Чудесное наследство. Книга 1 Каришнев-Лубоцкий Михаил

Глава восьмая

Несмотря на свою воспитанность, Маркиз долго не хотел отмыкать уста. Приоткрыв слегка левый глаз, он мельком взглянул на девчонку, вбежавшую в гостиную, и вновь погрузился в дремоту, не делая никаких попыток удрать из хозяйского кресла в другое, более укромное и безопасное местечко. «Пусть поглазеет, – подумал Маркиз, чуть заметно выпуская и втягивая обратно в пяточку острые коготки на правой, свисающей с кресла, лапки. – Эти гнэльфины так любопытны, что могут даже заболеть, если не удовлетворят хотя бы частично свою любознательность. Однако болтать с ней о разной ерунде я не намерен!».

– Доброе утро, Маркиз! – вывел его из глубоких размышлений звонкий голосок внучки старой баронессы. – Разрешите представиться: Паулина!

– Мрр… – Коготки показались из правой лапки и тут же спрятались обратно.

– «Мрр!» – передразнила девочка рыжего кота. – Не «Мрр», а «Доброе утро».

«Она еще будет учить меня правилам хорошего тона!» – с насмешкой подумал Маркиз и лениво перевалился с живота на левый бок – спиной к гостье.

– У-у-у!.. – протянула разочаровано Паулина. – Я-то поверила, что он, и правда, необыкновенный кот… А таких простых мурлыканов у нас в Гнэльфбурге пруд-пруди! Нашел господин Шрайбер чем хвастаться!

– Во-первых, не «чем», а «кем», – поправил ее, задетый за живое, Маркиз и вновь улегся на живот, открывая глаза и внимательнее вглядываясь в гостью, пахнущую молоком, овсяной кашей и шампунем «Алая Роза». – Во-вторых, я не могу сегодняшее утро назвать «добрым», зная, что по дому шляются посторонние девчонки.

– Говорит!.. – радостно воскликнула Паулина и хлопнула от избытка чувств в ладоши. – Пусть глупости, но говорит!..

Если бы Маркиз мог багроветь от гнева, то он немедленно бы сейчас превратился в ярко-красный, пламенеющий факел. Но он был котом и багроветь не мог. Он только презрительно по-кошачьи фыркнул, вздыбил на мгновение на спине тигриной окраски шерсть и на чистом гнэльфском языке произнес:

– Не стану опровергать ваше весьма спорное мнение о моих умственных способностях, фроляйн. Как говорится: «чем дальше в лес, тем больше дров». Или: «связался старый с младенцем»… Не стану также благодарить вас за то, что вы разбудили меня за два часа до обеда: что сделано, то сделано, Лучше я попрощаюсь с вами и исчезну. Всего доброго, фроляйн!

И он, махнув с кресла на пол, в три прыжка оказался у дверей и скрылся за ними к глубокому огорчению Паулины. «По-моему, он на меня слегка рассердился, – подумала девочка, морща носик и разглядывая узор на сандалиях. – Но за что? Я была с ним очень вежливой. Не каждому коту говорят „Доброе утро!“ и уж, конечно, не каждому делают книксен! По-моему, он просто капризуля – знаменитость, которой вскружила голову известность и слава!».

Паулина насмешливо хихикнула и выбежала из опустевшего дома в сад. Увидев, что бабушка и ее сосед господин Шрайбер о чем-то оживленно беседуют, она на секунду притормозила и прислушалась к их разговору. Но разобрав кое-какие обрывки фраз: «…три мерхенфунта муки…», «…пол-пачки дрожжей…», «…яблоки прокрутить и насыпать сахар…», – Паулина помчалась по дорожке дальше, не желая глубоко вникать в секреты кулинарного искусства.

Хотя сад мерхендорфского педагога Густава Шрайбера был достаточно велик, а юная гнэльфина весьма мала, все-таки за считанные минуты она долетела до задней ограды и остановилась, как вкопанная, перед огородными грядками и, торчавшим посреди них, мальчишкой-пугалом.

«Как он похож на Эриха Блюменталя с Клубничной улицы! – подумала девочка, с интересом разглядывая неподвижное существо, водруженное, как победное знамя на флагшток, на высокий шест. – Такие же черные, смоляные брови, такие же карие, чуть прищуренные глаза, такой же курносоватый нос, такие же алые губы, такой же вихрастый чуб… Даже веснушки на щеках и носу такие же! Правда, одет он не как Эрих, да и обут похуже…» Паулина посмотрела с сожалением на рваные туфли, привязанные шнурками к еще более драным брюкам, и мысленно поругала Густава Шрайбера за скупердяйство. Единственное, что ей понравилось в наряде огородного мальчишки, так это небольшой медный колокольчик на ветхой соломенной шляпе. «Жаль, что у меня нет такого, – мелькнула в голове Паулины озорная мысль. – Тогда бы все гнэльфы при встрече со мной оборачивались бы мне вслед и стояли по часу с открытыми ртами!».

– Наверное, скучно вот так торчать на шесте? – спросила она мальчишку, заставляя себя отвлечься от несбыточной мечты по супермодной побрякушке.

– Да-а-а… – проскрипело пугало, чуть-чуть поворачиваясь влево от порыва ветра.

Паулина невольно вздрогнула и отвела взгляд от бедняги в сторону. И увидела в дыре садовой ограды поросячье рыльце и умненькие глазки, внимательное изучающие незванную гостью.

– Хрюк, иди сюда! – позвала девочка поросенка.

Но тот на ее зов не откликнулся, а поспешил исчезнуть поскорее прочь. При этом он чуть было не сшиб с копыт симпатичную беленькую козочку, которая стояла позади него и тоже с любопытством поглядывала на новенькую гнэльфину.

«Можно подумать, что я – страшилище! – обиделась на поросенка и его четвероногую подружку Паулина. – Еще я сырых поросят и козлят не ела!».

И она, бросив прощальный взгляд на мальчишку-пугало, поспешила к бабушке и господину Шрайберу.

Глава девятая

Едва Паулина и ее бабушка вернулись к себе домой, как на улице хлынул проливной дождь. Крупные капли хлестали по окнам, отбивая мелкую барабанную дробь, а отдельные дождинки залетали в открытые форточки и щедро орошали красивые шторы и, крашенные белой краской, подоконники.

– Кэтрин! Дитрих! Эльза! – крикнула фрау Луиза, въезжая в холл первого этажа на коляске. – Немедленно закройте окна! Иначе у нас будет потоп, а ковчегом я еще не запаслась!

Но ее мольбы не были услышаны: и сын, и его супруга, и эта торопыга Кэтрин отсутствовали в доме. Пришлось звать других помощников. Ганс, Ольгерд и Улла быстро справились с заданием хозяйки. А подтерев лужи и закрыв форточки, они моментально исчезли, успев на прощанье помахать Паулине ручками.

«Им хорошо, – подумала девочка, – они в тепле, под надежной крышей… А каково сейчас этому соломенному мальчишке в рваной одежде! Наверное, промок до нитки, бедняжка… И даже не может согреться – помахать руками или попрыгать…».

Паулина тяжело вздохнула и, приблизившись к окну вплотную, прижала свой нос к холодному, от дождя, стеклу. Увидела бегущих по двору от машины к парадному подъезду родителей и снова подумала: «Живые гнэльфы могут от дождя спрятаться, а соломенные нет… Это не справедливо!».

Ее грустные размышления были прерваны окликом бабушки-баронессы:

– Паулина, возьми, пожалуйста, на столе блокнот и карандаш и запиши под мою диктовку рецепт яблочного пирога, который мне дал господин Шрайбер. Иначе я его забуду и что-нибудь перепутаю. И вместо пирога испеку яблочные оладьи!

Паулина снова вздохнула – но уже не так печально, как в первый раз, – и послушно поплелась к журнальному столику. Взяла толстый блокнот в сафьяновой обложке, хорошо отточенный карандаш и подошла к бабушке.

– Диктуй, я готова.

Но в это мгновение в холл влетели Дитрих и Эльза, и важное дело пришлось на минутку отложить. Узнав от сына, что билеты на поезд куплены и еще один шаг к отъезду из Мерхендорфа сделан, фрау Луиза прошептала:

– Вот и отлично…

И, кивнув Паулине головой в сторону столовой, уже веселее добавила:

– Идем туда, внучка. Там самое подходящее место для кулинарных секретов. А заодно попьем чай. Ты не возражаешь?

– С пирожными? Не возражаю!

Пока чайник разогревался на плите, Паулина успела записать рецепт яблочного пирога. А перелистывая толстенный блокнот в поисках чистой странички, она наткнулась на какие-то загадочные письмена, очень похожие на математические и химические формулы или на тексты тех же кулинарных рецептов. Паулина была грамотная девочка и читать умела достаточно быстро. Пробежав глазами отдельные строчки, она мгновенно догадалась, что это не что иное, как записи волшебных заклинаний и чудесных колдовских снадобий. Заглавие одного из заклинаний звучало особенно заманчиво: «ОЖИВЛЕНИЕ НЕОЖИВЛЕННОГО. Автор Феррум Мерхенштайнский».

«Кажется, это именно то, что мне нужно!» – радостно подумала умненькая гнэльфина и, сделав вид, что ничего особенного сейчас не произошло, спокойно произнесла:

– Так сколько муки нужно взять для приготовления одного пирога? Три мерхенфунта?

– Можно и четыре, но не больше. А еще пол-пачки дрожжей, один мерхенфунт хорошо промытых и нарезанных яблок, столько же сахара, кусочек сливочного масла, щепотку соли и…и…

– И чуть-чуть ванили? – раздался под сводами столовой мелодичный голос Уллы.

Паулина взглянула на зеркальце в шкафу с посудой и увидела в нем зыбкую, расплывчатую тень.

– Улла, – строго сказала старая баронесса, – прошу тебя больше не раздваиваться! Это очень вредно для твоего здоровья.

– Но мне так скучно сидеть взаперти в вашей кладовке, госпожа! Зачем меня сюда поставили ваши родственники? – снова прошелестел голосок зеркальной принцессы.

– Ничего, скоро развлечешься. Нам предстоит чудесное путешествие в Гнэльфбург!

Серебристая тень еще немного поколебалась в зеркальце, как пламя свечи на ветру, и вдруг растаяла, исчезнув в его глубинах.

– Добавить чуть-чуть ванили, – продиктовала фрау Луиза внучке. И, откинувшись к спинке кресла, с удовлетворением отметила: – Память меня хоть и подводит иногда, но продолжает еще служить! Забыть про ваниль – это не смертельно. Вот если бы я забыла про муку!..

«Моя память тоже неплохая, – подумала Паулина, заглядывая тайком в блокнот, где была сделана запись заклинания таинственного Феррума Мерхенштайнского. – Постараюсь заучить эти слова наизусть и ничего не перепутать. Нужно же помочь мальчишке из сада господина Шрайбера!».

И, перечитав еще раз загадочные фразы, она захлопнула блокнот, положила его на стол и отправилась к плите, на которой уже вовсю бурлил закипевший чайник.

Глава десятая

После дождя листья ботвы становятся еще вкуснее, чем были раньше. Ме-Ме это уже хорошо знала и потому прискакала на огород господина Шрайбера сразу же после того, как на землю упали последние дождевые капли.

– Хрю-Хрю, иди скорее сюда! Смотри, какая вкуснятина! Только, пожалуйста, постарайся не измазаться в грязи и не запачкай меня!

– Глупышка, – усмехнулся толстенький поросенок, пролезая в дыру вслед за подружкой, – грязь полезнее всякого мыла! К тому же, она быстро подсыхает, и ее можно стереть с себя, повалявшись на травке или на дорожке.

– Нет-нет, такое развлечение не для меня! – презрительно фыркнула козочка, срывая изумрудный лист остренькими зубками и начиная его перемалывать крепкими челюстями.

– А вот Пугаллино с удовольствием повалялся бы со мной за компанию, если бы только смог соскочить со своего шеста, – сказал поросенок Хрю-Хрю и посмотрел на разбухшего, как губка, от дождя мальчишку-пугало.

И в этот момент Пугаллино вздрогнул и взбрыкнул ногами так сильно, что один из его башмаков оторвался от брючины и отлетел далеко в сторону. Руки мальчишки опустились вниз, потом взметнулись вверх и снова вытянулись по швам. Голова слегка повернулась направо, затем налево, наклонилась чуть-чуть к груди, и глаза осмысленно посмотрели на застывших без движения у его ног Хрю-Хрю и Ме-Ме.

– При-вет… – медленно разъехались губы ожившего мальчика-пугала в дружелюбной улыбке. – Я вас знаю…

– На-на-надеюсь, с лучшей стороны? – пролепетал начавший тоже оживать Хрю-Хрю.

– И с той, и с другой стороны, – произнес Пугаллино и показал рукой на забор, в котором красовалась большая дыра.

– Отсюда сверху все хорошо видно, – пояснил он немногочисленной компании своих собеседников, – я видел вас и тут, и там.

Мальчик расстегнул старый пиджак и, ловко выскользнув из него, спрыгнул с шеста на землю.

– Кажется, со мной что-то произошло, – сказал он, шевеля плечами и трогая себя еще не совсем послушными пальцами. – Я чувствую, что со мной что-то случилось!

– Вы стали гнэльфом, – объяснил Хрю-Хрю, приходя окончательно в нормальное состояние после сильного шока.

– А кем я был?

– Огородным пугалом! – охотно сообщила Ме-Ме. – Учитель Шрайбер в отместку своим ученикам сделал пугало в виде мальчишки. И назвал Пугаллино – на иностранный манер.

– Далеко-далеко от нашего огорода находится одна южная страна. Там у многих жителей имена похожи на ваше, – пояснил поросенок. – Чиполлино, Буратино, Тарантино… Впрочем, Тарантино – это, кажется, фамилия…

Пугаллино пропустил мимо ушей историю происхождения своего славного имени и, весело рассмеявшись, воскликнул:

– Так, значит, я стал гнэльфом?! Самым настоящим гнэльфом?!.. У меня настоящие руки, ноги… Их у меня целых четыре: две руки, две ноги! Я могу прыгать, бегать, садиться на корточки… – Пугаллино поспешил продемонстрировать новым друзьям эти свои способности. – Я могу даже пинаться!

– Эй-эй! Поосторожнее! – шарахнулся в сторону Хрю-Хрю. – Огурец не мяч, а моя голова не футбольные ворота!

– Прости, но мне хотелось до конца почувствовать себя настоящим мальчишкой. Еще раз извини!

– Ладно, чего уж там… – Хрю-Хрю выбрался из гущи помидорных кустов и деловито поинтересовался: – Какие у вас планы на будущее? Собираетесь доживать свой век на этом огороде или поищите другое, более подходящее для гнэльфа, местечко?

– Не знаю, Хрю-Хрю… Ты думаешь, за огородом и садом господина Шрайбера есть еще что-то?

– Конечно, приятель! Там есть пустыни и горы, реки и озера, моря и океаны… Там даже есть дальние страны, в которых живут иноземцы и диковинные звери!

– Какой ужас… – ахнула Ме-Ме, и ее глаза округлились от страха и изумления. Но, быстро опомнившись, она смутилась и виновато произнесла: – Прости, Хрю-Хрю, я хотела сказать: «какая прелесть!».

Поросенок снисходительно посмотрел на трусливую подружку и, переведя умный взгляд своих маленьких глазок на Пугаллино, дал ему дельный совет:

– Познакомься сначала с Мерхендорфом и его окрестностями. А уж потом примешь решение – отправляться тебе или не отправляться в далекое путешествие. Помни пословицу: «Там хорошо, где нас нет». А теперь прощай, нам с Ме-Ме нужно удирать: я заметил в кустах бантик юной соседки господина Шрайбера Паулины. Она за нами подсматривает.

– Ну и что? – Ме-Ме храбро задрала головку вверх. – Я девчонок не боюсь! Пусть они меня боятся!

– Если по соседству появилась девчонка-гнэльфина – жди неприятностей, – объяснил неразумной козочке мудрый Хрю-Хрю. – Девчонки очень любопытны и обожают совать свои пятачки в чужие дела даже тогда, когда их об этом не просят. Если ты, Пугаллино, заметишь на горизонте девчоночий бантик, притворись лучше бесчувственным пугалом!

И поросенок весело хрюкнул, радуясь своей незатейливой шутке.

– Хорошо, я так и сделаю, – мальчишка-гнэльф подобрал с земли оторвавшийся башмак и надел его на босую ногу. Затем снял с шеста пиджачок и сунул руки в рукава. – Ну, как я выгляжу? – спросил он четвероногих друзей.

– Как принц! – усмехнулся Хрю-Хрю. – Принц, которому пришлось побывать в шкуре нищего. Есть такая книжка, я когда-нибудь расскажу вам о ней. А пока – прощайте!

И он со всех ног помчался к дыре в заборе. Ме-Ме поскакала за ним. А Пугаллино, постояв еще немного в раздумьи посреди огородных грядок, двинулся вскоре по садовой дорожке к кустам сирени. Как раз туда, где сидела сейчас юная волшебница Паулина.

Глава одиннадцатая

Произнося слова заклинания, вычитанного из блокнота бабушки-баронессы, Паулина еще сама до конца не верила, что из этого что-то получится. Но, увидев ожившего Пугаллино, она не на шутку перепугалась. «А вдруг ему не захочется быть гнэльфом? – подумала юная чародейка с некоторым запозданием. – Обратно в пугало я его уже не превращу! Может быть, у бабушки в запасе и такое заклинание имеется, но не стану же я ее об этом просить!».

Паулина хотела сразу же убежать из сада Шрайбера и больше сюда никогда не возвращаться, но любопытство взяло над нею верх и заставило посидеть в кустах сирени еще немного. Ей было интересно послушать, о чем разговаривает сейчас эта странная троица: мальчишка-гнэльф, поросенок и козленок. Они объяснялись на чистом гнэльфском языке, и Паулина с легким злорадством подумала, что в Мерхендорфе не один, оказывается, есть «такой умный», как кот Маркиз – жуткий гордец и зазнайка. Нашлись еще двое: поросенок Хрю-Хрю и козочка Ме-Ме.

«То-то моя мамочка столько лет не хотела ехать в Мерхендорф, – вспомнила Паулина, и в уголках ее губ появилась чуть заметная улыбка. – В этих краях, и правда, встретишь немало чудес! Не успела я как следует познакомиться с привидениями, а уже косяком пошли говорящие коты, поросята, козлята… А то, что я стала волшебницей, разве пустячок? По-моему, это настоящее событие!».

Устав сидеть на корточках, прикрываясь нижними ветками сирени, девочка привстала и выпрямилась. Ветки качнулись, и в прогалине мелькнула ее голова и яркий, небесно-голубой, бант.

– А теперь прощай, нам с Ме-Ме нужно удирать… – донесся до Паулины тревожный голосок глазастого Хрю-Хрю, и юная гнэльфина поняла, что ее обнаружили.

«Пожалуй, и мне пора удирать, – подумала она, осторожно отпуская ветки и пятясь из сиреневых зарослей. – Объясняться сейчас с этим мальчишкой – не самое подходящее время…».

Паулина выбралась из густого кустарника и опрометью бросилась к выходу из сада. Мгновение – и она уже на улице.

Вот почему, когда Пугаллино подошел к сирени, за которой пряталась юная волшебница, он ее там не обнаружил. А ему так хотелось поговорить с настоящей гнэльфиной! Ведь это, согласитесь, гораздо интереснее, чем разговаривать с глупой козочкой и даже с таким умным, как Хрю-Хрю, поросенком!

Глава двенадцатая

Вернувшись домой, Паулина облегченно вздохнула: все были заняты сборами в дальнюю дорогу и приставать к ней с вопросами «Где ты была?» и «Что ты делала?», кажется, не собирались. Врать родителям она не хотела, говорить правду – тем более. Отец еще мог бы понять свою дочку, но мама…

– В твоем возрасте пора прекратить заниматься глупостями! – сказала бы она, если узнала про «невинную проделку» Паулины. – Оживлять огородные пугала – это такая безответственность! Да и колдовство – не самое удачное занятие для девочки из приличной семьи! Твой брат Карл никогда не колдовал и вырос умным и серьезным гнэльфом! А ты? Ты посмотри только на себя! Бант на боку, лицо в царапинах, сандалии в грязи… Ты копалась на огороде вместе с поросенком?!

И все заверения Паулины в том, что она не копалась в земле вместе с Хрю-Хрю, а стояла от него в сторонке, пролетели бы мимо материнских ушей, как пущенные мимо цели стрелы. А слова о брате Карле, которому просто не повезло в детстве, и он не нашел блокнота с заклинаниями, а Паулине повезло, и она нашла, – вызвали бы только дополнительную волну упреков и замечаний. «Лучше ничего и не рассказывать!» – подумала Паулина и прошмыгнула в свою комнату на втором этаже.

Но долго находиться ей в одиночестве не дали: уже через минуту к ней из-под кровати выполз полупрозрачный Шнапс, а из стены – один за другим – вывалились такие же призрачные, как песик, рыцарь Ольгерд и Ганс-Бочонок.

«Вот с ними можно поделиться своим секретом, они-то наверняка дадут толковый совет!» – обрадовалась девочка и только было раскрыла рот, чтобы сообщить им сногсшибательную новость, как ее заглушил рокочущий бас толстяка-привидения:

– От нас увозят Уллу и Шнапса! А мы с Ольгердом остаемся охранять эти руины!

Ганс хлопнул ладонью по стене, и с гвоздя сорвалась небольшая картина, на которой был изображен дедушка Луизы фон Фитингоф с прадедушкой Шнапса во время их охоты на местного вервольфа, Картина упала на пол, ветхая рама рассыпалась на мелкие кусочки, а нарисованный старый барон вдруг ожил и с испугу произвел преждевременный выстрел. И вместо ужасного вервольфа чуть было не прикончил собственного пса Миништофа. Звук от выстрела, к счастью, получился не громким, а похожим на выстрел елочной хлопушки, и внизу его никто не услышал. Однако толстяк-привидение все равно очень смутился и, подняв с пола обломки рамы, начал торопливо их склеивать, используя вместо кисточки и клея мокрый язык Шнапса.

– Простите, погорячился, – сказал он, обращаясь одновременно к друзьям и к тем, кто был озображен на старинном холсте. – Такое известие хоть кого выведет из душевного равновесия! Оставить двух одиноких мужчин без женского присмотра в пустом замке – это ли не ошибка, уважаемые господа?!

Ольгерд презрительно поморщился:

– Ты всегда думаешь только о себе, дорогой Гансик! А ты подумал о нашей госпоже баронессе и нашей милой Улле? Каково будет им без нас? Кто протянет бедняжкам руку помощи в трудный час, кто придет их спасать, если вдруг на них нападут чудовища?

– Гав! – скромно напомнил о своем существовании молчун Шнапс.

– Один ты не справишься, – объяснил ему Ольгерд, – чудовища бывают так сильны и коварны…

– Да откуда в Гнэльфбурге возьмутся чудовища? – не выдержала, наконец, Паулина и ввязалась в разговор старших. – У нас и волшебников-то настоящих раз-два и обчелся!

Сказав о «настоящих волшебниках», она вспомнила о своей недавней проделке и перескочила с разговора о чудовищах на другую, более волнующую сейчас, тему.

– Я вам должна признаться, Ганс и Ольгерд, что я сегодня кое-что совершила… Точнее, сотворила… А, может быть, и натворила – я сама пока не знаю, как правильно оценить свой поступок!

– Ты съела бабушкино варенье? – высказал предположение толстяк Ганс и расплылся в добродушной улыбке. – Со мной это тоже случалось, не расстраивайся по пустякам!

– Не трогала я бабушкино варенье, – нахмурила удивленно брови слегка озадаченная Паулина. – Зачем я буду его трогать?!

– Наверное, ты трогала бабушкин зонтик? – неназойливо поинтересовался рыцарь Ольгерд. – Не волнуйся: его сломала Кэтрин Мюллер, когда ей было пять лет и шесть с половиной месяцев. Она играла в разбойников и пользовалась зонтом как копьем.

– Я был разбойником, а Кэтрин отважным рыцарем, – добавил Ганс-Бочонок и похлопал себя по животу. – Зонт прошел сквозь меня и вонзился в щель в дровяном сарае. Когда его вытащили, то стало ясно, что он свое отслужил.

– Очень жаль, – вздохнула Паулина, выслушав рассказ о печальной участи бабушкиного зонтика, – но я не трогала и его. Просто я превратила огородное пугало Густава Шрайбера в обыкновенного мальчишку-гнэльфа. Только и всего!

– Говорил я тебе: она вся пошла в госпожу баронессу! – с умилением произнес рыцарь Ольгерд, нисколько не удивившись словам Паулины. – Та, когда была маленькой, тоже однажды превратила манекен портняжки Фридриха в усатого гнэльфа. Пришлось ее папаше тогда здорово раскошелиться: заплатить портному за манекен, а «новорожденному» купить дом, мебель и дать на первое время кое-какой капитал.

– А потом принять на службу его самого и супругу, – напомнил Ганс-Бочонок и весело усмехнулся: – Кэтрин и сейчас продолжает семейную традицию: помогает нашей баронессе, как когда-то это делали ее дед и бабка!

– Может быть, фрау Луиза и мальчишку возьмет к себе? – не очень уверенно произнес Ольгерд. И тут же ударил рукой, одетой в тяжелую перчатку, по металлическому шлему: – Ах да, она же скоро уезжает в Гнэльфбург!..

– Придется нам с тобой усыновить этого Пугаллино, – предложил толстяк Ганс. – Ничего не поделаешь, юную баронессу нужно выручать!

И он обратился к Паулине с вопросом:

– Ну, и где же сейчас твое творение?

– Недавно был в саду господина Шрайбера… Но он собирался прогуляться по городу, – ответила начинающая волшебница.

– Только этого нам и не хватало! – ахнул Ольгерд и с грохотом уселся на стул, на котором лежала почти полностью отремонтированная картина. Рама вновь с треском развалилась, и склеенные кусочки дерева посыпались на головы старого барона и его верного пса, едва успевших спрыгнуть с живописного холста на мягкий, ворсистый ковер в комнате Паулины.

Глава тринадцатая

Большие дома Пугаллино видел и раньше: один только замок баронессы фон Фитингоф чего стоит! Но чтобы их было сразу так много – этого ему не приходилось видеть никогда. Дома лепились друг к другу, не оставляя между собой и малейшего зазора, они словно бы наползали друг на друга, желая выдавить ближайшего соседа из общего ряда или, хотя бы, слегка оттолкнуть его от себя подальше. Мальчик брел по тротуару и с некоторой робостью поглядывал на каменных монстров и, на пролетающих мимо него по узкой улочке, фырчащих машин. Он уже понял, что эти чудища на колесах не бросаются на гнэльфов, и теперь не шарахался от них в сторону, как в первые минуты своей прогулки по городу. Но и лезть к ним вплотную, а уж тем более трогать их за металлические гладкие бока, он пока не решался.

Иногда Пугаллино ловил на себе удивленные, а то и насмешливые, взгляды редких прохожих, но не придавал им большого значения: мало ли на свете любопытных! Он только с достоинством подтягивал дырявые штаны и поправлял на себе линялую рубашку без пуговиц: в этот момент ему хотелось выглядеть если не щеголем, то хотя бы приличным гнэльфом в чужих глазах.

Прогуливаясь по Мерхендорфу, Пугаллино не сразу обратил внимание на какое-то странное чувство, поселившееся где-то внутри него. Но с каждым часом это чувство разрасталось и к середине дня стало просто нестерпимым. «Наверное, я хочу есть, – догадался, наконец, Пугаллино. – Хрю-Хрю и Ме-Ме постоянно болтали о муках голода, но я не придавал их словам никакого значения… Теперь я понимаю, почему они меня не боялись: они хотели есть!».

Сообразив, в чем кроется причина его недомоганий, мальчик остановился и старательно принюхался. И его чуткий нос уловил аромат вареных сосисок. «Кажется, это там!» – Пугаллино по-солдатски развернулся на стертых каблуках на девяносто градусов влево и зашагал к продавцу мерхенбургеров, стоявшему на углу Жасминной улицы и Проспекта Столетних Лип.

– Вам один мерхенбургер или два? – любезно спросил молодого покупателя длинноногий гнэльф в белом фартуке и фирменной кепочке на кудрявой голове.

– Можно три, – не раздумывая, ответил Пугаллино.

– С вас шесть гнэльфдингов!

– А что это такое?

Рука, протянувшая, было, три мерхенбургера клиенту, отдернулась назад.

– Это – деньги.

– У меня их нет…

– Очень жаль!

Мерхенбургеры нырнули в какую-то металлическую посудину и сверху прикрылись крышкой.

– Я хочу есть… Вы не можете дать мне их без денег? – Пугаллино смотрел на продавца с надеждой и некоторой долей удивления: живой настоящий гнэльф, а ведет себя как огородное пугало!

– Иди, иди отсюда, мальчик! – замахал на попрошайку длинными руками хозяин мерхенбургеров. – На всех не напасешься!

Пугаллино обиженно хмыкнул и отошел в сторонку. Вскоре его взгляд отыскал среди немногочисленных в этот обеденный час прохожих фигуру солидного усатого гнэльфа в красивой форме с погонами. На голове усача красовалась фуражка с золотым гербом, на ногах сияли начищенные до блеска черные ботинки, а весь вид этого бравого мужчины говорил, «Если у вас есть проблемы – обращайтесь ко мне! На меня вы спокойно можете положиться!». Пугаллино решил откликнуться на этот молчаливый призыв и смело подошел к гнэльфу в красивой форме.

– Простите… Вы не знаете, где можно раздобыть деньги? – взял он сразу быка за рога.

Вопрос слегка озадачил мужчину, но только на секунду-другую. Он посмотрел на мальчишку в рваной одежде и обуви и, тихо крякнув что-то неразборчивое себе в усы, медленно проговорил:

– Где раздобыть деньги? Есть несколько адресов, где их видимо-невидимо. Например, в банке, в магазине… Но ты туда не ходи, лучше сразу загляни в мою контору, – он махнул рукой куда-то в сторону Проспекта Столетних Лип и добавил: – Многого не обещаю, но стакан кофе и бутерброд ты у нас получишь.

– А как называется ваша контора?

– Полицейский участок. А я – сержант Эдвард Штурм.

– Очень приятно, меня зовут Пугаллино.

– Это твоя кличка?

– Нет, имя.

– Что ж, бывают имена и похуже. Ну что, приятель, пойдем?

И Эдвард Штурм повел Пугаллино в полицейский участок пить кофе с бутербродами.

Глава четырнадцатая

Эдвард Штурм сдержал свое обещание: в полицейском участке юного оборванца досыта накормили бутербродами с сыром и колбасой, напоили вкусным кофе со сливками, а на десерт задали несколько пустяковых вопросов, на которые Пугаллино дал честные ответы.

– Твое имя, мальчик?

– Пугаллино.

– Фамилия?

– У меня ее нет.

– Где ты живешь?

– Пока нигде.

– А раньше?

– В саду господина Шрайбера.

– Кто твои родители?

– Не знаю.

– У тебя есть родственники, друзья?

– Кажется, есть дядя. Но он живет далеко-далеко. А друзья у меня, конечно, имеются: поросенок Хрю-Хрю и козочка Ме-Ме.

– Так-с… Вопросов больше нет… – Начальник участка перевел взгляд с мальчишки, уминающего с аппетитом его бутерброды, на сержанта Штурма. – Что будем делать?

– Пусть погостит до вечера у нас. А если родные его не объявятся, то сдадим в приют. Ты хочешь попасть в хорошую компанию? – обратился усатый полицейский к Пугаллино.

– Я хочу домой. Спасибо за угощение, мне пора.

Пугаллино поднялся со стула и двинулся к дверям. Но путь на улицу ему преградил еще один полицейский, который как раз в это время стоял у выхода и внимательно наблюдал за представлением.

– Ты куда? – спросил он, растопыривая руки в стороны, словно огородное пугало. – Кажется, тебя еще не отпустили!

Пугаллино понял, что попал в довольно неприятную историю, и, вспомнив, как поступал в подобных случаях хитроумный Хрю-Хрю, быстро нырнул между ног блюстителя порядка и опрометью бросился бежать по Проспекту Столетних Лип.

– Держи! Лови! Хватай! – закричали полицейские, не ожидавшие такого поворота событий, и кинулись вслед за удиравшим во все лопатки мальчишкой.

Но также, как никто и никогда не мог поймать быстроного Хрю-Хрю, так никому не удалось и сцапать ловкого Пугаллино. Увертываясь от прохожих, перепрыгивая через случайные преграды, он промчался, словно вихрь, по проспекту и свернул на тихую улочку Розовых Грез. Пробежал по ней два-три квартала и полетел, не снижая скорости, по улице Белый Акаций. А когда, наконец, остановился, чтобы перевести дух, то понял, что погони за ним давно уже нет и что мчится он ради, пожалуй, одного: ради собственного удовольствия.

Виновато улыбнувшись, Пугаллино вытер рукавом пиджака со лба обильный пот, заправил в штаны выбившуюся рубашку, сорвал со шляпы надоевший брякающий колокольчик, бросил его в ближайшую урну и медленно зашагал по пустынной улице на северо-восток: туда, где по его расчетам, стоял домик учителя Шрайбера и где зеленел, шелестя листвой. родной тенистый сад с роскошными огородными грядками в самом дальнем его углу.

Глава пятнадцатая

Маркиз лежал, растянувшись на мягком хозяйском диване, и наслаждался послеобеденным сном. В доме никого не было – господин Шрайбер ушел отдыхать в летнюю беседку, – и никто не мешал коту окунуться с головой в чудесный мир сновидений.

И вдруг этот покой был нарушен: Маркиз услышал чьи-то робкие шаги у входной двери и навострил уши. «Неужели это снова заявилась внучка старой баронессы? – подумал он, пытаясь разлепить глаза и взглянуть на дерзкого нахала. – На шарканье ног хозяина эти шаги не похожи…»

Дверь отворилась и в нее просунулась голова в потрепанной соломенной шляпе.

«Где-то я уже видел эту физиономию… – подумал, щурясь от солнечного света, сонный Маркиз. – Да это же Пугаллино, огородное пугало!».

Кот вскочил на лапы, выгнул дугой спину, вздыбил шерсть и попытался изобразить приглушенный вой сирены. Но у него совершенно отсутствовали вокальные данные, и через минуту, после жалких экспромтов по чревовещанию, Маркиз перешел на нормальный гнэльфский язык.

– Ты – привидение? – спросил он, слегка опадая и чуть-чуть успокаиваясь. – Не стесняйся, говори правду, это с каждым может случиться!

Пугаллино втиснулся в комнату полностью и закрыл за собой дверь.

– Нет, я не привидение. Я – обычный, настоящий гнэльф.

– Ну да, рассказывай мне сказки! – усмехнулся недоверчиво умница-кот и, как бы невзначай, выпустил на мгновение острые коготки на передних лапках. – Еще сегодня утром ты висел на шесте в нашем саду и пугал ворон и галок. Правда, довольно бездарно…

– Рано утром висел. А потом спрыгнул. Наверное, меня расколдовали.

– Или заколдовали, – поправил мальчишку Маркиз и совершенно успокоился. Перепрыгнул с дивана в кресло и предложил Пугаллино присесть на стул. – Ну, а зачем ты пожаловал в дом? – поинтересовался он у незванного гостя. – Надеюсь, ты не хочешь здесь поселиться? Учти, нам с господином Шрайбером и вдвоем тут тесно: в доме всего пять комнат, особенно не разгуляешься!

– Нет, жить с вами я не собираюсь. Мне бы одежду сменить и обувь, да еще получить несколько полезных советов…

– Прости, дорогой, но обуви и одежды у меня самого нет: гол как сокол! – Маркиз смущенно прикрыл правый бок пушистым хвостом и, прибавляя голосу побольше душевной теплоты, промурлыкал: – А вот советов я могу дать сколько угодно! Тебе о чем рассказать?

Пугаллино снял шляпу, поскреб пальцем затылок, снова надел головной убор и, слегка краснея от смущения, спросил:

– В чем смысл жизни? Для чего я и все другие гнэльфы появились на свет?

– Смысл жизни – в поисках смысла жизни, – не задумываясь ни на мгновенье, ответил кот. – Довольно глупое занятие, если хорошенько поразмыслить. Но гнэльфы ни на что другое и не способны: они даже не могут ловить сами мышей и прибегают к нашей помощи.

– А где искать этот смысл жизни? – снова спросил Пугаллино. – Земля, наверное, большая?

– Большая и круглая. – Маркиз мотнул головой в сторону письменного стола, на котором стоял большой красивый глобус. – Видишь эту штуку? Это – наша планета, только очень уменьшенная в размерах.

Пугаллино подошел к глобусу, коснулся его рукой, и разноцветный шар медленно начал вращаться вокруг своей оси.

– Земля вертится?! – ахнул удивленно мальчик.

– Еще как! Быстрее, чем собака за своим хвостом. Но все привыкли к этому и не обращают на такое неудобство никакого внимания.

– И никто с нее не падает?!

– Нет. Земной шар вращается и притягивает всех к себе. Должна же от неудобства быть хоть какая-то польза!

– Вот бы обойти всю землю! – восхищенно произнес Пугаллино и еще раз крутнул глобус. – Побывать и тут, и там, и, если можно, повсюду!

Маркиз великодушно усмехнулся: