Ушла из дома и не вернулась… Веденеев Василий
Какого черта здесь стоите? Срочно передайте, пусть готовят стол, реанимационную бригаду… Тампон!
Как это водители совершенно ни на что не реагируют? Хорошая выдержка или просто на все наплевать?..
Еще один тампон! Пока так, сверху…
Страх не мешает давно заученным движениям рук. Но я знаю, он не ушел, нет. Только притаился, мерзкий и лохматый, чтобы появиться потом, когда вернусь на станцию, и диспетчер снова по громкой связи вызовет нашу бригаду.
Видимо, нельзя мне работать на «скорой». Пока я здесь, не избавиться мне от него. А вдруг уже никогда не избавиться?
…дыхание становится ровнее. Наконец-то! Рана обработана. По идее всё должно быть в порядке.
Подъезжает машина. Милиция. Теперь их дело начинается. Мы свое закончили. Можно ехать.
Кто-то, в темном плаще, грузно прыгая через лужи, спешит к нам…
7. Сотрудник уголовного розыска
Почему до сих пор никто не написал оду московским зевакам? Нет, серьезно. Это же просто уникальное явление… Они бывают везде и всегда, независимо от времени суток, сезона, погодных условие и характера происшествия. Даже реальная опасность не может победить их тяги к совершенно бесполезным знаниям.
Сегодняшняя ночь не исключение. Нормальные люди уже пятый сон добросовестно досматривают, а несколько старушек и пожилых мужчин, терпеливо мокнут, глазея на нас и на «скорую». Пока, правда, им скучновато – ни тебе пожара, ни автомобильной катастрофы. Ничего, сейчас Жданов выведет своего молодого крокодила и сразу станет веселей.
Спешу к «скорой». Потом в больнице, пока прорвешься через заслоны врачей – потеряешь массу времени. Теперь надо поговорить, теперь. Не мне это необходимо – делу.
Только собираюсь взяться за ручку, как дверь машины сама открывается. Внутри салона вижу неестественно яркий с мертвенно синим оттенком свет, колбочки, резиновые трубки и еще черт-те что. Снаружи страшно, а изнутри совсем… Приходилось «пользоваться услугами», после встречи с одними неспокойными «клиентами».
Ладно, пока бог миловал, можно на все медицинские страсти смотреть со стороны. К тому же, есть объект для наблюдения поинтереснее. Хороша доктор! Глаза огромные, копна золотисто-рыжих волос. Королева! Отмечаю, что обручального кольца нет. Я разведенный и среди друзей считаюсь убежденным холостяком, но мысль о необходимости обзаведения семейным очагом меня нет-нет и посещает.
Улыбаюсь, как можно приветливее. Для дела полезно и вообще располагает, чисто по-человечески.
– Доктор, как там потерпевший?
– Плохо.
– Поговорить можно? – вкрадчиво спрашиваю я. Она пристально смотрит на меня. Ясно, разрешать разговор с пациентом ей не хочется. Улыбаюсь еще обаятельней. Надо, девушка, позарез мне задать несколько вопросов. Может тот тип с ножом где-то поблизости бродит. А если он не один?
Вдруг доктор тоже улыбнулась и, сразу же спрятав улыбку, распорядилась:
– Минуту дам. Не больше. У нее полостное, проникающее… У нее? Значит, ранена женщина. Влезаю в машину и тут же натыкаюсь на взгляд расширенных от боли глаз. Лицо грязное, потное, слипшиеся волосы. Совсем девчонка. Лет 17, не больше.
– Я из уголовного розыска, – говорю тихо, низко наклонившись к носилкам. Как же тяжело она дышит. – Где Вас ранили, кто?
– …В кафе… были… Потом нас провожали… Эти подошли… Меня потащили. Я рвалась, потом закричала… Дальше не помню!
Слова не произносит – выталкивает. Трудно ей. Но я не могу уйти ни с чем. Она – единственная ниточка.
– С кем вы были? Кто вас провожал? Имена, адреса, телефоны…
– С подругой…, Алик и Виктор… – потерпевшая обессилено закрывает глаза.
Меня трогают за плечо. Время прошло. Но я же так ничего и не знаю! Ну хотя бы еще один вопрос!
– В каком кафе вы были? В каком? Бело-синие губы медленно разжимаются:
– На Комсомольском проспекте… Фрунзенск… – договорить сил не хватает.
Выходя из машины, оглядываюсь. И только теперь замечаю, что на раненой девчонке – пусть грязный, но светлый плащ, и платье в крапинку, о котором вполне можно сказать – в горошек!
– Как ее фамилия? Документы при ней были? – поворачиваюсь на удине к симпатичной докторше, – Обнаружили одну? Подруга где?
– Не знаю. Никого здесь не было, когда мы приехали. Только сторож, который ее нашел. Документов я не спрашивала. Что еще?
«Королева» начинает сердиться? Понятно, ей тоже сейчас не до разговоров.
– Спасибо, все. Куда сейчас?
– В первую городскую, – она пожимает плечами и поворачивается к машине.
– Простите! – окликаю я ее. – Где вас можно найти?
– На станции «Скорой помощи». Доктор Шамрай…
Бело-красная машина, сверкая маячком, уезжает. Провожаю ее глазами и иду к сторожу. А информации пока практически никакой – только предположения.
Сторож – старичок при исполнении служебных обязанностей – шмыгает носом и солидным басом представляется.
– Рожков наша фамилия. Федор Степанович.
– Очень хорошо, – говорю я по привычке, хорошего-то пока мало, – когда вы обнаружили раненую, где? И прошу вас, Федор Степанович, подробнее. Во сколько, что делали, что видели, что слышали?
– Вон тут и нашел, – он кивает на край тротуара. – Я рядом здесь нахожусь. Ну, а так часу во втором слышу – кричат. Честно скажу – не отреагировал. Думай, покричат – перестанут. И вправду перестали. Потом стон. Стонет и стонет. Вроде раненый, думаю. Я ведь на фронте санитаром был, это дело ой, как знаю, как стонут-то. Вот и вышел. А она тутось и лежит…
– Кричал-то кто? Мужчина? Женщина?
– Ну… Поначалу вроде как мужчина чего-тось крикнул. Не разобрал. Радио у меня играло. Приемничек. Потом уж она, девчонка эта. Тонко так, вроде птицы.
– Она лежала как?
– Обыкновенно лежала. На боку. Рука под ней подвернутая. Кровь-то я поначалу и не заметил. Темно…
Старичок продолжает подробно рассказывать. Я киваю головой, уточняю детали, но думаю о другом. Рожков больше ничего интересного не расскажет. Главное изложил. Судя по описанию позы раненой, ее сначала развернули к себе, рванув за руку, а потом ударили ножом. Коротко, без замаха, чуть снизу и в бок. Вполне профессионально.
За что? Оказала сопротивление преступнику? Слишком много знала или не то увидела? Может, просто так, для забавы? Такое в последнее время тоже встречается. Тогда тот, с ножом, еще страшней. Какую еще новую забаву он придумает?
– Так можно или нет?
Вопрос Рожкова прерывает размышления.
– Что «можно»?
– Идти мне можно? Я на посту.
– Нет, Федор Степанович, нельзя пока… Пойдемте со мной.
Завожу его в салон УАЗика, где терпеливый Прокопыч пытается поговорить со старухами, которые сидят рядком перед ним и, стараясь привлечь внимание милицейского начальника, галдят все разом, не слушая никого, кроме себя. Теперь к ним прибавится еще и Рожков.
В салоне тесно. Я киваю доктору Токареву, забившемуся в угол, чтобы выходил.
Отрешенно слушавший старушек, Прокопыч вдруг настораживается и властным движением руки прекращает нестройное гудение. Одна из женщин сказала, что остался платок потерпевшей, когда санитары уносили ее. Это уже зацепка. Вдруг еще что осталось? Прокопыч кивает мне. И я с Токаревым иду на то место. Надо искать…
8. Эксперт
Даже кобель посмотрел на меня укоризненно, когда я остался в салоне. Ему на дождь, а мне в автомобильном тепле отсиживаться.
Ну конечно, мне всегда лучше всех! И работа не пыльная.
Щелкнул пару раз фотокамерой, позвякал баночками, с кисточками повыпендривался – и вся деятельность.
Дилетанты! Попробовали бы сами поискать пальцевые отпечатки на сложных поверхностях, например, на батарее парового отопления дли на некрашеных досках пола. Да еще чистенькие, хорошенькие, годные для идентификации. А их еще надо снять, сохранить, обработать, дать заключение, вывести дактоформулу. А, кроме того, проявить пленки, напечатать снимки, закончить срочную экспертизу, одновременно отбиваясь от панибратствующих сыщиков, у которых всегда все горит. И все срочно: «Выручи, Витек, за нами не пропадет!» Как же, не пропадет! Результат дашь – сразу забывают все свои славословия. И так, думают, мне прекрасно живется.