Королевский выбор Остен Эмилия

Глава 23

Случай побеседовать с Леокадией выдался через несколько дней. Девушки виделись чаще, Леокадия продолжала наставлять чужестранку в вопросах этикета, однако откровенного разговора между ними не получалось. Леокадия даже не думала посвящать англичанку в тонкости взаимоотношений в семье Домингос, как это сделал Рамиро, рассказав несколько секретов, которые, по его мнению, Чарити непременно следовало знать. Тот разговор на южной террасе многое изменил: теперь уже Чарити не казалось, что принц намеренно обходит ее вниманием. Просто он занят. Кошмарно занят. Ничего, это не будет продолжаться вечно. Чарити станет королевой и должна будет взять на себя часть обязанностей, разделить ношу. Это казалось ей таким же естественным, как дыхание, и она уже начала догадываться, что необходимо сделать. И приступила к рытью подкопа в этом направлении.

Леокадия же сверкала глазами из-под тонких соболиных бровей, потчевала Чарити бесконечными рассказами о традициях острова и упоминала Рамиро к месту и не к месту, всячески подчеркивая, как брат доверяет ей и насколько они близки. Это слегка надоело Чарити, и однажды вечером, в тот сумеречный час, что зачастую способствует откровенности в разговорах, она предложила принцессе пройтись по саду.

Леокадия уже сменила траурные наряды на яркие платья, и Чарити в белом смотрелась рядом с нею привидением. Ничего. Свадьба не за горами, а то, что у нее есть вкус, Чарити может показать, даже будучи облачена в цвет первого снега.

Девушки спустились в сад, где густо и настойчиво цвели розы, и пошли по тропинке к беседке, прячущейся в глубине.

— Мы с братом раньше часто приходили сюда, — нарушила молчание Леокадия, чем весьма облегчила задачу Чарити, которая как раз думала, с чего бы начать. — Сидели тут, делились своими мыслями…

— Я вижу, вы с Рамиро всегда дружили, — заметила Чарити.

— Это больше. Мы ведь вместе росли. И проводили время тоже вместе. Рамиро — моя родственная душа.

Может быть, подумала Чарити.

— Видишь ли, — продолжала рассуждать Леокадия, которая явно оценила удобство момента и собиралась этим воспользоваться, — Рамиро всегда выделял меня среди других женщин. Мы с ним ездили верхом, читали, учились, ужинали — все вместе. Марко с детства был сам по себе, родители заняты государственными делами…

— Рамиро младше тебя. Ты опекала брата, это естественно, — спокойно произнесла Чарити.

— Это не опека, — возмутилась Леокадия — похоже, своим нейтральным тоном Чарити все-таки умудрилась ее задеть. — Это дружба и даже больше, чем дружба.

— Любовь? — холодно уточнила Чарити, которой надоело прятаться за словами.

— Любовь! — фыркнула Леокадия. — Ты ничего не знаешь о том, как любят фасинадцы, англичанка. Ты не знаешь, что такое страсть, которая сквозит даже в самом, казалось бы, невинном прикосновении. У вас все так чопорно, так регламентированно. Здесь же… больше свободы, чем иногда кажется. Здесь женщина, если уж любит, имеет право бороться за это. Отстаивать свои права.

— Не сомневаюсь. — Именно так Чарити и собиралась поступить, однако… Слова Леокадии всколыхнули глубокую обиду, которая никак не желала уходить. Рамиро странно себя ведет. Рамиро почти не уделяет внимания будущей жене. Рамиро ее… почти избегает. Неужели из этого следует то, что Леокадия права? Неужели он любит не Чарити, а вот эту роскошную женщину — кимвал звучащий, да и только?..

— Рамиро слишком ответственен, чтобы… — Леокадия умолкла, словно собиралась произнести нечто запретное, и сменила тему: — Ты уже прочла тот том, что я принесла тебе позавчера? О гербах аристократии?

— Да, почти до конца. — Чарити решила не настаивать. Горький осадок все никак не желал растворяться.

Ей нужно поговорить с Рамиро и постараться его понять. Убедиться, что намеки Леокадии — неправда. Или что они — правда, чтобы уж точно знать, с каким драконом предстоит иметь дело.

Если это все-таки правда… что же, и с разбитым сердцем можно жить.

У двери кабинета никого не было. Чарити даже остановилась от удивления и долго рассматривала то место на мраморе, где обычно — всегда! — стоял стражник. Конечно, стражники Маравийосы были просто чемпионами по маскировке под окружающую среду, но не настолько же! Чарити подошла поближе к двери, огляделась: не было ни единого стражника. Последнего она видела за поворотом галереи. Этот коридор был тупиковым, тут размещался только личный кабинет принца Рамиро и пара комнат непонятного назначения, тоже находящихся в распоряжении старшего принца. Чарити еще раз посмотрела на пустующее место стражника. Собственная подозрительность заставила девушку грустно улыбнуться. Еще так недавно пара дюжих лакеев на запятках кареты и дворецкий у дверей особняка казались ей вполне достаточными мерами безопасности. Сейчас же отсутствие стражника в глухом закоулке тщательно охраняемого замка заставляет настороженно оглядываться.

Чарити подошла к двери кабинета принца и толкнула тяжелую створку. Тихо. Последний раз оглянувшись через плечо, она вошла. Время уже совсем неурочное, но девушка знала, что принц ложится поздно. Но сейчас… сейчас он спал. Рамиро лежал на кушетке, обняв подушку. Он был полностью одет, даже шейный платок затянут, но ничего более интимного в своей жизни Чарити еще не видела.

Тихо, стараясь даже не дышать, она сделала шаг назад, к двери. Рамиро вздохнул и устроился поудобнее, крепче прижимая к себе подушку. Непокорная прядь черных волос выбилась из строгой прически и упала на лоб. Теперь этот лоб не пересекала ни единая складочка, словно волшебное царство Морфея освобождало от всех забот и проблем. Черты лица, разглаженные сном, утратили свою чеканную твердость, и стало понятно, что принц действительно очень и очень молод. Теперь-то Чарити уже знала, что Рамиро на год ее младше, но эти цифры — двадцать два — оставались всего лишь цифрами, ничем не подтвержденным курьезом. До сих пор. Утратив твердость, губы и щеки приобрели ту нечеткость очертаний, ту мягкость, которая свойственна молодым мужчинам, едва оставившим позади бурю юности: нечто мальчишеское — но уже превратившееся в истинно мужское. Эта тонкая грань между куколкой и бабочкой, когда уже появились на свет прекрасные крылышки, но еще не до конца расправились, еще не показали свой блеск и силу. Рамиро словно превратился из чеканного ангела Джотто в лучезарного ангела Фра Анжелико. Темная тень длинных ресниц на щеках — Чарити раньше не замечала, что у Рамиро такие чудесные ресницы… Принц еще пошевелился, устраиваясь поудобнее и невольно уклоняясь от слабого отсвета свечи, стоявшей на столе, заваленном бумагами. Нужно уходить, пока кто-нибудь не застал ее здесь, бесстыдно глазеющую на… Чарити сообразила, что взгляд ее скользнул от лица Рамиро вниз, и она едва устояла, едва не подчинилась почти неодолимому порыву сделать несколько шагов и упасть перед кушеткой на колени. Колени… Чарити никогда не думала, что такую бурю чувств в ее душе могут вызвать мужские колени. Кушетка была коротковата, так что принцу пришлось устроиться, подтянув колени почти к груди. Острые, мальчишеские коленки.

У Чарити перехватило дыхание. Принц Рамиро всегда казался ей стройным и сильным мужчиной, но теперь она поняла, сколько же в этой стройности юношеской угловатости. Еще несколько лет назад Рамиро, вероятно, был нескладным подростком, а теперь он — властелин своей страны и своего народа. Не слишком ли тяжела ноша?

Рамиро шевельнулся, и подушка упала на пол. В панике Чарити выскочила за дверь и едва успела перейти с бега на шаг, прежде чем завернула за угол и столкнулась лицом к лицу с Лоренсо.

— Куда вы так летите, сеньорита? — весело осведомился тот. — За вами кто-то гонится?

— Нет, — пробормотала девушка.

— Тогда конечно же вы гонитесь за кем-то? — Лоренсо понизил голос и шепотом сообщил: — Мимо меня он не пробегал!

— Спасибо за сведения. Наверное, побежал в другую сторону.

Она попробовала обойти де Ортиса и направиться к своим комнатам, однако капитан задержал ее.

— Не уделите мне пару минут, леди Эверетт?

— Разумеется.

Лоренсо вывел девушку на ближайший балкончик, откуда открывался вид на ночной город. Воздух был черный, сладкий и тек, словно патока.

Прислонившись к перилам, Лоренсо внимательно разглядывал англичанку.

— Вам, должно быть, нелегко, сеньорита, — произнес он, — однако я вами восхищен.

— Восхищены мною? Вот как?

— Да, особенно вашим терпением в отношении моего друга.

— Вы о принце.

— Да. Он бывает невыносим, однако это всего лишь маска. На самом деле, Рамиро — очень добрый человек. Добрый, честный и замкнутый. Если подобрать к нему ключик, шкатулка открывается и звучит музыка. Я верю, что вам это удастся.

— А вам как удалось?

— Ну, я его знаю всю свою жизнь, — пожал плечами Лоренсо. — Он не всегда был моим другом, однако всегда — моим принцем. Я привык его защищать. Возможно, это нас сблизило. А может, то, что ему отчаянно нужны друзья, хотя он сам это плохо понимает. У него их мало. Я. Младший брат, хотя Марко скорее подопечный Рамиро, чем друг. Еще Леокадия.

— Конечно, — Чарити сглотнула, — Леокадия.

— Леди Эверетт, — мягко произнес Лоренсо, — я не хотел бы, чтобы вы переживали только лишь потому, что провели на острове меньше месяца, тогда как мы — всю свою жизнь. Леокадия, конечно, ревнует из-за того, что вам достается внимание Рамиро.

— Не слишком-то много он уделяет мне внимания, — буркнула Чарити.

— Дайте ему время. Ему тоже надо привыкнуть к тому, что его что-то… волнует. — Лоренсо хмыкнул. — Или кто-то. Рамиро еще и упрям как осел. А Леокадия — его сестра, что бы она ни думала по этому поводу. — Он прямо смотрел в глаза Чарити. — Вы меня понимаете?

— Кажется, да, — медленно произнесла она.

Чарити было пока невдомек, почему Лоренсо ей помогает. По доброте душевной? Или ему известно о чувствах Рамиро гораздо больше, чем ей? В любом случае Чарити почувствовала себя увереннее. Зря она так… переполошилась, словно деревенская простушка, влюбленная в кузнеца. Она невеста принца и скоро станет его женой. Он все-таки любит ее… наверное.

Она еще поборется.

Глава 24

— Это здесь. Ты хотела увидеть римские древности, так далеко за этим ходить не надо. — Леокадия протянула руку и помогла Чарити подняться на несколько высоких ступенек. Рука принцессы была твердой и сильной, и Чарити в который раз уже позавидовала Леокадии.

Конечно, в Дорсете Чарити не пренебрегала прогулками и верховой ездой, но это было несравнимо с той подготовкой, которую получила принцесса. Леокадия могла проскакать верхом на горячем жеребце через весь остров — и даже не растрепать прическу, принцесса тренировалась вместе с братьями в фехтовании и стрельбе из лука… И это в дополнение к классическому образованию и разносторонней подготовке к возможным обязанностям королевы. Красота же и умение держать себя, познания в управлении домом и прочие дамские достоинства у принцессы тоже имелись. Чарити нахмурилась, стараясь отогнать непрошеную зависть. Глупо завидовать. Как бы там ни было, королевой предстоит стать ей, а не Леокадии.

Чарити поднялась на последнюю ступеньку и замерла. Перед ней была самая настоящая римская вилла.

— Это вилла Флавия Верона Домина, родоначальника нашего дома. — Леокадия подошла в высокой двери и распахнула створки. — Сейчас здесь пусто, но вся отделка сохранилась. Рамиро всегда мечтал устроить здесь зимний дом, в Маравийосе у моря бывает слишком сыро.

Чарити так и осталась стоять на верхней ступени того, что когда-то было дорогой, ведущей к вилле. Поместье раскинулось на склоне холма, спускаясь террасами в долину, где рос виноград. Если сделать два шага, то стена с воротами закроет весь обзор на раскинувшийся по холмам город — и можно представить, будто действительно попала во времена Христа или Гая Юлия Цезаря.

Леокадия стояла в дверях и ждала, пока Чарити придет в себя. Принцесса улыбалась, как всегда, она, как всегда, была мила, ее платье, как всегда, казалось прекрасно — и не белого цвета, а глубокого синего, королевского. Чарити еще раз горестно вздохнула. Нет. Никакой зависти.

Узкий коридор привел их в просторный вестибюль, на полу которого была выложена мозаика, где причудливый геометрический узор из свастик, меандров и лоз окружал чайку Домингосов. Стройные колонны темного мрамора поддерживали кессонированный потолок, где в каждом кессоне блестели золотые звезды, создавая точный и почти неотличимый от настоящего образ звездного неба. Чарити покорно проследовала за Леокадией в следующее помещение — и замерла, пораженная в самое сердце: это был тот самый атриум, что она столько раз видела во сне. Только вот бассейн в центре дворика оказался пуст, вода не журчала. Чарити подошла к той самой скамейке и прикоснулась к теплому мрамору. Лучи вечернего солнца пробирались сюда и согревали гладкий камень. Из окна не было видно моря, лишь виноградники и чаша долины, но все равно девушка узнала это место. Чарити вздрогнула, когда Леокадия подошла и села на скамейку.

— Если хочешь, мы можем осмотреть остальной дом: зал приемов, спальни, но атриум — самая красивая часть виллы Домина.

Чарити помедлила и тоже опустилась на скамью.

— Я бы не отказалась отдохнуть. Дорога в гору была нелегкой.

— Но ведь это того стоит?

— Несомненно. Это самое удивительное место, что я видела. Помпеи… может быть, там и целый город, но здесь дом сохранился так, словно в нем еще вчера жили.

— Не так уж давно тут жили. — Леокадия сморщила точеный носик, вспоминая. — Кажется, брат нашего деда удалился сюда от мира и предался простым радостям виноградарства. Конечно, во времена Домина здесь было все совсем по-другому, полно жизни…

— Я не успела еще в подробностях изучить историю Домингосов…

— Придется изучить, — пожала плечами Леокадия. — Обязанность матери принцев и принцесс — рассказать им об истории семьи и острова.

— Приложу все усилия, — вежливо ответила Чарити, хотя на языке вертелось совсем другое. — А сейчас не расскажешь ли мне о Флавии Вероне Домине?

— Это случилось вскорости после смерти Марка Аврелия. Домин вышел в отставку, он был командиром легиона в Испании и получил этот остров как награду за долгую и верную службу. Он был уже немолод, неженат и бездетен, поэтому маленький отдаленный остров вполне подходил для него: спокойная старость, радости простой деревенской жизни…

— Я бы не сказала, что этот дом так уж незатейлив.

— У римлян было совсем иное представление о роскоши, знаешь ли.

— Я знаю. Я многое знаю о римлянах, хотя выросла вовсе не в Италии.

— А тебя не считали синим чулком в Англии?

— Считали, но мое несметное богатство это компенсирует, — пожала плечами Чарити.

— Надо думать, — Леокадия поправила волосы. — Богатство многое компенсирует.

— Как и принадлежность к королевской семье. — Чарити спокойно встретила испытующий взгляд темных глаз принцессы и без особого труда заставила Леокадию отвести взгляд первой.

— Ты становишься более откровенной, леди Эверетт.

— Просто я начинаю понимать, что мои британские понятия о вежливости здесь воспринимаются как слабость и, иногда и некоторыми, как глупость.

— Может быть, у тебя и получится стать королевой.

— Супругой короля, — уточнила Чарити. — Королева правит. Супруга короля — лишь его помощница.

— Какие у тебя забавные представления о месте женщины в этом мире. — Леокадия аккуратно сцепила руки на колене.

— Я не берусь говорить за всех женщин. Судьба распорядилась, что мое место именно таково. — Чарити рассеянно огляделась вокруг. — Но как же Домин смог стать родоначальником целой династии, если он был стар, не женат и бездетен?

Ее маленькая хитрость удалась.

— О, тут очень романтическая история. — Леокадия встала. — Пойдем, прогуляемся по виноградникам, пока не стемнело. Или… Постой, сначала я должна показать тебе комнаты хозяйки.

Чарити пожала плечами: значит, хозяйка была, и это очень романтическая история.

В комнате хозяйки все оказалось совершенно другим, чем в остальном доме. Мозаика на полу не изображала, вопреки обычаю, одно из женских божеств римлян. Там были те же меандры и лозы, но в центре парил белый голубь. Росписи на стенах прекрасно сохранились и тоже разительно отличались от идеальных пейзажей, изображений статуй и архитектурных деталей, использованных в других помещениях. Здесь была лишь виноградная лоза, извивающаяся и скрещивающаяся, куполом сходящаяся на потолке, здесь оштукатуренном, а не кессонированном, а в центре… Там находилось изображение Бога. Христа с рукой, поднятой в благословляющем жесте. Чарити немного читала о ранних христианах, поэтому сразу же узнала изображение.

— Она была христианкой! — почти прошептала Чарити, благоговейно оглядывая комнату.

— Да.

— Но как такое могло получиться? Тогда христиан подвергали гонениям, и чем ближе к центру Империи, тем сильнее.

— Видимо, наш остров оказался надежным убежищем.

— Но Домин же не мог быть христианином, он командовал легионом!

— О, ну тут и начинается романтическая история. После смерти Марка Аврелия императором стал Коммод, начались беспорядки, Фасинадо, который тогда назывался просто и незатейливо — Портом, как-то оказался предоставлен сам себе, или скорее Домин устроил так, чтобы об острове позабыли. Так что жизнь здесь текла мирно и по-деревенски. И тут, в один из нередких у нас зимой штормов, о скалы недалеко от Порта разбился корабль. Спаслись только молодая женщина и старик. Они плыли из Александрии на Лаодикийский собор, тот самый, где решился вопрос о дне празднования Пасхи. Но не доплыли. Этот старик был пресвитер Пантен, а она — Смирна, его родственница. В общем, Домин подобрал их, поселил в своем доме, и, естественно, влюбился в Смирну. Она была вдовой двадцати пяти лет, ревностная христианка, образованная женщина, помогавшая своему родственнику Пантену создавать Александрийскую богословскую школу. Домину к тому времени исполнилось пятьдесят, он всю жизнь провел в боях и не верил ни во что: ни в Бога, ни в Темные Силы. Ему, в общем-то, было наплевать на все, кроме виноградников и рыбалки. Пантен спешил вернуться в Александрию, там его ждала школа, кроме этого, он намеревался отправиться с миссионерским походом на Восток, крестить язычников.

Чарити слушала, стараясь даже не дышать, Леокадия оказалась хорошим рассказчиком, события почти двухтысячелетней давности вставали перед глазами, словно происходили сейчас.

— Смирна пыталась донести до Домина свет истинной веры, но тот был равнодушен к философским материям, зато красота молодой вдовы, неяркая, но благородная, тронула сердце старого солдата. Когда в гавань пришел корабль, направляющийся в Александрию, Домин решился: он попросил Смирну стать хозяйкой его дома, матроной и женой. Она сказала, что может принадлежать только христианину. Он тут же согласился на крещение, но Смирна все равно его отвергла. Она понимала, что Домин готов на все, чтобы заполучить ее, но огня веры в нем нет. Корабль должен был отплыть с утренним отливом, а Смирна все еще отвергала жениха. Домин пошел на отчаянные меры, потому как не знал других. Ночью он вошел к Смирне, но она сказала, что скорее умрет, чем согрешит. Домин видел свой меч, приставленный к ее горлу — и рукоять упиралась в угол ложа… Женщина готова была умереть, но не предать свою веру. Он уже собирался отказаться от своего намерения сделать Смирну своей женой, но тут она сказала то, что все изменило.

— Я люблю тебя, — Чарити произнесла эти слова, словно выдохнула саму жизнь.

Леокадия слегка побледнела, но продолжила:

— Я люблю тебя. И тут он действительно уверовал. Пантен уплыл домой, в Александрию, а Смирна стала женой Домина и родила ему семь детишек. На этом романтическая история заканчивается, и начинается просто история. Пантен прислал епископа, постепенно остров стал полностью христианским, а там и гонения закончились… Римская империя распалась, Европу затопили варвары. Уверена, что среди них были и твои предки, а Фасинадо остался предоставлен самому себе. Династия Доминов продолжалась, мы — его прямые потомки, наш епископ более тяготел к коптам, пока Александрию не захватили арабы… В пятнадцатом веке король Север послал к Папе Римскому посольство, чтобы тот назначил на остров кардинала — с тех пор мы католики. И с тех же пор — говорим на испанском. До этого островитяне использовали видоизмененную латынь. Север принял имя Себастьян I, женился на испанской принцессе. Так что Фасинадо сильнее всего связан с Испанией. Был. Сейчас Испания под пятой Бонапарта. Мы одни — и от этого все наши проблемы, англичанка.

Чарити вздрогнула. После долгого и плавного рассказа резкая перемена в настроении Леокадии ужалила, словно тысяча ос.

— И ты полагаешь, что дочь варваров, англичанка — часть ваших проблем.

— Я бы сказала, что ты — решение многих наших проблем, но не думаю, что лучшее решение. Ты — компромисс. Решение, лучшее в данном случае, но никого не радующее.

Чарити пыталась сообразить, что Леокадия имеет в виду. Конечно, финансовые проблемы острова решились (Чарити до сих пор так и не выпытала у отца, как Рамиро удалось выплатить долг, но ее приданое должно было несколько поправить дела семьи Домингос), однако это сиюминутные проблемы. Кризис гораздо глубже, и его не разрешить единовременным вливанием денег.

— Как бы там ни было, Леокадия, я — невеста принца. И мой род мало уступит вашему. Я могу наизусть перечислить всех моих предков до Ролло, герцога Нормандского, а это десять веков. Пусть я и не воспитывалась в королевской среде, но я из благородной семьи, а, как известно, король — всего лишь первый среди равных ему дворян. Этот брак — не мезальянс.

— Ты изменилась, Чарити. — Леокадия подошла к окну. — Уже темнеет, нам пора возвращаться.

Двое стражников, оставленных у начала дороги, ведущей к вилле, расположились в тени оливкового дерева и играли в какую-то очень замысловатую карточную игру. При виде принцессы и Чарити они вскочили и вытянулись в струнку. Чарити никак не могла привыкнуть к тому, что одиночество теперь редкий дар.

— Домой, — приказала Леокадия, без помощи слуг взлетев на коня.

Чарити пришлось ждать, пока кряжистый солдат подсадит ее в седло.

Глава 25

Он не понял, в какой миг все изменилось. Пропустил, а, возможно, это был самый важный миг в его жизни.

Да что там — возможно. Был.

Все шло так, как шло. Рамиро много работал, кипела подготовка к свадьбе, иногда он видел Чарити, иногда ужинал с ней, но дни казались словно закрыты вуалью. Принц поступил так намеренно, чтобы не отвлекаться на то, что могло сбить его с пути. Позабыть о том, как болезненно еще вздрагивает сердце при мысли об отце. Смириться со своим собственным решением. Прогнать чувство вины перед Чарити.

А потом он понял, что чувства вины нет, а Чарити — есть.

Она была рядом, часто, когда Рамиро поднимал глаза и хотел увидеть ее — и видел. Она испросила разрешения иногда приходить к нему в кабинет и тихо сидеть, пока Рамиро работает. Он согласился — обычно в такие моменты он никого и ничего не замечал. Но ее он чувствовал постоянно. Она была… да, словно второе солнце, как однажды сказал о ней Марко.

Рамиро нравился блеск ее голубых глаз, ее легкая улыбка, и вместе с нею он стал улыбаться немного чаще, Чарити даже удалось несколько раз рассмешить его. Она понимала, когда принц говорил, что занят (а на самом деле немного трусил), она незаметно обживалась в его доме, и внезапно стало понятно, что она есть здесь и дальше будет — и Рамиро осознал это со слепящей отчетливостью.

Вот эта девушка станет его женой. Вот эта, с пушистыми, чуть вьющимися волосами цвета спелой пшеницы. Вот эта, чьей кожи уже коснулся островной загар. Чарити сделалась смуглее и оттого еще краше. Вот эта девушка будет полностью принадлежать ему, Рамиро. Это казалось невероятным. Этим хотелось насладиться — и бежать от этого на край света.

Возвратились те чувства, что ошеломили его тогда, во Флоренции; Рамиро вспомнил и пронзительную ясность флорентийского дня, и хрупкий покой Санта-Кроче, и вино, выпитое в компании Чарити на лоджии палаццо Месса. Как блестели тогда глаза Чарити. Как она говорила о Помпеях, куда Рамиро ее так и не повез… Чувство вины все-таки не оставляло.

Принц хотел, чтобы Чарити была счастлива. Больше всего на свете Рамиро этого желал.

Однако сумеет ли он дать ей это счастье? Хороший вопрос.

Ответа не было.

Пока не было.

До свадьбы оставалась неделя, когда Чарити велела накрыть очередной ужин на террасе. Ей требовалось как можно больше таких встреч, чтобы укрепить свое положение.

Во-первых, чем больше она говорила с принцем Рамиро, тем сильнее влюблялась, хотя казалось, что сильнее уже невозможно. В эти дни Чарити открыла, что любовь поистине бесконечна. У нее оказалось столько оттенков и такая глубина, что можно было исследовать ее всю жизнь.

Во-вторых, то, что англичанка начала чувствовать себя увереннее во дворце, заметно раздражало Леокадию. Конечно, Чарити не слишком хорошо понимала местный язык. Обычно с нею старались говорить разборчиво и четко, однако привычный фасинадский диалект иногда превращал речь собеседника в тарабарщину. Слуги англичанку пока немного побаивались, лишь начинали привыкать. К народу Чарити пока не выезжала, так что о чем думает народ по поводу ее прибытия на остров, было неясно. Однако люди обожали Рамиро — и Чарити надеялась, что рано или поздно она тоже заслужит их любовь.

Ей удалось уговорить принца на то, чтоб он разрешил ей присутствовать на галерее во время заседаний королевского совета, и теперь девушка часто ходила туда. То, что она слышала и видела, ее поражало. И наводило на мысли, которые она записывала ночами, долго думая и покусывая кончик пера.

Именно об этом Чарити и хотела побеседовать с Рамиро сегодня вечером. Важный разговор, к которому она долго готовилась. Девушка сидела на террасе, белое платье с вышитыми цветочками подчеркивало ее хрупкость, ужин был прекрасно сервирован… однако Рамиро не шел. Чарити хмурилась. Когда он не появился и через полчаса после назначенного времени — а обычно бывал пунктуален, — она поняла, что жених забыл о встрече. Просто забыл.

— Мне сходить к принцу, сеньорита? — уважительно спросил пожилой слуга, заметивший неудовольствие Чарити и, видимо, прекрасно знавший о маленьких недостатках своего господина.

— Нет, благодарю вас, Мигель. Наверняка он работает. — Она поднялась. — Я пойду в его кабинет и сама поговорю с ним. Однако прежде… позовите мою горничную.

— Хорошо, сеньорита.

Четверть часа спустя Чарити без доклада вошла к Рамиро. Конечно же, тот был в кабинете, и при виде невесты его глаза сделались сначала недоумевающими, а затем виноватыми. Сообразил.

— Чарити, простите, я совсем забыл про ужин. Простите, я обещал поужинать с вами… — Рамиро выглядел таким замученным, что Чарити решила, не стоит заставлять его извиняться дальше.

— Ничего страшного, — она поставила на столик у окна поднос с уже слегка остывшим ужином и приглашающим жестом открыла серебряную крышку на блюде в центре. Там оказалась какая-то средиземноморская рыба, названия которой Чарити не знала. Пахло просто потрясающе. — Я принесла ужин на двоих.

Рамиро встал из-за стола и подошел к Чарити.

— Мне кажется, что вы слишком снисходительны ко мне.

— А мне кажется, что вам самому надо проявить к себе хоть немного снисхождения. Папа всегда говорит, что работа без отдыха приводит к ошибкам и просчетам.

— Если я не буду работать все время…

— Вам кажется, что королевство от этого рухнет. Знаете, мне кажется, что вы на своем маленьком и отдаленном острове совсем позабыли, что в остальной Европе давным-давно придумали разделение труда. Если не ошибаюсь, даже раньше, чем вы откололись от Римской империи.

— Я предпочитаю персональную ответственность в деле управления. Особенно для монархов.

— Если монарх будет больше руководить, чем выполнять работу сам, то дело пойдет лучше. Папа говорит, что нужно уметь пользоваться талантами своих служащих.

— Я уже выслушал все советы, какие мог, теперь я должен принять решение, какие из предложений наилучшим образом могут послужить для блага королевства.

Чарити поняла, что Рамиро так и не приступит к ужину, если не поставить перед носом принца полную тарелку. Интересно, а он вообще имеет представление, откуда берутся полные тарелки? Кажется, не имеет. Когда Чарити попросила приписанную к ней горничную подать ей поднос с ужином на двоих и сообщила о намерении разделить этот ужин с принцем Рамиро, девушка выглядела очень озадаченной. Чарити пришлось растолковывать служанке в подробностях, что именно требуется и как это надо выполнить. Тем не менее Чарити пришлось буквально вырвать поднос из рук очередной девушки в форменном платье и приказным тоном отправить всех заниматься своими делами. Просто в уме не укладывается: чаще всего слуги в Маравийосе совершенно незаметны, словно привидения, но иногда о них буквально спотыкаешься. Похоже, дело в том, что надоедливыми они становятся, когда нарушается освященный веками традиционный уклад. Чарити никогда бы не подумала, что будет выступать революционеркой.

Тем не менее в первые дни на острове она старалась подстроиться под местные обычаи, внимала советам, старалась меньше говорить, а больше слушать, но это ни к чему хорошему не привело. Казалось, все только еще больше сторонились ее, все, кроме Леокадии. Принцесса ревностно выполняла поручение Рамиро «ввести в курс жизни королевства». В итоге Чарити решила, что если она хороша для будущего короля Фасинадо, то она хороша и для его подданных. Хороша именно такой, какая она есть.

В общем-то подобная политика вскоре дала свои результаты. Люди заметили ее, стали прислушиваться и улыбаться. Чарити никогда не отличалась отсутствием уверенности в себе, но Леокадия оказалась просто мастером по выбиванию почвы из-под ног у будущей родственницы. Чарити старалась не уступать и не давать спуску, только, если быть до конца честной, принцессе все же удалось посеять в душе англичанки сомнения. Чего только стоили постоянные намеки на некую более чем сестринскую и братскую любовь между принцем и принцессой. Чарити до сих пор не могла отогнать навязчивые видения, в которых Рамиро и Леокадия… Нет, не может такого быть! Чарити знала, что Рамиро честно ответит, если она спросит, вот только она не была уверена в том, каким окажется этот ответ.

Да, Рамиро оставался мил и предупредителен, во дворце готовились к свадьбе, все шло как надо. Конечно, Рамиро был постоянно занят, и этим объяснялось некоторое отсутствие… близости в их отношениях. Временами Чарити начинала сомневаться, не ошибся ли отец, когда сказал, что принц испытывает к ней сильные чувства, достаточные для того, чтобы просить ее руки. Но он же попросил. У такого человека, как Рамиро, не может быть бесчестных мотивов. Не стоит даже допускать ни малейшего сомнения. Такие мысли могут все испортить.

Оставив размышления, Чарити снова обратила внимание на ужин. Оказалось, принц так и стоит рядом с креслом и даже не подумал сесть за стол. Девушка решительно разделила рыбу пополам, положила куски на две тарелки, добавила немного овощей, поставила одну тарелку перед собой, вторую — напротив и сделала приглашающий жест:

— Ваше высочество.

— Леди Эверетт, мы же договорились. Чарити. Рамиро. Я не представляю, как можно жить вместе и называть друг друга по титулу. Вскоре нам бы пришлось именовать друг друга «ваше величество».

— Я пошутила. — Чарити нетерпеливо вздохнула. — Неужели вы можете стоять тут и разговаривать об этикете, когда эта замечательная рыба и эти чудесные овощи так восхитительно пахнут?

— Рыба? Ах, рыба!

— И овощи, — Чарити указала вилкой на овощи.

— А когда это все успели подать? — Рамиро выглядел забавно озадаченным.

— Это принесла я, на подносе.

— На подносе.

— Рамиро, пожалуйста, вы меня пугаете! Не заметить поднос, не заметить рыбу…

— Я… немного занят.

— Мне кажется, вы сильно голодны.

Принц задумчиво покачал головой и взялся за вилку.

— Раньше мне всегда подсовывал еду Лоренсо. Но это так отвлекало, что я запретил. — Рассуждая о поведении Лоренсо, принц незаметно для себя успел съесть солидный кусок рыбы. — Но, вы правы, без еды нельзя. Вкусно!

— Да, действительно вкусно. Ваши повара выше всяких похвал.

Принц кивнул, не отвлекаясь от рыбы. Чарити, попробовав немного овощей, отодвинула тарелку. Все же она сюда пришла не ради ужина, а совсем по другому поводу. В последние дни она потратила достаточно много времени, вникая в дела королевства. Леокадия ловко увильнула, когда Чарити попросила ее посвятить себя в тонкости организации налоговой системы и прочего устройства королевства, и отослала англичанку к первому министру де Моралесу. Чарити, привыкшая иметь дело с деловыми и умудренными опытом мужчинами, быстро уговорила сурового старика ввести ее в курс дел. Может быть, он растаял после того, как Чарити посоветовала ему отличное растирание от болей в спине, а может быть, просто любил поговорить о делах… В общем, почти неделю Чарити не отходила от старого министра, делая только перерыв на обед. Все равно принц был занят, а Леокадия в последнее время не горела желанием общаться. Наверное, у нее яд кончился, удалилась в свою колдовскую нору, чтобы поднакопить новую порцию.

Первый министр довольно быстро понял, что его юная собеседница разбирается в финансах и прочем управлении ресурсами не хуже его. В ответ на комплимент по этому поводу Чарити заявила, что она всего лишь дочь своего отца. И что ей странно слышать сомнения в способностях женщин управлять от первого министра Фасинадо, где женщина может быть королевой и может править. В итоге де Моралес очень ей помог в составлении плана. Конечно, он сразу догадался, что пытается сделать Чарити, и дал ей множество полезных советов, но все же все основные решения и подходы она придумала сама. Папа будет ею гордиться, когда наконец вернется из своей слишком уж затянувшейся обзорной поездки по острову в компании «старой знакомой». Теперь-то понятна постоянная и верная расположенность лорда Эверетта к Фасинадо. Чарити улыбнулась, вспомнив, какими глазами отец смотрел на баронессу Валеха.

— Спасибо за ужин и за компанию, но мне нужно закончить еще несколько дел. — Рамиро тоже отодвинул тарелку.

— Не так быстро, — решительно заявила Чарити. — Мне необходимо вам кое-то показать. В последние дни я тоже была занята. И много советовалась кое с кем, прежде чем прийти к вам.

Рамиро выглядел озадаченным. Что ж, самое время выложить карты на стол.

— Во-первых, напоминаю, что я дочь своего отца. И что я всегда ему во всем помогала.

— Да, — кивнул Рамиро, его лицо приобрело еще более озадаченное выражение.

— Во-вторых, вы поручили ввести меня в курс дел королевства. Могу сказать, что ваша семья и ваш первый министр хорошо с этим справились.

— Не сомневаюсь.

— И… — Чарити помедлила. Как бы так предложить свою помощь, не вызвав ощущения, что она навязывается? Может быть, принц сам хочет найти решение? Судя по тому, что рассказал первый министр, принц был на верном пути, не хватало только некоторых нюансов. — Помните, мы только что говорили о разделении обязанностей и о том, что нужно уметь пользоваться талантами своих помощников?

— Отлично помню.

— Прекрасно. Тогда, прежде чем вернуться к текущим делам, изучите, пожалуйста, эти предложения.

Она протянула Рамиро довольно пухлую стопку листков, плотно исписанных мелким убористым почерком. Принц взял записи и погрузился в чтение. Чарити не спеша налила себе чаю, добавила сахара и молока и откинулась на спинку кресла. Что бы ни говорила Леокадия, что бы ни чувствовал по отношению к своей невесте принц Рамиро, в одном Чарити оказалась непревзойденно хороша: в деловых вопросах. И если в Англии она была обречена всю жизнь находиться в тени, если там никто даже не станет слушать ее идеи (кроме отца, естественно), то здесь у нее есть шанс заслужить признание именно в этой сфере, сразиться с мужчинами на их поле — и победить. Чарити незаметно улыбнулась. Никогда раньше, до прибытия на остров, она не думала, что так страстно желает добиться признания в деловой сфере. Но это так. Чарити намеревалась не просто стать супругой короля, его женой, матерью его детей. Она могла сделаться кем-то более значительным, она это чувствовала.

Чем дальше принц продвигался в изучении документов, тем все более загадочным становилось выражение его лица. Словно он не мог поверить своим глазам. Когда Рамиро закончил, Чарити не спеша отставила в сторону чашку с остатками давно остывшего чая и приготовилась выслушать вердикт.

— Это… невероятно подробный анализ нашей ситуации. И решение, предложенное здесь, действительно всеобъемлющее. Я… я даже немного обижен, что его нашел лорд Эверетт, а не я.

— Лорд Эверетт? — Чарити вскочила, как ошпаренная. — Лорд Эверетт?