Да будет праздник Амманити Никколо
С оглушительным треском рухнула в лесу огромная столетняя пиния. Под тяжестью дерева захрустели каменные дубы и лавровые кусты, подняв с земли облако пыли и сухой листвы, из которого, как в кошмарном сне первобытного человека, возник огромный слон. Под подошвами скачущего галопом животного дрожала земля. Ничто не могло его остановить. В его мозгу звучал лишь один сигнал: бежать. Его знаменитая память стерлась, он низвергся с эволюционной лестницы в бездны, где сардины спасаются от преследующих их тунцов.
Он больше не помнил детства, проведенного в передвижной клетке. Не помнил номеров на арене цирка. Не помнил поклонов, клоунов, которых обдавал холодным душем, не помнил даже кнут и картошку. Он не помнил больше ничего, страх перекрыл все. Что это за мрачное, дикое место? Что за палки торчат из земли? Откуда эти запахи? Отсюда надо бежать, и ни терновник, ни поваленные стволы деревьев, ни заросли кустарников, ни бурьян – ничто не могло остановить его. Время от времени он поднимал длинный хобот и, издав душераздирающий рев, вырывал из земли ствол и с силой швырял его в сторону. Цветная попона превратилась в лохмотья, с одного боку она была разодрана совершенно и вся пропиталась кровью. Из правого плеча как гарпун торчала ветка. Слон мотал головой из стороны в сторону, один его глаз заплыл, и он ошалело вращал единственным видящим зрачком, прокладывая себе дорогу сквозь густую растительность.
Корзина, наполовину развалившаяся, все еще держалась на спине, но съехала набок. Внутри, вцепившись в ремни, вопили, перепуганные не меньше слона, Фабрицио и Ларита.
Обогнув дуб, животное запнулось о корень толщиной с анаконду, но удержалось и снова пустилось вскачь, на этот раз прямо в заросли ежевики. Слон перемахнул через канаву, сделал шаг, еще один и внезапно почувствовал, что земля ушла из-под ног. Он прекратил вращать шальным глазом, разинул рот от удивления и, болтая ногами и хоботом, безмолвно рухнул с обрыва, скрытого под зеленью растений. Пролетев метров двадцать, он ударился головой о скалистый выступ, отлетел, перевернулся и застрял между стволами двух деревьев, торчащих над пропастью наподобие вилки.
Животное барахталось в воздухе вниз головой, с переломленным позвоночником, то и дело отчаянно взвывая от боли, но звук его голоса постепенно слабел.
Фабрицио выбросило из корзины, и он тоже кубарем полетел вниз, отскакивая как мячик от ветвей деревьев, лиан и стеблей плюща, пока наконец не впечатался в изогнутые корни дуба, прилепившегося к каменной стене.
Мгновение спустя Ларита шлепнулась на него и соскользнула в бездну.
Писатель протянул руку и успел схватить ее за полу куртки. Однако ее вес потянул его вниз, и от жгучей боли, пронзившей трехглавую мышцу, у него перехватило дыхание.
Ларита барахталась в воздухе и, в ужасе смотря вниз, кричала:
– Спасите! Спасите!
– Не двигайся! Не двигайся! – умолял Чиба. – А то я тебя не удержу.
– Помоги! Прошу тебя, помоги. Не отпускай меня.
Чиба закрыл глаза, стараясь перевести дух. Мышцы дрожали от напряжения.
– Я больше не могу. Схватись за что-нибудь.
Ларита протянула руку к пучку плюща, что вился среди камней.
– Не выходит! Я не достаю, черт возьми!
– Ты должна дотянуться, я больше не могу… – Лицо Чибы побагровело, кровь стучала в висках. Нельзя было смотреть вниз, там было по меньшей мере тридцать метров свободного падения.
“Я не человек. Я швартовный конец. Я ничего не чувствую. Мне не больно”, – стал он повторять про себя. Но мышцы на руках дрожали. С ужасом Фабрицио почувствовал, что вцепившиеся в ткань куртки пальцы разжимаются. От безысходности он прикусил зубами корень и закричал:
– Я удержу тебя. Удержу!
Но не удержал.
Словно парализованный, он застыл, уткнувшись лбом в лиану. Слишком потрясенный, чтобы думать, плакать, смотреть вниз.
Вдруг раздался слабый голосок:
– Фабрицио… Я здесь, внизу.
Писатель вытянул шею и в лунном свете увидел Лариту, она была метрах в двух под ним, уцепившаяся в плющ, ковром покрывший отвесную стену.
Некоторое время они молчали, приходя в себя. Когда Фабрицио нашел в себе силы говорить, он спросил:
– Как ты там?.. В порядке?
Ларита обвилась вокруг растения.
– Да. У меня получилось. Получилось.
– Не смотри вниз, Ларита. – Устроившись поудобнее на корнях, Фабрицио стал массировать онемевшую правую руку.
По лбу ударил мелкий камешек. Потом еще. Потом камни посыпали градом вперемежку с сухими сучьями и землей. Чиба посмотрел вверх. Диск луны выкатился на середину неба. Он склонил набок голову, и на фоне спутника нарисовался, как в китайском театре теней, черный силуэт застрявшего в ветвях дуба слона.
Слон был прямо над ним.
В тот самый момент, когда Фабрицио подносил ладонь к глазам, чтобы в них не попадала земля, он услышал хруст ломающихся веток. Дерево закачалось.
– О Мадонна! – пробормотал он.
– Что там происходит? – спросила Ларита.
– Слон! Он сейчас упа…
Ствол не выдержал и с оглушительным треском переломился. Слон издал последний отчаянный крик и полетел вниз вместе с дубом и посыпавшимися камнями.
Чиба инстинктивно вжал голову в плечи. Зажмурился. Язык прилип к гортани.
Теперь он летел в темноте. Тьма окутывала его, как милосердная мать, не позволяя видеть под собой стремительно приближающуюся землю. Сколько раз он задавался вопросом, успевают ли что-то осознать перед тем, как разбиться о землю, самоубийцы, бросающиеся с крыш или с мостов. Или же мозг, щадя хозяина, перед лицом столь чудовищной смерти вырубается и притупляет чувства.
Теперь он знал ответ. Мозг продолжал безотказно работать и кричал: “Сейчас ты умрешь!”
49
Луна, круглым шаром повисшая посредине неба, серебрила своим светом траву, но Эдо Самбреддеро по прозвищу Зомби шел по саванне, понурив голову и не удостаивая светило взглядом. В руках он сжимал ножницы для птицы.
Легкий ветерок, достаточно прохладный, чтобы вызвать дрожь, проникал под куртку. Сатанист потер себе руки, чтобы стряхнуть с себя этот холодок, который пробрался в него и не желал уходить.
Впереди пронеслось стадо газелей, за ними проскакали несколько кенгуру. Даже это зрелище не привлекло его внимания.
Как говорил Гамлет? “Это прекрасное строение, Земля, кажется мне бесплодным мысом; этот превосходнейший балдахин, воздух, – взгляните, эта великолепная, висящая над нами твердь, этот величественный свод, выложенный золотым огнем, – кажется мне лишь скоплением гнусных и зловредных паров”.
Да, Земля – действительно гнусное место.
“Только в таком гнусном месте Сильвиетта может выйти замуж за такого, как Мердер”.
Услышав, как влюбленные голубки говорят о свадьбе, вначале он подумал, что они шутят. “Это не может быть правдой”, – продолжал он повторять про себя, слушая, как они говорят о церкви, фуршете и прочих паскудствах. Но, увидав, как Сильвиетта плачет от волнения, он понял, что все это правда, и тогда что-то в нем пересохло.
Когда он был ребенком, дедушка брал его с собой в огород, маленький участок под эстакадой Ориоло, и давал ему склянку с ядом для сорняков. “Одной капли достаточно”, – напоминал дед, и Эдо выпускал из пипетки на верхушку растения черную, как нефть, каплю – и то за каких-то полчаса теряло краски и соки и превращалось в сухую палку.
“То же самое случилось со мной”. Сильвиетта навсегда обескровила его сердце.
Сколько раз она жаловалась ему на Мердера, что он грубый и невнимательный, что он каждый месяц забывает о дне их знакомства?
“Не могу я с ним говорить, как с тобой. Ты не такой. Ты меня понимаешь…”
Сколько ночей они провели на проводе, смотря “Друзей” по телевизору и вместе ужасаясь этим бесталанным уродцам, которые только и делали, что ссорились, или болтая о музыке – о Motrhead и об эпохальном значении альбома Denim and Leather британских Saxon? Сколько раз субботними вечерами они проходили весь Корсо туда и обратно, теряя счет времени, не замечая распродаж, прохожих, пропуская последний автобус до дома?
Положим, они не были парочкой. Она встречалась с Мердером. Но что она находила такого в этом толстяке с перхотью в волосах?
Ну хорошо, Зомби страдает врожденным спазмом пищевода, но он прочел в интернете, что существует радикальный метод борьбы с ним с помощью стволовых клеток. В Италии он запрещен, но, как только умрет мать, он получит в наследство золотые монеты папы Лучани[36] и сможет поехать лечиться в Америку.
Как-то Мердер ездил навестить тетю в Фол лоник у, и Зомби с Сильвиет той вдвоем отправились в пиццерию “Джерри-2”. Это был неповторимый вечер, между ними возникла особая задушевность. Она рассказала ему о своих детских страхах, о мечте стать королевой “дет-метала”.
Потом он проводил ее до дома и на прощание, как обычно, скромно поцеловал в щеку, но она губами коснулась краешка его рта. Одно лишь мгновение, и все же на том месте, куда поцеловала его Сильвиетта, остался горящий след, как бывает, когда обожжешься раскаленной вилкой.
Сколько месяцев потом у него не выходил из головы этот поцелуй. Если бы он, как идиот, не отстранился, возможно, они поцеловались бы в губы.
Он прикоснулся пальцем к обожженному месту. Дрожь прошла по телу, и Зомби стиснул зубы, чтобы не заплакать. Он снова вспомнил о жертвоприношении в Сутрийском лесу. Остальные просто поимели Сильвиетту, залив спермой ее живот, как стая распаленных псов. Он – нет, для него было все иначе, он действовал с любовью, и когда наконец кончил, то склонился на маленькие белые груди со слезами на глазах, сгорая от желания взять ее и увезти с собой.
И когда они похоронили ее, он тайком разгреб землю, чтобы Сильвиетта могла выбраться из могилы. Когда три дня спустя он увидел ее на лавочке перед кинотеатром, то понял, что эта потрясная девчонка и есть женщина его жизни.
И теперь он узнает, что эти двое решили пожениться.
“Пирожок…”
Что тут сказать кроме того, что жить больше не имело смысла.
50
Удача не оставила Фабрицио Чибу и на этот раз. Он приземлился на мягкое брюхо с лона, лежавшего на боку в ручейке, что протекал среди камней и папоротника. Ларита, опутанная по рукам и ногам плющом, упала рядом с ним секундой позже. Какое-то время они так и лежали, не шевелясь, ободранные, побитые, лишившиеся дара речи, не смея поверить в то, что еще живы.
Потом Фабрицио поднялся, помог Ларите слезть со слона и огляделся вокруг. Они находились на дне ущелья, сплошь покрытого растительностью. Посередине вилась гравийная дорожка, тут и там отмеченная светящимися шарами фонарей. Все остальное по сторонам и над их головами было окутано тьмой.
Мозг отказывался думать о том, что только что произошло. Если бы слон не смягчил падение, сейчас он наверняка был бы мертв.
“Устраивать сафари на вилле Ада! Только такому маньяку, как Кьятти, могла прийти в голову эта невиданная по идиотизму идея”.
Но если он чуть было не простился с жизнью, виноват был в этом не Кьятти.
“Я. Я сам виноват, что явился на этот праздник. Не должен был я сюда приходить. Какого черта я тут делаю? Какого черта позволил себя уговорить взобраться на это животное? В окружении этих уродов? Я же писатель, черт возьми… Я… Я должен писать свой роман…”
Он ощупал руку. Она с трудом сгибалась.
“Если я вывихнул плечо, то никогда не смогу больше писать…”
Это было слишком для Фабрицио Чибы. В желудке начала закипать и подниматься вверх по пищеводу жгучая, как уксус, злость. Чем больше он думал о том, что с ним произошло, тем больше выходил из себя. Он был так наполнен злостью, что мог лопнуть, как мяч. Он закачал головой вперед-назад, как воробей, который клюет крупу, и, стиснув зубы и жесикулируя, заговорил сам с собой:
– В задницу! Я всем им покажу. Достанется каждому. Выстрою в ряд и всыплю всем по очереди. – Ноздри раздувались от гнева. – И первым примусь за этого шута Кьятти… Напишу статью, растопчу его. Этот набитый дерьмом чванливый болван больше не будет строить из себя царька. Он, похоже, не понял, с кем имеет дело…
Чиба обернулся к Ларите, ища у нее поддержки.
– Ты мне можешь объяснить, какого черта там делали охотники на лисиц… – но запнулся, увидев, что она неподвижно застыла рядом с мертвым животным.
Это напоминало финальную сцену “Кинг-Конга”. Когда девушка сидит над телом упавшей с небоскреба гориллы.
Ларита казалась совсем крошечной рядом со слоном. Мертвый, он казался еще крупнее, чем при жизни. Хобот змеей протянулся между камней в ручье. Ноги прижаты к брюху, один бивень сломан. В выпученном глазе отражался свет фонаря. Изо рта стекал ручеек крови и растворялся в водах ручья.
Внезапно Ларита, словно расколдованная, сделала лихорадочный вдох, но что-то, возможно ком в горле, мешало ей дышать. Тогда она медленно протянула руку к слону и положила ее на его морщинистый лоб. И тут, словно кто-то перерезал нити, державшие ее на ногах, она рухнула на круп животного и разрыдалась.
Фабрицио прижал ладонь к губам. Как он мог забыть о Ларите? Во всем этом дерьме она одна что-то значит. Ангел, который его спасет. Он и она не такие, как все. Он и она совершенно чужие на этом празднике. И он должен позаботиться об этом создании и увести ее в безопасное место.
Фабрицио бросился к Ларите и крепко прижал к себе ее сотрясаемое рыданиями хрупкое тело. Она была такая маленькая. Такая беззащитная.
С мокрыми от слез глазами, раскрасневшимся лицом, глотая воздух, Ларита пыталась сказать ему:
– Бе… бе… бедняжка…
“О ком она?”
– Это… несправедливо… он не сделал ничего пло… хого. – И она снова зашлась в плаче.
“О слоне, идиот”.
Он охватил руками ее голову и опустил себе на плечо.
– Не плачь. Прошу тебя… Не плачь, – шептал он ей в ухо, гладя по волосам. Но она не успокаивалась. Как только ритм затихал, она переводила дух и снова заходилась в рыданиях.
Фабрицио попытался утешить ее словами. Малоосмысленным бормотанием.
– Нет… Он не очень сильно мучился… Он сломал позвоночник, ничего не почувствовал… Для него это избавление… от жизни в неволе.
Бесполезно, она продолжала плакать, как будто подключенная к аккумулятору. В отчаянии, не зная, как еще успокоить ее, он обхватил ее за шею, убрал волосы с лица и с естественностью, какой до сих пор за собой не знал, раскрыл губы и поцеловал ее.
51
Зомби добрался до электростанции усталый, но все еще полный решимости.
Галогеновые фонари создавали приглушенный ореол вокруг здания, светившегося в темноте, как на дне моря. Электростанцию огораживала трехметровая металлическая сетка. На калитке висела желтая табличка с черепом и предупредительной надписью: ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ. ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ. На площадке вокруг кирпичной будки в два ряда стояли большие металлические трансформаторы, гудевшие как ульи. Уходили в землю накрученные на керамические электроды бесчисленные провода.
Зомби за свою недолгую карьеру помощника электрика сталкивался самое большее с электросетью виллы Джорджини в Капранике: 9 киловатт-час, три фазы, домашнее потребление с дифференциальным выключателем и счетчиком.
Теперь же перед ним была настоящая мини-электростанция. Он что-то читал по теме во время заочного обучения в радиошколе “Электра”. Бывают теплоэлектростанции, гидроэлектростанции и еще ядерные. За отсутствием рек или плотин это не могла быть гидроэлектростанция. Ядерную он исключал. Видимо, это тепловая станция, или как там ее, какая разница, ему всего лишь надо ее вырубить.
К счастью, сооружение никто не охранял. На калитке висел простой замок на цепочке.
Зомби поместил звено цепи между серебряными лезвиями и нажал. Металл не поддавался. Скрежеща зубами, он поднажал еще. Лицо побагровело от натуги. Кольцо стало медленно сминаться. Он еще усилил давление, и тут одним махом отскочила и цепочка, и ножницы. В руках остались лишь ручки инструмента. Швырнув их, Зомби вошел внутрь.
Он подошел к будке. Металлическая дверца, разумеется, была заперта на ключ. Он пнул ее ногой, и она распахнулась, открыв взору комнатку, стены которой были целиком покрыты распределительными щитами. Амперметры, выключатели, скользящие контакты, светодиоды, рычаги. Зомби озадаченно рассматривал аппаратуру. Было ощущение, что находишься в кабине самолета. Он попробовал понажимать на кнопки, повернуть пару рычагов, но ничего существенного не произошло. Если поковыряться, возможно, удастся выключить станцию, но ведь ее всегда могут опять включить. Нет, он должен совсем вывести ее из строя, чтобы парк погрузился во тьму.
В стеклянном шкафчике Зомби увидел большой топор с красной ручкой. Разбив стекло, он взял в руки инструмент. Он обратил внимание, что среди всей этой аппаратуры на одной из стен привинчена большая металлическая пластина. Три кабеля, толстые как швартовные концы парома, входили внутрь огромного стального выключателя. По центру был расположен рычаг и блокирующий его замок. Вот где было сердце станции.
Ему нужно перерезать один из проводов и…
“Какое тут, интересно, напряжение?”
Он не имел понятия. Но явно достаточное, чтобы поджарить его.
Он умрет и таким образом выполнит свою миссию. Хотя теперь, по правде говоря, ему было глубоко наплевать и на миссию, и на дьявола, и на Мантоса, и на сатанистские глупости.
Им владела смертельная тоска, но в то же время у него было странное ощущение, что за его последними действиями следят зрители. Он был проклятым героем своего собственного фильма с трагическим финалом.
На столе лежал блокнот. Он оторвал листочек и без долгих размышлений набросал пару строк, затем сложил его и написал сверху: “Для Сильвиетты”.
52
Мантос, обнаженный, стоял на скале и рассматривал луну и ее кратеры. Ветер ласкал его кожу.
Ноги слегка согнуты. В вытянутых руках – Дюрандаль острием вперед. Сделав дыхательные упражнения, он избавился от ненужных мыслей. Серена исчезла, исчез старый хрыч, исчезли Сильвиетта с Мердером, и Мантос сосредоточил внимание на том чуде координации, которое являло его тело. С каждым движением он все яснее ощущал энергию, текущую по его мышечным тканям, ощущал заключенную в Дюрандале смертоносную силу.
Он почувствовал, как подступила боль от расставания с земной жизнью. Он принял ее, позволил войти в себя. Опустив Дюрандаль, он прижал рукоять к животу и приподнял левую ногу. Он чувствовал каждое сухожилие, каждую мышцу и наслаждался этим ощущением. В паху от холода пробежали мурашки.
Наконец-то Мантосу было хорошо. Он мог слышать все. Шелест ветра в листве деревьев, гортанное хрюканье бородавочников близ болота, крики сиамских летучих мышей, гроздьями свисающих с ветвей пиний, движение машин на магистрали Олимпика, звуки включенных в гостиных телевизоров, весь этот больной мир.
Вдруг он вздрогнул. Трахея сжалась, и дрожь пробежала по позвоночнику. Ощущение, что кто-то следит за ним, притаившись в темноте.
Не животное. Но и не человек. Что же это?
Он вытянул перед собой меч и начал кружить вокруг себя, но никого не увидел. Тогда предводитель Зверей Абаддона спрыгнул со скалы и, продолжая держать меч наперевес, вытащил из рюкзачка фонарик и включил его. Пучок света упал на лавровые кусты, на заросли ежевики, на стволы деревьев, на ржавую урну.
Никого. Может, чувства его подвели. И все же ощущение, что кто-то наблюдает за ним, его не покидало. Чьи-то горящие ненавистью глаза.
Мантос торопливо натянул штаны, туфли и черную тунику, надел на плечи рюкзак и бегом пустился прочь.
53
Зомби коснулся средним пальцем уголка рта, куда его поцеловала Сильвиетта, прикрепил письмо к панели, поплевал на руки, взял топор и, широко расставив ноги, приготовился рубить кабель.
Настал момент показать храбрость, которую он ото всех скрывал.
– Человек не радует меня, ни мужчины, ни женщины. – Он поднял топорище и со всей силой, которую отчаяние вселило в его слабое тело, рубанул по кабелю.
В этой жиле тек ток напряжением двадцать тысяч вольт, примерно в десять раз больше, чем напряжение, подаваемое на электрический стул. Поток электронов прошел через клинок и топорище, которое хоть и было из дерева, мгновенно обуглилось. То же произошло и с руками до плеч. Тело загорелось, вспыхнув, как облитое бензином.
Этот живой факел стал метаться и биться о стены кабины, затем остановился, развел руки, как падший ангел, который собирается спикировать в полете, и рухнул на землю и остался там догорать, пока от Эдо Самбреддеро по кличке Зомби не осталась лишь обугленная головешка.
Турбины электростанции остановились. Жужжание проводов смолкло. Свет в парке и на вилле погас. Компьютеры, управлявшие водопадами, циркуляцией воды в водоемах, кормушками для животных и всем остальным, тоже выключились.
Заработал резервный генератор. Он зажег аварийное освещение в доме и запустил пневматические насосы стальных ворот на выходах, те закрылись, изолировав погруженную в потемки виллу Ада от города.
54
Прибытие на бивуаки и ужин
Фабрицио Чиба и Ларита целовались рядом с тушей слона, когда погасли фонари на дорожке. Писатель открыл глаза и обнаружил, что кругом кромешная тьма.
– Свет! Погас свет!
– О боже. – Ларита испуганно обняла Фабрицио. – Что же теперь делать?
Писатель не сразу понял тяжесть ситуации. Этот страстный поцелуй оглушил его. Злость выкипела, ее сменило обезволивающее ощущение блаженства. Теперь, когда он наконец обрел любовь, все остальное казалось ему малозначимым. Он желал лишь умыть ее, обогреть, обработать ей раны и заняться с ней любовью. Скачка на слоне по лесу, падение, уверенность в неминуемой смерти и неожиданное спасение – эта гремучая смесь из страха, ярости и смерти порядком его возбудила.
– Что нам теперь делать? – Ларита прильнула к нему.
Прижимая ее к себе, Фабрицио чувствовал, как за тугой грудью часто бьется ее сердце.
– Не знаю… Послушай… Мы не можем остаться здесь? Что нам до того? – Он наслаждался давно забытым ощущением прикосновения к живой, не переделанной женской груди.
– Ты с ума сошел?
– Почему? Дождемся рассвета. Спрячемся где-нибудь в зарослях, и, как первобытные существа, не ведающие правил… – Будь это не реальная жизнь, а его роман, герой сейчас взял бы Лариту, и без лишней болтовни раздел ее, и потом овладел ею прямо на слоновьих костях, и кровь, сперма и слезы смешались бы в архаической оргии. Да, в новый роман он введет мощную сцену секса в таком духе. На Сардинии, где-нибудь в окрестностях Ористано.
Ларита прервала ход его мыслей:
– Парк наводнен хищными зверями. Тигр… Львы…
Фабрицио и думать забыл о диких животных. Он сжал ей руку.
– Да, ты права, нам нельзя здесь оставаться. Только ничего не видно. Надеюсь, свет скоро включат.
– Нам надо идти по дорожке.
– Но в какую сторону вилла? Вправо или влево?
– Влево, думаю. Надеюсь…
– Хорошо. Пойдем по дорожке. Она была в нескольких метрах от нас. – Фабрицио придал голосу решительности. Несмотря на страх перед хищниками, тот факт, что рядом с ним женщина, нуждающаяся в защите, делал его сильным и бесстрашным. Он поднялся и помог встать Ларите. – Держись за мой пояс и ступай следом за мной. – Он выставил вперед руки, как сомнамбула, и, спотыкаясь о камни, сделал несколько неуверенных шагов в темноте. – Так, однако, недолго и пораниться. Лучше на карачках.
Они опустились на землю и двигались на четвереньках, пока не почувствовали под ладонями гравий.
Там, в центре каньона, где не было деревьев, небо отражало огни города и можно было увидеть изгородь, идущую вдоль разделяющего дорожку рва.
– Ага! – Фабрицио встал на ноги. – Будем держаться за ограду. Но сначала мне кое-что нужно, а то я не знаю, смогу ли идти дальше.
– Что?
– Поцелуй.
Он раскрыл губы и почувствовал, как ее язык скользит по его языку и лижет небо и миндалины. Он обнял ее и прижал к себе, но удержался от того, чтобы дать ей почувствовать его эрекцию.
Да, они действительно чудесная пара.
“Решено, женюсь…”
Какая удача, что он повстречал ее. И как ни крути, благодарить надо этого комедианта Сальваторе Кьятти и его дерьмовый праздник.
“Так и быть, Саса, я тебя пожалею. Не буду писать разгромную статью”.
55
– Так его! Зомби, ты герой! – заорал предводитель Зверей Абаддона, воздев кулаки к небу, когда на виллу Ада спустилась тьма.
Наконец что-то пошло как надо, давно пора. Теперь нужно найти певичку.
Мантос посветил фонариком вокруг себя, чтобы понять, где находится. Дорога, по которой он шел, уходила в глубь расщелины, разделявшей лес надвое. Он достал из рюкзака карту виллы Ада и внимательно ее изучил.
– Прекрасно! – Он идет в правильном направлении, надо только пересечь кань он, и он выйдет прямехонько к озеру, где организован привал для участников охоты на тигра. Там, среди напуганных гостей, он и найдет певицу. В общей суматохе под покровом тьмы отключить ее и похитить будет проще простого.
На радостях он пустился бегом, держа Дюрандаль в левой, фонарик в правой руке и чувствуя, как адреналин заполняет артерии. Как удивительно, теперь, когда он вот-вот должен был умереть, он чувствовал себя как никогда живым и способным на любой подвиг. Он – вольный загонщик, анархистский дух, гончая хаоса. А Зомби – его брат в Сатане. Который, как и он, не боится смерти и проявляет свои лучшие качества там, где царит хаос.
“Погляди, с кем имеешь дело, дорогой мой Куртц Минетти”.
Мантос перепрыгивал через лужу, когда слабый свет у него за спиной осветил дорожку. Предводитель Зверей погасил фонарик, отскочил в сторону и спрятался за дубом.
Приближалась машина. Мантос видел, как фары становятся ближе, но не различал шума мотора. Видимо, это был один из тех электромобилей, на которых работники перемещались по территории виллы.
Он замер в ожидании, когда машина проедет. Пассажиров в ней не было, только водитель.
“Не взять ли машину? Я мог бы погрузить на нее Лариту и привезти ее на место ритуала”.
Без долгих раздумий он, опустив голову, бросился вслед за электромобилем.
56
Фабрицио Чиба упивался мыслью, что через несколько дней он со своей милой будет на Майорке, в своем домике в Капдепере. Но потом вспомнил сырость, скукоженных пауков в ванне, сдохшие батареи. И стол со ждущим его романом. Ему надо переделать всю фабулу, обрезать даж…
Мозг писателя на секунду замкнуло, после чего он перезапустился, стерев последнюю сгенерированную мысль.
“Как назывался тот пятизвездочный отель со спа?”
Они должны устроить себе отпуск по всем правилам, уехать куда-нибудь на край света, отрешиться от проблем и отдаться любви. Он положил руку на плечо Ларите, словно они закадычные друзья.
– Слушай, как насчет небольших каникул, чтобы прийти в себя? Скажем, на Мальдивах? Представляешь, бунгало на пляже, жаркие ночи под звездным куполом, кровати с москитным пологом.
– Я бы, пожалуй, не отказалась. – Ларита немного помолчала. – Послушай, Фабрицио…
– Что?
Она как-то уж слишком долго медлила с вопросом.
– У тебя есть девушка?
– У меня? Смеешься? – поторопился ответить Чиба.
– Тебе претит эта мысль?
– Нет, отнюдь. Просто я писатель… Ведь ты и сама творческий человек, ты должна меня понять. Я немного боюсь чувств, если они слишком сильные, боюсь, как бы они не высосали из меня соки. Знаю, это иррациональный страх, но у меня ощущение, что, если я позволю любви войти в свою жизнь, мне нечего будет дать своим персонажам. – Он открывал ей то, что никогда никому не рассказывал. – Однако я не хочу сказать, что не готов попробовать. А ты? – Он хотел бы посмотреть ей в глаза, но в темноте угадывался лишь ее силуэт.
– У меня была непростая история с типом, который себя не любил. Другими словами, мерзавцем. И я вместе с ним чуть не отдала концы. Меня спасла община дона Тониоло и вера.
Пока Ларита говорила, Фабрицио вспомнил: он где-то читал, что она была с каким-то певцом-наркоманом и что они чуть не умерли от передоза.
– А потом, вернувшись к жизни, я не могла решиться на новые отношения. Боюсь опять напороться на мерзавца. Хотя временами в одиночку бывает немного тоскливо.
Фабрицио привлек ее к себе и обвил руками талию.
– Мы могли бы стать неплохой парой. Я чувствую это.
Ларита рассмеялась:
– Не знаю почему, но я была уверена, что у тебя есть подружка. После обеда на вилле я пыталась разыскать своего агента, чтобы выяснить это, но у него был отключен сотовый. Скажи, ты веришь в судьбу?
– Я верю в факты. А факты говорят, что мы с тобой – двое оставшихся в живых. И что мы должны попробовать. – Он с силой сжал ее в объятьях, словно она могла ускользнуть, и поцеловал. Какая досада, что нет света, хотелось взглянуть ей в глаза.
Она внезапно сменила тему:
– А может, нам отправиться в Найроби?
– Хочешь поехать в Кению? Я был там однажды. В Малинди. Море сносное, но разве можно сравнить с Мальдивами?
Они снова двинулись в путь.
– Нет… нет… Ты не о том подумал! В трущобы Найроби, делать детишкам прививки. Я каждый год езжу. Это важная вещь. Если бы приехал еще и ты, известный писатель, это был бы для них большой подарок. Ты помог бы миссионерам пролить свет на тамошние бедствия.
Фабрицио закатил глаза. Черт побери, он мечтает о недельке спокойного отдыха, а она предлагает ему вместо этого миссионерский кошмар.
– Ну да… Конечно… Можно… Только… – промямлил он.
– Только – что?
Фабрицио не смог лукавить:
– Я в общем-то… об отдыхе думал. Пять звезд. Завтрак в постель. Ну и тому подобное.
Она ласково погладила его шею.
– Вот увидишь, будет в тысячу раз лучше… Я уверена, что этот опыт тебе и писать поможет. Не представляешь, сколько идей приходит в голову, когда видишь перед собой все эти страдания.
Писатель задумался. Если он хочет серьезных отношений с женщиной, пора учиться принимать в расчет ее желания и доверять ей. А Ларита – женщина особенная, в ней таится сила, которую он и представить не мог, она как тайфун, сметающий все на своем пути, и в то же время в ней есть что-то беззащитное и наивное, полностью тебя обезоруживающее.
– Да, – сказал Фабрицио. – Хорошо, я поеду. Возьму с собой компьютер и по вечерам, после прививок, буду работать.
Ларита горячо сжала его руку и ответила взволнованным голосом: