Окно в Европу Ахманов Михаил
Часть первая
АПОЛЛОН ДЛЯ НИНЕЛИ
1
– Нет, ну ты можешь себе представить Нинку Рогачеву ягодкой?! – Наташкин вопрос, прозвучавший наполовину из общего коридора, наполовину из моей прихожей, дверь в которую подруга открыла пинком, не предполагал положительного ответа. Сам тон вопроса этого категорически не допускал. А по громкости вещания был рассчитан не иначе, как на весь наш семнадцатиэтажный дом. – Блин, ягодка! В центнер весом! – Наташка закрыла пяткой дверь и влетела на кухню с двумя чашками кофе в руках.
Ответить я не могла, поскольку судорожно зажимала рукой телефонную трубку, ибо на другом конце провода эта самая крупногабаритная ягодка как раз и находилась.
Отметив, наконец, мое напряженное состояние и отчаянно вытаращенные глаза, подруга поняла, что слегка погорячилась. Лицо озадачилось, но ненадолго.
– Это ты с ней трепешься?
Я кивнула и невпопад ответила в трубку:
– С ума сойти!
– Ты тоже думаешь, что мое решение необдуманно? – расстроилась Нинель.
«Да я вообще ни о чем не думаю, кроме как о необходимости срочно выключить громкоговоритель, именуемый Наташкой», – мысленно отметила я, а вслух осторожно спросила:
– А кто еще так считает?
– Наталья. Остальные ничего не могут считать. Я от всех скрываю. Но ведь Наталья его не знает. Неужели с тобой такого никогда не бывало – увидишь человека, а через пару минут кажется, что знаешь его всю жизнь?
– Скажи ей, что перезвонишь, – прошипела Наташка и снова выбила меня из колеи разговора. – Я тебе все сама расскажу. И возьми у меня сбоку конфеты. Не видишь – надрываюсь! Да не с этого боку. Здесь полотенце. Клуша! – Это звание я получила сразу же после того, как коробка «Птичьего молока» шлепнулась на пол. Шепот плавно перешел в сдержанные ругательства. Наташка с раздражением поставила чашки с кофе на стол и полезла собирать рассыпавшиеся конфеты.
– Ир, ты меня слышишь? – встревожилась Нинель.
– Прекрасно слышу. Просто задумалась над твоими словами.
– Хочешь сказать, что не сможешь приехать?
– Куда? – сорвалось у меня с языка, и я его тут же прикусила.
– Можете прямо домой, а хотите – мы вас встретим? У тебя там что, кто-то пришел?
– Да… То есть нет… В смысле пришел… – Наташка, вылезая из-под стола, нечаянно боднула его головой, и горячий кофе щедро выплеснулся на мои колени. Я взвизгнула. Наташка, уже не таясь, заорала во весь голос, потирая рукой макушку. Торопливо извинившись, я сослалась на визит сантехника, из-за которого у меня прорвало трубу с горячей водой. Не слушая сочувственных возгласов Нинели, пообещала перезвонить ей сразу же после ликвидации аварии и положила трубку.
Это действие придало Наталье сил, и она прибавила децибел:
– Я, как дура, уговариваю ее прекратить болтовню, принесла пробный кофе, а она!.. – Подруга для усиления эффекта возмущенно всплеснула руками, и конфеты веером отправились в новый полет. Одна шлепнулась на столе прямо перед моим носом, я моментально ее схватила и сунула в рот – так легче молчать. Наташка оторется и подобреет. – Ты хоть знаешь, чего мне стоило отбить последний пакетик пробника? Его уже какая-то мымра приготовилась взять. И хищную ручонку протянула. Пришлось слегка тележкой наехать… – Интонация несколько изменилась, приобрела ощутимо хищный характер. – А конфеты? Чего сидишь, как барыня, собирай теперь сама. Двадцать раз из-за тебя переваляла! Конфеты мне муж мымры подарил. В порядке компенсации. Как коршун, налетел на рев своей женушки. Тощая, а бас прямо шаляпинский. Я на ее фоне беззащитным ангелом казалась. Можно было дать достойный отпор, но я уже кофе получила – настроение заметно улучшилось. Пока его ненормальная вопила, грустно улыбнулась этому козлу, как родному, и тихо объяснила, что она меня на полном ходу своей фурой подрезала. И показала смятую банку собачьих консервов для Деньки. Я ее удачно с лотка уцененных товаров прихватила. И вот теперь, – она горестно покачала головой, – от кофе осталось только два мокрых места. На столе и на полу! Ну как теперь узнать, стоит ли в последний раз поверить рекламе и купить этот продукт? Знала бы, дома отхлебнула… Аромат вроде ничего… Кофейный… – Наташка усиленно задвигала носом. – Хоть понюхать… Наташка вздохнула, полезла в карман и любовно разгладила упаковку. – Арабика, – мечтательно протянула она. – С чем-то…
Я пригляделась внимательнее, хмыкнула про себя, достала из шкафа непочатую двухсотграммовую упаковку этого же шедевра и поболтала им, шедевром, перед носом подруги. Недоверчиво скривив губы, Наташка взяла красочный пакетик и принялась искать десять отличий.
– Димка купил месяц назад, – коротко пояснила я, чтобы избежать дополнительных вопросов, почему обделила – не взяла на ее долю…
Пока Наташка, поставив своей целью доказать, что ее кофе был лучше, перечисляла все выявленные расхождения, включая малейшие нюансы цветовой гаммы пакетов, я собрала конфеты и ликвидировала следы кофейной протечки полностью. Дольше всего пришлось повозиться с халатом – не желал отстирываться.
– Он мне никогда не нравился, – немного утешила меня Наташка своим коронным доводом. – Слишком длинный и полнит тебя раза в три. Ладно, не будем о грустном. Давай свой кофейник… Так вот, о Нинке Рогачевой… Блин, ягодка! В центнер весом! – Подруга и не заметила, что повторяется, а может, просто лишний раз хотела доставить себе удовольствие. Мы мирно сидели на кухне и маленькими глотками пили горячий кофе, сразу же решив, что больше покупать его не будем. – Я специально долдонила тебе, чтобы от Нинель отболталась. Прежде чем дашь согласие. Ты у нас девушка романтичная и сдуру могла ее поддержать.
– Нельзя ли ближе к теме? – насторожилась я. – Что-то не совсем ясно, на что мне не следовало давать согласие?
– На свадьбу!
– Господи, прости! Да ведь она наверняка не за моего Димку замуж собралась? Зачем мне давать или не давать ей согласие? И она вполне совершеннолетняя – сорок пять скоро стукнет!
Я удостоилась взгляда, которым обычно смотрят на безнадежно больных – смесь тщательно скрываемой жалости с фальшивым оптимизмом.
– Вот именно! Сорок пять! Нинка привела этот довод в качестве разумного, сославшись на то, что в этом возрасте «баба – ягодка опять!» – Волна озарения меня не захлестнула. Пожалуй, я еще больше озадачилась. Наташку это глубоко опечалило: – Ну ты и пробка! Просто поражаюсь, за что тебя на работе ценят? Хорошо. Объясняю на пальцах, недогадливая ты наша: у Нинели шестьдесят восьмой размер, ну может, чуток преувеличила. И рост метр восемьдесят пять, не меньше. Анастас Иваныч рядом с ней – отдыхает. Может, кто-то в сорок пять и будет ягодкой, – подруга с сомнением посмотрела на меня и поправила у себя воротничок блузки, – но только не Нинель. К ней больше подходит образ гигантской тыквы. Помнишь, в прошлом году у Алки выросла? Интересно, долго они ее жевали? Кстати, у тебя не сохранился рецепт запеканки с тыквой и творогом. Обалденная вещь! Даже слюнки потекли. Вот что значит ностальгия!
– Сохранился, – несколько удивленно ответила я.
– Потом дашь. И не сбивай меня с мысли… Так ты поняла, почему Нинка не ягодка? – В Наташкиных глазах заплясали искорки новой порции раздражения, и я поспешно подтвердила, что поняла. Чего ж тут не понять. Арбуз – ягода, тыква – овощ. Шестьдесят восьмого размера… Подруга удовлетворенно кивнула. – Конечно, морда у Нинель очень симпатичная, но вот ее параметры… Чуть меньше трансформаторной будки. Спрашивается, какой мужик добровольно на Нинку польстится? – Я пожала плечами. Откуда ж мне это знать, если я не мужик и на Нинели всегда смотрю своими женскими глазами. По-моему, нормальная баба… Веселая и добрая до посинения. В прошлом году зимой на нетопленой даче стянула с себя шубу, чтобы согреть приблудного котенка. Когда мы к ней пришли, ее лицо уже приобрело стойкий синюшный оттенок. Мы потом ее до дома везли вместе с этим котенком. Он всю дорогу орал от страха, а Нинкину шубу в двух местах обдул. Сама Нинель после этой поездки две недели в кровати с ОРЗ провалялась. Теперь котенок вымахал в восьмикилограммового котяру, животиком пол подметает. А если крадется на даче за мышами, после живота колея остается. Им же подметает ступеньки лестницы, когда поднимается в дом. – Ты со мной согласна?
– Что-то я сегодня очень рассеянная. Извини, отвлеклась…
– Ну вот, я ей тут детали разжевываю, а она в прострации! Согласна, говорю, что на такую колоритную даму может клюнуть какой-нибудь извращенец или пройдоха со своими далеко идущими планами, в которых места в недалеком будущем для Нинки нет?
Язык так и чесался возразить. Я и возразила:
– А если это любовь? И этот мужчина сумел сквозь плотную телесную оболочку Нинки разглядеть ее добрую и нежную душу.
– Да она у нее так далеко запрятана, что без специальной аппаратуры фиг запеленгуешь! – Наташка схватила мой кофе и залпом осушила чашку, со стуком поставив ее на стол. Я растерянно заглянула в нее и подумала, стоит ли мне повторить этот номер с чашкой подруги? – Дрянь эта помесь «Арабики» с чем-то еще, – поставила точку на решении кофейного вопроса Наташка. – Не знаю, у кого из вас хватит терпения осилить этот здоровенный мешок? Целых двести граммов! Ну, положим, ты не знаешь всех деталей Нинкиного скоростного романа. Рассказываю. На майские праздники, когда мы отправились отдыхать в ссылку на Селигер, Нинель, как нормальный человек, прикатила на дачу с котом в корзинке и тележкой продуктов. В первую очередь, для него, во вторую – для матери, в третью – для дочери. Впрочем, Леку можно не считать. Глиста в корсете и вегетарианка. Травки пожует, ей на неделю хватит. Наверное, в отца пошла. Но я его не видела – не знаю.
– Мы с Димкой его знали, – взяв Натальину чашку и обретя уверенность в себе, заявила я. – Пожалуй, ты права. Лека в отца. Он был стройным и высоким. А погиб за полгода до того, как сосватали вашей семье продававшийся участок. Нинель говорила – разбился на машине. Мы еще по дачам деньги собирали на похороны, но его мать категорически от этих денег отказалась. Их потом пустили на ремонт дороги. Кстати, тогда Нинка такой полной не была. Наверное, поправилась с горя. – Я задумалась, ударившись в воспоминания. – Хотя, сказать, что она особенно горевала… Честно говоря, мне так не показалось. Пожалуй, горевала она больше с ним, нежели без него. Не один раз видела ее заплаканной и с синяками. Нинель объясняла их столкновением со стройматериалами. Тогда они еще строились… После похорон Нинка ожила и похорошела. Жаль, что вовремя не смогла притормозить. Я имею в виду, хотя бы до сорок восьмого размера… Но я тебя перебила…
– Можно подумать, в первый раз! В общем, до позднего вечера Нинка радовалась весне на грядках, перекапывая землю и занимаясь посевными работами. Пока не вспомнила, что забыла выключить дома в Москве газовую конфорку. В десятом часу вечера она, ругая себя такими словами, которые ей никак не шли – согласись, ну какая из нее проститутка? – поплюхала на станцию. Желающих ехать в Москву в такое время, да еще в праздничные дни, почти не было. Вот и сидела она в вагоне, наслаждаясь полным одиночеством и вздрагивая от страха на каждой остановке…
Натальин рассказ смахивал на слащавый любовный роман, абсолютно далекий от реальной жизни. Выражение лица было такое, как будто ее заставили съесть килограммовую пачку рафинада, не дав испить ни капли воды. Только теперь до меня дошло, почему подруга настаивала на досрочном прекращении моего телефонного общения с Нинель. Очевидно, все утро она провела в обнимку с телефонной трубкой, выслушивая исповедь Нинки. И ей до смерти захотелось самой рассказать мне всю эту «лав стори».
В Расторгуеве в вагон ввалила группа хорошо подгулявшей молодежи. Было шумно и весело. Имелось в виду, группе. Нинель сидела – ни жива ни мертва. И делала вид, что дремлет. Ага! Под громовые взрывы хохота. А когда наступило небольшое затишье, в панике чуть-чуть приоткрыла один глаз, чтобы убедиться – на ее последние пятьдесят рублей в кошельке никто посягать не собирается. За свою честь не беспокоилась, а вот за жизнь – да. Только глаза сами по себе распахнулись до предела – напротив сидел мужчина приятной наружности и улыбался. Нинка, забыв про страх, невольно оглянулась. Сзади никого не было. Компания, сидевшая впереди, существенно сократилась – основная часть ребят вышла в тамбур покурить. Заливистый гогот стал тише.
Нинка перевела взгляд на соседа напротив и поняла, что спокойная жизнь кончилась. Незнакомец до конца дней, независимо от места своего нахождения, будет преследовать ее во сне и наяву. Она снова закрыла глаза, пытаясь убедить себя, что таких красивых мужчин не бывает. А если и бывают, то вот с такой же, как сейчас, улыбкой – доброй и внимательной. Но смотрят они совсем на других женщин. Сногсшибательных в своей привлекательности. Нинель, испугавшись того, что теряет драгоценные минуты, в течение которых могла бы незаметно любоваться незнакомцем, слегка приоткрыла глаза. И опять была вынуждена их распахнуть. Мужчина смотрел на нее с восхищением! Все ее сто с лишним килограммов веса таяли под этим удивительным взглядом.
Нинели надлежало выходить на «Коломенской», но она не решилась покинуть вагон, так и ехала до конца, совсем потеряв голову. Молчание совсем не казалось напряженным. Впрочем, время от времени Нина пыталась анализировать поведение незнакомца. Свое– никакому анализу не поддавалось. Она влюбилась по классическому образцу «с первого взгляда». Тут Наташка справедливо заметила, что на второй и третий взгляд попутчик наверняка обрел бы кое-какие черты маньяка или профессионального обольстителя, но – увы! Первый взгляд Нинки так и затормозил в этой стадии развития. Попытки же взглянуть на себя с противоположной стороны, то есть глазами незнакомца, рождали такие неприятные картины собственной необъятности и непривлекательности, что Нинель испуганно отбрасывала их в сторону, надеясь еще хоть какое-то короткое время мысленно побыть Дюймовочкой. А потом они поехали обратно, уже познакомившись. Причем познакомились в тот момент, когда попутчик, несколько опередив ее, галантно приоткрыл дверь вагона на станции «Москва-пассажирская». Половину двери по техническим причинам заклинило, а Нинка не решилась при незнакомце рвануть ее по заслугам. Боялась испугать попутчика своей мощью. Мужчине со второй попытки удалось открыть дверь, он вышел и подал Ниночке руку. В тот момент наша Дюймовочка сосредоточилась только на том, чтобы по неловкости не выпасть на кавалера и не раздавить его. В крайнем случае – не отдавить ему ногу. Но, очевидно, мужчина был бесстрашен или обладал определенной долей легкомысленности, поскольку принял Нинель в легкие объятия. В этот критический момент он и произнес, что зовут его Андрей. Нинель с испуга обозвалась Ниной Сергеевной, как ее величали все сотрудники по работе. Даже те, возраст которых опережал ее собственный лет на двадцать.
Голосом, в котором читалось скрытое волнение, Андрей попросил у Нины Сергеевны разрешения проводить ее домой. Она легко согласилась, решив, что попутчик просто плохо видит, хотя и ходит без очков. Возможно, у него дальнозоркость.
Они загрузились обратно в вагон, причем Ниночка постаралась выбрать тот, двери которого открываются действительно в полной мере автоматически. Вышли на «Коломенской», причем Нинель опять вспомнила о своей тучности и застеснялась, но Андрей так бережно взял ее под руку, так старательно выбирал для нее дорогу без малейших выбоин, что она почувствовала себя дорогой вазой из старинного кузнецовского фарфора. Стадия ощущения себя Дюймовочкой постепенно рассосалась.
Две автобусные остановки по Варшавке они прошли пешком. Уже в подъезде ее дома Андрей опомнился – ему в четыре утра нужно было ехать в Коломну, где он работал ветеринаром. Нинель не могла так просто потерять мечту всей своей жизни. Она была уверена в том, что стоит ему уйти, и он исчезнет навеки. Но Андрею и самому уходить не хотелось. Три раза он прощался и столько же раз возвращался со словами: «Да, забыл спросить…» Так они и стояли до часа ночи, тихо разговаривая и вызывая недоумение редких припозднившихся из гостей жильцов дома.
– Неправдоподобно до ужаса! Прямо как в любовном романе, – прокомментировала телефонный рассказ Нинели Наташка. – Уши вянут. Честное слово, больше поверила бы в правдивость истории, если бы она началась с того, что Нинка, увидев напротив себя улыбающегося Аполлона, скрутила его в бараний рог, отнесла к себе домой, где они и представились бы друг другу – в койке. Но справедливости ради следует отметить, что ночевал этот Андрей все-таки у Нинели. И не одну ночь. Нинка теперь газовую плиту чуть ли не языком вылизывает. На полном серьезе считает ее пособницей своему счастью, хотя все конфорки в тот знаменательный день были выключены… Значит, так: этот донжуан настоятельно предлагает Нинке обвенчаться и расписаться. Ему якобы надоело то, что она прячет его от родных и знакомых. Нужна полноценная семья. Нинке посоветоваться не с кем. Сама понимаешь, ну какая они пара? Нинкина свекровь моментально забудет про артроз, артрит и стенокардию и обломает об нашу ягодку свою клюку. Леке новый папа также необходим, как мне паровоз. Сам Андрей на пять лет моложе нашей Нинели плюс иногородний. Матушка Коломна, блин! А что самое паршивое – красавец-мужчина. Мы с тобой люди посторонние, непредвзятые и неболтливые. В общем, Нинка просит нас приехать к ней в гости, познакомиться с Андреем и дать ей совет, что делать? Я ей залепила, что мне и приезжать не надо – все с этим козлом ясно. Ему нужна Нинкина трехкомнатная квартира и Москва. Она, кажется, обиделась. Вот дура! Ей добра желаешь…
– Зря ты ее так, – возразила я. – Фактически ей залепила, что она уродка и дебилка.
– Фи-ига себе! Такого и в мыслях не было! И что, по-твоему, надо было сказать? «Благословляем тебя на муки душевные?» А они, эти муки, могут перерасти и в телесные… Ежу понятно, что Нинка для этого красавчика – удобная стартовая площадка. Единственное, что может быть положительным в этом браке, – Нинка после свадьбы точно похудеет до состояния макаронины.
– Может быть, твой еж и умнее меня, но я считаю, что мы обязаны навестить Нинель. Представь себя на ее месте?
Наташка задумалась, но не прониклась серьезностью момента – заржала так, что стол ходуном заходил. Подруга прекрасно чувствовала себя на своем месте, и занимать Нинкино – явно не хотела. Это я, конечно, зря загнула, поскольку и сама не могла представить себя на месте Нинели. Тем не менее сумела убедить Наташку в необходимости поездки к Нине Сергеевне Рогачевой. Зачем давать голословные советы по телефону, когда есть все шансы убедить Ниночку отказаться от замужества разумными доводами. Возможно, ткнуть носом в какие-нибудь странности в поведении самого Андрея. Вдруг с помощью хитрых наводящих вопросов Аполлон проявит свою мерзкую сущность? Вот Нинель и призадумается. Любовь, как известно, слепа. Но есть выход – подобрать ей подходящие очки, что мы просто обязаны сделать.
– И когда ж мы будем подбирать эти самые очки? – От Наташкиного вопроса явно веяло скептицизмом. – Нас с тобой, как порядочных жен, выгнали в Москву за пополнением запасов. Время нашей продразверстки ограничено. Того и гляди, начнут названивать, проявлять беспокойство и…
Как накаркала! Наташка не успела договорить – раздался телефонный звонок.
2
– Димка! А может, и Нинель! – испуганно встрепенулась я.
– Сама отвечу. Скажу, что ты ко мне вышла.
– Зачем?
– Ну откуда ж я могу знать, зачем ты ко мне поперлась?.. Ал-ло? – мирно проворковала подруга в трубку. Дальнейший разговор был малопонятен: – Почему не туда? Туда… Я, конечно… А она ко мне пошла?.. Не знаю… – Потом Наташка долго молчала. Только физиономия у нее говорила сама за себя. Сначала на ней появилось удивление, потом растерянность, сквозь которую стали прорываться нервные смешки. Самой последней эмоцией была жалость. Она наглухо приклеилась к Наташкиному лицу. Время от времени подруга поглядывала на меня, как бы готовя к худшему.
Я внутренне собралась, дабы мужественно встретить неприятности. Ну что такого страшного могло случиться за пару часов у Нинели? Жених сбежал? Оно и к лучшему. Для нее, во всяком случае. Похудеет, постройнеет, похорошеет и станет настоящей сорокапятилетней ягодкой на выданье. И квартира цела останется… А если это Димка названивает? Может, опять луковицы нарциссов съели? Да нет, по этому поводу трезвонить не будет. Огрызки спрячет и спишет на мышей. С голода до вечера тоже не умрут. Может, что-нибудь с Аленкой? Или с бабушкой? Воображение мигом нарисовало страшную картину: машина «скорой помощи», а в ней под капельницей лежат свекровь и Аленка. По какой причине – не важно. До кучи добавила в нее полуживого Димку. Хотя сомнительно, чтобы в полуживом состоянии человек был способен так долго трепаться. И не со мной. Но кто знает? Есть же скрытые резервы организма? Страхи продолжали нагнетаться. Персидскую княжну Эльку представила беспомощно барахтающейся в бассейне, куда она свалилась в погоне за бабочками. Вот-вот пойдет ко дну! Какое счастье, что Славка опять уехал на Селигер. Вместе с Лешиком. А что, если и они утонули?!
– Боже мой! – отчаянно завопила я на два голоса. Не сразу дошло, что вместе со мной вскрикнула Наташка.
– Все, Дима, все! Потом поговорим. Тут Иришка вернулась и хочет уйти от ответственности, лишившись сознания.
Краем уха я слышала, как Димка еще продолжал орать в трубку, что он всех предупреждал – это добром не кончится. Но Наталья объявила «конец связи».
«Как хорошо, что я сижу, – мелькнула трезвая мысль, – вовремя позаботилась о себе. Вот если бы стояла, наверняка бы уже шлепнулась на пол».
– Ну? – севшим голосом спросила я, всей душой надеясь на то, что Димка съел нарциссы. Бывают ведь чудеса на свете?
– Ваша стерва Элька родила четырех котят. – Таким тоном обычно начинают говорить последние слова покойнику, перед тем как проститься с ним навсегда.
Секунду я была в замешательстве. В Наташкину фразу не вписывались капельницы вместе с Аленой и свекровью. А уж тем более – машина скорой помощи. Не иначе как поэтому задала глупый вопрос:
– Как родила?
– Уж как сумела! А сумела в шкафу, сбросив с вешалок вниз исключительно все Димкины шмотки. Ты вовремя ко мне смоталась, – она немного помедлила, соображая, – ну или вроде как смоталась. Пришлось весь удар на себя принять. Вопил как резаный! И про испорченные рубашки, и про идиотскую затею с кошкой, за которой следовало смотреть и смотреть… Блин! Я ведь обращала внимание на то, что она на панель хаживала. За последний месяц в боках поправилась, а ты все «отъелась на мышах, отъелась на мышах»! В общем, Димка требует твоего немедленного возвращения. Они там с Аленой сцепились. Та за жизнь трех котят борется. А какой смысл бороться, если Димка способен только комаров бить?
– Ты же говорила, их четыре? Котенков… котят этих.
– Ну ты, подруга, даешь! Ошалела от счастья? Тебе троих мало? Один родился, понял, что пришелся не ко двору, и преставился. Остальные решили пока немножко оглядеться – когда глаза прорежутся. Надо ехать! Твой Ефимов с катушек слетит. Какой хирург пропадет!
– Да-да… Надо срочно ехать, – засуетилась я. – Ночь переночевали, и ладно. Сейчас быстренько в «Метро» заедем. Это который «Кэш энд Керри». Только у меня уже из головы вылетело, что надо брать. Кроме коробки молока… А как же Нинель?
– Не судьба! – развела руками Наталья. – Во всяком случае, не сегодня. И в ближайшее время выбраться к ней никак не получится. Сейчас позвоним Нинели и объясним, что нельзя объять необъятное…
– Только не такими словами! – решительно воспротивилась я. – Эту твою последнюю фразу насчет необъятного она точно примет на свой счет! Надо же! Жил себе человек спокойно, устраивал сам себя своими размерами и образом жизни и – на тебе! Мозги набекрень.
– Да-а-а, – многозначительно протянула Наташка. – И дача ей сразу не нужна стала. Тут иду платить членские взносы, смотрю, у Нинки необычная плантация каких-то высокорослых растений. Спрашиваю скучающую на крыльце Леку, что за траву она выращивает, чтобы не умереть с голода? Это, говорит, клубника. Хороший сорт. Ремонтантная и очень крупноплодная. Маме теперь много работать приходится. Даже по выходным. Не успевает обрабатывать. А я, мол, терпеть не могу прополку. Мы с бабушкой, если надо, и на рынке клубнику купим…
– А может, Нинели все-таки стоит привезти любимого на дачу? Если она собирается замуж, жениха рано или поздно придется представить свекрови и дочери.
– Ты знаешь, – задумалась Наташка, – пожалуй, это небезопасно. Тамара Васильевна не потерпит конкурента сыну, пусть даже и покойному. Если отбросить в сторону все сомнения в отношении Нинкиного жениха и допустить, что он не козел, все равно нашей девушке житья не будет. Ей придется для начала извести свекровь. И не смотри на меня так! Я имею в виду методы исключительно морального воздействия. Сама понимаешь, потеряй царица Тамара свою зловредность, от нее ничего и не останется. Так, одна оболочка. Вот в этом Нинели мы определенно можем помочь! – Наталья схватила телефонную трубку и мгновенно набрала номер Ниночки: – Ну, привет еще раз! Ирина тебе перезвонить не сможет, потому что рядом сидит и слушает. Я ей уже все рассказала, мы посоветовались, и я решила, что к тебе вырваться мы не сможем… Не извиняйся. В твоих извинениях сквозит обида. Предлагаю другой вариант: берешь своего ненаглядного и привозишь на дачу… Ой, да не блажи мне в ухо, имей терпение выслушать. Мы приглашаем Андрея в гости. Будем считать, что он бывший благодарный пациент Дмитрия Николаича… Что значит суеверная?.. Нет, моя дорогая. Я тоже суеверная. У Бориса Иваныча был один благодарный клиент. После нашего наезда к нему в гости на Селигер у нас с Иркой месяц синяки под глазом держались… Нет, у каждой. Значит, так: прекращай базар и слушай сюда. Вы приезжаете по отдельности. Тебе желательно – на день раньше. Мы заходим к вам в гости за отростками ремонтантной клубники, которая нам на фиг не нужна, и с коробкой конфет для твоей свекрови. Пусть подавится. Я имею в виду, чтобы ей не обидно было, поскольку мы официально пригласим тебя к вечеру следующего дня на шашлыки. Повод придумаем. Ты поломаешься и с неохотой согласишься. Хотя с твоей фигурой это будет выглядеть не очень убедительно. Ну и не надо… Не перебивай! На этот самый следующий день к Дмитрию Николаичу приезжает благодарный клиент с шашлыками. Придется ему разориться на всю компанию, включая мою собаку. Если у него туго с деньгами – материальные затраты частично компенсируем. По ходу дела мы выясняем все интересующие нас вопросы, касающиеся личности твоего жениха… Я же просила тебя не блажить! Что мы – изверги, что ли? А переночует он у тех, к кому приехал в гости. У Ефимовых, естественно. У них в семье народа больше. Легче затеряться… Да не можем мы к тебе подъехать! У Ирки прибавление в семействе. Кошка в подоле принесла… Да, не углядели… Будем решать… Хорошо, договорились… И тебе тоже. Пока!
Я наконец-то дала себе волю. До этого момента все мои попытки вмешаться в разговор решительно пресекались. Не один раз я возмущенно вскакивала с табуретки, чтобы внести коррективы в Наташкину речь, но она резко меня осаживала. Теперь же я получила возможность высказать все, что думаю по поводу предполагаемого визита «благодарного пациента» к Дмитрию Николаевичу. Муж слишком серьезный человек, чтобы вмешивать его в подобные игры. А этот случай наверняка будет стоить мне полгода ежедневных нравоучений. Потом они будут возникать реже – от случая к случаю, но ведь эти полгода надо как-то пережить. Тем более что не истекло положенное время для других проповедей. Иногда мне кажется, что Димка даже в ходе операции, удаляя у больных наболевшее, мысленно продолжает мое воспитание.
– Прекрати блажить! Ну, как сговорились, ей-богу! – Подруга подняла глаза к потолку и перекрестилась. – Давно в церкви не были. Надо бы и тебе покаяться. – Я моментально сбилась с мысли. – Ты, Ирина, странный человек. Людям надо помогать. Нельзя же думать только о себе. Ну посуди сама: твой муж гораздо ближе к человеческим телам, а следовательно, и душам. Ему легче будет перенести очередную подлянку с твоей стороны. Мой – чистой воды технарь. Иногда мне кажется, что его больше бы устроила жена, запрограммированная на строго определенное поведение – исключительно заботу о нем, любимом. Но главное, чтобы при этом – молчала. Не в моих правилах спускать себя на тормозах. По мере своих слабых сил я осложняю ему жизнь. В профилактических целях – чтобы не забыл о моем существовании на положении рабыни и испытывал по этому поводу муки совести. Знаю, что он любит меня, но не грешно время от времени прочищать ему мозги, поскольку себя он тоже любит. Теперь представь, что я волоку в дом совершенно незнакомого мужика с шашлыком и говорю, что он у нас переночует, поскольку приехал к Нинели. Боря оторвется от своей железной болванки, именуемой компьютером, и-и-и… Тебе все ясно?
– А если его подготовить?
– Будет еще хуже. Вспомни Ольгу!
Я вспомнила и хихикнула. У Наташки навязчивая идея – устраивать чужие судьбы. Как-то в начале лета она возвращалась с дачи, куда ей пришлось смотаться после работы, чтобы забрать забытые в спешке рабочие документы Бориса. Получилось это случайно. Борис брякнул папку на заднее сиденье, половина которого предназначалась для боксерихи, и занялся погрузкой вещей в багажник. Заметившая непорядок, Наталья мгновенно выложила папку на газон, решив аккуратненько и бережно положить ее впоследствии на багажник. Решить – не значит сделать. Синяя папка осталась оживлять своим присутствием газон. Вечером супруги Кузнецовы обвинили друг друга в патологическом беспамятстве, и заплаканная Наталья пришла ко мне жаловаться на бессердечного Бориса и его долбанутое руководство, которому вынь да положь к утру злополучные документы. Следовало проучить это самое руководство, и Наташка решила заставить его подождать денек-другой. Нечего горячку пороть! Прослушав прогноз погоды, не обещавший дождя в ближайшие дни, твердо заявила, что папка будет доставлена в Москву только в следующее воскресенье. А может быть, если машина сломается, то и позднее. Борис молча собрался в ночь на дачу. Подруга поняла, что погорячилась, и выбила отсрочку до следующего дня…
Накрапывающий дождь застал Наташку у ворот собственной дачи и слегка порадовал своевременностью прибытия. Она подхватила папку – предмет раздора, поцеловала обложку, обругала в очередной раз Борино начальство и покатила назад.
Подъезжая к Москве, подруга увидела на обочине шоссе женщину, очевидно давно мокнувшую под дождем. У ее ног стояла мокрая спортивная сумка. Зонта у дамы не было.
Остановившись рядом со страдалицей, Наталья коротко предложила той забираться в машину. Но женщина, казалось, колебалась.
– Садись, говорю, несчастная! Воспаление легких подхватишь. Двадцать раз предлагать не буду! Мне некогда. – Решительный тон заставил женщину мгновенно подхватить сумку и нырнуть в машину. – Куда? – спросила Наташка, но ответить не дала. – А куда бы то ни было. Я тороплюсь и могу подкинуть только до ближайшего метро.
– У меня нет денег вам заплатить, – медленно и отрешенно проговорила попутчица. – Так получилось. Если дадите адрес, я потом вышлю…
– Нужны мне ваши деньги! – презрительно фыркнула Наташка. – Не на своем горбу везу…
Подруга не сразу заметила, что незнакомка плачет. Решила, что ей на лицо стекает вода с мокрых волос. Жалость и рациональность живут в Наталье в единстве и постоянной борьбе. Покой им только снится. Жалость выдавила из подруги слезы сочувствия к рассказу Ольги. Рационализм порадовал тем, что сама Наталья в подобную ситуацию никогда бы не попала.
Ольга жила в Архангельске. Подруга, с которой вместе училась, удачно вышла замуж и поселилась с мужем в собственном доме в поселке под Туапсе. Почти на берегу моря. Каждый год она заманивала Ольгу к себе, прельщая теплым морем, фруктами и бесплатным постоем. Но, работая медсестрой, Оля не могла себе позволить эту поездку. Билеты стоили дорого. И вот меньше месяца назад подруга приехала навестить свою северную родину и увезла Ольгу с собой, купив ей билет на свои, похоже, несчетные деньги. Так Натальина попутчица попала в рай. Надо сказать, что он был слегка перенаселен – на участке подруги везде толкался отдыхающий народ. Сдавалось все, вплоть до собачьей будки, пустовавшей из-за отсутствия хозяйской собаки, находившейся в бегах. К многолюдью Оля привыкла быстро, тем более что лично у нее было где уединиться. Подруга выделила ей маленькую, зато отдельную комнату в доме. Дни пролетали незаметно и радостно. На исходе первой недели отдыха появился новый жилец, понравившийся Ольге необычайно. В свою очередь, он тоже удостоил ее пристальным вниманием. До дурочки не дошло, что молодой человек просто решил на ней сэкономить. А ей казалось, что это любовь. Классический курортный роман. Две недели Оля кормила ловеласа завтраками, обедами и ужинами собственного приготовления и не на его деньги. Будь рядом опытная подруга, все обернулось бы иначе. Но та пропадала в Сочи, где они с мужем приобрели новую квартиру. Следила за ходом евроремонта и одновременно помогала супругу вести бухгалтерский учет, мастерски скрывая значительную долю прибыли от налоговых органов.
Еще через неделю молодой человек уехал. Закончился краткий отдых. Провожая любимого, Оля всплакнула, но не горько. Он оставил ей адрес и надежду на скорую встречу.
Оставшиеся дни на отдыхе протянулись, как год. Ольга с нетерпением ждала приезда подруги, чтобы передать ей полученные от квартирантов деньги и ключи от дома. Предложение подруги переехать к ней на постоянное место жительства встретила с благодарностью, но решительно отвергла. Теперь, как она думала, ей предстояло жить в городе Видное – в пяти минутах от Московской кольцевой автодороги. Почти Москва.
Возвращаться в Архангельск, чтобы уладить все вопросы с увольнением из поликлиники, Оля решила через Москву. Хотелось увидеть любимого после трех дней разлуки. Она дала телеграмму о своем прибытии и прикатила. На перроне никто не встречал. Первые минуты разочарования сменились испугом – любимый заболел и прикован к кровати. Она потащилась к стоянке такси, намереваясь поехать к нему по имевшемуся адресу. По дороге спохватилась, что рублей у нее маловато, и решила поменять сто долларов, подаренных подругой на обратную дорогу.
У обменника была очередь. Позади нее встала парочка – он и она. Оба ощутимо нервничали – куда-то торопились. Очередь их не устраивала. Поочередно они приставали к людям с просьбой поменять им рубли на доллары по курсу выше, чем в обменнике. Им было ну о-очень некогда. Граждане смотрели на парочку настороженно и предпочитали меньший курс обмена и очередь. Ольга же парочку пожалела и порадовалась за себя. Почему бы немного не обогатиться, если люди сами предлагают? Мужчина предложил ей отойти в сторонку – в ближайший мини-магазинчик, чтобы никто не мешал, и там совершить обменную операцию.
Деньги у него оказались мелкими купюрами. Он ловко их пересчитал и предложил Ольге проверить результат. Но сделать это не удалось. К ним подошел серьезный работник магазина и предложил немедленно выметаться вон. Его магазин не место для подобных операций.
Ольга не сочла нужным пересчитывать деньги – она ведь внимательно наблюдала за тем, как их пересчитывал мужчина.
Для того чтобы оплатить такси, доставившее ее по указанному ей адресу, Оле не хватило ста рублей, хотя она выгребла из кошелька все, вплоть до последней копейки. В большой пачке денег, которую она выменяла, было всего двести рублей – снизу и сверху. Остальную часть составляли ловко нарезанные бумажки…
Квартиру, в которую она поднялась, рассчитывая на любовь и сочувствие, занимала пожилая супружеская пара, встретившая ее с большим подозрением и обругавшая последними словами ее и всех шляющихся сюда воровок и проституток. В ушах долго звенел истерический вопль о том, что никакой Анатолий здесь никогда не жил и не живет. А если она еще раз к ним заявится, они вызовут милицию и спустят ее с лестницы. Так за один день она поумнела.
В полной прострации Ольга вышла на шоссе и долго стояла, не замечая, что мокнет под дождем. Несколько раз останавливались машины, но, услышав, что у нее нет денег, водители тут же срывались с места. Один раз какие-то наглые сосунки предложили ей рассчитаться натурой, и она испуганно шарахнулась в сторону. Девушка уже всерьез задумалась о том, каким доступным ей способом свести счеты с жизнью, когда остановилась Наталья…
Ясное дело, бросить ее на произвол судьбы подруга не могла. Учитывая, что в собственной двухкомнатной квартире Наталья является изгоем – по сути, днем обитает на работе, вечером на кухне, – Ольге там места не было. Размещать девушку на лоджии не хотелось. Спальня изначально была оккупирована Борисом. Наталья ходила там на цыпочках – муж допоздна работал за компьютером. Вторую комнату со своим компом застолбил Лешик. Оба взрывались, если Наталья им мешала. Она ценила в своих мужчинах эту работоспособность и отрывалась по полной программе, только когда они были свободны. Особенно по утрам.
Звонок мобильника явился толчком к разрешению проблемы:
– Натуся, ты где находишься? Целый час тебе домой названиваю! Документы привезла?
– Я как раз за ними еду, – мигом отозвалась Наталья. – Машина капризничала. Все твое упрямство. Не даешь возможности сменить…
– Хорошо. – К чему это «хорошо» относилось, подруга не поняла. – Меня к ужину не жди. Ложись спокойно спать. Я в Кашире. Вернусь поздно.
Словом, она развернулась и повезла найденыша на дачу, рассудив, что пару дней Ольга вполне сможет там прожить. Пока не удастся приобрести ей билет домой. Согласия на эту задумку у Ольги не спрашивала. Не имело смысла. Девушка была бесконечно счастлива – перестала реветь и переключилась на изъявления благодарности и обещания вернуть деньги, как только, так сразу…
Наталья человек суеверный. Почему ей пришло в голову впутать мнимую неисправность «Ставриды» в качестве дополнительного аргумента к длительному спору супругов Кузнецовых о ее замене на настоящую иномарку, непонятно. Так или иначе, «Ставрида—Таврия» обиделась, но добросовестно въехала на дачный участок и только там заглохла. Подруга глубокомысленно постояла над открытым капотом, с легким удивлением разглядывая содержимое, и с удовлетворением отметила, что как всегда права – машину давно пора менять. Этим выводом не могла не поделиться с мужем по телефону еще раз. Пусть знает, каких трудов ей стоит доставить его документы домой. К сожалению, реакции Бориса она не услышала. Едва со слезами в голосе проорала, что машина опять заглохла на даче и сама она вынуждена теперь добираться электричкой, как кончилась зарядка.
Выгрузив Ольгу, раскрыла недра холодильника, убедив девушку, что голодная смерть ей не грозит. Торопливо выдала чистое белье, кипу детективов и велела устраиваться по своему усмотрению. Больше всего Ольга обрадовалась книгам – сказала, что все равно не заснет. Наташка хмыкнула, достала снотворное и дала указание считать таблетку леденцом. Запивать фенозепам водой не следует.
Простившись, она подхватила документы и рванула к соседям, находившимся в отпуске, с просьбой – подкинуть ее до станции.
Ее подкинули почти до дома. Алла собиралась в Москву утром, но раз Наталья свалилась на голову, почему бы не поехать с вечера, тем более есть что обсудить по дороге. На даче-то «лицом к лицу лица не увидать».
Когда машина остановилась у станции метро, обе дамы пожалели: не все темы были исчерпаны. Домой Наталья вернулась почти в десять часов вечера и получила нагоняй от сына: в ее годы давно пора поумнеть. Шляться неизвестно где – сумасбродство. Следовало хотя бы поставить в известность членов семьи. Наташку задел намек на возраст, но она нашла в себе силы лишь слабо огрызнуться. В том плане, что каждый сходит с ума по-своему. Ее мобильник – тоже. Лешик сухо сообщил, что звонил отец, было плохо слышно, но главное он понял – ждать его не стоит.
В эту ночь Наталья спала, что называется «без задних ног». Проснулась в том положении, в каком и заснула. Пробуждение было ранним и ужасным: Борис начал орать прямо с порога спальни. Мог бы и не орать, поскольку подруга и сама сразу догадалась, что не все в порядке. Из-за спины мужа выглядывало насмерть перепуганное и несчастное лицо Ольги.
Разгадка этого явления была банальна: Борис Иванович из разговора с женой вынес только одно соображение: она с документами застряла на даче, поскольку машина неисправна. Водитель подкинул его прямо к садовому участку, благо по пути.
«Таврия» сиротливо стояла на отведенном ей месте. Третий час ночи не очень удобное время для выяснения причин ее неисправности, и Борис прямиком отправился в дом. Открыв ключом дверь, уверенно прошел на кухню. Немного подумал – не хотелось возиться с ужином, и отправился спать.
Проснулись они одновременно, когда Ольга завозилась во сне, пытаясь сбросить с себя одеяло. Ей стало жарко…
От крика она сорвала голос. Борис – ничего. Держался. В смысле, не осип. Хотя тоже вопил не в меру… Все, что ему удалось узнать из пришептываний Ольги – девушка из Архангельска, проездом в Архангельск через Видное и Туапсе на Москву… Дальше она смогла прошептать только одно слово: «Наташа…»
Этого вполне хватило, чтобы Борис окончательно озверел. На одном злом энтузиазме он устранил неисправность в «Ставриде», хорошо поставленным голосом государственного обвинителя велел Ольге выматываться из дома и садиться на заднее сиденье. И не приведи Господь обращаться к нему по какому-либо вопросу!
Ольге и в голову не пришло возражать. Она была перепугана до такой степени, что, не раздумывая, сиганула бы в пропасть, если бы поступило такое указание. Да и раздумывать было нечем. Проблески разума появились у девушки в тот момент, когда проезжали Видное – то место, где ее подхватила Наталья. Их хватило на то, чтобы принять важное решение – никогда не выходить замуж. Наталья не во всем права: может быть, все мужики действительно козлы, но среди них есть еще и другие звери. По большому счету, это она, Ольга, должна сочувствовать Наталье, а не наоборот.
В квартиру Борис вломился так, что Денька носом почуяла – проявлять радость от встречи с хозяином, пожалуй, не стоит. Не стоит и гостеприимно обнюхивать незнакомку, которая болталась сзади хозяина, как сосиска на веревочке. Самое благоразумное – рвануть в кухню и залезть под стол. Уже по дороге в убежище она поняла, насколько своевременно ее решение. В спальне разразился скандал! Через пару минут в кухню вбежал и Лешик, который спросонья никак не мог понять, зачем его разумная и любящая отца мать подсунула ему в кровать какую-то немую девку, специально доставленную для этой цели из Архангельска…
Никакие воззвания к разуму Бориса, никакие доводы так и не могли заставить его принять объяснения жены. Этим же вечером Ольга выехала в свой родной город с твердым намерением никогда больше его не покидать. Борис, получивший через неделю из Архангельска почтовый перевод на сумму стоимости железнодорожного билета, тут же отправил его назад, считая, что за такую сумму легко отделался от неприятностей, которые ему сулила малейшая задержка Ольги в Москве.
По прошествии немалого времени Борис кое-как примирился с «подлогом», но предпочитает не ворошить эту тему. Даже на Димкин вопрос – что тогда случилось с машиной, недовольно буркнул:
– Ничего особенного. Наталье надо было фары протереть да по колесам постучать, она бы и поехала.
Вспомнив эту историю, я была вынуждена согласиться: Наташка права. Не стоит ваять из Андрея гостя семьи Кузнецовых. Лучше со всей серьезностью обдумать вариант с благодарным Димкиным пациентом, которому после успешно проведенной операции взбрело в голову осчастливить хирурга Ефимова ведром шашлыков и лично поприсутствовать на церемонии их поедания.
3
– Ну что, доигрались?! – С таким вопросом, насквозь пропитанным злорадством, Димка помог мне вылезти из машины и потащил в дом.
– А продукты?! – возмутилась Наталья. – Фига себе! Жену привези, да еще сумки притащи! Успеешь порадовать потомством.
Димкино лицо потеряло решимость, и он притормозил. Вернувшись к машине, выхватил сумки, но, как оказалось, не наши. Разборки с Наташкой измотали подточенные силы, и на крыльцо муж поднимался вконец измочаленный.
– Не понимаю, что так переживать? – возмущалась вдогонку подруга. – Памперсы котятам не нужны, питание пока – тоже. Мало ли дураков на свете? Пока эти барсики подрастут, к кому-нибудь и пристроите. В крайнем случае, встанете у метро и отдадите котят в хорошие руки. А вообще настоящий мужик даже не заикался бы об этой проблеме. Взял, да и избавился от нее сам. – Димка бросил сумки на крыльцо и со злостью оглянулся, чтобы дать достойный отпор, но Наталья не позволила ему и рта разинуть: – Только после этого я с тобой даже здороваться бы не стала. Душегубец!
Я не дождалась окончания прений. Разбирало любопытство… Источник раздора являл собой образец единства и сплоченности примерной матери и послушных детей. И не слишком вникал во все эти рассуждения о собственной судьбе. Алена перетащила безотцовщину из нашего шкафа вниз, на первый этаж, освободив для котят ящик тумбочки и настелив в него почему-то исключительно мои старые, и не очень, футболки, а также бабушкин халат. Бабушка находилась рядом и слабо возражала. Мне показалось неудобным отвоевывать свои вещи. Переселение прошло в четыре этапа. Имеется в виду, что четыре раза дочь аккуратно перетаскивала котят по новому адресу. Три раза и совсем не аккуратно – за шиворот, Элька оттаскивала потомство назад – по месту рождения. Четвертое переселение стало последним. То ли кошка побоялась надорваться, то ли возымела действие угроза Аленки, что папик спросонья не будет церемониться. Выкинет все счастливое семейство со второго этажа или случайно всех передавит.
Элька доверчиво и как-то по-новому муркала, спрашивая: «Ну, не правда ли, они прелесть?»
Честно говоря, ничего прелестного в тщедушных безглазых уродцах с большими головами не было. Но захлестнуло чувство жалости к этим беспомощным существам. Ясное дело, вопрос о том, позволить ли им увидеть белый свет во всем его великолепии, не стоял. Завис другой – куда их, собственно говоря, девать? Вот его-то и озвучил присоединившийся к нам Димка. Весьма уныло. Укатали Димку крутые сумки и Наташкины слова утешения. Бабуля ловко ушла от вопроса – стирать в бане замоченные Димкины рубашки, устраняя последствия котяторождения.
– Ничего страшного! – довольно бодро отозвалась Алена. – За два месяца, пока они подрастут, я их всех пристрою к однокурсникам, ну или к друзьям однокурсников.
В это хотелось верить, и я безоговорочно поверила. Димка проявил себя скептиком:
– Посмотрим… Но прошу запомнить: в Москву ни одно это ползающее не поедет!
Мы возмущенно зафыркали – не идиотки. Зачем нам дома четыре кошки? Одна-то всю мягкую мебель изодрала, а тут такая компания! Нет, определенно, мы не идиотки.
Вечером забежала Наталья:
– Придумала?
– Да пока пусть растут, потом кому-нибудь сбагрим.
– Чем у тебя, однако, голова забита? Все ясно, о благодарном пациенте и мыслей никаких не было. Ленусик! Иди сюда! Думать будем…
Аленка оторвалась от обрезки увядших цветов роз и настороженно вошла в беседку.
– Я не брошу котят на произвол судьбы! Мы уже решили – пусть растут, пока не поумнеют.
– Да кто их у вас отнимает! – рассердилась подруга. – Больше проблем нет! Совещание по другому поводу. Представь себе, что одна вполне взрослая коро…. тетенька взбесилась и собралась замуж. Родные ее туда не пускают. В смысле замуж. И правильно, на наш взгляд, делают. Жених иногородний, моложе невесты на пять лет, хорош собой и абсолютно не пара Нинели. Определенно посягает на Москву и квартиру. Наша задача: пригласить жениха в гости, развенчать на глазах у невесты и сорвать его далеко идущие корыстные планы. К себе невеста пригласить его не может – родные не знают, что она собралась замуж…
– Подождите… Что-то не очень понятно. Вы же сказали, что родные не разрешают Нине Сергеевне выходить за него замуж, следовательно, он им известен?
– То-то и оно, что не известен. Они ей в принципе не разрешают выходить замуж. Вообще ни за кого. А с чего ты решила, что речь идет о Нинели?
– По приметам и по имени. Вы же его сами сказали.
– Да? Ну надо же, какая досада! Хорошо. Раз ты сама обо всем догадалась, подскажи, как лучше объяснить твоему папику, что в субботу к нему явится благодарный пациент, удачно избежавший операционного стола, но с большим количеством шашлыка в знак признательности и благодарности за удачно проведенную ему операцию. – У Алены отвисла нижняя челюсть, и она опасно откинула с помощью секатора свесившуюся на грудь прядь длинных волос. – Отдай маме оружие, – встревожилась подруга. – Дальше будет еще страшнее. – Алена, не глядя, протянула мне секатор. Только я-то уже была в другой стороне. Чуть раньше отошла обеспечить безопасность переговоров. Димка маячил на горизонте с ножовкой в руке. Секатор брякнулся на пол. Поднимать его не стали. Лежит себе – и пускай лежит. – Этим благодарным пациентом, как ты уже, наверное, поняла, и будет жених Нинели, которую мы позовем к себе в гости. Видишь, как я коротко и толково все объяснила! – обратилась Наташка ко мне за похвалой. Я посмотрела на озадаченную дочь и на всякий случай кивнула.
– То есть… вы хотите сказать, что якобы резаный, но недорезанный больной и есть этот самый жених? – медленно соображала дочь.
– Ну да! Только он совсем целый. Даже без нарушения упаковки! Вопрос, как примирить твоего отца с этой аферой? Боюсь, добровольно на этот эксперимент Дмитрий Николаич не пойдет. А у твоей матери, как всегда, за душой ни одного повода для шантажа. Хотя бы в виде загубленной молодости! – Я возмущенно зашипела, но Наташка легко отмахнулась: – Не мешай! Дай свободу дочери – пусть посмотрит на проблему со своей свеженькой колокольни.
– Папик ваши планы точно не одобрит. В лучшем случае, рявкнет, чтобы не впутывали его в свои интриги. А навешать ему лапшу – не получится. У него нет склероза. Всех своих пациентов хорошо помнит. Если только… – Дочь задумалась, мы ее не торопили. – Если только не представить вашего жениха в качестве родственника бывшего пациента больницы. Папик рассказывал интересный случай – больной из Астрахани… Попал в больницу по «скорой» с диагнозом «прободная язва желудка». Папик диагноз не подтвердил, направил на ЭКГ. Выяснилось – у больного инфаркт миокарда. Еще одну толстушку доставили по «скорой» с подозрением на аппендицит, осложненный перитонитом, а она родила мальчика прямо в ходе осмотра… Только это было года два назад.
– Не подходит, – решительно возразила я. – Получается, что отец ребенка полный дебил, если факт рождения сына дошел до него только спустя два года.
– А может, он находился в состоянии летаргии? – настороженно предложила Наталья и сама отмела свою идею: – Нет, тогда он не вовремя и не для того проснулся. Надо что-нибудь попроще… Может, сменим ориентацию? Допустим, человек отправился за грибами, заблудился, вышел на нас…
– С ведром шашлыков! – радостно продолжила Алена. – По дороге кабана завалил!
– Ну, тогда я не знаю…
– Я знаю! – Дочь сияла, как самовар, стоявший рядом на столе беседки. – Надо пригласить Настю! А она приедет с иногородним дядей, которого некуда девать. Все работают, а у дяди отпуск. Москва ему порядком надоела, хочется поближе к природе… Не привык он… к шуму городскому.
– А что ж ему в родной Коломне-то не сиделось? – возмутилась Наташка.
– Не цепляйся к человеку. Родственные чувства обуяли, – пояснила я. – Они оказались сильнее, чем тяга к природе… Идея мне нравится. Много врать не придется. Вот только надо аптечку проверить. И пополнить запас бинтов.
– Можно подумать, что здесь намечается не встреча возлюбленных, а крутой мордобой, – фыркнула подруга.
– Так это для Насти. Раньше мамуля каждый раз пополняла запасы медикаментов перед ее приездом. А папик дозором обегал весь участок с молотком в руках и тщательно проверял все опасные и безопасные места, где могли торчать гвозди. Давненько она у нас не была…Учеба, работа…
Настя – единственная настоящая подруга Алены с детсадовского возраста. Девчонки давно выросли, повзрослели. У каждой своя жизнь. И все-таки они сохранили в ней место друг для друга. Ребенком Настя была уникальным. Например, все дети, включая мою дочь, знали, что если есть забор, то где-то в нем должна быть калитка. Настю причинно-следственная связь между этими предметами не волновала. Для нее заграждение было досадным препятствием, за которым существовало что-то интересное. Пусть даже и знакомое, но вдруг?.. И потому лезла напролом там, где пришла эта идея. Несчетное количество раз ее снимали с заборов, решеток, даже калиток, где она зависала на собственных платьицах и брючках. Исключительный день, прожитый ею без ободранных коленок, шишек и царапин, воспринимался родителями, как приятное недоразумение. Самое интересное, что девчушка, как бы больно ни было, никогда не плакала. Демократичные родные спокойно отпускали ее с нами на дачу, и эти дни превращались для девчонок в праздник. Спокойная и рассудительная Алена становилась раскованнее, а Настя немного притормаживала перед тем, как осуществить очередную затею. Я по мере сил была начеку. Но не всегда успевала. Если Настя видела тарзанку, да еще над прудом – труба дело. Мой вопль заставал ее уже в воде. В процессе переодевания и переобувания у нее ни с того ни с сего начинался приступ аллергии с подъемом температуры. А в аптечке не оказывалось тавегила или супрастина. Едва купировался приступ, Настя заявлялась с разбитыми коленками, поскольку скакала по бетонным блокам, намереваясь сделать поход в лес более длинным и интересным… Хорошенькое личико с огромными карими глазами лишь слегка морщилось от зеленки, тогда как стоявшая рядом с подругой Алена изъявляла полную готовность зареветь от жалости. Дважды Настя летала с недостроенного второго этажа дачи на первый, заставляя меня, ожидавшую ее появления совсем с другой стороны, сжиматься в комок от страха. Несколько раз она проваливалась в обводную канаву, зачерпывая полные сапожки грязной воды. Самостоятельности ей было не занимать. В последний раз, справившись со стиркой носков, она пристроила их сушить на печку. Один носок тут же сгорел. Насколько я знаю, все детские фотографии Настеньки в полный рост отличаются одной закономерностью: по мере взросления не менялась только раскраска ног зеленкой. Травматологическое отделение нашей детской поликлиники каждый раз встречало ее как родную. Еще будучи совсем маленькой, Настя свалилась с какого-то косогора, старательно пропахав носом землю. На память об этом случае на носу так и остался маленький шрамик. С детских горок она съезжала исключительно на ногах. Добрые дяденьки, сооружая их, на это не рассчитывали. Деткам надлежало съезжать сидя и вставать прямо на ножки на твердый асфальт, чтобы не мазать обувь. Один раз Насте не повезло, и она свалилась на этот асфальт плашмя. Второй раз, когда ей тоже не повезло, наложили несколько швов на разбитую голову. После одной неудачной осады детсадовского забора Настя свалилась и вывихнула ногу. Хирург-травматолог, наложив тугую фиксирующую повязку, глядя девочке прямо в глаза и многозначительно грозя указательным пальцем, строго предупредил, что неделю ей не разрешается прыгать и скакать. Ровно через неделю Настина мама привела ее к этому же травматологу, сообщив, что дочь наступила на иголку. Настя держалась стойко. Дяденька хирург был хоть и справедлив, но очень уж строг. На его вопрос: – «Какая нога болит?» она ответила, что не знает. Тогда хирург задал вопрос по-другому: «Где болит?» – и получил тот же ответ. Мама пояснить ничего не могла, так как знала только одно: дочь наступила на иголку, а Настя никогда не обманывает. Не долго думая, любящая мать предложила сделать рентген обеих ступней. Но обошлось без этого. Проблемная зона уже начала нарывать. После рентгена иголку успешно удалили. Через две недели девочка наступила на веник и непостижимым образом ухитрилась загнать в ногу занозу, достать которую в домашних условиях было невозможно – она вошла по-хитрому, стоя. Тот же хирург-травматолог, тяжело вздыхая, удалил и занозу.
Душа и заводила любой детской компании, включая общество мальчишек, она отличалась патологической порядочностью и столь же патологической непосредственностью. Без нее скучали даже мы, взрослые. Однажды ее вопрос поставил в тупик почти все дачное сообщество. Пятнадцатилетние девчонки отправились со мной в магазин и остановились понаблюдать за рыбаками, часами просиживающими на пруду в ожидании клева. Пожилой дачник, улыбнувшись моим девицам, не мог не предположить вслух, что их интересует рыбалка. «Нет, – серьезно ответила чистую правду Настя. – А вы не можете нам сказать, как размножаются водомерки?» Дедушка озадачился и пожал плечами, усмотрев в вопросе определенную развязность. А никакой развязности не было. Алена, собиравшаяся пойти по стопам отца и усиленно штудировавшая биологию, ответить экзаменаторше не смогла. А экзаменаторша и подавно не знала ответа. На следующий день жизнь водомерок обсуждалась садоводами-огородниками вдоль и поперек.
И вот теперь повзрослевшей Настеньке надлежало стать новоиспеченной племянницей жениха Нинели. Аленка брала на себя обязательства уладить с ней все нюансы этой задумки. Нинель с изменением плана согласилась легко. Здоровый дядя своей племянницы несравненно лучше благодарного больного, пусть и бывшего, хирургического отделения больницы.
4
В субботу утром, прихватив коробку зефира «Шармель», мы с Натальей отправились с визитом к Рогачевым.
– Хозяева! Есть, кто дома? – зычно проорала у закрытой на замок калитки Наташка.
– Есть, есть, – радостно прощебетала Нинель, порхая по ступенькам.
Именно порхая! За то время, что мы ее не видели, Нинка похудела килограммов на тридцать – не меньше. Наташку недоверчиво перекосило. Я изо всех сил прищурила глаза, надеясь, что это обман зрения. И в который раз подумала, что очки надо носить постоянно. Вон у Наташки они тоже без конца сползают на кончик носа, и ничего – терпит.
Нинель уже открывала нам калитку, когда на крыльцо с палкой в руках вылезла ее свекровь – Тамара Васильевна.
– Ну чего расшумелись? Леку разбудите.
– Да сколько же можно спать? Почти одиннадцать часов! – с удвоенной силой заорала Наташка.
– Нина! Забирай своих гостей, и идите отсюда! Идите, идите…
Тамара Васильевна сделала рукой соответствующий жест, означающий «кыш!», надменно поджала губы и распрямилась, став похожей на свою палку. Вид у нее сейчас был не совсем здоровый. Подозреваю, что женщина хитрила. Начинала чувствовать себя плохо исключительно с момента приезда невестки. До сегодняшнего дня вполне могла сойти за старшую сестру Нинели. Если бы, конечно, внешне была на нее хоть немного похожа. Трюмо в комнате Тамары Васильевны, которое она называла туалетным столиком, было уставлено всякими баночками и тюбиками с кремом, флаконами с лосьоном и духами. Она тщательно ухаживала за своей внешностью. Возраст выдавали только шея и руки. Мы с Наташкой не раз ломали голову, для кого она так старается? Оказалось – исключительно для себя. Как-то Нинка рассказывала, что, пока свекровь трудилась, зарабатывая стаж и пенсию, заниматься собой у нее времени не имелось. Всю жизнь была костюмершей в театре, одновременно принимая заказы на индпошив верхней одежды для состоятельных клиентов. Общение с известными актерами не прошло даром. Выйдя на пенсию, Тамара Васильевна сколотила собственную труппу из членов семьи. Каждый, не подозревая об этом, играл свою отведенную ему роль. Нинка, похоже, являлась чисто характерной актрисой – не вылезала из амплуа кухарки, уборщицы и посудомойки. Точнее сказать – была разнорабочей широкого профиля. Ей же после смерти мужа принадлежала роль основной добытчицы материальных благ. Внучку Тамара Васильевна воспитывала по своему образу и подобию. Тем не менее мне всегда казалось, что все они друг друга очень любили.
Ситуация складывалась не в нашу пользу, и я решительно пресекла попытку Натальи все-таки разбудить Леокадию. Моя Алена, под настроение, тоже может проспать полдня. У молодости свои понятия о текучести времени. Да и сама грешна – не люблю вставать рано. Вот только по закону подлости в выходные дни вскакиваю ни свет ни заря, а в будние – поднимаюсь, как на каторжные работы.
Выхватив из рук Натальи коробку зефира, я потеснила Нинель и, демонстрируя стремление соблюдать тишину, на цыпочках по дорожке засеменила к царице Тамаре.
– Ну вылитая цапля! – раздался сзади громовой комментарий подруги.
Я не оглянулась, только укоризненно покачала головой, краем глаза косясь на Нинкину свекровь, торчавшую на крыльце статуей Свободы. Она подняла над головой клюку, призывая саму себя к восстанию против нахальства соседей, но подруга этого не видела – усиленно шепталась с Нинелью.
– Просто не мать, а стерва какая-то! И приятельниц таких же выбирает, – со злостью прошлась Тамара Васильевна по невестке. Но клюку опустила – я загородила ей обзор.
Пришлось сделать вид, что к числу «приятельниц» себя не отношу. Более того, пожалеть несчастную Леку. Пусть отсыпается, пока есть возможность. Выйдет замуж, пойдут дети… Да еще муж, работа…
– В отличие от некоторых бестолковых лиц женского рода, Лека благоразумна даже в своем нежном двадцатилетнем возрасте, – надменно объявила царица Тамара. – Кроме того, у нее, слава Богу, есть возможность прекрасно устроиться в жизни и не зависеть ни от работы, ни от мужа! Лека большая умница. Ее единственную в академии за отличную успеваемость перевели на бесплатное отделение.
Я удивилась, сколь слепой бывает сила обожания, но поспешила согласиться, что девочка действительно умная и рассудительная. Справедливости ради следовало добавить слово «эгоистка». Я и добавила. Только про себя. А вслух заискивающе произнесла:
– Тамара Васильевна, это вам… – И протянула ей коробку с зефиром. – Дима просил передать. Он просто восхищен вашим внешним видом и постоянно ставит вас в пример. Женщина в любом возрасте и положении должна следить за собой.
Брови царицы Тамары недоуменно изогнулись. Наверное, было очень заметно, что я завралась, но они тут же вернулись к исходному положению. Лицо слегка дрогнуло и оживилось слабой улыбкой.
– Вообще-то я воздерживаюсь от сладкого и мучного, но если… – И она протянула свободную левую руку, намереваясь взять коробку.
– Берите, берите! – бодро поддержала меня от калитки Наталья. – Зефир свежий, как раз по вашим зубам. Лично проверяла срок годности. Это вам от нашей собаки. Она просит прощения за беспокойство, доставляемое несвоевременным пустобрехательством. И я вместе с ней.
Тамара Васильевна резко отдернула руку, но я вовремя подсуетилась и буквально силком всучила ей зефир, торопливо извиняясь за подругу.
– У Наташи сегодня очень странный юмор! Это нервное – не очень удачное утро. Кое-какие неурядицы… – замялась я, не зная, что придумать насчет неурядиц.
Но Тамара Васильевна сама поспешила на помощь:
– Надо уметь держать себя в руках и контролировать свое поведение, даже если от вас сбегает собственный муж, – твердо заявила она.
– Обязательно! А… он разве сбежал? – Я слегка подзапуталась, о чьем муже вообще идет речь.
– Милочка! Сама видела, как он в пять утра торопился по дороге на станцию. Причем одет был ужасно! Ну просто как бомж!
Мне удалось кое-что сообразить. Димка вообще никуда не бегал. Тем более в пять утра. Не лунатик. Встал после меня. Значит, речь шла о Борисе, с утра пораньше унесшемся на рыбалку. Но не стоило разочаровывать царицу Тамару.
– Как бы Наталья Николаевна ни хорохорилась, а для урегулирования денежных споров ей нужен совет опытного консультанта. Насколько я поняла, она советуется с Ниной. Ну что ж, Нина отличный банковский работник, опытный финансист. – В голосе собеседницы слышалось плохо скрываемое торжество. – Скажите, – снизошла она до шепота, – а он от нее сам ушел или она его выгнала?
– Сам, Тамара Васильевна, сам. Вы бы порекомендовали девушкам найти другое время и место для консультаций. Народ мимо ходит, внимание обращает… Скажем, часика в два сможете отпустить Нину к нам? Наташа тоже подойдет. Надо же помогать соседям!
– При условии, что ваша приятельница примет успокоительное. Нина! Лекочке пора готовить завтрак! – Царица Тамара, не ожидая реакции на свои слова, милостиво кивнула мне головой, дав понять, что аудиенция окончена.
Я слетела с крыльца. Нина с постепенно догорающей на губах улыбкой шла навстречу.
– Все в порядке, – тихо буркнула я ей. – Ждем тебя в два часа. Хочешь сойти за умную, пропускай мимо ушей все, что наплетет тебе свекровь. Ничему не удивляйся и со всем соглашайся.
Наташка поджидала меня с кривой ухмылкой и язвительным замечанием:
– Обломалась? Надо было действовать нахрапом, а не лебезить перед этой… эксплуататоршей. И Нинка хороша – вместо того чтобы сломить ее гнет своей массой, мечет перед ней бисер. Она, говорит, несчастная женщина, с несчастной судьбой! Нашла, кого жалеть! Нет, я Нинку принципиально вытащу из дома назло ее захребетницам. А все ты! Конфеты! Конфеты! Вот Тамара теперь вся в шоколаде. С зефиром. А мы…
– Да не ори ты, все нормально. Нинель, как и планировалось, заявится к двум часам. Настя с дядюшкой неожиданно – как договорились, свалятся нам на голову в начале третьего. Да… Забыла сказать: от тебя ушел муж.
– Чей?
– Что-то ты на глазах поглупела. Твой, конечно.
– Борис?