Тропою снежного барса Медведев Иван

11

По дороге я заехал в Новый посёлок, разбудил частного практикующего врача.

– Док, поедемте с нами. Здесь недалеко. – Я сунул ему в карман две бумажки по двадцать долларов. – Это только аванс.

Врач, плотный мужчина пятидесяти лет, быстро собрался, и в «Чёрный альпинист» мы прибыли втроём. Ирбиса поместили в отдельный номер на третьем этаже. Им занялся док, а я позвонил в Алдаркент немцу Гарри. Он пообещал завтра утром приехать в Чаргам.

Заринка всю ночь не отходила от отца. Док сказал, что утром больного надо доставить в больницу – сделать снимок.

– Похоже, у него трещина челюсти и сломаны рёбра.

Я сжал пальцы в кулаки. Ненависть бурлила во мне. Ох, Боганч! Я не успокоюсь, пока не достану тебя!

В 08.15 утра «мерседес-190» немца Гарри лихо въехал через открытые ворота, подрулив к стоянке отеля. Гарри в спортивной шапочке с большим козырьком, в шерстяной маячке и синих шортах выглядел крутым туристом. Он извлек из багажника рюкзак, похлопал его по пухлому боку.

– Я привёз всё, что ты просил.

Мы заперлись с Гарри в моём номере. Я расстелил на столе привезённые им карты северо-западного Тянь-Шаня. Выбрал нужную, прочертил маршрут Ирбиса к Арашанским озёрам. Рядом с Белой скалой я поставил крестик.

– Трещина здесь?

– Да, чуть выше, на южном склоне над озером. Ты найдёшь её  без труда. Солнце печёт – ледник отступил. Ирбис сказал, что пещера в середине трещины на глубине семи-восьми метров.

Немец Гарри – умный парень, схватывает всё на лету. Я достал из рюкзака верёвки, карабины, крючья, молоток, бинокль и шикарные альпинистские ботинки на рифлёной подошве с шипами.

– Сорок второй, как ты и просил, – сказал Гарри. – Примерь.

К альпинистскому снаряжению я присоединил связку патронов аммонита. Не бог весть какая взрывчатка, но атомная бомба и не требовалась. Списанный аммонит уже больше десяти лет хранился на складе геологической экспедиции, зону отдыха которой мы и превратили в «У Чёрного альпиниста». Когда-то геологи подрывали им шурфы.

– А это зачем? – спросил Гарри, указав на взрывчатку.

– Сколько дней пути до Арашана?

Гарри посмотрел на карту, привычно разбил путь на ночёвки.

– Пять-шесть дней.

– А другой путь на Арашан есть?

Гарри слегка провёл концом карандаша по водохранилищу Чорбоф и дальше с востока на запад через Пскемский хребет.

– Можно и здесь пройти, через перевал Ак-Булак. Так даже ближе, но тропа тяжёлая и туристы ею не пользуются.

– Ты бы за сколько дошёл по ней до Арашана?

Гарри уже включился в свою любимую игру. Подготовку к походу они с Ирбисом превращали в культ своеобразных гурманов, для которых сам процесс укладки снаряжения, продовольствия и обсуждения этапов горного приключения составлял наслаждение особого рода.

– Четыре дня, особо не напрягаясь, – сказал Гарри.

– Можно опередить Боганча. Гарри, не будем терять времени.

Проложи новый маршрут, лучше тебя никто не знает наши горы. Через час Рома подвезёт меня до моря.

– Я думал, мы пойдём вместе. Одному опасно ходить в горы, Женя, ты же знаешь.

– Это не тот случай, Гарри. На этот раз я должен идти один. Ты поймёшь, потом…

Гарри был разочарован, но я не хотел впутывать его. Мало ли как может развернуться сюжет?

Под окнами заглушила двигатель наша служебная «Авиа». Это вернулся Рома из больницы, куда по настоянию врача поместили Ирбиса. Заринка осталась ухаживать за отцом.

Гарри зашнуровал рюкзак на 17,5 килограммов.

– Половина веса – провизия. Обратно пойдёшь налегке. Здесь спальник, снаряжение, аптечка. В левом кармашке в целлофане завёрнуты спички. Как для себя готовил.

– Спасибо, Гарри.

– Я попрошу Чёрного Альпиниста, чтобы он помог тебе.

Я улыбнулся. Скалолазы со стажем верят в романтическую легенду о Чёрном Альпинисте, что он приходит к ним на помощь в трудную минуту.

– Гарри, тебя надо использовать в рекламной компании нашего отеля: «Мсье и мадам! Вы видите человека, которого Чёрный Альпинист вытащил из пропасти!»

Рома радостно заржал, подхватил рюкзак и отнёс его в «Авиа».

– Удачи, Женя, – пожелал Гарри.

Рома сел за руль, и мы поехали. Водохранилище Чорбоф – искусственное горное море – лежало в пятнадцати километрах от Туркомплекса. Двадцать лет назад у Старого посёлка перегородили плотиной русло реки Чаткал, затопив огромную впадину в сердце Чаргама. Голубая чаша моря многочисленными широкими и узкими рукавами живописно вписалась в ущелья и каньоны.

– Может, заедем к Нурмату, возьмёшь обрез? – предложил Рома.

– Обойдусь.

Пляжи ещё были пустынны. На лодочной станции я взял напрокат лодку с мощным мотором. Перетащил в неё рюкзак и переоделся. Рома принёс из машины меховую куртку.

Мотор взревел. Серебристая узкая лодка летела по волнам, словно ракета. Через час мы достигли другого берега в точке, помеченной немцем Гарри. Отсюда начинался маршрут.

– Рома, возвращайся, – сказал я, спрыгнув на землю. – Через десять дней будь на этом же месте. Если я задержусь на пару дней, подождёшь, дружище?

– Ты смотри… поаккуратней там, – сказал Рома. – Нехорошо, что ты идёшь один.

– Не дрейф, Маруся. Всё будет хоккей.

12

Я подождал, пока лодка с Ромой не скрылась за скалой, на которой росли две старые арчи. Солнце стояло в зените. Если Боганч со своей командой уже отчалил, он меня опережает на полдня. Но мой путь короче. Надо торопиться. Я должен быть на Арашане, как минимум за сутки раньше Боганча, чтобы как следует, без спешки подготовиться к встрече.

Я ещё раз посмотрел карту, сверился по компасу и взвалил рюкзак на плечи. За первым подъёмом открылось выгнутое плато, покрытое сочной зелёной травой. Кое-где распустились первые тюльпаны. Плато плавно выгибалось к горизонту, к серым скалам.

До самого вечера я шёл строго на юго-запад, вокруг буйствовала красотой проснувшаяся после зимы природа. Цветущий миндаль на террасах сопок вдалеке смотрелся в беспорядке разбросанным пухом белых и розовых тонов. На пути попадались рощи орешника и диких яблонь.

До наступления темноты я наспех разбил лагерь для ночёвки, заготовил дрова и занялся ужином. Аппетит на свежем воздухе разыгрался волчий. На скорую руку я сварил густой питательный суп из тушёнки и макарон. Заметно похолодало. Я плотно поел, подбросил в костёр дров и залез в спальный мешок. Ноги и плечи ныли после дневной нагрузки. Конечно, за последние годы я потерял форму. Лет десять назад такая прогулка показалась бы мне детской забавой. Сказывалась и бессонная ночь накануне. Я глубоко вздохнул, расслабился и уже через пять минут спал крепким сном.

На рассвете, бодрый и отдохнувший, выпив две кружки кофе со сгущённым молоком, я продолжил путь. Когда солнце брызнуло лучами из-за зубчатых вершин Пскемского хребта, я уже входил в Бискамское ущелье. Еле заметная тропа круто вилась зигзагами, огибая огромные валуны, пропасти и хаотичный каменный цирк. Горы вырастали всё выше и выше, и там, где они сливались с небом, где в дымке гордо парили хищники, голубые скалы наливались синим, а ближе к вершинам – густым фиолетовым цветом. Почва ещё не просохла от утренней росы, ботинки скользили на крутых сложных участках. Растительность становилась всё беднее: высоко в горах весна только начиналась.

В середине дня я сделал короткий привал. Пскемский хребет уже хорошо просматривался. Перевал Ак-Булак освободился от ледника, только белые проплешины виднелись в ложбинах. Я на минуту представил себя на месте преследуемых осиповцев в феврале 1919 года. Хватило бы у меня сил и мужества на такой зимний переход в жестокий холод? До Ферганской долины двадцать-тридцать дней пути, и я мысленно благодарил судьбу за то, что, слава богу, я на своём месте.

Вторую ночь спал плохо. До перевала Ак-Булак уже было рукой подать, прилетевший с ледников ветер проникал в спальник, покусывая пальцы ног. Приходилось через каждые два часа вставать и подкидывать дрова в костёр.

Рассвет я встретил на перевале. Во все стороны, на сколько хватало взгляда, разбегался гигантскими складками и вершинами Тянь-Шань. На юге, с востока на запад протянулся Чаткальский хребет. Ненадолго я почувствовал себя песчинкой среди заоблачных великанов. Вот что значит долго не ходить в горы. Тушуется гордый человеческий дух, наша мышиная возня в долинах и городах кажется нам самым важным делом на свете. Человек не замечает, как постепенно превращается в заурядного обывателя с мелочными эгоистичными интересами и хлипкой душонкой.

Я хватал ртом вольный горный воздух, чувство беспричинного восторга охватило сердце. Здесь, когда встаёшь на одну ступень с вечностью, особенно остро чувствуешь единение с миром и острый вкус жизни.

Половина пути пройдена, дальше тропа пошла под гору. Попадавшиеся горные речушки я проходил вброд не разуваясь – через час горячее солнце высушит штаны и ботинки. Осталось два дня пути. Я петлял по ущельям, нырял в тенистые своды подлеска, пересекал альпийские луга. Всюду пели птицы самых разнообразных видов и окраса. Непуганое царство пернатых!

К вечеру следующего дня я, вконец измотанный, подошёл к Арашану. На высоте 3,5 тысячи метров над уровнем моря два десятка крупных и мелких озёр покрывали холмистую долину, упиравшуюся в Чаткальский хребет. Под красными лучами заката я внимательно, участок за участком, осмотрел в бинокль поле предстоящего сражения. Нетронутая тишина и первобытная красота вокруг. Здесь водились медведи, да и снежный барс заглядывал, выслеживая горных козлов.

У излучины сая я сбросил рюкзак. Плечи ломило, ноги от усталости мелко подрагивали, но я всё равно был доволен собой. В запасе как минимум оставались сутки, чтобы восстановить силы, отыскать заветную пещеру у Белой скалы и отсалютовать Боганчу. Я вытащил из рюкзака один патрон аммонита, поджёг бикфордов шнур и бросил его в тихую заводь речушки. Хлопок взрыва. На поверхность пузом кверху всплыли три крупные форели. Отлично, взрывчатка в порядке, и на ужин у меня будет отменная уха.

Я пораньше залез в спальник, чтобы завтра встать до рассвета. Вспомнилась Заринка с её нехитрыми женскими приёмчиками и поцелуйчиками. Засыпая, я улыбнулся. Что она выкинет в следующий раз? Зачем я ей? Она слишком юная, да и перед Ирбисом неудобно. Надо будет тактично поговорить с ней…

Ночью облака затянули небо, но дождя не было. Утром у излучины я разбил временный лагерь и налегке, только с картой и компасом, отправился на поиски Белой скалы.

Пришлось около часа полазить по лысым холмам и кряжам, прежде чем я обнаружил её. Белый ребристый шпиль уходил в небо на перемычке между двумя небольшими озёрами. Я взял от него азимут, указанный в карте Ирбиса, – цифры навечно отпечатались в моей памяти. Весна укоротила язык подтаявшего ледника, бульшая часть Арашана освободилась от ледника. Трещина пряталась в узком, тёмном и сыром ущелье.

Я сходил в лагерь за альпинистским снаряжением, размотал верёвки, вбил молотком в гранитную породу крючья, повесил за спину пустой рюкзак и начал спуск.

Ноги коснулись дна трещины. Я отстегнул карабин, осмотрелся. Тёмная ниша пещеры сумрачным гладким сводом уходила в недра скалы. Рядом лежал скелет одного из спутников Осипова. Вероятно, бедняга отбился от основной группы мятежников, провалился в трещину и умер в одиночестве без всяких шансов на спасение. Я невольно поёжился: страшная смерть.

Фонарик осветил сочащиеся влагой стены пещеры. Блеснуло жёлтым. Монеты лежали бесформенной кучкой у большого шишковатого камня. Я присел и быстро, горстями по десять штук, стал кидать их в рюкзак. Где-то рядом тихо журчал подземный ручей.

Тысяча семьсот монет… Я был немного разочарован. Это только третья часть золотых червонцев Осипова! Значит, мятежники разделили между собой ценный груз, когда пошли на приступ ледяных вершин. Я поискал на всякий случай среди песка и камней золотые изделия и бриллианты. Пусто. Остальное осиповцы унесли с собой.

– Извини, дружище, – тихо сказал я скелету, – но пришлось выпотрошить твой банк. Деньги должны работать, а тебе зачем они?

Я быстро поднялся на поверхность. Рюкзак приятной тяжестью оттягивал назад плечи. Даже при таком раскладе у меня за спиной болталось около трёхсот тысяч долларов. Четверть я отдам Беку, остальное по праву первооткрывателя принадлежит Ирбису.

Я вернулся к Белой скале. Ещё утром я заметил, что одно озеро почти наполнилось до краёв. Естественная каменная запруда – когда-то осыпавшаяся и перегородившая высокогорный ручей порода – удерживала многотонный резервуар воды в гранитной чаше. В дождливую весну или осень часто случается так, что подобная плотина не выдерживает давления воды. Озеро выдавливает запруду, и освобождённый каскад стихии, сметая всё на своём пути, устремляется вниз.

Я вбил крюк в Белую скалу, закрепил на нём верёвку. На противоположном холме через ущелье обвязал вокруг валуна её второй конец. Верёвка под наклоном как раз прошла по центру каменной плотины. Что ж, всё готово. Боганч, добро пожаловать. Ты сам напросился на холодную ванну.

Я перетащил своё имущество к Белой скале, устроил у её подножия наблюдательный пункт и принялся терпеливо ждать. Томительно тянулись часы, на Арашан опустилась ночь. Я не стал разжигать костёр, чтобы случайно не обнаружить себя. В рюкзаке Гарри я нашёл металлическую фляжку с хорошим коньяком. Крепкий напиток согревал тело и успокаивал взвинченные нервы.

На рассвете я обшарил в бинокль окрестности. Рябь на озёрах, по ущельям и впадинам туман. К полудню распогодилось, выглянуло солнце. Я уже начал беспокоиться, не случилось ли что с Боганчем в пути, когда в окуляры попали четыре движущиеся по седловине точки.

Облегчённо вздохнув, я приготовил связку патронов аммонита. Постепенно приближаясь, цепочка фигурок то появлялась на гребнях, то исчезала в складках. Боганч, следуя карте, точно повторял маршрут Ирбиса. Через час группа вошла в последнее ущелье, направившись прямо к Белой скале. Когда расстояние между нами сократилось примерно до ста метров, я пристегнул карабин и мягко заскользил по верёвке вниз. У середины запруды я притормозил, сунул в расщелину между валунами связку патронов аммонита. За моей спиной, приглушённый расстоянием, раздался крик:

– Боганч, вон там! Смотри!

Я поднёс спичку к концу бикфордова шнура. В ту же секунду где-то слева от меня ударила пуля. Брызги каменных осколков полоснули по щеке. Я сильно оттолкнулся ногами и устремился дальше вниз. Боганч, вытянув руку, посылал пулю за пулей в мою сторону, но попасть в движущуюся цель из пистолета на такой дистанции – задача сложная.

Я коснулся ногами грунта, быстро отстегнул карабин и бросился под камень. Раздался взрыв. Следом по дну ущелья серия мощных ударов, шум нарастающего водопада, переходящий в рёв взлетающей ракеты. Окрестности пару раз тряхнуло, словно при землетрясении в пять-шесть баллов. Оглушённый, я поднял голову, чтобы посмотреть на джина, которого выпустил из бутылки.

Чёрная мокрая чаша озера была пуста. По дну ущелья бурлила грязная речушка, клокоча у разбросанных в беспорядке огромных валунов. Травяной покров до половины склона был содран, на пути мощного потока не осталось ни одного деревца. Я вытер рукавом кровь на рассечённой щеке. Прощай, Боганч!

Через пять дней я вышел к знакомому месту у залива моря Чорбоф. Рома сидел в лодке с удочкой в руках, а под натянутым тентом кто-то загорал в чёрных шортиках.

– Ну что, клюёт? – спросил я.

Рома встрепенулся, выбросил удочку и лихо изобразил один из жестов форвардов НХЛ, забившего шайбу в ворота противника.

– Хача! – выдохнул Рома. – Ты ранен? Что у тебя с лицом?

– Так, ерунда. Заживёт.

– А Боганч?

– Несчастный случай. Ему не повезло, попал под селевой поток.

Ты не один?

Заринка поднялась с надувного матраса, сняла тёмные очки.

– Огонь, а не девчонка, – одобрительно отозвался Рома. – На следующий день, как я проводил тебя, она явилась в отель и устроила мне форменный допрос с пристрастием. Ты уж извини, но мне пришлось пообещать взять её с собой встречать тебя.

Заринка улыбалась, ветерок подхватывал и относил её волосы назад, за развёрнутые плечи.

– Я не знаю, чего ты выпендриваешься, Женя, – тихо сказал Рома. – Ты посмотри, какая она! Если б за мной так бегали…

– Здравствуйте, Евгений Алимович. – Красиво перебирая ножками, девушка подошла ближе. – Вам больно?

– Нет, просто немного устал и голоден. Как отец?

– Он поправляется.

Заринка устроилась на носу катера ядом со мной. Рома вырулил из ущелья на большую воду, взяв курс на лодочную станцию.

– Знаете, Евгений Алимович, я рассказала папе про нас с вами, про то, что мы с вами уже целовались и всякое такое… В общем, он не против, даже рад…

Несколько секунд я находился в полной прострации. Потом спросил:

– Что значит «и всякое такое»? Он может подумать что угодно…

– И пусть думает, так даже лучше. Вы мне только скажите, теперь, когда всё позади…и ничто не мешает…

Я обнял её рукой за плечи. Эта девчонка всё же достала меня, она тоже выиграла. Заринка зарылась лицом в мою куртку. От неё приятно пахло хорошим шампунем. Рома подмигнул мне и показал кверху большой палец.

Я постучал носком ботинка по рюкзаку, внутри тяжело, смачно звякнуло.

– Что это? – спросила Заринка, подняв лицо.

– Твоё приданое, малыш. Ты теперь богатая невеста. Простой менеджер караван-сарая тебе не пара.

– Глупый. Я люблю тебя. А сколько там?

Я наклонился и поцеловал её.

– На наше кругосветное свадебное путешествие хватит. Ты предпочитаешь первым классом, дорогая?