Большие снега Прашкевич Геннадий

Вместо вступления

Писать о Геннадии Прашкевиче – дело непростое.

Каждая ипостась его таланта заслуживает отдельного разговора.

Судите сами: неутомимый путешественник, исколесивший добрую часть земного шара, знаковая фигура отечественной фантастики, автор интереснейшей реалистической, исторической, детективной прозы. А еще блистательный эссеист, историк литературы, литературный критик, диапазон профессиональных интересов которого поражает: от одного из лучших исследований ранней советской научной фантастики («Малый бедекер по НФ»), до таких известных книг, как «Адское пламя» и «Красный сфинкс». А еще он тонкий переводчик болгарской и корейской поэзии. Ему принадлежат замечательные переводы стихов таких известных поэтов, как Владимир Башев, Михаил Берберов, Любомир Левчев, Иван Цанев, Стефан Цанев, Мила Доротеева и других, – в 1982 году в Западно-Сибирском книжном издательстве вышел целый том современных болгарских поэтов («Поэзия меридиана роз») в переводах Геннадия Прашкевича. Наконец, он один из ярчайших и самобытнейших поэтов современной России.

Думаю, что Геннадий Прашкевич и сам не сможет ответить, какая из его ипостасей главнее, слишком тесно они переплетаются; одно вытекает (или истекает) из другого. Но поэтическое мышление наложило отпечаток на всю прозу писателя, на всю его эссеистику. Это важный момент. Многие прозаики в России пишут (или пописывают) стихи, а многие поэты пишут прозу. Иногда (как, например, с Вадимом Шефнером) бывают точные попадания. Что касается Геннадия Прашкевича – он поэт от рождения.

  • Денежки кончились в наших смешных кошелечках.
  • Палой листвой обнесло все питейные точки.
  • Осень приблизилась, альфа нисходит в омегу.
  • Если и быть, то всего лишь печальному снегу…

Непересказываемостью, неподатливостью другому (не родному) языку поэзия, собственно, и отличается от прозы. Иной уровень сознания, иное, сдвинутое восприятие реальности. Есть огромное число вполне профессиональных стихописцев, выучившихся грамотно подбирать рифмы, многие из них даже попали в учебники, но вся беда в том, что стихи их к Поэзии не имеют никакого отношения – это всего лишь та самая пресловутая проза, лишь по недоразумению записанная в рифму.

Повторюсь: настоящие стихи невозможно переложить на прозу.

При этом неважно, каким размером они написаны – ямбом или расшатанным дольником, или вовсе лишены какого-то очерченного размера, даже рифмы. Стихи – всегда сами по себе.

  • Илистые прыгуны возятся в водах отлива,
  • Малаккский пролив придавлен тысячетонной жарой,
  • в небе беззвучном оранжево-огненный рой —
  • атомный взрыв, прожигающий чрево мира…
  • Боже, как странно, как долго стоят года,
  • сердце сосет злая рыжая дымка,
  • если тут что-то и движется,
  • то, конечно, только вода – тысячетонная невидимка…

Или этот верлибр:

  • Я – как ветка.
  • Имею собственные колебания,
  • а раскачиваюсь вместе с деревом.
  • Боюсь однажды увидеть
  • отрубленную ветку
  • или голое дерево.

Стихи Геннадия Прашкевича версификационно совершенны. Они виртуозны, отточены. Не знаю, как относится Геннадий Прашкевич к творчеству Леонида Мартынова, но мне всегда казалось, что мартыновский стих близок ему – не только виртуозной техникой, но самим духом.

  • Дым из труб,
  • а тропа снежная.
  • Нежный и грубый,
  • но больше нежный,
  • я прихожу в незнакомый дом,
  • в дом, где мне каждый угол знаком…

Для меня, давно пытающегося в душе примирить поэтические традиции классики и авангарда, особую привлекательность лирике Геннадия Прашкевича придает ее открытость. В этой книге легко обнаружить и вполне классические, даже постакмеистические стихи, и формальные, в лучшем смысле слова, эксперименты, идущие от русских футуристов, и утонченный верлибр, и восточную минималистичность, и медитативные погружения в историческое и мифологическое пространства, характерные для поэзии балканских стран. Но главным все равно остается то, что стихи Геннадия Прашкевича – это подлинная Поэзия, чистая, искренняя, снежная, мудрая.

  • Женщины,
  • которых мы покидаем внезапно,
  • совсем внезапно, даже не по своей вине,
  • остаются не в прошлом, а в некоем странном завтра,
  • как портрет, что выставлен за стеклом в окне.
  • Города,
  • которые мы оставляем сразу,
  • именно сразу, мучаясь и себя кляня,
  • остаются всегда тоской и вечной заразой,
  • в бездне грохота и огня.
  • И чего удивляться, что осень красит
  • за окнами небо, бесцельно и зло маня.
  • Остается лишь память,
  • и позолота слазит
  • с женщин и с городов,
  • но, прежде всего,
  • с меня.

Ну, вот, не удержался – процитировал полностью.

Просто очень люблю это стихотворение.

Евгений Харитонов,

Москва, 2007

Азия

  • Зарницы. Ущелья. Тени в ущельях. Зарницы.
  • Вновь Азией зачарован, смотрю на немые вспышки.
  • Я люблю тебя, Азия, как любят пропасть, обрывающую все страдания,
  • И ненавижу, как ненавидят любовь, обрекающую на беды.
  • Но чувства эти несложны.
  • Восхищенья хочу!
  • Аритмичность. Зло. Истина. Яд.
  • Что стоит за вспышкой, развернутой на полнеба?
  • Боль затерянных троп, убиенных культур, уничтоженных поселений?
  • Радость диких коней, грохот тяжких копыт на гранитных развалах?
  • Азия!
  • Губы твои не стираются от поцелуев.
  • Моря твои не становятся тише.
  • Горы твои не становятся ниже.
  • Годы проходят, но – азиат! —
  • иду к твоим мутным клокочущим рекам,
  • припасть к их воде, чтоб восстать человеком,
  • который азийскому равенству рад.
  • Конь, что спасает.
  • Женщина, что утешает.
  • Звезда, что ведёт.

Дева-обида

I

* * *
  • Промолчит лес,
  • промолчит снег,
  • промолчит грусть.
  • Не дойдет весть,
  • пропадет след,
  • будет лес пуст.
  • Будут снег, наст,
  • звездопад глаз,
  • белый дым из труб.
  • У тебя гостят,
  • у тебя грустят,
  • и хотят губ.
  • По лесам снег,
  • по глазам снег,
  • снегопад рад.
  • Потеряв след,
  • берега рек
  • сберегут клад.
  • Тебе всё простят,
  • тебя все простят,
  • и – меня прости.
  • У тебя гостят,
  • у тебя грустят,
  • мир в твоей горсти.
* * *
  • Тишина не ушла.
  • Тяжелее ста гирь,
  • навалилась, дыша на подушку, Сибирь.
  • Возвращалась с охоты
  • и застала меня.
  • Я не думал, что кто-то мог бояться огня.
  • Оказалось, возможно.
  • Нет правдивых начал,
  • если начал со лжи, а потом промолчал.
  • Окружила Сибирь,
  • а седая метель
  • ночь истерла до дыр и продула сирень.
  • Но сирень, как боец,
  • свою жизнь отстояла.
  • Я не верю в конец, если было начало.
* * *
  • Мои самые стихи – это снег, снег.
  • А потом, когда он стих, только след, след,
  • по которому ищу – это ты шла.
  • Не заметила лису.
  • И ушла.
  • Жаль.
  • Это рано поутру белых звезд блеск,
  • это дрожь на холоду, и пустой лес.
  • Это снег в моей горсти, и следы лыж,
  • деревянные мосты
  • и коньки крыш.
  • Мои самые стихи – это твой смех,
  • а потом, когда он стих, голубой снег.
  • И ресницы на ветру, блеск глаз,
  • и седая поутру
  • на ветвях вязь.
  • Все отбеливает снег, даже стих бел.
  • Бел и ясен каждый след, как сухой мел.
  • И нельзя тебя не ждать, бел и прост век.
  • А над ним твоя звезда —
  • снег…
  • снег…
* * *
  • Допросились, ветер студит
  • землю, прыгая с берез,
  • и березы, будто люди,
  • унижаются до слез.
  • Ах, как дует по ущелью,
  • ах, как дует и метет! —
  • голубые лапы елей
  • превращая в хвойный лед.
  • А на небе, небе стылом,
  • первобытном, как снега, —
  • облака, как балерины,
  • как танцовщицы Дега.
* * *
  • А снег летит туманно и беспомощно,
  • листву и ветви слабо теребя,
  • а я зову, прошу тебя о помощи,
  • мне страшно:
  • я опять люблю тебя.
  • Мне страшно, что опять летит в смятении
  • лохматый снег, а я его ловлю
  • и повторяю в белом наваждении:
  • мне страшно:
  • я опять тебя люблю.
* * *
  • Запястья хрустнули,
  • в сухих глазах
  • немного грусти,
  • немного зла.
  • На теле руки свести?
  • Не гнутся.
  • Щитом разлуки
  • звеня, вернуться?
  • Но скажешь: «Было
  • такое дело.
  • Потом забыла.
  • Потом запела.
  • Металась ласточкой
  • за словом каждым».
  • «И очень часто так?»
  • «Теперь неважно».
  • Теперь не встретимся.
  • Прощай. Не жди.
  • Иду по лестнице.
  • Дожди…
  • Дожди…
* * *
  • Дым из труб,
  • а тропа снежная.
  • Нежный и грубый,
  • но больше нежный,
  • я прихожу в незнакомый дом,
  • в дом, где мне каждый угол знаком,
  • где мне говорят: «Ну, как? Поостыл?»
  • Я не остыл. Я просто простыл.
  • Я изучил от доски до доски
  • комнату, где шелестят сквозняки,
  • комнату, где прокурен насквозь
  • каждый проржавленный рыжий гвоздь…
  • Мне говорят: «Успокойся, поэт.
  • Обидами полон белый свет».
  • Но кто же увидит, что в сердце моем
  • Дева-Обида играет копьем?
* * *
  • Холод трогает суставы
  • и кружится голова,
  • а на стеклах прорастает
  • непонятная трава.
  • Но реальнее растений
  • и сумятицы в крови
  • моментальные, как тени,
  • руки тонкие твои.
  • Пусть в глухой неразберихе
  • нужный жест не оценён,
  • за окном бело и тихо,
  • там пушной аукцион.
  • Там следят паркет истертый
  • башмаки смещенных лиц,
  • а в канавах тонут гордо
  • отраженья нищих птиц.
  • Там стареют почтальоны,
  • телеграммы разнося,
  • восседает ночь на троне,
  • фонарей лучи гася.
  • Там почти неуловима
  • разница: минута… век…
  • Но оттуда твое имя
  • нашептал мне белый снег.
* * *
  • Обещают: сломишь шею!
  • Я верчусь, как юный бес.
  • Но предчувствие крушений
  • неуклонно гонит в лес.
  • Сосны давят рыжей грудью
  • и стеной встают кусты.
  • Известковое безлюдье,
  • ледниковые мосты.
  • Я герой холста немого,
  • я почти неуловим.
  • Ухожу, но снова, снова
  • рвусь сквозь ясный белый дым.
  • Только стелется морозный
  • след мой – вечное кольцо,
  • да стеклянные занозы
  • раздирают мне лицо.
* * *
  • Лунный круг. Дорожки света.
  • Сосны. Снег. Тропа. Следы.
  • Я не знаю, чем согрета,
  • чем обрадована ты.
  • Затаился белый север
  • в тишине холодных гряд.
  • И снежинки равномерно
  • вьются, мечутся, летят.
  • И, мерцая, без ответа
  • на меня звезда глядит.
  • Лунный круг. Дорожки света.
  • Сосны. Снег. Тропа. Следы.
* * *
  • Отплясывает
  • вынужденный твист
  • крутящийся под ветром желтый лист.
  • Каратами
  • расчислены молитвы,
  • как карты, передергиваю ритмы.
  • Гроза запаздывает,
  • как нелепый фокус,
  • в глаза заглядываю, слушаю твой голос.
  • Роса по пальцам
  • шариками бродит,
  • глаза печалятся и в сторону уходят.
  • Но небо слышит, верует и видит:
  • вчера не вышло —
  • сегодня выйдет!
* * *
  • Душный день, а потом – телеграмма, но рано
  • говорить о неведомо близком и странном.
  • Пусть в зеленых потемках дымит сигарета,
  • все равно я, наверное, завтра уеду.
  • И в кустах,
  • по мостам,
  • в перелесках,
  • в лесу
  • зааукает эхо
  • не в такт колесу:
  • «Так не делают! Зря! Позабудь!» Но заря
  • вдруг осветит мой путь и согреет меня.
  • А на влажном песке,
  • как на белом панно,
  • будет след, будто пролито было вино.
  • И такой же неясный обманчивый след
  • эхо жизни
  • проухает
  • глухо
  • в ответ.
Астериск
  • Преломляются лучи света,
  • в острых гранях, как огонь, блещут.
  • Замечательная вещь – лето,
  • замечательно любить вещи.
  • Над водою рыжий лист кружит,
  • нет в душе ни тоски, боли.
  • От восторга и любви ужас
  • проступает, как налет соли.
  • Солнце пляшет на углах камня,
  • разбиваются лучи света.
  • Это долгая, как век, память,
  • это краткое, как час, лето.
  • И сгорает в яростном сонме,
  • падает, как в каменоломню,
  • эхо дальнее:
  • помни… помни…
  • отзвук, бьющийся:
  • помню… помню…
Море. Утро
  • Темно.
  • Трава.
  • Фигуры пней.
  • Вопит сова,
  • а вслед за ней
  • вопят опята:
  • «Опять полпятого!»
  • Ночь стынет в листьях, а я иду,
  • и тонким свистом
  • зову сову.
  • Шныряют тени, как кошки ночи.
  • Я верил этим слепым пророчествам
  • и вышел
  • к морю.
  • Шуршащим следом
  • песок тревожу,
  • а море бредит
  • о лунных грошах,
  • и на причале
  • живет печаль.
  • Волна качает плечами тали,
  • раскинув всюду
  • свою вуаль.
  • Скользя по гальке
  • смоленым днищем
  • большие лодки
  • скрипуче дышат,
  • а куст рябины
  • не опалим.
  • Во тьме маячат,
  • как свечи, мачты,
  • туман, как дым.
  • Я возвращаюсь.
  • В лесу опята
  • вопят:
  • «Полпятого!
  • Опять полпятого!»
  • В проливах ночи
  • я шел без лота.
  • Ну что ж,
  • Допустим…
  • Я заработал
  • немного грусти.
Море. Ночь
  • Вызвездило.
  • Снега хруст.
  • Пригвоздило
  • тенью
  • куст.
  • Берег моря. Лед и снег.
  • Верю, чуден человек.
  • И от мысли этой светлой
  • знаю – скуки в мире нет.
  • На снегу
  • черный след.
  • Берегу
  • твой ответ.
  • Он неясен,
  • но я знаю —
  • мир прекрасен!
  • И как в мае,
  • я зароюсь,
  • как в листву,
  • в твою жизнь,
  • в твою судьбу.
  • Вызвездило.
  • Снега хруст.
  • Пригвоздило
  • тенью
  • куст.
  • Я мечту нашу большую
  • берегу на берегу.
* * *
  • На склоне стольких лет
  • пращой в ответ: «Прощай!»
  • Единственный совет:
  • «Забудь! Не приезжай».
  • По рощам стелет след
  • пороша,
  • вороша
  • заезженный портрет
  • замерзшего дождя.
  • А ветер злобно бьет
  • в стеклянные зрачки,
  • где намерзает лед
  • обидных слов и притч.
  • И под твоей рукой,
  • от боли завизжав,
  • калитка мнет покой,
  • тоскою сумрак сжав.
  • И спазмы горло жгут
  • резиновым жгутом.
  • И все-таки я жду:
  • вдруг снег пройдет дождем,
  • вдруг ветер вкось влетит
  • в оцепеневший сад
  • и сразу прекратит
  • метельный
  • снегопад.
* * *
  • На дворе дворники
  • говорят: «Снега…»
  • Этот древний спор никак
  • опять о двойниках.
  • А снега прозрачны,
  • а снега призрачны.
  • Шелестят о счастье
  • звезды светом призм ночных.
  • Кто я? Вестник чьих
  • слов? Как отвечать?
  • На площадках лестничных
  • страшно встречать
  • тень твою и спрашивать:
  • по какой причине
  • сумерки донашивают
  • черные личины?
  • О весенних лужах
  • думать не хочется.
  • Только снег нужен
  • ветром всклокоченный.
  • Средь снежинок звездных
  • нахожу звезду мою,
  • о которой в грозные
  • только ночи думаю.
* * *
  • А она говорила: «Плохо…»
  • и хотела плохой казаться.
  • Даже снег почернел, как порох,
  • от подобного святотатства.
  • Говорила: «Не жди последствий,
  • ах, пора тебе измениться!»
  • А проверили – это детства
  • бьют серебряные копытца.
  • На поверку все мы иные,
  • удивляемся больше сами:
  • почему вдруг пути кривые?
  • почему вдруг чужие сани?
  • Но ошибки, конечно, наши,
  • потому что под небесами
  • в сани судеб мы не посажены,
  • а садимся всегда в них сами.

II

Возвращение

  • Наследник Гумилева и Ахматовой,
  • в лесу, где тропы выбиты сохатыми,
  • под крышей деревянного сарая
  • лежал я, ничего не понимая.
  • Махорочные струи, извиваясь,
  • в небритую щеку меня лизали,
  • и плавали, густые и бесшумные,
  • как плавают меж сосен тени лунные.
  • «Тяни, братишка!» – требовали плотники,
  • друзья мои, герои и колодники,
  • все видевшие, знавшие, умевшие
  • и за год мне до смерти надоевшие.
  • Я пил малину с водкой, и, отчаясь,
  • все это запивал грузинским чаем,
  • и хлеб жевал с привычным отвращеньем, —
  • о, только бы приблизить возвращенье!
  • Как долго от тебя ни слов, ни писем!
  • Как подло мне сквозняк тебя расписывал!
  • Как нудно шелестели снегопады,
  • свершая свои мутные обряды!
  • Я засыпал с дымящей сигаретой,
  • и в сны мои врывался темный ветер,
  • злорадствовал: теперь не отыграться,
  • не дотянуться, не коснуться пальцев,
  • губами на ночь перечтя ресницы,
  • когда тебе задумчиво не спится.
  • Но хуже, было хуже, когда жалость
  • в ночные сны непрошено являлась,
  • юродствовала, плакала, просила:
  • «Осина умирает некрасиво,
  • раскинув растопыренные лапы,
  • дрожа и задыхаясь на лету;
  • ты хочешь повторить ее паденье? —
  • мне жаль тебя. Решайся. Из деревни
  • к друзьям, к стихам, и к ждущей иль не ждущей,
  • решайся,
  • и тебя я уведу!»
  • …а за окном дробились и кололись
  • розеточки мерцающих снежинок,
  • и стыли на заборах злые пятна
  • замерзшей человеческой мочи.
  • Над речкой, окруженной, будто глетчер,
  • моренами берез и стылых кедров,
  • бесшумными каскадами струился,
  • синел и испарялся лунный свет.
  • В его глубоких ласковых разводах
  • мелькали тени – призрачно, прозрачно —
  • и так же непонятно исчезали,
  • чтоб снова появиться над рекой.
  • Над лесом поднималась крыша школы,
  • в которой ничему нас не научат,
  • но в окнах школы билось злое пламя —
  • впервые посмотреть на этот мир.
  • Под вечер дымкой покрывало снежной
  • дома, дороги; уходя на берег,
  • я видел камни, между ними билась
  • и клокотала черная вода.
  • Криноидей сияющие сколы
  • песчаник светло-серый испещряли,
  • как буквы, – те, что ты не нашептала, —
  • они остались в камне навсегда.
  • Я вырвался. Но что теперь мне надо?
  • Улыбку? Шепот? Ласковые руки?
  • Иль вечное терзание работы?
  • Не знаю…

III

* * *
  • Воет ветер,
  • снег струится,
  • в синем свете вьюга злится,
  • расползлась над миром мгла,
  • чистит ветер, как метла, —
  • мир.
  • Снег струится,
  • белый снег
  • рвется птицей много лет
  • на стеклянные просторы,
  • где поют, лучатся хоры —
  • звезд.
  • И прозрачным
  • белым снегом
  • все невзрачное отпето,
  • и звенит, гудит часами
  • под глухими небесами —
  • вьюга.
* * *
  • Я много лет скитался
  • в краю сухих белил,
  • обламывая пальцы,
  • тропу свою торил,
  • и там, где низкий берег,
  • под шапкою лесов,
  • стрелял пушистых белок,
  • и грелся у костров.
  • Единственный хозяин,
  • закон тайги я знал:
  • ловушек зря не ставил
  • и зверя уважал,
  • но снег ложился густо,
  • стелил тропу мою,
  • и было пусто-пусто,
  • и грустно, как в раю.
* * *
  • Согрели плоские бока никелированные лужи
  • и день течет, как облака, неимоверно сжат и сужен.
  • А в дымном хаосе берез, меж вздорных высохших сережек
  • еще живет смятенье рос и заблудившихся дорожек.
  • И я когда-то их топтал, искал, надеялся и верил,
  • что встречу среди рыжих скал седого сказочного зверя.
  • Возьму руками, без свинца, не зря ведь чтил я Гагенбека.
  • Но у дорожек нет конца, а зверь бежит от человека.
* * *
  • Наваждения исчезли,
  • как далекое окно,
  • за которым были песни,
  • а сейчас совсем темно.
  • Я вернулся, я вернулся
  • в город, темный от дождей,
  • в город очень узких улиц
  • и высоких этажей.
  • По аллеям мокрым шляюсь,
  • это снова детства дни,
  • ничему не удивляюсь,
  • чем меня ни удиви.
  • Но, приглядываясь к лицам,
  • все тяну, тяну, тяну
  • тот момент, когда ресницы
  • нарушают
  • тишину.
Перед дождем
  • О, за мгновение, пока
  • в мои глаза летела капля,
  • я прожил жизнь – любил и плакал,
  • и видел дождь и облака.
  • Но капля пала на глаза
  • и вновь я тронут тайной жуткой:
  • как уместилась жизнь моя
  • в таком коротком промежутке?
* * *
  • Мой тополевый Томск —
  • томительная пристань,
  • текущая, как воск,
  • бегущая, как выстрел.
  • На площадях твоих
  • я плыл, как на триреме,
  • среди дождей густых,
  • остановивших время.
  • И за твою печаль,
  • за тайные вечери,
  • спасибо, мой причал,
  • скрипучие качели.
  • Спасибо за метель,
  • за то, что гнал по свету,
  • за руки тополей,
  • салютовавших свету.
Август
  • В удаляющемся свисте,
  • как ударил карабин,
  • воздух в шорохах и листьях
  • облетающих рябин.
  • Влажной лапой гонит тучи
  • ветер прямо над рекой.
  • Я держу в руках, как случай,
  • свой нечаянный покой.
  • Я давно уже не чаял
  • так смеяться, так любить,
  • жечь костры, бродить ночами,
  • не вино, а воздух пить.
  • И пускаться без оглядки
  • по течению реки,
  • по которой щеткой гладкой
  • волновались тростники.
  • А надежды и записки
  • оставлять в сухом дупле.
  • Август.
  • Звездчатые искры.
  • И томление
  • полей.
Масштаб
  • От древнего кургана
  • до гиблого болота;
  • от чайного стакана
  • до чаши с позолотой;
  • от томского забора
  • до стен горячей Кушки;
  • от Домского собора
  • до крошечной церквушки;
  • от розы искушения
  • до прозы из трактира;
  • от мироощущения
  • до ощущенья мира.
* * *
  • То ль мираж, то ли впрямь олень,
  • и опять до небес пустынно.
  • Я иду. Рядом только тень.
  • На увалах базальты стынут.
  • Кочки,
  • Камни,
  • глухие мхи,
  • да озера чернее сажи.
  • Так и входят в мои стихи
  • эти северные пейзажи.
Дом на песках
I
  • Разносит ветер легкие песчинки
  • и нарушает мировой покой.
  • Два взрослых человека строят дом.
  • Сухой плавник, окатанная галька,
  • скоба из меди – все им пригодится.
  • Два взрослых человека
  • строят
  • дом.
  • Потом их остановит поцелуй.
  • Их дом оставлен, он забыт, заброшен.
  • Никто из них не мудр, не осторожен,
  • никто не озаботится судьбой,
  • никто не вздрогнет —
  • кто там дразнит чаек?
  • зачем весь мир, весь этот разнобой?
  • И счастье, с тех иллюзий начинаясь,
  • становится, увы, самим собой.
II
  • Но дом еще не дом, пусть даже кровлю
  • и стены ты поднять над миром смог.
  • Ты должен жить удачей и любовью
  • и женщину внести через порог.
  • Чтоб все, что было временно и ложно,
  • ушло, как исчезают боль и страх…
III
  • Ведь это же неправда, что возможно
  • нам счастье только в доме на песках.
* * *
  • Египетский суфлер
  • не подсказал ни строчки.
  • Прозрачные, как флер,
  • зеленые сорочки
  • не скроют тех, кто гол,
  • как рощи после пала.
  • С плеча на голый пол
  • упало покрывало,
  • и толпы враз орут,
  • увидев, меж цветами
  • танцовщицы идут,
  • играя животами.
  • Перегорит звездой,
  • сияющей без дела,
  • сведенное тоской,
  • как судорогой, тело,
  • но взмахами ресниц
  • оправданы обиды
  • отчаявшихся жриц
  • под тенью пирамиды.
* * *
  • Женщины,
  • которых мы покидаем внезапно,
  • совсем внезапно, даже не по своей вине,
  • остаются не в прошлом, а в некоем странном завтра,
  • как портрет, что выставлен за стеклом в окне.
  • Города,
  • которые мы оставляем сразу,
  • именно сразу, мучаясь и себя кляня,
  • остаются всегда тоской и вечной заразой,
  • в бездне грохота и огня.
  • И чего удивляться, что осень красит
  • за окнами небо, бесцельно и зло маня.
  • Остается лишь память,
  • и позолота слазит
  • с женщин и с городов,
  • но, прежде всего,
  • с меня.
* * *
  • Я научился просыпаться рано,
  • когда еще не ноют в сердце раны,
  • когда еще сороки не проснулись,
  • и тянет тишиной с пустынных улиц.
  • Я научился радоваться дому,
  • твоей ладони, шороху на крыше.
  • Я научился радоваться грому,
  • особенно, когда он плохо слышен.
  • Я научился говорить как птица,
  • скрывать печаль, невидимое видеть.
  • Немногому осталось научиться:
  • с такой же силой знать и ненавидеть.
* * *
  • Я оплатил бы все разлуки,
  • все слезы, всю печаль ночей,
  • все звезды, шорохи и руки
  • и шепот – тайный и ничей,
  • но дождь разводит всюду слякоть
  • и продолжает голосить,
  • что я могу это оплакать,
  • оплакать,
  • но не оплатить.
Слово
  • И опять надо мною, исторгая тепло,
  • удивленное Слово, как Солнце, взошло.
  • То же самое, коим мы веками живем,
  • обещаем и поим, изумляем и жжем.
  • И которому слишком доверяться спешим,
  • забывая про искры и клубящийся дым.
  • А оно – не подкова, не туман идиом.
  • Это древнее Слово дал Охотник с Копьем,
  • на века его сделав для Войны и Добра
  • вместе с первою Евой – из мужского ребра.
Иней
  • Вчера было лето. Вчера было солнце в долине.
  • Сегодня прогретые камни ложатся под иней.
  • И пахнет так странно, как будто открыл я впервые
  • цветение плавных ветвей наклонившейся ивы.
  • Все небо в заплатах, все небо заштопано серым —
  • от низких закатов до белых сияющих перьев.
  • Как будто Земля обрела вдруг былые надежды
  • и сбросила к черту браслеты, сережки, одежды.
  • И всюду сияет тревожно, зовуще и бело
  • ее обнаженное, ждущее, плотное тело.
Полдень

Ю.П.

  • Дым костра разметало ветром
  • и печальный таежный дрозд
  • мне вещает о километрах,
  • отделивших меня от звезд,
  • и плывут среди рыжих сосен,
  • над упругой щетиной мхов,
  • ароматы таежных весен,
  • можжевельников и стихов…
  • Тишина. Только где-то эхо
  • на вершинах гудит сухих,
  • да заходятся дальним смехом
  • непутевые петухи,
  • да клубится в пыли дорожной
  • над славянской вязью полей
  • удивительный и тревожный
  • серебристый пух тополей…
Сказка о тишине
  • Когда вечерами плещет
  • простуженная волна,
  • нужны ненужные вещи,
  • придуманные слова.
  • И мы говорим о всяких
  • таинственных пустяках —
  • о белоснежных маках
  • и голубых слонах.
  • Гадаем неосторожно
  • и чувствуем – это к нам
  • по лунным спешит дорожкам
  • Бегущая по волнам.
  • Но зная, что только сами
  • мы можем себе помочь,
  • уходит, кивнув на память,
  • спасать уходящих в ночь.
  • Раздвинув цветные звезды,
  • с неба смотрит Луна.
  • Все чрезвычайно просто,
  • как воздух и тишина.
  • Туманные тают полосы
  • и берега молчат.
  • Я лучше скажу вполголоса,
  • о чем другие кричат.
* * *
  • Придумали – расставания.
  • Как стрелы слова нацелены:
  • О, бедра твои поставлены,
  • как амфоры драгоценные!
  • Кожа вина нежнее,
  • нет взгляда чище и строже…
  • А все во сто раз сложнее
  • и в столько же, верно, проще.
  • Кощунствуй, люби, пророчествуй,
  • никто не наделит санкцией
  • вернуть ее, если хочется
  • назад, с полпути, со станции.
  • Пора листопадов канула,
  • всю ночь за стеклом оконным
  • шуршат по садам стеклянным
  • пушные аукционы.
* * *
  • Когда мы увиделись, все отошло
  • куда-то на самые дальние планы.
  • Кружились деревья, плескалось весло,
  • ромашки летали вокруг, как воланы.
  • А праздник вовсю прорастал из земли,
  • он рвал голубые клокастые почки,
  • листву выгонял и пускал пузыри,
  • и скатывал громы, как гулкие бочки.
  • Цветной и огромный, он все разбудил
  • медведем, добившимся лета и нерпы.
  • И мы понимали: он брал, не дарил!
  • Он праздник!
  • А мы —
  • его первые жертвы.
* * *
  • Почти случайные слова,
  • почти случайное движенье,
  • звезда, осенняя трава,
  • листва, как головокруженье.
  • Почти случайный разговор,
  • случайный дождь, на лужах пена,
  • разор души, и слов разор,
  • и начинаешь постепенно
  • разгадывать и понимать —
  • капель, горящую иконно,
  • тот блик, что в руки не поймать,
  • и женщину в стекле оконном.
* * *
  • О, как ты боролась с большим моим ростом,
  • вставала на цыпочки, приподнималась,
  • и радугой нежных огней загоралась,
  • моля опуститься и сжалиться звезды.
  • Но что-то мешало, но что-то толкало,
  • какие-то грузы ложились на плечи,
  • слова не решались стать явною речью,
  • все путалось, плыло, томило, алкало.
  • О, как ты пыталась бороться со снами,
  • как плакала, пела, текла с облаками,
  • а лунные блики, стеклянно позвякивая,
  • в листве многоликой сияли над нами.
  • И что было проще? В тебе себя спрятать?
  • Остаться собою? Приблизить мороз?
  • Иль все же расти, чтобы падать и плакать?
  • Я падал и плакал.
  • И все-таки
  • рос.
* * *
  • О, эта деревня стоила всех чудес! —
  • лампа в окне, сугроб, в ночь – коромысло дыма.
  • Прямо в дворы вбегал мшелый и вечный лес.
  • Летом – печаль дождя,
  • осенью – запах тмина.
  • О, эта деревня стоила детских лет! —
  • тайны замшелых троп, гомон глухих речушек.
  • сколько имен, о которых не ведал свет,
  • сколько снегов,
  • вылетающих, как из пушек!
  • Годы идут, но там
  • лампа горит, маня,
  • ищет меня, зовет, теплится из потемок.
  • Может быть, до сих пор женщина ждет меня,
  • но броду нет на реке,
  • а лед над теченьем
  • тонок.
Гулёна
  • Село обиженно ворчит:
  • «Гулёна!»
  • А воздух к вечеру горчит,
  • как листья клена.
  • А воздух к вечеру, что тишь
  • тишайшей ночи.
  • Ты улыбаешься, не спишь,
  • не хочешь.
  • Твой голос тих,
  • твой голос чист,
  • твой волос светел.
  • И за окном твоим горнист
  • расправил плечи.
  • Он задыхается, поет,
  • а листья клена
  • дыханьем осени несет,
  • ведь ты —
  • гулёна.
  • Я знаю, чем я оплачу
  • наш август долгий,
  • когда дожди по сентябрю
  • вонзят иголки
  • в шары оранжевых рябин,
  • и в листья клена,
  • и в шёпоты твоих рабынь:
  • «Гулёна!»
* * *

В. Щеглову

  • О, затаи дыхание,
  • не опускай век.
  • Пламенем полыхая,
  • листья летят в снег.
  • Мерзлая ветвь не хрустнет,
  • нежная тишина.
  • Замерла в снежной грусти
  • найденная страна.
  • Замерли даже тени,
  • резкие, как ножи.
  • Зимнее вдохновение.
  • Белые миражи.
Ирбитская осень
  • У пассажа лужи
  • выглажены ветром.
  • Воробьиный ужас
  • на вершине кедра.
  • Желтыми полянами
  • над Ирбиткой плоской
  • ползают туманы
  • дымом папироски.
  • Тучи долгой стаей
  • тают над Ирбитом.
  • Отливают сталью
  • стекла, ливнем мытые.
  • И, сердясь, рывками,
  • ветер, прямо с неба,
  • трогает руками
  • желтую планету.
* * *
  • В долине семи осин —
  • осень. Осины в гневе.
  • Багровым огнем рябин
  • в небе седом немеют.
  • Желтый огонь ползет
  • просеками лесными.
  • Осень срывает, жжет
  • листья, и огневые
  • ползают облака.
  • Солнечными ланцетами
  • взрезаны их бока
  • в память о жарком лете.
  • Чищено все, как есть,
  • рыжей кирпичной пылью.
  • Даже церковный крест
  • выштампован и вылит —
  • в шелест,
  • в сиянье,
  • в хруст.
  • Осень.
  • В багровом сонме
  • листьев
  • сгорает куст.
  • Пусто.
  • Прощай.
  • Помни.
* * *
  • Ко всему и ко всем
  • я тебя ревновал,
  • обмораживал сердце,
  • в аду побывал.
  • Шел по снежному следу,
  • задыхаясь и злясь,
  • все изведал – неверие,
  • счастье и грязь.
  • Но чужого не трогал,
  • своего не хранил,
  • и, теряя дорогу,
  • вновь ее находил.
  • Никуда мне не скрыться,
  • и себя не забыть.
  • Мне пришлось покориться,
  • чтоб тебя покорить.
Ритм
  • Не птицы, так поэзия. Везде
  • находишь гнезда и седые перья.
  • Под крышами. На старой городьбе.
  • На вербах, что белеют сквозь деревья.
  • Стихи и птицы. Ритмом полонен
  • весь мир. Вещает вывеска в испуге:
  • «Приобретая разовый талон,
  • учитывайте платные услуги».
* * *
  • Непрозрачные витражи,
  • над фронтонами свет и тени.
  • Окна, улицы, этажи,
  • темный сонм голубых растений,
  • и идущий опять, опять,
  • полосующий стены зданий —
  • дождь, который нельзя понять,
  • не имея воспоминаний.
* * *
  • Снег над крышами летит,
  • притворяясь невесомым.
  • Над огромным,
  • мирным,
  • сонным
  • миром
  • снег с небес летит.
  • Он ложится на коньки,
  • на балконы, на крылечки.
  • В ночь дымят сто тысяч печек,
  • не видать во мгле ни зги.
  • Но по шороху, по тьме,
  • сквозь которую, как лоси,
  • ветер рвется, снег проносит,
  • слышно —
  • этот снег извне.
  • Ничего светлее нет,
  • чем снега, что в ночь упали.
  • Полночь, как на сеновале,
  • и небесный брезжит свет.
  • А потом – рассвет, лучи,
  • разгоняющие время.
  • Спят деревья, но не дремлет
  • снег, летящий из ночи.
  • Он летит густой-густой,
  • ослепительный и длинный,
  • очень древний, очень мирный,
  • и, как время, молодой.
  • Над угором, над ручьем,
  • над глубоким санным следом,
  • над безбрежным белым светом,
  • впереди и за плечом —
  • снег, огромный белый снег! —
  • нежно, медленно, упорно,
  • как мелодия из горна,
  • прямо в двадцатый первый век!
  • Он летит, летит, летит,
  • он взвивается, он вьется,
  • и, как песня, с неба льется,
  • и, как глас, с небес звучит:
  • «Будь прекрасен, Человек!
  • Будь, как утро, безупречен.
  • Мы проходим.
  • Время вечно».
  • Дым…
  • Снег…
1960–1971

Русь давняя

(фрагменты)

И вечный бой! Покой нам только снится.

А. Блок
1
  • Широко раскинута лесами Русь.
  • Лапой зверя вынут, трепещет в пуще хруст.
  • В медном зеве колокола колотится язык.
  • Тревогою исколот дозоров переклик.
  • Дрожат в ночи осины, Под ними – след стад.
  • Темные трясины заметает листопад.
  • Плачутся капели дремучих рос.
  • Дом оброс крапивой, лебедой оброс.
2
  • Голос:
  • Не вели ходить мне, мати, в лес по ягоду.
  • Этот черный, словно тать, все подглядывал.
  • Знаю, ждет он, как намедни, притаясь за углом,
  • сам-то грубый, будто медный, губы углом.
  • Только выйду на полянку, где трава зелена,
  • молча, будто полонянку, бросит наземь меня.
  • Будет мять, валять, руками ворошить во мне огонь.
  • И судьба моя, как камень, в омут рухнет, только тронь.
  • Второй голос:
  • Слышу, слышу. Полон яду ветер. Ухают сычи.
  • Мне с тобою нету сладу.
  • Помолчи!
3
  • А рассвет занимается остро, дико и голо.
  • Как пожар разливается рев набата: «Монголы!»
  • Визг мохнатых наездников, вознесенные пики.
  • Над сломавшейся песней долгий выкрик: «Калмыки!»
  • Тянет прелью и чадом, и тяжелым угаром.
  • Шелест стрел над посадом, выдох горя: «Татары!»
4
  • И выгнув дугою брови,
  • губы сведя в судороге,
  • птицей заполонённой
  • билась. Чужие руки
  • вылюбили,
  • измучили
  • в крученом
  • и беспамятном
  • перегоревшем улье,
  • роем слепящим занятом.
  • И, оторвав, сразу
  • бросили вниз
  • в бездну.
  • Где.
  • Употевший.
  • Красный.
  • Дьявол.
  • Любил.
  • Невесту.
  • Запахом пота – плата,
  • ритм – маята маятника.
  • Вечная ночь сгладит
  • вечную боль памяти…
5
  • И был Бог предан, низвергнут в логово,
  • раздавлен бредом: Богу – Богово.
  • Сменила краски белил тоска.
  • Страна под маской. Страна пуста.
6
  • Дико.
7
  • Но в хатах холодных,
  • где пыль на ухватах,
  • где бабы голодные
  • детям не рады;
  • где боль
  • мужиков
  • жжёт и тревожит;
  • где голод ржаной
  • пострашней острожного, —
  • темною ночью
  • шепотом в ухе
  • сердце тревожат
  • смутные слухи.
  • И мужики
  • Исчезают в борах.
  • Ножики – вжик!
  • Умирает страх.
8

И, к земле склонившись головою,

Говорит мне друг: «Остри свой меч,

Чтоб не даром биться с татарвою,

За святое дело в землю лечь.

А. Блок
  • И вот оно – первое. Без разбора.
  • Колота пиками, битая слепо,
  • через вопящие в небо заборы
  • с хрипом летит голова человека.
  • Синие сабли
  • плещутся, звякают,
  • кровью залиты
  • нежные злаки.
  • Злоба и скорбь.
  • Злоба – острей.
  • Тучей падучею —
  • стаи стрел.
  • Снова и снова.
  • Всё начато лишь.
  • Капельки олова.
  • Звёздная тишь.
9
  • Но звезды стекли каплями,
  • тишь над землей свеся.
  • Срезан кривой саблей
  • с небес голубой месяц.
  • Брат поучает брата:
  • «Чти боевых богов.
  • Мало врагам ада,
  • в оврагах губи врагов!»
  • Ордой вопящей, разгульной, —
  • «Алла!» —
  • (даже ветер сник),
  • разлив калмыков сутулых
  • разносит свирепый вскрик;
  • высверкав воздух наголо
  • саблями вкривь и вкось,
  • татары ведут набело
  • кроваво-алый покос;
  • вызверившись в оскале
  • приземистых лошадей,
  • выкаленною сталью
  • монголы берут людей…
  • И белою снежной лавой,
  • лавиной прямых мечей,
  • благословленных Лаврой
  • в чаду молитв и свечей,
  • струнами вытянув спины,
  • уши сведя к темени, —
  • брошены русские клинья
  • в хаос татарской темени…
10
  • А потом – тишина.
  • Стяги.
  • Луна
  • в овраге.
11
  • Каждый крест крив.
  • Каждый куст кос.
  • Тишина крапив,
  • и бурьянов лоск.
  • И звезда звезде
  • говорит в ночи:
  • «Остриём лучей
  • землю
  • выму —
  • чим.
  • Ведь следов ног
  • не сочтешь, нет».
  • И звезде Бог
  • Говорит в ответ:
  • «Будет вновь смех,
  • будет вновь соль, —
  • но сочти грех
  • и уйми боль».
12
  • И полями побоищ пустыми
  • ветер светлые новости носит,
  • и следит, как у павших стынут
  • на ресницах мертвые слезы.
  • На бурьянах бурые пятна
  • темной крови мертвых пришельцев.
  • Поднимаются травы мятые
  • в ясном свете простого месяца.
  • С поля брани бредут люди,
  • и костры разжигают на воле.
  • И соха ковыряет грубое,
  • напоённое кровью поле.
1960–1965>

Спор с дьяволом. Посвящения

I

* * *
  • О, я без вас
  • схожу с ума!
  • Моя судьба —
  • моя сума.
  • Но все, что есть
  • в моей суме,
  • принадлежит
  • уже не мне.
  • Я прихожу
  • и говорю:
  • «Я пригожусь,
  • пока горю,
  • я пригожусь,
  • пока горяч!»
  • А вы опять
  • в тишайший плач.
  • О, этот плач,
  • ваш женский плач!
  • Я был царем,
  • а стал палач.
  • И холод слов моих, что нож,
  • и правды в нас – на мелкий грош.
  • Но этот грош в такой цене!
  • Не разменять
  • ни вам,
  • ни мне.
* * *
  • Будет время, и березы
  • вспыхнут желтою листвой
  • над раскрашенной морозом
  • полосой береговой,
  • и к стволу прижавшись ухом,
  • ты услышишь, как Луна
  • шепчет ласково и глухо
  • прямо в ночь.
  • А ночь нежна.
  • Будет время, и на поле,
  • где горит, дымя, ботва,
  • прорастут глухие колья,
  • распустившись, как трава,
  • и навзрыд пойдут осины
  • голосить, что так влажна
  • эта осень под гусиным
  • косяком.
  • А ночь нежна.
  • Будет время, и над взрывом
  • веток, листьев и травы
  • ты не справишься с порывом
  • сумасшедшей головы.
  • И не плакать. Не смеяться.
  • только слушать. Тишина.
  • И губами вновь касаться
  • глаз как звезд.
  • А ночь нежна.
Иркутск. Выставка японской живописи
  • Темный ветер. Злая мгла.
  • Иероглифы на флаге, отблеск лунного стекла.
  • Сто прекрасных видов Эдо
  • не заменят никогда сей игры теней и света.
  • Бодхисатва Манжушри —
  • он глядит, Будда грядущий, не извне, а изнутри.
  • Ощущение вины
  • перед медленным теченьем потрясенной тишины.
  • Потеряю? Сберегу?
  • Что там выше? Чайный домик? На каком он берегу?
  • Кто там стынет на пороге?
  • Отчего тебя мне жаль, куртизанка Ханаоги?
  • Бронза – век мой золотой…
  • И опять мороз по коже:
  • этот век, конечно, твой,
  • не забудь, и мой он тоже!
Заметки на полях
  • Какая странная дорога,
  • как выполощен ветром куст.
  • Пейзаж безрадостен и пуст,
  • и все же он – пейзаж от Бога.
  • Какая странная судьба,
  • почти не знавшая пролога.
  • И все-таки она – от Бога,
  • и потому она – судьба.
  • Ты говоришь: люби меня,
  • ведь я дана тебе от Бога.
  • А за словами вновь дорога,
  • и до звезды как до порога,
  • а за порогом вновь звезда…
  • И это все опять от Бога.
* * *
  • Я знаю, что отныне так и будет:
  • с утра пожар, под вечер теплый дождь.
  • Осудят нас? – пускай. Нас не убудет.
  • Ведь истина пережигает ложь.
  • Мы вечны. Мы взломали наши клетки.
  • Мы – бег звезды. Мы – щедрый дар полям.
  • Нам яблоко судьба протянет с ветки,
  • мы и его поделим пополам.
* * *
  • Броди, смотри, как лезет лебеда,
  • как прут кусты подобием тарана.
  • Твоя любовь, конечно, не беда,
  • хотя порой она саднит, как рана.
  • Коснись рукой, под пальцем дрогнет синь,
  • ступи ногой и – глина, камень, трепел.
  • Твоя любовь, конечно, из святынь
  • и никогда не обратится в пепел.
  • Броди, смотри, как бьет в ключах вода,
  • как рвутся реки – кони разной масти.
  • Твоя любовь, конечно, не беда,
  • как все, что ветром выбито на насте.
* * *
  • Снег идет.
  • Снег идет.
  • Беспредельно, бесконечно, нежно, медленно и млечно,
  • вверх и вниз, легко и вечно —
  • снег идет.
  • Снег идет.
  • Снег идет.
  • Звездный дым. Седые крыши. Все светлей, нежней и тише,
  • все стремительней и выше —
  • снег идет.
  • Снег идет.
  • Снег идет.
  • Белым лбом прижавшись к раме, я теряюсь в этой драме:
  • где я? в поле? или в храме? —
  • снег идет.
  • Снег идет.
  • Снег идет.
  • Нежно, медленно, беспечно, беспредельно, бесконечно,
  • я люблю тебя, ты вечна.
  • Снег идет.
Бранденбургский концерт № 1
  • Опять этот кантор из церкви святого Фомы
  • терзает педали забытого Богом органа.
  • А в Лейпциге ночь. И тяжелые влажные сны
  • плывут над кварталами, будто обрывки тумана.
  • Ночь гаснет и гаснет. Будь звезды, как свечи, давно
  • по небу расползся бы матовый шлейф стеарина.
  • Саксонская ночь под готическим стынет окном
  • и черною кистью витраж покрывает рябина.
  • И движется ночь, как недели и годы, а мы
  • не можем понять, отчего это с гибелью схоже.
  • Храни же нас кантор из церкви святого Фомы,
  • и длись этот холод, так странно бегущий по коже.
Бранденбургский концерт № 4
  • Когда уже нечему больше случиться,
  • когда за окном ни звезды, ни просвета,
  • когда через ставни уже не пробиться
  • ни ветру, ни ливню, ни даже рассвету,
  • когда на столе засыхает посуда,
  • а сумерек даже огнем не прогонишь,
  • я жду тебя, кантор…
  • И вот оно – чудо! —
  • две флейты и скрипка
  • приходят на помощь.
  • Когда уже нечего больше услышать,
  • все сказано, спрошено, взято, забыто,
  • когда, как дожди по заржавленным крышам,
  • струится и плачет слепая обида,
  • когда даже память условна, как ссуда,
  • а боль ни словами, ни жестом не скроешь,
  • я жду тебя, кантор…
  • И вот оно – чудо! —
  • две флейты и скрипка
  • приходят на помощь.
  • Когда уже некому больше молиться,
  • когда ожидать нет ни веры, ни силы,
  • когда никуда от себя не укрыться,
  • а где-то настойчиво плачут клавиры,
  • и небо закрыто, и листья, как люди,
  • врываются в душу, и ты их не гонишь,
  • я жду тебя, кантор…
  • И вот оно – чудо! —
  • две флейты и скрипка
  • приходят на помощь.
Бранденбургский концерт № 3
  • Спит город Баха.
  • В темном старом доме
  • спят старые старушки, вещи, люстры,
  • все спит, все убаюкано дождем.
  • Спит ратуша, размокшая афиша,
  • спит мокрый дуб, к стене прижавшись тесно,
  • и спит орган, как айсберг на мели.
  • О, этот город замерших бульваров,
  • ночных, уснувших намертво базаров,
  • в листве опавшей, в сумерках дождя —
  • огромным неподвижным великаном,
  • уснувшим над наполненным стаканом,
  • он спит,
  • и разбудить его
  • нельзя.
  • Но музыка… Но музыка… Но жизнь…
  • Вдруг свет в окне, то вскрикнет где-то скрипка,
  • то звук шагов раздастся, то улыбка,
  • как лист, проснется…
Лебеди

В. Астафьеву

  • Я видел, как утром,
  • над серым болотом,
  • кочкарником,
  • марью,
  • оставив исслеженный
  • красными лапами берег,
  • сентябрьскую тишь распугав
  • и привстав над водою,
  • одна за другой поднимались красивые птицы.
  • Тяжелые птицы,
  • красивые птицы —
  • обрывками пены,
  • обломками льдов,
  • голубым опереньем,
  • счастливым и белым,
  • они восходили над марью, над темным болотом,
  • а мы оставались, лишенные крыльев и пенья.
  • Когда-нибудь в поле,
  • а может, в машине,
  • а может, на водах
  • ударит по сердцу
  • то ль страх,
  • то ль провиденье смерти.
  • Так что же мы вспомним?
  • Любовь?
  • Удивленье?
  • Удачу?
  • Высокое небо? Иль птиц, рассекающих небо?
  • Ах, кто это знает? И кто это может увидеть?
  • Пески осветились и канули в темную воду.
  • А лебеди машут,
  • и машут,
  • и машут крылами,
  • и их отраженья, сияя, плывут над болотом.
Доброе Начало
  • Есть бухта.
  • Это – Доброе Начало.
  • Высокое кольцо песчаных дюн,
  • вулкан Атсонупури – конус в небо,
  • базальтовый высокий перешеек,
  • аралией заросший, елью Глена
  • и можжевельником.
  • Там жить бы я хотел. Встречать восход.
  • Ходить с ружьем на дальние озера
  • и жечь костры, давая знать судам,
  • что мир еще повсюду обитаем.
  • А если бы касалась вдруг тоска
  • меня своими пальцами, я б молча
  • ходил туда, где брошенный поселок,
  • как черный иероглиф, распластался,
  • под небо вскинув сломанные балки.
  • Мне было б странно находить траву
  • или обрывки рыжих фотографий
  • среди руин, и в поисках живого
  • я б сотни километров проходил,
  • но снова
  • возвращался
  • к морю.
  • И, прост как звезды, трогал валуны,
  • похожие на нерп. Касался пены.
  • И знал, что я из тех, кто прочно верен
  • теченью рек, звезде над головой,
  • и просто миру, вечному, как время.
* * *

С. Гольдину

Читать бесплатно другие книги:

Часть античного мира, накрытая мусульманской чадрой, лик Азии, обращенный к Европе, вот что такое Ту...
В пособии анализируются сущность и цели современного терроризма, приводится его классификация, а так...
Почему в Мадрид? По меркам испанской истории Мадрид – молодой город: ни римских развалин, ни тысячел...
Вы пользуетесь Windows ХР и стали задумываться, стоит ли спешить расстаться со ставшей столь привычн...
В Акватике наступила весна. Распустились первые листочки на яблонях....
Вы никогда не теряли все за один день? Все, кроме жизни, – но есть подозрение, что это не случайно. ...