Плохие слова (сборник) Гайдук Борис
А Таня ли она вообще? Половина первого было, когда они с Павловым приперлись, уже вовсю дым коромыслом стоял.
Белобрысую звали Лена, а эту Таня, все правильно.
И где тогда эта самая Лена? С Павловым?
А Павлов где?
Никого нет.
Диван прибран, за Павловым такого отродясь не водилось.
«Ох, Женечка, как же мне плохо… отдамся любому за бутылку пива», — вот что она утром промурлыкала. Точно.
К чему бы это? Наверное, я ее все же как-то незаметно трахнул, очень уж интимно сказала… «отдамся… за бутылку». Да я сам сейчас кому хочешь отдамся, все вчера выжрали… пьянь.
Или, наоборот, ничего не было.
Типа «Отдамся же, наконец, хватит спать, придурок…».
«…целую нежно. Евгений».
Нет, не так.
«…целую страстно и нежно. Твой Женя».
Не письмо, а хрень какая-то.
А, ладно, отправить.
Павлову, что ли, позвонить, спросить, что на самом-то деле случилось?
Да нет, он еще раньше отрубился.
Сволочь.
«Таня, доброе утро…»
Что это такое? Должен быть договор из типографии…
Ах ты, батюшки, да это же мальчик вчерашний. Точнее, уже сегодняшний. Как его, Женя, что ли. Или другой, которого все по фамилии звали?
Нет, Женя. Рыженький, вполне приличный мальчик, все правильно, а второй — натуральное хамье, сразу забил косяк и завалился на диван.
«…я еще не знаю, будет ли мое письмо нежным и трогательным, или оно будет разнузданно эротичным…»
Ой, держите меня семеро! Начинается!
Как только узнают, что я пишу, так сразу у всех отнимается человеческий язык, начинают нести полную ахинею! Слова теперь в простоте не скажет.
А вообще, интересно у них получается — либо нежно, либо эротично. А совместить — ума не хватает?..
Между прочим, вполне нормальным показался… Понравился даже.
«Я проснулся сегодня с единственной мыслью — о тебе…»
Ага, а я о стакане пива. Симптом, кстати, — с утра потянуло на пиво.
Стоп, что это он такое плетет? У нас с ним что-то было, что ли?
Нет, нельзя столько пить. Опять Ленка втянула меня в авантюру. Я ведь их никого и не знала. А если бы это оказались маньяки какие-нибудь, извращенцы?..
Ужас! Ужас!
«…все закончилось быстро, пронеслось как один миг…»
Ой, блин!
Значит, все-таки было. Да, что-то такое припоминается, не слишком внятное.
Или это не вчера? Или вчера, но не с рыжим?
Господи!
Ну да, проснулась-то я с ним… А вот одежду с меня кто снимал? Кажется, тоже рыжий. Почему мне тогда все время вспоминается незастеленный коричневый диван и тот бешеный здоровяк с жирной волосатой грудью? Нет, с ним бы я точно не стала! И опять же — проснулась-то я с Женей…
Павлов. Точно. Вот как того жирного звали.
Или не Павлов…
Ну-ка, что там дальше?
«…ты была прекрасна и удивительна, и теперь я медленно схожу по тебе с ума…»
Значит, все-таки было!
Хе, вот я парня завела! Молодец, Танюха, есть еще порох!
А как у нас, кстати, обстояли дела с контрацепцией? Видимо, никак не обстояли. Упущение.
«…и мечтаю снова с тобой встретиться и продолжить наше знакомство…»
Да и я не против.
Только не сегодня, дружочек. Ну-ка, что мы имеем в зеркале? Ну и рожа! Глазки красные, подбородок ободран…
Нет, точно не сегодня.
«…я, со своей стороны, постараюсь проявить себя с более выгодной стороны…»
Да что же он пишет! Тут «со стороны», там «со стороны»… Зло берет!
И туда же, письма любовные шлет!
«…целую страстно и нежно. Твой Женя».
Да, наверняка он. С какой стати ему с утра пораньше заливаться соловьем, если бы я вдруг с этим мерзким Павловым трахнулась?
Позвонить ему, что ли?
Так ведь и телефона его нет. И чего он мне письма пишет, вместо того чтобы просто позвонить, как нормальный человек? Застенчивый, видимо, юноша. Плавали, знаем. Такому проще всю гостевую книгу исписать признаниями, чем выдавить из себя полслова.
Придется на первый раз письмом и ответить.
Намучаешься с такими…
«Здравствуй, Женя…»
Нет, лучше по-другому. С этими застенчивыми поласковее надо быть, понапористее, а то проспится мужчинка, и привет. Ищи-свищи…
«Женька, милый, привет!
Спасибо тебе за вчерашний вечер, и особенно ночь. У меня такого не было очень, очень давно, ты был просто неподражаем, настоящий вулкан.
Работать совершенно не могу, вспоминаю тебя и мечтательно улыбаюсь. И даже немножко… угадай, что? Да-да, возбуждаюсь…»
Или не стоит так откровенно гнать волну? Еще примет меня за развратную женщину…
Боже мой, ну при чем же тут коричневый диван?!
Какой-то Павлов…
Игры подсознания, наверное…
Отправить.
Голова ты моя, голова. А в три часа редколлегия.
Надо Ленке позвонить, может, она чего помнит…
Или она раньше свалить успела?
Коза драная.
«Женька, милый, привет!
Спасибо тебе за вчерашний вечер и особенно ночь…»
Оба-на!
А баба-то повелась на мою лабуду в три секунды!
Во дела! Этих поэтов-художников хлебом не корми, дай только нежных писем почитать…
Я все-таки, значит, трахнул ее!
Йесс!
Мастерство не пропьешь!
Ишь, сидит там, зараза, и прямо вся дымится после меня! Давай еще письмишко наваляю, ради такого случая напрягу мозги!
Сейчас, сейчас…
Что у нас здесь, в холодильнике, осталось? Ага, кефирчик есть, отлично!
«…Танечка, ты тоже была неподражаема. Ты была сама женственность, порочная и в то же время нежная. Столько страсти, огня, удивительно, как я не сгорел дотла в твоих объятиях…»
Отправить.
Экономическое чудо
Профессор Грибов тяжело взобрался на кафедру, пожевал губами и сказал:
— Господа! Позвольте познакомить вас с коллегой из Стэнфорда, доктором Ковальски.
Коротко стриженный седой мужчина приподнялся над столом, сделал улыбку типа «рад вас видеть» и дважды, налево и направо, кивнул.
— Доктор Ковальски также представляет здесь нашего генерального спонсора и одного из учредителей, концерн «Майкросистем текнолоджис». В котором, как все вы прекрасно знаете, работают лучшие выпускники нашей бизнес-школы.
Доктор Ковальски поправил указательным пальцем очки и снова кивнул.
— Сегодня, как всем вам прекрасно известно, у нас проводится деловая игра, — продолжал Грибов. — Игра является ключевым экзаменом в процессе вашего обучения. Прежде всего я хотел бы поздравить всех присутствующих с, так сказать, допуском к экзамену. Ибо участие в игре само по себе является признанием ваших м-м… успехов. В деловой игре принимают участие восемь лучших студентов по результатам обучения в течение полутора лет. Список участников одобрен нашим уважаемым спонсором.
Грибов повернул тело в сторону американца и изобразил легкий поклон.
— Говоря спортивным языком, вы м-м-м… вышли в финал. И здесь начинается самое сложное. Но и самое интересное. По условиям нашего учредителя, задание сообщается непосредственно перед началом игры. То есть сейчас.
Грибов обвел аудиторию взглядом.
— Итак, тема игры — переговоры в ситуации трудового конфликта. Команда, добившаяся успеха на переговорах, продолжит обучение в Стэнфорде, одной из лучших бизнес-школ Соединенных Штатов, за счет нашего уважаемого спонсора. Проигравшая команда закончит курс у нас. Это тоже неплохо. Все вы видели рейтинг школ MBA в газете «Коммерсант» и наше высокое в нем место. И тем не менее, и тем не менее…
— Суки, — внятно произнес интернет-продюсер Эдик Каспарян.
Некоторые слушатели оглянулись.
— В вашем распоряжении четыре часа. Отсутствие соглашения по их истечении будет означать поражение обеих команд с вытекающими отсюда печальными для ваших зарубежных перспектив последствиями.
— Суки, — повторил Эдик.
Аудитор Вика Плюшкина толкнула его в бок.
— Условия игры таковы, — воодушевился Грибов. — По жребию вы будете разделены на две команды, одна из которых представляет совет директоров компании, терпящей крупные убытки, а другая соответственно профсоюз. Администрации предстоит уволить значительное число работников и сократить зарплату оставшимся, а также в общих чертах наметить стратегию вывода компании из кризиса. Профсоюз только что объявил забастовку. Его цель свести потери для персонала к минимуму, но в то же время он должен оценить и одобрить план, предложенный администрацией. В этих папках — начальные условия игры, данные о предприятии, кадровая статистика, прочая необходимая информация. Цифры и ситуация основаны на реальных событиях. Мы с коллегой, — Грибов вновь колыхнулся в сторону доктора Ковальски, — будем наблюдать за переговорами. У данного задания есть установленные критерии победы той или иной команды, но вам они не сообщаются. Мы также будем принимать во внимание переговорную стратегию и аргументацию сторон. Вам представляется полная свобода использовать как знания, полученные в процессе нашего с вами обучения, так и собственный деловой и жизненный опыт. Сразу оговорюсь — в игре будет только один победитель, ничейный результат исключается. И еще — побеждает и едет в Соединенные Штаты только команда целиком. Даже самый лучший игрок проигравшей команды останется в этих стенах.
Грибов достал из кармана платок и вытер лоб.
— Вопросы есть?
Вика Плюшкина поежилась. Чего-то в этом роде и следовало ожидать. Американы помешаны на конкурентных играх и всяком командном дерьме. Понятно, что за такой приз, как обучение в США, народ сейчас начнет грызть друг другу глотки. Эдик прав — суки.
— Если вопросов нет, прошу вас подойти к столу и вытащить жребий.
Жребий представлял собой восемь конвертов, веером лежащих на столе.
— Начинаем прицельное метание говна, — процедил Эдик.
— Эдик, заткнись, — прошипела Вика Плюшкина.
Студенты по очереди брали конверты и вытряхивали из них листочки с надписью «Профсоюз» или «Совет директоров».
— Прошу взять исходные данные, — руководил Грибов. — Данные абсолютно идентичны. Здесь вся корпоративная статистика за последние пятнадцать лет. Производство, финансы, сбыт, кадровая информация, многое другое. С исходными данными можно ознакомиться в смежных классах.
Грибов округло развел руками.
Доктор Ковальски сквозь очки изучал участников игры, время от времени опуская взгляд на разложенные бумаги.
— Изучение стартовой информации и разработка начальных сценариев — первый этап игры. Проходит он, как я уже сказал, в смежных классах. Данных много, поэтому вы должны вычленить главное и сосредоточиться на нем. Переговоры будут проходить здесь. Все контакты вне аудитории исключаются. И прошу меня извинить, но вы должны выложить на стол мобильные телефоны. Это обязательное требование разработчиков сценария, цель которого — пресечение сговора и обеспечение полной прозрачности переговоров…
— А если мне должны звонить? — спросил Петр Слива, зампред небольшого банка, хорошо известного в определенных кругах, а также в компетентных органах.
— Мы вас позовем и предоставим возможность поговорить, — со следами неловкости на лице ответил Грибов. — Но только в нашем присутствии. Надеюсь, Петр, вы поймете меня правильно.
На стол посыпались «сименсы», «моторолы» и «нокии».
Американец внимательно наблюдал за сдачей телефонов и что-то черкнул на листе бумаги.
— Итак, даю старт. Профсоюз, пожалуйста, сюда. Ваши оппоненты — в противоположный класс. Примерно через полчаса будьте готовы встретиться в аудитории.
Вика Плюшкина и Эдик Каспарян попали в профсоюз. Также интересы трудящихся выпало отстаивать директору небольшой торговой фирмы Лене Голубеву и Василию Головко, начальнику отдела ВосточноСибирской нефтяной компании.
В противоположный класс помимо банкира Сливы направились Оля Ситникова, в прошлом известная манекенщица, а ныне менеджер модельного бизнеса; румяный плехановский выпускник и сын депутата Государственной думы Егор Анисов и фондовый спекулянт Юра Шерингарц, ради медитаций над движением индексов не расстающийся с ноутбуком.
— Полный бред! — вполголоса ругался Слива. — Можно подумать, мне из банка позвонят по мобильнику и подскажут, как надо правильно уволить Леню с Эдиком!
— Правила есть правила, — возразила обаятельная и целеустремленная Оля Ситникова. — Шаг логичный, хотя и неприятный…
Директора разобрали файлы и углубились в анализ бедственного положения своего предприятия.
Судя по отчетности, фирма трещала по всем швам.
— Полный караул, — высказался первым Егор Анисов. — В этой ситуации увольнять нужно чуть ли не половину персонала. А администрацию гнать в шею поганой метлой. На месте акционеров я бы именно с этого и начал.
— Хе! Боюсь, что наш профсоюз поддержит только вторую часть предложения. Типа гнать в шею.
— Ребята, ребята! — захлопала в ладоши Оля Ситникова. — Серьезнее, прошу вас! Давайте представим себе, что наша компания действительно терпит бедствие.
В классе снова повисла тишина. Егор Анисов барабанил пальцами по столу. Банкир Слива посмотрел в окно. Шелестели бумаги.
— Вот, с-смотрите, — произнес, наконец, фондовый спекулянт Шерингарц. — Динамика сбыта за последние д-десять лет показывает факт некоторой сезонности. Четвертая, пятая и шестая с-страницы. Есть основания предполагать, что в ближайшие несколько м-месяцев продажи если и п-продолжат падение, то незначительно. Не исключено даже, что на некоторое время стабилизируются. Это з-значит, что прямо сейчас мы можем уволить не так уж много н-народу. П-примерно процентов пятнадцать. И немного сократить зарплату остальным. А з-за это время попытаться осуществить модернизацию производства и поискать инвестора…
В профсоюзном классе царило уныние.
— Я бы при таком раскладе быстренько продал лавку! — энергично расхаживал между столами торговый директор Леня. — Пока не все болячки вылезли наружу, эта контора хоть чего-то стоит. Главное, успеть до годового собрания акционеров. И свалить с деньгами, например в Мексику. А работяги пусть сами устраиваются как хотят.
— Ленечка, мы с тобой по другую сторону баррикады, — напомнила Вика Плюшкина. — Нам об этих работягах нужно позаботиться. Нам нужно что-то придумать, чтобы они остались на работе. А мы соответственно поехали в Америку. Ты ведь хочешь в Америку, Леня? За счет дяди Сэма.
— За счет дяди Сэма хочу, — проворчал Леня. — А так мне там делать нечего.
Вика Плюшкина перевела взгляд на Эдика.
— Эдик! Ты почему такой вялый?
— Я еще не очень вялый, — промычал в ответ Эдик. — В пять утра сегодня лег.
Вика вопросительно прищурилась.
— Друг права получил, обмывали…
— Эдик, ты что, дурак? На один день не мог отложить?
— Я вообще-то не собирался. Само получилось.
Нефтяник Василий Головко молча листал бумаги и морщил лоб. Уши его при этом шевелились.
— Суки! — снова выругался Эдик. — Жирные американские гондоны! Кто обманет друга, тот поедет учиться к нам в буржуинство. Тьфу!
— Это справедливо, Эдик, что ты в профсоюз попал, — сдержанно заметил нефтяник Головко. — Классовое чутье у тебя хорошее. Настоящее.
Леня Голубев судорожно хихикнул.
— И рожа у него сейчас очень пролетарская. Гы! После вчерашнего.
— Вы что, все здесь дураки? — закричала Вика Плюшкина. — Василий! Хоть вы что-нибудь разумное скажите!
— Разумное? — повторил Головко. — Разумного, мужики, я вам вот что скажу. Придумывать первый ход должны в общем-то они. А не мы. Нам для начала достаточно заявить, что мы не согласны с сокращениями, и стоять на своем. Нужно проявить твердость и сказать «но пасаран». А там видно будет.
Головко единственный из профсоюзных лидеров зубрил в своем институте «Капитал» Карла Маркса, историю КПСС и прочие общественно полезные дисциплины. Остальные были моложе и учились уже без идейной платформы.
— Вот это, между прочим, очень разумно! — встрепенулся Эдик. — Нужно сделать перформанс! Нестандартный ход. Например, устроить демонстрацию! Они придут нас увольнять, а мы им — бамс! — по морде и на баррикады!
— Ага! А тебе — бамс! — и два балла! — съязвила Вика Плюшкина. — А победу присудят другим! Вот это будет перформанс!
Леня Голубев быстро отгрыз ноготь указательного пальца и плюнул на пол.
— Погоди! Эдик дело говорит! Нужно как следует дать им по морде! Вывести их из равновесия! Понимаешь?
— Разве так можно? — засомневалась Вика.
— Конечно! — воскликнул Эдик. — Мы же пролетариат! Какой с нас спрос? Булыжник — наше оружие! Нужно задать тон! Сыграть по нашим правилам!..
За сорок минут администрации удалось подготовить взвешенный план реформ. План назывался «Спасение жизни», и среди прочих мер содержал болезненные, но жизненно необходимые кадровые решения.
Выйдя из своего класса, директора увидели профсоюз, тесно сидящий за передним столом.
— Господа, — обратилась к Грибову Оля Ситникова. — Мы готовы представить меры по оздоровлению компании.
«Юрик все придумал, а она, пролаза, будет представлять», — неприязненно подумалось банкиру Сливе.
Банкир Слива вырос в простой семье и не любил слишком активных женщин.
— К партнерам, пожалуйста, к партнерам, — перенаправил Олю Грибов и прошелся по ее фигуре доброжелательным взглядом.
Оля процокала каблучками в сторону партнеров.
«Сколько же в ней росту? — прикинул банкир Слива. — Метр семьдесят пять, не меньше. И еще каблуки…»
— Господа, — обратилась Оля к профсоюзу. — Мы готовы представить план спасения компании. Надеюсь, что вместе нам удастся…
В этот момент члены профсоюзной команды повскакивали с мест и слаженно заорали:
— Увольнениям — нет! Увольнениям — нет! Увольнениям — нет!
Оля отпрянула.
Эдик Каспарян развернул над головой склеенный из листов бумаги плакат.
HANDS OFF OUR JOBS!!! — было написано на плакате.
Американец громко засмеялся и несколько раз хлопнул в ладоши.
— Ра-бо-тать!!! Ра-бо-тать!!! — принялись громко скандировать демонстранты.
— Вы что, с ума посходили? — Оля Ситникова распахнула синие глаза.
Совет директоров вопросительно уставился на кафедру.
Американец откровенно веселился.
Грибов развел руками.
Демонстранты, воодушевленные расположением американца, стали маршировать в такт выкрикам, для чего прошлись вдоль кафедры. Эдик затянул «Интернационал», но Вика Плюшкина его одернула. Прошествовав полукругом перед изумленной администрацией, демонстранты скрылись в своей комнате.
— И что теперь? — обратился к Грибову банкир Слива. — Кому мы будем план озвучивать? Вам, что ли?
— Нет. Для нас ваш план не имеет значения, — на сносном русском отозвался за Грибова американец.
— Но эти-то ушли:
Американец пожал плечами:
— Вам оказывают давление. Очень хороший ход для начала переговоры.
— Вот как? — изогнула брови Оля Ситникова. — Это вы называете ходом для начала переговоров?
Банкир Слива наклонил коротко стриженную голову.
— Зашибись. Давайте теперь мы вызовем ментов, чтобы они их рассадили по клеткам и хорошенько… в общем, побили дубинками? Для начала переговоров.
Американец вопросительно повернул голову к Грибову.
— Полис, — подсказал тот. — «Менты» — из рашен полис.
— Нет за что, — Доктор Ковальски взметнул на лоб энергичные складки. — Они не нарушили закон или конституция штата. Они просто хотят иметь своя работа. Вы работодатели, у вас есть социальная ответственность. Попробуйте с ними… говорить.
— Договориться, — подсказал Грибов.
Обескураженные работодатели собрались в углу аудитории.
— Вот гады! — не удержался еще более зарумянившийся Егор Анисов. — Мы тут вовсю думаем, как бы не ущемить их несчастные интересы, а они выдают нам дешевый спектакль.
— И американцу эта байда п-понравилось. Н-наверное, надо быть проще. Они нам забастовку, а мы им — локаут.
— Дело не в этом! — возразила Оля Ситникова. — Они хотят навязать нам свой сценарий и для этого придумали нестандартный ход. Надо отдать должное, это им удалось. Не стоит поддаваться. Нужно проявить терпение и вызвать их на переговоры. Для нас даже лучше, что они так тупо начали. На фоне этого балагана наш план будет выглядеть очень выигрышно!
Банкир Слива хотел что-то сказать, но передумал.
— Сейчас я пойду и позову их. Будем демонстрировать доброжелательность и готовность к сотрудничеству.
Оля профессионально продефилировала мимо кафедры, не забыв улыбнуться Грибову и доктору Ковальски.
«А может, теперь в бизнесе так и надо? — меланхолично размышлял банкир Слива. — Попа, сиськи, весь прикид, каблуки. Сам не заметишь, как махнешь подпись на контракте».
Оля постучалась в класс забастовщиков и приоткрыла дверь.
— Друзья мои! — пропела она, выразительно выгнув спину. — Может быть, вы нас все-таки выслушаете?
Грибов громко причмокнул губами.
— Оля! Оленька! — зашептала Вика Плюшкина. — Вы на нас не обижайтесь! Это мы как бы в шутку.