно, на копье – была укреплена седовласая, с распяленным в безмолвном вопле ртом башка Адрасса Каражского: именно его примеру, как выяснилось, последовали неудачливые беглецы.
Жуткая эта телега погромыхивала во главе войска по дорогам Гаэлона около двух недель, служа предостережением тем вассалам его величества Константина Великого, чья верность своему государю нуждалась в таких предостережениях… Больше подобных происшествий не было. Правда, после случая с графом Каражским большая часть вассалов короля со своими воинами, присоединившиеся по пути следования войска, предпочитали двигаться хоть и в одном направлении с королевским войском, но по другим дорогам…
Мимо трактира «Брюхатая Кобыла» один за другим прошли пятеро заклинателей – каждый из них вел на цепях по пять демонов. Когда звон костяных клинков о камни утих, караульные переглянулись и одновременно выдохнули.
– Велика сила его величества, если он таких чудовищ в свое воинство привлек. Да славится имя его во веки веков! – осипшим голосом проговорил Зой и сдвинул на затылок свой остроконечный шлем, чтобы вытереть со лба холодный пот.
Ли молча кивнул. Он снова тяжело дышал, будто ему пришлось пробежать сотню шагов с тяжелым копьем на плече.
Караульные не спешили покидать трактир. Промозглый холод и хлесткие пощечины смешанного со снежной крупой ветра ждали их на улице. Черневшие на фоне звездного неба неподвижные и пугающие громадные силуэты Смрадокрылов на крышах домов ждали их…
Ли огляделся по сторонам и сообщил:
– Добрая выпивка в холодную пору согревает получше медвежьей шубы.
– Золотые слова! – согласился Зой, который, видимо, на время забыл, где они, собственно, находятся.
Они только теперь обратили внимание на то, что зал трактира выглядел так, словно здесь произошло побоище. Из шести укрепленных на стенах светильников горели только четыре, перевернутые столы беспомощно воздевали свои ножки к прокопченному потолку, одна из длинных лавок была сломана пополам, а весь пол усеян глиняными черепками, среди которых тут и там темнели лужи пролитого вина – словно пятна крови, а располагавшиеся над стойкой полки были пусты. Пуст был и опрокинутый набок бочонок в углу зала. Подойдя к нему, Зой шумно принюхался.
– Водка грушевая, – трагически молвил он. – Что за люди, а? Нет бы – зачерпнуть сколько потребно и уйти восвояси, так надо еще и бочонок свалить! Только о себе и думают, нет чтобы о своем же брате-воине побеспокоиться.
Ли, соглашаясь, укоризненно поцокал языком.
– И трактирщик – тоже хорош, – добавил Зой. – Наверное, как дверь в его тошниловку выломали, обиделся и наговорил ребятам чего-нибудь этакого… А должен был наливать и кланяться. Тогда его сарай целехонек остался б… Кстати, куда он подевался, трактирщик-то?
Ли развел руками. Оживившийся вдруг Зой сбегал по скрипучей лестнице на второй этаж трактира и очень скоро вернулся.
– Ни хрена! – объявил он, спускаясь. – Две комнатушки – и обе пустые. Одна, видно, для постояльцев… Хотя какому кретину придет в голову посещать этот дурацкий город? А во второй явно жил сам трактирщик. Только кто-то его пожитки догола выскреб. Слышь, друг! А ты чем столбом стоять – пошарил бы за стойкой. Может, там чего-то и есть… Может, там, – размечтался Зой, – стоит пара бочонков водки. И десяток связок кровяной колбаски лежит…
Ли, прислонив свое копье к стенке, заглянул за стойку – и обрадованно гукнул.
– Водка?! – закричал Зой. – Или колбаса?
Тучный караульный за шиворот выволок из-за стойки худенького паренька в легкой – уж точно не по сезону – одежке: коротких портках и тесной куртке с продранными на локтях рукавами. Парнишка, пинком вышвырнутый на середину зала, споткнулся об обломок скамьи и замер на месте, затравленно глядя по сторонам. Зой, громогласно выругав оплошность товарища, рванул к зиявшему проему двери, но остановился на полпути: найденыш и не думал бежать из трактира, его заметно трясло, и глаза метались за космами давно не стриженных волос, словно перепуганные птички в зарослях кустарника.
– Попался! – хищно выговорил Зой, вразвалку подходя к пареньку. – Значит, сын здешнего кровопийцы, да? Вместе с папашей в этом коровнике заправляешь, да? Это оттого, что ты вместе с родителем своим честных людей обманываешь, у тебя жир к костям не пристает! – грозно повысил он голос, пристально глядя на паренька. – Это жадность твоя несусветная по телу поганую желчь разливает, гложет тебя изнутри! Как зовут?! – гаркнул ратник прямо ему в лицо.
Тот обхватил себя за плечи – видимо, чтобы хоть немного унять дрожь. И выкрикнул звонким, как у ребенка, полным слез голосом:
– Ризик я, славные господа! Только я не хозяйский сын, славные господа! Прислуживаю я здесь. Ризик – мое имя, славные господа! Ежели не верите, спросите в городе у кого угодно!
– У кого ж нам спрашивать? – усмехнулся довольный произведенным эффектом Зой. – Половина города в леса окрестные сбежала, другая половина по норам своим затаилась – рыла на улицу не кажут. Не хотят, гады, воевать за его величество! И кто там теперь разберет: правду ты говоришь или врешь? Может, никакой ты не Ризик, трактирный слуга, а, скажем… Гаарген Людоед из Лесных Братьев? Или, того хуже, бунтовщик какой-нибудь. Сейчас время такое: бунтовщики и предатели прямо изо всех щелей лезут! Вон граф Каражский – когда нутро свое гнилое показал! А ведь тоже на верность его величеству присягал!.. Где твой хозяин?! – рявкнул снова Зой.
Трактирный слуга Ризик, втянув голову в плечи, залепетал что-то малоразборчивое. Из невнятной этой скороговорки караульные поняли (с некоторым, правда, трудом), что хозяин «Брюхатой Кобылы», Четырехпалый Им, добрейший, умнейший и вообще достойнейший человек, за день до прибытия в Агар королевского войска отправился к своему племяннику в ближнюю деревеньку, нагрузив телегу всем, что могло туда поместиться, а оставшееся имущество оставил на Ризика, строго-настрого наказав ему это имущество оберегать. И пообещал за службу аж шесть медяков, сообщив напоследок, что слухи об ужасных демонах, которых якобы ведет за собой его величество, – недостойная ушей умных людей трескотня. Шесть медяков, конечно, хорошие деньги, уверял ратников Ризик, но ежели бы он знал, с чем ему придется столкнуться, то побег бы в ту деревню впереди телеги трактирщика…
– Значит, – с вполне искренним сожалением вздохнул Зой, – не любит хозяин твой государя нашего, короля Гаэлона его величество Константина Великого. Значит, предатель он! Да и ты, как там тебя?.. Ризик! Служишь не его величеству, а этому мерзкому четырехпалому предателю. Ежели б совесть чиста была, разве ты королевских ратников испугался бы?.. Ежели б всем сердцем его величество любил, разве не поднес бы сейчас бутылку-другую чего-нибудь крепкого тем, кто кровь за тебя на полях сражения проливает? Гад ты такой! Знаешь, что мы с такими делаем? Ну, друг Ли, скажи, что мы с такими делаем?
Ли так вот, с ходу, и не придумал – что.
– Предатели его величества идут на корм демонам, – страшно оскалившись, зловещим шепотом выговорил Зой. Красноречиво указав в сторону выбитой двери, ратник добавил: – Стоит мне только свистнуть, как сюда сразу десяток тварей сбежится. Легче легкого. Хочешь?
То, что случилось с Ризиком после этих слов, заставило караульных вздрогнуть. Паренек буквально захлебнулся ужасом. Он рухнул на колени и протянул дрожащие руки к Зою. Не в силах говорить, зачмокал посиневшими губами, из глаз брызнули слезы – да такие обильные, что мгновенно залили все лицо.
– Эге, – сказал Зой.
– Демонов его величества все боятся, – сообщил Ли. – Но кто верно его величеству служит, тому бояться демонов не стоит. Так наш капитан говорит.
– Ну ладно, ладно… – потрепал Зой Ризика по плечу. – Ты не очень-то… Мы ж еще не того… Мы только предателей демонам бросаем, а с тобой ничего пока не решили. Может быть, ты и не предатель вовсе, а честный подданный великого Гаэлона. Скажи, друг!
– Ежели нет, тогда – нет, – глубокомысленно проговорил Ли. – А уж когда да, тогда – да.
– Во! – кивнул Зой. – Сейчас мы и посмотрим, каков ты. Верный ты слуга его величества или нет… – Ратник наклонился к коленопреклоненному Ризику и доверительно спросил: – Водка где?
– Нету… – шепнул паренек. – Ваши приходили, все, что было, изволили выпить. И мне еще по шее настучали за то, что мало… А сами бочонок опрокинули…
– Та-ак! – снова посуровел караульный. – Вот теперь я вижу, каков ты на самом деле! Должно быть, твой хозяин ни в какую не в деревню драпанул, а к самому сэру Эрлу! И ты тоже хотел – сам же говорил, – да не успел только!
– К племяннику он поехал!.. – в отчаянии зарыдал Ризик. – Клянусь Светоносным Вайаром и Нэлой Милостивой – к племяннику! А я тута остался! Я про этого сэра Эрла и знать не знаю!
– А вот это врешь, – мотнул головой Зой. – Кто ж про сэра Эрла не знает? Про предателя этого поганого все знают.
На улице, где-то недалеко от трактира, пронзительно заорал Смрадокрыл. И, отзываясь, еще несколько тварей вонзили в черное небо копья отвратительного скрежещущего клекота.
Ризик едва слышно ойкнул. Зой и Ли побледнели. Впрочем, Зой довольно быстро справился с волнением.
– Слыхал? – нахмурился он в сторону Ризика. – То-то! А ты думал, мы с тобой здесь шутки шутим? Последний раз спрашиваю: где водка?
– Нету больше, добрые господа… – простонал паренек. – Хотите, землю есть буду, чтобы поверили?.. – И он прижался лбом к грязному полу и раскрыл рот, будто на самом деле хотел впиться зубами в одну из досок, которыми выложен был пол.
– Да не может быть, чтобы они все выпили! – с тоской проговорил Зой. – То есть… Не может быть, чтобы такой юный, такой славный юноша оказался таким закоренелым бунтовщиком!
– Которые бунтовщиков покрывают, сами бунтовщики и есть, – заявил Ли. – А которые есть бунтовщики – повинны смерти.
– Я тебя не виню, парень, – вздохнул Зой, похлопав Ризика по плечу, – видно, решил зайти с другой стороны. – Ты еще малец и многого не понимаешь. А тут, в трактире, люди разные попадаются. Небось наслушался всякого этакого… вот и мысли в твоей башке несмышленой неправильные появились. Сэр Эрл: он-то до-о-олго доблестным рыцарем, верным королевскому трону, прикидывался, а сам со своими дружками принцессу выкрал из Дарбионского дворца и смуту затеял, желая престол захватить… И теперь гонцов рассылает из своих Серых Камней во все стороны: народишко смущает, всякие вредные небылицы велит гонцам рассказывать… А народишко и рад стараться, дрянь всякую повторять. Ну мы-то ничему такому не верим, мы своего капитана слушаем, а он нам разъясняет, как все на самом-то деле… Может, ты какого смутьяна слушал? А? О чем тут в трактире вашем говорили?
– Го… говорили, – всхлипнул Ризик. – Разное говорили… Правда ваша, добрый господин! Что сэр Эрл великую силу в Серых Камнях собрал, говорили… Что принцессу вовсе никто не украдывал, а она сама сбежала от его величества, потому что его величество, он… Он… срамно повторять… старого короля уморил! И он… страшно вымолвить… даже совсем не человек. То есть когда-то был человеком, а теперь – нет…
Зой всплеснул руками и сокрушенно покачал головой, словно хотел сказать: «Ну вот, я так и думал…»
– Еще говорили, – беспрестанно всхлипывая и сглатывая, глядя на караульных преданными глазами, продолжал лепетать паренек, – что многие из знатных сторону сэра Эрла принимают… А все из-за того, что, мол, Высокий Народ за сэра Эрла стоит… И в битве с Его Величеством Высокий Народ сражаться будет вместе с бунтовщиками…
Зой усмехнулся. Ли, глядя на товарища, тоже колыхнул тугим животом и гулко хохотнул. Но близкий клекот Смрадокрыла оборвал их веселье.
– Брехня! – нервно оглянувшись на дверь, выпалил Зой. – Чтоб Высокий Народ мятежников и предателей поддерживал? Брехня это, так нам капитан говорил. А тебе, малец, такие вредные разговоры не надо было слушать. А надо было сразу за городской стражей бежать.
– А я и не слушал! – высвечивая в глазах отчаянную искренность, воскликнул Ризик. – Клянусь Сияющей Дланью Светоносного, не слушал! Я ж ведь… За его величество я жизнь готов отдать!
– Вот! – Зой положил руку пареньку на плечо. – Это слова умного и честного человека. Жизнь отдать – это хорошо. А выпивку отдать – всю-всю, которая есть, – это еще лучше…
Ризик прижал руки к груди и открыл рот. Но что он собирался сказать, караульные так и не узнали: на улице оглушительно и страшно заклекотали Смрадокрылы – словно все сразу. Их резкие вопли, острые, будто зазубренные костяные иглы, пронзали стены трактира.
Потом что-то громко и сухо треснуло над головой троицы – будто на крышу упал громадный валун. Сор и труха посыпались из потолочных перекрытий. Гвардейцы непроизвольно присели, а Ризик так и вовсе распластался на полу, закрыв голову руками. Клекот Смрадокрылов, все не прекращающийся, разрывающий слух, вдруг начал полосоваться тонкими ударами непонятного свиста, от которого в головах у караульных задрожали и зазвенели набухшие кровью сосуды. И свист этот наполнил гвардейцев безотчетным упругим страхом, мгновенно выкинувшим их из трактира.
Зой опомнился в нескольких десятках шагов от «Брюхатой Кобылы». Он остановился, тяжело дыша, оглушенный и полуобезумевший, и задрал голову. В черном небе метались громадные бесформенные тени; а меж этих теней скользили, появляясь и исчезая, яркие отблески, похожие на вспышки невероятно толстых молний. Где-то вдалеке над крышами домов Агара сверкнули от земли к небу огненные струи.
В лицо Зою вдруг ударила стрела свиста. Он моргнул – а когда открыл глаза, то увидел, что сверху по стремительной дуге на него несется странное невиданное существо, размером чуть меньше отвратительного Смрадокрыла. Зой смотрел на существо лишь мгновение, но каким-то непостижимым образом за это короткое время успел хорошо его разглядеть. Существо имело острую волчью морду – из зубастой пасти и рвался пугающий свист, – длинное, подобно змее извивавшееся туловище, покрытое крупной чешуей, и мощные крылья, точно выкованные из какого-то невиданного металла: перья сверкали голубовато-серебряными отточенными клинками. К широкой чешуйчатой груди тварь прижимала передние конечности, очень напоминавшие мускулистые человеческие руки.
«Горгулья… – качнулось в голове караульного. – Настоящая живая горгулья! Но как?..»
Зой был изумлен, увидев воочию существо из древних легенд, одно из тех созданий, которые в Шести Королевствах считались если не плодом воображения сказочников и менестрелей, то, по крайней мере, давным-давно исчезнувшими с земель, населенных людьми. Но более всего Зоя поразило то, что горгулья несла на себе всадника.
Всадник этот выглядел как человек, но караульный почему-то сразу понял, что человеком всадник быть не может. Лицо его закрывала светящаяся маска, и очень длинные зеленые волосы летели вслед тяжело колыхавшимся шлейфом. Необычно крупное тело всадника, выглядевшее тем не менее изящным и пропорциональным, облегала броня, светившаяся таким же холодным ровным светом, как и маска. В руках всадник держал короткий жезл, один конец которого изумрудно искрился.
Зой вскрикнул, попятился. Наткнувшись на кого-то, стоящего позади него, гвардеец упал навзничь и зажмурился.
Крылатое существо пронеслось над ним, обдав ледяным потоком воздуха. В этот самый момент что-то сочно клацнуло, и на лицо Зоя плеснуло горячим и соленым.
Он вскочил на ноги, тут же краем сознания отметив, что копья при нем нет – должно быть, забыл оружие в трактире. Оглянувшись назад, Зой увидел, на кого он мгновение назад наткнулся.
Толстяк Ли стоял, покачиваясь, растопырив безоружные руки в разные стороны. Широко открытые его глаза были пусты, рот пульсировал, словно караульный пытался выговорить какое-то слово, но у него не хватало на это дыхания. Шлема на Ли не было. Собственно, отсутствовал не только шлем – зубастые челюсти горгульи отхватили гвардейцу макушку. Из развороченного черепа на брови Ли ползло исходящее паром безжизненно-белое месиво мозгов. И из этого месива, быстро окрашивая его, били далеко вверх струи черной крови.
– На то и война… чтобы ратники погибали… – выговорил Ли последнюю в своей жизни прописную истину и, не сгибая коленей, подобно подгнившему дереву, повалился набок.
Позади Зоя послышались крики и топот. Он обернулся: истошно вопя, неслась по улице, быстро к нему приближаясь, большая группа людей. Стараясь ни о чем не думать, гвардеец побежал вперед. Несколько раз он спотыкался и падал – ноги его отчего-то сделались мягкими и непослушными, словно из них вынули кости, – и очень скоро толпа нагнала его.
Небо над Агаром исходило пронзительным клекотом и оглушительным свистом, но Зой, который, задыхаясь, ударяясь локтями о чужие локти, бежал в толпе, не смотрел в небо. И кажется, никто из бегущих рядом не смотрел. Привыкшему за долгие годы службы исполнять приказы и делать то же, что делали другие, Зою сейчас, в людской толпе, стало легче. Ему показалось даже, что паническое их бегство имеет какой-то смысл; вроде стоило только достичь того места, куда они бегут, и все будет в порядке.
Острый свист хлестнул по толпе, и она заколыхалась сама в себе, погасив скорость движения. Зой остановился. Его толкнули раз-другой, но он устоял на ногах.
И поднял глаза вверх.
Над крышами окрестных домов бешено кружились друг вокруг друга Смрадокрыл и горгулья, несущая всадника. Вот они разлетелись в разные стороны – и тут же снова сшиблись в схватке… которая оказалась совсем недолгой.
Зой увидел, как Смрадокрыл, скользнув под противником, ударил ему клювом в основание крыла, выбив сноп сверкнувших сталью перьев. Горгулья метнулась вбок и вверх, остроконечным змеиным хвостом разнеся в мелкие осколки печную трубу, и тогда ее всадник взмахнул искрящимся жезлом. Изумрудные искры вмиг потемнели и отяжелели, превратившись во множество необычайно крупных черных пчел. Горгулья взмыла вверх, почти сразу же пропав из поля зрения караульного, а пчелиный рой с громким гудением окутал замешкавшегося демона – точно спрятал его в мешок.
Смрадокрыл, отчаянно клекоча, забился в этом мешке, ринулся куда-то – явно наугад – и с чудовищной силой врезался в каменную стену ближайшего дома. Громадное тулово демона пробило в стене порядочную дыру, откуда выплеснулся испуганный женский визг. А Смрадокрыл рухнул на мостовую, перегородив улицу всего в нескольких шагах от застывшего на месте Зоя.
Караульного окатило волной ужасной вони.
Смрадокрыл еще дергался, но это были предсмертные конвульсии. Мешок, пленивший его в воздухе, растаял: каждая из черных пчел, нанеся последний удар – они пронзали тело демона, вылетая с другой стороны, будто иглы, прошивающие кусок полотна, – взвилась вверх, туда, где снова появилась горгулья со своим всадником. Всадник свесился к земле, опустив жезл. Черные пчелы, мгновенно уменьшившись, втянулись в жезл, который вновь вспыхнул изумрудными искрами.
Истекая белесо-зеленой слизью, Смрадокрыл медленно оплывал на ночной мостовой, словно гигантский кусок масла на солнцепеке; спустя всего два удара сердца от него осталась только воняющая гнилью лужица. Крылатый демон покинул мир людей.
Зой встряхнул головой, тут же обнаружив, что на ней нет шлема. И, повернувшись, пошел, пошатываясь, подальше от останков Смрадокрыла. Пошел, а потом побежал.
В небе клокотало сражение. Горгульи, управляемые своими всадниками, атаковали крылатых демонов Темного мира, а демоны, ужасные и несокрушимые Смрадокрылы, гибли один за другим, обрушивались сверху на городские строения, проламывая крыши, давя прятавшихся в домах людей… Странно, но Зой больше не чувствовал страха. Отчего-то ему казалось, что бой страшилищ ничем ему не угрожает. Потому что это был бой не людей, а – тварей. Гибель товарища как-то вылетела из его сознания. Единственное, чего желал сейчас Зой, – найти своих. Уж капитан-то все разъяснит, тут же одним коротким рыком прикажет ему идти куда нужно. И тогда все станет ясно и понятно.
Повернув за угол, Зой внезапно наткнулся на десяток лучников, вокруг которых, размахивая мечом, топал подкованными сапожищами рыжебородый ратник. Лучники и их командир не принадлежали гвардии его величества короля. По сине-желтым накидкам Зой распознал в них наемников из отрядов барона Иструба, присоединившегося к королевскому войску неделю назад. Тем не менее этой встрече обрадовался Зой безмерно.
– Братцы! – заорал Зой. – Эгей, братцы!
Лучники даже не посмотрели в его сторону. Понукаемые рыжебородым, они бестолково топтались на месте, то и дело натягивая тетиву своих луков в тщетной надежде поразить стрелами молниеносно пролетавших над ними горгулий. В тот момент, когда Зой подбежал к ним вплотную, одному из лучников это удалось. Выпущенная им стрела нырнула куда-то под крыло показавшейся над улицей горгулье. Вряд ли страшилище почувствовало эту стрелу, но, на беду стрелявших, на них обратил внимание зеленоволосый всадник.
Заложив над лучниками крутой вираж, он расслабленно всплеснул рукой – словно стряхивая с ладони что-то к ней приставшее – и помчался дальше.
Хрустальный звон наполнил воздух. Над людьми закружился вихрь удивительных полупрозрачных пластинок, формой напоминавших стрекозиные крылья. Опускаясь к земле, эти «крылья» увеличивались в размерах и вращались все быстрее и быстрее. Изумленный Зой увидел, как одно «крыло» отсекло голову рыжебородому, пройдя сквозь плоть так легко, словно не встретило на своем пути никакого сопротивления.
Рыжебородый погиб первым. Когда все «крылья» улеглись на мостовой, отряд лучников перестал существовать, превратившись в ровно нарубленные куски кровавого мяса, разбросанные по улице.
Зой осознал, что сидит на холодных камнях.
«Живой? – ошеломленно подумал он. – Живой!»
Он попытался встать, но тут только заметил, что ног у него нет. Отсеченные выше колен, они валялись в двух шагах от того места, он где «сидел». Хрустального звона копейщик королевской гвардии больше не слышал. И грохота небесного боя тоже – только громкое журчание крови, хлещущей из зиявших сосудов. Невероятная слабость наполнила тело Зоя. Он опрокинулся навзничь. Уже не черное, а начинающее синеть небо качнулось в его глазах. И было то небо чистым, только беззвучно и редко полыхали над городом оранжево-красные молнии.
«Сражение закончено?.. – без удивления удивился Зой. – Сколько же оно длилось… меньше четверти часа? А молнии… Что за молнии?..»
А потом гвардеец подумал о том, что почему-то не пришло ему в голову в тот миг, когда он впервые увидел горгулью и ее всадника.
«Высокий Народ… Высокий Народ сражается вместе с людьми… На стороне сэра Эрла бьются эльфы…»
Зой закрыл глаза и больше уже ни о чем не думал, ничего не слышал и ничего не видел.
Глава 2
Ветра не было совсем, но туман над болотом перекатывался неслышными волнами, то заволакивая пространство непроглядной молочной пеленой, то вдруг обнажая торчащие над бурой ряской косматые кочки.
Над одной такой кочкой поднялась узкая морда черной гадюки. Змея стрельнула из пасти острым раздвоенным язычком – раз, другой, третий; втягивая в ноздри сырой воздух и почуяв что-то, тревожно замерла.
И тут же на нее сверху обрушилось тяжелое тело, но за долю мгновения до шумного всплеска гадюка успела пружинно разогнуться и юркнуть под ряску.
Потерпевший неудачу ловец медленно поднялся на ноги и зло сплюнул. Жидкая грязь ручьями сбегала с его добротных кожаных доспехов, чисто выбритое лицо было сплошь в черных потеках, а к голой голове, по которой, видно, тоже совсем недавно погуляла отточенная бритва, к самой макушке, пристал торчащий задорным хохолком травяной пучок.
– Гад-дина, – проскрежетал зубами ловец, отирая лицо от грязи.
Был он очень молод, но не по возрасту высок и широк в плечах – настоящий великан. На поясном его ремне висел массивный нож, напоминавший больше короткий меч, а в наспинной перевязи был укреплен топор – обыкновенный топор лесоруба, но с неожиданно длинной рукоятью, каковые чаще изготовляют для топоров, предназначенных не для валки деревьев, а для боя.
Из непрестанно колышущейся пелены туманных волн вышел к ловцу худощавый подросток, вряд ли видевший за всю свою жизнь более пятнадцати зим. Соломенные волосы его торчали во все стороны, а на белом лице выделялись большие темные глаза, как-то необыкновенно ясно лучившиеся, словно паренек видел в этом тусклом мире не то, что есть на самом деле, а что-то другое – прекрасное и удивительное. Сильно изношенная одежда паренька пестрела многочисленными заплатами, а ноги его были босы. Оружия парнишка не имел никакого, зато был нагружен двумя мешками, висевшими на его плечах на тонких ремнях. Левый мешок был набит под завязку, и в нем со скользким шуршанием что-то шевелилось. Мешок на правом плече был почти пуст. Подойдя к здоровяку ближе, подросток сдвинул брови и сочувственно покачал головой.
– Что?! – не оборачиваясь, рявкнул ловец.
Читать бесплатно другие книги:
