Принцев много не бывает Климова Юлия

Чарльз Лестон был вполне досягаем. Его лишь два раза заслонила кокетливая Сьюзан Бакер и один раз вечно недовольная Эллис Кеннет, а в остальном поводов для грусти, волнения и вытягивания шеи совершенно не было. Конечно, и другие приглашенные мелькали перед глазами (то танцуя, то устремляясь в соседний зал) и закрывали крепкую фигуру Лестона, но на них Кэри не обращала внимания, поскольку уколы ревности в таких случаях ее не беспокоили: сердце продолжало стучать ровно, пальцы не теребили ленту пояса, и в душе не рождалась раздражительная досада.

Сьюзан Бакер. Белокурая красавица, и с этим никто спорить не станет. Поговаривали, что на нее заглядывается виконт Уилфред Беррингтон, но разговоры так и остались разговорами. Наверное, этот слух пустила ее родительница, желающая повысить рейтинг дочери.

«И почему про меня не пускают такие слухи?..» – Кэри разочарованно вздохнула и продолжила сверлить взглядом Лестона.

Эллис Кеннет. Ее почему-то всегда хочется рассматривать по частям. Высокий лоб, миндалевидные глаза, пухлые губы и аккуратный носик, который она постоянно морщит. Лебединая шея, округлые плечи, тонкая талия…

«Все же лучше я буду думать о ее носе… – Кэри посмотрела на Эллис и мысленно приказала: – Сморщи нос! Давай! Сморщи!»

Но юную прелестницу Кеннет в этот момент пригласили на танец, и она превратилась в само очарование – улыбка тронула губы, глаза засветились, правая рука плавно поднялась.

– Подумаешь… – прошептала Кэри и отвернулась. Она специально заняла место в углу зала, где стояли кресла для пожилых дам: леди Келли, леди Хокинз и леди Бутман, желая понаблюдать за окружающими. И особенно за Чарльзом Лестоном – самым красивым мужчиной на свете! Самым лучшим мужчиной на свете! Кэри хотелось танцевать только с ним, и отвлекаться на кого бы то ни было еще она не собиралась, а три пожилые леди служили гарантией того, что к ней никто не приблизится…

– Она шаркает ногой, – донесся голос леди Хокинз. – Я знала одну особу, шаркающую точно так же… Бедняжка умерла в родах.

– А Смиты опять в трауре? Тогда почему они здесь? – Леди Бутман подалась вперед и прищурилась. – Младшая дочь Элвина похожа на каракатицу, и у нее торчат уши!

– Тише, дорогая. Так нельзя, – укоризненно произнесла леди Келли. – Пусть лучше торчат уши, чем зубы, как у старшего сына Додсона.

«Да, здесь я в безопасности», – коротко улыбнулась Кэри, не сомневаясь, что никто добровольно не согласится даже пройти мимо трех пожилых дам, а уж задержаться на пару секунд… Но из укрытия она обязательно выйдет – чуть позже, когда Лестон закончит деловые разговоры.

– Гиббз женится на Глории Хейг. И правильно делает. – Леди Бутман от удовольствия заерзала в кресле. – У девочки желтая кожа и прыщавый нос, но зато весомое приданое. Только дурак отказался бы от такого счастья.

– Согласна, – важно кивнула леди Келли. – А на прыщи можно и не смотреть. Зачем вообще на них смотреть?

У Кэри с приданым были большие проблемы, и поэтому затронутая тема отдалась болезненным спазмом в животе. В подобных случаях обычно помогало только одно утешение: что ж, значит, ее полюбят не за деньги, а за внутреннюю и внешнюю красоту. Так она себе твердила с пятнадцати лет, и эта точка зрения иногда помогала взбодриться и почувствовать себя уверенно. Если посмотреть на ситуацию объективно, то на подобных вечерах она никогда и не «подпирала стены» – ее часто приглашали на танец приятные (и малоприятные) молодые люди, многие считают ее хорошенькой, а прошлой весной отец все же купил ей два умопомрачительных платья. Как говорит Дафна: «Кэролайн, у тебя вполне нормальные шансы удачно выйти замуж, только, пожалуйста, думай, прежде чем сказать что-нибудь». Но в замужестве Кэри не находила ничего интересного. В абстрактном замужестве. Вот только если этот шаг наконец-то разлучит ее с Дафной – второй женой отца и, соответственно, мачехой. Но стоит ли жертвовать своей дальнейшей жизнью ради этого? Вряд ли. Совсем же другое дело – любовь…

Чарльз Лестон закончил разговор с полным усатым мужчиной, поприветствовал седовласого джентльмена и обратил свой взор на скользящие по начищенному до блеска полу грациозные и неуклюжие пары. Теперь Кэри могла рассмотреть Лестона сосредоточено, с вдохновенной радостью – ни одной черточке не удалось бы укрыться от нее.

– Да, – тихо выдохнула Кэри и покинула свое убежище, пришло время быть на виду. Он должен ее увидеть!

Лестон чуть приподнял голову, заложил руки за спину и задумчиво сдвинул брови. Черная прядь волос съехала на лоб, по лицу скользнула тень иронии. Он пока еще не выбирал партнершу для танца, он тоже наблюдал, и происходящее явно казалось ему забавным. Видя перемену в его настроении и готовность перейти от дел к развлечениям, некоторые мамаши многозначительно посмотрели на своих дочерей, давая им знак немедленно выпрямить спины и приготовиться. Лестон считался одним из завидных женихов, к тому же имел особую притягательную внешность, так что родительницам можно было и не беспокоиться – дочери сами мечтали о такой партии, а большинство из них к тому же испытывали сердечный трепет по отношению к Лестону.

Кэри мысленно представила себя, стоящую рядом с ним, и нахмурилась, пытаясь понять: хорошо они смотрятся вместе или нет? Она худенькая, светловолосая, среднего роста. Нет, у нее не лебединая шея, как у Эллис Кеннет, и отсутствует очаровательная родинки на щеке, как у Сьюзан Бакер. Зато красивый рот… Вроде… Чувственные губы. Так пишут в романах об особенных женщин, в них влюбляется почти каждый мужчина. «О, чуть не забыла. У меня зеленые глаза!». Это был бесспорный плюс, рядом с которым заостренный подбородок воспринимался уже не так трагично.

Кэри и Чарльз Лестон были представлены друг другу, и случилось это тремя неделями ранее на балу у Крофтонов. Он пригласил ее четыре раза (не подряд, но это не важно), они танцевали и разговаривали… Было что-то тайное в его голосе, и дерзкое – в смехе. Лестон уверенно брал ее за руку и кружил, будто пушинку. Кэри не сбилась ни разу, хотя волнение подступило к горлу, а в ушах стучали молоточки. Такое с ней случилось впервые. Этот мужчина неведомым образом проник в душу и поселился там. Лестон шутил, а она ловко отбивала его фразы, он улыбался, и она улыбалась в ответ. «Я увижу вас еще? Когда?» – спросил он. «Скоро», – торопливо пообещала она, даже не представляя, возможно ли это. И вот судьба свела их в бордово-золотом зале… Помнит ли он ее? Узнает ли?

– Кэролайн, – раздался за спиной требовательный голос Дафны. – Наконец-то ты соизволила покинуть леди Келли, леди Хокинз и леди Бутман. Этих трех едких и заносчивых черепах. – Она встала справа и недовольно поджала тонкие губы.

Кэри удрученно распрощалась с образами, нарисованными воображением, и покосилась на мачеху. «Папа, а почему ты женился на Дафне?», – как-то спросила она отца. «Я никогда раньше не видел такой тощей женщины, и это произвело на меня должное впечатление», – немного поразмыслив, ответил он. Кэри тоже никогда не видела таких тощих женщин и в одиннадцать лет посчитала данное объяснение вполне приемлемым.

– Ты не выйдешь замуж, если будешь настолько неразумной. Пожалуйста, не забывай о своем возрасте. – Лицо Дафны сморщилось, отчего сухая бумажная кожа покрылась мелкими морщинами. – Восемнадцать лет, моя дорогая, повод задуматься о многом… Как видишь, пока я еще питаю надежды относительно твоего счастливого и благоустроенного будущего. Если бы ты была моей дочерью, ты бы не стояла столбом, и половина присутствующих мужчин уже просила бы твоей руки. – Дафна фыркнула и окатила Кэри ледяным взглядом. – Посмотри на Маркуса Гилла или на Тода Джеффа. У каждого прекрасный годовой доход, а также родственные связи… Что ты молчишь, как не живая? Никто же не просит тебя замахиваться на Чарльза Лестона. Будь скромнее и получишь свое.

Кэри молчала по многим причинам.

Во-первых, эта тема была знакома до каждого слова. Даже два умопомрачительных платья ей купили только для того, чтобы побыстрее выдать замуж. Дела семьи шли так себе, и Дафна полагала, что удачное замужество Кэролайн станет отличным решением многих проблем.

Во-вторых, Маркус Гилл вызывал только антипатию, причем резкую. Он вечно улыбался, хрюкал, когда смеялся, и вообще отличался устойчивой глупостью.

В-третьих, Тод Джефф сделал ей предложение, но… другого рода. Кэри с удовольствием наступила ему на ногу и со всей силы врезала кулаком в грудь.

В-четвертых, она всегда удивлялась, когда слышала, какого мнения о себе Дафна… Мачеха считала себя чуть ли не роковой женщиной и искренне полагала, что джентльмены сдерживают свои порывы лишь потому, что не получают с ее стороны намеков. «Непозволительных намеков! Я жена Реймонда Пейджа, твоего отца, и свято помню об этом». Она часто намекала на особое происхождение своего имени, которое, по ее мнению, «наложило отпечаток на ее женскую сущность», и всегда чуть краснела, говоря об этом. Кэри было так интересно, о какой тайне речь, что однажды она отправилась в книжную лавку. Открыто взять с полки книгу по мифологии не представлялось возможным, ни для кого не было секретом, что подобные издания пестрят непристойными иллюстрациями. Но хозяин лавки вышел по своим делам, а его сын, рыженький мальчик лет двенадцати, проявлял большой интерес к происходящему за окном и при этом оставался равнодушен к покупательнице по имени Кэролайн Пейдж. Кэри довольно быстро нашла нужную полку и узнала, какая судьба была у дочери речного бога – Дафны, и о чем мечтал Аполлон, глядя на нее…

И в-пятых, один только вид Чарльза Лестона вызывал острое желание произнести заветные слова: «Да, я согласна». И Кэри ничуть не беспокоил тот факт, что в данном случае мачеха ожидает от нее скромности. Правда, в душе присутствовала некоторая настороженность, но это, наверное, от неопытности и страха испортить положение неловкой фразой.

– Иногда очень полезно послушать, о чем говорят… м-м-м… пожилые леди. Я старалась… м-м-м… да, – не особо пытаясь оправдаться, ответила Кэри. Белокурая Сьюзан Бакер находилась в трех шагах от Лестона (в опасной близости), Эллис Кеннет стояла напротив него на расстоянии пяти шагов (тоже опасная близость!), оставалось лишь вцепиться в атласный пояс платья и закусить губу. Конечно, ничего страшного, пусть пригласит сначала Сьюзан, потом Эллис… Не может же мужчина танцевать только с одной девушкой весь вечер. Да после этого он был бы обязан на ней жениться. Сразу! Но хочется быть первой… «Второй, третьей и последней…» – Кэри улыбнулась и опустила руку.

– Наконец-то ты улыбнулась. Это правильно. Например, твоего отца я поймала именно на улыбку.

«Только бы она ничего не заподозрила, – подумала Кэри и непринужденно огляделась по сторонам. – Нельзя, нельзя все время смотреть на Лестона, а то Дафна потом меня съест. Она скажет, что я трачу время на мужчину, который никогда не обратит на меня внимания, в то время как Маркус Гилл и Тод Джефф… У-у-у…»

– Я обязательно буду улыбаться, – горячо заверила мачеху Кэри и взмолилась, чтобы та поскорее куда-нибудь ушла.

– Я рада, что хотя бы иногда ты прислушиваешься к моему мнению.

Довольная собой Дафна приподняла правую бровь, давая понять, что свой долг она выполняет исправно, развернулась и пошла в сторону одной из своих подруг – чопорной вдовы леди Ларкинз.

«Я свободна и готова к великим свершениям», – произнесла про себя Кэри и тут же встретилась взглядом с Чарльзом Лестоном.

Его поза больше не была расслабленной, наоборот, он подтянулся, подобрался и превратился в еще большего красавца. И он уж точно не интересовался Сьюзан Бакер или Эллис Кеннет. По лицу Лестона нельзя было понять, о чем он думает, но он неотрывно смотрел на нее – Кэролайн Пейдж.

«Что делать? – пролетел в голове нелепый вопрос, а в груди подпрыгнул радостный смех. – Он меня помнит! И сейчас он пригласит меня на танец…»

Чарльз Лестон сделал решительный шаг и направился в сторону Кэри.

Глава 1

Мобильный телефон рыдал на все лады скрипкой, виолончелью, гобоями, кларнетом и отчаянно призывал к себе тромбонами – симфонический оркестр старался так, что Александра приложила ладонь ко лбу и издала продолжительное: «м-м-м». Нужно сменить мелодию звонка или хотя бы сделать ее тише. И она, конечно, этим займется… обязательно… лет через триста.

– Я слышу и вижу, мама, но это твой пятнадцатый звонок за час. – На удивление спокойно и холодно произнесла Александра, опустив руку. – Да, я помню, что полгода назад умерла твоя троюродная сестра, благодаря которой я живу на этом свете. Всем известно, мама, что когда тебе исполнилось тридцать лет, именно тетя Кира посоветовала не тянуть резину и родить от первого нормального встречного. – Александра досчитала до трех, вынула из формы уже остывший пышный бисквит и взяла в руки длинный остро отточенный нож. Секунду помедлив, она положила нож на стол. – Хорошо, мама, я отвечу…

Жизнь Александры Григорьевны Кожаевой давно разделилась на «до» и «после». С тех пор как она решила участвовать в престижном конкурсе поваров «Нота Вкуса», ее мысли в основном кружили вокруг богатого мира пряностей, а также не менее богатых миров соусов, супов, вторых блюд, закусок, десертов и прочее, прочее, прочее… Собственно, она жила этим всегда, но теперь ароматы стали острее и тоньше, цвета насыщеннее и ярче.

Нелегко было пробиться на первый отборочный тур, но Александра выполнила все условия, потратила полтора месяца на «возведение в квадрат» – так она называла процесс доведения рецепта до совершенства – и отлично выступила, предложив на суд жюри суп с картофелем, сырными галушками, почками и печенью. Баллов более чем хватило, чтобы получить приглашение на второй отборочный тур. Александра оплатила следующий взнос, достала бутылку белого сухого «Шабли», запекла форель лишь с солью и перцем (ничего лишнего в этот день!) и отметила это замечательное событие с Пьером – любимым мужчиной и по совместительству помощником. Именно он мыл, подавал и резал, пока она колдовала над почками и печенью.

Форель для маленького торжества она приготовила не случайно – это было символично, потому что теперь «возводить в квадрат» предстояло рецепт приготовления рыбы. Александра, как и все участники, продумала многое заранее, и, по сути, оставались только штрихи и многочисленные репетиции – приятные хлопоты, дарующие тихий восторг, уверенность в себе и постоянный непокой. А там, глядишь, и до самого конкурса рукой подать. Выпечка – уже объявленная тема профессионального конкурса поваров «Ноты Вкуса».

– Да, мама, я слушаю, – ответила она на вызов, и взгляд медленно поплыл по столу, перемешивая, соединяя, дорабатывая, изменяя…

– Я настаиваю, слышишь, я настаиваю на том, чтобы ты получила наследство. Я редко бываю строга, Саша, но это именно тот случай, когда…

– Я никуда не поеду.

– Кира, бедная моя Кира… Она была твоей крестной матерью… Как она любила тебя!

– Мама, извини, что напоминаю, но до ее кончины вы не виделись более тридцати лет, ты сама мне говорила об этом. – Понимая, что разговор может затянуться, Александра подошла к двери холодильной комнаты и прислонилась спиной к стене. – А я вообще не была знакома с ней.

– И несмотря на это, Кира не забыла о тебе. Хотя бы в знак благодарности можно оторваться от своих кастрюль и съездить за город? Между прочим, ты многим обязана своей троюродной тете.

– Да, я знаю. Даже то, что ты отдала меня в спецанглийскую школу – ее заслуга. Я помню эту историю. Когда ты была беременна, тетя Кира позвонила и сказала: «Антонина, если родится девочка, сделай все, чтобы она владела иностранными языками. Тогда она без проблем выйдет замуж за иностранца, и ты свою старость проведешь не в богадельне, а в Париже».

– Ты поедешь или нет?

– Нет, – думая о бисквите, ответила Александра.

– Саша!

– Хорошо, давай рассмотрим ситуацию еще раз. Я очень надеюсь, что ты поймешь, в какое нелепое положение я попаду, если послушаюсь тебя. Итак, тетя Кира умерла полгода назад…

Тетя Кира умерла полгода назад и оставила все свое состояние сыну – Константину. Состояние включало в себя: трехкомнатную квартиру на Дмитровской, шкатулку с кольцами, цепочками и браслетами, черную, потрепанную жизнью «Волгу» и дачный дом неподалеку от Москвы. Приняв на себя тяжкое бремя наследника, Константин практически сразу продал все, кроме квартиры, и женился в третий раз. Но оказалось, что перед смертью тетя Кира написала письмо своей троюродной сестре Антонине Игоревне Кожаевой – матери Александры, в котором сообщала, что ее дочь не забыта. «Уж я не знаю, сколько проживу, возможно, дольше вас всех, но на всякий случай хочу тебе сказать, что самое дорогое, что у меня есть, я оставлю Александре. Все же я ее крестная мать и должна позаботиться о девочке. Маргарита рассказывала, что она у тебя до сих пор не замужем и с утра до вечера жарит котлеты в ресторане. В ее неустроенной жизни, конечно, есть и твоя и моя вина, но разговор сейчас не об этом… Александре я оставляю свои кофты (три штуки), одно шерстяное платье, облигации (они недействительны, но вдруг государство наведет порядок в этой стране), журналы с выкройками (я читала в газете, что мода каждые десять лет возвращается), костяной гребень моей бабушки, а также исторические ценности: книга о революционерах (я забыла каких годов), путеводитель по губерниям и рукописная книга понятия не имею о чем, потому что она на английском языке. Выглядит она, как заметки путешественника, абсолютно не умеющего рисовать. Может, так и есть. Кстати, моя бабушка отказывалась мне говорить, что там написано, таким образом она пыталась заставить меня выучить английский, но я любопытной никогда не была… Единственное, что я знаю, так это то, что в книге есть рецепт. Вроде рыбный… Не важно. Вот я и подумала, раз твоя Александра день и ночь жарит котлеты в ресторане, то ей будет интересно почитать. Надеюсь, ты заставила ее выучить хоть какой-нибудь иностранный язык, например, английский… Все перечисленное имущество хранится на даче уже лет пять. В сундуке. Там и найдете. Или попросите Константина, и он привезет его вам…» Письмо тетя Кира отдала на хранение Маргарите – своей двоюродной сестре. О чем та благополучно забыла и наткнулась на него лишь три дня назад, разбирая завалы бумаг, скопившиеся на антресоли.

– …дом, где хранился сундук, давно продан неизвестно кому. Сундука нет. Больше нет, – устало закончила Александра и направилась обратно к бисквиту. Обычно на этом месте разговор заходил в тупик и благополучно заканчивался. – Я предлагаю забыть об этом. – Она вновь взяла нож. – Жила же я как-то раньше без путеводителя по губерниям.

– Почему же продан неизвестно кому, – не без удовольствия протянула Антонина Игоревна. – Я позвонила Константину, и он сообщил не только где эта дача находится, но и имя покупателя. Саша, ситуации же бывают разные, купил человек дом, а до благоустройства руки не доходят, или проблемы финансовые какие – он и не ездит никуда, ничего не делает. И твое наследство в целости и сохранности.

– Да… – тихо ответила Александра, улетев в мир шоколадного крема, взбитых сливок и карамели. Ловко разделив бисквит на две части, получив два идеально ровных и одинаковых коржа, она прищурилась, прикидывая, а не добавить ли в будущий торт прослойку апельсинового конфитюра?

– Так я тебя убедила? – голос Антонины Игоревны стал бархатным. – Если костяной гребень тебе будет не нужен, то ты можешь отдать его мне.

– Ни гребень, ни три шерстяных платья, ни облигации мне не нужны…

Голос Александры стал еще тише, и Антонина Игоревна заподозрила неладное.

– Платье – одно, кофт три. Саша, ты слышишь меня? Чем ты занимаешься?

– Ломаю шоколад.

– Зачем?

– Все же шоколадная глазурь… Да, шоколадная, – произнесла Александра, сделав окончательный выбор.

– Ты совсем сошла с ума со своей кухней! – воскликнула Антонина Игоревна, поняв, что до согласия так же далеко, как и в начале разговора. – Ты до сих пор не замужем, потому что у тебя голова набекрень! Жаришь, паришь, а потом это нюхаешь! Нашла себе какого-то Пьера – полуфранцуза, полуповара, полуальфонса, и живешь, будто так и надо! А тебе уже тридцать четыре года, между прочим. Я внуков хочу!

– Мам, я тебе вечером позвоню, ладно? – так же спокойно и задумчиво ответила Александра и, дождавшись многозначительного «до свидания, моя дорогая дочь», положила мобильный телефон на стол. Ресторан откроется в одиннадцать, она специально пришла на четыре часа раньше, чтобы поколдовать в свое удовольствие, а сундуки, набитые бесценными сокровищами, все не дают и не дают покоя. Революционеры, губернии, шерстяные платья… – А если взять курагу? И немного обжаренных орехов?..

Пьер. Отец у него действительно француз. Ну и что?

Александра села в машину. Рабочий день позади, и теперь в голове гремят кастрюли и телефонные разговоры, взлетают облака муки, фырчат медальоны из свинины, жужжит миксер, и хлопают многочисленные дверцы шкафчиков.

«Мама, ты никак не можешь простить Пьеру, что он младше меня на четыре года. И именно поэтому ты считаешь его альфонсом. И почему он обязательно должен возглавлять кухню какого-нибудь ресторана? Достаточно того, что должность шеф-повара есть у меня».

Они познакомились год назад на Малом съезде поваров в Санкт-Петербурге. Почему это мероприятие называлось «съездом», Александра никогда не могла понять – встреча, включающая в себя доклад, раздачу рекламной продукции и фуршет, больше походила на затянувшуюся вечеринку. Но на это никто и не думал жаловаться, наоборот, дружеская атмосфера способствовала аншлагу. Пьер – худющий, высокий, с черными вьющимися волосами, соскучившимися по ножницам, произвел на нее впечатление сразу. На минуту Александра даже перестала мысленно толочь белый перец в новой мраморной ступке – еще не опробованной, купленной по случаю. Он слонялся без дела, болтал со многими и источал ту легкость, которой ей не хватало.

Пьер довольно быстро переехал к Александре, на Люсиновскую, и внес свою долю в быт в виде разбросанных белых рубашек и носков, кружек с остатками кофе, крошек от пирожных и хлеба. Он обожал сладкое и бутерброды с первоклассным сырокопченым мясом, нарезанным тоненько-тоненько. Островки беспорядка нравились Александре, и была в этом какая-то гармония – она устраивала бардак в кухне, а он – в двух комнатах. И к тому же их очень сильно объединяла Ее Величество Кулинария. Пьер готовил отменные десерты и обычно работал в кафе. Обычно, потому что ему часто становилось скучно, и он устремлялся на поиски новых горизонтов. Александра считала, что Пьер мог бы добиться многого, если бы однажды справился со своим непостоянством.

Она достала из сумочки ключи, открыла дверь, подумала: «Да, все же курага и орехи», и зашла в квартиру. Сняла босоножки и прислушалась.

– Пьер, ты дома?

Ей отвечала тишина.

Александра зашла в ванную и стала вспоминать, предупреждал ли он о том, что задержится, или нет?.. Если учесть, что она-то как раз задержалась, то Пьер должен был вернуться приблизительно час назад. Вытерев руки полотенцем, Александра взяла мобильный телефон и набрала номер.

– Недоступен, – прокомментировала она и нажала кнопку чайника. Взяла чашку и увидела белый листок на столе.

«Сашка, я форменная скотина, и с этим уже ничего не поделаешь. Надоело все, да и у тебя своя жизнь, а у меня своя. Я уехал. Сначала отдохну где-нибудь в теплых краях, а потом поищу новую работу и жилье. Вряд ли мы с тобой встретимся в ближайшие полгода, так что хочу напоследок поблагодарить за житье-бытье – спасибо, Сашка.

P.S. А теперь еще немного про форменную скотину… Я забрал папку с твоими бумагами. Понимаешь, есть некоторый спрос… Ну, и еще мне нужен рывок, а к этому делу я тоже немного причастен. Ладно, знаю, что оправдываться глупо…

Удачи! Ты же все равно справишься с любыми трудностями…

Пьер»

Какая уж тут курага с грецкими орехами… Александра посмотрела на чайник, потом на записку, а затем стрелой полетела в спальню. Папка! Папка с планами, рецептами, ингредиентами, фотографиями! Каждый лист – подготовка к отборочным турам конкурса поваров «Нота Вкуса»! И к самому конкурсу! Она выдвинула верхний ящик прикроватной тумбочки и увидела лишь пачку одноразовых носовых платков, журнал, несколько карандашей, ручек и три барбариски.

– Нет, – Александра замотала головой, не веря в происходящее. – Он не мог…

Она быстро выдвинула оставшиеся ящики.

Глупо было надеяться… Черным по белому: «Я забрал папку с твоими бумагам».

– Форменная скотина, – простонала Александра и стукнула кулаком по тумбочке, точно надеялась таким образом превратить Пьера в лепешку. Он украл у нее самое ценное из того что было. Да если бы он унес телевизор, украшения (правда, у нее их немного), серебряную подставку для ручек, деньги – пусть. Даже любимую мраморную ступку она бы ему простила! И чугунную тоже! Но ее веру и надежду – нет, нет и еще раз нет…

Через пятнадцать дней – второй отборочный тур.

Времени не осталось. Почти.

Конечно, есть файлы, и она помнит рецепт до миллиграмма (это же ее выстраданный, доведенный до совершенства, лаймовый соус!), но дело в том, что теперь она не может воспользоваться своими трудами, потому что Пьер украл бумаги вовсе не для того, чтобы читать их перед сном. На отдых и на временную безработицу нужны деньги, а они у него никогда не задерживались. Александра даже знала, кому Пьер захочет предложить этот рецепт… Или он оставит его себе – для рывка? Пятнадцать дней до второго отборочного тура – за эти дни ее лаймовый соус с легкой горчинкой и вспышками петрушки, базилика, тимьяна и розмарина станет русской народной песней! А она должна жюри предъявить абсолютно новое блюдо. Нельзя рисковать, можно потерять все и вдобавок получить вечный позор!

Александра с силой захлопнула верхний ящик и бросилась на кухню к телефону. Но Пьер по-прежнему был недоступен, и интуиция, тактично кашлянув, подсказала, что так будет всегда.

– Если бы я знал, что встречу вас здесь, я бы приехал раньше и не потратил целый час на беседу с Гилмором. Он отлично разбирается в лошадях, но, надо признать, слишком занудлив.

– К сожалению, я в лошадях ничего не понимаю, – честно призналась Кэри.

– Поверьте, вам и не нужно. – На лице Лестона появилась загадочная многозначительная улыбка.

Музыка пошла быстрее, и пришлось разбить пару, чтобы совершить круг с другими партнерами. Кэри поймала поочередно взгляды леди Келли, леди Хокинз и леди Бутман, и подумала, что сейчас три пожилые «едкие и заносчивые черепахи» с удовольствием погремят ее косточками. Бряк, бряк.

«Ну и гремите», – легко разрешила она, завершая круг.

Уверенная, твердая рука опять коснулась ее руки.

«Никто же не просит тебя замахиваться на Чарльза Лестона», – пролетели в голове слова мачехи, и Кэри на миг закрыла глаза.

Богатство вовсе не приравнивается к счастью, так какая разница, есть ли у ее отца деньги? Разве ее волнует годовой доход хотя бы одного присутствующего здесь джентльмена? Нет! Точно нет!

«Ничего Дафна не понимает в любви… Все у нее как-то не так…».

Кэри отмахнулась от сомнений и продолжила танец, бросая смелые взгляды на Лестона. Он отвечал тем же и иногда крепче сжимал ее пальцы – волна счастья пробегала по телу, а ноги немного немели.

– Вы будете у Кеннетов на следующей неделе? – спросил он, замедляя шаг.

– Да, мы приглашены.

Дафна обладала уникальной способностью – проникать всюду. Многие семьи со скромным достатком были вынуждены довольствоваться лишь приглашениями на незатейливые вечера соседей и друзей, но только не Пейджи. Каким-то непонятным для Кэри образом в их доме появлялись плотные карточки, украшенные узорами, извещающие о том, что мистер такой-то будет рад, если такого-то числа его посетят в его доме на улице такой-то. Дафна относилась к подобному вниманию как к естественной части своей жизни и часто добавляла: «С родственными связями твоего отца иначе и быть не может».

С детства Кэри знала, что в родне у них числится граф. Но родня эта такая дальняя, что упоминать о ней в обществе часто не следует. «Тебя могут неправильно понять, моя дорогая, – говорила Дафна. – Люди завистливы и глупы. Но это не значит, что мы должны проявлять излишнюю скромность… А впрочем, ты еще юна, и не поймешь тонкости данного вопроса. Я знаю, где и как говорить о нашем положении, а этого вполне достаточно».

– Оставьте первые два танца за мной, прошу вас. – Лестон произнес слова тихо, наполняя их некоторой интимностью, и Кэри почувствовала как, раскинув руки, летит в пропасть блаженного восторга.

«Потому что я не морщу нос, как Сьюзан Бакер! – мысленно хихикнула она и поймала напряженный взгляд мачехи. – Милая Дафна, – с нотками вредности заскакали мысли, – милая, добрая, славная Дафна, я вовсе не трачу время попусту, – Кэри сжала губы, пряча счастливую улыбку. – Мне просто совершенно, то есть абсолютно не нравятся Маркус Гилл и Тод Джефф! Зато я каждый день сплю и вижу Чарльза Лестона! Может ли это извинить меня хоть немного? Милая, добрая, славная Дафна… Только, пожалуйста, ничего не говорите потом!»

– Да, хорошо, – ответила Кэри, и ее щеки предательски вспыхнули, что, конечно же, не укрылось от леди Келли, леди Хокинз и леди Бутман. А так же от Чарльза Лестона и Дафны. Наверное, стоило огорчиться (хотя бы немного), но этого не произошло.

«Ну и пусть, – упрямо подумала Кэри, – ну и пусть».

– Я не вижу вашего отца.

– Сегодня он остался дома.

– Могу ли я осмелиться на одно признание, Кэролайн?..

«Он назвал меня по имени… Просто по имени». Кэри сбилась с ритма, но лишь на секунду. Ей вдруг показалось, будто она стала выше ростом, стройнее, и шея уж точно превратилась в лебединую.

– Да…

– Вы очень красивы, Кэролайн.

Если бы Кэри Пейдж была слишком уж благонравной и чувствительной девушкой, она бы тотчас побледнела и потеряла сознание. Но эти качества не относились к ней, и к тому же музыка вновь разбила пары для очередного круга с другими партнерами.

«Дафна, спасибо, спасибо! – мысленно воскликнула Кэри, испытывая искреннюю благодарность мачехе за умение доставать приглашения. – Возможно ли, что я красивая?.. Да, конечно, почему бы и нет… – Она дернула плечиком, развернулась и подняла другую руку. Как же хотелось вновь оказаться рядом с Лестоном! – И вообще, у меня в роду есть граф. – Кэри улыбнулась, наклонила голову набок, остановилась на миг, как требовал танец, сделала шажок назад, вновь развернулась и пошла плавно. – Интересно, какие правила приличия можно нарушить? И хватит ли мне смелости? И стоит ли так поступать? И не слишком ли рано я думаю об этом?»

– Рано, – строгим шепотом одернула себя Кэри, но ее глаза хитро заблестели. Вспомнив, с каким удовольствием она раздавила ногу Тода Джеффа, она почувствовала себя самой счастливой на свете.

Круг закончился – Чарльз Лестон оказался рядом. Какие только романы не приписывали ему, но ни один не закончился браком… Почему? Двадцать восемь лет – хороший возраст для создания собственной семьи.

«Наверное, он ждал меня – Кэролайн Пейдж», – подумала Кэри, торопя время и события.

Глава 2

В ее квартире больше не будет разбросанных носков и рубашек, бесконечных кружек с недопитым кофе, клякс зубной пасты на раковине и крошек от песочных пирожных на столе. А покупать сырокопченое мясо она сама больше не станет. Никогда. Долой сырокопченое мясо! К черту его!

Утром осторожно, крадучись пришло осознание того, что навсегда утерян не только рецепт лаймового соуса, но и Пьер тоже. Начались скучание, тоска и раздражение… Александра, сославшись на сильную головную боль, не пошла на работу. Несмотря на августовскую жару, закрыла все окна, достала из верхнего ящика прикроватной тумбочки пачку одноразовых носовых платков и немного порыдала. Не очень-то получалось рыдать. «Слезы – не мой конек», – сокрушенно вздохнула она, желая отчаянно поплакать. Вдруг бы помогло и стало не так больно и тяжело. «Он же говорил… Так было хорошо… А теперь так не будет… Украл, все украл… Он же знал, что это для меня значит!»

Голова была пустой, и в ней больше ничего не складывалось, не соединялось, не перемешивалось, не жарилось, не варилось, не запекалось и даже не поливалось маслом. Тишина. И сердце не откликалось, молчало.

«Господи, я ничего не смогу придумать… Не успею и не смогу…» Для того, чтобы начать все заново и сотворить хоть что-то, требовалось вдохновение. Именно такое, какое бывает у художников, писателей и поэтов. А иначе – пустота. Старайся, ерзай, да хоть кряхти – пустота.

«Мы же вместе победили в первом туре… Он помогал!» А теперь рядом с ней нет человека, которого можно пригласить в команду. То есть коллег полно, но это совсем другой расклад, не те ощущения, не тот ритм… Кто-то уехал, кто-то занят, кто-то не справится.

Послышался телефонный звонок – виолончели, тромбоны, скрипки. Александра вздрогнула, посмотрела на мобильник и пришла к сокрушительному выводу, что у нее начались слуховые галлюцинации. Это нервы, нервы, нервы… Пьер никогда не наберет ее номера – у него теперь другие планы на жизнь. Форменная скотина.

– Если позвонит мама и…

И грянули виолончели, тромбоны, скрипки! «Мама» – горело на экране мобильника.

– Не сейчас, только не сейчас, – взмолилась Александра, протянула руку и взяла телефон. – Да, слушаю.

– Здравствуй, как твои дела?

– Перезвони на домашний, пожалуйста.

– Ты дома? Что-то случилось? Ты больна?

– Я рассталась с Пьером.

Раздались гудки, а затем запел уже домашний телефон. Скрывать правду не имело смысла, это был случай не из разряда: «поссорились, помирятся».

– А я всегда тебе говорила, что ничего хорошего из ваших отношений не выйдет. Ты сильно переживаешь? Как это произошло?

– Он просто ушел, и все, – Александра торопливо опустила подробности.

– Тебе необходимо отвлечься и развеяться. Поездка за город – это то, что нужно! Надеюсь, он у тебя ничего не украл? – деловито осведомилась Антонина Игоревна.

– Нет, конечно.

«Он украл все, абсолютно все, что мне было нужно для счастья! И я еще умудряюсь скучать по этому негодяю…»

– Я поговорила с Константином, к сожалению, он не хочет нам помогать. Якобы он находится в тяжелом, плачевном состоянии. Видите ли, ему месяц назад исполнилось сорок шесть лет, а его жена ждет двойню. И телефон этого Уфимцева он не нашел… Черствость и эгоизм! Я очень разозлилась на Константина и пожелала ему еще и тройню! – Антонина Игоревна фыркнула. – А нечего было жениться на молодой. Жена младше почти на двадцать лет. Так ему и надо! В общем, как ни крути, а придется тебе ехать…

«За костяным гребнем» – отозвалось эхом в голове, и Александра очнулась от страдальческих дум.

– Мама, я только что рассталась с Пьером… О чем ты говоришь?

– Ты встретишь другого мужчину в сто раз лучше. А сейчас тебя ждет наследство.

– Меня уже ничего не ждет…

Мысль оборвалась, а затем вспыхнула и обожгла мозг. Александра откинула одеяло, сунула ноги в мягкие коричневые тапочки с белыми помпонами и замерла.

«Единственное что я знаю, так это то, что в книге есть рецепт. Вроде рыбный… Неважно. Вот я и подумала, раз твоя Александра день и ночь жарит котлеты в ресторане, то ей будет интересно почитать».

Раньше эти строки письма пролетали мимо ушей, не задерживаясь. Они тонули вместе с путеводителем и революционерами в океане ненужности, а теперь вот всплыли и настойчиво маячили на поверхности.

Александра отправилась на кухню медленно, но затем ее шаг стал торопливее.

– У тебя депрессия, но это пройдет. Пьером больше, Пьером меньше. Кто считает этих Пьеров! Хотя мне не нравится частая смена партнеров. Кажется, это сейчас так называется?

– Каких партнеров? – не поняла Александра.

– Саша, ты опять витаешь в облаках!

– Как, ты сказала, зовут нового владельца дома? Дачного дома тети Киры?

– Глеб Уфимцев. А что? Ты надумала и поедешь?

Да какая разница? Почему бы и не поехать… Взять себя в руки и работать она не может, в четырех стенах ей плохо, потому что нет разбросанных носков, нет крошек.

– Посмотрим… А его телефона, значит, нет?

– Нет. Константин свое наследство получил, а о нашем голова не болит. Ну, надеюсь, скоро у него заболит кое-что другое.

– Что именно? – спросила Александра.

– Его большие уши. Близнецы – это тебе не шуточки!

– Наверное, мне понадобится письмо, как доказательство… Это все ужасно спорно, а со стороны вообще выглядит нелепо. И не только со стороны. Никто не обязан пускать меня в свой дом, а уж давать возможность порыться в вещах…

– Это последняя воля твоей крестной матери, – надавила Антонина Игоревна.

Александра открыла дверцу холодильника и посмотрела на пустые полки – сапожник без сапог. «А если действительно я найду в сундуке рецепт? На английском языке… Какого года издания эта книга? Она же рукописная… Нет, вряд ли это книга. Не миллион же ей лет! Это чьи-то заметки. Но чьи? Вдруг там что-то стоящее… И это стоящее можно возвести в квадрат… Поехать или не поехать?»

Условия, выдвинутые организаторами конкурса, допускали приготовление блюда по рецепту, созданному совместными усилиями. Главное – оно должно быть новым. Некоторые рестораны в рекламных целях собирали команду профессионалов, которая трудилась над шедевром день и ночь, а представляли результат шеф-повар и его помощник. Подобная тактика приводила к хорошим результатам, но сама Александра относилась к одиночкам и делить победу ни с кем не хотела. Только с Пьером, но и это уже в прошлом.

– Хорошо, я поеду. Завтра суббота, возможно, хозяин и дома. Но я очень сомневаюсь, что сундук еще жив. – Она посмотрела на стол и тяжело вздохнула, не обнаружив ни одной крошки. «Нет, мужчин в моей жизни больше не будет. С меня хватит», – твердо решила Александра.

Утром пришлось признать – она сошла с ума. Как в сказке: пойди туда, не знаю куда, и принеси то, не знаю что. Обычно такие задания давались Иванушкам-дурачкам.

– Иванушки, правда, всегда возвращались целыми и невредимыми и приносили царю какую-нибудь диковину, – выдавив на щетку зубную пасту, посмотрев на себя в зеркало, рассудительно произнесла Александра. Но тут же вновь усомнилась в здоровье своего рассудка.

«Представляю, как я буду выглядеть… А письмо тети Киры – доказательство моих прав… Вообще кошмар и стыд. Я, видите ли, жарю котлеты с утра и до вечера, – В душе Александры раздулась профессиональная гордость. – Да я придумываю то, чего никогда не было! При-ду-мы-ва-ла…»

Она принялась чистить зубы так, точно это были закопченные кастрюли нерадивого трактирщика. Каждую секунду она прислушивалась к себе, надеясь ухватить ту нить, которая связывала ее с тайнами кухни, но, увы, того приятного томительного волнения и непокоя в ней больше не было. Ноль ароматов, ноль идей, ноль вкусовых ощущений.

Александра прополоскала рот, выплюнула воду, умыла лицо и направилась в комнату.

– Пьер, ты самый настоящий подлец. Ты украл у меня вдохновение.

«Я поеду, поеду в это Лукоморье, – твердила она через пять минут, собираясь в дорогу. – В письме все подробности, и какая разница, что подумает обо мне какой-то там Уфимцев. Да, я иногда жарю котлеты… Но это самые лучшие котлеты! Самые вкусные!»

Нервы натянулись, и Александра стала собираться еще быстрее.

– Я еду туда, не знаю куда, и обязательно привезу то, не знаю что. Как в сказке.

Она все же набрала еще раз номер Пьера и терпеливо выслушала сообщение о том, что он недоступен. Как мог он где-то отдыхать, загорать, пить хорошие вина, смеяться и не вспоминать о ней? И о своей подлости не вспоминать. Разве можно жить весело после такого? Пусть бы Пьер вернул папку почтой или подбросил как-нибудь. И она бы знала – ему стыдно, он сожалеет, он больше никогда не будет поступать подобным образом… Но он же не пришлет. И не подбросит.

– Если хочешь, я поеду с тобой, – неожиданно предложила Антонина Игоревна, когда Александра заехала к ней за письмом.

– Спасибо, нет. Я сама.

Если бы она согласилась на это предложение, то тогда бы тромбоны и виолончели поселились в ее голове навсегда.

«Здравствуйте, Глеб. Моя троюродная тетя оставила в этом доме сундук с несметными богатствами, не подскажете, в каком углу он стоит?» Двигаясь в сторону МКАД, Александра с грустной иронией подбирала слова для разговора с неведомым Уфимцевым. «Собственно, мне нужен только костяной гребень для мамы и одна книжка на английском языке. Вы же все равно не знаете английского, отдайте ее, пожалуйста, мне по-хорошему».

– Он выставит меня за дверь, и будет прав, – пришла к неутешительному выводу Александра.

«Представляю, как будет смешно, если я все же раздобуду эту книгу и окажется, что речь шла всего лишь о рецепте жареной мойвы».

До дачного участка Александра добралась за сорок минут. Хлопнув дверцей машины, одернув тонкую белую кофточку, она огляделась по сторонам. Поселок был старый – кругом росли раскидистые яблони и груши, облепиха, вишня, слива, и вся эта зелень в основном окружала дома, построенные лет двадцать назад. В глаза бросились лишь три новых высоких кирпичных дома, один из которых находился в процессе строительства и пока не мог похвастаться наличием крыши и застекленных окон.

«Если один из них мой, то время потрачено зря, – с тоской подумала Александра. – От сундука и щепок в таком случае не осталось».

Адрес был торопливо написан на конверте, и она достала его из сумочки, чтобы освежить в памяти номер дома и путь к нему.

– Свернуть сразу после сторожки, – тихо произнесла Александра. Взгляд остановился на конуре, из которой высовывалась лохматая морда собаки. – Понятно…

Александра вернулась за руль и поехала дальше. Три новых дома находились правее, и в душе забрезжила надежда, что дом тети Киры остался нетронутым. Если хозяина нет, то она обратится к соседям, возможно, они помогут дозвониться до Уфимцева.

«Я приехала забрать то, что принадлежит мне», – приободрила себя Александра, но, вспомнив содержание письма, издала еле слышный стон отчаяния. «Маргарита рассказывала, что она у тебя до сих пор не замужем и с утра до вечера жарит котлеты в ресторане. В ее неустроенной жизни, конечно, есть и твоя и моя вина, но разговор сейчас не об этом…» Как такое можно дать прочитать совершенно постороннему человеку? Да к тому же – мужчине. Хорошо, если этот Уфимцев древний подслеповатый дед, глядишь и перепрыгнет через пару строчек, а если нет?

«Всего лишь минута позора, всего лишь минута позора… – занялась самовнушением Александра. – А вот и дом тети Киры – номер двадцать пять».

Старый забор был свежевыкрашен в веселенький голубой цвет, калитка – в желтый. Странный выбор, но хозяина такое сочетание, видимо, устраивало.

Дом никто и не думал сносить или перестраивать, он возвышался над заросшим травой участком и демонстрировал всем и каждому облупившуюся зеленую краску на стенах, изогнутую антенну на крыше, выцветшие занавески на окнах и приоткрытую коричневую дверь.

«Он здесь, – подумала Александра. – А вдруг получится поговорить с его женой или матерью… Было бы проще». Ей мгновенно захотелось оказаться на кухне своего ресторана среди привычных вещей и продуктов. Она бы сейчас нарезала тонкой соломкой отварную говядину, добавила бы соломку дайкона… Александра замерла, надеясь, что вот сейчас, в эту минуту к ней вернется вдохновение!

Но… Да, она знает, что добавить к говядине и дайкону, но это знание идет от головы, а не от сердца…

– Ладно, нечего тянуть, – буркнула она и громко произнесла: – Добрый день! Могу я поговорить с Глебом Уфимцевым?

«Хорошо бы письмо не пришлось показывать. Кому нужен старый сундук, набитый чужими пыльными вещами?»

Кэри знала, что очень часто неосторожные торопливые поступки приводят к разочарованию. То есть один человек вполне может сильно изумиться, почувствовать некоторую растерянность и затем изменить свое отношение к другому человеку. Но в тот момент, когда она брала лист бумаги и перо, она вовсе не рассматривала свои действия как недопустимые или опрометчивые. Скорее – смелые! Нет, нет, она не собирается писать о своих чувствах (ни за что на свете! и нужно еще разобраться в них…), ее послание будет кратким, сдержанным и немного дружеским. Всем приятно получать письма, а значит, Чарльз Лестон уж точно не расстроится, взяв в руки конверт. Если бы она объяснилась в следующих вдохновенных фразах: «о мой единственный и неповторимый!» или «вы точно солнце озарили мою жизнь!» (такое послание, по слухам, написала своему возлюбленному Эдит Кук, но письмо перехватила тетушка молодого человека), то позор, бесспорно, был бы неминуем, а если о погоде… То беспокоиться не о чем.

– Он мог бы и сам мне написать, – легко произнесла Кэри, устраиваясь за столом.

«Но не написал же», – скрипнул в душе ответ.

– Не успел. И он не знает подробностей моей жизни.

Если посмотреть на Дафну, то сразу станет ясно, что мимо нее никакая корреспонденция пройти не может.

«Тогда почему же ты надеешься на ответ?»

– Он же сказал, что я красивая…