Завтра Бабкин Михаил

Почту он всегда брал вечером, ровно в шесть, потому что жизнь его была расписана почти по минутам, дневная рабочая жизнь. А с шести вечера до семи утра он принадлежал только сам себе и никому другому. И сегодня, ровно в шесть, Виктор Павлович вошел в подъезд, оставив за дверью на улице весенний дождь и шуршащий слякотный поток серых людей.

Подъезд, как и многие другие, был уныл и стандартен, с матом по штукатурке, битыми лампочками под потолком, с грязным заплеванным лифтом. Обычный типовой подъезд с мятыми почтовыми ящиками между первым и вторым этажом, аккурат напротив вонючего мусоропровода.

Виктор Павлович поднялся к своему ящику, ковырнул его плоским дешевым ключом, вынул газеты и, как обычно, отправился пешком на свой седьмой этаж. Это, считал он, было хорошим моционом в городских условиях; Виктору Павловичу было под тридцать и такая прогулка его не утомляла. Вообще-то по имени-отчеству его величали только на работе. С шести вечера до семи утра его звали «Витя, Витек!», а по очень глубокой пьянке так вообще странно – Витухарий. И представителен он был только в конторе: черный деловой костюм, галстук в тон рубашке, отстраненный взгляд и со всеми на «вы». Дома, то есть вечером, костюм менялся на демократическую «варенку», «вы» на «ты», и становился Витек нормальным мужиком среднего роста, чернявым, жизнерадостным и страсть охочим (взаимно!) до женщин человеком. Нормальный холостяк с деньгами и без комплексов.

Сегодня день выдался неудачным. Работа что-то с утра никак не клеилась, дождь пошел… Потом Анечка позвонила и сказала, чтобы вечером не ждал: у нее мама заболела. В общем, полный облом! А в холодильнике стыло французское шампанское вместе с хорошим баночным пивом, и торт-мороженое в морозилке… И кассету для видика Витя принес специальную, это… лирическую. Особую. Одно слово, пропал вечер!

В такой душевной прострации Витя был недолго. Нет – так нет. Включив по видику «Дипиш Мод», он занялся уборкой. Сначала убрал в себя холодное пиво, две баночки в четыре захода; ковырнул пальцем торт и не стал его есть; сварил кофе, сел с кружкой и сигаретой у телеэкрана. Потом стало скучно. И тут зазвонил телефон.

Витя дернулся, уронил на штаны пепел и схватил трубку на ползвонке.

– Аня? Анечка?! – радостно крикнул он в мембрану. Трубка помолчала, потом деловито спросила густым басом:

– Витя?

– Витя, – подтвердил Витек.

– Небось, кофеек дуешь? Телик смотришь? …И штаны на тебе банановые. Да и тапочки, небось, японские, лечебные, – пророкотала трубка. Витя невольно посмотрел вниз – тапочки действительно присутствовали, как и «бананы».

– А в чем дело? – Витя не любил, когда ему хамили, тем более неизвестные, по телефону. – Вы кто такой, собственно?

– Ага, – сказала трубка и на том конце провода шумно закашлялась.

Витя подождал и, как всегда, когда звонили чужие и не по делу, нажал кнопку определителя номера. Была у него такая хитрая электронная приставка к телефону. Очень, кстати, удобно: выслушал хулигана, потом тут же позвонил к нему и вежливо так предупредил на «первый раз». Первого раза обычно хватало.

– А я к тебе, Витя, и не по делу вовсе. И не знаешь ты меня, и я тебя, считай, тоже. Просто скучно стало, загадал я себе какого-нибудь человечка, простого, бесхитростного, и придумал тебя. И характер твой, и привычки, и телефон с номером придумал. А после взял и позвонил. Да ты не пугайся, – предупредила трубка басом, – номерок мой не вычисляй своей приставкой. Не найдешь ведь. Тут такое дело – там, где я, тебя нет. А там, где ты, – меня не существует. Понял?

Витя сказал в трубку нехорошее, вовсе не печатное слово и бросил ее на место. Потом попытался разглядеть телефонный номер звонившего на своем горящем зеленью табло. Номера не было. То есть циферки присутствовали, но мерцали все одновременно, перепрыгивали друг за дружкой. И в конце концов высветилась какая-то ерунда, куча восьмерок, насколько всего индикаторов и хватало.

– Ну вот, – обиделся Витек на технику – а еще импорт. Надо же, в какой момент отказала! Хорошо было бы позвонить этому придурку и объяснить, что…

Тут телефон зазвонил снова. Да как-то необычно – «дзинь-бряк, дзинь-дзинь-бряк», весело так, призывно.

– Анечка! – нежно выдохнул Витя в трубку табачный дым.

– Да нет, это снова я, который придурок… Ты же это мне хотел сказать? – с усмешкой сообщил бас. Витя задохнулся от телефонной наглости и не нашелся, что ответить. Обычно он соображал быстро, но сейчас что-то в нем заклинило.

– Тихо, тихо… – зашептала трубка, – мне уже некогда, несколько минут всего осталось. Значит, так: Анечка твоя сейчас к тебе придет, у нее сорвалось свидание с другим. А ты – не обижайся! – у нее запасной вариант. Поэтому не налегай на пиво. И!.. Завтра, когда будешь идти с работы, хорошенько смотри вокруг и под ноги. На трамвайной остановке найдешь… – бас запнулся, – …триста долларов. Чао, мне пора! – и, сдавленно:

– Не дрожи, Витухарий! – в трубке электронно свистнуло и возник длинный гудок свободной линии.

Витек осторожно, двумя пальцами, опустил трубку на рычажки, в затруднении прикусил палец: на табло номероопределителя все еще горели восьмерки. И тут Витя разразился ужасным матом. Конечно! Кто-то из своих решил над ним поизгаляться! Ладно, он еще доберется до них, пусть они идут туда-сюда и в хрен-батьку-матку…

В дверной звонок ласково поцарапались. Витек осекся, наступил левой на правую и открыл, и растаял:

– Анечка! Лапушка! – и забыл дурацкий звонок. До поры, до времени.

Следующий день опять был суматошным, но солнечным и жарким. Витя заключил выгодный контракт, договорился с нужными людьми о нужных поставках, поговорил с Анечкой («Како-ой вечер! Лапочка, денечек ты мой майский!») и ни разу не вспомнил о том придурке с индикаторными восьмерками.

Удар судьбы, легкий и даже поначалу немного приятный, как первый укус грозового ветра в лютую жару, состоялся на трамвайной остановке. Обычно Витя ездил домой на такси или с Петей, соседом при «Жигулях», но сегодня как то не вышло ни с тем, ни с другим. В общем, решил Витек добраться домой простенько, как все смертные, на общественном транспорте.

На остановке было людно, но минут через пять народу стало гораздо меньше: автобусы шли один за другим, но не те, которые были Вите нужны. От скуки Витек надел узкие черные очки, отчего сразу же стал похож – в своем черном деловом костюме – на киношного борца с космической нечистью; закурил «Пэл Мэл» и принялся оглядываться на девушек: ах, девушки! Нарядные, пестрые, длинноногие, иногда пышногрудые, иногда красивые или не очень, но молодые, юные ля-фамочки!

На скамейке рядом лежал «Крокодил». Свежий, не затрепанный. Витя нехотя взял его полистать. Так, от нечего делать. Не «Плэйбой», чай… Между страниц, зацепившись уголком за скрепку, лежал серый казенный конверт. В конверте – триста долларов. Шестью бумажками. Витя снял очки, несколько раз пересчитал деньги, спрятал их в карман и пошел домой пешком.

В каком-то сонном состоянии он взял почту, на лифте поднялся выше своего этажа и несколько минут открывал чужую квартиру своим ключом. Правда, скоро опомнился и, чертыхаясь, быстро ретировался вниз: Витин сосед был горяч, вспыльчив, всюду видел интриги и покушения на честь своей жены, а потому часто напивался и жестоко бил всех подозрительных. Вите очень не хотелось попасть в их разряд.

Дома он искупался, скушал бутерброд с печеночным паштетом, откупорил бутылочку «Пепси» и только после, в одних трусах, сел перед столиком в кресло, разложил возле телефона пасьянс из найденных американских полтинников. Конечно, по нынешним меркам это была не очень крупная сумма. Для Витька так вообще – плюнь да забудь! Но… Вот это «но» и мешало Вите чувствовать себя хорошо. «Ерунда какая-то», – думал Витя, глядя на баксы, – «бред мистика с похмелья. Может, подкинули? А зачем?» Он бы, Витя то есть, даже ради хорошего, душевного розыгрыша так не поступил бы. Глупо ведь! На остановке куча людей до него была, любой мог журнал взять. А взял он. Как по заказу. Витя даже застонал, так ему стало неуютно, неправильно как-то стало.

– Дурацкое совпадение, – громко решил Витек и протянул руку к деньгам. Зазвонил телефон, рука проскочила мимо купюр и повисла над трубкой. Телефон звонил. Витя сглотнул и поднял трубку.

– Але, – прошелестел он в микрофон.

– A! Ты! – басисто обрадовались там. – Витенька! А я вот снова заскучал что-то… Решил позвонить, знаешь ли. Как дела?

– Вот что! – заорал Витек. – Кончайте свои идиотские шутки! В конце концов это глупо и непонятно. Деньги в журнале, поклеп на Аню…

– Поклеп? – удивилась трубка, недоверчиво хмыкнула.

– Поклеп, – подтвердил Витя.

– Блажен, кто верует. – Бас чуток помолчал. – Нашел деньги, стало быть, – задумчиво добавил он погодя.

– Нашел, – согласился Витя. А куда ему было деваться?

– А меня Митей зовут, – вдруг вежливо сообщил голос.

– Витя, – от неожиданности представился Витек и спохватился: —Ты, Митя, дурак, наверное? Очень ты как-то…

– Ну, так сразу… – поскучнел голос, – дурак, не дурак… Опять и снова, как мне это надоело… А я к тебе по делу. Ты же деньги любишь, я знаю. Девок тоже любишь, но деньги тебе нужней. Вот и дам тебе небольшой заработок. Ма-ахонький такой. Халтурку.

– Какую? – деловито осведомился Витя. Он уже все понял. Вербуют, сволочи! А на хрена такая таинственность? Времена-то не те… Пришли бы и сказали просто: – «Продайся, друг!». Витя не гордый, может, чем бы и помог за доллары. Но только чем? Ни одного порядочного секрета за душой, тем более военного. Одни мелкие, да и те от фининспектора.

– Ка-а-кую? – в растяжку повторил голос. – Бери ручку, записывай.

Витя, нервно хихикая, взял самописку с телевизора, вырвал листок из перекидного календаря и приник к трубке.

– Я готов.

– Ну, тогда пиши: шесть, тридцать семь, двадцать четыре, сорок четыре, два, семнадцать. Записал?

– Так точно, – отчеканил Витя. – Это шифровка?

– Баран, – отозвался бас. – Это выигрышные номера «Спортлото» в очередном тираже.

В трубке снова пискнуло и пошел длинный гудок.

– Вас понял, – прохрипел Витя в гудок и зашелся от смеха. Истерика била его минут пять. В перерывах между хохотом он только повторял:

– Шифровка, мать твою! – и снова корчился в кресле.

Успокоившись, он встал, оделся, пошел в киоск, заполнил пять карточек на ближайший тираж, сдал их и вернулся домой. Здесь выпил бутылку водки пополам с «Пепси» и рухнул спать мимо дивана. Была пятница.

Суббота прошла в похмелье, сумбурно и глупо. Витек был зол на себя, на шутника Митю, а более всего на то, что в глубине души он уверен был в выигрыше. Одинокий вечер скрасила Олечка, его старая подруга, опытная в сексе и выпивке – она всегда появлялась, когда Витя мучился с похмелья. Чувствовала, что ли? Телефон в субботу не позвонил.

Утром, в воскресенье, Витя проснулся довольно поздно, часов в девять: давал себя знать двухдневный запой. Обычно Витя поднимался гораздо раньше и до работы успевал накрутить положенные три километра по парку. Но только не сегодня.

Ольга была в ванной – из открытой двери доносился шум воды и громкие взвизги женщины.

– Опять только холодная, горячую снова отключили, – привычно отметил про себя Витя и заорал:

– Оля! Вылезай, чертовка! Кофе хочу-у! – поднялся и набросил на себя халат. Черед пару минут он уже брился в ванной комнате перед зеркалом.

– Кстати, – Оля заглянула к нему, – кофе я смолола. И ты просил напомнить, когда будет тираж. Ты что, играешь?

– Иногда, – буркнул Витя. – Проверь билетики. Они там, на телевизоре, – и продолжил снимать пену с лица станком.

Витек как раз приступил к водным процедурам, когда в ванную влетела Ольга и прыгнула к нему под душ:

– Гений! Бинго! В яблочко! Все шесть!

– Да? – немного удивился Витек и осел под струей холодной воды. Что-то ноги ослабли.

…Дни летели чередой. Витя ходил на работу, решал деловые вопросы; встречался с клиентами, бывал с ними в ресторанах после заключения сделок. Но, однако, жил теперь в каком-то стеклянном мире, странном и зыбком. Все стало нереально, кроме телефона на его журнальном столике дома. Ровно в шесть Витя уже был дома и волком ходил по квартире кругами, ожидая нечаянного звонка. Он то садился в кресло и сверлил телефон взглядом, то на полную катушку включал музыку, чтобы не слышать вообще никаких звонков.

Однажды Витя попробовал позвонить по памятным восьмеркам и никуда не попал. Вообще. То есть вышел на междугородку, потом еще куда-то, а потом строгий женский голос в записи сообщил стандартное: «Неправильно набран номер!». И так раз пять или шесть…

Девушки по привычке приходили к нему и зачастую уходили обиженными – Витя обходился с ними холодно, порой даже грубо. Деньги по выигрышу, кстати, Витек получил. Весьма приличную сумму. И Анечка ему, оказывается, лгала. Случайно выяснилось. Но эти события шли мимо Витиного сознания. Нет-нет, он обрадовался выигрышу! Положено было радоваться. Он обиделся на Анну и все ей высказал – ведь так положено, а то бы его никто не понял, и Аня в том числе.

Другое нынче волновало Витю. Что-то такое, чему он не мог дать определения. Вот ведь как бывает – шел себе человек ровной дорогой, не спотыкался, все видел до горизонта, знал наверняка, что может быть, а чего не может. И на тебе! Все, оказывается, относительно. И будущее может быть таким, а может быть и эдаким. Смотря куда и какие жизненные «стрелки» твоего пути будут переведены, и смотря кем…

Однажды телефон зазвонил снова. Витек секунд пять тупо смотрел на него, потом сообразил («Дзинь-бряк, дзинь-дзинь-бряк!»), рванул трубку:

– Да!

– Это библиотека? – собеседник отчаянно хрипел, голос был как у хронического алкаша или застуженного курильщика.

– Нет. – Витя раздраженно положил трубку. Телефон зазвонил снова.

– Я же сказал, это квартира! – рявкнул Витек.

– Не кипятись, – миролюбиво прогудело в трубке, – свои.

– Митя? – задохнулся Витек.

– Ага. Ну как жизнь? Маешься?

– Да – не удивился вопросу Витя. – Странно мне. Зачем ты свалился на мою голову? Неправильно это все как-то… Не должно так быть, ты слышишь!

– Не обращай внимания, – добродушно посоветовал Митя, – мало ли чего в жизни не должно быть, а оно есть. Такое, парень, есть, что кабы ты знал, чего, то плюнул бы на все и кровь себе из вены пустил. Но жить-то надо. Худо-бедно, но надо.

Витя немного помолчал. В затихшей трубке пульсировало электричество и в мембранном далеке еле слышимый радиодиктор рассказывал об очередном заказном убийстве.

– …Ты …Бог? – с трудом, совсем тихо спросил Витя.

В трубке расхохотались густо, сочно, от души.

– Да не-ет, куда мне! Знаешь, кто я? Я псих. Да-да, обычный псих – и сижу в психбольнице. В хорошей такой психбольнице, элитной. Здесь все есть. Веришь – все! У меня даже ночная сестра есть, персональная, дежурит рядом. Думаешь, уколы ставит? Нет, для этого санитар есть, дюжий такой, волосатый. А она… Мигну – сразу ко мне в кровать влезет, чтобы мне комфортно было. А я не мигаю. А она все ждет, работа у нее такая. Заодно подглядывает, стерва, когда и кому я звоню. Так что все у меня есть, грех жаловаться, – тут Митин голос перешел на шепот, – …кроме телефона. Телефон я сам, тайком из картона вырезал. Знаешь, как сложно тут ножницы достать! Так я ногтем, ногтем все… Позвонишь иногда кому-нибудь из выдуманных, ну, вроде тебя, поможешь кому, посоветуешь чего. Вот душе и отдых.

Витек молчал. Рука его вспотела и трубка плавала в мягких пальцах.

– А мне уколы все делают, – пожаловался бас, – болючие! И звонить потом трудно, срывается телефон, хоть тресни.

Витек молчал.

– Слушай, вот что. Тут к тебе… А-а! – страшно закричали в трубке. Витя вздрогнул и прижал плотнее ухо. Голос то исчезал, то появлялся:

– А-а! Отпустите, гады, не рвите! Витя, завтра… Ты, главное… Смерть… завтра!..

В трубке треснул картонный рваный звук и телефон замолчал. Вообще. Витек подул в микрофон, расцепил белые пальцы и уронил трубку на стол; трубка мокро блестела потом.

В дверь требовательно постучали. Не позвонили, а именно постучали. Три раза. Витя положил трубку на аппарат, прошел в прихожую и открыл дверь. На пороге стояли двое: высокий длинноволосый здоровяк в джинсовом костюме и зеркальных очках, и маленький толстяк в парусиновом костюмчике с пузатым портфелем под мышкой.

– День добрый, – кивнул джинсовый, – разрешите войти? – и вошел, не дожидаясь разрешения.

– Да, – запоздало сказал Витя и начал пятиться от них. Джинсовый в упор смотрел на Витька, гипнотизируя его блеском стекол. Маленький, судя по звукам, запер дверь, вошел в комнату и встал рядом с джинсовым.

– Петя, – джинсовый рывком сунул руку в сторону Витиного живота.

– Вик-ктор Павлович, – ответил Витя, не пожав протянутой руки. – Вы грабители?

Толстяк горлово рассмеялся.

– Успокойтесь, успокойтесь, – прохрипел он, – мы по делу, по очень щекотливому делу. Давайте присядем, хорошо? – толстяк уже сидел в витином кресле, положив на столик портфель.

Петя утвердился за спинкой кресла и угрюмо глядел зеркальцами стекол куда-то. Казалось, что за очками вообще нет глаз. «Выброшу свои очки к черту», – мимоходом подумал Витя, садясь на диван.

– Меня зовут Иван Иванович, – как можно ласковей заговорил толстяк. – Я врач, занимаюсь некоторыми видами психических заболеваний. Вы меня понимаете?

Витя согласно кивнул, потом отрицательно замотал головой.

– Ты! – сказал Петя. Равнодушно так сказал, просто отметил.

– Товарищ ассистент! – недовольно повысил голос Иван Иванович, – не мешайте. Видите ли, дорогой Виктор Павлович, – толстяк доверительно положил руку на колено Вите, – у нас… в нашей клинике, я имею в виду… есть некоторые больные, которые, ну-у… в некотором смысле изолированы от общества из-за их опасности. Буйные, тихие. Разные. Поведение их непредсказуемо, чревато неприятностями и для них и для окружающих. Вы меня слышите?

Витя кивнул. Потом на всякий случай кивнул еще раз.

– Во-от, – удовлетворенно вздохнул Иван Иванович. – На днях один из них, бывший работник АТС, больной манией величия – он считает себя мессией, xa-xa! – подключился к линии… мнэ-э… нашей больницы и начал обзванивать кого придется, нести ахинею, угрожать, предсказывать…. В общем, пугать мирных жителей начал. Мы, к сожалению, поздно спохватились: пока разобрались что к чему, пока проследили звонки… Короче, я пришел внести ясность в то, что с вами произошло и закрыть дело. Так что приносим вам от нашего спецучреждения свои официальные извинения. Вот так.

Витя откашлялся.

– Что? – отрывисто спросил Петя. Витя пожал плечами:

– Ничего.

В портфеле толстяка тихо щелкнуло.

– Кстати, – громко сказал Иван Иванович, – что вам говорил больной? Я интересуюсь для истории болезни, сами понимаете.

– Ничего. Бред. Ахинею. Вздор, – еще громче ответил Витя, покосившись на портфель. – Не помню точно.

– Я так и думал, – непонятно чему согласился толстяк, – да-с…

Он резко поднялся, привычно ухватил портфель под мышку.

– Вы, Виктор Павлович, подумайте хорошенько, повспоминайте, лады? Может, что особое и всплывет. Память, она ведь… – толстяк неопределенно пошевелил пальцами, после засунул руку в карман; Витя побледнел. Иван Иванович вынул платок, высморкался. Вдвоем с Петей они прошли в прихожую, сами отперли дверь. Витя сидел на диване и смотрел на телефон.

– На днях… Завтра, скорее всего, Петенька зайдет к вам, так вы уж расскажите ему, если чего припомните! – крикнул толстяк от порога. – Важно для истории болезни! Так ведь, Петенька?

– Так, – лязгнул голос Пети и дверь захлопнулась.

…Виктор Павлович курил сигарету за сигаретой и бессмысленно смотрел на телефон. Телефон не звонил. За окном чернела ночь.

– Завтра! – билось в его голове, – завтра, завтра, завтра, завтра…

До завтра оставалось несколько часов.