Тайна Муромской чащи Каришнев-Лубоцкий Михаил
Глава первая
Славная минута – я начал!.. Давно уже собирался рассказать эту историю, да все как-то руки не доходили. То авторучка плохая, то бумага, то то, то се… И вдруг я спохватился: время бежит, а моя история так при мне и остается! Разве это дело? Нужно рассказывать! Накупил я хорошей бумаги, авторучек с десяток, взял отпуск на работе, сел за письменный стол и… задумался: а с чего начинать? С того, как Маришка Королева первый класс закончила и на каникулы к дедушке с бабушкой в Апалиху заявилась? Не очень-то интересно. С того, как бригадир лесорубов Григорий Опилкин самовольно решил в Муромскую Чащу ехать, чтобы всю ее подчистую вырубить? Ну, это совсем для взрослых! С того, как… Нет, и с этого не хочется. И тут мне словно подсказал кто-то: «Да начни с телеграмм! Ведь если бы не телеграммы…» Я и дослушивать не стал, так обрадовался этой подсказке. Точно, с телеграмм начинать нужно! А там уж как получится. История такая запутанная, что и не знаешь, за какой кончик браться нужно, чтобы ее распутать.
Итак, пришли однажды в Апалиху две телеграммы, и обе Королевым.
– Пойду отнесу, – сказала почтальонша Нина Николаевна, – порадую стариков.
Сказала так, взяла телеграммы и пошла. Уже у королевского дома, только-только из проулка вынырнув, встретила Нина Николаевна Маришку. Та как раз перед палисадником с друзьями играла: с Ромкой и Семкой. Увидев Маришку, Нина Николаевна крикнула:
– А Королевым телеграммы! – и помахала в воздухе белыми бумажными листками.
– Ура! – закричала Маришка и побежала навстречу почтальону.
– Дома-то кто? Бабушка или дедушка? – спросила Нина Николаевна подлетевшую к ней девочку.
– Никого, – ответила быстро Маришка. И пояснила: – Дедушка где-то ходит, а бабушка куда-то ушла.
– Так, понятно… – Почтальонша тяжело вздохнула. – Значит, ты сейчас за хозяйку?
Маришка кивнула головой и спросила:
– А от кого телеграмма?
– Да вам их целых две! – Нина Николаевна снова помахала бланками телеграмм. – Только я должна вручить их или дедушке или бабушке.
Маришка печально опустила голову:
– Что ж я до вечера не узнаю, от кого телеграммы?
Почтальонше стало жаль Маришку, и она сказала:
– Вручить телеграммы я тебе не могу… А вот прочитать – пожалуйста! Они не секретные.
Маришка вскинула голову и радостно защебетала:
– Читай, тетя Нина Николаевна! Читай скорее!
Почтальонша взяла первую телеграмму и медленно, чуть ли не по складам, прочла: «Встречайте Митеньку пятого московским семнадцать тридцать московского целуем Гаряваря».
Последнее слово очень удивило тетю Нину Николаевну, и она прочла его еще два раза: один раз про себя, а другой – вслух.
– И точно «Гаряваря».. Это кто же такое?
– Не такое, а такие, – поправила ее Маришка. – Дядя Гаря и тетя Варя. А Митенька их сынок.
И тут только до нее дошло:
– Так, значит, он все-таки приезжает?
– Как видишь. – Почтальонша покрутила телеграмму от загадочного Гаривари. – Пятого, в семнадцать тридцать.
Она развернула вторую телеграмму: «Ждите пятого буду не буду пятого не ждите Гвоздиков».
Прочитав текст телеграммы, тетя Нина Николаевна вдруг пошатнулась и ойкнула:
– Ой!.. Голова что-то закружилась…
– И у меня, – призналась Маришка. И тут же догадалась: – Это телеграмма такая головокружительная!
Почтальонша спрятала бланки телеграмм в сумку.
– Что-нибудь запомнила?
– Все запомнила! – похвалилась Маришка. И отбарабанила, как на уроке: – Ждите пятого! Буду не буду! Пятого не ждите! Гвоздиков!
– Вроде бы так… А может, и не так… Ладно, авось бабушка с дедушкой разберутся что к чему.
И тетя Нина Николаевна отправилась в обратный путь на почту.
Глава вторая
Когда почтальонша отошла от Маришки, Семка и Ромка приблизились к подружке.
– Кто приезжает? – спросил Ромка с любопытством.
– Когда приезжает? – спросил Семка с притворным равнодушием.
– Митя приезжает, брат мой двоюродный, пятого.
– А-а… – протянул Ромка.
– Понятно, – сказал Семка.
– А еще дедушкин друг приезжает, Гвоздиков. И тоже пятого.
– Теперь тебе не до нас будет, теперь у тебя гостей полон дом! – обиженно произнес Ромка.
– А я друзей бросала? А я друзей забывала? – пошла на него в атаку Маришка.
Не выдержав натиска, Ромка попятился. И в этот момент за домами вдруг послышался громкий шум, и на дорогу выкатил грузовик, в кузове которого сидели трое неизвестных ребятам мужчин. Поравнявшись с королевским домом, машина остановилась, и из кабины высунулась голова четвертого неизвестного дядьки.
– Ребятки! – хрипло прокричала голова. – Где тут дорога на Муромскую Чащу?
– А туда нет дороги! – ответил Семка.
– Почему? – удивился дядька.
– А туда никто не ездит, – пояснил Семка.
– И не ходит, – добавил Ромка.
– Уже лет сто или двести, – уточнила Маришка окончательно.
Но незнакомца ответ не удовлетворил. Он вылез из кабины грузовика, подошел к ребятам и представился:
– Я – Опилкин, бригадир лесорубов. А это – моя бригада, – он кивнул в сторону сидящих в кузове людей. – Нам в Муромскую Чащу – во, как нужно попасть! – И Опилкин провел ребром ладони по горлу.
– А зачем? – спросила его Маришка.
– Как зачем? – удивился бригадир. – Рубить станем!
– Муромскую Чащу рубить?! – ахнули ребята хором.
– Говорят, что этот лесной массив здесь так называется, но нам все равно. – Опилкин зевнул. – Так где ваша Чаща находится?
Маришка посмотрела на Опилкина, на сидящих в кузове лесорубов и поняла, что они НИЧЕГО НЕ ЗНАЮТ.
– Вам жить надоело, да? – спросила она тихо и загадочно у бригадира.
– Что ты, девочка… – попятился от нее Опилкин.
– И вам тоже надоело жить? – уже громче спросила Маришка у других лесорубов.
Лесорубам жить не надоело, и поэтому они тут же повскакали с мест.
– В чем дело, девочка?!
Тогда Маришка поманила приезжих к себе. Когда они вылезли из машины и подошли вплотную, она сообщила:
– Вы же ничего не знаете!
И Ромка поддержал ее:
– Ну, совсем ничегошеньки!
А Семка сказал:
– И не узнали бы, если бы нас не встретили.
– Да чего не узнали бы?! – не выдержал Опилкин. – Мы торопимся, нам ехать нужно, а вы загадки загадываете!
– И ехать вам не нужно, и загадок мы не загадываем, – Маришка чувствовала себя сейчас хозяйкой положения и потому хотела рассказать приезжим о Муромской Чаще подробно и обстоятельно. – Если вы хотите, мы вам расскажем, ПОЧЕМУ вам не нужно ехать в Чащу.
Опилкин посмотрел на свою бригаду:
– Послушаем, что ли?
– А что не послушать, послушать можно, – сказал один из лесорубов.
– Тогда садитесь, – пригласила Маришка всех и первой уселась на траву, которая буйно росла по обочинам дороги. – В ногах правды нет!
– А в твоей истории правда есть? – на всякий случай спросил Опилкин, усаживаясь поудобнее.
– Конечно, есть, – обиделась Маришка, – хоть у них спросите! – И она кивнула на Ромку и Семку, примостившихся рядом с ней.
И хотя у них никто не спросил, Ромка и Семка охотно подтвердили:
– Точно-точно!
– Маришка не станет вам сказки рассказывать!
Глава третья
Давным-давно, много-премного лет назад жили в нашей Апалихе два брата: Иван и Демьян. Фамилия у них была Горюшкины, и жили они небогато.
Вот однажды Демьян и говорит:
– Пойду я, Вань, новые земли искать. Говорят, есть неподалеку от нас Чаща Муромская: мечта-край и без хозяина. А ты тут пока живи, меня дожидайся.
– А если не вернешься? – спросил Иван.
– Вернусь. А коли к весне не свидимся, что ж, не поминайте лихом!
Сказал так Демьян и ушел. А Иван его дома остался ждать. Вот месяц прошел, другой, третий… Нет Демьяна! Иван волноваться начал. Да и родня, и соседи его пилить принялись: «Зачем одного Демку отпустил?! Почему с ним не пошел?!»
Мучился-мучился Иван Горюшкин, а к весне не выдержал. «Эх, – говорит, – пропадай моя телега, все четыре колеса! Пойду брата искать!»
Заколотил дом, свел к тетке своей корову, взял суму переметную, переметнул ее через плечо и пошел в края неизведанные, в Муромские края.
Вот день идет, вот два идет, на третий приходит…
– Километров сто отсюда будет? – перебил Опилкин.
– Восемьдесят шесть, – ответил за Маришку Семка. – Отец мой туда на мотоцикле гонял.
– Вот видишь! – обрадовался Опилкин. – А говорите, никто туда не ездит!
– Он два километра до Чащи не доехал – мотор заглох. Еле назад вернулся. – И Семка кивнул Маришке: – Давай, Мариш, рассказывай дальше.
– …Вот приходит на третий день Иван Горюшкин к Муромской Чаще. А куда дальше идти? Где брата искать? Стоят перед ним дубы столетние, стоят перед ним сосны могучие – нижними ветвями травы-муравы касаются, верхними за облака уходят.
– Эй, дубы столетние! Эй, сосны могучие! – закричал Иван Горюшкин во всю богатырскую мочь. – Не видали вы моего братца Демьяна Елисеевича?
Молчат сосны, молчат дубы, не дают ответа.
Тут выбежал вдруг из-за деревьев заяц и ширк Ивану под ноги! А Горюшкин хвать его за уши и – в суму переметную!.. «Будет чем мне поужинать, – радуется, – не помирать же с голода, пока брата ищу».
И опять суму через плечо повесил и в Чащу наугад пошел. Только не успел он и трех шагов ступить, как услышал за спиной голос знакомый:
– Так-то ты брата встречаешь, так-то ты брата привечаешь! Ах, Иван, Иван!.. Ох, Иван, Иван!..
Остановился Ваня, как вкопанный. Повернулся – нет никого! «Устал, вот и померещилось…»
Только он так подумал, только еще три шага ступил, как сзади опять кто-то как закричит Демьяновым голосом:
– Стой, говорю, Ванька! Стой, а то худо будет!
Остановился Иван. Кричат рядом, а никого нет.
– Сними суму переметную! – скомандовал невидимка.
Послушался Иван, снял суму.
– А теперь меня достань!
Вроде бы из сумы кричат… Открыл Иван суму, заяц оттуда как выпрыгнет, да как на Ивана напустится!
– Ты зачем меня в суму переметную запихал?! Я к тебе целоваться, а ты меня – за уши?! Ах, Иван!.. Ну, Иван!..
Ругается заяц Демьяновым голосом на чем свет стоит, а Иван на него глаза таращит. Наконец опомнился Ваня.
– Это ты, Дем? – спрашивает.
– Я, – отвечает заяц.
Жаль стало Ивану брата своего, чуть от жалости не заплакал во всю богатырскую мочь.
– Кто ж над тобой такое вот этакое сотворил?! Скажи, Дем, не таись, уж я с ним за тебя поквитаюсь!
Вздохнул заяц тяжело, потом сказал:
– Колдун меня здешний заколдунил.
– …Заколдовал, – поправил Опилкин.
Но Маришка упрямо повторила:
– Заколдунил.
И пояснила:
– Это не я так сказала, а Демьян. Я своего ни одного слова не добавляю.
И она продолжила свой правдивый рассказ:
– Я, – это Демьян говорит, – я сюда как пришел в Чащу, так душой и возрадовался. Землищи сколько!.. Лесу!.. Зверья!.. Рыбы!.. Ну и давай делянку подыскивать. Тут он и пожаловал!
– Кто? – спросил Опилкин.
Но Маришка ему не ответила.
– Кто? – спросил Иван. (Стала Маришка рассказывать дальше).
– Колдун. «Ты чего сюда пожаловал?» – у меня спрашивает. – Да вот, – говорю, – хочу в этих местах поселиться. Потом брата сюда вызову, тетку с дядьями, племяшей… Хорошо тут! – говорю. А он мне в ответ: «Ну что ж, раз тебе у нас так понравилось – поселяйся. Живи сколько хочешь. Только о брате, о тетке с племяшами и думать забудь.» Ну я, известное дело, рассердился на такие слова и говорю ему: «Шел бы ты, дедушка, на печку, не мешался бы под ногами». Нагрубил, одним словом. Он меня и заколдунил!..
Маришка скосила один глаз на Опилкина, но бригадир уже и не думал поправлять рассказчицу. Тогда Маришка продолжила:
– Взмахнул старик руками и заговорил громко-громко, так что сосны затряслись, и с них какие-то шишки посыпались.
– Известно какие с сосны шишки падают, – вмешался один из молоденьких лесорубов, – сосновые!
– Да кто их знает, какие это были шишки! – рассердилась Маришка. – Некогда было Демьяну их разглядывать! Посыпались шишки, ну и посыпались, не в них суть. А колдун прокричал: «Оставайся же ты в Чаще Муромской навеки вечные! И ходи в образе заячьем, и питайся морковкой и капустой, и пусть тебя брат родной не признает, если сюда пожалует!» – И ударил колдун в ладоши, и превратился я в зайца! – закончил Демьян свой печальный рассказ.
– Бедный ты, бедный! – погладил его Ваня Горюшкин по голове. – И живешь ты в образе заячьем, и не признал тебя брат родной!..
Так сидели они долго-долго, а потом Иван и говорит:
– Вот что, Дем, пойду-ка я того колдуна искать. Или он тебя расколдует, или пусть и меня в длинноухого превращает. Нету нам, видно, другой середины!
Попробовал Демьян его отговорить, да только Иван крепко на своем стоял.
– Пойду, – говорит, – или я его, или он меня!
И пошел он прямо вперед, а Демьян потихоньку сзади запрыгал. Долго ли, коротко ли шел Иван, долго ли, коротко ли прыгал Демьян, только добрались они до того домика, в котором колдун жил.
– Эй, есть тут кто живой? – закричал Иван и забарабанил по ставням ладонью.
Открылась из сеней дверца, вышел старик-колдун на крыльцо.
– А, Иван пожаловал! С худым или с добрым?..
– Ты нашего Демку в зайца превратил, а еще спрашиваешь! А ну, превращай его обратно в человека, не то худо будет!
Кричит Иван, а старичок только в усы и в бороду посмеивается.
– Нет, Вань, не будет мне худо. А вот тебе, глядишь, и не поздоровится. Разве можно старшим грубить?
– Нельзя, – согласился Горюшкин.
– А раз нельзя, так и не груби. – Старичок присел на ступеньку, улыбнулся: – Это хорошо, что ты за брата заступаешься. Только он поделом наказан: не спросясь рубить – корчевать надумал! Да еще помощников нагнать посулил. Этак от всей красоты нашей одна голая степь останется.
– Так уж и степь… – буркнул Ваня недоверчиво.
– «Так уж и степь»! – передразнил его старик-колдун. – А ты как думал?
– Никак, – признался Горюшкин.
– Вот то-то и оно! И Демка твой о нашей Муромской Чаще «никак» думал. Схватил топор и айда валить! – Старичок поднялся с крыльца, поежился от вечерней прохлады. – Вот пусть теперь одну морковку с капусткой похрумкает.
Он увидел прячущегося в кустах Демьяна и спросил:
– Ну как: вкусна капустка?
– Так нету ее еще… Не выросла… – отвечает Демьян. – Чем попало питаюсь…
Пожалел тогда старик-колдун зайца непутевого и сказал:
– Ладно, расколдую я тебя, так и быть. Но сперва возьму с вас обоих клятву. Согласны?
– Согласны! – закричал Демьян, вылезая из кустов.
– Согласны! – сказал Иван, подойдя к колдуну поближе. – А какую клятву?
– Поклянитесь мне и всей Чаще Муромской, что пока свет стоит и Земля вертится, пока род людской на земле живет, не ступит здесь нога человечья, не рухнет от руки его ни одно дерево в Чаще Муромской, не падет от стрелы его ни одна птица муромская, не сгинет от ружья охотничьего ни один зверь муромский. И ту клятву со всех людей возьмите. А кто ее не даст или нарушит ее кто и к нам сюда в Чащу пожалует, то приключится с тем злодеем такое, что ни в сказке сказать, ни пером описать!
Только смолк колдун, как загремел гром, засверкала молния, и превратился Демьян снова в человека.
– Клянемся тебе, дедушка, что так и будет! – говорит колдуну Демьян.
– Да уж не придем сюда больше, так и быть, – говорит Иван, – попробуем у себя в Апалихе жизнь получше наладить.
С тем поклонились они старичку и пошли от него прочь, в свое село.
И с тех пор – тысяча лет прошла! – не ходит в Муромскую Чащу никто, обходят-объезжают ее стороной, клятву, данную Горюшкиными, соблюдают! – закончила Маришка свой рассказ.
А Семка добавил:
– И самолеты там не летают. Один полетел, да еле вылетел. Летчик живой, а ничего не помнит!
– Слыхал про такой случай. – Опилкин поднялся, стряхнул с брюк насевшую пыль. – Разве это здесь было?
И не дождавшись ответа, скомандовал бригаде:
– В машину – арш!
Повернулся снова к Маришке и сказал напоследок:
– Спасибо, девочка, за сказку. Так где, все-таки, тут дорога на Муромскую Чащу?
Глава четвертая
Если бы Маришкин дедушка знал, что ему сегодня пришлют сразу две телеграммы, то он наверняка бы остался дожидаться их дома и никуда не ушел бы с Дружком. Но Петр Васильевич ничего о телеграммах не ведал и потому, с легкой душой выйдя утром на крыльцо и сладко потянувшись, сказал, косясь на солнышко:
– А не размяться ли нам?..
Из-под крыльца вылез Дружок и, беря с хозяина дурной пример, тоже потянулся и тоже сладко зевнул.
Дедушка поправил на голове кепку и, берясь за крючок на калитке, спросил:
– Ну, хвостолов, куда сегодня пойдем?
– Куда хочешь! – хотел крикнуть Дружок, но у него почему-то так не получилось. Он только пролаял: «Гав-гав!», – и растерянно уставился на хозяина.
– «Гав-гав!», – передразнил дедушка пса и проворчал не зло: – А точнее нельзя сказать?
– Нельзя! – ответил глазами Дружок. – Не получается точнее!
– Эх-хе-хе… – вздохнул Петр Васильевич и открыл калитку. – Пойдем тогда без маршрута.
И они отправились туда, куда глядели их глаза и вели ноги. Так получилось, и это навеки останется загадкой и для дедушки и для Дружка, что глаза и ноги привели их в лес.
– Гляди, Дружок, никак мы в лес притопали! – удивился Петр Васильевич, входя в сосновый бор.
– Это ж надо ж… – тяжело продышал в ответ пес, поблескивая озорными карими очами.
– Теперь делать нечего, теперь придется по лесу прогуляться… – И дедушка вдруг задорно и оглушительно запел любимую походную песню, которой его обучила внучка Маришка еще два года тому назад:
- «На парад идет отряд,
- Барабанщик очень рад,
- Барабанит, барабанит
- Полтора часа подряд!..»
Дедушкино пенье Дружок терпел молча. Нельзя было сказать, что он вообще не любил музыку и песни, просто он не любил ТАКОЕ, ТАК и ТУТ. «В лесу нужно тихонько охотиться, – думал Дружок, внюхиваясь на бегу в лесные ароматы, – и выть при этом во все горло совсем не обязательно».
- «Раз-два!.. Левой-правой!..
- Барабан уже дырявый!..»
Дедушка прокричал последний куплет и рухнул со стоном на траву. «Не знаю как барабан, а вот Петр Васильевич вроде бы и вправду худой стал…» – подумал дедушка о самом себе как о постороннем человеке.
Поняв, что в округе все птицы и звери распуганы дедушкиным пеньем и что охота не состоится, Дружок повалился на землю рядом с хозяином. «Нельзя человека в лес пускать… Пользы от него там никакой, а вреда много, – подумал Дружок сердито и понюхал первую попавшуюся под нос ветку. Ветка пахла зайцем. – Обидно, – снова подумал Дружок и тяжело вздохнул, – запах остался, а заяц убежал. Лучше бы наоборот». – И он устало закрыл глаза, отдаваясь в плен грустным мыслям.
Плыли высоко в небе, поглядывая сверху вниз на Петра Васильевича с Дружком, белые кучевые облака и небольшие редкие тучки.
– Ишь разлеглись, лежебоки! – рассердилась вдруг одна из тучек и запустила в отдыхающих на поляне крупную дождевую каплю.
ШЛЕП! – Дружку прямо в нос.
– Ай! – подпрыгнул Дружок.
Вредной тучке понравилось, как скачет от ее капель глупый пес, и она на минуту остановилась над поляной и принялась швыряться дождинками.
ШЛЕП! ШЛЕП! ШЛЕП! – зашлепало вокруг Петра Васильевича.
– Чего лежишь, прятаться нужно! – скакал рядом с ним Дружок, не желая спасаться в одиночку.
Кряхтя, дедушка поднялся.
– И чего дождь пошел? – шептал он, прячась под ветви огромного дерева. – По всем приметам, не должно быть дождя, а он – на тебе! – пошел!
Дедушка подставил ладонь и поймал несколько капель.
– Брось! Брось – чихнул сердито Дружок. А про себя подумал ворчливо: «О приметах заговорил… Стареет хозяин!»
Дождь кончился быстро, но дедушка все стоял и стоял под деревом и никак не хотел уходить домой. Неподалеку от него, низко опустив голову и чуть ли не касаясь носом земли, бегал кругами Дружок.
«Ему бы сапером быть, мины искать… – подумал Петр Васильевич, глядя на верного пса. – Цены ему тогда бы не было!»