Девятая рота (сборник) Коротков Юрий
— Бражка… перестояла… — рыдающим голосом сказал Помидор. — Четыре канистры… — Он показал оторванную ручку. — На праздник берег…
Полковник захохотал, и через секунду весь городок покатывался со смеху, глядя на несчастного Помидора. Кто-то первый дал очередь трассерами в небо, остальные подхватили — стреляли из автоматов, пистолетов, ракетниц, и этот неожиданный салют расцветил небо над крошечным, обнесенным колючкой клочком земли посреди огромной темной долины, среди настороженно молчащих гор…
Две бронемашины по краям и несколько грузовиков шли по ущелью.
Пацаны притаились за камнями у дороги. Пропустили головной БТР, дождались середины колонны.
— Пошел! — махнул Афанасий.
Воробей и Джоконда на ходу запрыгнули в кузов и стали выбрасывать картонные ящики в руки бегущих рядом с машиной пацанов. Один ящик не долетел, упал на землю, консервы раскатились по дороге. Потом все с добычей рванули вверх по склону.
Кто-то из солдат на броне замыкающего БТРа дал очередь вслед поверх голов.
— Я те, блядь, постреляю, чмырь поганый! — обернулся Афанасий и пустил ответный веер трассеров.
Солдат крикнул что-то в открытый люк. Башня БТРа, опустив ствол, развернулась.
— Ложись! — Пацаны, бросив ящики, попадали за камни. Солдаты злорадно захохотали, показывая размашистый жест от локтя.
Вечером пацаны сидели у землянки на позиции, обжигаясь, ели из котелков.
— Вот уроды, а? — сказал Чугун, кивнув вниз. — Вот так свои же за ящик тушенки подстрелят, за полгода до дембеля.
— Тебе до дембеля, как до Китая раком. Про дембель он думает! — ответил Хохол. — Это нам с Афанасием чемоданы пора паковать.
— А зря все-таки, пацаны, — сказал Воробей. — Одно дело у Помидора тырить. А эти, может, в тот гарнизон повезли, Ашоту с Лехой.
— Давай, Воробей! — Чугун выскреб котелок и бросил на землю. — Поучи жизни. Люблю послушать на сытое брюхо!.. Вы знаете, кто у нас Воробей? Ну, скажи, пернатый!
— А чо мне стесняться-то? — неловко пожал плечами тот. — В педагогическом, на филфаке…
— Он учителка у нас! — пояснил, ухмыляясь, Чугун.
Хохол заржал.
— А что смешного-то? — насупившись, спросил Воробей.
— Да нет… Попался бы ты мне в школе! К нам учителя в класс заходить боялись!
— Слышь, Воробей, а сколько у вас пацанов на курсе? — спросил Афанасий.
— Трое.
— А баб?
— Пятьдесят две.
Тут уже захохотали все.
— Ну, пернатый! Тихоня! В цветник залез! Всех перетрахал или на потом заначил?
— Да вы что, пацаны! — укоризненно развел руками Джоконда. — У него ведь Оля!
— Вот гадом буду — специально приеду, посмотрю, что за Оля такая? Чудо природы, — сказал Хохол.
— Погоди, — сказал Афанасий. — Ну, Воробей с указкой у доски торчать будет, как дятел. Джоконда — понятно. Чурка людей будет кромсать, — махнул он на Курбаши.
— Не, людей не буду больше, — откликнулся тот. — Вот так уже, — провел он пальцем по горлу. — Я опять ветеринаром. Овцы, кони — с ними спокойней.
— А ты куда, Лютый?
— Да все равно, — пожал плечами тот. — Где квартиру дадут… Жить как-то надо? Зацепиться бы только, не загреметь за пацанами на зону.
— Чугун?
— А у меня медовый месяц будет, — мечтательно улыбнулся тот. — Если дождется. А остальное — по фигу.
— А ты, Пиночет?
— У меня брат торгует, отец торгует, его брат торгует, — начал загибать пальцы тот. — И я торговать буду.
— Чем торговать-то?
— А что купят. Хоть машины, хоть помидоры. У нас денег нет — ты не человек совсем. Не женишься даже.
— А ты, Хохол? — спросил Лютый. — Дембельнешься — что делать будешь?
Тот ковырял спичкой в зубах, глядя на первые звезды, высыпавшие на ночном небе.
— Пить буду, — коротко ответил он.
— Ну, это понятно. Неделю попьешь, а потом?
— Опять пить буду.
— А дальше?
— И дальше буду. Пока не забуду все это, — повел он головой вокруг. — Тогда встану, харю умою — и по-новой жить начну…
Осторожно переступая через спящих пацанов, Джоконда достал из рюкзака папку, коробку с красками и кистями и в одном тельнике вышел из землянки. Здесь были густые предрассветные сумерки, ущелье до краев наполнено было настороженной, чуткой тишиной, солнце еще пряталось за горами, и только между вершинами хребта небо наливалось нежным лазоревым светом.
Старший караульной смены, привалившийся спиной к наружной стороне кладки, оглянулся, приподняв автомат.
— Кому не спится в ночь глухую? — лениво спросил он. — Дернуть оставь.
Джоконда еще раз затянулся и; протянул ему папиросу. Тот оторвал зубами мундштук, выплюнул.
— Первый, второй — свои! — крикнул он в темноту и сунул бычок в рот.
Джоконда прошел мимо бредущего по тропе часового.
— Не спи, козленочком станешь!
— Да пошел ты…
Джоконда спустился ниже по склону, выбирая место. Сел, пристроил на камень лист картона с карандашным наброском, разложил кисти и открыл тюбики с краской, выдавил несколько на палитру, нетерпеливо поглядывая на розовеющее над горами небо…
— Первый! — донесся крик.
— Первый — да! — ответил часовой. Он прошел еще пару шагов, когда из-за камней вдруг послышался негромкий булькающий звук. Часовой вздрогнул и остановился, медленно обернулся — между бровей у него темнела маленькая круглая точка, и из нее уже струилась по переносице кровь — и повалился набок…
Между вершинами прострелили узкие лучи солнца, окутанные легкой дымкой. Джоконда быстро мешал краски, наносил на картон первые мазки…
Второй часовой дошел до конца тропы, не торопясь, повернулся — и тут сзади со свистом его горло обвила тонкая плетеная металлическая нить с грузиком на конце. Рывок — и из перерезанного до позвонков горла ударил фонтан крови…
Джоконда, нетерпеливо закусив губу, лихорадочно писал, жадно, цепко поглядывая на рассветное небо… Вдруг замер с протянутой к холсту кистью, уставившись в одну точку. Потом, не поворачивая головы, повел глазами вбок — и стал медленно, сантиметр за сантиметром, оседать вниз. Присел за камнем, опершись рукой на палитру, отчаянно глядя в сторону позиции, прикидывая расстояние. Пригнувшись, бесшумно ступая, двинулся вперед.
Из-под ноги у него сорвался, загрохотал под гору камень — и он вскочил, уже не скрываясь, бросился бегом.
— Атас! Атас, пацаны!! Духи!!
Ударила очередь — он качнулся, будто споткнувшись, не добежав нескольких шагов до позиции, схватился руками за голову, повел ладони вниз, размазывая по лицу кровь вперемешку с краской, и упал навзничь, открытыми глазами к небу.
Послышались первые ответные выстрелы — пацаны вылетали из землянок в накинутой наспех, не застегнутой броне, с ходу стреляли по мелькающим у самой кладки духам. Чугун в броске дотянулся до своего пулемета, рванул затвор и всадил очередь в выросшую прямо над ним фигуру.
— «Черные аисты»! — раздался отчаянный крик сразу нескольких голосов.
Бойцы наконец разбежались по окопам, расстреливая в упор длинными очередями, забрасывая гранатами одетых с головы до ног в черное арабов. Те, отстреливаясь, стали отходить к россыпи камней. Воробей и еще несколько пацанов послали навесом вдогонку заряды из подствольников.
На короткое время наступила передышка. Бойцы застегивали бронежилеты, передавали по цепочке подвески с боезапасом, гранатометы.
— Хреново. Попали мы, — сказал Хохол. — Эти до последнего бодаться будут!
— Потери есть? — крикнул капитан.
— Караула всего нет!.. Петровского нет!..
— У нас двое! — донесся крик с другого края позиции.
— Радиста ко мне! — Капитан, выскочивший с автоматом по тревоге со всеми вместе, побежал обратно в свою землянку.
От камней раздался глухой хлопок, второй — и над головой послышался противный шепелявый свист.
— Мины! Ложись! — заорал Хохол.
Все упали на дно окопов, вжимаясь в стены. Мины рвались одна за другой, разнося кладку, засыпая бойцов камнями и песком, осколки с визгом рикошетили во все стороны. Где-то закричал раненый, донесся истерический вопль:
— Курбаши! Курбаши, сюда!
Курбаши, пригнувшись, наступая на лежащих бойцов, побежал по окопу.
Капитан надел протянутые радистом наушники, схватил микрофон.
— Первый! Первый! Я — девятка!..
Мина пробила потолок и разорвалась в землянке. Радиста подбросило взрывной волной и отшвырнуло в сторону. Капитан с размаху ударился спиной в стену, он сполз на пол, из-под наушников потекли по шее две струйки крови…
Вся позиция окуталась густыми клубами пыли.
— Капитан где? — крикнул Хохол. — Воробей, в землянку, по-шустрому! Они нас разутюжат здесь! — Он, выждав паузу между разрывами, приподнялся, глянул в бинокль. — Один в ложбине за камнями — полтораста на ту вершину! — указал он. — И второй там же! К миномету!
Минометчики на коленях в своем окопе развернули трубу, опустили снаряд и пригнулись, заткнув уши. Миномет коротко подпрыгнул на месте. Далеко за камнями ударил взрыв.
— Ниже двадцать, лево пятьдесят! — крикнул Хохол, не отрываясь от бинокля.
Команду передали по цепочке. Минометчики подкрутили прицел, второй снаряд ушел по крутой дуге и разорвался в ложбине.
— Один накрыли! — заорал Хохол. — Ништяк, пацаны! Право двадцать!
— Право двадцать! — понеслось по цепочке.
Заряжающий поднял снаряд, и в этот момент рядом грохнул взрыв. Мина сдетонировала в руках у бойца, тяжелая труба миномета, кувыркаясь, взлетела в воздух в облаке дыма и песка…
— Капитана убили! — донесся крик Воробья.
Хохол бросился к нему. Воробей сидел на корточках в развороченной землянке напротив Быстрова. Тот, откинув голову к стене, пристально смотрел на него мертвыми глазами из-под тяжелых век. Хохол стащил с головы капитана наушники, безнадежно пощелкал переключателями разбитой рации.
— Идут! — раздался крик сразу в несколько голосов.
Хохол и Воробей, пригнувшись, пробежали напрямик через открытое пространство и скатились в окоп у разрушенной наполовину кладки.
Наемники поднялись из-за камней и под прикрытием тяжелых пулеметов пошли в атаку, обходя позицию с трех сторон.
— Кто из офицеров остался? — заорал Хохол. — Есть кто-нибудь?
Бойцы оглядывались в окопах. Молоденький лейтенант, командир первого взвода, панически оглянулся вместе со всеми и наконец крикнул:
— Рота, слушай мою команду! Короткими — огонь! — и тут же повалился назад с пробитой каской.
Десантники припали к автоматам, ловя в прицел черные фигуры. Кто-то из арабов падал, тут же через него перешагивал следующий.
— Блядь, да сколько же их?! — истерически крикнул кто-то.
В окопы полетели гранаты, раскидывая бойцов. Надрывно закричали раненые. Курбаши, весь вымазанный в крови, торопливо перетягивал кому-то жгутом культю оторванной ноги.
Чугун, широко поводя стволом, поливал из пулемета. Наемники уже прыгали через кладку в окопы. Чугун поднял пулемет наперевес, дал очередь в одну сторону и в другую. Пулемет заклинило, он дернул затвор, потом перехватил тяжелый пулемет за ствол — раскаленный металл зашипел, сжигая ладони — и со всего замаха ударил перевязанным прикладом по голове приближающегося противника. Приклад разлетелся в щепки. Он махнул огрызком в другую сторону, получил очередь в упор, сполз по стенке и повалился набок, судорожно ловя ртом воздух, глядя широко открытыми глазами на мелькающие на бегу у самого лица подошвы грубых ботинок.
В тесном окопе началась рукопашная. Курбаши обернулся, выхватил из высокого ботинка казахский нож, нырнул под руку арабу и всадил острое, как бритва, лезвие ему под бронежилет. Воробей, как учили, встретил прыгающего наемника стволом в живот, торцом магазина в лицо, выстрелил в упор и дал очередь вверх, в следующего. Пиночет сцепился со здоровенным арабом, прижал к стене и, напружинив шею, ударил лбом в переносицу. Кровь брызнула ему на лицо, ослепленный противник осел, и Пиночет вогнал ему штык сверху в шею. Афанасий рубился заточенной саперной лопаткой. Хохол могучими ручищами насмерть обхватил хрипящего араба за горло. Лютый прикладом раздробил противнику челюсть, сам получил удар сзади и на мгновение поплыл, отшатнулся, прислонившись к стене окопа, растерянно озираясь кругом — на смазанные движением переплетенные тела, залитые по локоть кровью руки, оскаленные рты и горящие нечеловеческой ненавистью глаза, крик и мат на всех языках, тяжелое дыхание, лязг железа и стон затоптанных раненых…
Глава 17
Оглушительная тишина царила в ночных горах. Луна заливала мертвенным голубоватым светом разрушенную позицию с редкими островками уцелевшей кладки, тела убитых, разбросанные на всем пространстве от самых дальних окопов до каменной россыпи.
Пацаны сидели на дне окопа, курили, выдыхая вниз и сразу разгоняя дым ладонью. Хохол поднял ракетницу и выстрелил. Красный огонек повис над темным ущельем.
— Да без толку. Нет никого, — сказал Афанасий. — Ракеты побереги, может, пригодятся еще…
— Должны же они подойти когда-нибудь! Если на связь второй день не выходим.
— Эй, шурави! — раздался крик от камней. — Уходи! Я не стреляй! Живой уходи!
Хохол приподнялся и выстрелил на звук из подствольника. Граната разорвалась между камней. С той стороны ответили очередью. Трассеры прочертили темноту над кладкой, и опять все стихло.
— Слушай, а что они все из автоматов поливают? — спросил Лютый. — Мины-то, видно, кончились, но у них же гранатометов полно еще.
— Колонну ждут. На нас не тратят пока.
— Послушайте, а что, если действительно уйти по-тихому, пока темно? — спросил Воробей. — Вон по окопам — и вниз. Пока они хватятся… А мы навстречу пойдем, предупредим. Вызовут вертушки или «Град», проутюжат здесь все под ноль к чертовой матери!..
— Может, ты еще лапки поднимешь, Воробей? С белой портянкой пойдешь? — тихо спросил Хохол. — У нас приказ — держать высоту! — бешено заорал он, схватив Воробья за грудки и встряхивая. — До последнего! И они, эти пацаны, все, — указал он на мертвых бойцов, — они это понимали! А ты их тут бросить хочешь, да? Жопу свою унести? Нет, пернатый, будем держать! Зубами! Ты понял? И удержим, ты понял меня?!
Сразу несколько очередей ударили от россыпи, пули защелкали по камням над головой.
— Ты понял? — тише сказал Хохол. Он оттолкнул Воробья, перевел дыхание, хлопнул его по плечу. — Иди Андрюху смени.
Воробей, пригнувшись, подошел к пацану, стоявшему у бойницы уцелевшей кладки, взял у него бинокль.
Хохол прошел по окопу вдоль цепочки бойцов. Солдаты дремали, откинув голову, зажав автомат между ног. Курбаши сидел около парня с оторванной ногой, укутанного по горло душманским халатом.
— Холодно… Холодно… — монотонно повторял тот, зябко подрагивая всем телом.
— Потерпи еще чуть-чуть. Недолго осталось, — убаюкивал его Курбаши, с трудом открывая слипающиеся глаза. — Скоро наши придут… Вертушка за тобой прилетит, Ташкент повезет… Там хорошо… тепло… медсестричка в халатике…
Хохол вернулся на место.
— Сколько до рассвета?
— Часа полтора.
— Скоро начнут, — сказал он.
С первым рассветным лучом ударил взрыв, второй, третий, разнося по камешку то, что еще оставалось от позиции.
— Все, гранатами бьют! — крикнул Хохол. — Терпелка кончилась!
Бойцы привставали между разрывами, стреляли по приближающимся наемникам. Хохол вынырнул с автоматом, прицелился, и в этот момент прямо перед ним разорвалась граната, он отлетел к стенке окопа, схватился руками за лицо — между пальцев ручьем полилась кровь.
— Курбаши! — не отрываясь от автомата, крикнул Лютый. — Курбаши, сюда!
Он пробежал по окопу — Курбаши с перерезанным осколком горлом лежал поперек безногого парня.
Оба пустыми глазами смотрели в небо.
Арабы уже прыгали в окопы. Пацаны, пригнувшись, отступали в обе стороны, отстреливаясь из-за каждого утла. Лютый срезал в упор одного наемника, второго, потом выдернул чеку зубами и бросил за угол гранату. Чуть приподнялся и выглянул наверх.
Над извилистыми ходами, прорытыми на плоской позиции, тут и там мелькали каски бойцов и арабские платки. Никто не рисковал выскочить на открытое пространство, противники перестреливались через всю позицию, перебегая с места на место, по очереди выныривая по плечи с автоматом и снова приседая. Кувыркаясь в воздухе, перелетали из окопа в окоп в обе стороны гранаты.
Неожиданно из занятых арабами ходов вымахнул наверх Воробей и побежал к своим. Тотчас очередь прошила ему ноги, он упал, выронив автомат, и пополз, упираясь локтями.
— Давай, Воробей! — отчаянно заорал Лютый. — Давай! Сюда!
Еще несколько пуль попали в Воробья, он сел — один посреди голой позиции — и заплакал. Он сидел, сжавшись, прижав руки к груди, смотрел на своих и беззвучно плакал, как потерянный, забытый взрослыми ребенок.
— Сюда, пернатый! Ползи, Воробей! Сюда! — орали сразу несколько голосов. Бойцы встали, поливая длинными очередями ходы вокруг него, не давая наемникам поднять голову.
Арабские платки Мелькали над окопами, приближаясь к нему. Воробей по-прежнему, не оглядываясь, смотрел на своих. Потом отнял от груди дрожащие руки и протянул, как оправдание, на открытых ладонях гранату.
Раздался взрыв. Лютый заорал, выскочил наверх и кинулся вперед, стреляя от бедра, крича и не умолкая ни на секунду. Следом рванулись остальные — кто-то сразу падал, поймав пулю, другие бежали, расстреливая сверху мечущихся по окопам наемников, бросались на них с разбегу. Лютый спрыгнул вниз, араб бросил в ужасе автомат и побежал от него. Лютый догнал, повалил его и, не переставая орать в лицо оскаленным ртом, стал бить головой о камни.
Пиночет соскочил в окоп, наемник обернулся и выстрелил в упор. Пиночет качнулся, выронил пушку — и пошел на него. Араб, отступая, стрелял очередями — Пиночет, изрешеченный пулями, как робот, надвигался на него, ругаясь по-своему с выкаченными бешеными глазами, брызжа кровавой слюной с губ. Вцепился мертвой хваткой в горло, навалился на него, и только когда затих последний судорожный хрип, безжизненно обмяк и уткнулся головой ему в грудь.
Арабы не выдержали и побежали. Лютый дал очередь вслед, один взмахнул руками и повис на камнях.
Неожиданно наступила тишина. Лютый замер, затаив дыхание, прислушиваясь.
— Эй! — наконец окликнул он. — Есть кто живой?
— Я!
— Я здесь! — Над кромкой окопа показалась одна каска, другая, потом еще с другой стороны.
— Духов нет?
— С этого краю нет.
— Здесь тоже вроде…
Они, пригибаясь за камнями, оглядываясь, обошли разгромленную позицию. Земля сплошь была усеяна стреляными гильзами, покореженным оружием и телами убитых — своих и чужих. В дальнем окопе лежали несколько бойцов с задранными на голову тельняшками и вырезанными во всю грудь кровавыми звездами.
— Суки… — всхлипнул Афанасий. — Суки… Суки!! — в истерике заорал он и вскочил, поливая от бедра камни, за которыми засели арабы, крича что-то перекошенным ртом. С той стороны раздалась ответная очередь.
Лютый стащил его вниз, вырвал из рук автомат. Афанасий бился в истерике, кричал и рвался обратно, Лютый несколько раз с силой ударил его кулаком в лицо. Тот наконец затих и заплакал, обхватив голову и раскачиваясь вперед и назад.
— Кто старший остался? — спросил Лютый.
Бойцы переглянулись.
— Никого.
— Слушай мою команду! — крикнул он. — По порядку рассчитались с того края!
— Первый!.. Второй!.. — послышались голоса. — Третий! Четвертый!.. Пятый!.. Шестой!..
— Седьмой, — откликнулся Афанасий.
Лютый подождал еще, оглядываясь.
— Восьмой! — закончил он счет. — Я с Афанасием здесь, остальные обошли всех, собрали патроны, что осталось! Ловушки смотри в оба!
Бойцы начали обходить мертвых — сперва осторожно просовывали руку под тело, шарили там, потом снимали рожок с автомата, дергали затвор, выбрасывая патрон из ствола, обыскивали карманы и подвески. Духи время от времени постреливали, заметив движение. Пули высекали осколки из камней, били в мертвые тела.
— Вода, пацаны! Вода! — Кто-то из бойцов нашел у землянки резиновую флягу, торопливо открутил пробку, поднес ко рту.
— Не трожь! — крикнул Лютый.
Боец смотрел безумными глазами то на него, то на плещущуюся во фляге воду. Лютый подскочил, выхватил флягу.
— Отравить могли. — Он выплеснул воду на землю…
Потом в окопе они выщелкали патроны из рожков в каску и поделили на восемь.
— По двадцать на нос. Четыре гранаты. Еще шесть подствольных.
— Кранты, — спокойно сказал кто-то. — На один раз отбиться не хватит.
— Арабы бешеные…
Солнце зависло над высоткой, будто время навсегда остановилось в полдень. На всей позиции не было ни пятнышка тени. От раскаленной земли струился обжигающий легкие воздух. Один боец посматривал в сторону духов, остальные неподвижно сидели на дне окопа, привалившись спиной к стене, распахнув броню, закрыв лица полями панам, тяжело дыша пересохшим ртом.
— Чо молчат-то? Может, ушли? — не открывая глаз, спросил Афанасий.
— Да нет… сидят…
— Сколько времени?
— Хрен его знает. Часы стали…
— Они не уйдут, — сказал Лютый.
— Скорей бы уж тогда, — подал голос кто-то. — Чего тянут-то?..
— Ничего… — ответил Лютый. — Они тоже там на солнышке…
Боец присмотрелся в бинокль.
— Слушай, они там скучковались, человек пять. Может, достану из под-ствол ьн и ка?
— Не тронь говно — вонять не будет, — откликнулся Афанасий. — Может, дотянем до своих.
— Где они, свои? — спросил кто-то. — Второй день уже… Одну бы вертушку. Только одну вертушку…
Снова повисло молчание. Афанасий вдруг гыкнул, затряс плечами от беззвучного смеха.
— Чо ты? — скосил глаза Лютый.
— Слышь, чо подумал… Где-то люди живут… по улицам ходят… Странно, правда?..
И снова молчание.
— Засуетились вроде, — сказал боец с биноклем.
Лютый тяжело поднялся, достал из кармана оптику от СВД, глянул.
— Готовятся, — сказал он. — Рота, к бою!
Бойцы зашевелились, застегивали бронежилеты, снимали панамы, надевали каски, поднимались, опираясь на приклад автомата. Уже невооруженным глазом видно было, как стягиваются духи к крайнему ряду камней.
— Сейчас пойдут, — спокойно, даже равнодушно сказал кто-то. — Пиздец нам.
— Знать бы, который из них Усама, — сказал Афанасий. — Глотку перегрызть напоследок.
Лютый, прижавшись щекой к прикладу, положил подбородок на камень, опустил глаза. Песчинки — каждая, оказывается, своей причудливой формы и цвета — перекатывались, разбегались кругами от его дыхания. Из-под приклада выбежал бронзовый жучок. Лютый закрыл ему дорогу пальцем. Тот деловито ощупал усиками огромный, как гора, палец, вскарабкался на него, спустился с другой стороны и побежал дальше по своим важным делам…
От камней раздался гортанный крик. Лютый поднял глаза, резко втянул воздух, раздувая ноздри, щуря глаза, готовясь к бою. Бойцы, оскалившись в застывшей на почерневших губах улыбке или играя желваками, подрагивая от напряжения, ждали.
Наемники пошли в последнюю атаку. Их было уже немного, но все же гораздо больше, чем то, что осталось от девятой роты. Они тоже давно потеряли счет убитым, счет времени, представление о цене своей и чужой жизни, для них тоже весь мир сжался до этого клочка выжженной каменистой земли, они тоже валились с ног от жары, отчаяния и нечеловеческой усталости, — и они первые не выдержали, встали в рост и пошли, стреляя от бедра и призывая на помощь аллаха.
— Ну чо, пацаны, махнем по последней? — крикнул Афанасий.
Лютый вскочил из своего укрытия, оглядел лежащую за кладкой редкую цепочку бойцов и заорал, надсаживая голос:
— Рота, слушай мою команду! ВДВ, вперед!
Бойцы поднялись и с яростным криком бросились за ним навстречу противнику.
Две цепи солдат, две волны ненависти стремительно сближались на вершине — кто-то из пацанов закинул голову и упал в рост — и в этот момент земля между ними дрогнула и взметнулась вверх. Пара «грачей» с ревом пронеслась над самой головой и заложила крутой вираж над ущельем. Следующая пара ударила ракетами по разбегающимся в ужасе наемникам, накрыла их стеной разрывов. Горело все — земля, одежда и волосы убитых. Солнце бледным пятном едва просвечивало сквозь черный дым.
Лютый в засохшей на камуфляже своей и чужой крови оцепенело стоял на вершине, держа автомат в бессильно опущенной руке. Снял и уронил под ноги каску. Из ущелья рядом с ним поднялась и зависла над самой головой ощетинившаяся пушечными стволами вертушка. Струи воздуха от гигантских лопастей рвали в клочья дым, гнали песок и мелкие камни. Лютый медленно обернулся — человек и огромная машина лицом к лицу будто смотрели в глаза друг другу.
Вертолет сел, из него выпрыгивали солдаты, бежали к раненым. Следом соскочил на землю комполка, оглядывая поле недавнего боя. Лютый, очнувшись, повернулся к нему, поднес к непокрытой голове трясущиеся, сведенные усталостью пальцы.
— Товарищ полковник… Девятая рота… свою задачу выполнила… Колонна может идти… — без выражения произнес он.
Тот шагнул навстречу, с силой обнял его, прижал к себе, прокричал в ответ что-то, не слышное за грохотом винтов.
— Товарищ полковник… высота наша… колонна может идти… — как робот, повторил Лютый.
— Не будет колонны! Ты слышишь меня, боец? — крикнул тот, встряхивая его за плечи. — Почему связи не было? Ты меня слышишь?! Мы уходим!!
Читать бесплатно другие книги:
